Я иду возделывать сад

1

- Что, опять себя жалеешь? – грозно спросила тётушка Мармотта.

Луи вздохнул и открыл глаза, тем более, он и вправду лежал и предавался жалости к себе нынешнему. А что ещё-то делать?

- Поднимайся, дело есть, - сказала тётушка.

Подниматься было неохота, совсем неохота. Но тётушка возвышалась над Луи и ждала, и тут не захочешь, а вспомнишь, что на самом деле это никакая не тётушка, это здешние обитатели её так зовут, любя, а полковник медицинской службы Сесиль Мармотт, профессор целительского факультета Академии Паризии и главный врач здешнего полевого госпиталя. Ладно, не такого уж и полевого – отличные домики, цветочки, горный воздух.

В общем, Луи вздохнул про себя, сжал зубы и осторожно поднялся, опираясь на здоровую ногу.

- Иди за мной, нужна твоя помощь, - тётушка Мармотта дождалась, пока он обопрётся на костыли, и неспешно двинулась из палаты.

Да куда там палаты – просто комнатки. Луи слышал, что до войны это был санаторий, что ли – десяток домиков в предгорьях. Здесь дышали воздухом и пили целебные воды. И даже поднимались в горы – если могли. А сейчас это госпиталь для магов, раненых магов, увечных магов. Для тех, кому можно помочь неподалёку от линии фронта, чтобы не тащить в Паризию или куда там ещё. И что толку видеть горы в окошко каждый день, если знаешь, что никогда не сможешь туда подняться?

Он, наверное, никогда теперь не сможет толком подняться даже по лестнице. И если боль не уменьшится, то даже и в чём-то другом от него тоже не будет никакого толка. А кому он нужен, бесполезный? Командиру? Да вряд ли. Дяде, кузенам? Тем более нет. А больше у него и нет никого.

Тётушка Мармотта неспешно шла себе по коридору, прошла мимо нескольких запертых дверей, раньше здесь лечились другие некроманты, а сейчас всех уже выписали и вернули в строй, остался один Луи. Это всех прочих размещали без оглядки на специфику силы, а некромантов – отдельно, потому что мало ли. Очень уж у них своя собственная сила. Неодолимая и страшная для других. И если персонал может прикрыться, все маги и не первый день на свете живут, то больные и раненые – нет. И поэтому некроманты – отдельно.

Тётушка привела Луи к закрытой двери и открыла её. Он взглянул из-за её плеча – палата, похожая на ту, где живёт он сам. И кто-то на постели.

Кто там может быть, всех же выписали? И уже три дня как объявили перемирие, уж наверное, все слышали, и никаких стычек на линии фронта нет, да и самой линии фронта уже не должно быть?

- Заходи, - сказала тётушка Мармотта.

Он и зашёл, и увидел на кровати… девушку. Укрытую одеялом по грудь, одетую в белую сорочку, а на подушке – коса. Да-да, в век, когда весь женский пол обстриг волосы едва ли не поголовно… коса. Толстая такая, её захотелось потрогать. И цвет дивный – не блондинка, не брюнетка, не рыжая, а такая, как будто… цвета шоколада. В свете магических огней кончик косы вовсе показался золотистым.

И – девушка определённо была магом-некромантом.

Луи понял, что стоит с разинутым ртом и таращится на эту неизвестную девушку.

- Знаешь её? – спросила тётушка Мармотта.

- Впервые вижу, - хрипло проговорил Луи.

- Её привезли вчера под вечер, уже такую. Сказали, третий день в себя не приходит. Дышит, тёплая, но – и только. Говорят, надышалась отравы, чего-то вроде магоспирита. Организм как будто в целом в порядке, в смысле – физических повреждений нет, и все органы на месте, но в себя не приходит. Ты можешь попробовать дать ей силы, вдруг сходная сила пробудит её?

Об отравляющих веществах, изготовленных специально против магов, Луи слышал, но к счастью – только слышал. Его-то поразили честным снарядом, и сам он был виноват, что вовремя не убрался с линии огня. А эта девушка…

Таким девушкам не место на войне, такие девушки должны максимум что-то делать в столичном госпитале. Или в Академии. Или дома…

О том, что девушка некромант, а некроманты редки и очень нужны на фронте, Луи в тот момент как-то не подумал.

- Госпожа полковник, вы думаете… от силы ей станет лучше?

- Я уже ничего не думаю, - вздохнула тётушка Мармотта. – Но готова пробовать всякое и разное.

Луи вздохнул.

- Вы только… того, прикройтесь.

- Не вчера на свет родилась, - пробурчала она, но закрылась.

Он спустил с ладони небольшое щупальце силы – серебристое, искрящееся в луче заглянувшего с улицы солнца. И оно аккуратно коснулось руки девушки, лежащей поверх одеяла. Погладило. Поднялось выше, коснулось шеи и щеки. Ещё раз погладило. А потом он решился и поделился силой. Немного. И ещё немного. И ещё.

Луи уже подумал, что ерунда это – пытаться привести в себя человека некромантской силой, но – вдруг ресницы её затрепетали, она задышала часто… и открыла глаза. Он немедленно втянул щупальце обратно.

Глаза девушки оказались… тёплыми. Такими… ореховыми. Некромант с тёплыми глазами? Что ж, бывает. У него тоже не самая типичная внешность – чёрные волосы, и даже немного загар, некроманты чаще бледные, как сама смерть. Видимо, эта девушка тоже оказалась исключением.

Но кто она и откуда?

Впрочем, она попыталась что-то сказать.

- Здравствуй, милая, - тётушка Мармотта осторожно обошла Луи и приблизилась к кровати. – Ты меня видишь? Слышишь?

Девушка вздохнула ещё раз и что-то тихонько сказала. А потом ещё что-то сказала. Мармотта повернулась и вопросительно посмотрела на Луи. Но он тоже не знал этого языка.

2

Марьяна проснулась в небольшой белой комнатке. Как и вчера. А что было до того – она и не знала, и где она есть – пока не поняла. Понимала только, что спала очень долго, и могла не проснуться вовсе, однако же – господь не оставил, проснулась.

Вчера её разбудила здешняя целительница – женщина статная, строгая, но добрая. И Марьяна не сразу поняла, что говорить-то нужно по-франкийски. Кто бы подумал, что пригодится, и что не зря учитель и наставник Афанасий Александрович, профессор Пуговкин, заставлял их всех учить не только специальность магическую и теорию общую, но ещё и языки. И кто б знал-то, что понадобится, а ведь пришлось вспомнить науку.

И вот Марьяна вчера сильно не сразу сообразила, как здешней госпоже магу отвечать. Понимать – понимала, а как сказать…

На фронте франкийцы встречались. Франкийские маги, сообща с которыми нужно было действовать, с ними договаривались о том, где и как выступить и куда бить. И где скопища нежити, которую уничтожать.

Нежити расплодилось за войну видимо-невидимо. И каждый некромант оказался на вес золота, кто б только мог подумать-то. Вот они и пошли после выпуска добровольцами… не все, но многие. И даже её, девицу двадцати одного года от роду, взяли. Спросили только – у мамки с батькой-то отпросилась, али как? Марьяна вздохнула и ответила – али как.

Матушки не было в живых уж полтора года, хворь неведомая забрала её, даже целитель городской не спас. А батюшка, конечно, желал Марьяне добра, когда сыскал жениха, да не просто жениха, а готового её взять после того, как Володька окаянный предал, да после того, как она четыре года в Москве в Академии проучилась. И не просто сыскал, а с собой в Москву привёз, когда на выпуск её приехали – батюшка, братики, все пятеро, и вот жених, значит, Илья Тимофеич. Илье этому Тимофеичу было уже лет сорок, и первую-то жену он схоронил. Искал мамку осиротевшим мальчишкам и надеялся на новых деток. И магом он был, но слабеньким совсем. И как согласился-то на некромантку? Не иначе, приданое её глаза застило, не так важно ему было, что там за девица с таким приданым.

Но Илье Тимофеичу было важно, чтобы поскорее. Он прямо в ресторации, где диплом Марьянин отмечали, подсел и сказал – вы, Марьяна Михайловна, как желаете венчаться – поскорее или попышнее? Потому что можно и быстро, и вообще чего тянуть-то, верно? Книги собрать, вещи упаковать? Да зачем вам теперь те книги, не до книг вам будет, дом велик, хозяйство большое, детки малые вот опять же. А вещи дворня соберёт, оставим кого-нибудь. И смотрел так, что… ей страшно стало, а она всё же не просто так маг, а некромант, её чем там обычно не испугать. Она тогда на него не смотрела, вздыхала только. Не говорила супротив ничего. Не хотела батюшку гневить.

А потом уже, ночью, когда с боку на бок ворочалась, подумала: лучше уж на войну, чем за этого вот Илью Тимофеича.

Нет, он собой-то, может, и неплох, но…

Как подумала, что такого в уста целовать и не только целовать, так и поднялась на рассвете, вещички собрала самые такие, без чего никак, оставила батюшке записку и была такова. Слышала, что однокурсники сговаривались утром идти записываться в добровольцы, и туда же пошла.

Там и увидела Митьку Ряхина, Колю Малинина, Костю Петровского да Лёву Сошникова. И ещё Савелия Серова, он с ними учился не сразу, а с третьего курса только, потому что по силе да по опыту был много лучше них, а вот с теорией никак не знался вообще.

- Смотрите, Марьянка к нам пожаловала, - забалагурил Коля, он таков, ему слово – он в ответ десять.

- Ты чего? – не понял Ряхин. – Тебя ж того, батька твой домой забирает?

- С вами пойду, надо мне так, - сказала она и никому ничего разъяснять не стала.

Так что у батюшки она не спросилась. И ладно ещё, что маг и Академию окончила, а то и паспорта могла не иметь, только если бы батюшка в свой её вписал. А как магичка – имеет право на собственный.

Война оказалась делом страшным, но некромантов бросали туда, где была нужда именно в них, и никак иначе. С нежитью бороться, из теней приглядывать, защищать. Марьяна не сразу, но втянулась. И с батюшкой не сразу смогла поговорить, а только через месяц где-то. Он не отзывался поначалу, потом ответил, был грозен, страшил проклятьем, если не вернётся… а потом простил. Благословил и велел вернуться с победой. Что делал Илья Тимофеич и нашел ли себе другую невесту – она не спрашивала.

До победы оставалось почти два года, и они дожили-дослужили, почти все. И они с Савелием как раз стояли в тенях за плечами тех главных, кто договаривался о перемирии. Там-то всё и случилось.

Марьяна услышала хлопок, дальше нужно было хватать охраняемого большого человека и тенями бежать. И вот там-то, пока хватала, она и надышалась той гадости, которая лишила сил на месте.

И что было дальше – не помнила совсем.

И вот, извольте – госпожа Мармотт, целительница, спрашивает по-франкийски, отвечать нужно так же, Марьяна и отвечала. Кто такова, где служила, что помнит. Госпожа улыбнулась, положила руку Марьяне на лоб и велела спать, сказала – всё будет хорошо, она выкарабкалась, и это главное, дальше уже проще.

А ещё Марьяне показалось, что в этой её палате в момент пробуждения был мужчина. Мужчина-некромант, краше которого она в своей жизни ещё не встречала.

3

Теперь у Луи было новое развлечение – прислушиваться из своей палаты, как там девушка. Тётушка Мармотта сказала, что это русская некромантка, она ещё с другими такими же стояла за спиной их командующего и их министра на переговорах о перемирии, и там наглоталась отравы.

Что ж, отравляющие вещества использовали в хвост и гриву, и если какие-то действовали на тело человека, то другие – на его магическую силу. Были безвредны для простецов и губительны для магически одарённых. Видимо, чего-то такого и наглоталась девушка, что приходила сейчас в себя в другом конце коридора. Мармотта говорила – раз очнулась, дальше уже проще, хоть и небыстро.

Луи даже забыл про собственные невзгоды. И решился вызвать командующего и спросить – не знает ли он чего. Тот почесал затылок и сказал, что вечером заглянет.

И это было хорошо.

Луи даже не возмущался, когда пришла медсестра Марта и велела выметаться на улицу, дышать воздухом и смотреть на горы – мол, успокаивает. Безропотно поднялся и пошёл. И потом съел всё, что принесли на ужин – тоже без обычных ядовитых комментариев о своей нынешней полной бесполезности, и следовательно, о том, что лечить и кормить его совершенно без толку.

Командир, генерал Этьен де Саваж, появился уже в темноте, оглядел Луи.

- Что, говоришь, на поправку пошёл?

- Да где? – не понял Луи.

- Раз спрашиваешь не только о себе, - усмехнулся Саваж.

Когда спустя три месяца после начала войны Этьен де Саваж заявил, что раз простецы совсем сбрендили, то магам нужно брать всё в свои руки, о нём только ленивый не говорил, что он дурак, узурпатор, зарвавшийся маг и что там ещё можно сказать в таком случае. Но на его стороне выступили двое старших братьев – тоже Саважи, только боевые маги, плюс бывший король Антуан де Роган, скрестивший магию с промышленным производством, плюс внезапно – президент Франкийской республики, и несколько разумных магов из союзных государств, и внезапно оказалось, что это весьма могучая сила. Так возник сначала фонд «Магия и Мир», объединивший три десятка магически одарённых семейств из разных уголков мира, и даже людьми из них оказались далеко не все. А уже этот фонд основал Магический Легион, в который тут же захотели пойти служить все выдающиеся маги современности, так, во всяком случае, показалось Луи.

Сам он, как отлично окончивший Магическую Академию Паризии и успевший послужить в обычной армии, попал в Легион по умолчанию. Опыт, магическая сила – да и тот факт, что некромантов мало – всё это оказалось решающим. И дальше – вперёд и только вперёд, как говорят Саважи.

Строго говоря, Тьерселены – дальняя родня Саважей, очень дальняя, почти триста лет назад был общий предок. Но Луи ощущал себя и роднёй Саважам, и магом, одним из тех, кто должен поскорее прекратить творящееся безумие. И он приложил к этому все свои мыслимые и немыслимые усилия.

Увы, прекратить войну в одночасье не удалось. Антуан де Роган говорил, что слишком много противоречий накопилось – и в политике, и в экономике, а война всего лишь одно из средств их разрешения. Тогда, правда, Жан-Антуан, генерал де Саваж, и его брат Этьен, тоже генерал де Саваж, взглянули и сказали – что если кто-то заигрался в экономику, политику и какие бы то ни было противоречия, то дело магов – напомнить людям, в каком мире они живут и зачем.

И что же, напомнили. Какие-то предсказатели в начале выдавали, что перемирия удастся достичь только к поздней осени восемнадцатого года, а удалось это сделать уже в апреле семнадцатого.

И что теперь? Куда теперь, куда теперь ему, Луи Тьерселену, который даже на ногах толком стоять не может?

И что имеет в виду генерал, когда говорит, что он, Луи, спрашивает не только о себе?

- Просто… Мармотта, то есть полковник Мармотт, попросила меня поделиться силой с девушкой, которую привезли откуда-то там, и она никак не приходила в себя.

- Русская девушка. Их было двое, русских некромантов, парень спас премьера Полуночных островов и не спасся сам, а девушка спасла своего министра и сама выжила, молодец девушка. И ты молодец, если помог пробудить её.

- А что случилось-то? Перемирие ведь уже?

- Теперь да. А в тот момент – ещё только переговоры. Противник напоследок попробовал вывести командование союзников из строя. Все ж маги, всегда есть шанс, что надышатся и лапки кверху. Но кроме охраны явной, была ещё охрана в тенях, пятеро некромантов.

- И эта девушка… одна их тех пятерых? – ничего себе, значит – маг высочайшей квалификации.

- Да. Я там был и видел, и я просил Жанно открыть портал сюда, к Мармотте, потому что если уж кто и сможет поставить мага на ноги, так это она.

- А… что за девушка? Откуда она? Где её семья?

- Понятия не имею, - пожал плечами командир. – Спроси. Раз уж судьба свела вас с ней в соседних палатах госпиталя.

Спросить? Просто спросить? А она знает язык? А если нет, то как спросить-то? И явно не сейчас, поздно уже. Завтра? Постучаться к ней? Или это неприлично? Или всё уже прилично?

За раздумьями Луи даже не сразу понял, что генерал откланялся и исчез, и что на дворе ночь, и что сейчас не нужно никуда идти. Может быть, завтра?

Впрочем, наутро решимости не прибавилось. И когда Марта снова выставила Луи из палаты, чтобы проветрить и убрать там, он безропотно вышел на улицу и сел на скамейку в цветнике.

И не сразу понял, кто это вышел из дома, держась за стенку, не сразу заметил его, Луи, и пришёл к той же самой скамейке. В светлом платье, в каком-то изумительном светлом платье.

Ореховые глаза смотрели в упор.

- Добрый день, можно ли присесть? – спросила она.

4

Марьяна не сразу свыклась с мыслью, что перемирие подписано, война окончена, и скорее всего, ей придётся возвращаться домой. И как-то это было нехорошо – потому что все люди как люди, радуются, а она?

Её вызвал Митька Ряхин, однокурсник

- Марьяшка, знаешь, что ты у нас – герой?

- Тьфу на тебя, - отмахнулась она.

- Я серьёзно, - покачал он головой. – Ты спасла князя Вострецова, он сказал, что и лично выразит тебе благодарность, и награды тебе тоже положены. От государя императора и от командования союзников. И даже сам генерал Магического Легиона сказал, что ты действовала отлично. Савелий вот замешкался, и где теперь тот Савелий? Но успел вытащить полуночного премьера, и выпихнуть в безопасное место, тоже молодец и тоже герой, но посмертно. А ты жива, значит – вдвойне молодец.

Марьяна же думала, что лучше б уж Савелий остался, а она – нет. Потому что он сам себе хозяин. У него были два брата, преступники, на каторге обретались, и в прошлую зиму, что ли, померли. А он остался один, вернулся бы в свою сибирскую тайгу да жил-поживал.

А что делать ей, Марьяне?

Ладно, пока – выздоравливать. Госпожа главная целительница была добра, говорила – нужно больше отдыхать, тогда силы постепенно восстановятся. И магические, и обычные. И пока она не встанет на ноги, как положено, никто ей не позволит отсюда куда-то отбыть, так и сказала, чтоб даже и не думать о таком. Ну и хорошо.

Потому что если батюшка после Академии был готов отдать её первому, кто попросил, то теперь-то что будет?

Она даже не связывалась с родными, совсем, никак. Наверное, почтительная и любящая дочь должна была первым делом сообщить, где она и как скоро будет дома. Но она не знает, как скоро окажется дома. Совсем не знает. И сказать ей нечего…

Митька велел держаться и обещался заглянуть на днях и рассказать новости. И ладно, пускай заглядывает. Пока же… процедуры от госпожи целительницы, есть специальный питательный суп и пить отвары, и хорошо, что она хотя бы может дойти до ванной без помощи медсестры и умыться!

Вещи Марьяны доставили на второй день – её небольшой удобный чемоданчик. Над этим чемоданчиком все смеялись, и Митька, и Савелий покойный, и Коля, тоже уже два месяца как покойный, и другие. Мол, все люди с мешками да торбами, одна Марьяна Суркова с чемоданом. Ничего, зато одежда не мнётся. А если её ещё ужать немного заклинанием, то и поместится больше, чем в тот же мешок.

Марьяна достала из чемодана свежие чулки и платье – было там и такое диво. Зачем платье – она и сама не знала, носила форму, как все, а платье лежало себе да лежало. Светлое, из хорошей тонкой ткани. И туфли ещё к нему, не в сапогах же с платьем, правда? А раз уж ей нужно привыкать к обычной жизни, то пускай платье поможет.

В этом платье Марьяна и вышла в сад. Ей было велено – гулять до ужина. На улице весна, тепло, но ей всё одно казалось – прохладно, и на плечи она накинула тёплую шаль – тоже из дома. И только когда почти добралась мелкими шагами до примеченной заранее скамейки, то увидела – на ней сидит мужчина-некромант. Очень красивый мужчина-некромант.

Она видела разных – и дома, и в Академии. Но все они были… не такими. Этот же оказался строен, если не тонок, и вообще выглядел каким-то хрупким. Черноволосый, темноглазый, с красивыми чертами лица.

- Добрый день, можно ли присесть? – спросила она, в последний момент сообразив, что говорить нужно по-франкийски.

- Прошу вас, - он легко улыбнулся, как будто захотел вскочить… и не смог.

- О нет, не двигайтесь, пожалуйста, - уж наверное он опирается на костыли не от хорошей жизни. – Я уже села, спасибо.

Скамейка стояла посреди нескольких клумб, на них росли цветы – дома таких не водилось. Марьяна всегда думала, что как выйдет замуж, непременно заведёт такой палисадничек, небольшой и красивый, и чтоб разные цветы, одни отцвели - другие раскрываются. И ярко, и дух поднимается, ежели глядеть, и запах чарующий. Вот прямо как здесь.

Она вдруг спохватилась, что смотрит на цветы, и совсем ничего не говорит своему соседу по скамейке. Наверное, нужно? А то подумает ещё, что она совсем деревенщина, а она ж не совсем?

- Как вас зовут? – сообразила спросить.

- О, простите, я не представился. Жан-Луи Тьерселен. Из Паризии. А вы?

- Марьяна Суркова, - с небольшим поклоном ответила она. – Из Понизовецка, но жила в Москве, ибо училась в Академии.

- Вы окончили Академию?

- Да, и сразу после выпуска определилась добровольцем.

Он как-то странно на неё взглянул, она не поняла.

- А ваши родители? Они не возражали?

- Возражали, - степенно кивнула Марьяна. – Батюшка как узнал – был необычайно сердит. А матушки нет уже, а была б жива – тоже не похвалила бы.

- И как же вы? Я думал… у вас нет никого.

- У меня батюшка, первой гильдии купец, - в первую-то гильдию как раз в войну и выбился, - и пять братьев. А у вас?

Марьяна отважилась на него посмотреть. Всё верно, красивый. Ей правильно показалось.

Домашние мужчины-маги были мощны и кряжисты, как одинокое дерево на лесной опушке. В Академии случались всякие, но тоже – сильные и крепкие, и той силой за версту разило. А этот… он напоминал розу, но – ползучую розу, она только здесь, в Европе, такие и углядела. Цепляются за всё, растут, ползут и цветут, красиво и пахуче. А стебли изящные и гибкие. И вот таким изящным и гибким и показался ей этот Жан-Луи Тьерселен. И тоже очень сильным.

- А у меня не осталось никого, - пожал он плечами, не глядя на неё совершенно.

_________________________________

Дорогие друзья, я приветствую всех в новой истории!

В фокусе у нас нынче некромантка Марьяна, которую мы знаем по истории барышни Оли https://litnet.com/shrt/9bwf , и Луи Тьерселен, которого пока почти что и не знаем, но у него есть сад, который мы встречали в истории Лаванды https://litnet.com/shrt/9bCf )))) Будут отсылочки ещё к некоторым героям, ну да всему своё время )

5

Луи сам не понял, почему вдруг стал с ней говорить. С Марианной. С девушкой с косой и тёплыми глазами. С видением в светлом платье. Почему вообще задумался о родителях и о детских воспоминаниях, и о том, как учился в Академии. А она… она сидела рядом, смотрела в ту же сторону, куда-то в цветы, и почти никогда – на него, и слушала, внимательно слушала. Иногда, впрочем, спрашивала:

- А где сейчас ваша семья? Вы ведь сказали, что один, и нет у вас более никого?

- Да, знаете… отец погиб в первый год войны. Много нежити после трёхдневного сражения, и оказался там какой-то недобитый идиот, который в него ещё и выстрелил, правда, тут и сам концы отдал, хоть то правильно. А мне потом сослуживцы отцовские рассказали.

Отец тоже служил в Легионе, и генерал Саваж сам его пригласил, потому что – опыт, говорил, не пропьёшь и не спрячешь. Ну да, три десятка лет службы и преподавание в Академии, кому, как не ему? И вот.

А у Марианны отец совсем не военный, хоть и некромант. И братья тоже.

- И что же, у вас некромантов не призывали на службу? – спросил он.

Отчего так – девушка на фронте, единственная из всей семьи?

- Призывали, - кивает она. – Петя служил, и Павлуша, младшие. Но не со мной вместе, нет. А батюшка военными поставками занимается… занимался. Всё время, пока война шла. Состоял в Военно-промышленном комитете. Это ж тоже кто-то должен делать… наверное. И старшие братья у него на подхвате. Они ж семейные все уже, и Никита, и Алёша, и Николенька. Детки у них.

У Луи не было братьев, он один у родителей. Зато у дяди Франсуа, младшего отцовского брата, три сына. Но он служит в министерстве внутренних дел, его не призывали на фронт. А все сыновья младше него, Луи. И даже младше Марианны.

- А матушка ваша? – спрашивает Марианна.

А у матушки сердце слабое… было. Тоже преподавала в Академии, но умерла ещё в десятом году, не видела этого всего.

- Моя матушка тоже умерла, хворь какая-то её настигла, ничего не сделали, не смогли, - вздыхает она.

Он неожиданно для себя кладет свою ладонь поверх её ладони… почему-то ему показалось, что нужно так сделать. Но потом приходит в себя – кто он такой, он видит эту девушку второй раз в жизни, какое он имеет право касаться её? И убирает руку. Она снова вздыхает. И поглядывает на него.

Она говорит о братьях, о детстве, о том, как ей жилось и рослось младшей в большой семье. Он рассказывает о том, как отец брал его на кафедру в Академии и показывал, где там преподавали великие маги прошлого.

- У нас тоже факультет, - рассказывает она, не глядя на него. - И отличные преподаватели, и профессор Пуговкин первый среди них. Скажите, - вдруг оживляется, - а ручная нежить у вас на факультете имеется?

- Кто-кто? Нежить? – изумляется Луи.

- Да, - она несмело улыбается. – У нас есть, мальчик Юра. Мы спасли его от бомбы. И поселили на факультет. И кто не боится, ходит с ним поговорить.

Ну ничего ж себе!

- А много вас было на курсе?

- Некромантов, хотели вы сказать? – переспрашивает Марианна. – Много, семнадцать. И на других курсах примерно так же.

- И вправду много, нас вот – семь.

- Нас со всей страны собирали. А потом ещё в середине первого курса Оленька приехала, она от своего губернатора получила стипендию, чтобы отучиться и потом обратно в Сибирск отправиться. У них там совсем мало некромантов. Оленька отучилась и уехала, и вышла там замуж, тоже за некроманта, это правильно, когда за некроманта. И от них к нам потом Савелий прибыл, он жил в глухой тайге и учился у деда своего, и больше ни у кого, а потом оказалось, что учиться-то поболее надо. У него какая-то тёмная история была с братьями старшими, они не маги, и натворили что-то, за что их на каторгу отправили. А Савелия – учиться. Только он, сказали мне, не выжил. Мы ж вместе с ним в тенях стояли.

Луи понимает, что она говорит о парне, с которым была на переговорах. И он – её однокурсник. Или не только однокурсник?

- Соболезную вашей потере, - говорит, а сам понимает – лучше бы он был ей просто однокурсником.

- Да, жаль очень, он добрый был и хороший. И Коля тоже, ленивец и болтун, но добрый. Остальные все живы. И Митька, и Костя, и Лёва.

- Вы… с кем-то из них встречались?

- Что? Встречались? – она как будто не понимает. – А, вот вы о чём, - вздыхает. – Нет. У меня был жених, но он не дождался, пока я окончу курс. А как отучилась, батюшка нашёл мне какого-то… такого, что тут уж я сама не захотела. И не знаю, что теперь будет – как же без жениха-то, не потерпит батюшка такого, нового найдёт. Приданое-то у меня хорошее, да вот на него, мыслю, и смотрят, не на меня. Да и правда – кто просто так, без приданого, возьмёт за себя девицу, что на фронте была?

- Отчего вы так думаете, Марианна? – нет, он не понимал.

Ему казалось, за девушку-некроманта должен быть едва не рыцарский турнир, как в древние времена, даже без всякого приданого.

- Хотят же скромную, послушную, домашнюю. А я и полный курс отучилась, и нежить била, и в аудитории с мужчинами была, и в госпитале упокойничков опрашивала, и потом вот. Я ж и тенями вытащить могу, и перевязать умею, и посижу-покараулю, если надо, и… и жизни лишить тоже могу, - тихо закончила она. – Такая ль нужна жена?

Он посмотрел в тёплые глаза… и ответил:

- Конечно, такая. А вы как думали? Самое то, что нужно в наши неспокойные времена.

6

Марьяна даже не сразу поняла, что он ей ответил, этот незнакомый некромант. Подумала, что плоховато знает язык и не может уловить тонкостей. Потому что… потому что. Неспокойные времена, господь свидетель, закончились, значит – можно чтобы как люди, мужа там, деток, палисадничек опять же с цветами…

- А у вас… есть невеста? Какая она? – спросила она и ужаснулась собственной невоспитанности.

Как можно-то в лоб о таком спросить!

Но он не смутился и не сказал, что не её дело.

- Да я и не задумывался о невесте, - и вздыхает, сердешный. – А теперь какая мне невеста?

- Это вы о чем? – и здесь она тоже не сразу поняла. – Это вы про ногу, что ли? Так нога срастётся, и будет, как новая, а если кто этого не уразумел – тот просто дурак, ой, простите, не держите зла, - она даже рот ладошкой прикрыла.

Вдруг у него там зазноба какая, а она обзывается?

- Да какое зло, - он смотрел куда-то на клумбу, где какие-то цветы очень уж сильно пахли в вечернем воздухе.

Здесь растёт много неизвестных ей цветов. Или это просто дома им не климат, как у Оленьки в Сибири, там много чему не климат, это только люди везде живут. А здесь теплее, чем дома, и чем в Москве, тоже теплее.

- А что доктора-то говорят? Строгая госпожа доктор – она же вас тоже лечит, как и меня?

- Мармотта? Говорит, что со временем кости срастутся.

- Значит, так и есть, докторов надобно слушать, - сказала Марьяна. – В той больнице, куда мы на практику ходили, были хорошие доктора, чего только не делали. Наверное, и здесь не хуже.

- На практику в больницу? – он как будто не понял.

- Ну да, упокойничков расспрашивать. Что да как, отчего умерли, всё ли там теперь с ними хорошо. Иногда родные приходили и просили о чём-нибудь разузнать. Иногда не сами померли, а кто помог, тоже расспросить надобно. У вас такому не учат?

- Учат, но… я больше по нежити и всякому другому. Если нужно незаметно подобраться или в тенях постоять и послушать.

Марьяна знает, что некромантов часто используют для дел тайных. Их тоже учили, и на войне пригодилось… но об этом обычно не говорят, всё верно.

- По нежити нас тоже гоняли, страсть как гоняли. Мы уж все погосты знаем, что в Москве да поблизости. За четыре года всё попробовали. И обычных, и древних, и всяких шатунов.

- Кто это – шатун? Неупокоенный, который шатается? – не понял он.

Марьяна смеётся.

- Конечно, шатается. Это если вот, скажем, косолапый помер, да покою ему нет, и зима, холодно, вот он и шатается. Иногда всем семейством своим – и батюшка-медведь, и матушка-медведица, и медвежатки малые, только все неживые, одна шкура да кости. Я когда впервые супротив такого вышла, думала, прямо там со страху концы отдам.

- Но не отдали, - он улыбается.

И как же хорошо улыбается-то, прямо хочется смотреть и смотреть, глаз не отводить. Марьяна тоже улыбается.

- Кто бы мне дал, - воспоминания греют. – Там же были все наши – и Митька, и Бориска-князь, и Войтек, и Оленька, и Лёвка, и другие…

Сразу вспоминается её самый первый сольный практический выход – когда Оленька помогла, а Войтек с Лёвой добили вражин, и только Коля Малинин дурачился и ничего не сделал. Эх, Коля-Коля…

Нет, не нужно вспоминать, не нужно.

- Не все остались живы? – понимает он.

- Да, - Марьяна дышит, просто дышит, чтобы не разреветься, глупости это – реветь, только ещё не хватало, ей всегда говорили, что нечего реветь магу-некроманту.

- Так есть, - говорит он, берёт её за руку и держит, просто держит.

И почему-то ей не стыдно реветь перед ним, и она ревёт, впервые с того мига, как очнулась здесь и узнала, что перемирие всё же заключили, что она герой, а Савелий тоже, но – посмертно…

И она вовсе не понимает, как так выходит, но – он обхватывает её своими руками, и гладит по голове, и шепчет что-то, наверное, утешительное. Давно, ой как давно уже никто её не утешал. Может, матушка? Когда Володька окаянный от неё отказался и с Зинкой уехал? И матушка в самую Москву отправилась, чтобы ей рассказать да рядом посидеть и за руку подержать, вот прямо как он сейчас? Или Оленька – потом, в Сибирске, когда все они туда на практику прибыли? В общем, давно.

- Всё пройдёт, Марианна, - говорит он. – Мы остались, и вы, и я. И что ж теперь, не жить, что ли?

Она отдышалась, пошевелилась. Не дело это – с чужим мужчиной обниматься, даже если и никто не видел. А вдруг видел, и расскажут каким-нибудь его знакомым? Или его начальству? Или её начальству, и что потом то начальство ей скажет? Вы, Марьяна Михайловна, тут по делу, или по мужчинам?

Он, правда, руки-то сразу и опустил. И как-то это оказалось… холодно. Странно, да – тёплым весенним вечером и холодно.

- Вот, и нога ваша заживёт. Там перелом?

- Там очень много мелких переломов, - сморщившись от неприятного, сказал он. – Их собрали, но… Наступать на ногу пока нельзя, зато можно и нужно делать всякие процедуры, магические и обычные.

- У меня братик старший, Коленька, раз ногу сломал, и ему что только не делали – и грязью из болота намазывали, и лампой какой-то специальной грели, и просто доктор-маг приезжал и силой своей лечил. Ничего, снова забегал, как миленький. И вы тоже забегаете, вот увидите. Вы до войны-то где служили? Тоже по военной части?

- Тоже, - кивнул он. – Это отец последние годы преподавал в Академии, а я вот… так.

- Так значит, и вы преподавать сумеете в этой вашей Академии. Про нежить знаете, про другое тоже. Научить сможете.

Кажется, он хочет возразить ей, но тут из домика появляется медсестра – та самая, что смотрит за ними обоими.

- Ступайте ужинать, и давайте-ка, я вам в бывшей гостиной подам, обоим сразу. Нечего по своим палатам прятаться, успеете ещё.

Марьяна делает вид, что запуталась в подоле платья – пока её собеседник поднимается на ноги и принимает устойчивое положение. И тогда они медленно идут в домик, он – потому, что на костылях, а она – потому, что голова у неё всё ещё кружится.

7

- Господин капитан, идите на осмотр! – зовёт Луи медсестра Марта.

- Какой ещё осмотр? Не должно вроде быть никакого осмотра, - бурчит Луи в ответ.

Сегодня сыро, на улице дождь, и больная нога разнылась. Он вообще не хотел подниматься с постели. Пытался читать – не читалось. Спать – не спалось. Можно было, конечно, позвать тётушку Мармотту, чтоб обезболила, но это ж нужно двигаться, тянуться до зеркала и всякое такое, а ему ой как не хотелось шевелиться. Вот и лежал-страдал.

- Пришёл порталом какой-то важный целитель из Паризии, всех осматривает, кто ещё остался. В других корпусах всех уже просмотрели, только вы остались да русская госпожа.

До войны Марта служила в госпитале Массилии, и никого из госпиталя принцессы Жакетты не знала. Впрочем, Луи тоже знал только тех, кто бывал у них дома, навещал отца, у того-то разные знакомцы случались. И кого ещё принесло? Да такого, что смотрит прям всех, кто тут ещё остался?

В общем, пришлось подниматься с постели и брести в кабинет тётушки Мармотты. И в дверях кабинета он едва не столкнулся с прекрасной Марианной – видимо, её тоже позвали на осмотр к столичному светилу.

- Здравствуйте, - улыбнулась она, но как-то грустно. – Проходите, я уже поговорила с господином целителем.

- Здравствуйте, - вежливо кивнул Луи, и прошёл в кабинет.

Подумал – может, надо было спросить, что ей сказали? Или потом?

- Вот он, полюбуйся, - сказала тётушка Мармотта кому-то.

Луи повернулся – и увидел господина Мальви, громадного и седовласого. О да, господин Жак Мальви не раз навещал отца, отец был ему не только пациентом, но и хорошим другом. Когда-то в юности они вместе служили – отец, ясное дело, некромантом, а господин Мальви военным целителем. Сейчас же он возглавлял отделение травматологии и хирургии в госпитале принцессы Жакетты.

- Ну что, здравствуй, герой, - господин Мальви подошёл и одобрительно оглядел Луи. – Ложись, поглядим, что там с твоей ногой.

Под пристальным взглядом господина Мальви Луи сначала сел, а потом и лёг, и вытянул обе ноги.

- Ноет? – спросил целитель.

Луи в ответ только вздохнул.

- Это ничего, что ноет, значит – с чувствительностью всё в порядке, - усмехнулся господин Мальви и сел рядом с кушеткой. – Сесиль, ты-то уже всё в этой ноге знаешь, я так понимаю? – взглянул он на Мармотту.

- Знаю, - усмехнулась та в ответ. – Смотри, потом обменяемся мнениями.

Господин Мальви коснулся кончиками пальцев повязки – там, внутри, какая-то очень уж сложная система магических фиксаторов, чтобы все мелкие косточки правильно срослись, так объяснила Луи Мармотта в самом начале. И сейчас господин Мальви аккуратно ощупал повязку, попутно обезболил – сразу захотелось выдохнуть и закрыть глаза. Луи и закрыл – не болит, и хорошо. И кажется, даже задремал.

А проснулся от негромкого смеха – Мармотты и господина Мальви. Пошевелил головой.

- Смотри, проснулся, головой вертит, - кивнула на него Мармотта.

- Что я пропустил? – спросил Луи.

- Ничего особенного, - пожал плечами господин Мальви. – Восстановление идёт, как ему и положено при такой травме, никаких особенностей и отклонений я не вижу. Мой прогноз – снимать фиксаторы через месяц, а там будет видно, что дальше.

- В смысле – что дальше? – не понял Луи.

- Чем дальше тебя лечить, и что ты вообще будешь делать, - пояснил господин Мальви. – Пока-то будешь здесь, ну, или заберу тебя к себе, если здесь решат снова вернуть санаторий.

- А через месяц можно будет обратно на службу? – брякнул Луи.

Ну хорошо, не брякнул, но спросил о том, что волновало его в тот момент больше всего.

- На какую это службу вы собрались, молодой человек? – поинтересовался господин Мальви. – О службе сейчас вовсе говорить рано, а рассмотреть возможность – скажем, через год. Если ты до тех пор не придумаешь для себя ничего другого, конечно. Но вообще я бы на твоём месте задумался уже сейчас.

- Как через год? – не понял Луи.

- Обыкновенно. И то – рассмотреть возможность, и это не обещание вернуть тебя снова в Легион. Всё будет зависеть от того, насколько правильно срастётся твоя стопа. Мы делаем всё возможное, но выйти-то может по-всякому, понимаешь?

- Но я же в остальном здоров, только ходить нормально не могу? – не понял Луи.

- Именно, нормально ходить не можешь. И поэтому я настоятельно рекомендую тебе подумать о такой службе, где тебе не нужно будет ходить, почти или совсем.

- Да как так-то? – ждать год?

И потом тоже неизвестно, что?

- Война окончена, и сейчас нет нужды гнать в армию всех-всех, - покачал головой господин Мальви. – И не в одной службе счастье и смысл жизни. Твой отец отлично преподавал, твой дед – тоже. Твой дядя служит в министерстве. Жизнь не закончилась, уверяю тебя.

- Да не хочу я преподавать, ну какой из меня преподаватель, скажете тоже!

- А этого пока никто не знает – какой из тебя преподаватель. Может так статься, что и неплохой. Пока не попробуешь – не узнаешь.

- Вот-вот, скажи ему, - пробурчала тётушка Мармотта. – А то лежит тут, понимаешь, хоронит себя заживо!

- Нечего себя хоронить, - строго сказал господин Мальви. – Товарищи навещают?

- Время от времени, да, - кивнул Луи.

Потому что и впрямь навещали.

- Девушка вот опять же, и не просто девушка, а сходной силы, я бы на твоём месте присмотрелся, где ещё потом такую найдёшь?

А что девушка? Марианна мало того, что некромант, так ещё и красавица, каких поискать, разве она может серьёзно посмотреть на такого, как он, которому ещё год нельзя на службу, и потом тоже неизвестно, как сложится? Поэтому Луи только вздохнул, ни на кого из них не глядя.

- Сейчас боль есть? – спросил господин Мальви.

- Нет, благодарю вас, - ответил Луи.

- Вот и славно, поднимайся и иди на обед. В гостиную, не к себе, - строго сказала Мармотта.

- Да-да, потихоньку ходить обязательно каждый день. Понемногу. Потому что иначе после вовсе на ноги не поднимешься, - господин Мальви тоже поднялся и смотрел по-доброму. – Луи, невозможность служить в Легионе – не конец света, уверяю тебя. Жизнь предоставляет нам множество шансов, главное – не пропустить. Нога рано или поздно восстановится, а в каком объёме – мы все увидим, там и решим. А пока не думай лишнего, хорошо?