Выспавшаяся красавица и несносный дракон

Глава 1. Открыла глаза, а там...

Глава 1. Открыла глаза, а там…

Милания

— “Долго скакал прекрасный юноша, весь мир объехал в надежде найти спящую принцессу” …

— Почему именно спящую? Не нашлось другой или принц настолько страшненький, что с ним только с закрытыми глазами поцеловаться можно? — встреваю, нагло перебив рассказчика. А что делать? Тема очень животрепещущая. Я буквально подпрыгиваю на месте, чтобы узнать подробности.

— Нормальный принц, вполне себе симпатичный, невесты за ним бегают, — бормочет чтец с видом оскорбленного достоинства. — Я могу продолжить?

— Да-да, — отрешенно отвечаю, так и не получив ответ на свой вопрос. — Простите, мы же все-таки правду пишем, а не какую-нибудь желтую прессу. Читатель должен проникнуться, поверить.

— “Преодолевал он и горы, и знойные пустыни, и противостоял ветрам — так хотел припасть к губам принцессы, чтобы освободить ее от вечного сна. Наконец добрался он до дворца, украл красавицу у свирепого дракона, пленившего девушку, привез ее в отчий дом и прижался к вожделенным губам. В тот момент принцесса открыла глаза…”

— Ну то есть я, — глубокомысленно заключаю. Задумчиво поглаживаю губы. Чего все к ним тянутся? Медом они, что ли, намазаны? Вон какой принц правильный, ждал сколько, до дома вез, воздерживался.

— Именно так, — довольно подтверждает писарь. Как бишь его? Ей-богу, забыла!

Не увидев в моем лица ожидаемого восхищения от его работы, мужичок мрачнеет.

— Окей. А что стало с драконом? — постукиваю пальцами по отполированной красной рукояти. Однако неплохую раньше мебель делали, не то что в наше время.

— Как что? Сразили на обратной дороге! — пылко хрипит писарь. — Он того… — и закатывает глаза к небу.

— Правда, что ли? — удивляюсь. Ящерица в сказках обычно не глупая, драться умеет. А тут такая участь горькая.

— Нет, конечно. Никто дракона сразить не может. Выкрали принцессу и в дом отчий привезли.

— То есть дракон нагрянуть может, злой и раздраженный? Будет мстить, меня снова заберет. Я поняла. Королевству скоро хана, — бормочу под нос, а у мужика глаза округляются от ужаса. Что меня тут защитят, верилось с трудом. — Чего так смотрите? У дракона принцессу отобрали, она ему была зачем-то нужна. Я бы тоже разозлилась на его месте. Он же старался, тырил у батюшки моего.

Порывисто вскакиваю и принимаюсь шагать по мягкому расписному синему ковру, да так быстро, что будь у меня умные часы, вмиг бы насчитали тысячу.

— Не факт, что дракон вернется, — лепечет писарь. — Может, он уже это… забыл?

— Может, и забыл… — произношу с сомнением. — Так а чего он со мной делал-то? — останавливаюсь и с самым серьезным видом гляжу на писаря. — Смотрел сутками, что ли? Или он недавно стал вегетарианцем, и жевал свой салат, глядя на меня и представляя, какая я вкусненькая?

Писарь хватается за сердце, оседает в кресло. Ему совсем не нравится, куда заводит нас двоих критическое осмысление его биографической хроники моей короткой жизни.

— Думать о таком дурно! Наверное, он ждал.

— А чего ждал? Пробуждения? Так если ждал, стало быть, и целовал, раз другим только это и было нужно? — не унимаюсь я. Вот пока я наивно верила в сказки, мне было все равно. А как дело дошло по факту, так не до смеху! Я должна все знать.

Писарь испуганно вжимается в кресло, видимо, в красках представляя, что делал чешуйчатый гад с невинной девой. Похоже, не задумывался об этом и принц, когда припадал к моим многострадальным губам. И с рептилией, стало быть, лобзалась, и с первым встречным, а по итогу ничего не помню. Даже обидно становится. Не то, чтобы я была распущенной, скорее, гиперскромной, просто первый поцелуй проспать — это надо постараться.

Ведь до вечера первого октября моя жизнь была самой обычной. И, отрубаясь на жесткой скрипучей кровати в университетской общаге, я понятия не имела, что проснусь не в себе, не у себя и с новой биографией, которая обещает оборваться при неминуемой встрече со свирепым драконом.

Что-то я забегаю вперёд. Начну сначала.

Меня зовут Милания, мне двадцать лет и на какой-то ляд я захотела стать архитектором. Все шло хорошо, пока я не поступила на бюджет. Казалось бы, с этого момента стоит радоваться. Отеческие деньги сэкономлены, старшая дочь получит приличное образование, станет человеком с большой буквы.

Какое там! На адреналине пережила первую сессию, мотивируя себя тем, что сон для слабаков. Но после второй, когда я спала не больше трёх часов в сутки, я поняла глубокий смысл фразы: "Тварь ли я дрожащая, или право имею?".

Ни прав, ни свободного времени, ничего, кроме стипендии в две тысячи рублей, я не имела. А, ну зомби с опухшими лицами и синими глазами, которые так же, как и я, преследовали преподов с вытянутыми в немой мольбе руками, друзьями сложно назвать. Скорее, однополчане в битве за попытку сдать зачёт.

Я думала, у меня есть талант к творчеству и рисованию. К первому зачёту поняла: нету. Зато руки, растущие из филейной части, максимально вдохновляли преподов на безудержный поток критики и словоблудия.

Но я не отчаивалась.

"Посплю на том свете" — говорила себе и с ещё большим рвением чертила, чертила и снова чертила…

— Тебе нельзя слететь со стипендии, не разочаровывай меня, — говорил отец, когда я звонила ему, поскольку не спать становилось невмоготу. Он у меня такой, всегда найдет нужное слово мотивации в трудную минуту.

Это все я к чему. Не помню, при каких несданной работе я уснула, но приснился мне тогда свет в конце тоннеля. И я на него пошла. Хотелось посмотреть, кто так безграмотно распределил освещение. Надо ж было по периметру…

***

— Все равно спит как мертвая, — кто-то разочарованно вздохнул над моей головой.

Мысли завихрились настоящим торнадо с лозунгом "Кого опять я разочаровала". Список-то уже немаленький, но совесть еще отчаянно бьется в агонии, когда в нем появляется новое имя.

Глава 2. Из двадцати в сорок и обратно

Глава 2. Из сорока в двадцать и обратно

Во всех фильмах ужасах герои обязательно действуют наперекор логике и здравому смыслу. А ты сидишь в зрительском кресле, орёшь и никак не можешь понять, как же они такими глупыми получились.

Мне кажется, если и существуют высшие силы, они также поражаются моему поступку. Только а чего я? Никто же не говорил, что идти на свет не надо даже во сне.

Чем больше зачитывает Хуся, чем не смешнее мне становится. Особенно когда кожа на руке краснеет от бесконечных пощипываний, от которых я не могу оторваться.

А ведь я действительно не сплю.

И так, меня зовут леди Мэл Вандельгейм. Мне как бы двадцать лет, но на самом деле сорок.

Или все-таки двадцать?

Короче, двадцать лет назад я упала в ледяное озеро, мое сердце остановилось, но вовремя появившиеся маги (на этом моменте я искренне охнула) смогли сохранить во мне жизнь. Только уснула я вечным криогенным сном, как Спящая красавица. А жизнь вокруг цвела и пахла, вопреки сказочным законам.

Как-то одному бедолаге взбрело в голову спасти меня, хоть у остальных ничего не получалось. Ну да, умник всегда найдется. И вот он приехал ко мне, поцеловал в губы, и сон как рукой сняло.

— Так, с этого момента поподробнее, — перебиваю я Хусю.

— Позвольте отдать вам свиток. Я так красиво все расписал, вам понравится! — с надеждой предлагает он.

Я соглашаюсь и принимаюсь читать…

— Так, вставай, мне надо подумать, — приказываю биографу. Тот послушно вскакивает и уступает мне широкое кресло, бежит за своим драгоценным свитком к кровати.

Плюхаюсь на мягкую ткань, утыкаюсь взглядом в окно. Жизнь сделала странный кульбит, теперь стоит понять, как вести себя дальше.

А вид из окна, кстати, красивый. На холме слева виднеется здоровенный белокаменный дворец с флагами и прочей атрибутикой. Вдалеке море вплоть до горизонта. Внизу просторная долина и деревеньки. А справа в стороне, насколько хватает глаз, раскинулся темный-темный лес.

— Кто там живёт? — интересуюсь ради приличия, указывая на дворец.

— Э-э-э, король с королевой.

— Постой, а почему я живу не с родителями? — поворачиваюсь к писарю. Вот бы имя вспомнить, оно вылетело и никак не хочет прилететь обратно.

— Почему же? Вы живёте с отцом и мачехой, сэром Вандельгеймом, — с сомнением бормочет писарь. — Вы ничего не помните?

— Нет, — расстроенно качаю головой. Мужичок смотрит совсем недоверчиво, поэтому я делаю ход конем: — Ну так столько проспать! Это называется потеря памяти.

— И то верно. Такое пережить и остаться с нами! Такое чудо!

— Угу-угу. Ты не отвлекайся, продолжай. Почему здесь написано, что я принцесса, а по факту дочь герцога? — киваю на свиток. Писарь с чувством прижимает его к себе.

— Ну так это же биография! История – наука неточная. Тем более для будущих поколений вы будете королевой, так что это все мелочи, — тараторит он. Я только диву даюсь. Вот ведь журналюга! Интересно, сам придумал или надоумил кто? Батька мой, вот уверена.

— Действительно, — взмахиваю руками. — А там кто живёт? — указываю на темный лес. Если его до сих пор не вырубили, значит, как говорил Маяковский, это кому-нибудь нужно. А еще меня странным трепетом обдает, когда смотрю на эти деревья.

— Там дракон, — спокойно выдает писарь, как будто это само собой разумеющееся.

— Который меня в плену держал? — уточняю, уже предугадывая ответ.

— Ну, он не совсем похитил. Да и давно это было, накануне вашего падения. Говорят, вы пытались сами утопиться в озере из-за этого дракона. Уж не знаю, чего он с вами сделал… — Хуся (наконец-то вспомнила!) замолкает на самом интересном.

И я замолкаю, обдумывая новые реалии.

Стало быть, если я действительно в другом мире, что больше и больше похоже на правду, нужно думать о манерах. А то вдруг узнают, что я не местная и убьют быстрее, чем дракона увижу. Там встреча тоже бесперспективная, но хоть здоровенную ящерицу увижу под конец жизни. Когда еще такое удастся?

Что касаемо нравов. Похоже на позднее средневековье. Спасибо профессору Мелехову, он свято верил, что мы, архитекторы, должны были знать историю лучше профильных предметов. Зато теперь я хотя бы примерно осведомлена о нравах общества разных эпох и здесь сориентируюсь как-нибудь. Только с вопросами надо быть поосторожнее, дабы себя не выдать.

— Хотя чего бы из-за несчастного дракона кончать жизнь самоубийством? — вдруг задумчиво продолжает Хуся. — Мутная это все же история, — неожиданно для самого себя понимает писарь. — Дракон пообещал: когда вы проснетесь, он заберёт вас. Поэтому… — писарь с грустью погладил свиток, — нескоро мои труды увидят свет. Ничего не будет хорошего, если дракон узнает, что вы проснулись.

— Ну, значит хана не королевству, а конкретно этому домику. Даже жалко, — с нежностью поглаживаю бархатную обивку. Хоть и классицизм, и кажется, что ты в музее, а все равно красиво. Жалко добру пропадать, надо с драконом самой разобраться. Отец вон не справился, раз ящер живой еще и угрозу представляет. Только зачем я ему нужна? Надо подойти и выяснить. Может, полюбовно решим. Обычно, кто первый отвечал на экзамене, тех немного жалели за смелость. Вдруг и тут прокатит? Может, ещё дорогу домой подскажет. В смысле, в мой мир. Здесь хорошо, но дома лучше.

Остаток дня Хуся посвящает рассказам о местном королевстве и моей семье до десятого колена. Правила этикета примерно как в Царской России, устройство власти похожее. Только нынешний король бездетный. У него есть внучатый племянник, которого обозвали в нашей истории принцем, коим он вроде как не является. Королева происходит из моего рода, так что мой отец занимает какое-то там место в первой сотне в очереди на трон. Но если король благословит наш брак с его племянником, а потом и власть передаст, мы с потенциальным мужем станем во главе государства.

Стук в дверь раздается неожиданно.

Глава 3. Арбалет в девичьих ручках

Глава 3. Арбалет в девичьих ручках

Но мы действительно оказываемся на кухне, где я хватаю пару пирожков, после чего выходим через черный ход во двор с домашней живностью. Хоть там и есть слуги, на нас никто не обращает внимание.

Утренняя дымка почти рассеялась. Небо розово-оранжевое, без единого облачка. Даже ветра нет, и вековые деревья молча встречают новый день.

Мальчик с козами только бросает короткий взгляд на нас и, не найдя ничего интересного, с веселым свистом гонит животных вниз по холму. По этой же дороге вверх с трудом поднимаются худощавые женщины с большими корзинами наперевес.

Я полна воодушевления, и темный лес не кажется мне обителем зла. Может, и дракон, как и мое королевское происхождение, просто байка. Ну как огромная ящерица может поместиться среди плотно растущих деревьев? Либо он совсем маленький, тогда и бояться его не стоит.

— Спасибо, дальше я сама! — бодро говорю, пока Хуся не передумал. Он замер у ворот для слуг, с опаской глядя на лежащий на востоке лес. Даже свысока видно, что дороги к нему нет.

— Будьте осторожны. Встретимся здесь через три часа, обещайте! — пылко требует писарь.

— Я постараюсь, — отвечаю уклончиво, взглянув на длинный склон, с которого предстояло спуститься, а там и до леса шагать прилично. Хуся предлагал мне и коня, и карету, но верхом на лошади я никогда не сидела, даже в цирке, экипаж же вызвал бы вопросы.

Наверное, стоило бы взять деньги с собой, только не просить же у работника своего? Да и юная герцогиня должна обладать какими-нибудь средствами. Придется выкручиваться. Может, пирожки продам кому-нибудь за пару монет.

Долго ли, очень долго ли иду я по дороге. На меня никто не обращает внимание: те, кто поднимается наверх, к нашему дому, уже три пота спустили от усталости и еле ноги волочат, особенно пешеходы, а тех, кто спускается, попросту нет.

Построили же дорогу! Совсем непродуманно.

Оборачиваюсь на “свой” дом. Особняк из серого камня вполне может посоревноваться размерами с королевским дворцом, но все в нем меня отталкивает: и оттенок отделки, и маленькие окошки, и несуразный орнамент. Высокие узкие тополя только добавляют серьезности всему архитектурному ансамблю, от дома так и веет чопорностью.

Первый камушек впивается в ногу. Я чертыхаюсь и жалобно поджимаю пальчики. Приваливаюсь к ближайшему камню, стряхиваю камушек из ботинок. Со лба течет пот.

Снова смотрю на дом. Поверить не могу, что все это происходит взаправду! Может, схожу с ума от недосыпа? Хотя нет. Такую безвкусную архитектору мой мозг не мог придумать добровольно.

Дохожу до леса, наверное, часа через два. Большая и широкая дорога постепенно стала узкой, а потом и вовсе превратилась в еле-еле заметную тропку. Люди и одинокие домишки и вовсе не встречались уже после крайней деревни. Как будто все боялись шаг лишний в сторону темного леса сделать. По мне, так обычный лес. Не такой уж он и страшный. Меня там, может, ящерица вылизывала, вряд ли что-то может быть хуже и противнее. Хотя мы отмели версию, что меня пленил дракон. Вроде. Ой как все мутно в этой истории. Точно следует побольше узнать про то озеро с ледяной водой. Оно вполне может быть проводником в моей мир. По крайней мере, в книжках это так работает.

Лес, кстати, не темный совсем. Просто высоченные вековые ели плотно прилегают друг ко другу, местами переплетаясь ветвями. Поют птички, где-то стучит дятел. Редкие сосны жалобно поскрипывают, когда их крон касается ветер. Толстые коряги в необычных позах наполовину спрятались в зеленом болоте. Земля усыпана желтыми иголками и низкорослыми ягодными кустами.

Чем дальше идёшь, тем красивее становится.

Чуть дальше, словно на выжженной земле, возвышаются огромные болотные кипарисы с яркими желто-красными листьями. Молочного цвета корни только подчёркивают черноту почвы, создавая тем самым тандем.

Хочется подойти ближе, но, хоть я ни разу не биолог, не вижу в стороне кипарисов никаких следов животных, даже кролика, которые постоянно встречались мне на пути.

Когда уже найдутся какие-нибудь признаки дракона?

От размышлений отвлекает жалобный скулеж, и словно тень набегает на лес, накрывает его тончайшим покрывалом мрака. На ясном небе вдруг склубились темные тучи, резкий порыв ветра ожесточенно сдирает капюшон с головы.

Вдруг кто-то душераздирающе воет. Небо темнеет ещё больше, а я бледнею и всуе вспоминаю всех небожителей.

Пытаюсь сделать шаг назад… И не получается. Ноги просто не слушаются. Они стали ватными. А навязчивый ветер как будто намекает, что нужно двигаться дальше.

Делать нечего. Если никак не пойти назад, придется идти вперед.

Я двигаюсь в примерном направлении источника воя, сама не зная зачем. Здесь же могут водиться дикие звери, змеи и прочие твари, которые за долю секунды погасят альтруистический порыв, оборвав мою жизнь.

Впрочем, если бы я была здравомыслящим человеком, никогда бы не поступила на архитектурный и уж тем более не цеплялась за двухтысячную стипендию.

Через метров пятьсот до меня доносятся звуки человеческих приглушенных переговоров. Ещё через двести слова становятся отчётливее:

— Ну и умотала нас тварь, добить бы ее! — рычит мужчина.

— Нет, мы обещали доставить его живым! — протестует другой.

— Осточертело!

Вскоре подкрадываюсь к небольшой полянке и вижу окровавленного белого волчонка, у которого совсем не осталось сил даже плакать. А возле него сидят два грязных мужика в простых рубахах и с остервенением строгают засохшее мясо и жуют чёрствый хлеб. Рядом валяются два арбалета.

Один задирает голову и устало произносит:

— Солнце скоро достигнет зенита.

Чего? Он слепой, что ли? Сейчас так мрачно, что скоро я вообще перестану видеть что-либо дальше собственных рук. Ветер в спину подталкивает, а эти двое сидят в рубашках и даже мурашками не покрылись. Бедный волчонок спрятал черный нос в лапки, лежит, крупно дрожа. Сердце горит от жалости к бедному малышу.

Глава 4. Я в него стреляла из того, что было

Глава 4. Я в него стреляла из того, что было

Доминик

Очередной день неминуемо должен был скатиться в копию предыдущего. Охота на охотников, работа по дому, поддержания имиджа злого темного леса и защита его обитателей. Меня такой расклад вполне устраивает.

Но этот день с самого утра решил пойти по другой схеме. Брат прислал почтового голубя с приглашением к себе для личного разговора, хотя у меня нет ни малейшего желания появляться в городе. Мой лес — мой дом.

— Утренняя почта прибыла, — учтиво сообщает Шарль, мой единственный постоянный слуга в человеческом обличье. Еще есть Маттео, парнишка, который привозит еду из города вместе с новостями и почтой. Иногда он остается на завтрак, но сегодня сбежал при первой же возможности.

Я как раз заканчиваю колоть дрова. Это занятие чрезвычайно бодрит, особенно когда внутри разрывает между собственными желаниями и долгом. Шарль сперва протягивает мне полотенце, затем газету. Пробегаюсь глазами по заголовкам. Ничего интересного. Мелкие сплетни мелких людей.

— Чем займетесь после завтрака, сэр? Подготовить коня к прогулке? — услужливо предлагает Шарль, хотя распорядок дня не меняется уже много лет.

— Угу, — киваю и направляюсь к особняку. Впервые за много лет обращаю внимание, какой он мрачный стал: черные стены совсем заросли плющом, во дворе никаких аккуратных клумб. В склепе и то веселее.

Внутреннее убранство еще хуже внешнего. На балках под самой крышей притаились черные вОроны, хищно наблюдающие за моими действиями.

— Доминик, когда Шар-р-рль нас накор-р-рмит? — нарушает блаженную тишину картавый требовательный вопрос. Бросаю взгляд на нарушителя спокойствия: самый мелкий и вечно голодный годовичок приземляется на массивный темно-серый камин.

Раз кто-то осмелился нарушить тишину, остальные птицы тихо принимаются ворчать сверху, мол, не кормят живых существ, морят голодом, а ведь мы с Шарлем ответственны за тех, кого приручили.

— Если так надо, слетал бы на охоту, — фыркаю и иду дальше в свою комнату.

— В лес? — испуганно спрашивает птенец. Его семейство мгновенно затихает. — Там же хищники…

— И что? У тебя есть крылья, клюв и хитрая задница, чтобы не поиметь на нее приключения, — отмахиваюсь. Птенец не собирается сдаваться и потому следует за мной по коридору. — Другие же птицы как-то живут, и ничего.

— Так пусть живут, их право. Мы-то умнее, — подает голос кто-то сверху. Видать, из той же смелой родни.

— Да-да! — голосят другие. Ну все. Конец моей спокойствию.

— И охотиться не надо, — добавляет растянувшийся у камина черный волк.

Есть у меня дурная привычка: спасать раненых животных. И эти гады, хлебнув сытой жизни, никак не хотят покидать злачное место. Приучились по нужде и чистке перьев на улицу вылетать, ведь я обещал: увижу хоть один отход жизнедеятельности — сошлю всех жить в голубятню. Там ребята матёрые, всех жизни и уму-разуму научат. Ещё одни обездоленные на мою голову.

Хорошо, что лошадь подвернулась молчаливая. Ее компания в последнее время радует больше остальных. Никаких вопросов, слушает молча. Не осуждает, если жёстко расправился с охотниками. Чудо, а не лошадь.

Накидываю шубу медведя, чтобы согреться. Сегодня магический фон леса сильно встревожен. Значит, забрались не просто охотники, а маги. Жизнь радует предстоящей хорошей потасовкой!

Мы заехали в самую глушь, так и не встретив ни одного волшебного существа, кроме чумазой ведьмы с обезумевшим взглядом. Такие в лесу часто попадаются, мы с ними держим нейтралитет. Охотник тоже нашелся, правда, обычный человек.

Я хотел сделать ещё круг, но лошадь решает захромать.

Приходится спешиться и тщательно обследовать конские ноги. Все нормально.

— Мне кажется, тебя сейчас пристрелят, — вдруг басом говорит лошадь.

Аккурат с ее словами в плечо вонзается стрела, и последнее, о чем я думаю в отчаянии: "Разрази меня небеса, и она разговаривает!"

…

— Мужчина? Мужчина, вы живы? — меня кто-то легонько похлопывает по щеке. — Блин, что же делать? Кто же знал, что он человек? Зачем шкуру медведя на себя надевать, как какой-то варвар?

Женский голос, даже девичий. Перед глазами раскрошенный на отдельные частицы мир из черных пятен, туч и деревьев.

О, ведьма. Кажется, та самая, которую я уже встретил. Странно только, что зовет меня мужчиной, а не "остолоп окаянный", "гад доморощенный" или просто сэр.

— Жив, — хриплю.

— Я в вас выстрелила и случайно попала, — лепечет она и испуганно смотрит огромными синими глазищами. На секунду мне кажется, что я узнаю их… Горечь обжигает сердце.

— То есть стреляла специально, а попасть не планировала? Логично, — цежу. Голова от удара болит, рука немеет, но ничего не сравнится с разочарованием, которое испытываю каждый раз, когда думаю, что встретил ЕЕ.

В гневе пытаюсь выдернуть стрелу, только не могу ухватиться как следует. Это злит ещё больше.

— Мне нужна помощь. На счёт три дерните как следует, только без пауз, ясно? — требую после нескольких бесполезных попыток. — И, раз уж прибегаю к помощи такой, как вы, наложите хорошее обеззараживающее заклинание.

***

Милания

Я молчу, не в силах подобрать подходящие слова для этого маразма.

Жаль, что отсутствие комментариев было воспринято совсем в другом ключе.

— Пожалуйста.

Такое чувство, что этот гад подстреленный сам не понял, что сказал. Он успел меня шокировать, оскорбить ещё и попросить помощи так, как будто я ему должна. Ну да, подстрелила, но не специально же.

— Чего стоите? Дергайте, и покончим с этим, — рычит он и поворачивается ко мне медведем. Ну то есть шкурой. Вот блин, он серьезно!

Малодушно захотелось сыграть в оскорбленную невинность и слиться. У меня вон, ребенок раненый. Так может быть, у этого мужчины есть какие-нибудь познания в медицине? Вон как понятиями оперирует.

Глава 5. Первый и последний поцелуй

Глава 5. Первый и последний поцелуй

Милания

Слишком много впечатлений для меня. Слишком много!

В этот раз даже глаза открывать страшно: кто знает, что ещё я увижу? Нет, я, конечно, бегло читала про методы лечения в средневековье, но чтоб так, чтоб себя!..

Куда я попала и как поскорее вернуться обратно, к своим монстрам-преподам?! Я больше не назову вас за глаза варварами, потому что теперь знаю: варвары здесь!

Живот предательски урчит, ведь в него попал только один пирожок. Второй засунула в карман, да и забыла.

Так, а где малыш? И где я?

Глаза все ж приходится открыть и судорожно вздрогнуть. Здесь дизайнер интерьера явно фанател от готики. Черный тяжелый балдахин и серые стены совсем не съедают пространство, потому что спальня — а я лежу на кровати — просто огромная. В моей комнате, кстати, матрасик помягче будет. Здесь же скоро спина отвалится лежать.

Не сразу замечаю, что зеркало занавешено, как будто владельцу противно смотреть на себя. Почему? Из-за своих мрачных деяний? Стольких убил, что в глаза самому себе стыдно смотреть?

Ой, мамочки!

Так некстати вспомнились фантазии о бывшей владелице этого тела и драконе. Тот, наверное, это тело бы в пещере держал каменной, и там было бы так холодно, что цистит заработаешь в первый же день. Зря я в лес пошла, вдруг бы реально дракона встретила?!

Надеюсь, этот грубиян только с виду злой и не отдаст меня на съедение всяким чешуйчатым гадам.

Или отдаст? Может, они с драконом заодно? Вдруг меня все же похищали? Вроде потенциально было с ненастоящей мной, а так обидно, словно это про меня речь идет.

Я только что услышала шелест крыльев. Честное слово! Или это были простыни парящего здесь привидения? Вот-вот оно подкрадется совсем близко и шепнет на ухо: "Приветики!"

Подпрыгиваю на кровати от резкого шороха. Ужас!

— Дорогие приведения, если вы тут есть, выходите, пожалуйста, на прогулку, только когда я отсюда уйду, ладно? — прошу жалобно, испуганно озираясь по сторонам. Тяжёлые шторы шевелиться не собираются, как и тряпка на вешалке у двери. Приблизившись, узнаю в ней мой многострадальный потрепанный плащ. А где плащ, там и пирожок!

Как только выуживаю вожделенную выпечку на свет, снова слышу шелест и как будто кто-то голодно сглатывает. Резко вскидываюсь, верчу головой до упора, но никого нет. Зато страх пробуждает совесть: малыш явно голоден, ему нужны силы для восстановления, а у меня есть жирок на животе, так что от голода сегодня не умру.

Так что пора найти волчонка.

Не сдержав вздох, возвращаю чуть зачерствевший пирожок обратно в карман. Осторожно открываю скрипучую дверь, выглядываю в мрачный длинный коридор: никого, только свечи в витых канделябрах освещают мне путь по махровому кроваво-красному ковру.

Направо или налево?

В обеих сторонах одинаково глухо.

Тогда направо. Беды, как известно, сюда не ходят.

Или я сама это придумала? Ну и ладно.

Топаю по коридору и от страха перебираю, что из опыта университетско-общажного мне может сейчас пригодиться. Вскоре прихожу к неутешительному выводу: жизнь меня к такому не готовила.

За рассуждениями не замечаю, как от стены отделяется черная тень и движется на меня. Сюрприз обнаруживается, когда становится посреди коридора и, втянув носом воздух, облизывается. У сюрприза огроменные клыки, злобный взгляд и здоровенная волчья морда.

Как там говорил мой любимый монстр, в смысле препод, по черчению? Если не ешь ты, то съедят тебя.

— Эй, ты это на кого облизываешься? — храбрюсь я, правда, блея как ягненок и пытаясь к столу, на котором стоят два канделябра. В фильмах видела, что волки боятся огня. А тут ещё и добротный железный подсвечник. Если что, буду биться до конца!

Волк по-собачьи наклоняет голову, я хватаю канделябр, который оказывается очень тяжелым, и неистово машу им перед носом хищника. Меня надолго не хватит, а тот и не думает пятиться назад, только с любопытством наблюдает за моими кривляньями, как будто я его не отогнать пытаюсь, а в крокодила играю. Зато я обнаруживаю, что взяла не тот, что с горящими свечками, а с потухшими. Ничего, главное уверенно двигаться вперед!

— О, я знаю. Это обезьяна! — выгавкивает волк с энтузиазмом.

От неожиданности я отскакиваю в сторону и своим канделябром цепляю второй, горящий.

Моя челюсть, как и одна из свечей, устремляется к полу. Последняя его достигает. Симпатичный алый ковер мигом вспыхивает.

— Пожар-р-р!!! — кричит кто-то.

Меня накрывает чёрное облако. Оно машет тысячами крыльев, переговаривается. Хаотичные порывы ветра хлещут по лицу. Я закрываю голову руками, пытаюсь вырваться, но меня не выпускают. Оседаю на пол, с трудом группируясь и закашливаясь.

***

Доминик

Волчонку, который остался в лаборатории, предстоит повторный осмотр. Вороны принесли ему игрушки Айруса, даже какие-то свои заначки, только чтоб ребенку не было грустно. Шарль накормил мелкого вдоволь.

Возвращаюсь к волчонку. Он вздрагивает, когда хлопает тяжелая дверь, смотрит на меня огромными испуганными глазами. Когда раскладываю новые лекарства и прочий инвентарь на столе, волчонок начинает беспокойно кружиться на месте.

— Говори, что хотел сказать. Я мысли читать не умею, — произношу дружелюбно и довольно ласково треплю белую шерсть на голове волчонка.

— Та девушка, которую ты спас, она не ведьма, — почти шепчет волчонок.

— Я уже тоже пришел к такому же выводу.

И понятия не имею, что буду делать дальше. Уже темнеет. Домой по волшебному лесу она не дойдет, просто не выживет.

— Ты не убьешь ее? — смелее спрашивает мелкий.

— А должен?

Волчонок втягивает носом воздух.

— Ну, у тебя дома пожар и, кажется, его устроила она.

Воронова задница!

Бросаю все и бегу наверх. Вереница воронов с ведерками бесперебойно циркулирует между кухней и коридором. Другие активно машут крыльями, разгоняя дым. Ошалелые, они словно и не замечают скукоженную на полу ведьму.

Глава 6. У страха глаза узки

Глава 6. У страха глаза узки

Милания

Бегу обратно по нашим же следам, оставленным на пыльном полу. Это помогает мне не потеряться в этом здоровенном особняке. Слезы льются по щекам, но я же ничего не сделала. Я не виновата в том, что проснулась в другом мире, в своем и вроде не в своем теле и оказалась втянутой в непонятную историю. Я опять не оправдала чьих-то ожиданий, но промолчать было свыше моих сил. Столько страдания во взгляде я никогда не видела. Те короткие поцелуи были полны нежности, которую не каждому дано испытать. Это принадлежало не мне, я не могла принять это и подыграть безутешно влюбленному мужчине.

На темной лестнице раздается только топом моих шагов. Даже вороны, с которыми, оказывается, можно перекинуться шутками, затихли где-то в сторонке. Хруст где-то наверху заставляет меня ускориться. Я больше не хочу задаваться вопросом, что здесь происходит: мне нужно быстрее вернуться в "отчий" дом.

— Леди Вандельгейм! Леди Вандельгейм! — раздается в спину, когда я пытаюсь с силой рвануть входную дверь на себя, но она не поддается. Я даже не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Доходит только, когда меня трогают за плечо. — Леди Мэл, подождите.

Медленно поворачиваю голову. Сквозь слезы вижу очертание высокого пожилого мужчины в золотистой ливрее. Он на ходу завязывает черный платок на шее.

— Леди Мэл, подождите. Я вас провожу. Ночью в лесу совсем не безопасно, — через слово задыхаясь, говорит мужчина, которого я уже видела в столовой.

— Лес как лес, — пожимаю плечами и не очень красиво шмыгаю носом. Мне хочется побыстрее убраться отсюда, любые монстры снаружи меня не остановят.

— Все равно я обязан вас проводить, — твердит слуга.

Я киваю. Ладно, пусть проводит, если так хочет. Я на самом деле не очень представляю, как найду дорогу домой.

Неясный пугающий звук разрезает тишину. То ли рев, то ли гул. Определить сложно, но волоски добровольно встают по стойке смирно. Даже вороны под крышей нервно ерзают.

Оглядываюсь. Мрачный особняк меня привлекает своей таинственностью. Он выглядит отчужденным, а если разжечь камин, никто снаружи и не узнает, как тепло здесь может быть, как уютно наблюдать причудливые тени от отблеска пламени.

Слуга накидывает плащ и распахивает тяжёлую чугунную дверь. Я выхожу первой. Вокруг ночь. Впереди темно, хоть глаз выколи. Только яркие звезды безмолвно рассматривают мир с высоты небес. Малодушно хочется вернуться в особняк, но мне здесь не место.

Вдалеке завыл волк.

— Не боитесь? — спрашивает слуга, выйдя вслед за мной. Он разжигает фонарь, висящий у дверей, и мрак несколько отступает перед светом.

— Ну, может быть, немножко, — нервно вру, сильнее укутываясь в свой несчастный плащ, который теперь выглядит хуже, чем раньше. Перья я очистила, но вот следы от когтей так ловко не убрать.

— Это нормально бояться. Кстати, я Шарль, — мужчина легко кланяется.

— Мэл, хотя мне Милания привычнее, — признаюсь с лёгкой улыбкой. Может, если Шарль увязался со мной, в лесу не так и опасно? Тем более эта вся магия… Мне до сих пор кажется, что я сплю. — А вы маг?

— Нет, но владею мечом, так что смогу вас защитить, — Шарль постукивает ладонью по резным ножнам у себя на поясе.

Я чуть воздухом не подавилась. Даже слезы высыхают. Мурашки пробежались по коже. Я по-новому смотрю на чернеющий за воротами лес.

Ну веди, Сусанин. Надеюсь, не сгину с тобой, как польско-литовская армия.

Потрескавшаяся дорожка исчезает сразу же после забора. Фонарь Шарля тускло освещает нам путь через коряги. Не представляю, как он в такой темноте ориентируется. Разве что под ногами на засохшей земле остались глубокие борозды от огромных копыт на подобии дороги или едва различимые среди крон звёзды указывают направление.

От каждой треснувшей под ногами ветки или пролетевшей мимо птички сердце падает вниз живота как подстреленное. Я невероятно злюсь на себя за упрямство. Теперь страх кажется очень даже реальным.

Мы идём очень медленно. Стоило бы подумать, что я скажу Хусе на свое долгое отсутствие, но все мысли выбегают из головы от любого неясного шороха. А ночной лес не дремлет.

Я разучилась бояться темноты ещё в детстве. У нас была черная кошка, которая ночью любила напасть из-за угла, так что всякие байки, что тебя сцапает чудовище для меня стали реальностью, такие больнючие укусы у нее были.

В старшем возрасте, живя в мегаполисе, бояться было просто некогда: то учеба до поздней ночи, то долгие задушевные беседы с подругами.

А вот для парня времени как-то не нашлось. Я об этом раньше не думала, не понимала. Зато теперь буду ночами вспоминать поцелуи, предназначенные не мне. Но, если быть честной с самой собой, ощущать их было очень приятно.

Весь лирический настрой улетает от крика птицы вдалеке. Этот лес внушает мне первобытный страх с каждым последующим шагом. Я на грани, чтобы начать умолять вернуться обратно.

Справа в кустах что-то шипит. Я вскрикиваю и цепляюсь за плащ Шарля.

— Это просто кролик, — пробует успокоить он меня. Только мое бедное сердце уже не может вернуться в норму от таких треволнений.

— Может, пока идём, поболтаем? Это хоть как-то меня отвлечет, — предлагаю несмело, зябко озираясь в темноту и не отпуская чужой плащ.

— Болтать в лесу не очень хорошая идея. Мы привлечем ненужное внимание.

— Кого, если не секрет? — спрашиваю севшим голосом.

Шарль трёт задумчиво подбородок.

— Ну, ночь – любимое время волшебных тварей. Они не все доброжелательные. Например, кикимора любит заболтать до смерти, горгульи фанатеют от длинных волос, оборотни-упыри вообще не знаешь, с какой стороны подбегут… Ой, леди Милания, вы только не бледнейте, я вас не смогу на себе донести. Да и на людей обычно не нападают.

— Это потому что, как я заметила, все здравомыслящие обходят это место стороной? — скептически выгибаю бровь я. — Оттого и статистика не врёт, что писать ее не с кого.