Всё началось с незначительных событий. Сначала я стала чаще спотыкаться на ровном месте, затем начала забывать, куда положила ключи. Мелочи, на которые в обычной жизни никто не обращает внимания. Но когда таких мелочей становится слишком много, они перестают быть незначительными.
Первый раз я по‑настоящему испугалась, когда проснулась среди ночи и не смогла вспомнить, как зовут мою сестру. Имя крутилось на кончике языка, но не хотело выходить. Лена. Конечно же, Лена. Как я могла забыть? Мы говорили по телефону буквально вчера.
— Ты слишком много работаешь, — сказал муж утром, когда я рассказала ему об этом. — Нужно взять отпуск.
Андрей был практичным человеком. Для него любая проблема имела простое решение: устал — отдохни, заболел — полечись, забываешь — меньше нервничай. Я завидовала его способности раскладывать жизнь по полочкам.
Но отпуск не помог. Наоборот, когда исчезла рабочая рутина, странности стали более заметными. Я могла час искать очки, которые были у меня на голове. Начинала готовить ужин и забывала выключить плиту. Однажды села в машину и не смогла вспомнить, как завести двигатель.
— Может, к врачу? — осторожно предложил Андрей.
Я кивнула, хотя внутри всё сжалось от страха. Потому что в глубине души я уже знала: это не усталость и не стресс.
Три недели спустя
Доктор Петрова была женщиной лет пятидесяти, с добрыми глазами и мягким голосом. Она внимательно выслушала мои жалобы, задала множество вопросов, назначила анализы и обследования.
— Результаты будут готовы через неделю, — сказала она. — А пока постарайтесь не волноваться.
Не волноваться. Легко сказать, когда твой собственный мозг начинает тебя предавать.
Неделя тянулась бесконечно. Я записывала всё в блокнот — что съела на завтрак, куда положила документы, о чём говорила с соседкой. Боялась, что забуду что‑то важное.
Андрей старался вести себя как обычно, но я видела, как он наблюдает за мной. Как напрягается, когда я долго ищу нужное слово. Как незаметно проверяет, выключила ли я газ.
Через неделю
— Результаты готовы, — сказала доктор Петрова, когда я пришла на повторный приём.
Я села в кресло, сжав руки в кулаки. Андрей взял меня за руку.
— У вас болезнь Альцгеймера, — сказала врач тихо. — Ранняя стадия.
Слова повисли в воздухе, как приговор. Я почувствовала, как мир вокруг меня замедляется и размывается.
— Сколько? — спросила я.
— Трудно сказать точно. Болезнь развивается у всех по‑разному. Может быть, пять лет. Может быть, десять.
Пять лет. Или десять. Не так уж много, когда тебе тридцать восемь.
— Есть лекарства, которые могут замедлить прогрессирование, — продолжала доктор. — Важно поддерживать умственную активность, заниматься спортом, правильно питаться.
Я кивала, но слова проходили мимо. В голове крутилась одна мысль: я умираю. Медленно, по частям, но умираю.
Дома мы с Андреем долго молчали. Он обнял меня, и я почувствовала, как дрожат его руки.
— Мы справимся, — сказал он. — Вместе.
Но я знала, что «мы» — это иллюзия. Болеть буду только я. А он будет смотреть, как я исчезаю.
Спустя два месяца
Первое время я пыталась жить как раньше. Ходила на работу, встречалась с друзьями, строила планы. Но болезнь не собиралась ждать. Каждый день она отбирала у меня что‑то новое.
Сначала исчезли недавние воспоминания. Я могла в деталях рассказать о своём детстве, но не помнила, что ела на обед. Потом начали путаться лица — коллеги превращались в незнакомцев, а незнакомцы казались родными.
Работу пришлось оставить. Слишком опасно, сказали врачи. А если забуду что‑то важное? А если причиню вред пациентам? Я была стоматологом — профессия, требующая точности и внимания.
Разговор с Леной
— Может, это к лучшему, — сказала Лена, когда я рассказала ей о решении уйти. — Теперь у тебя будет больше времени на себя.
— Время на себя, — повторила я горько. — Время наблюдать, как я теряю себя по кусочкам.
Лена замолчала. Я видела, как она сглотнула, пытаясь сдержать слёзы.
— Я буду рядом, — сказала она наконец. — Что бы ни случилось.
В её глазах была не только жалость, но и страх. Страх потерять сестру, которую знала всю жизнь. Страх перед тем, что болезнь сделает с нашей семьёй.
— Спасибо, — прошептала я. — Мне важно это знать.
Настоящее время
Я начала писать дневник. Записывала всё — свои мысли, чувства, воспоминания. Хотела оставить что‑то после себя. Доказательство того, что я существовала.
«Сегодня забыла имя нашей собаки. Рекс. Как я могла забыть Рекса? Он прожил с нами восемь лет».
«Андрей плакал на кухне. Думал, что я не вижу. Но я вижу. Пока ещё вижу».
«Встретила на улице Марину из соседнего подъезда. Она поздоровалась, а я не смогла вспомнить, кто она. Пришлось притвориться, что узнаю».
Дневник становился моим спасательным кругом. Когда реальность размывалась, я могла прочитать записи и вспомнить, кто я такая.
Но даже это не могло длиться вечно.
Андрей (внутренний монолог)
Она не узнаёт меня. Снова. Смотрит как на чужого, хотя вчера ещё помнила. Я показываю фотографии — наша свадьба, отпуск на море, дни рождения. Постепенно память возвращается, но я знаю: это временно.
Хочу закричать: «Почему именно она? Почему я ничего не могу сделать?» Но вместо этого говорю спокойно:
— Это я, Андрей. Твой муж. Помнишь?
Она кивает, хотя вижу — не помнит. Но пытается. И это убивает меня больше всего.
Иногда я представляю, как однажды она совсем меня не узнает. Как будет смотреть на меня как на незнакомца. Эта мысль режет изнутри, но я не могу позволить себе сломаться. Она нуждается во мне.
Эпизод в бывшей клинике
Сегодня я заехала в свою старую стоматологическую клинику. Просто хотела увидеть место, где провела столько лет.