1

Холодный асфальт, неподвижное тело. Открытые, но мёртвые глаза. В боку глубокая рваная рана от удара арматурой.

Шаги. Плач.

Ко мне, пошатываясь, подходит ребёнок — мальчик в платье и парике. Нет, не мальчик. Девочка. Трансгендерная девочка, которая сбежала из дома полгода назад, боясь, что её не примут.

Она падает на колени рядом со мной, всхлипывает и дрожащими руками касается моего лица.

– Проснись… – ее голос дрожит. – Пожалуйста…

Я не просыпаюсь.

Она ложится рядом, утыкается лицом мне в плечо, обнимает меня одной рукой за талию, как будто я всё ещё могу её защитить.

Толпа. Кто-то снимает на телефон. Сирены.

Двое полицейских приближаются. Один что-то говорит в рацию, другой тянет ребёнка за плечо:

– Давай, малыш, вставай…

Но я — уже в ее теле — вдруг осознаю, что могу кричать.

– Оставь меня в покое! – мой голос срывается, и он тут же отпускает меня, ошеломлённо отступая назад.

Второй полицейский шепчет:

– На каком она говорит?..

Ответа нет.

Меня забирают в машину скорой.

Прошлое.

Юля сидела под мостом, склонившись над блокнотом. Ее дом — старый матрас, картонные коробки, немного еды.

– Почти все готово… – пробормотала она.

Тогда к ней впервые подошёл ребёнок — худенький, в потрёпанных кроссовках, с остатками лака на ногтях.

Она попыталась спросить, откуда он, но ребёнок лишь испуганно смотрел на неё.

Она дала ему бутерброд. Он взял осторожно.

Так все началось.

Настоящее.

Полицейский участок.

Я молча сижу в кабинете. Напротив меня — двое мужчин и женщина-психиатр.

Она наклоняется ко мне и тихо говорит на французском:

– Это твоя мама.

Женщина лет сорока пяти садится напротив. В ее глазах — надежда и страх.

Она протягивает руку.

Я тянусь в ответ.

И в тот момент, когда наши пальцы соприкасаются…

Бум.

Все чувства, вся боль, вся любовь ребёнка к этой женщине обрушиваются на меня, заполняя каждую клетку моего нового тела. Я чувствую… Всё. Каждое воспоминание. Радость, страх, боль. В голове вспыхивают моменты — мама читает сказку, мама обнимает, мама смеётся…

Я вся дрожу — не от страха, а от невероятного накала эмоций.

Все в комнате напряглись.

– Всё в порядке? – голос полицейского доносится как сквозь вату.

Я медленно поднимаю голову.

– Да, – отвечаю я.

И в этот момент понимаю – я знаю французский.

Спустя время.

Отец ведет меня в полицейский участок.

– Ты уверена, что готова?

Я киваю.

Мне кладут передо мной фотографии.

Глаза лихорадочно пробегают по ним, сердце бешено стучит.

Стоп.

В груди вспыхивает ледяной огонь ненависти.

Вот он.

Я стискиваю кулаки так сильно, что ногти врезаются в ладони.

– Это он, – голос сорвался на хрип. – Это он убил ее!

Полицейские переглядываются.

Отец сжимает мою руку, но я вдруг резко дёргаюсь и встаю.

Через стекло допросной я вижу его.

Все остальное тонет в кровавом тумане.

Я не думаю. Я просто двигаюсь вперёд, желая вырваться, прорваться к нему, вцепиться ногтями, забить до смерти.

Отец с трудом удерживает меня, прижимая к себе.

– Не надо… – его голос тихий, но твердый.

Я чувствую, как мелко дрожит.

Как он испугался.

Не за себя.

За меня.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Убийцу допрашивают.

Его ждет наказание.

Я жива.

Я не одна.

Загрузка...