1.1 Марабия. Маркус. Где-то двадцать пять лет назад
- Хайя а-амолкари-и, хайя ма-алдоджа-ани-и, арко-о-оль сиручеи-ин-н, шаро-о-ож кадаше-ин-н, – нараспев пел молитву сахир, в которой просил, чтобы мужчины их феллахи поскорее вернулись домой с богатой добычей.
Воздух плыл от раскалившегося зноя. Все, кто мог, попрятались в благословенную прохладу глиняных жилищ. Или, как мама, сидели в тени стены дома. Даже непоседливым Маркусом завладела дрёма. А ведь сегодня или завтра должен вернутся с похода отец. Наверняка с добычей.
Мальчику очень хотелось надеяться, что в этот раз он привезёт такие же вкусные сладости как в прошлый. Давно это было, но он до сих пор помнит вкус тающей во рту сладости, название которой позабылось. Орешки на нитке, в загустевшем соку какой-то сладкой ягоды.
С утра он выбегал за пределы их феллахи, поднимался на холмы, но воинов было не видно и не слышно. А сейчас разморило.
Даже с козлёнком бегать не хотелось, хотя он рядом тыкался мягкой головой, приглашая поиграть. Коза, подрёмывая, косила на них глазом.
Мама плела корзину из лозы, которая охапкой лежала рядом. Недалеко от них большой чёрный ворон собирал мелкие веточки и складывал в кучку. Мама брала из лозы несколько прутиков и подкидывала ворону. Он важно подходил, подпрыгивая на лапах, забирал их клювом и нёс в свою кучку.
- Зачем ты бросила ему прутья, мама? – спросил Маркус.
- Видишь, он просит немного лозы для гнезда? Жалко, что ли, прутьев для его деток? Собери шерсть, она тоже пригодится.
Маркус поднял с земли клочки козьей шерсти и бросил в сторону ворона. Ворон собрал лозу и шерсть в клюв, важно кивнул в сторону мамы мальчика и улетел. Мама и Маркус помахали ему в след.
- Мама, можно я побегу за ним, посмотрю гнездо?
Мама наклонилась к широкому блюду, в котором лежали румяные поджаристые лепёшки.
- Можно. Возьми лепёшку с козьим сыром, съешь по дороге. Смотри, какая поджаристая!
- Нет, лучше я потом с тобой поем.
Маркус побежал к скале, над которой видел кружение ворона. Но когда он добрался до подножия скалы, увидел страшное. На земле валялись клочья шерсти и прутики лозы, которые унёс ворон, рядом лежала мёртвая ворона и разбитые яйца. Ворон лежал возле вороны, словно обнимая. Его голова была на её разорванной шее, а крыльями он словно закрывал её. Взгляд ворона был направлен вверх. Маркус поднял голову.
На вершине скалы виднелось гнездо, а из гнезда вылетел сокол. Сокол сделал круг над ними и вернулся в гнездо. Чтобы выбросить из него яйцо.
Оно полетело вниз и разбилось у ног Маркуса. Ворон и Маркус вздрогнули одновременно.
Раздался какой-то гул. Ворон вскочил, замер. А затем взлетел в небо. Сделав круг, он вернулся и возбуждённо заскакал возле Маркуса. Захлопал крыльями и громко закаркал.
Но Маркус и так всё понял.
- Да-да, я уже понял! – радостно вскричал он. – Отец возвращается.
Маркус хотел было сорваться с места. Уже отчётливо раздавался топот лошадиных копыт. Но перед его лицом вдруг возник ворон. Он распростёр крылья, словно пытаясь задержать мальчика.
Но Маркус уже увидел. Это было войско. Но не его отца и его товарищей. Это было чужое войско. И оно напало на их феллаху.
Сколько раз потом увиденное приходило к нему в кошмарах. Расправа над мирными крестьянами была скорой, но в памяти Маркуса это всё растянулось на целую вечность.
Глазами ребёнка в мутной пелене, покрывшей воспоминания со временем, он видел только нижнюю часть коней со всадниками рыцарями по пояс. Все они были закованы в латы. Отчётливей всего он помнил картинку на щите одного из рыцарей.
Он больше всех привлекал внимание. Все рыцари были очень крупные по сравнению с их мужчинами в феллахе. Даже отец, который воевал, был худой и жилистый. А этот рыцарь был крупнее всех, как великан из сказки. И главным, потому что раздавал приказы. На его щите был рисунок – герб, как он узнал позже – на котором два сокола, похожих на того, что разворошил воронье гнездо, тянули и разрывали лапами сказочное чудовище ифирита – огненного льва с крыльями и телом буйвола.
Маркус нашёл глазами мать: удалось ли ей спрятаться, спастись? Нет, она сидела на том же месте, смотрела в его сторону и тянула к нему руки.
- Мама! Ма-ма-а-а!..
Захлёбываясь в страшном вопле, Маркус со всей прытью бросился вниз, в феллаху, к матери.
Ворон пытался его остановить, кружил вокруг, преграждая путь. Маркус сердито замахнулся на ворона.
- Уйди! – закричал он зло, раздирая криком горло.
Ворон ударил Маркуса клювом в висок, и перед лицом всё поплыло, Маркус упал. Последнее, что он видел: как его мама падает от удара меча.
Очнулся Маркус уже ночью. Было темно, только холодные большие звёзды, на которые они любили смотреть в обнимку с мамой, равнодушно освещали селение, в котором ещё днём теплилась жизнь, звучали голоса, мама пела песню…
Мама… Маркус сглотнул и попытался встать. Мысли о маме придавали сил. Вдруг она ранена... ещё жива… и ей нужна помощь!
Рядом Маркус увидел ворона. Отвернулся и не стал смотреть в его сторону. Он был зол на него.
Шатаясь, глотая слёзы, он ходил среди разрубленных, проткнутых мечом тел. Вот ворчливая тётушка Азра, старый дядюшка Даут, рассказывавший самые интересные сказки, весёлая красивая Башира, только недавно вступившая в возраст невесты…
- Мама…
Слёзы Маркуса рекой лились на безжизненное тело, глаза мамы уже не видели его. Не видели никого. Они были широко распахнуты и смотрели вверх, на яркие, но равнодушные звёзды.
- Ма-аркус-с-с…
Словно ветер прошептал его имя.
- Ма-аркус-с-с…
Мальчик огляделся. Его взгляд зацепился за маленький огонёк. Маркус подполз к нему, у него уже не было сил, и хотелось лечь рядом с мамой и умереть вместе с ней.
Огоньком оказался светящийся символ на руке сахира. В нём ещё теплилась жизнь.
- Сахир?! – мальчик обрадовался и хотел помочь раненому.
1.2 Скальдия. Норманн. Пятнадцать лет назад
Норманн вбежал в библиотеку. Так и знал, что Ульрих сидит тут. Он как раз нацелился подбежать и выхватить книгу у брата, но тут увидел вышивающую мать в кресле у двери, и притормозил.
Поймал понимающую усмешку брата. Вот ведь, хоть и книжный червь, а вредина!
- Ваше Высочество, вы решили отвлечь нас по какому-то важному поводу? – подсказала матушка, ни разу не поверив в напускную чинность, которую он перед ней разыграл.
- Да, я пришёл сообщить радостную новость брату – отец берёт меня на охоту! – Норманн так долго ждал этого момента, что в конце от радости чуть не дал фальцета.
Во взглядах матери и младшего брата промелькнуло что-то одинаковое, но точно не радость за него у матери, и не зависть у брата, на что он втайне рассчитывал.
Ульрих опустил взгляд в книгу, как будто она интереснее его новости! Мать закусила губу, но тут же поздравила:
- Поздравляю Ваше Высочество, вы становитесь мужчиной. Желаю удачной охоты и первой победы. Будьте сильным, но благоразумным.
- Спасибо, матушка, – радостно ответил Норманн.
Он был настолько счастлив сейчас, что не хотелось никакого официоза. Бочком бочком, он приблизился к младшему брату. Мать сделала вид, что вернулась к вышивке. А Ульрих делал вид, что читает.
Конечно, делает вид. Ведь он сейчас должен сгрызть все ногти от зависти. Отец берёт на охоту его, Норманна. А, значит, из вчерашнего мальчика он стал мужчиной. А младший брат так и останется ребёнком.
- Ульрих, как думаешь, почему отец берёт на охоту только меня? А тебя нет? – задиристо прошептал он брату на ухо.
- Может, потому что ты станешь королём и продолжишь его политику завоеваний? – с невинным видом тихо ответил Ульрих. – А потому, должен стать таким же как отец – безжалостным и…
- Великим, знаменитым, прославленным воином…
- Глупым солдафоном и убийцей, – прервал Ульрих.
- Да-да, продолжай, братец. Ты просто завидуешь, девчонка!
Он толкнул брата, и тот чуть не выронил книжку. Вцепился в неё и треснул Норманна по плечу.
Ага! Норманн с радостью набросился на брата, устроив потасовку, которая, к сожалению, быстро закончилась.
- Ваше Высочество Норманн принц Скальдии, ведите себя прилично! Или я пожалуюсь отцу, и вы не поедете на охоту.
Норманна тут же как ветром сдуло. Подумаешь!.. Он ему потом покажет! А пока пусть сидит с книжками обнимается, заучка.
Принц галопом поскакал к конюшне. По дороге попалась смазливая молоденькая служаночка, и он ей игриво подмигнул. Так, как видел это делают стражники. Девчонка мило смутилась и широко улыбнулась.
Около конюшни царила суета. Придворные собирались на охоту, рыцари выводили коней. Упирающихся слуг тащили на длинных поводках охотничьи собаки.
Норманн проскользнул в конюшню к своему Бурану, впитывая в себя атмосферу мужского царства – запахи лошадей и прелого сена, кислинку на языке от запаха железа и пота, гомон грубых возбуждённых предстоящей мужской забавой голосов, мужские похабные шутки и подтрунивание друг над другом. Улыбки товарищей, чья дружба проверена в боях и длительных походах, о которых любил слушать рассказы у костра дозорных или у камина после хорошей пирушки. У рыцарей развязывался язык, и можно было услышать то, чего ему бы никогда не рассказали при других обстоятельствах. Отец никогда не прогонял его, он считал, что принц должен воспитываться как рыцарь. Он и сам был прежде всего воином.
Норманн много раз слышал, как отец и мать спорили, она просила его остаться, не ходить в очередной поход:
- Твой трон пустует без короля большую часть года, Генрих. Твои придворные вспоминают, как выглядит король, только глядя на портреты, развешенные по дворцу.
- Зато ты прекрасно справляешься сидя на своём троне, Агнесса. Я прежде всего воин, а потом уже политик. Если мои придворные забудут, как я выгляжу, смею надеяться, ты напомнишь им, моя жена.
- Только твоя жена сама скоро забудет, как выглядит её муж, – в голосе матери сквозила горечь.
- Не говори ерунды, Агнесс. Я дома уже полгода…
- А поход длился два года. Два года, Генрих! А до этого три года… Я скучаю по своему мужу! Дети скучают по отцу…
- Они мужчины! – отрезал отец. – Они должны не скучать, а заниматься мужским делом. И если Норманн меня радует, то Ульрих растёт слишком изнеженным. Думаю отправить его в цитадель Олава, там быстро превратят его в мужчину…
Цитадель Олава – монашеская обитель на самом северном краю Скальдии. Говорят, там даже никогда не видят дневного светила. Там вечная зима и вьюга. И оттуда выходят самые могучие рыцари. Говорят, они владеют древней магией. Попасть на обучение к Учителям-Асаинам – так называют тех, кто владеет всеми секретами цитадели и никогда не покидает её пределов – не все могут. Но, конечно, для отца сделают исключение.
Норманн не знал, завидовать Ульриху или сочувствовать. Норманн мечтал стать рыцарем. Стать достойным славы отца – Великого Рыцаря, короля самого большого королевства в мире, чьи бескрайние просторы простираются с севера до юга, с запада на восток. Или даже превзойти его. Но… Норманн также любил вкусно поесть, спать в тепле и на мягкой постели, играть и дурачиться между учёбой. Коня своего Бурана и верного пса Снежка он тоже любил и не готов был с ними расстаться. А рыцари оттуда такие суровые, немногословные, с колючими, словно острые льдинки, взглядами…
Но с Ульрихом была не готова расстаться мать.
- Нет, Генрих! Не забирай у меня сына! – жалобно закричала мать, словно Ульрих уже завтра отправится в снежную обитель. – Я покорно склоняю голову перед твоим решением, мой король. Путь враги твои будут повержены, а добыча займёт сотни обозов. Ты великий воин, твоя жена не смеет больше роптать. Пойду, закончу вышивать охранные руны на твоей рубахе.
1.3 Фландия. Десять лет назад
Светило припекало не на шутку. Горячие лучи пробивались сквозь листву и согревали теплом густую рыжую шерсть кота. Где-то рядом деловито жужжала труженица пчела, с цветка вспорхнула яркая бабочка. Тёплый ласковый ветерок шевелил траву, листву на деревьях, тихо шуршал где-то высоко в кронах старых благородных дубов. Благословенную садовую негу нарушил звонкий собачий лай.
Шершень недовольно мяукнул, повернулся на бок и осмотрелся. Так и знал: в сад припёрлись фрейлины, в полном составе, и противную псину с собой приволокли. Белоснежная болонка, словно вымытая прачкой с щёлоком, принадлежала одной из фрейлин и была необычайно избалована. Сейчас она, как обычно, гавкала на весь сад и носилась по дорожкам, словно её за задницу укусила оса.
Кот приподнялся на лапах: увы, ос в округе не наблюдалось. Он опять повалился на горячий песок, раскинул лапы, чтобы светило прогрело каждую его рыжую шерстинку, каждую косточку и коготок.
На лужайке Его Величество король Освальд и его младший сын, сорванец Генри, играли в мяч. Генри время от времени повизгивал от восторга и азарта – король явно ему поддавался. Шершень немного за ними понаблюдал и закрыл глаза – вопли Генри его не раздражали. Шумный и непоседливый ребёнок напоминал Шершню глупого щенка, впрочем, он и есть щенок, только человечий.
В невообразимо неудобных платьях с кринолинами, фрейлины трещали, словно перепуганные сороки, суетились и таскались по лужайке туда-сюда, передвигая вместе с собой жёсткие каркасы юбок с многочисленными лентами и оборками.
- Ах, Ваше Величество, как бы не споткнулся Его Высочество! – восклицали они, мельтеша то перед королём, то рядом с принцем Генри.
- Держитесь за мою руку, принц! Позвольте, я помогу вам толкнуть мяч? Осторожно, не упадите! – писки фрейлин разрезали воздух, как камень царапал по стеклу – раздражающе и возмутительно.
- Гав, гав, гав! Тяф, тяф, тяф! – тупая и бесполезная псина, не замолкая ни на секунду, то выскакивала из-под колоколов юбок, то подпрыгивала, то носилась по кругу, хватая фрейлин за фестоны, банты и щиколотки.
Король пытался приструнить навязчивую компанию, но это было также бесполезно, как пытаться угомонить глупую болонку. Кончилось всё это закономерно: фрейлины, запутавшись в юбках и болонке, попадали друг на друга, погребя под себя и Генри. Шустрый малый вылез из-под юбок первым, в его поле зрения попал расслабленно дремлющий кот.
Он подбежал к Шершню и принялся его тискать и тянуть за лапы. Кот недовольно застучал хвостом, но Генри не обращал внимания на недовольство кота. Шершня спас Его Величество.
- Генри, я забил тебе гол в пустые ворота! – закричал король, и Генри всучил кота первой попавшейся фрейлине.
В нос коту ударил приторный запах духов, пудры, каких-то притирок и дамских мазилок. Жуткая смесь!
Этого Шершень стерпеть не смог, он выпустил когти и зашипел. Фрейлина взвизгнула отпустила кота на волю. Шершень сиганул в кусты.
- Ужасный кот! Он хотел меня поцарапать! Ему надо остричь когти! – заявила фрейлина.
- Тише! Шершень тебя услышит! – шикнула на неё другая.
- Ну и что?
- Ничего. Сделает из твоих туфель ночной горшок.
- Тогда кота достойно накажут, – сообщила ещё одна. – Животные во дворце обязаны вести себя прилично.
Это кто же у нас такой смеленький? Кто такой решительный? Кто его, королевского кота, решил манерам поучить? Шершень показал морду из кустов и дал о себе знать, громко мяукнув. Фрейлины вздрогнули и, шелестя юбками, разлетелись в сторону, как испуганные птицы. Так-то лучше, между прочим. Не обижайте котика и будет вам счастье – целые чулки и сухие туфли.
Валяться дальше на травке не было никакого настроения, кот решил, что сегодняшний стресс необходимо срочно заесть чем-то вкусным и питательным. Через парадный вход, гордо подняв пушистый хвост, он отправился на кухню.
Путешествие через анфиладу комнат немного затянулось: ответственный королевский кот не мог пройти мимо разных безобразий, которые устраивали несознательные слуги. На стуле у входа в одну из комнат спал дворецкий. Шершень быстро и тихо развязал шнурки на его башмаках, закрутил длинные шнурки вокруг ножек стула и отправился дальше. В соседней комнате тихо переговаривались и хихикали две молоденькие горничные.
- Ой! Правда? Да ты что? А она? – удивлялась первая.
Вторая наклонилась и что-то прошептала ей на ухо, они дружно засмеялись, не прекращая уборку. Статуэтка, по которой горничная небрежно водили метёлкой для пыли, упала на пол с жалобным звяканьем. Голова статуи отвалилась и покатилась в сторону.
- Ах! Ох!
Служанки испуганно оглянулись.
Молча, не сговариваясь, они подняли статуэтку, кое-как пристроили голову к телу и задвинули фигурку подальше на полку.
- Никто и не заметит, – уверенно заявила первая горничная. – Давай, рассказывай дальше. Что он ей сказал?
Девушки с удовольствием продолжили сплетничать, не слишком утруждаясь уборкой. В двух вёдрах остывала никому не нужная вода, сухая пыль разлеталась в разные стороны и снова благополучно оседала на предметах.
Шершень тихо прокрался мимо горничных, запрыгнул на следующую полку со статуэтками и замер. Служанки, продолжая шептаться, присели на диван. Кот, не двигаясь, терпеливо ждал своей очереди. Наконец, они продолжили работу, и первая горничная, не глядя, провела по нему тряпкой.
Шершень выгнул спину, зашипел и привстал на задние лапы. Для полноты эффекта он прижал уши к голове, гневно сверкнув зелёными глазами.
Горничная звонко завизжала. Вторая, глядя на ожившую статуэтку, вскрикнула, подхватила юбки и побежала к выходу, по пути сбив несколько стульев и ведро с водой. Из соседней комнаты, волоча за собой привязанный шнурками стул, спешил дворецкий. Наступил в мыльную лужу, поскользнулся, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и шлёпнулся на ведро. Остатки воды серебристым фонтаном брызнули вверх, горничная на миг умолкла и вдруг начала громко, на весь зал, икать.
2.1 Эритопия, Маркус
Маркус спешился с коня, потянул усталые мышцы и довольно улыбнулся. Хорошая сегодня вышла битва, наконец его воины сбросили напряжение и накопившуюся силу. Наверное, пора заканчивать, лишние потери с обеих сторон ни к чему. Если в городе не останется мужчин, кто будет выполнять мужскую работу?
Татуировки на его теле уже потухли. Так всегда бывало после боя, когда уже не грозила опасность. Но сейчас ему нужна сила для другого – снести стены крепости столицы Эритопии и открыть ворота.
Маркус встал на возвышенное место, с которого можно было увидеть крепостные стены издалека. Он обратился сознанием к своему Ворону, и тот открылся для него. Управляя птицей, он залетел за крепостные стены, чтобы оценить обстановку. Маркус смотрел сейчас его глазами. И убедился, что момент выбран правильно. Он отпустил Ворона, приказав ему возвращаться, битва закончена.
А сам обратился к своей силе. Татуировки медленно загорались. Чтобы рассыпать стены, ему нужно было соединить несколько символов, и он начал выводить их рукой в воздухе. Очертания символа вспыхивали, загорались, подпитываемые следующими, и когда он закончил, медленно потухли. Он направил силу на стены, раздался грохот, и в нескольких местах, в том числе и где ещё минуту назад стояли ворота, образовались бреши.
В которые с криками и гиканьем бросились воины его армии. Ну вот, ещё одно королевство пало. Три других перед ним сдались без боя, а перед этим получасовое сражение даже битвой не назовёшь. Так, разогрелись только. А это плохо для воинской дисциплины. Лёгкие победы расслабляют, развращают и делают воинов ленивыми и самонадеянными. А для мужской энергии нужно искать выходы, иначе начинаются грызня и интриги между своими, издевательства и игрища над пленными.
Поэтому спасибо Эритопии, на какое-то время она отдалила часть проблем, которые скоро возникнут, когда следующие королевства будут падать к его ногам одно за другим.
Маркус вскочил на коня. Ворон принёс вести, что Эритопия пала. От Его Величества к стенам крепости вышла процессия переговорщиков.
- Мар-ркус! Мар-ркус! – раздавалось хриплое карканье Ворона над скачущим конём Маркуса.
Воины подхватывали громким криком, приветствуя своего повелителя:
- Великий Маркус! Маркус завоюет мир!
Они расступались, уступая ему дорогу, и вопили его имя во всю силу лёгких.
- Маркус! Победу Маркусу!
Под их громогласные крики Маркус на коне въехал в город.
2.2 Скальдия, Норманн
- Ваше Величество, – камердинер Норманна, молодой повеса (а только таких и держал около себя Норманн, заменив старых ворчливых слуг на весёлых молодых) Эдрик, сунул ему под нос большое блюдо, целиком заваленное открытками и записками. – Это всё вам после вчерашнего бала.
Розовые, алые, позолоченные, надушенные, с сердечками, цветочками, ленточками, бантиками – каких только не было.
- Прекрасно, сэкономим на дровах, будет чем топить камин, – королева-мать прошлась мимо, обдав ароматов своих духов, подошла к Ульриху, царственно поцеловала в лоб и села в соседнее с ним кресло.
Ульрих со смешком в глазах наблюдал за старшим братом, который уже полчаса собирался на Совет.
Внимание Норманна привлекла открытка в руке Эдрика. Она была выполнена в форме древнего фолианта. Надо же, хоть какая-то оригинальность. Кто эта девушка? Пожалуй, он с ней встретится. Он протянул руку к открытке, но Эдрик ловко убрал руку.
- А это не вам, Ваше Величество. Это Его Высочеству Ульриху.
- А, сестра графа Гринуэя. Всё не оставит попыток добраться до тебя, братец?
Соперников в ловкости у Норманна не было, и он с одного наскока отобрал записку у Эдрика. Поскольку Ульрих не заинтересовался открыткой, Норманн открыл её и прочитал.
- Да, она. Что не так, Ульрих? Она симпатичная зануда, обожает умные разговоры – всё в твоём вкусе.
- Она влюблена в тебя, – скривился Ульрих.
- Да? Не замечал. Вчера на балу она, между прочим, спрашивала про тебя.
- У нас деловые отношения.
- Поэтому она пишет, что отдаст то, что ты ищешь, в обмен на свидание? Ульрих, брат мой, что ты у неё ищешь? – загоготал Норманн.
Ульрих вскинул цепкий взгляд, вскочил и бросился за открыткой. Но Норманн высоко поднял руку с запиской, у них завязалась потасовка. Эдрик предусмотрительно отошёл подальше.
- Как дети малые, – неодобрительно покачала головой королева-мать.
Хотя нежность во взгляде на сыновей выдавала, что неодобрение было напускное для приличия.
- Ты порвал мне беоснийское кружево! – взревел Норманн, оттолкнув брата и кинув ему записку.
Возмущённо приподнял рукав камзола, с которого оторвалось пришитое многослойное дорогое белоснежное кружево.
Ульрих только фыркнул:
- Переоденешься в более приличное. Оделся как павлин.
- Эдрик, неси другой камзол! – приказал камердинеру Норманн, и юноша помчался выполнять поручение.
- Это ты его вчера на балу не видел, – внесла реплику королева. – Золотой камзол ослепил всех присутствующих, и подданным пришлось закрывать глаза, глядя на монарха. После этого его прозвали Золотым Соколом Скальдии.
- О, Норманн, ты делаешь успехи! Будешь первым в нашем роду, кто прославится как первый модник, а не первый рыцарь Скальдии.
- Вы мне просто завидуете, – беззлобно ответил на смешки матери и брата Норманн.
Их слова его бы задевали, если бы не было известно, что Норманну нет равных во всём королевстве в воинском искусстве. У Норманна не было ни одного поражения в рыцарском турнире, которые он устраивал ежегодно в Дангельде – цитадели на южной границе страны. Все рыцари с нетерпением ждали этого события, но каждый раз все лавры победителя доставались Норманну.
Поэтому все смешки по поводу излишней вычурности его нарядов или легкомысленного поведения быстро прекращались. Норманн доказывал, что можно быть и сильным воином и думать о красе нарядов.
Сменив камзол на более скромный, к радости Ульриха, Норманн позвал цирюльника.
Пока тот подравнивал ему щегольские усики и завивал локоны, Норманн выслушивал насмешки брата:
- Норманн, усы не идут твоим нарядным камзолам.
- Почему же? Мне кажется, что идут, – расправил он плечи и выпрямил спину.
- Норманн, ты не сокол! Ты – петух Скальдии. Который кроет всех кур подряд, – усмехнулся Ульрих.
- Норманн, правда, зачем тебе эти усы? Они тебя не красят, – подала голос королева-мать.
- Сейчас так модно, – любуясь в зеркало усами, ответил Норманн.
- Ты король, Норманн. Моду задаёшь ты, – упрекнула королева.
- Да? Тогда к усам надо отрастить бородку, надоело бриться, – поморщился Норманн. – Кстати, курочкам мои усы очень нравятся. Например, фрейлине Рихнельде, когда они щекочут её… кхм, шею, – понизив голос, чтобы не услышала мать, наклонился он к Ульриху. Знал, что откровенные разговоры о женщинах того смущают.
Так случилось и в этот раз. Ульрих мило покраснел и разозлился. Правда, досталось и Норманну.
- Я всё слышу, Ваше Величество, – строго сказала мать. – Надеюсь, вы позаботились о предохранении. Мне надоело раз за разом выдавать своих фрейлин замуж. Скоро совсем без фрейлин останусь.
Ульрих со злой усмешкой покосился на брата, а Норманн закатил глаза.
Пока мать не видит, конечно.
Он подошёл к ней, склонился, предлагая опереться на руку, и они наконец отправились в Зал Совета.
- Да, кстати, про фрейлин, мама. Так как вы недавно лишились леди Элизабет, я позволю порекомендовать вам дочь маркиза Каньера. Очень, очень смышлёная девица и очень миленькая…
2.3 Фландия. Беата
- Шершень, не мешай! Одна ошибка, одна лишняя капля, и недельный опыт насмарку, – Беата оттолкнула кота, который тёрся о её ноги и требовал внимания.
- Мяу! – ответил тот.
- Я знаю, знаю, ты давно меня потерял, соскучился по ласке и хочешь, чтобы я тебя почесала за ушком… – Беата оглянулась в поисках нужного ингредиента. Да где же он?
- Мяу! – согласился Шершень.
- Подожди, миленький. Осталось совсем чуть-чуть…
- Мяу! – в голосе кота послышалось нетерпение.
- Да-да, знаю, я всегда так говорю. Но в этот раз, правда, обещаю… – Беата подошла к стеллажу и, закусив губу, рассеянно перекладывала шкатулочки и маленькие баночки.
- Мяу! – прозвучало уже гневно.
- Не обижайся, дружочек. Я тебя очень люблю, ты же знаешь, – Беата оглянулась на обиженного друга. – Ну ладно, иди сюда, только недолго.
- Мяу! – уже сменив гнев на милость, нежно промурлыкал Шершень и подбежал, подставляя голову рукам принцессы.
Та погладила у него за ушком, между ушек, вдоль носика, почесала под подбородком, вызвав довольное урчание кота… И тут её рука зависла.
- Мяв? – недовольно вскинулся Шершень и боднул в руку.
- Шершень, ты гений! Я вспомнила, где храню пыльцу махагонки! – вскочила Беата и помчалась в другой конец лаборатории.
- Мяу? – удивился Шершень, а потом радостно подтвердил: – Мяу!
Тут раздался зычный голос камеристки принцессы, мадам Бодрик:
- Ваше Высочество! Ваше Высочество принцесса Беатрис! Вы тут?
А где же ей ещё быть, досадливо поморщилась Беата.
- Шершень, миленький, задержи её. Мне осталась пара минуточек, – попросила она кота.
Тот, важно расправив немаленькую тушку, потрусил на выход.
На Шершня можно положиться, у неё пара минут в запасе, надо успеть. Главное ничего не перепутать.
- Четыре капли мятной эссенции и две щепотки пыльцы махагонки… – осторожно добавила она того и другого и прикрыла колбу пробкой.
В колбе заклубился туман, поменявший цвет с молочного на чернильный, жидкость вспенилась, стала лимонного цвета, процесс пошёл. По стеклянным трубкам пошла перегонка раствора, переработанный осадок которого в результате и будет составлять новое вещество, которое пыталась получить Беата вот уже несколько месяцев. Были ошибки в дозах, в стадиях процесса, в температуре нагрева и в его длительности. Теперь, по её ожиданиям, у неё была идеальная формула.
И оставалось последнее – дождаться конца процесса, который закончится через три дня.
Три дня покоя, чтобы никто сюда не заглянул и не испортил её работу.
Она сняла фартук и выскочила за дверь лаборатории. И вовремя, мадам Бодрик была уже почти у дверей. Она неодобрительно смотрела на Её Высочество.
- Ваше Высочество принцесса Беатрис, вы тут?! – деланно удивилась та.
- Как видите, – буркнула Беата.
- Его королевское Величество хочет вас видеть!
- По какому поводу папенька меня требует? – поинтересовалась Беата, чтобы сразу знать к чему быть готовой.
- А вы как думаете? У нас в последнее время один повод, – хмыкнула камеристка.
- Что, опять жених?! – испугалась Беата. – Где он их с такой скоростью находит?
- Да они сами на вас находятся, – сказала мадам Бодрик и опять недовольно окинула взглядом свою подопечную.
Весь её вид говорил: и чего в этой замарашке находят?
- Карандаш из пучка убрать, волосы прибрать, лицо от пятен отмыть, руки… – она покачала головой и поцокала языком. – Руки так просто не отмоешь… Перчатки надеть. На всё десять минут, не больше. Я уже и так вас… очень долго ищу.
- Спасибо, – искренне сказала Беата.
Всё же, хоть мадам Бодрик исполняла свои обязанности с излишним рвением, на взгляд Беаты, но и в важном уступала. Все во дворце знали, что если Беаты нет в учебной или библиотеке, значит, она в лаборатории. Где терпеть не могла появления чужих. И мадам Бодрик старалась её здесь не беспокоить, только по важным поводам. Таким как сейчас, например, когда её требовал к себе король.
Любимая горничная уже была наготове. Беатрис привечала эту девушку за расторопность и понятливость. Они не в первый раз собираются на скорую руку.
Горничная быстро поправила причёску, когда Беата смыла пятна раствора, в которых испачкала лицо, пристегнула кружева на рукава платья, освежив его, и протянула перчатки. Их Беатрис натянула на руки по пути.
Дворецкий открыл Малый Зал Приёмов, где король в это время о чём-то жарко беседовал с Его Высочеством Ричардом.
- Сын мой, советников, к сожалению, надо слушать, – говорил король. – Их глас, это глас разума, – король заметил Беату и замолчал.
- Папенька, вы меня звали? – заискивающе подобострастно спросила Беата.
Когда дело касается темы женихов, лучше папеньку не злить.
- Подойди, дочь моя.
Освальд притянул к себе дочь и расцеловал в обе щёки. Что уж говорить, король любил своих детей и попустительствовал в их воспитании, на что не раз сетовали придворные.
- Как прошёл твой день? Какие у тебя успехи? – воспользовался минуткой, чтобы поговорить с деловой дочерью отец.
Ему и самому редко удавалось найти свободную минуту, хотя он предпочёл бы слушать речи своих детей, чем недовольства и ворчание советников и казначея.
Беата, увлекаясь, под фырканье Ричарда рассказала отцу над чем она работает.
- Да где это видано, что принцессы колдовством занимались? – в который раз возмутился старший братец.
- Алхимия — это не колдовство! Это наука! – горячо вскинулась Беата на защиту своего увлечения.
- Тем более, – раздражённо повёл плечами Ричард.
В последнее время это был их постоянный спор. Уже почти одними и теми же фразами. И Беата, подавив вспышку гнева, вонзилась ногтями в ладони, веля себе успокоиться.
- Доченька, к нам приехал принц Лорейнтинский, он хочет с тобой познакомиться, – заискивающе обратил на себя внимание король. – Не уделишь ему десять минуточек своего драгоценного времени?
3.1. Эритопия, Маркус
Маркусу хотелось смыть с себя походную пыль, чужую кровь и запахи, сопровождавшие вкус своей победы и чужого поражения, и возлечь с красивой наложницей. Но вместо этого ему приходилось сидеть на троне прежних королей Эритопии, обитым алым бархатом и впитавшего в себя их благовония. Последний из правителей со своим семейством и ближайшими подданными стоял сейчас перед ним, решая: склонить голову здесь, перед победителем, в тронном зале, или на плахе.
Диурий, доверенное лицо, которому Маркус поручал вести переговоры от своего имени и оглашать его волю, бубнил свои величавые речи, склоняя монарха и первых лиц Эритопии перейти на сторону Маркуса.
Маркус мог бы и сам произнести подобную речь, но не считал нужным. Они с Диурием играли в старую, как мир, игру. Тот обволакивал сладкими речами, чтобы польстить и не ранить самолюбие честолюбивых королей, играя роль всепонимающего и мудрого дипломата. За спиной которого стоял суровый и страшный Завоеватель Маркус, от которого не знаешь, что ждать – но точно не пощады.
И не дай боги, молчавший до этого Маркус откроет рот – значит, ему наскучило слушать пререкательства двух сторон. И тогда каждый пожалеет, что отказывался от того, что предлагал Диурий, ибо уже ничего не выиграет.
Вот и сейчас, стоило Маркусу нетерпеливо заёрзать, это послужило сигналом для быстрого завершения переговоров. Монарх Эритопии, а за ним и его люди, склонили головы и присягнули на верность Маркусу.
Стоило сидеть тут битый час и слушать стенания эритопцев и бубнеж Диурия?
Стоило. Его империя растёт, а скоро будет завоёван весь мир. Он не может управлять всей империей, а преданных наместников не хватает уже сейчас. Где найти столько людей для управления каждой страной? Уж лучше пусть продолжают править прежние короли – так хотя бы местные не будут устраивать бунтов, поскольку для них всё останется таким же, как раньше. Только монарх для них теперь будет не монархом, а временно назначенным главой новообразованной провинции в составе империи Маркуса Завоевателя. Но на простых людях это никак не скажется, они даже не заметят смены власти.
Маркус не собирался вмешиваться во внутреннюю политику завоёванных стран, этот урок он прошёл на первых победах. Нововведения не ценились, люди цеплялись за свои традиции и устои, и ничего не хотели менять. Что ж, Маркусу так даже легче – он будет только забирать дань, да набирать воинов из мужской части населения.
Хотя Диурий последние месяцы пытался вложить в его голову мысль, что Маркусу пора думать не только о войне. Не только о том, чтобы завоевать страны, но и удержать там власть. А для этого, по его мнению, пора где-то организовать столицу новой империи со всеми остальными последствиями: управляющим органом из советников – близких и умных людей, единой армией и налоговой, своим сводом законов, новой картой мира, где завоёванные государства исчезнут как самостоятельные, а войдут в империю, и тому подобное.
И, конечно, он был прав. Но Маркус оттягивал этот вопрос, каждый раз обещая, что вот завоюем Индиганду (на этом месте потом возникала любая другая не завоёванная страна), тогда и примемся за новое мироустройство.
Как хороший стратег и тактик, Диурий, видя нежелание Маркуса говорить на эту тему, отступал, склонив голову, но через короткое время снова атаковал новыми доводами и аргументами. Как дятел, который стучит по дереву, удар за ударом выдалбливая дупло, так и советник долбил Маркуса одной мыслью, чтоб она основательно засела у него в мозгу.
А в последнее время ещё и про женитьбу стал заикаться. Как вот сейчас:
- Ваше Императорское Высочайшество, – низко-низко в пол склонился перед Маркусом Диурий, когда они остались в тронном зале одни, не считая верных воинов охраны. Немых, как полагается.
Маркус поморщился и от обращения, и от позы советника. Осторожный дипломат сейчас сообщит что-то неприятное, вон как заранее готовится.
- Какие гениальные мысли опять пришли в твою светлейшую голову? – насмешливо-нетерпеливо сказал Маркус, давая понять, что не будет сердиться, если они побыстрее решат вопрос.
Они с Диурием давно знали друг друга, и тот понимал все оттенки интонации и выражения лица своего повелителя. Разогнул спину и прямо посмотрел ему в глаза взглядом с хитринкой.
- Мой повелитель, я хотел бы обратить ваше высочайшее внимание на то, что Эритана – столица Эритопии – могла бы стать столицей вашей империи. Временной столицей, – поправился он, уловив предостерегающий взгляд Маркуса. – Она удобно расположена на пресечении главных трактов, в хорошем климате. Как мы видели, хорошо укреплена, стоит только восстановить крепостные стены… Здесь много библиотек, школ искусств и высших учебных заведений – что говорит о высокой культуре и достатке…
- Довольно, Диурий, – прервал Маркус.
- Хорошо, – согласно склонил голову старик. – Я знаю, что забегаю вперёд, и вы нацелены идти намного дальше… Но потом вы бы выбрали новую столицу, а пока…
- Я тебя услышал, – кивнул Маркус. – Подними этот вопрос, когда мы завоюем Бонвианию. Говорят, по уровню роскоши, королевскому дворцу нет равных в мире. А храмы знаний и искусств отделаны драгоценными камнями и золотом. Вот где находятся самые лучшие умы мира – там, где громче звон монет.
- Или самые продажные, – пробормотал себе под нос Диурий. И уже громче: – Талант никогда не был равен весу золотых слитков на чаше весов его оценки.
- Тогда мне стоит снизить твоё содержание? Ведь я высоко оцениваю твои таланты, – поддел его Маркус.
- Не стоит, – улыбнулся Диурий. – Я не сижу в храме, отделанном золотом и драгоценными камнями. Вместо того, чтобы писать умные трактаты, передавать знания ученикам, угощаться на пиру с вином в обед и возлежать с жаркой наложницей на шёлковых простынях, я терплю все лишения и неудобства в походах, ем камни, что называют хлебом, и пью грязную воду из источников, в которые испражняются собаки – всё ради того, чтобы присутствовать при славных победах своего повелителя и запечатлеть в душе эти радостные моменты.
3.2 Скальдия, Норманн
Уставший от бешенной скачки конь приободрился и побежал быстрее – впереди, в рваных клочьях тумана, показались знакомые башни дворца. В это время года туманы часто окутывали Скальдию. Иногда казалось, что целое облако опустилось на землю и, как одеялом, прикрыло собой бескрайние холмы, хвойные леса и, сбегающие вниз по склонам, ещё замёрзшие, но уже опасные для путника извилистые дорожки ручьёв и речушек.
Влажный снег, как мокрый сахар, тяжело и шумно сползал с лохматых веток деревьев. Птицы, в нетерпеливом ожидании тепла и светила, щебетали, перебивая друг друга и поднимая свои трели выше сосновых верхушек, выше тумана, туда, где бездонной голубизной сияло чистое небо. Казалось, что воздух, вкусный, чуть влажный, уже не обжигающий холодом горло, можно черпать ложкой.
В родном подворье конь Норманна поднял изящную крупную голову к небу, демонстрируя хозяину белоснежную звёздочку на лбу, и заржал. Шелковистая, выхоленная и вычесанная грива растеклась по шее, как распущенная коса красавицы.
Норманн соскочил с коня, отдал уздцы подбежавшему конюху, похлопал Бурана по крупу и оглянулся. Пригляделся к двум хихикающим, заметившим его служаночкам с кухни, которые таскали отходы животным.
Задрав подол юбки, чтобы он не испачкался, они бойко перепрыгивали через проплешины грязи под подтаявшим снегом. У одной в руках был таз с морковкой, у другой какие-то объедки. Заметив Норманна, они остановились, начали шептаться, и бросать в его сторону кокетливые взгляды.
Та, что была с морковкой, выглядела почище и посимпатичнее второй, и Норманн подозвал её к себе пальцем. Девушка округлила глаза и состроила гримасу подружке, которая с завистью смотрела вслед той, что сейчас спешила к Его Величеству.
- Ваше Величество, – присела девушка в реверансе, ненароком распахнув шаль на груди, и взору Норманна предстал вырез платья, приоткрывавший ложбинку аппетитной пышной груди.
Ого, какой улов! Норманн мужским взглядом прошёлся по фигуре девушки. А там было на что посмотреть. Все выпуклости, что должны быть, присутствовали, а талия и запястья рук были трогательно тонкими и хрупкими.
- Поднимись, – разрешил Норманн, и девушка выпрямилась, кокетливо стрельнув в него серыми бездонными глазами.
Красивая!
- Как тебя зовут? Что-то я тебя раньше не видел, – обратился к ней Норманн.
- Уна, Ваше Величество. Я на кухне работаю. Полгода как.
- Морковку лошадям несла? – ласкал фигуру девушки глазами Норманн.
- Да, Ваше Величество, – скромно потупила глазки служанка, заливаясь румянцем от его откровенного взгляда.
- Мой Буран только что вернулся, и ему не досталось морковки. Считаю, это несправедливым. А ты как думаешь?
- Согласна, Ваше Величество, нельзя обижать такого… жеребца, – проговорила девушка и вспыхнула как маков цвет.
- И я так думаю. Пойдём покормим моего жеребца? – предложил он девушке и сделал приглашающий жест рукой вперёд.
Девушка согласно склонилась в реверансе и посеменила на конюшню впереди него, активно вихляя бёдрами, чтобы ещё больше завлечь Норманна.
Норманн накинулся на девушку сразу, без прелюдий и поцелуев. Таз с морковкой полетел в одну сторону, шаль служанки в другую. Его желание и интерес, который возник при виде хорошенькой служаночки, вдруг куда-то исчез, когда он притянул её к себе. В нос забились кислые запахи кухни, прогорклого масла, капусты и лука.
Девушка, похихикивая, неумело тыкалась влажными губами в его лицо и шею, и это было неприятно. При том что Норманн не был брезглив – брезгливым не выжить в военных походах и не стать воином – он ценил и комфорт, и приятные ароматы, и искусные ласки. Он никогда не довольствовался малым, как другие. Ему всегда нужно было больше. В этом была его разница с остальными воинами, и именно поэтому он всегда имел больше, чем кто-либо. А не потому, что он был королём.
Норманн задрал юбки служанке и развернул её задом, чтобы она перестала тыкаться в него своим влажным ртом. Он вообще пожалел, что взял её. Но было бы странно остановиться на полпути.
Только никакого удовольствия он не получил.
Оправив девушке юбку и развернув к себе, он сунул ей в руки пару золотых:
- Ты можешь обратиться к Брунхильде, лекарке в седьмом доме по Овощной улице торгового квартала, за зельем от нежелательной беременности.
Конечно, денег было намного больше, чем стоило зелье, но Норманн не скупился, чтобы порадовать девушек. Пусть купит себе ещё какую-нибудь безделушку, чтобы утешиться. Потому что вряд ли Норманн ещё раз приблизит её к себе. Ему не понравился её запах и её неопытность.
Захотелось свежатинки и получил разочарование. Он каждый раз задавался одним и тем же вопросом: почему, если у него уже есть несколько удовлетворяющих по всем параметрам искусных любовниц, его всё равно толкает покрыть новую девушку, словно раз за разом захватывая новую крепость?
А, может, это и есть ответ? Его отец, как и окружавшие его воины, так и относились к женщинам – как к бастиону, который нужно обязательно взять. Проблема лишь в том, что павшей крепости войско несёт потери и разрушения, оставляя за собой плач убитых горем женщин и детей. И сравнение это было уместно и тут: женщины после любовных утех искали внимания, на что-то надеялись, потом страдали… Он это видел на примере своей матери, жён рыцарей, их любовниц и просто использованных девок, которым не хватило ума не залететь.
Вот и у матери он застал сцену, когда она утешала красную и опухшую от слёз служанку. Едва он зашёл в покои, мать отпустила её, и та юркнула в дверь, бросив перед этим страдальческий взгляд в его сторону.
Мать вздохнула и с упрёком посмотрела на сына. Тот даже не стал скрывать раздражение, предчувствуя очередную отповедь. Потянул за ворот жабо, под которым чесалась отрастающая в бородку растительность на шее.
- Норманн, сын мой, – как и предполагал, наставительным голосом начала мать, – вам пора серьёзней относиться к статусу монарха самого большого и сильного королевства в мире. Брюхатить служанку за служанкой, фрейлину за фрейлиной – простительно для… Да ни для кого не простительно! – воскликнув, показала эмоции королева-мать. – А для короля тем более.
3.3 Фландия. Беата
На широком подоконнике, греясь в лучах заходящего светила, развалился Шершень. Кот вытянул лапы, откинул в сторону пушистый хвост и время от времени открывал глаза, наблюдая за хозяйкой.
Беата сидела за рабочим столом, заваленным книгами, трактатами и древними свитками которые, казалось, готовы рассыпаться в прах от одного прикосновения. Раскрыв на закладке толстый трактат, Беата читала, тихо шевеля губами.
- Мяу? – лениво спросил Шершень.
Что можно читать так долго и внимательно? Пора бы поужинать, накормить котика свежей котлеткой и плеснуть в миску жирненьких сливок. Если, конечно, кое-кто хочет ночью спать. А не слушать, как один голодный несчастный кот ходит по дворцу и поёт – разумеется во всё горло – о своей несчастной доле.
- Подожди, Шершень, – попросила Беата. – Для следующего этапа опыта нужен конский волос. Волос я найду, но не понимаю, какой надо. Текст мелкий и буквы немного стёрлись от времени.
Она расправила загнувшийся кончик листа. Каждый учебник был нужен и дорог, а трактат магистра алхимии Амалиуса вообще бесценен.
Принцесса собрала в стопку книги, унесла в шкаф кожаные свитки и поставила на стол тяжёлый канделябр. Зажгла свечи, достала из ящика большую лупу на потёртой костяной ручке. Лупой Беата гордилась и берегла – её подарил друг отца, купец и путешественник, специально привёз этакое чудо для Беатрисы из далёкой заморской страны. Купец рассказывал, что только там умеют делать потрясающие вещи из стекла, очень дорогие, потому что каждое – произведение искусства.
Беата подвинула канделябр поближе и наклонилась над страницей.
- Волос Джимарханского скакуна! – воскликнула она. – Слышишь, Шершень? Джимарханского скакуна!
Беата схватилась за голову, от чего из причёски выпал карандаш, обгорелая деревянная палочка, которой принцесса поджигала маленькие жерла сосудов с горящим маслом для опытов, два потрёпанных гусиных пера с заточенными для чернил наконечниками и шпилька.
- Их всего в мире меньше сотни, и каждый стоит как полкоролевства! – сокрушалась принцесса. – Где, ну где я возьму волос джимарханского скакуна? У нас на всю страну один такой, любимый конь Ричарда…
Беата вдруг замолчала и посмотрела на кота. Тот лениво выгнул спину, потянулся, спрыгнул с подоконника, вытянул вверх пышный хвост и встряхнул боками.
- Мяу! – сообщил Шершень.
- Ты думаешь? Нет, нет, глупости, Шершень. Лучше поискать, чем можно заменить конский волос, наверняка в трактате есть приписка. Уважаемый магистр Амалиус даже сто лет назад должен быть понимать, что найти джимарханского скакуна не так-то просто.
Беата уткнулась в книгу. Чем дольше она читала, тем обиженнее становилось лицо принцессы. Беата прикусила губу и сдула со лба мешающий локон – верный признак испорченного настроения.
То ли сто лет назад джимарханские скакуны паслись на каждой лужайке, как обычные козы, то ли почтенный магистр Амалиус решил не упрощать задачу своим ученикам, но заменить волос было нечем. Мало того, джимарханские скакуны были только одной масти – золотистого цвета, как небесное светило, и различались двумя оттенками: светлым и тёмным. Оба оттенка ценились одинаково, но магистр уточнял, что в данном опыте нужен волос исключительно тёмного, цвета старого золота, коня. Именно такой конь был у Ричарда…
- Нет, нет, нет! – принцесса тряхнула головой и сцепила за спиной руки. – Ричард меня убьёт.
- Мяу? – удивлённо протянул Шершень? – Мяу-мяу?
- Конечно убьёт, можешь не сомневаться, – заверила Беата.
Ничем так не дорожил брат, как своим конём. Он волновался за него больше, чем Беата за свои колбы, а ведь их заказывали там же, за морем, откуда купец привёз лупу. Специальные колбы выдували по рисунку Беаты, закаливали несколько месяцев в морской воде, а потом везли, упаковав в сено и опилки. Ящики с колбами занимали на корабле специальный отсек, а когда король узнал, сколько надо за них заплатить, Его Величество долго глотал воздух и обмахивался тарелкой с фаршированными яйцами – Беата имела неосторожность сообщить цену во время завтрака.
- Мяу! – коварный кот прыгнул на окно и отодвинул лапой штору.
Тонкий серп нарождающегося месяца робко заглянул в лабораторию.
- Я знаю, – вздохнула Беата. – Но что делать?
Если эту часть опыта не провести сегодня ночью, придётся ждать целый месяц. Ибо только один день и одно время пригодно для продолжения принцессиных экспериментов.
- Интересно, а сколько надо волоса? – задумалась Беата, открывая трактат. – Всего двенадцать волосинок! Неужели Ричард заметит, что из хвоста его драгоценного скакуна пропало несколько волосинок? Не будет же он их считать, правда, Шершень?
Шершень пристально посмотрела принцессе в глаза и тряхнул хвостом. Разумеется, не будет! Не королевское это дело, пересчитывать волосы на лошадиных хвостах!
Кот направился к двери, то и дело оглядываясь. Беата нерешительно потопталась, достала ножницы, убрала их обратно, опять достала.
- Мяу! – укоризненно напомнил Шершень.
- Ты прав. Нельзя откладывать опыт из-за такой малости, – согласилась Беата. – К тому же, хоть сейчас, хоть через месяц, взять конский волос мне больше негде.
Крадучись, как воры, они вышли из дворца. Впереди бесшумно двигался Шершень, за ним, на цыпочках, пробиралась принцесса.
В конюшне было тепло и тихо, только изредка похрапывали лошади и что-то, наверное, мышка, шуршало в сложенном у входа сене.
Джимарханский скакун встретил Беату радостным ржанием – знал, что она всегда угощает его чем-нибудь вкусным. Вот и сегодня Беата достала из кармана фартука большой кусок хлеба с солью. Конь осторожно взял угощение, позволяя Беате пробраться к задней части его крупа. В конюшню заглянул Шершень. Скакун перестал жевать и угрожающе заржал, перебирая копытами так, словно хотел растоптать кота.
- Вы поссорились? – удивилась Беата. – Шершень, пожалуйста, выйди, ты его волнуешь. Видишь, он злится, и бока задрожали.
4.1 Бонвиания, Маркус
- Ну что, поздравляю. Наши расчёты оказались верными, – улыбнулся Диурий, глядя на приближающихся послов от короля Бонвиании. – Дав бой подальше от границ столицы, они не захотят разрушить всё то богатство, что успели настроить в Бальбекане.
Бонвиания была богатым и сильным королевством, поскольку могла на свои богатства нанять бесконечное количество наёмников. Но в этом и состояло слабое звено защиты – бонвианцы не хотели воевать, а наёмники легко переходили с одной стороны на другую.
Увидев огромное войско, встречающее их на границе с Бонвианией, превышающее по количеству в три раза, воины Маркуса впали в уныние. И только страх перед своим предводителем и вера в Маркуса, не дали поддаться панике и покинуть поле боя.
Каждый приносил клятву верности Маркусу, в которую втайне от них Маркус вливал свою магию. После этого, он иссушенным валялся от нескольких часов до нескольких суток – смотря сколько воинов давали присягу, но оно того стоило. Ему не нужны были продажные наёмники, которые предадут его в первом же бою. Ему нужны были верные воины, которыми он может повелевать и которые будут слушаться его приказов.
Он не сообщал заранее о магическом характере клятвы, чтобы у воинов не было возможности её избежать. А потом, если они вдруг решали ослушаться его приказов или предать, их ждал неприятный сюрприз. Отдача зависела от степени злого умысла.
Если воин только противился приказу, то он просто не мог не подчиниться. А потом уже шло наказание – секли розгами или ставили на тяжёлые работы. Если же речь шла о предательстве, то тут были варианты.
На самом деле, магия клятвы не должна была давать даже помыслить об этом. Но так как Маркусу приходилось принимать присяги воинов пачками, то и вложенная сила распределялась на всех понемногу, крупицами.
Не жалел своих сил Маркус только для военачальников и монархов завоёванных земель. Тех он принимал индивидуально и вливал силы по максимуму.
А крупицы для рядовых воинов хватало только на тех, кто ей не сопротивлялся. Но вот если человек был шпионом или уже имел цель внедриться в войско и подобраться к Маркусу, чтобы причинить злой умысел – тогда клятва не удержит его от этого поступка. Но потом наступит отдача за нарушение клятвы – ему становилось плохо. Жертвы хватались за головы, орали как резаные, пока Маркус не убирал действие заклинания. Они описывали потом своё состояние, словно их кровь превращалась в огненную лаву и жгла все вены изнутри, а мозги припекало так, словно вот-вот расплавятся.
И тогда потом их ждало своё наказание без шанса на спасение.
Захотел дезертировать или стать перебежчиком – калечили или делали рабами. А перед этим проходили «тропу позора» : голыми, с перьями в заднице и облепленные мёдом, отчего на них сразу слетались мухи, проходили через строй, где каждый воин применял свою дубину или хлыст. Затем дезертир до утра в таком виде привязывался к столбу, а потом на него уже надевались кандалы и его уводили к рабам.
Если помышлял что злое – убить Маркуса, к примеру – то ждала смертная казнь. Постыдная и унизительная. Каждый раз воины изощрялись в вариантах, советуя, а Маркус прислушивался, выбирал и поощрял этого воина отгулом. А заодно, брал на метку особо изощрённых садистов и приглядывал за ними.
Но несмотря на то, что Маркус был уверен в своём войске, численное преимущество и обилие дорогостоящих орудий типа катапульт и скорострельных баллист стрелами, прозванных «скорпионами», вызывало опасение, что он будет откинут назад в исполнении своего плана. Его пугало не столько поражение – до этого не дойдёт, он не идиот терять всё своё войско за раз. Отступит, накопит силы и снова нападёт. Сколько отсрочка по времени к направлению своей цели.
После первой атаки и наблюдением за схваткой воинов с обеих сторон, Маркус понял, что у них есть шанс на победу. Его воины были более агрессивны и организованы. Войско же Бонвиании готовилось к лёгкой победе. Большая часть наёмников была с похмелья – видимо, уже заранее отмечала победу над Великим Завоевателем Маркусом. А потому дрались тяжело и лениво.
Маркус усмехнулся и направился в военный штаб – скорректировать тактический план.
В итоге уже через полчаса к ним потекла первая струйка наёмников, один за другим, желающих перейти на их сторону и присягнуть Маркусу. В обмен они просили поживиться присмотренными богатствами бывших нанимателей бонвианцев.
И это была проблема для Маркуса. Он, конечно, понимал, что воины за то и воюют, чтобы потом поживиться завоёванной добычей. И как не борись с этим, но избежать грабежей и бесчинства на территории тех, с кем ещё несколько часов назад воевали на смерть, не получится.
Но также понимал, что это настраивает против них местное население. И хотя Маркусу не нужны были их любовь и уважение, не за этим он завоёвывал эти страны, но бунты и восстания задерживали его.
Время. Опять время. То, что отдаляло его от главной цели. И этого Маркус допустить не мог.
Поэтому балансировал между интересами своих воинов и интересами местных. С одной стороны, большинство его войска, те, кто были с ним с самого начала, уже насытились разбоями и грабежами, и понимали политику Маркуса. Но с каждым завоёванным королевством войско увеличивалось, и новые воины алчно жаждали исполнения своих интересов. И уже пошли шепотки о том, что Маркус размяк и потерял ту кровожадность, что так привлекала и пугала в начале его пути.
После всей услышанной информации про Бонвианию, они с Диурием понимали, что власть имущие Бонвиании заинтересованы в сохранении своего несметного богатства, больше, чем другие. Чем больше что есть терять человеку, тем больше он цепляется за жизнь и склонен к компромиссам. И если надежды на войско, которое они выпустили вперёд королевства, чтобы ничего не разрушить, не оправдаются, столица падёт к их ногам без сопротивления.
Так и случилось.
И вот уже полчаса послы от Бонвиании пытаются выторговать как можно больше, прикрываясь исторической и культурной ценностью выстроенных в столице дворцов, храмов, статуй, библиотек с книгами со всего света и прочими богатствами.
4.2 Скальдия, Норманн
Эдрик разложил на койке кожаный плащ, штаны, грубые сапоги и шерстяную рубаху. Он и Норманн находились в тесной комнате постоялого двора восточного тракта где-то в трёх сутках езды от столицы Скальдии.
- Опять таверна! – причитал он, помогая Норманну сменить грязную одежду на чистую. – За что мне это, Ваше Величество? Даже в такой дыре есть более-менее приличные места. Например, мы можем сообщить о своём приезде бургомистру, он устроит бал в нашу честь.
- Не стони, – посоветовал Норманн, натягивая плащ и перчатки. – Сам захотел поехать со мной, хотя я предлагал тебе остаться во дворце. Взял бы с собой Свенна, он более привычен к походной жизни.
- Можно же путешествовать со всеми удобствами, – проворчал уже под нос Эдрик.
- Я хочу знать, что говорят и чем дышат люди в далёких уголках королевства. Таверна – самое подходящее место, – пояснил Норманн.
- Да уж, днём рынок был самым подходящим местом! Между прочим, баба с пирожками обозвала меня вонючкой. Меня! Потомственного баронета!
Норманн рассмеялся:
- Надо было купить у неё пирожки!
- Вы и так уже столько всего накупили, я еле тащил, – обиделся Эдрик. – Латы, копьё – можно подумать, у вас их мало, краги. А это?
Он достал из сундука связку серых носков из козьего пуха:
- Зачем вам, Ваше Величество, столько носков?
- Я пожалел бедную старушку, она так уговаривала их купить, – оправдывался Норманн.
- Но не все же! Да ещё и заплатили целый золотой!
- Эдрик, ты можешь остаться.
- Ну уж нет, я не отпущу вас одного. Буду вместе с вами грызть недожаренное мясо и пить кислое вино.
- В прошлый раз вино тебе понравилось, – заметил Норманн. – Ты нализался, пришлось нанимать двух бродяг, чтобы они доволокли твою пьяную тушку до постоялого двора.
Эдрик не ответил. Сердито сопя, он зашнуровывал на принце высокие сапоги. Кому охота вспоминать, как тебя под руки тащили по лестнице до койки?
В таверне они заняли места за общим столом, заказали вино и колбаски. Норманн проголодался и с удовольствием ел пряные, с хрустящей корочкой и острой чесночной приправой колбаски, заедал свежими, сочными, крупно нарезанными овощами, запивал вином из деревянной высокой кружки.
Рыцари рядом с ними ели мясо, пили вино и пиво, рассуждали о насущных делах. По знаку Норманна Эдрик завёл разговор о войне.
- Этот выскочка Маркус взял Эритопию, – сказал рыцарь в рубахе, когда-то белой, а сейчас неопределённого цвета, покрытой пятнами сажи, жира, вина и пота.
- Что Эритопию! Сейчас он стоит у ворот Бонвиании, – ответил другой, высокий и широкоплечий, в рассечённом в боях и местами грубо зашитом кожаном чёрном жилете. – Давайте делать ставки, возьмёт он Бонвианию или ему дадут отпор.
- Бонвиания богата, она сможет нанять целую армию наёмников. Разобьют этого ворона в павлиньих перьях в пух и прах, только перья полетят, – вмешался в разговор хозяин таверны.
- Это да, даже Густав с братьями отправились туда на заработки, – согласился первый рыцарь в рубахе.
- Но саранча* не умеет воевать, недаром их наш Генрих разбил и загнал как тараканов по щелям. Так, что о них не было слышно двадцать лет до появления Маркуса, – сказал «чёрный жилет». – Так что шанс у него есть. Но я всё равно поставлю на Бонвианию.
Все стали делать ставки. За Маркуса поставили лишь двое, и то, один скорее на удачу выигрыша. Если Маркус победит, то ему достанется весь выигрыш. А вторым был Эдрик – Норманн заставил. Тот должен следовать своей роли провокатора.
Эдрик отложил в сторону мясную кость:
- Этак Маркус и до нас доберётся, – старательно копируя простонародную речь и интонацию, вздохнул он. – Говорят, войско Завоевателя после каждой битвы увеличивается вдвое.
«Рубаха в пятнах» налил себе вина из кувшина:
- Это твой страх увеличивается вдвое, приятель, – ответил он Эдрику. – Нет, Маркус не решится на нас напасть, мы не Бонвиания, прячущаяся за спинами наёмников.
- Решится, – заметил Норманн. – Он хочет завоевать мир, а мир – и наше королевство тоже.
- Значит побежит отсюда, как заяц от охотника. Наш король Норманн – настоящий полководец, сын своего отца. И если придёт время победить Маркуса, он покажет ему, как умеют биться настоящие рыцари.
Остальные поддержали «рубаху» дружным гомоном:
- Узнает, как к нам соваться!
- Руки коротки у него для Скальдии!
- Пусть попробует сразиться с Норманном, грязный выкормыш!
«Чёрный жилет» тоже не остался в стороне:
- Мы все встанем под знамя короля. Вместе победим Маркуса.
- Или вместе умрём, – коварно заметил Эдрик.
Норманн поправил на поясе меч и толкнул Эдрика в бок. Хоть он и просил его завести разговор о войне, но зачем злить уставших и нетрезвых людей? Обычно Эдрик знал, что такое осторожность, но сегодня, кажется, вино опять сыграло с ним злую шутку.
«Чёрный жилет» встал, схватил Эдрика за грудки и поднял на вытянутых руках:
- Ты! – взревел он. – Ты не веришь в силу нашего короля? Мы будем биться! Поединок! Здесь и сейчас!
Только этого не хватало! На всякий случай Норманн тоже поднялся – если рыцарь швырнёт Эдрика в сторону, он успеет его поймать, пока верный слуга не переломал себе кости о деревянные столы и скамьи. Если отпустит и дело дойдёт до поединка – выкупит, принесёт извинения и заплатит золотом за глупые слова. Воевать со вставшими на его защиту своими же подданными было как-то неловко.
- Да я первый за короля буду биться! – возмутился Эдрик, болтаясь безвольной куклой. – Пошли, выйдем, я покажу тебе, какой я воин! Да здравствует король Норманн!
- Да здравствует король Норманн! – дружно грохнула вся таверна.
«Чёрный жилет» выпустил Эдрика и поднял над головой кружку с пивом:
- Норманн – великий рыцарь! – торжественно провозгласил он.
Бедняга Эдрик всё-таки ушибся о твёрдую, как камень, скамью. Со стоном выполз у ног «чёрного жилета» и, потирая бок, дёрнул короля за рукав.
4.3 Фландия, Беата
Три месяца! Три! Она собирала и готовила ингредиенты для Зеркала Истинного Облика. Ползала на четвереньках по берегу, выискивала мелкие, величиной с горошину, чёрные камушки трета. К счастью, этот редкий элемент можно было отыскать в речном песке. Облазила весь парк в поисках сброшенной змеиной кожи – вредные змеи никак не хотели сбрасывать старую кожу и просто уползали от Беаты в кусты.
Выкопала яму на заднем дворе, чтобы добраться до слоя жёлтой глины. Как ругался папа, когда увидел в яме перемазанную землёй принцессу с лопатой!
Чтобы добыть немного чистой и древней меди, пришлось ночью скрести статую предка. Беата выбрала самое незаметное место у пьедестала и очень надеялась, что предок не обиделся.
Отрезала хвост джимарханскому скакуну Ричарда.
А результат? У неё получилось самое обыкновенное зеркало, каких полно во дворце. Разве что стекло отливало бирюзовым цветом, вот вся необычность.
Первым в зеркало заглянул Генри.
- У-у-у... – разочарованно вздохнул брат. – В прошлый раз у тебя лучше вышло, хоть смотреться смешно было. То рот на боку, то нос во всё лицо. В этом нет ничего особенного.
Да, в прошлый раз эксперимент окончился неудачно. Хотела волшебное зеркало, а получилось кривое. Зато Генри порадовался. Как увидел себя в отражении, так схватился за бока от смеха. А потом заставлял всех глядеться, развлекаясь сам и развлекая других.
Принцесса пошла по дворцу, предлагая посмотреться каждому встречному. Дворецкий, слуги, повар и поварята – все выглядели в нём, как обычно.
Почти, как обычно. Только отражение было чуточку красивее: оно улыбалось, морщины разглаживались, и было словно подсвечено лучами светила. Отчего казалось тёплым, летним и золотисто-воздушным. Но люди этого не замечали, отличия-то были не кардинальными. Восторг высказала только стряпуха – отражение в зеркале ей показалось намного симпатичнее, чем в жизни.
Но это всё же не то, зеркало должно отражать сущность. А неужели все, кого она встретила такие, как есть? Почему у неё не получилось? Великий магистр алхимии, Амалиус, ошибся в своих расчётах, или Беата сделала что-то не так?
Но она чётко следовала руководству и собрала все составляющие, до единого.
Отец и Ричард тоже согласились взглянуть – никаких кардинальных изменений. Ричард только стал чуточку мужественнее, а от короля во все стороны засияли бело-золотистые лучи, и он стал похож на пушистый одуванчик.
Ричард поднёс зеркало к Шершню – кот, всегда пушистый, в зеркале выглядел хищным красавцем с ленивой тигриной грацией.
- Оно показывает всех красивее, чем в жизни, – догадался Ричард. – Смешная игрушка, хоть и совершенно ненужная.
- Я подарю зеркало тётушке Клозетт, – решила Беата. – Она всегда всем недовольна, вечно ворчит и обижается. Пусть любуется собой по утрам, хоть подобреет.
- Хорошая идея, – согласился отец. – Отнеси его мастеру, пусть оформит достойно и дорого. Не забывай, что Клозетт не только твоя тётя, но и королева в Отерленде.
- Потом отнесёшь, – сказал Ричард. – Сейчас иди в синий зал, там тебя жених дожидается, принц Нигорийский.
Зря Беата наделась быстро сбежать от принца Нигорийского – очередной претендент на её руку и сердце оказался настойчивым, необидчивым и ходил за ней по пятам.
Что только она не предпринимала: протащила принца по мокрому после дождя саду, уверяя, что обожает природу, показала вздорный характер, гоняя несчастного то за мороженым, то за водой с сиропом, потом водой без сиропа, потом горячим какао и холодным молоком. Назвала его неуклюжим, когда принц поскользнулся на влажной ступеньке – ничего не помогло.
Принц Нигорийский всё также горел желанием на ней жениться.
- А ещё я обожаю науку, особенно алхимию, – вынула свою козырную карту Беата.
- Замечательно! – обрадовался принц. – Я тоже!
- Что вы о ней знаете? – удивилась Беата.
- Ничего. Но готов погрузиться в пучину учений и формул только потому, что это нравится вам, – заявил он.
- Ещё я не люблю детей и не хочу, чтобы они у меня были. Терпеть не могу танцы и балы, иголки, нитки, вышивание и всё, чем занимаются правильные принцессы, – коварно продолжала Беата.
- И не надо, – легко согласился принц.
- Я вам так сильно нравлюсь, что согласны на всё? – удивилась принцесса.
- Конечно! Вы – моя ожившая мечта! Я влюбился в вас, когда впервые увидел портрет, но в жизни вы ещё прекраснее. Ах, Беатрис, если ваш отец мне откажет, я буду стоять под окнами дворца и умолять его о согласии. Моё сердце не выдержит разлуки с вами, я умру на пороге.
Только мёртвых принцев им на пороге не хватало!
- Хотите, я покажу вам свою лабораторию? – спросила Беата.
- О, вы окажете мне честь, – обрадовался принц.
В лаборатории он внимательно оглядел колбы, горелки и прочие необходимые приспособления, полистал трактаты. Очень хвалил за чистоту и компоновку рабочего пространства.
Беата была удивлена и даже решила в кои-то веки присмотреться к принцу. Замуж всё равно надо, может, вот он, её герой?
Принц прошёлся мимо «красивого» зеркала, которое пока вернулось на место, в лабораторию, и заглянул в него, чтобы поправить причёску.
- Фу! Где вы нашли такую мерзость? – принц Нигорийский отпрянул от зеркала и чуть не опрокинул – Беата вовремя перехватила.
Посмотрела на принца в зеркало и вздрогнула – из бирюзового стекла на неё смотрел уродливый молодой человек с причёской принца Нигорийского! Неужели получилось? Она создала зеркало, отражающее внутреннюю сущность того, кто в него смотрел! Магистр алхимии Амалиус может ею гордиться!
- И вот этим вы тут занимаетесь? – уже не так вежливо, почти грубо, спросил принц. – Что за бесполезная трата времени. Я надеюсь, что вы принесёте пользу и будете делать золото из камней. Я скуплю все окрестные земли, потом соседские, расширю границы, – размечтался принц Нигорийский.
5.1 Бонвиания, Маркус
Крепостная стена Бальбекана, столицы Бонвиании, была построена из ослепляющего своей белизной камня и украшена резными мерлонами, зубцами, носившими название «ласточкин хвост». Никакой практической пользы они не несли, а были лишь декоративным украшением.
Въездная группа была украшена колоннами, портиками, статуями и золотыми элементами. Сами ворота из дорого белёного каундрия – тысячелетнего дерева, росшего в пустынях Зохрана – были богато украшены резьбой.
Всё красиво и совсем непрактично, усмехнулся Маркус.
Перед раскрытыми воротами стояла делегация из нескольких разряженных в пух и прах стариков. Маркус быстро посчитал, что одежда ближайшего из них стоит столько, что можно снабдить полным боевым вооружением десяток его воинов, вплоть до коня и седельных сумок.
Несколько остальных вполне способны обмундировать целый отряд воинов в сотню человек.
От делегации отделился старик и подошёл ближе. Склонился перед Маркусом и протянул ему бархатную подушечку с золотыми ключами.
- Всемилостивый и Всемогущий, – начал он, но, заметив, как скривился Маркус, исправился: – Сильнейший из сильных!
Маркус слегка кивнул.
- Позволь вручить тебе ключ от столицы нашей прекрасной и древней Бонвиании, – продолжал старик. – Выслушай, благородный повелитель, нашу просьбу, и не гневайся на нас, твоих верных рабов.
Выслушать Маркус не отказался: если они сразу признают себя его рабами, почему нет?
- Мы нижайше просим тебя не разрушать нашу прекрасную столицу. Пусть она и дальше радует своей красотой и пышностью. Мы просим твоих грозных воинов не разорять наши дома, не жечь и не уничтожать наши сады. Не трогать наших женщин…
Маркус усмехнулся, а воины за его спиной тихо, чтобы не рассердить повелителя, зашептались.
- Мы сами приведём тебе лучших и прекраснейших дев! – торопливо сказал старик. – Любая преклонит голову перед твоими воинами.
- И не только голову! – усмехнулся кто-то из воинов за спиной Маркуса.
Старики торопливо закивали.
Маркус поморщился. Бонвианцы всё делают не так, сами настраивая против себя.
Искать сострадания и милости у него? Того, кого за глаза прозвали Кровавым, Беспощадным и какими только ещё эпитетами не наградили?
Уважения вызвать те, кто прятался за спинами наёмников и не пошёл воевать за своих женщин и детей, они тоже не могут. Сейчас они легко согласились отдать своих женщин чужакам. А если завтра он потребует их детей?
И даже сюда, к нему, отправили стариков. Где мужчины этой страны? Что это за народ такой?
Трусы.
А к таким Маркус не испытывал ничего, кроме отвращения.
Конь нетерпеливо заржал и застучал копытами, приближаясь к старику. Тот затрясся, втянул голову в плечи, вжался в горячие камни мостовой. С головы упала расшитая золотом и драгоценными камнями шапка, длинные седые волосы рассыпались по плечам.
Остальные посланники тоже пали ниц и дрожали, не издавая ни звука.
Маркус ещё раз огляделся.
- Зачем ты принёс мне ключи, старик? – спросил Маркус. – Ключи от ворот, которых нет?
Старик чуть приподнял голову:
- Как нет? – удивился он. – Есть.
- Где? – Маркус начал демонстративно озираться, воины засмеялись. – Что мне отпирать?
- Ворота открыли к твоему приходу, – понимая, что чем-то не угодил Маркусу, испуганно ответил старик.
- Что за ворота, которые никогда не запираются перед врагами? Этот как дешёвая шлюха, которая никому не отказывает.
После того как гогот воинов позади стих, Маркус громко, чтобы все слышали, объявил:
- Мне не нужен ключ от ворот, которые не запираются, – он выбил ногой подушку из дрожащих рук старика, и ключ полетел в сторону.
Маркус даже не посмотрел в какую. Пришпорил коня и поехал вперёд.
Ворон сидел на своей подставке на голове Маркуса и взирал строгим взглядом вокруг, изредка издавая громкое карканье или комментируя увиденное. За время, прожитое с людьми, для птицы он умел вполне сносно разговаривать. Но не так часто это делал, особенно перед чужими. Как и его хозяин, умная птица была хитра, сдержана и себе на уме.
Со всех сторон на них глядели башенки многочисленных дворцов – сколько же их тут? Но один выделялся среди всех – он был построен на холме, и даже отсюда слепил глаза золотом на куполах над многочисленными башнями. Он был огромен, и за счёт белого цвета камня словно парил в облаках.
Теперь вдоль главной дороги к королевскому дворцу, они увидели и жителей Бонвиании. В дорогих парчовых кафтанах и тюрбанах, украшенными жемчугами и самоцветами, они приветствовали Маркуса и его воинов, как гостей.
Девушки, как и требовал Маркус, стояли вдоль дороги и бросали перед ними лепестки цветов. Вдоль мостовой были выставления столы с изысканными яствами и винами. Горячими и холодными, прямо со льдом, напитками.
Но Маркус приказал двигаться без остановки. Ничего не есть и не пить. Еда может быть отравлена, а в напитки добавлено что-то, что сделает его людей слабыми, как дети.
Маркус не верил в честность старейшин и короля Бонвиании. Те, кто не идут воевать в открытый бой, действуют исподтишка, как все трусы.
Улицы столицы утопали в цветах и зелени. Мостовая была выложена цветной мозаикой. Казалось, дорога накрыта узорчатым, расшитым лучшими мастерицами ковром. Голубые, жёлтые, синие, зелёные каменные чаши фонтанов блестели в свете заходящего светила.
Каждый фонтан был не похож на остальные. Девушка с узким кувшином, из которого лилась вода, толстый малыш, прижимающий к себе крупную птицу – вода с шумом выбивалась из её клюва, раненный копьём чудо-зверь, замерший в прыжке – вода, как прозрачная кровь, струилась из его раны. Огромный цветок, по лепесткам которого, как крупные жемчужины, скатывались водяные капли, со звоном падая в плоскую каменную чашу.
Для Маркуса всё это было непозволительной роскошью. Он знал цену каждой капле воды и каждому зелёному растению в засушливом климате. А тут такое расточительство – фонтан почти на каждом перекрёстке.
5.2 Скальдия, Норманн
Воспользовавшись тем, что сановники окружили королеву и засыпали её вопросами, Норманн кивнул Эдрику и постарался незаметно пробраться в свои покои.
- Ваше Величество! Ваше Величество! – по коридору к нему спешила герцогиня Ларсен.
Эдрик закатил глаза, шумно вздохнул. Норманн схватил его за руку и потянул в другое крыло дворца.
- Бесполезно, всё равно не отстанет, – тихо сообщил Эдрик.
Герцогиня Ларсен, молодая и приятная внешне особа, отличалась любовью к искусству и настойчивостью.
- Ваше Величество! – запыхавшаяся герцогиня обмахивалась большой кожаной папкой. – Посмотрите же эскизы! Материал для вашего монумента готов, лучший скульптор королевства ждёт распоряжений, а вы ещё не утвердили рисунок!
Норманн обречённо согласился:
- Показывайте, только быстро, я очень спешу.
- Конечно, конечно, – обрадовалась герцогиня Ларсен, раскрывая папку. – Вот, прошу вас, выбирайте.
Норманн перебирал рисунки, недовольно хмурился и комментировал:
- Почему у меня в одной руке скипетр, а в другой топор? Я мясник?
- Символ власти и символ силы. Посмотрите другой эскиз, здесь вы с копьём. Так лучше?
Эдрик тоже заглянул в папку:
- Король опирается на копьё? Его ноги не держат? – хихикнул он.
- Не опирается, а упирается! – поправила герцогиня. – Взгляните на эти наброски, вы на троне!
Норманн скривил губы и покосился на герцогиню. Эдрик невежливо присвистнул.
- Однако! Художник не лишён внимательности! – засмеялся Эдрик, показывая пальцем на рисунок. – Ваше Величество, выбирайте этот, вы здесь потрясающе впечатляете!
- Я тебя сейчас папкой по голове впечатлю, – усмехнулся Норманн. – Герцогиня, что за выпуклость вот здесь? – он тоже тыкнул пальцем в рисунок.
- Где? – графиня пригляделась. – Здесь? Складка на поле камзола.
- Складка? – хмыкнул Норманн.
- Конечно, складка! – заржал Эдрик. – Подозреваю, что в натуральную величину!
Норманн замахнулся, и Эдрик отскочил в сторону.
- Герцогиня, вам не кажется, э-э… Что я здесь непропорционально большой? Плечи, голова, ноги – всё слишком увеличено.
- И не только ноги! – заметил Эдрик, предусмотрительно нырнув за спину герцогини.
Та порозовела, глаза заблестели, на скулах заиграл румянец:
- Ваше Величество, это же авторская задумка! Вы – Великий король, и скульптура должна передавать вашу величавость и силу! – защебетала она, заглядывая в папку и дотрагиваясь до плеча Норманна бюстом. – Видите? Большие глаза, мощная шея, крупные пальцы – всё, как в жизни, но подчёркнуто и сразу выдаёт в вас незаурядную и выдающуюся личность!
Герцогиня старательно водила пальчиком по линиям рисунка, словно прорисовывая ещё раз каждую деталь, и всё плотнее прижималась к королю. Его взгляд опустился в её глубокое декольте, находя формы герцогини довольно интересными.
- Надеюсь, вам нравится? – спросила она, заглядывая в глаза Его Величеству.
- Очень, – выдохнул Норманн.
- А кто у нас автор эскизов? – уточнил Эдрик.
- Я, – сообщила герцогиня Ларсен.
- Почему я не удивился? – Эдрик подошёл к окну. – Ваше Величество, вы хотели повидать Его Высочество Ульриха. Вон он гуляет в саду с графиней Гринуэй.
- Ваше Величество, не желаете ли вы рассмотреть эскизы в более удобной обстановке? – герцогиня Ларсен бросила на Эдрика злобный взгляд. – Где нам никто не помешает?
- В пасмурную погоду темнеет рано, – глубокомысленно, словно сам себе, заметил Эдрик.
Норманн кивнул и захлопнул папку. Посмотрел на герцогиню, на папку, на Эдрика и решительно направился к выходу.
- В другой раз, милая герцогиня, – небрежно бросил он.
- Но, Ваше Величество, как же скульптор? Ему надо поставить задачу! – бросилась она следом.
Довольный Эдрик поспешил за королём:
- Ставьте – не стесняйтесь! – посоветовал он. – Его Величество доверяет вашему вкусу.
5.3. Фландия
В кабинете Его Величества шторы были плотно задвинуты. Неровное пламя свечей освещали хмурые лица советников, Ричарда и самого короля, отражалось на круглом пенсне Второго Советника и в блестящих начищенных пуговицах казначея.
- Пусть принесут ещё свечей, – сказал Первый Советник.
- Зачем? – удивился казначей. – Всё видно, мы тут не писать собираемся, а говорить. Экий вы расточительный.
Первый Советник бросил недобрый взгляд на казначея, встал и обратился к королю.
- Бонвиания пала, Ваше Величество, – трагическим голосом объявил Первый Советник. – Гонцы приносят неутешительные вести. Года через два, если всё пойдёт такими темпами, войско Маркуса будет стоять у ворот нашего королевства.
- Хорошо если через два, – вздохнул Второй Советник. – Боюсь, у нас намного меньше времени. Сила Маркуса растёт с каждым днём, а нам нечего ему противопоставить.
- Денег тоже нет, – быстро вклинился казначей.
- Значит, нам надо просить помощи у сильных соседей, призывать к союзам! – решительно поднял голову Ричард.
- Да, надо что-то делать, – растерянно согласился Освальд.
Его добродушное лицо сейчас было испещрено морщинами, превратив его из наливного в печёное яблоко.
- Мы обратимся за помощью, но и сами должны готовиться к осаде. И всё держать в секрете. Я запрещаю рассказывать о печальном положении дел в мире кому-либо. Даже Беатрис. Это понятно? Все слышали? – он строго обвёл взглядом членов совета. – Пусть люди живут спокойно и наслаждаются последними месяцами мирной жизни.
- Шила в мешке не утаишь, – заметил казначей. – О победах Маркуса говорят в тавернах и на рынках.
- Пока мы не подтвердим опасность, никто не будет воспринимать угрозу всерьёз, – с нажимом сказал король.
- Но пап… то есть Ваше Величество… – подал голос Ричард
- Не желаю слушать возражений, – в этом вопросе Освальд проявил категоричность, и всем пришлось отступить. – Итак, к кому мы обратимся за помощью и чем заинтересуем?
- На севере Отерленд – их кузнецы куют самые хорошие мечи. Там на троне ваша сестра Клозетт. Будем надеяться, они помогут по-родственному, – начал перечислять Первый Советник. – С юга Дангельд – король у них жадный, зато лучшие кони. Мы пообещаем им жеребцов от джимарханского скакуна Ричарда. На западе Ульфилия: её мужчины прирождённые воины, каждый стоит трёх бойцов. Они давно просили беспошлинный проезд по территории королевства на север. Предоставим. А на востоке… –
- На юго-востоке Маркус. С армией, которая растёт каждый день, – скривился Второй Советник.
- Маркус ещё далеко. На юго-востоке, сразу за Дангельдом, Голдштания. Вот уж кто богат, так богат. Они родственники по линии вашей жены, Ваше Величество…
- Дальние, – угрюмо ответил Освальд. – Сейчас на троне внучатый племянник Марисабель, сын её кузины. Трусливый, недалёкий, с тяжёлым характером. Ещё и мелочный – говорят, он недоплачивает слугам и экономит на свечах.
Первый Советник бросил укоризненный взгляд на казначея.
- Но зато он холост. Союз с процветающей и отлично вооружённой богатой Голдштанией привлечёт к нам остальные три королевства, они сами предложат объединиться.
- На что вы намекаете? – встрепенулся Ричард.
Все присутствующие переглянулись и отвели глаза.
- Что с вами, министры? Вы ещё покраснейте! Какой ценностью мы можем заинтересовать Голдштанию и сильных соседей?
- Принцессой, Ваше Высочество. Её Высочеством Беатой, – ответил Первый Советник, глядя при этом на короля.
Тот тяжело вздохнул и отошёл к окну.
Первый Советник продолжил говорить, обращаясь к Ричарду, но говорил он для всех:
- Принцесса Беатрис унаследовала красоту матери и её необычные фиалковые глаза, за один взгляд которых бились самые сильные рыцари мира. Леди Марисабель по праву получила титул первой красавицы мира. Её мечтали видеть своей женой самые родовитые холостяки самых сильных государств.
Второй советник перехватил разговор и, понизив голос, сообщил Ричарду:
- Говорят, даже король Скальдии Генрих был готов пойти войной на Голдштанию, чтобы силой заставить выйти за него леди Марисабель. Но она выбрала Его Величество Освальда. Что чуть не привело Фландию к войне. Её Величество королева Марисабель была решительной женщиной и заявила, что если Фландия падёт, её красота не достанется никому. И всё успокоилось.
- Пап? – позвал Ричард отца. – Как ты завоевал маму?
- Я не завоёвывал, – Освальд повернулся к сыну с грустной, ностальгической улыбкой. – Клозетт вышла замуж за короля Отерленда, и я приехал на церемонию. На балу увидел Марисабель – и пропал. Влюбился, как мальчишка, ни о чём думать не мог. И тем более о том, что самая красивая женщина в мире ответит на мои чувства. Я даже не осмелился пригласить её на танец – да и не смог бы, все танцы у неё были расписаны на дни вперёд. Мы как-то оказались рядом и просто разговорились…
Взгляд короля стал отрешённым, лицо лучилось от воспоминаний.
- Мы не могли наговориться, я осмелел и пригласил её прогуляться в парк… И в тот же вечер сделал ей предложение. Я рисковал, но боялся, что у меня больше не будет шанса с ней увидеться. Она тогда рассмеялась своим звонким смехом и обещала подумать. А на следующий день ответила согласием – её родители без её ведома нашли ей жениха. Все были против нас. Да… Её родители угрожали и сказали, что откажутся от неё, если мы поженимся. Обвиняли меня в корысти, говорили, что не дадут приданое. Нам было всё равно. Мы обвенчались тайно, сначала в Отерленде, а затем торжественно здесь, во Фландии, со своими подданными. И это был самый счастливый день в моей жизни, – глаза короля увлажнились.
Он отошёл от окна и встал перед Ричардом, поднял руку и потрепал того по плечу.
– За исключением вашего рождения, конечно. Беата унаследовала и красоту и характер Марисабель. И ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы она знала о Маркусе и надвигающейся беде. Я не хочу, чтобы она жертвовала собой. Мы пригласим принцев, и я надеюсь, что кто-нибудь придётся ей по душе. Я желаю вам такого же счастья в браке как у себя – обвенчаться с любимым человеком.
5.4. Бонвиания, Маркус
Трон короля Бонвиании мало чем отличался от других тронов, разве что по богатству украшений Маркус не видел равных, но украшения мало волновали Маркуса. Они не помогут в обороне и не защитят от предательства, заговоров и переворотов.
Он слез с коня и протянул поводья своему подбежавшему слуге. Взгромоздился по ещё одной лестнице на трон и вытянул ноги, принимая удобную позу. Верный Ворон примостился у него на плече.
Постепенно тронный зал наполнялся пыхтевшими от быстрой ходьбы опоздавшими.
Диурий от лица Маркуса начал речь со стандартных слов о том, что хоть и у лютого и кровожадного, у Маркуса нет цели разрушить королевство Бонвианию, которая сдалась на милость победителя. Но это не значит, что королевство не понесёт потери.
И тут пошёл спор. Падишах молил не грабить страну. Как и послы, перечислял многочисленные культурные ценности и наследия предков. Диурий, хорошо зная настроения войска, вроде и не отказывался, но настаивал на таком огромном выкупе, что у его бонвианского светлейшества затряслись румяные щёки, которые подпирал ворот сверкающего кафтана.
- В моей столице есть квартал лодочников, ваши воины могут делать там всё, что хотят, – наконец предложил король.
- Лодочников? – удивился Диурий. – В чём смысл прозвища?
- Они выбрали себе другого бога, который, якобы, приплыл в мир по небу на деревянной лодке. Поклоняются только ему и даже уверяют, что я – их властелин – такой же человек, как и все! – обиженно объяснил Светлейшество. – Вы легко найдёте квартал по его статуе возле храма – огромная лодка, в которой стоит их божество, закутанное по уши в длинные одежды.
- Раз лодка деревянная, то и жители, наверное, бедны, как церковные мыши? – уточнил Диурий. – А в храме одни свечи да медные плошки?
Король затряс щеками:
- О, нет! Видели мостовую к нашему дворцу? Это они её строили, сами привозили кирпичи за много римлей* и нанимали опытных работников для выкладки, ведь каждый кирпич стоит целое состояние.
Диурий довольно кивнул – благосостояние «лодочников» его удовлетворило. Люди, готовые кичиться своими доходами и демонстрирующие их любому путнику не могут быть бедными.
На обсуждении вхождения Бонвиании в Империю Маркуса, падишах стал настаивать на её особом статусе. И Маркус незаметным для других жестом дал понять, чтобы Диурий согласился. Да, у него есть мысли об особом статусе Бонвиании. Только уточнение, о каком статусе речь, будет позже.
После принятия клятвы верности от монарха и части ближайшего круга его подданных, тело Маркуса требовало поскорее восполнить магическую силу. А быстрее всего она восстанавливалась, когда он был полностью расслаблен. Этому помогала сытость, крепкое вино, ласки женщин и сон. Маркус старался не переедать, не затуманивать разум хмелем, а на крепкий сон никогда не хватало времени. Так и получалось, что женские ласки оставались самым преимущественным способом восполнить силы.
Диурий знал, что сейчас его повелителю понадобится восстановление магической энергии, и подвёл переговоры к концу, объявив, что воинам не терпится отпраздновать победу, а без своего Повелителя они отмечать не начнут.
- Нас ждёт пир и самые красивые девушки Бонвиании, – хлопнул в ладоши Диурий, что послужило сигналом для всех покинуть помещение.
Маркус встал с трона.
Но бывший король Бонвиании не дал ему уйти.
- О Великий Воин, Непобедимый Маркус! – король сделал шаг к Маркусу. – Как твой сюзерен и союзник, я готов отдать тебе самое дорогое, что имею. Самое ценное, самое прекрасное. Жемчужину Бонвиании, Драгоценный цветок королевства, Сосуд счастья и благоденствия…
- Уже не хочу, – лениво заметил Маркус, подав голос.
Раз уж падишах сам обратился к нему напрямую, он не будет так мстителен и снизойдёт до ответа.
Но его Святейшество не так-то просто было перебить.
- Прекраснейшую из Прекрасных, Светилозатмевающую и Возрождающую – свою дочь.
Маркус усмехнулся. Можно подумать, ему предлагают последнюю и единственную девицу в мире, других уже не осталось!
- Хорошо, пусть придёт ночью в мои покои. Утром я объявлю о своём решении.
- Что-о?! Речь идёт о моей дочери! А с ней, как с рабыней?! – Бонвианское величество запыхтело, лицо покрылось бордовыми пятнами.
Пухлая ручонка даже потянулась к ножнам, висевшим на поясе. Они вместе с рукояткой меча также были украшены золотом и камнями, оттого выглядели неопасными и игрушечными.
Маркус никогда не требовал отбирать оружие у своих противников – тем самым давая понять, что не боится их. И даже пару раз разгневанные его словами на него покушались. И терпели поражение. При том, что Маркус никогда не носил ни лат, ни кольчуги. Его всегда считали варваром за одно только то, что он был вечно полуголый, в одних шароварах: что на поле боя, что в палатке в походе, что во дворцах на троне.
Ему не нужна была внешняя защита, ведь она находилась на его коже.
Но пухлая ручка вовремя остановилась, поправила пояс, к которому были привязаны ножны, и опустилась вниз.
- По нашим обычаям, – медленно, подбирая слова, начал падишах, – девушка не может возлечь с мужчиной на ложе до заключения брака.
- Я что-то говорил о том, что готов принять ваши обычаи? – уточнил Маркус.
Король замолчал. Диурий, вероятно, в целях дипломатии, решил спасти остаток монаршего, и без того сильно пострадавшего, достоинства и стал многословно объяснять, что жена для воина не награда, а обуза.
- Как верный союзник я хотел укрепить наши связи, – заявил падишах. – Великий Воин уйдёт дальше на восход светила, но с нами останется его верная жена и, если богам будет угодно, будущий наследник.
Что ж, пришло время осадить этого наглеца. Мало того, что его руками убирает своих врагов, дочь под одеяло подсовывает, ещё и его наследником решил себя провозгласить!
- Вы можете не волноваться. Я объявляю бонвианскую столицу своей резиденцией. Бонвиании оказана великая честь – Бальбекан станет столицей моей Империи. Своим ставленником назначаю Диурия. А вы…
5.5 Скальдия, Норманн
Обиженная невниманием герцогиня Ларсен отправилась за ними.
Ульрих с сестрой графа Гринуэя Ингрид, прогуливались в саду и о чём-то увлечённо спорили. Заметили Норманна с его свитой и примолкли. У обоих на лицах отразились досада вперемешку с настороженностью. Похоже, ни один из них не ждали от Его Величества ничего хорошего.
Норманн отправил Эдрика готовить ему горячую ванну:
- Я буду через пятнадцать минут, – сказал он.
Тот склонился в поклоне и вернулся во дворец.
- Брат мой Ульрих! – радостно раскрыл объятия Норманн младшему брату и потрепал того так, что тот поморщился от боли. – Я так рад тебя видеть на улице, а не в библиотеке! А то уже думал, что ты превратился в библиотечного призрака.
- Мы там и были, Норманн. Я вышел проводить Ингрид, – сухо ответил Ульрих.
- Тогда – молодец Ингрид! – обратился Норманн к девушке. – Приходи и вытаскивай моего братца почаще. Может, он ради тебя и на рыцарский турнир пойдёт?
- Нет, я никогда такого от Ульриха не потребую, – сузив глаза от досады, ответила Ингрид.
- Почему? А как же подвиги во славу Прекрасной Леди? – насмешливо спросил Норманн.
- Я предпочитаю внутренние достоинства внешним, – вздёрнув подбородок, ответила Ингрид. – И предпочту, чтобы в мою честь сделали открытие или посвятили мне научный трактат – вот это достойный подвиг. Это двигает прогресс! Что принесёт мне победа на ристалище?
- Преклонение самого сильного рыцаря – это не достойная награда? – посмеялся Норманн. – Вас будут славить как самую красивую девушку Скальдии.
- Велика честь, – фыркнула Ингрид.
- Даже если этим воином буду я? – улыбнулся Норманн.
И Ингрид вдруг смутилась. Белая кожа покрылась нежным румянцем, и девушка отвернулась.
Ульрих бросил недовольный взгляд на Норманна. А позабытая герцогиня Ларсен тихо выдохнула за спиной короля:
- Ах-х… Я бы не отказалась от такой чести, – мечтательно сказала она.
- Вот вы, герцогиня, решите наш спор: стоит ли призревать внешнюю красоту ради внутренней? – повернулся к ней Норманн. – Если на чаше весов красота, мужество и доблесть, а на другой – ум, доброта и мягкость, какая из них перевесит? Я или Ульрих? – упростил выбор герцогине Норманн.
- Конечно вы, Ваше Величество, – присела в реверансе герцогиня, и полы её шубки разошлись, снова подставляя взору короля волнительную зону пышного декольте.
- Вот видишь, Ульрих, – не отрывая взгляда от приятной картины, сказал Норманн. – Так что предлагаю тебе завтра на рассвете тренировку.
Он наконец отлепил взгляд от груди герцогини и посмотрел на Ульриха, вызывающе вскинув левую бровь.
- Хорошо, если ты после обеда позанимаешься со мной в библиотеке, – парировал Ульрих.
- Да, тем более я бы выбрала Ульриха, – неодобрительно посмотрев на герцогиню, вызывающе сказала Ингрид и схватила Ульриха под локоток. – Так что один – один.
- Хорошо, вы меня убедили, останемся каждый на своём месте, – рассмеялся Норманн.
Непрошибаемая герцогиня Ларсен распахнула папку и сунула Ульриху и Ингрид под нос свои эскизы:
- Помогите мне убедить короля выбрать эскиз для его монумента. Этот – самый подходящий.
Ульрих взял эскиз, хмыкнул и стал разглядывать остальные, по одному передавая их Ингрид.
Та внимательно рассмотрела первый рисунок, смущённо улыбнулась, покачала головой.
- Как вы его находите? – требовательно спросила герцогиня принца.
- Никак. Простите, герцогиня, но остальные мне тоже не нравятся. Давайте предоставим Норманну самому сделать выбор.
- Я его спросила! Но Его Величество ничего не выбрал!
- Здесь выбирать не из чего, – пожала плечиком Ингрид. – Или банально, или гротескно. Скульптура должна вызывать уважение и трепет, а ваши эскизы вызывают лишь смех и недоумение.
Герцогиня Ларсен сузила глаза и растянула тонкие губы в нарочито приветливой улыбке:
- Леди Ингрид, ваше мнение меня не интересует. Что понимает в высоком искусстве девушка, которая даже за модой уследить не может?
- Объяснитесь! – вспыхнула Ингрид.
- Ваши рукава, – надменно кивнула герцогиня Ларсен, – они на четверть длиннее, чем требует мода!
- Какой ужас! – воскликнула она, обращаясь к Ульриху. – Вы слышали, Ваше Высочество? Ах, я этого не переживу! Рукав моего платья на целую четверть длиннее, чем надо! Как жить, скажите, как жить? Как изучать науку и историю, радоваться светилу и пению птиц? В платье, на целую четверть отставшем от утренней моды!
Ульрих и Норманн откровенно хохотали, наслаждаясь сценой. Герцогиня Ларсен краснела, бледнела и нервно теребила эскизы монумента, отрывая от листов маленькие кусочки. Они, плавно кружась, падали на грязную кашу подтаявшего снега.
- Право, леди Ингрид, не ожидал от вас подобной рассеянности! Будьте же внимательнее, иначе всех поклонников растеряете! – подлил масла в огонь Ульрих.
- Лишь бы я не растеряла мозги и чувство вкуса, – ответила Ингрид. – Ваша Светлость, боюсь, ваши эскизы уже никуда не годятся, вы их порвали.
Герцогиня Ларсен злобно фыркнула и захлопнула папку с громким звуком.
Она намеревалась уйти, но тут все увидели, что к ним спешит королева-мать. Она радостно потрясала какой-то бумагой в руках.
- Норманн! Ульрих! Вот вы где! – запыхавшись, подошла она к ним. – Нас приглашают во Фландию на королевский бал по случаю достижении принцессы брачного возраста!
Судя по тону матери, они должны были обрадоваться. Норманн скуксился, Ульрих бросил в его сторону насмешливый взгляд.
- Фландия? Где это, не помню? – Норманн посмотрел на брата.
- Неудивительно, – покачал головой брат. – Она не входит в сферу твоих интересов, так как страна маленькая, приютилась между Отерлендом, Дангельдом и Ульфилией.
- Да, кхм, действительно, не помню.
- По правде говоря, её действительно трудно найти на карте, – вдруг вступилась за Норманна Ингрид, – она там имеет размер с булавочную головку.
5.6 Фландия, Беата
Ворон сел на остроконечную башенку и огляделся. Ничего интересного, сколько он таких видел: побольше или поменьше, все они мало отличались друг от друга. На заднем дворе суетились слуги, в конюшне ржали кони, стражники что-то бурно обсуждали под высоким раскидистым деревом.
Сидеть на башенке было неудобно, лапы соскальзывали с гладкого отшлифованного дерева, а ворон устал и хотел отдохнуть. Он взмахнул крыльями, переместился на карниз высокого, распахнутого настежь окна, с любопытством заглянул внутрь.
На стене большая чёрная доска с белыми разводами. За столом, перед раскрытой тетрадью сидел мальчик. Рядом стояла чернильница и лежало перо. Мальчик, спрятав руки под столом, тихонько играл с деревянными солдатиками.
Напротив, тоже за столом, только большим, сидела девушка и увлечённо читала.
- Доделывай урок, Генри. И пойдём гулять, – сказала девушка, переворачивая страницу.
- Беата, помоги мне решить задачу, – попросил мальчик. – Я не могу.
- Нет. Подумай, Генри, и решишь. Уроки надо делать самому.
Девушка улыбнулась. Красивая у неё улыбка, Ворону понравилась. Кто она, эта Беата?
- Ричард обещал поехать с нами кататься, – вздохнул Генри. – Пошли, позовём его?
- Не сейчас. Видел, оба Советника приехали? Во дворе стоит карета казначея. Значит, папа пригласил их на обед, Ричард тоже там.
Ворон сделал шаг вперёд, спрятался за широкой, развевающейся от сквозняка шторой. Советники, казначей, и, вероятно, ещё и министры – у конюшни он заметил несколько карет. Совет? По какому поводу?
Ворон тихо отступил, взмыл в воздух. Пришлось заглянуть в несколько окон и облететь два раза дворец, пока он не нашёл то, что его интересовало. Однако, какие беззаботные здесь люди! Понятно, что из-за хорошей погоды почти все окна раскрыты, но и двери, кажется, тоже никто и нигде не запирал!
Ворон прокрался к окну и прижался головой к щели между рамами. Людские голоса звучали тихо, но вполне достаточно, чтобы он мог подслушивать. Ничего интересного на королевском совете не происходило – подумаешь, они решили создать военный союз! Такие новости Маркусу будут неинтересны: с союзом или без, он самый сильный воин в мире. Что может его остановить?
Ворон устал и проголодался, пора лететь дальше. Последний круг над дворцом и прощай, королевство Освальда, до встречи у твоих руин.
Его привлекли звонкие голоса в саду, Ворон спустился и спрятался в ветках дерева. Опять этот мальчишка! И девушка с ним. Да ещё и с рогатками! Чем они занимаются здесь, в самом дальнем углу сада?
На ветке дерева Генри повесил привязанное за хвостик яблоко и безуспешно пытался попасть в него из рогатки.
- Да что такое! То выше, то ниже, то вообще неправильно летит! – Генри обиженно отшвырнул в сторону свою рогатку и достал из кармана другую. – На, Беата, попробуй сама.
- Генри, ты и мне сделал? – обрадовалась Беата. – Спасибо, братишка.
- Меня конюх научил, – похвастался Генри. – Я их несколько штук сделал, но все неудачные, плохо стреляют, только одна получилась. Из твоей я вчера даже в стену не попал.
Беата взяла рогатку, покрутила в руках, подумала, отвязала кожаную петлю и сделала её короче. Попробовала маленьким камнем выстрелить в яблоко – камень не долетел.
- Будем экспериментировать, – решила девушка. – Снимай петли со всех рогаток, нам надо опытным путём определить наилучшую для толчка камня длину. И, кстати, вес камня тоже имеет значение, собери несколько разных, побольше и поменьше.
Снарядов Генри набрал целую кучу.
Пока он собирал камешки, мимо девушки прошёл какой-то слуга и низко поклонился и назвал девушку Её Высочеством. Значит, это и есть их принцесса? Красивая, необычная, но Маркусу не понравится, он любит другую красоту.
- Смотри, Беата, хватит или ещё? – протянул горсть камней мальчишка девушке.
Ворону стало интересно, что она задумала? Ворон опустился ниже на ветку, чтобы не пропустить ни одного слова.
- Дашь мне ещё той сонной воды? – попросил Генри.
- Нет, и не проси! Между прочим, она предназначалась совсем для другого. Ставишь цветок в мою воду, потом даришь учителю. От аромата цветка он должен был перестать кашлять, понимаешь? Я хотела сделать лечебный аромат!
- А сделала снотворный! Знаешь, как он смешно захрапел на уроке? Как раз когда рассказывал про спряжение глаголов! – веселился Генри. – Ну же, сестричка, дай мне ещё той воды, тебе жалко, что ли?
- Не дам, можешь не уговаривать. Вот, пробуй, – принцесса протянула Генри рогатку.
Мальчик вложил камень, натянул петлю и... Попал прямо в спрятавшегося в листве Ворона!
Он камнем рухнул на землю.
- Генри! – закричала принцесса.
Подбежала к дереву, бережно подняла Ворона, придерживая рукой повисшее крыло.
- Я не хотел! – чуть не заплакал мальчик. – Я его не видел! Я в яблоко стрелял!
Ворон приоткрыл глаза и укоризненно посмотрела на Беату – вот, что бывает, когда стреляют из рогатки.
- Живой, – обрадовалась она. – Надо отнести его в лабораторию и осмотреть крыло. Надеюсь, я смогу его вылечить.
Генри осторожно погладил Ворона по голове:
- Прости меня, птица, – попросил он. – Я не знал, что попаду в тебя. Пожалуйста, не обижайся. Беата тебя обязательно вылечит, ты снова сможешь летать.
Принцесса отправила Генри за бинтами и лекарственными настойками, а сама понесла Ворона во дворец.
В лаборатории она поставила на стол корзину, на дно положила тёплый и мягкий плед. Крыло смазала мазью и перевязала. Ворон лежал тихо, лишь иногда приподнимал голову и оглядывался.
Интересно. Очень интересно. Что она здесь творит, колдует, что ли?
Точно колдует, иначе зачем все эти разных размеров банки, какие-то бутылочки с непонятными жидкостями и закопчённые плошки для разведения огня? А книги!
Таких старых книг Ворон не видел за всю свою жизнь, даже в дворцовых библиотеках!
6.1 Где-то в Зарайских пустынях. Маркус
- Вот новенькие, – Аргентус подвёл его к веренице переминающихся с ноги на ногу девушек и женщин.
Да, женщины, разных возрастов, даже сильно в возрасте, среди этой толпы тоже имелись.
- Что так много? – удивился Маркус. И нахмурился: – Ты уверен, что все они хотят добровольно разделить со мной постель?
Потому как у одной из девиц зелёные глаза сверкали так зло, что представить её послушной в постели было невозможно. А насилия он не терпел. Это было одно из главных правил в его войске. Достаточно того, что само идёт в руки.
Может, поэтому его редко и предавали, и охотно переходили на его сторону. Он не мыслил жестокости ради жестокости, насилия ради насилия. Да, воины погибали в схватках. Но у каждого был выбор – встать с мечом на защиту своей земли и семьи, как настоящему мужчине, или сдаться.
Тем, кто сдавался, ничего не грозило, за ними сохранялись не только жизнь и свобода, но и все привилегии. Надо было лишь присягнуть Маркусу как своему правителю. По большей части народу всё равно кому служить. Мало кто ценил такие понятия как долг вассалу и честь, мало кто любил своих королей или знал их в достаточной степени, чтобы любить.
Народу было всё равно, кто окажется на троне, если их жизнь не ухудшится. А при Маркусе она не ухудшалась. Пленных не убивали – если только они не решались покушаться на Маркуса – не издевались, не делали рабами. Женщин не насиловали, не отнимали от детей и мужей. Только если они сами не хотели присоединиться.
Да, если город не сдавался – все жители становились пленниками, и их судьбу решал Маркус. Да, иногда надо было казнить парочку агрессивно настроенных горожан – мало кто понимал, что на самом деле их прежде всего заботили свои интересы, а не других горожан. Чаще всего ими были те, кто боялся потерять свою власть и богатство.
Поэтому для острастки стоило обезглавить главных зачинщиков, чтобы потом никакие бунты не возникали – только этого ему ещё не хватало. Ему надо было идти вперёд, а не стоять на месте и бороться за удержание очередной завоеванной крепости.
Поэтому он давно понял – оставь привилегии тем, кто на самом деле держал власть в городе или королевстве, и они со спокойной совестью перейдут на твою сторону.
Если же город решил бороться до последнего – это был их выбор. И жители об этом знали. Поэтому такое бывало редко, чаще всего находился предатель, открывавший двери крепости или проводивший потайным ходом. Если нет – горожане становились пленниками. Потом Маркус решал их судьбу. Чаще всего он отправлял их в услужение на разные чёрные работы – работники всегда были нужны.
Женщинам предоставлялось право – либо оказывать мужчинам соответствующие услуги – причём за вознаграждение и подарки, Маркус не поощрял надругательств – либо работать. Рабочих женских рук всегда не хватало. Потому что женщины, как правило, выбирали не физический труд. Мало кто хотел драить кастрюли, готовить на прорву мужиков, стирать их вещи или прислуживать тем же наложницам.
Маркус с одной стороны их презирал – он был уверен, что его мать предпочла бы работу на кухне или присматривать за козами, но не ложиться под мужчин. С другой – мужчинам в походе необходимо было справлять мужскую нужду, и ему в том числе. Только бороться, насильничать или утирать слёзы женщинам после тяжёлой битвы, он не хотел. Ему нужны были подготовленные, послушные девушки, знающие, что от них нужно и готовые ему подарить удовольствие.
Но в этот раз их что-то слишком много. Число наложниц растёт, их надо содержать, и при этом они ничего полезного не делают.
- Так твоя слава, Маркус, бежит впереди тебя, – со смешком ответил на его вопрос Аргентус. – Девушки прослышали, что насильничать над ними никто не будет, а на подарки ты щедр, вот и растёт количество желающих согреть твою постель. Портить свои нежные ручки чисткой котелков или рыбы никто не хочет.
Маркус скривился. Надо поменять правила. Имеющихся наложниц ему уже хватит, а остальные пусть всё равно работают. Если их всех пристроить, каждой достанется не так много обязанностей, роптать не будут. А если будут… ну тогда их ждёт самая чёрная работа, чтоб почувствовали разницу.
- Даже эта? – подошёл к глазастой Маркус и разглядывал её оценивающим взглядом с головы до ног.
Ничего такого в ней не было – худющая, жилистая, грудь небольшая, бёдра неширокие. Красивого в ней было только волосы – густой копной они падали на плечи, грудь, спину, сзади доходили до бёдер. И глаза – большие, влажные, зелёные, как трава весной. Непокорные, дерзкие, бунтующие – и это было плохо. Что она здесь делает?
Когда он к ней подошёл, она попыталась нацепить на себя маску смирения. Именно нацепить, от него ничего не скрылось. Глазки опустила, губы изогнулись в очаровательной улыбке. Она исподлобья взглянула кокетливым взглядом и произнесла чарующим голосом, облизнув розовым язычком пухлые губки:
- Почту за честь ублажать вас ночами, мой господин.
Вот если бы последнего не было, он бы посмеялся и прошёл мимо. А на маленький острый язычок у него вдруг неожиданно среагировало в паху, как у мальчишки, который давно не имел женщин.
- Хорошо, сегодня ночью ты удостоишься этой чести, – повелительно приказал он и ушёл, с удовлетворением отметив, как раздулись её ноздри в негодовании. Девица совсем не умела совладать с эмоциями.
Но зачем она тогда так рвётся к нему в постель? Вот сегодня он и узнает.
Шатёр Маркуса ничем не отличался от шатров других, кроме того, что он был отведён в его единоличное пользование, и тем, что купол не закрывался в любую погоду. Для того, чтобы его Ворон мог улетать и прилетать в любой момент, когда захочет.
Ворон должен был прилететь со дня на день, и Маркус поймал себя на том, что стал чаще поглядывать на небо, желая обнаружить знакомую чёрную точку. Нет, он не беспокоился о нём – его Ворон умён, хитёр и силён – он просто ждал его. Это было непривычное чувство. Маркус мог сколько угодно убеждать себя, что ему не терпится узнать новости, которые раздобудет Ворон. Но врать себе он не привык – это слишком опасно. Отрицая правду, можно сделать ошибку. А ошибки в его планах не предусмотрены.
6.2 Фландия, Беата
Его Величество решил не откладывать важное сообщение в долгий ящик. Утром, за завтраком, он постучал вилкой по кофейнику, требуя тишины.
- Дети мои! – торжественно начал король. – Скоро нас всех ждёт важное событие – принцесса Беатрис вступает в возраст полного совершеннолетия. По этому чудесному поводу мы объявляем бал. Ричард, позаботься о приглашениях, мы ждём в гости все августейшие семейства, лучших и именитых рыцарей. Беатрис, не забудь о торжественных встречах всех королевских семей. Проследи за слугами: комнаты, конюшня, кухня, беседки в саду, где гости будут отдыхать, в этом деле нет мелочей. И – самое главное!
Тут король сделал паузу, отпил из чашки кофе и продолжил:
- Помни, девочка, что это – твой праздник. Платья, украшения, всё что надо, чтобы показать твою красоту и поразить гостей. Ни в чём себе не отказывай, малышка, – улыбнулся король, с удовольствием наблюдая за порозовевшим от радости лицом дочери.
- В этом сезоне мир увидит самую красивую принцессу, – торжественно сообщил Ричард. – Ты будешь блистать, как звезда, моя милая сестрёнка.
- А учитель говорил, что ничто так не украшает человека, как знания, – вмешался Генри, который, конечно, не мог сидеть молча.
- Он говорил о мужчинах, – уточнил Ричард.
Беата поблагодарила отца, чмокнула братьев в щёки, торопливо доела завтрак и поспешила отдать первые распоряжения.
Принцесса обрадовалась новости – как все девочки, она любила балы. Красивые платья, любезные улыбки леди, комплименты кавалеров. Праздничное настроение и весёлые развлечения.
Суматоху и суету перед балом она тоже любила – дворец, как огромный муравейник, кажется, не засыпал даже ночью. Сколько всего надо сделать! Приготовить покои гостям, продумать развлечения, меню завтраков, обедов и ужинов, наряды для всех праздничных дней, и проследить, чтобы ничего не было забыто.
- Ваше Высочество! – к ней спешила служанка. – Портнихи приехали и ожидают вас в синем зале.
- Веди их в мои комнаты, – решила Беата.
- Никак невозможно! Они столько всего навезли, мы с дворецким целый час выгружали. Потом распаковывали и развешивали ткани, чтобы определить оттенки при свечах и днём, при свете светила.
- Хорошо, пошли.
- Принцесса! Принцесса Беата! – ещё одна служанка, постарше, торопилась к ней. – Придворный сапожник ждёт! Ах, какой он принёс сатин! Какой атлас и бархат! А каблучки! Высокие и узкие, маленькие и широкие, всех размеров и видов. Пожалуйста, поспешите, вы же знаете нашего старика сапожника, он терпеть не может терять время.
- Но и я не могу разорваться, – Беата всплеснула руками. – Или обувь, или платья.
- Обувь! Платья! – хором выбрали обе служанки.
- Угостите сапожника молоком и слоёными пирожками, он их очень любит, – решила Беата. – Вкусности хоть немного скрасят ему ожидание.
Принцесса почти дошла до синего зала, когда её догнал запыхавшийся поварёнок. Маленький, круглый, как хлебный колобок, с толстыми румяными щеками и широко распахнутыми серыми глазами.
- Принцесса! – заорал он так, что у Беаты заложило уши. – Несчастье! Горе! Катастрофа!
Принцесса потрясла головой, несколько раз легонько похлопала себя ладошками по ушам:
- Мёд закончился или соль? – уточнила она.
- Главный повар Его Величества! Он уходит от нас! Навсегда!
- Кто же его отпустит? – рассердилась Беата и решительно направилась в кухню.
Главный королевский повар, немолодой мужчина с пышными бакенбардами, солидным брюшком и кулинарным талантом, сидел за столом, подпирая голову рукой. Поварята притихли по углам кухни, стряпухи шушукались за бочками и сочувственно кивали головами.
- Что произошло? – спросила Беата, присаживаясь рядом.
На столе, в большом расписанном птицами и причудливыми цветами фарфоровом блюде лежало нечто нежно-розовое, пышное и аппетитное.
Главный повар поднял голову, посмотрел на принцессу и страдальчески простонал:
- Всё, всё кончено, моя прекрасная принцесса. Видите эту гадость? – он небрежно ткнул ложкой в розовую массу, отчего та заколыхалась и запахла ещё вкуснее.
- Вижу. Что это? – спросила Беата.
- Мой позор. Конец моей карьеры, – выдохнул Главный Повар. – Я придумал новый десерт, сделал для пробы и понял, что я – никудышный и никчёмный повар. Это невозможно есть!
Беата взяла ложку, попробовала. Очень вкусно! Нежный и пышный десерт напоминал вкус утренней, только снятой с грядки спелой клубники, лесных диких ягод и свежайших сливок. Хотя нет, ещё что-то… Орех? Жареные каштаны? Молочные бобы или дорогая и редкая, привезённая из-за моря, пряность?
- Мне кажется, получилось вкусно, – осторожно заметила Беата.
Главный Повар с пренебрежением посмотрел на десерт:
- Это? Это позор кулинара! Задумывалось нечто, – он покрутил в воздухе кистью, подыскивая слово, – волшебное! Необыкновенное! Таящее во рту! Вызывающее желание попробовать ещё и ещё, а получилось несъедобная сладкая каша.
Он кивнул поварятам:
- Выкиньте приторную дрянь на заднем дворе. Да осторожнее с блюдом, не разбейте.
У поварят обиженно вытянулись личики. Они умоляюще посмотрели на Беату. Тот, который привёл её в кухню, молитвенно сложил на груди пухлые ладошки и облизнулся.
- Да, на заднем дворе, – подтвердила она. Выдержала паузу и подмигнула так, чтобы Главный Повар не видел, – Выбросите там!
За спиной страдальца поварята тихо, как мышки, расхватали ложки и чуть ли не бегом унесли блюдо с десертом.
Главный Повар решительно встал, снял фартук и колпак:
- Прощайте, моя принцесса. Я ухожу в лес! Отшельник – вот моё истинное призвание! Одиночество, молитвы, сухие корешки, похлёбка из муки и грибов.
Беата кивнула:
- Ужасно жаль, но я не смею вас задерживать. Раз уж именно сегодня вы нашли свой жизненный путь, мы вынуждены смириться. Кто-нибудь, – она повернулась к стряпухам, – найдите гонца. Придётся послать его к тётушке Клозетте. Может, она будет так добра и привезёт нам своего повара – отменить бал невозможно, не держать же гостей голодными.