Пролог

Орландо

- Ты оказал мне неоценимую услугу. Клянусь, я по гроб жизни буду тебе благодарен, - его голос срывается. – Одному богу известно, чего бы мне это стоило, если бы все раскрылось. Карьеры, репутации, даже брака…

Гранатовый сок в бокале на свету напоминает кровь. Но не густую и вязкую – прозрачную, кристально-чистую и даже без алкоголя пьянящую. Делаю глоток, с презрением и нескрываемой брезгливостью глядя на распростертого в моих ногах главу департамента общественного порядка.

Никто не видел его таким. Этот слабак с комплексом бога считал людей насекомыми. Переступал чрез человеческие жизни, как через плевки под своими ногами. Оттого созерцать Энцио Рикконе почти на коленях у своих ног было, по меньшей мере, занятно.

- Я не оказал тебе услугу. Я спас твою ничтожную жизнь. То, что ты назвал – всего лишь бонусы. Но я тебе обещаю, что ты будешь лишаться их по мере того, как начнешь забывать, чем ты мне обязан. Голову поднял!

Он смотрит с усердием, как преданная собака. Скажу залаять – выполнит, не раздумывая.

- Так вот, если для тебя каждый из жителей Палермо, как ты сказал… пешки на доске? Твои слова?

Рикконе усердно кивает. Разглядывая на свету бокал, смотрю скучающе, как будто вся эта сцена меня несказанно утомила, и так же спокойно произношу:

- Надо одну королеву превратить в пешку. Вот в прямом смысле слова. Я отправил тебе ее досье два дня назад…

Энцио бледнеет и хватается за сердце.

Конечно же – он сделал вид, что личная просьба дона Орландо Ломбардини потерпит до второго пришествия. Я и это предугадал. Смотрю, как на лице министра мелькает понимание.

Все верно, пес. Выполнил бы ты мою просьбу в то же день – ничего бы не было. Ни катастрофы, в котором погиб гость российского посла. Ни махинаций, которые отчего-то вдруг вскрылись и сами себя упаковали в архив, чтобы отправить в управление. Но ты решил проигнорировать, надеясь, что я забуду или передумаю.

Ты всерьез считал, что я сделал всех, пустил под откос три влиятельные семьи, не пожелавшие делиться властью, и занял свой трон потому, что у меня всегда семь пятниц на неделе и нет привычки получать желаемое любой ценой?

- Энцио, друг мой, не испытывай мое терпение. Я как раз в раздумьях, что же мне сделать: нажать всего лишь одну кнопку и сделать тебя героем прессы вместе с Интерполом, либо спустить доберманов. Хотя, зачем выбирать?. Я сделаю это последовательно.

- Вин… - сдвигаю брови, давая без слов понять, чем может обернуться для Рикконе упоминание бывшего дона, пусть даже от шока. – Орландо, я собирался дать делу ход! Ты не понял! Я изучил вопрос… заклинаю, выбери любую другую девушку. Альберта Таччини – дочь комиссара, которому не раз пожимали руку даже члены парламента…

- Ныне покойного комиссара, ты хотел добавить? Твоего давнего приятеля. А я знаю, дорогой мой. Я прекрасно это знаю. И я хочу именно эту девчонку. Так что засунь свои отеческие чувства сам знаешь куда и начинай. Либо она, либо ты. И что-то мне подсказывает, ты уже выбрал себя.

- Это так сложно… - он вытирает пот со лба, но по глазам я вижу – Энцио уже отрекся от дочери своего приятеля.

Забыл, как был вхож в их дом, как наверняка носил ей по выходным сладости и игрушки.

– Орландо, я могу просто арестовать ее под любым предлогом… вноси копеечный залог и увози ее к себе, паспорт можешь вообще сжечь. Я же сделаю так, чтобы никто её рьяно не разыскивал. То, что ты просишь, займет много времени, к тому же…

- Какая же ты падаль, - даже меня на миг передергивает от отвращения. – Лет семнадцать назад ты катал ее на велосипеде и учил держаться в седле, а теперь по щелчку моих пальцев готов сломать ей жизнь.

- Но ты же сам попросил…

- Ты сейчас пытаешься провести между нами параллель какого-то равенства?

Смотрю с выжидательным прищуром, мельком отмечая, что надо бы не давить так сильно – не ровен час, доведу до инсульта.

– Впрочем, с этим жить тебе. Нет уж. Все будет так, как я сказал. Сотри ее. Просто сотри с лица города и даже мира. Чтобы не могла купить себе булку и сыр ни в одной забегаловке. Полный вакуум и изоляция от общества. В целях я тебя не ограничиваю, кроме одной – смотри зорко, чтобы никто ее не обидел свыше указанного. Слушай, Энцио…

Хмельной адреналин и тьма с привкусом гранатового сока разворачивают свои багровые знамена над моей головой.

Чувствую, как сердце бьется в клетке пока что запрещенных чувств, но предвкушает тот момент, когда я позволю ему сорваться с цепи.

Широко распахнутые глаза этой непокорной девчонки смотрят так, что где-то в глубине катакомб человечности меня царапает осколком совести.

Ты не виновата, что попала в поле моего зрения.

Ты не виновата в том, что я уже третий год не могу тебя забыть.

Как и в том, что теперь в моих руках все методы и цели заполучить тебя на своих условиях. А я не выбираю простых путей.

- Итак, Энцио. Решит продать свое тело кому-то – я тебя найду. Пойдет в проститутки – я отрежу тебе руку. Найдет того, кто ее спасет – выколю глаз. Поэтому сделай так, чтобы бежать ей было некуда и не к кому. Всех, кто сможет помочь, лиши этой возможности, как и желания. А когда ей некуда будет деться… ты сделаешь так, чтобы она сама пришла ко мне.

И, смакуя на языке ее имя, а внутри – страх и обречённость, которые сведут меня с ума за считанные секунды, произношу:

- Так, чтобы пришла по собственному желанию. Вот как ты сейчас. Приползла преданной собачонкой, глядя мне в глаза и без слов выполняя все, чего я от нее не потребую.

Смотрю в подобострастное лицо Рикконе и понимаю: однажды я его убью.

Во мне столько тьмы, что извержение Помпеи и на десятую часть не покрыло той давней роковой ночью обреченный город.

Я не знаю, что заставляет меня ломать жизнь этой девчонки, кроме одного – я ее хочу.

Наваждение длиною в несколько лет. Нет цели сильнее, чем жажда овладеть Альбертой Таччини. Столь одержимая жажда, что в попытке ее заглушить я стал самым влиятельным доном Палермо, достигнув высот. Но и это не избавило меня от той власти, что она, сама того не желая, обрела надо мной.

Глава 1

Альберта

- Еще!

Пылала столешница барной стойки. Я смотрела на огонь, как завороженная.

Почему-то он всегда был для меня символом свободы. А еще у него есть одна ценная особенность – он может стереть прошлое.

Этот танцор так пристально смотрел на меня. И я, девушка свободная, и что там говорить - обожающая мужское внимание, не видела ничего предосудительного в том, чтобы позволить себе флирт.

"Когда ты уже выйдешь замуж"? - доставали меня родители.

"Я выйду только за сицилийского дона", - отшучивалась я. И что греха таить, от души забавлялась их выпученными глазами и растерянностью.

Попытки пояснить им, что в общем-то самодостаточной девушке брак - как пятое колесо в телеге, вновь натыкались на негодование.

Альба, какой кошмар, тебе 22 года! Раньше становились матерями в 15! Ну и что на это возразить?

В результате меня в последний год вообще от дома отшибло. Наши понятия счастья расходились. Я с удовольствием хвасталась за командировки в другие страны, ночи проводила в клубах, да и подумывала о том, чтобы съехать куда-нибудь.

Вообще-то родители желали мне добра. Но контроль уже начал переходить все границы

Почему, спрашивается, сегодня я снова в пафосном клубе Палермо, а не в своей постели? После изматывающего перелета я хотела лечь спать на весь день. Но родители подготовили сюрприз.

В гостиной уже ожидал очередной "сын маминой подруги", с таким видом, будто оказывает огромную милость, согласившись пообщаться с "карьеристкой".

Я девушка храбрая. Этот клоун был адресован на детородный орган, к огромному неудовольствию родителей. Уходя, сказал, что я истеричка, и его мать подумает теперь трижды, водить ли дружбу с моей.

В итоге я глаз не сомкнула. Злая и вымотанная причитаниями матери, выпила убойного энергетика, сделала маску от темных кругов под глазами... И приехала сюда, надеясь, что не усну за столом.

И вот все по новой. С осознанием того, что и завтра мне не выспаться.

Когда танцор увлек меня на сцену, чтобы продемонстрировать очередной номер, я едва не завопила. Не вариант совсем, чтобы меня не трогали!

Все, чего добились предки – я вообще отказывалась однажды выходить замуж.

Через два часа танцев и безалкогольных коктейлей, которые меня ясное дело не взяли, я прилично устала. Пыталась понять, что лучше.

Приехать домой, закрыться в комнате и уснуть несмотря на возмущения родных.

Либо же снять номер в отеле и не показываться в родительском доме.

- Скучаешь, bella?

Я едва опознала в парне, одетом в шорты и футболку, того самого горячего танцора. Правда, никаких эмоций по поводу его внимания не испытала. Сказывалась усталость.

В другой ситуации я бы позволила себе расслабиться и хорошо провести время. А сейчас? Усну еще на стадии прелюдии, если дойдет до секса. Будет совсем не весело.

- Хулио, - он ударил себя в грудь.

Что-то тревожное укололо в затылок. На долю секунды. Я уже к этому привыкла: мозг без отдыха рождает и не таких химер.

- Альберта.

- Я не буду ходить вокруг да около, Альберта, - белозубая улыбка показалась мне натянутой. – Я предлагаю тебе поехать ко мне.

«Езжай спать, Альба. Спать в своей кровати. В одиночестве. Если так понравился, прото возьми его номер», - попытайся пискнуть здравый смысл.

Но он же услужливо подкинул торжествующее выражение лица матери. Что там за подруга, я могла только догадываться, учитывая, как вел себя ее сын. И мама наверняка уже получила от нее выговор. Так что позднее время не спасет.

- Дай мне пять минут.

Уходя в уборную, я даже подсознательно надеялась, что Хулио меня не дождется. Сама не поняла, почему решилась поехать с ним. Протест. Вот, что это было. Секс с красивым парнем, мама, и ккой ужас – нет, мы не поженимся! Да, даже после этого! Мы вообще, скорее всаго, больше не увидимся.

Я подвела губы блеском, поправила стрелки карандашом, взбила у корней волосы с каштановым отливом и расправила плечи.

Меня не сломать. Ни родителям, ни этой жизни, что заставила меня работать, а не поднесла все на золотом блюдце.

Я не знала, что злой рок как будто услышал эти слова, и уже с этого момента начал свой отсчет до того момента, когда сегодняшние мелкие неприятности покажутся мне желанными.

Я даже не предчувствовала. Внутри было тихо. Интуиция отключается первой, когда ты морально истощена. Только я чудом физические силы оставались, и надо было доказать не пойми кому – я не буду плясать ни под чью дудку.

Едва мы сели в автомобиль Хулио, он набросился на меня с поцелуями. Я отстраненно возвращала их ему, не чувствуя ничего.

Да, красивый парень. Мускулы как у Давида. И явно искусный в поцелуях. Эх, не ту ту девочку выбрал, и не в том состоянии. Но, как говорится – возможностью отдохнуть не стоит разбрасываться.

Я даже ощутила нечто похожее на… нет, не едлание. Это пародия какая-то, иначе и не скажешь. Ни когда не поддавайся эмоциям – может плохо обернуться.

И в справедливости вех своих «инсайтов» я убедилась довольно скоро.

- Возьми, — Хулио оторвался от моих губ, оставив на них соблазнительный отпечаток своих пальцев.

- Да ну на...

Я вовремя успела сплюнуть то, что он пытался мне дать.

- Останови машину. Сейчас же.

- Да брось, Альберта. Я же вижу, тебе надо расслабиться. Ты целуешь меня, как зажатая старая дева.

- Да не пошел бы ты...

И словно в продолжение, я увидела вдалеке полицейские мигалки. А затем и сирену услышала. При этом мысли, что они едут по нашу душу, не допускала. Мало ли, что произошло.

Палермо контролирует мафия. Власти не всегда вмешиваются в дела донов, но уже если возникает прецедент – город у моря становится прям таки ареной боевых действий. Ненадолго. Мафия всегда решает эти вопросы, деньгами или выгодными предложениями.

Я взялась за ручку машины. Она не поддалась.

- Открой. Наркотики – для слабоумных, понял? Открой, пока я не сдала тебя полиции...

Глава 2

Орландо

Есть одна тонкая черта. И я намерен перешагнуть ее уже сейчас, в следующий момент.

Мне плевать на то, что еще рано. Что моя будущая добыча еще не сломлена, не напугана, не доведена до отчаяния, оттого я рискую получить не ее покорность, а отторжение.

Я давно забыл, что такое сантименты. Я ломал многих, не испытывая никаких угрызений совести. Но с Альбертой Танчини все мои прежние принципы вылетают в трубу. И я не могу найти этому пояснения.

И вот она так близко. Нет разделяющего нас расстояния. Я второй раз в жизни смотрю в ее лицо так близко, втайне надеясь увидеть в больших перепуганных глазах узнавание. А если я увижу в них радость от встречи… Сложно сказать, к чему это приведет.

Я либо отменю свое жестокое распоряжение загнать малышку Альбу в тупик, либо потеряю над собой контроль и присвою ее на самых жестоких условиях. Раньше осуждал Моретти, заявившего права на дочь comare Моники. А сейчас понимаю, что в шаге от того, чтобы также выпустить своего голодного зверя.

Крик за спиной. Хмурюсь. Он вырывает меня из дурмана, вызванного созерцанием испуганного личика самой желанной женщины в мире.

Этого альфонса, у которого кроме танцевальной школы за плечами и трусливой душонки нет и никогда не будет ничего другого, нашли парни Энцио Рикконе. Когда я сказал, припугнуть Альбу якобы обнаруженными у нее в суме наркотиками, я не имел в виду, что при этом надо облизываться и уезжать со слащавым отбросом. Оттого мне его не то что не жаль – нет, жалость вообще несвойственное мне качество. Я сам лично позабочусь, чтобы ему отбили пару жизненно важных органов, опустили в камере, а там, если не успокоюсь – чтобы еще и посадили минимум на пять лет.

Ты трогал своими слюнявыми губами ту, что предназначена мне. Такого не прощают.

Видимо, все это читается на моем лице. И Альберта бледнеет. От ее слез меня прошибает волной болезненного эмоционального тока. Я знаю, что она далеко не супергерл с несгибаемым бесстрашным характером, но все ранво, ее слезы становятся для меня неожиданностью. И царапают в солнечном сплетении отнюдь не волной темного возбуждения.

Они будят во мне то, что я так долго в себе отрицал и убивал.

- Синьорина Танчини, с вами все в порядке?

Вряд ли она узнает меня в таком состоянии. И уж тем более не вспомнит мой голос. Моя внешность изменилась. И у моему сожалению, мы не дошл до той части, что оставила бы в ее памяти отпечаток.

Она молчит. Как будто начинает понимать, что все происходящее – неправильно. Что полиция действует по моей указке. Что знали. Кого арестовать. И я не хочу давать ей возможность опомниться.

- Вам лучше пересесть в мой автомобиль. Не бойтесь.

Она хватает мою руку будто спасительный канат. С одним лишь желанием – поскорее уйти отсюда.

И да, мой испуганный мотылек. Сегодня я тебе это позволю. Вот только что это – великодушие или кара, не знает никто.

Ее рука дрожит в моей. Это едва ли не сводит меня с ума. Едва ли не приводит к решению отменить продуманный план сию же минуту.

Почему мне так важно, чтобы она пришла сама? Почему я не могу просто увезти и поставить перед фактом? Нет, мне не интересно делать это силой. Гордость протестует.

Чем долгая осада отличается от применения силы? Я гоню этот саркастический вопрос от интуиции.

- Вы… - она кивком благодарит меня за протянутый платок, вытирает слезы. – Спасибо. Я правда не знала. Ну, что у него в машине… наркотик. Если бы не вы…

- Вы просто попали в эпицентр операции агенства по борьбе с наркотиками, Альберта.

- Вы… знаете мое имя?

Она замирает. Переводит взгляд на меня. Как зверек, почуявший опасность.

Завожу мотор. Лишь усмехаюсь – Альберта вздрагивает, когда опускается дверь со стороны пассажира, с характерным музыкальным звуком.

- Вы думаете, для нас это составит какую-нибудь сложность?

- Вы не из полиции. Постойте. Я вас где-то видела, кажется, но вы… вы точно не полицейский!

Стрижка и борода по последней моде сделала меня неузнаваемым. Почему я решил, что она запомнила мои глаза?

Это я берег ее зеленые омуты, словно отпечатки раскаленных капель, в своей памяти. Это я каждый раз, когда жизнь загоняла в угол, вспоминал тот самый роковой взгляд Альберты Танчини.

- А ты проницательна.

Она вздрагивает и вжимается в сиденье.

Горячая волна насыщает сердце триумфом предвкушения.

- Пожалуй, я позволю тебе узнать, кто же я такой…

Когда я высажу ее у дома, у того самого, адрес которого помню наизусть, потому что узнал о ней гораздо юольше, чем можно предположить, меня снова накроет волной эмоционального жара. От ее все еще робкой, но уже улыбки, утихающей дрожи и отчаянного зевания подавить зевок.

С каким трудом мне придется взять себ в руки, чтобы не дать волю воображению и не представить Альберту совершенно голой, в моих руках, измученной жесткой нежностью, с тако же улыбкой на губах.

Я умею ждать, только мое терпение уже на исходе.

- Спасибо, - мои последние слова, видимо, все же заронили в ее душе некую тревожность. Она и сама не понимает ее сути.

Не отказываю себе в удовольствии вызвать очередной прилив дрожи в ее таком желанном теле, когда приближаюсь, буквально касаясь щекой ее лица, чтобы эффектно открыть дверцу автомобиля.

Ловлю боковым зрением движение занавески на втором этаже дома. Рикконе заверил, что не в меру строгие родители Альбы не станут проблемой. Впрочем, меня это не должно волновать.

- Еще раз… спасибо, - Альберта вроде и хочет поскорее сбежать под спасительные своды родного дома, но что-то ее удерживает. – Вы спасли мне…

- Жизнь? – добавляю в голос веселой иронии, чтобы дрожь женского волнения не свела меня с ума еще сильнее.

- Свободу… наверное… и много неприятных минут в полицейском участке. Я же не знала… про наркотики. Просто согласилась, чтобы меня подвезли к дому.

- А ты права, - сжимаю ее холодные от волнения пальцы. – Когда проходят такие вот облавы, обычно никто тщательно не разбирается. Тебе повезло, что я там случайно оказался.

Глава 3

- Ты опозорила репутацию компании! Да как ты смела, я спрашиваю, выдвигать им требования? Заработать решила? Забудь! Ты больше не найдешь работу в этом городе… да нет, Танчини, я позабочусь, чтобы ты не нашла ее даже в стране! Я такую характеристику тебе напишу – на паперть пойдёшь!

Я слушаю его и не понимаю, что произошло. Даже поначалу не нервничаю, разве что от его воплей. Возникла ошибка. Сейчас я позвоню и все решится.

Какой заработать? Какое вымогательство взятки? Какие координаты конкурирующей компании за откат? Это розыгрыш? Или клевета? Я так все это не оставлю. Пусть шеф выговорится, и я потребую сеанс конференц-связи. пусть скажут мне в лицо, что я якобы там что-то требовала и предлагала.

Я и прошу его связаться с представителями партнеров. Но это только выводит босса из себя.

- Да я больше тебя ни на шаг не подпущу. Ни к партнерам, ни к кому-либо! Ты уволена! И сначала ты ответишь за все перед службой безопасности, а после этого… лучше уезжай из старины! Видеть тебя не могу! Неблагодарная… да если бы я нашел в себе силы отказать твоему отчиму, сейчас бы проблем не было! С ним у меня будет отдельный разговор…

Значит все это было правдой. Работу, которая позволила мне двигаться по карьерной лестнице и закрыть все свои потребности, мне подсуетил отчим. А не я сама, как считала долгое время, покорила работодателей своим интеллектом и готовностью свернуть горы.

Это мог бы быть серьезный удар. Но куда уж серьезнее, если меня обвиняют в том, чего я не делала, и даже не желают во всем разобраться?

- Я понятия не имею, о чем вы говорите, но это – вранье! От первого и до последнего слова. У меня есть отчеты, наверняка велась видеофиксация переговоров, и я…

- И ты, представитель крупнейшей корпорации репутация которой нарабатывалась годами, пришла ночью в номер помощника председателя правления без нижнего белья под халатом, чтобы вести двойную игру?

- Да как вы смеете…

- Я не буду разбираться и рыться в твоем грязном белье, Танчини! Ты опозорила меня! Пошла вон, и я больше не желаю слышать ни о ком из вас – ни о тебе, ни о твоей семье! Вон!

Не помню, как я вылетела из кабинета – глаза застили слезы, я ничего не видела перед собой. Даже не расслышала, что меня настойчиво зовет Джина. Я вообще не понимала, где нахожусь.

- Синьорина Танчини, пройдите с нами.

Я так и не рискнула поднять глаза. Сморгнула слезы, чтобы разглядеть грубые ботинки представителя службы безопасности. Даже не нашла в себе сил воспротивиться, когда меня взяли под руки и повели в кабинет.

А там начался ад.

Такого я о себе еще не слышала. Да я бы и не придумала такого в самом страшном сне. Обвинения сыпались, как голуби из коломбины [i], потрясая до глубины души своей абсурдностью и жестокостью.

Кто бы не оклеветал меня – он должен был ненавидеть меня до такой степени, что его бы удовлетворила только смерть. Впрочем, социальная смерть была ничем не лучше реальной.

Я не только предлагала взятку и направляла партнеров на сотрудничество с конкурирующей компанией, что стало понятно со слов безопасников и их доводов. Я еще позволяла себе оскорбления в их адрес, угрожала вмешательством мафии, делилась якобы компроматом на Каратти, после чего переспала с представителем, особо этого не скрывая.

Они прессовали меня где-то с час, а потом так же быстро сдались. Тот, кто играл «пдохого копа», спустя пять минут моих рыданий вернулся со стаканом воды и платком.

Я продолжала, словно в бреду, повторять, что ничего не сделала. Эти ужасающие обвинения просто не укладывались в моей голове. От слез я практически ничего не видела.

- А я вам верю.

Это был, по-видимому, полный сдвиг. Учитывая, что я не видела глаз сотрудника отдела безопасности. Издевательства продолжаются? После всего, что мне тут устроили, сложно было поверить в чьи-то благие намерения.

- Эти обвинения шиты белыми нитками. Вам просто подставили. Причем кто-то из тех, в чьих указаниях лучше не сомневаться.

«Отчим?» - мелькнула у меня единственная логичная мысль. Это ж насколько надо желать, чтобы я убралась прочь, чтобы устроить такое? И цель? Показать свою власть надо мной?

- Кто? Вы… знаете?

От того, кто кричал на меня, и развяжи ему руки – вообще бы ударил, услышать подобные заявления было странно вдвойне. Но ничего в его голосе не указывало на то, что он издевается либо ведет свою игру.

- Об этом лучше подумать вам. Поискать в ближайшем окружении. Я прошу прощения за свои методы допроса, Альберта. Но это моя работа, нравится мне это или нет. Постарайтесь успокоиться, я вызову вам такси.

- Мне… нужно собрать свои вещи и получить расчет…

- Ваши вещи соберет Джина, а расчёт… синьор Каратти лишил вас гонорара. Он запретил вам даже собирать свои личные вещи, ваша подруга действует на свой страх и риск. Как и я – было указание выставить вас пинком, а не дать успокоиться. Верьте в хорошее. Справедливость восторжествует, рано или поздно.

- Сами-то себе верите? – не смогла не спросить я.

- Не уверен. Но вы сможете найти того, кто вас подставил. Не опускайте рук.

Видеть лица коллег было невыносимо, и я даже была рада тому, что из-за слез и мелькающих перед глазами пятен ничего не вижу. Ни изумления в глазах Джины, которая была готова поверить во всю эту ересь, ни злорадства тех, кто еще вчера лебезил передо мной.

Это просто не могло быть правдой. Именно поэтому я шла, как оплеванная, сквозь строй, а не боролась с пеной у рта за свое доброе имя.

Слова – и босса, и шефа службы безопасности – дойдут до меня только спустя время. Такова цена шока. Может, я просто не верила до конца в то, что эту клевету могут принять за истую монету, и уже завтра мне принесут извинения.

Наивная. Я ничего не знала и даже предположить не могла, какой кошмар уже вскоре накроет меня.

Яркое солнце. Оно меня попросту ослепило. Зажмурившись, я шагнула на проезжую часть…

Глава 4

Мы не успеваем отъехать от злополучного кафетерия даже километр. Лалия хмурится, но покорно останавливает свое авто, которое она сама шутя называла «Альфа-Джульеттой», когда ей делает знак дорожная полиция.

Даже улыбается – что ей переживать? Документы в порядке. Водит, как ювелир. Но по выражению лица остановившего нас дорожного полицейского становится понятно – не все гладко.

Он долго смотрит ее документы. Затем велит выйти из машины. А потом подходит женщина в форме и уводит мою подругу куда-то вглубь небольшого здания.

Утираю слезы, готовлюсь последовать за ней и получить обвинение в том, чего не совершала. Но полицейский смотрит мои документы с непроницаемым выражением лица, стиснув губы. Иногда поднимает глаза, вглядываясь в лицо, и от этого взгляда внутри все переворачивается.

Мне в этот момент кажется, - и, возможно, небезосновательно, что мужчина меня узнал.

Хотелось бы верить, что знал моего отца. Я, говорят, на него очень похожа. Только ничем ээто не закончилось: меня не попросили пройти вслед за Лалией, но попросили покинуть автомобиль.

Там так и остались мои вещи. С заблокированными картами и наличкой, которой, по счастью, хватит на автобус, я побрела прочь.

Машина с тонированными стеклами обогнала меня, притормозив. Черная, дорогая. По спине прошел озноб. Я ощущала, что на меня направлены несколько взглядов, но палит пгающим огнем всего один.

И, возможно, это был режиссер моего кошмара. Потому что я никому больше не перешла дорогу настолько, чтобы мою жизнь начали плавно ломать.

Кто это был?

Может, кто-то, кого мой отец в свое время упек за решетку. Может даже кавалер, которому я отказала в школьные годы. Те, кого я обошла на карьерной лестнице. Да кто угодно это мог быть.

Не помня себя от ярости и осознавая, что череда моих неприятностей уже не закончится, а будет лишь углубляться, я шагнула к автомобилю, не испытывая ничего – ней страха, ни сомнения в том, что делаю. Только отчаяние и ярость, как следствие.

Подошла и ударила кулаками в темное стекло. Раз, два… разбила костяшки в кровь о бронированную твердь – и даже не заметила этого.

По всем законам логики сейчас должен был появиться владелец автомобиля и тут уж как повезет – либо вернуть в руки полиции, либо сам преподать урок. И непонятно, какой вариант хуже.

Но никто не вышел и не попытался остановить мою бессмысленную истерику. Загудел мотор. Машина плавно сорвалась с места, оставив меня уже сотрясать кулаками воздух вместо стекла.

Я присела на корточки и обхватила виски ладонями.

Это было ужасно, но все равно – я вряд ли осознавала, что моя жизнь полетела под откос. Пока что.

Рональдо

- Мне вмешаться, босс?

- Нет, - сохранять невозмутимое выражение лица все сложнее. Особенно, когда я смотрю в глаза Альберты настолько близко. Когда ее душа обнажена передо мной, и даже сквозь темное стекло кроет волнами жара и предвкушения от всего того, что я вскоре с ней сделаю.

Карло замолкает, а я, как завороженный, смотрю в лицо девушки. До тех пор, пока не происходит непоправимое.

Ни с того и ни с сего меня накрывает новой волной незнакомых прежде чувств.

Какого-то непреодолимого желания немедленно открыть двери. Обнять потерянную и такую беззащитную Альберту, прижать к груди и пообещать – да даже поклясться на крови – что никогда больше ее не коснутся провалы и падения. Что я ликвидирую все сви западни.

Инстинкт защитника одержал верх.

Мне это не понравилось. Становиться самому рабом своей одержимости – западня покрепче той, что я организовал для Альбы.

И мне предстоит с этим разобраться. Понять, как вернуть все к изначальной точке. И чтобы никто больше этого не увидел.

- Высадишь меня возле офиса, а сам поедешь и проследишь, чтобы с ней ничего не произошло. Пусть ее подвезут наши ребята. О маскировке не забывай.

-- Босс?

- В чкм дело, Карло?

- Позволите спросить?

- Рискни, но не старайся развеселить меня своим вопросом до той степени, когда в ход идет револьвер. Ну?

- Эта женщина вам так важна, потому что… ее отцом был Рикардо Таччини? У него осталась информация, которую мы хотим раздобыть через его дочь?

- А ты не далек от истины, - ухмыляюсь. – Считай, что так. Так проще будет уговорить ее сотрудничать.

- Но не проще ли…

- А вот теперь вопросов стало слишком много.

Возможно, я отвечаю очень импульсивно. Карло хватает ума не задерживать на мне удивленный взгляд дольше, чем это необходимо. Он сбит с толку почти так же как и я, но скрывать этого не научился.

Играть в игры даже с самой восхитительной из существующих в мире женщин – для нас что-то за гранью понимания. Жизнь стремительна. И мы привыкли брать желаемое, как правило, не оглядываясь на чувства и желания других.

Вот почему происходящее так не свойственно никому из нас. Но Карло даже ни на миг не заподозрит истинную причину моего поведения. Он думает, что Альберта хранит сверхважные сведения или карту сокровищ. И вот поэтому мой интерес к ней – именно такой. Не тащить в автомобиль, не подходить в упор, всего лишь назвав свое имя.

Я знаю толк в настоящих играх, для избранных.

Вибрирует смартфон. Читаю информацию на экране и стараюсь подавить довольную ухмылку.

«Все ее счета заблокированы. Друзьям и сослуживцам популярно пояснили, почему не в их интересах помогать Альберте Таччини.

В глазах отчима она предала его доверие. Мать под пятой у нового мужа. Все идет по плану».

Мало перед кем будет таким вот образом отчитываться глава департамента общественного порядка. Я единственный, кто заставил Энцио Рикконе плясать под мою дудку.

Радость… я прислушиваюсь к себе и понимаю, что ее нет. Как нет и темного, голодного предвкушения того момента, когда желанная женщина окажется в моей власти. Зато всего за несколько дней меня заполнила иная гамма чувств.

Зачем я подпустил ее столь близко?

Глава 5

Альберта

- Да как ты могла!

Отчим пил крепкий кофе, глядя в окно. Я физически ощущала волны ненависти, которые он излучал в моем направлении. Виски давило, словно тисками, сердце готово было остановиться в любой момент.

Он молчал. Моим экзекутором выступала родная мать.

Именно она открыла мне двери. Я больше всего сейчас хотела расплакаться у нее на груди, рассказать, как меня мерзко оклеветали и даже не выслушали, но…

Вместо объятий мать занесла руку для пощечины. Я увернулась, и удара не получилось. Но моя многострадальная коробка выпала из дрожащих рук, и орхидея окончательно погибла.

Я пыталась скрыться в своей комнате. Собрать вещи и бежать куда глаза глядят, даже не понимая, что мне не снять квартиру с заблокированными картами. Но уединиться мне не дали.

Клименто, как заправский взломщик, вскрыл замок в мою комнату. Велел матери заварить ему кофе и не вмешиваться в «воспитательную беседу». Зажал меня в углу, глядя безумным и похотливым взглядом, попытался погладить по лицу, но я отпрянула, обозвав его мерзким извращенцем.

- Шлюха, - тяжело дыша, прошептал отчим, - Если я позволю тебе остаться в моем доме, ты отработаешь своим телом. Ясно?

- В твоем доме?!

От возмущения я даже забыла о своих проблемах и о том, что он мне предложил.

- Сама ко мне придешь. И сделаешь это быстро, - прошипел напоследок лысый шакал, возвращаясь в гостиную и предвкушая шоу.

Почему я пошла добровольно на это растерзание? Не верила, что мать так легко меня предаст? Или надеялась достучаться и все им пояснить?

Был бы жив мой отец, он никогда бы во мне не усомнился. Никогда. И в грубой форме запретил бы матери даже думать о том, что я в чем-то виновата. Может, я еще помнила то, как он всегда вставал на мою защиту? О его чувстве справедливости не зря ходили легенды.

Увы. С его смертью и приходом в семью Клименто все погрузилось в хаос.

- Значит так, Альба. Катись на все четыре стороны. До тех пор, пока не научишься ценить добро и то, что мы для тебя сделали.

Отчим бросил на мать долгий взгляд, и она сжалась. Смотрела на него с невысказанным вопросом – а что я сделала не так? Разве ты не хотел, чтобы я провела с дочерью беседу и наказала ее за то, что подставила в том числе и тебя?

- Нет, Элайза. Альберта все осознала и раскаялась, разве нет? – меня передернуло от отвращения – в его глазах была похоть. – Мы благосклонно позволим ей остаться здесь. Конечно, на определенных условиях. Комната сильно хороша для нее. И когда банк разморозит счета, я считаю это достойным взносом в семейный бюджет. Верно, Альберта?

- Да вы что, не слышите меня? Я ничего не сделала! Меня подставили!

- По-твоему, синьор Каратти стал бы мне врать, Альберта? – мерзко сощурился Клименто. – Это не делает тебе чести, особенно когда тебя готовы простить. Я даже могу поговорить с ним… но ты понимаешь, что теперь тебе самой придется искупить вину?

- Ну, хватит, - я ощутила, что готова разбить на голове отчима и матери вместе с ним что-то тяжелое.

В комнате, не испытывая чувства защиты в результате взломанного замка, я схватила телефон.

Со своим крестным отцом я не общалась уже лет пять. Просто не было такой необходимости. Иногда мы пересекались на юбилеях родственников, обменивались дежурными фразами в стиле, «ты так выросла!» или «если что будет нужно, звони в любое время дня и ночи».

По счастью, я была примерной девочкой и вытягивать меня из полицейских участков либо сомнительных компаний не приходилось. Не считая, возможно, вчерашнего приключения, но на помощь пришел горячий красавец Орландо.

К сожалению, с сегодняшними проблемами мне мог помочь только Энцио Рикконе.

Он долго не отвечал. Более того – Клименто пошел следом за мной и счел нужным сообщить, что никто из моих любовников не поможет.

Крестный перезвонил только тогда, когда окончательно отчаялась. Даже более того – готова была отыскать Орландо и вывалить ему на голову свои проблемы.

- Альберта, горлинка моя, - я даже опешила от такого приема.

Я уже давно не дитя, чтобы так ко мне обращаться. Да и радовался он уж как-то неестественно, будто ему не я звоню, а сам премьер-министр.

- Дядя Энцио, - я обратилась к нему так, как обращалась прежде, когда он бывал в нашем доме как гость и друг отца. – Мне очень нужна ваша помощь. У меня большие проблемы.

- Ты в полиции? – прозвучало как-то фальшиво. Шаблонно, что ли. Или как будто крестный знал, что я там не могу оказаться по определению.

- Что? Нет. Нет, конечно. Просто меня уволили с работы, перед этим обвинив едва ли не в государственной измене. И они же, я так подозреваю, заблокировали все мои банковские счета. Повода для этого нет, я исправно плачу налоги и некоторые карты оформлены лично мной, а не кадровым департаментом. Я очень хочу во всем этом разобраться, но не знаю с чего начать…

- Пришли мне на мессенджер данные своей компании. Я дам указание разобраться.

- А мы не встретимся? У меня есть даже документы…

- Ну, так пришли сканы. К сожалению, девочка моя, я очень сильно занят, а в твоем доме мне,. Увы, больше не рады…

- Это все он… Отчим… - я смахнула слезы. – Он сегодня сказал, что я обязана с ним спать. Это он якобы сделал мне протекцию по работе.

- А вот этим я займусь лично, как вернусь. Все будет хорошо, Альберта. Не вешай нос, - и, не дав мне больше никаких обещаний, крёстный сбросил звонок.

Я была слишком расстроена тем, что уже случилось, чтобы давать оценку его действиям. Пообещал помочь? Уже хорошо. Не в моем положении этим разбрасываться.

Из кухни донесся глухой звук удара и сдавленный всхлип матери. А затем – крик Клименто:

- Молчать! Что хочу, то и буду делать! Мать шлюхи!

Я от ненависти сломала ноготь – так сильно они впивались в ладони. Этот урод что, на голубом глазу озвучил маме, что хочет меня трахнуть?

А чему я удивляюсь? Он охренел от вседозволенности. Мама – его марионетка.

Глава 6

Дома я не осталась.

Наспех собрала небольшой чемодан, сгребла свои немногочисленные драгоценности, наличку и договора с банками (утром я обязательно разберусь, что за цирк с картами), я хлопнула дверью родительского дома и ушла в ночь.

Наличности было мало. Поэтому я приняла, как мне показалось, героическое решение дойти до ближайшего мотеля пешком.

Колесики чемодана цепляли острые камни, пока одно из них не устало и не прилегло отдохнуть в брусчатке. Мои попытки как-то его присоединить завершились измазанными в пфли руками и чувством острого отчаяния, что грозило истерикой прямо здесь, на улице. Но деваться было некуда. Я продолжала идти. Иногда вспоминала, с кем еще связана дружескими отношениями и кому давала в долг, пыталась позвонить.

Двое сбросили. Третий сменил номер. Учитывая мое фантастическое везение, я этому даже не удивилась. Дошла до отеля, потеряв еще одно колесико, и даже не обратила на это внимание.

Мне хотелось принять душ и лечь спать. А все остальное решить с утра. Уже считая минуты до того момента, когда я смогу уснуть, сверилась с прейскурантом на табло и протянула администратору документы.

Она долго рассматривала паспорт. Так же длительно – меня. Было очень похоже на взгляд полицейского, что днем остановил нас с Лалией. Да нет, это у меня уже паранойя. Я схожу с ума. Ну кто я такая, чтобы вызвать подобный ажиотаж?

- Сожалею, - снисходительно посмотрела на меня администратор, - но в мотеле нет свободных мест, синьорина Таччини.

- Но как же… - я подняла глаза на табличку, которую ушлая женщина поспешила снять со стены и спрятать. – Вы только что спросили, какой номер я предпочитаю…

- Я ошиблась. К сожалению, ничем не могу вам помочь, - и она поставила прямо перед моим лицом табличку «перерыв».

Не помогло ничего – ни обещание позвонить руководству, ни даже упоминание Энцио Рикконе. Хотя нет, женщина все же немного смутилась и посмотрела на меня с куда большим любопытством.

Автобусы уже не ходили в столь позднее время. Тащиться по трассе со сломанным чемоданом у меня просто не было сил. Таял бюджет налички на такси (счастье, что они не отказали мне в проезде), а третий мотель подряд, вслед за ними – хостел разводили руками.

Мест нет.

Что делать? Покаяться перед отчимом, вернуться, стащить ключи от загородного дома и добраться туда? Не спать же на улице?

Почему-то на ум снова пришла Лалия. Когда-то я спасла ей жизнь. Да, не удивляйтесь – даже у такой шикарной девчонки в свое время появились мысли о суициде. Кто был тому виной, венгерский князь или арабский шейх, уже не вспомнит даже она. Но факт.

Именно я приехала, услышала в домофон ее хриплый голос, вошла через запасную дверь, разбив стекло, я же заставила ее вырвать таблетки, которые она в себя запихала. Скорая помощь прибыла вовремя и сказали, что я действительно ее спасла. Они бы не успели, не всунь я ей два пальца в рот и не придержи голову.

Пусть не пускает на порог. Усну на скамейке у ее дома. Но отказать после такого она не имеет права! А там я уже разбужу своего крестного и пусть разберутся, почему моим друзьям запрещают играть со мной в одной песочнице!

Я вызвала такси и продиктовала ее адрес, понимая, что теперь моей налички нне хватит даже на хостел. Ничего. Если мне объявил какого-то черта бойкот весь Палермо, достучаться проще до близких людей, чем до незнакомых.

Я собрала все свои силы, чтобы стоять до конца. Дом подруги так уютно манил огнями и ароматом пиццы.

- Лали, я здесь. У твоего дома. И если ты меня не пустишь, так и знай, я лягу на коврике…

- Альба, - волнение и тревога в голосе подруги на этот раз был иными. Она переживала не за себя. – Ты прости меня. Я просто испугалась. Ну это неожиданно, согласись. Подумала и… Курт заезжал к тебе, но твой отчим хлопнул дверью перед его носом. Конечно, заходи!

Она сама открыла двери. Мы упали друг другу в объятия. Я не выдержала и расплакалась.

- Это какой-то кошмарный сон, Лали! Меня не захотели приютить ни в одном из отелей. Карты заблокированы. Все, при том, что у меня идеальная кредитная история! Отчим сказал, что я должна отработать его великодушие… своим телом… мать у него под пятой…

- Я знаю, что произошло, - поглаживая меня по голове, произнесла подруга. – Знаю. И знаю, как тебе помочь. Ты права, это не просто так. Тебя подставили. И твой дядя тебе не поможет, увы.

- Что? – смахнув слезы, я уставилась на нее как на умалишенную.

- Сначала ты примешь ванную, поужинаешь и выспишься.

- Лали, я не притронусь к ужину, пока ты не скажешь, кто эта мразь, что со мной такое сотворила. Знай, я намерена сделать так, чтобы ему отстрелили колени, как только узнаю имя…

- Боюсь, он даже за меньшие слова убивал, - стиснула губы Лалия. – Проходи. Сейчас все тебе расскажу.

Мы пили ароматный чай. Я набросилась на ужин, как одержимая – у меня за весь день и крошки во рту не было. Лалия быстро отправила Курта домой. Бойфренд особо и не сопротивлялся. Понимал, что нам нужно поговорить наедине.

- Лали, все, что ты сказала, просто на голову не налезет. Какая мафия? Чем я могу быть им интересна? И если предположить, что им понадобились какие-то данные относительно работы компании… Ко мне никто не обращался с подобной просьбой.

- Думай, Альба. Не мне тебе рассказывать, что для них нет ничего святого. Может, ехала на велосипеде и обогнала? Забрала последнее пирожное в кафетерии? В клубе кого-то послала, когда к тебе клеились?

- Был один… - я покачала головой. – Он даже на пешку мафии не тянет. И его замели в полицию.

- А тебе странным не показалось, что тебя не допрашивали?

- Нет, - пронзительные глаза Орландо были похожи на яркую вспышку в сознании, - Он… главный пообещал, что меня не тронут. Меня даже не обыскивали. Он мне поверил.

- Полицейский? Или карабинер? – свела брови Лалия. – Ты уж извини, но меня по полной обработали, а у тебя… Кто это был?

Глава 7

- И что я ему скажу?

Не хотелось признавать правду Лалии. Но встреча с крестным лишь сильнее убедила меня в том, что ждать помощи от него не приходится.

Юлил. Заискивал. Спрашивал, глядя в глаза – а точно ли все так однозначно, не накосячила ли я сама? Хоть и дал обещание разобраться, я уходила с тяжелым сердцем. И с пониманием, что мне никто не поможет.

Два дня я провела в гостях у подруги в полной прострации. Эти дни перевернули мой мир с ног на голову. Мне казалось, она знает гораздо больше, чем пытается показать, но Лали так и не раскололась.

Давила на меня так, будто… как будто сам Орландо, превратившийся для меня за эти дни из красавца в монстра, сам давил на нее сверху.

Поначалу меня накрыла ярость. Черная, беспросветная, пугающая желанием увидеть этого мафиозо мертвым, выцарапать глаза, сжечь его шикарную машину. Я металась по комнате загнанным зверем, кричала, что свободна, ни у кого нет права ломать чужую жизнь по щелчку пальцев.

Потом искала выходы. Сайты министерств, даже Интерпола. Но какие у меня были доказательства всего этого? То, что такая традиция негласно сложилась в Палермо – если мафия чего-то хочет от конкретного человека, она создаст невыносимые условия. И концов не найти.

Потом на меня накатывал странный оптимизм. Даже уверенность, что я найду нужные слова и попрошу Орландо Ломбардии позволить мне жить дальше. Вспоминала его улыбку. Глаза, что показались мне добрыми.

Как этот человек мог устроить мне такой ад? Что плохого я ему сделала?

Потом вера в благополучный исход сменялась бессилием, слезами и снова яростью, и я ненавидела себя за то, что позволяла себе слабость думать об Орландо с теплом.

Ситуация по-прежнему оставалось патовой. Да и это еще - мягко сказать.

- Ну что, ты слов не найдешь, в самом деле? Ты уговаривала и не таких серьезных дядек на переговорах. Улыбайся, даже если прибить его хочешь. А хочешь, по глазам вижу. Пусть отменит весь этот ужас, который устроил тебе, для начала. А там… ну что ты, рассыплешься? Альба, мне тебя учить, что делать с мужчинами?

- Я повторяю тебе… я не шлюха!

- Ты же сама не так давно, кажется, хотела с ним переспать. Ну вот и дай ему то, что он хочет. И свободна. Живи дальше прежней жизнью. Твой босс, возможно, даже повысит тебя и выплатит компенсацию. А ты смотри, заставь его еще публично извиниться. Всего лишь разок!

- Разок?

- Альба, - что-то дрогнуло в лице подруги, и я увидела в нем то, чего раньше никогда не видела. А может, просто не замечала? – Ты думаешь, у него женщин мало? Вот, смотри, что нашла. Когда год назад в Палермо была Адриана Лима…

- Мне надо радоваться, что я на какой-то момент стану… вернее, лягу в один ряд с мировой топ-моделью?

- Тебе надо радоваться тому, что это сексуальное рабство долго не продлится. Ломбардини известный плейбой. Ты всего лишь очередная галочка в его списке побед. Хочешь совет? Не делай вид, что тебя вынудили и под дулом пистолета заставили прийти. Покажи ему, что сама хотела. Так он и отстанет побыстрее. Представляешь, какой там еще список из красавиц, даже очень известных? Твои страдания долго не продлятся…

Лалия распалялась все сильнее… но вовсе не потому, что так стремилась меня уговорить.

Я смотрела в глаза той, кого считала подругой, и стремительно прозревала.

Она упивалась, обесценивая меня и мое значение для Орландо Ломбардини. Даже при том – я уже в этом не сомневалась – что именно она получила четкое указание провести со мной беседу и подтолкнуть в нужном направлении.

Ее красивые глаза сейчас сверкали лихорадочным блеском, а ехидная и даже слегка злорадная улыбка испортила миловидное лицо. Вряд ли «подруга» вообще осознавала, что улыбается! А я чувствовала, что Орландо в своем желании обладать мною, сам того не желая, нанес мне еще более сокрушительную потерю.

- Звони, - мой голос был тихим и каким-то отстраненным. – И скажи, что ты не справилась.

Лалия подскочила, как зверек, которого загнали в угол. В ее глазах промелькнула злость и что-то похожее на презрение. И зависть. Теперь сомнений не было.

- О чем ты? В чем не справилась? Альба, я не понимаю. Ты собираешься к нему ехать?

- Звони, - сатанея и желая вырвать ей волосы, прошипела я, - и скажи, что он может катиться в ад со всеми своими хотелками. Рабство отменили. Может, предложи ему себя. А вдруг тебе повезет и ты не будешь смотреть на меня так, будто я отказываюсь от лотереи!

- Альба!

- Ах, да. Тебя он точно не захочет. Хотел бы – трахнул бы на стадии вербовки, чтобы ты точно нашла аргументы для меня прыгнуть к нему в койку! Ну ты и сама все понимаешь… Очередь красавиц, и Адриана Лима готовится на второй круг!

- Альба, имей в виду, если ты сейчас уйдёшь…

- У тебя будут большие неприятности, верно? Не звони потом ко мне. Помогать не стану. Ариведерчи!

…Я понятия не имела, куда пойду. И так плохо мне уже давно не было.

Подруга! Вашу мать, она готова была мне помогать безвозмездно, пока мою жизнь и меня саму стирали, будто ластиком.

И как все гнилое из ее мерзкой душонки поперло наружу, когда мною заинтересовался статусный мужчина! Забыла про все – и про годы нашей дружбы, и про то, что у самой есть парень и куча поклонников. Вела себя так, будто это я крутила хвостом перед Ломбардини и сама во всем виновата!

И, сука такая – решила выпустить еще яду, намекнув, что я вряд ли заинтересую такого человека надолго!

Это могло быть элементом реверсивной психологии, но я сейчас увидела гнилую натуру Лалии насквозь. И все ее слова возымели обратный эффект.

Она даже не раскаивалась в том, что натворила. А ее слезы и попытки обнять, предложения выпить вина и заключить перемирие были ничем иным, как страхом.

Страхом за то, что ей придется крепко выгребать за проваленное задание.

О том, что теперь уже бывшая подруга положила мне в кошелек наличные – еще на стадии, когда я ревела у нее на плече, я забыла. А то бы полетели ей в лицо.

Глава 8

Он стоял и ухмылялся, глядя на мою застывшую у зеркала фигуру. Это не была ухмылка презрения, злорадства, нет. Ее природу ни с чем нельзя было спутать.

Мама отсутствовала. Я была наедине с ним в этом доме. О том, что он сам отправил мать и велел ей долгое время не возвращаться, я думать не хотела. ЭтОно окончательно могло подорвать мое и без того расшатанное состояние.

- Чего надо? – несмотря на то, что меня сковало страхом и отвращением, все же нагло спросила я.

С шакалами надо вести себя именно так. Сразу ставить на место. Но если у шакала шизофрения, методы могут и не сработать.

- Ждала меня? – отчим двигался прямо на меня. - Все правильно делаешь. Мне нравятся телки на высоких каблуках. Твоя мать такие носить не может, совсем ни на что не годится.

- Ты пьян!

- В своём доме я могу не только пить, я могу делать все, что захочу, и с кем захочу, включая тебя! Значит, приняла правильное решение. Захотела остаться. Правильно, кто еще будет с тобой церемониться, кроме...

- Закрой дверь, — стараясь стоять на месте, а не отступать под его натиском, прошипела я. – С той стороны. И никогда больше не смей заходить в мою комнату!

- Да нет здесь ничего твоего, соплячка! – внезапно взревел отчим, и мне все же пришлось отступить в сторону. – Сейчас я покажу тебе, кто в доме хозяин, чтобы ты ни на миг об этом не забыла! И если будешь дергаться, я завтра же выкину твою мать на помойку! Думаешь, я себе бабу не найду? Я кормилец в этом доме, я!

Отскочить я так и не успела. Клименто схватил меня за ворот платья и рванул на себя. Затрещала ткань.

Я понимала, зачем он появился в моей комнате. Его намерения были написаны на его лице. Но когда он приступил к действию, я опешила, заледенела, не в силах дать отпор сразу.

Этот урод воспользовался преимуществом. Повалил меня на кровать, поставив подножку. А я так и не смогла удержать равновесие на высоких каблуках...

Это казалось... да давно уже не кошмарным сном.

Вся моя жизнь стала перманентным кошмаром.

Я задыхалась под тяжестью навалившегося тела и ничего не могла поделать. От отвращения мутило, хотелось кричать, но горло как будто перцем припорошило. Все, что пока удавалось – бить в его грудь клаками, впрочем, без особого эффекта. Несмотря на алкогольное опьянение, он был сильный как бык. И я понимала, что силы мало того, что не равны – у меня нет никаких шансов ему противостоять.

- Чего ты ломаешься, сучка? Думаешь, я не в курсе, что ты спишь со всеми без разбору? Я тебе сейчас покажу, что такое настоящий мужик, соплячка!

Меня мутило, а тело будто сковало. Ну как так? Что за гребаные инстинкты – когда силы не равны, цепенею, чтобы не разозлить агрессора?

Платье трещало по швам. Попытка укусить Клименто за руку ни к чему особо не привела, кроме как к удару по губам. Я ощутила на языке привкус крови.

Есть предел всем этим небесным карам, что опустились на мою голову, или изнасилование отчимом – всего лишь порядковый номер в череде таких происшествий?

Эта кинолента непридуманного хоррора промелькнула перед моими глазами, как проносится жизнь в глазах умирающего. Увольнение. Унизительный допрос. Заблокированные карты. Отчуждение родных. Потеря подруги и...

Вот казалось бы – этот повтор должен был меня добить в один присест, а произошло наоборот.

Ярость. Темная, цвета крови, стремительно чернеющая, начала заполнять мою кровь, будто токсином. Она атаковала так стремительно, что я как будто на миг вылетела из собственного тела и оценивала перспективы.

Вдела все. Как хладнокровный киллер – все болевые точки Клименто. Понимала, куда лучше ударить, чтобы спасти себя. Да что там... Мое спасение от этой неистовой злости было делом второстепенным.

Широко распахнула глаза. Вообще не понимала, почему зажмурилась – не видеть кошмара? Что за малодушие, что за слабость?

Глаза отчима – мерзкие шары навыкате с прожилками красных сосудов – были так близко, что по моему телу будто прошла судорога. Отвращения или чего-то другого, не имело значения, но от этого мое тело начало обретать неведомую ранее силу.

Я размахнулась, сложив пальцы в кулак, и впечатала с размаху в нос отчима. Этого было ничтожно мало. Даже когда он взвыл – это не остановило меня. Наоборот, ударило в затылок каким-то приливом кровожадного охотничьего азарта.

Изловчившись и изогнувшись в его лапах, словно гибкая и разъяренная кобра, я стянула с ноги туфельку на умопомрачительной шпильке, острой как стилет.

При этом я не понимала, для чего мне она нужна и что я именно делаю. Вроде как она мне мешала, заставляя тело напрягаться и мышцы неметь. А может, подсознание само вело меня единственным правильным маршрутом.

Удерживая ее в сведенных руках, я размахнулась со всей дури, услышав треск.

Что именно сломалось – каблук или челюсть Клименто, я понятия не имела. Мой взгляд был прикован к его выпученным глазам.

Похоть в них сменила боль, а потом как будто мутная пелена. Прохрипев и выплюнув мне в декольте сгусток крови, отчим затих, придавив меня своим телом.

Я перевела взгляд на окровавленную шпильку в своих руках. Затем, похолодев от пока что не полного осознания произошедшего, выбралась из-под тела отчима, глядя, как он кулем осел на диван и сполз на пол.

Я что, его убила?!Из раны на скуле текла кровь, выстреливая фонтаном. Меня чуть не вырвало. Мозг выше? У таких уродов он вообще есть?

Жизнь летела в бездну. Моя судьба раскололась на части.

Я продолжала смотреть и ничего не делать. Даже не признаваться самой себе в том что, как ни странно, но я, кажется, уже знаю единственно правильный ответ, как же быть.

Он лежал на поверхности… но мой стальной характер и чувство глубокого протеста все равно гнало его прочь, что ни говори и что ни делай.

Я знала, кто меня спасёт. И даже отторжения не было.

Надо было нащупать пульс, вызвать скорую, но я смотрела на распростертое тело отчима, не испытывая никаких чувств. Один вопрос давил в виски: жив или мертв? Что дальше со мной будет? И хватит ли у меня силы воли, чтобы все же воспользоваться спасением?

Глава 9

- Выпей, тебе надо успокоиться.

Холодный стакан, предположительно, с водой, коснулся моих пальцев. Я едва понимала, что они сейчас такие же холодные на ощупь, как и стекло. Не только пальцы. Холод все еще сковывал все мои внутренности, не обделив вниманием сердце.

- Мне надо что-то покрепче.

Орландо посмотрел на меня пристальнее. Его взгляд стал тяжелее.

- Позволь мне самому решить, что тебе сейчас нужно. Выпей.

Это был безапелляционный приказ, несмотря на вежливость поставленного вопроса. Да и сопротивляться, возражать после всего, что Ломбардини для меня сделал, было не просто недальновидно. Это было откровенно глупо.

Я сделала несколько глотков. Может, у меня заболит горло, и это оттянет неизбежное хотя бы на несколько дней. Не придется просить о подобной милости.

Увидев, как дрожат мои побелевшие пальцы, мужчина смягчился. Правда, не придумал ничего лучше, чем убрать прядь волос с моего лица, задев скулу.

Прикосновение привело меня в смятение. Вместе с желанием отшатнуться и защитить свои внутренние границы захотелось в то же время податься вперед, даже потереться о согнутые фаланги его длинных пальцев, подобно домашней кошке.

Если бы я это сделала, интересно, мне не пришлось бы дрожать от ожидания неизбежного?

Я посмотрела в его глаза. В глаза человека, который, по сути, купил мое тело и душу. Так близко, что я даже в полумраке огромной гостиной могла различить рисунок радужки. Она напомнила мне корону Солнца, такой, как я видела ее в телескоп.

- Конечно, ты прав. Я забыла… про успокоительные.

- И про что-то другое тоже.

Кажется, я вздрогнула. А затем кровь прилила к моему лицу так резко, что перед глазами заплясали серебристые звездочки. Когда это я заново научилась краснеть? В горле пересохло, несмотря на то, что я выпила воду.

- Ты обедала сегодня?

Про те три чашки кофе с ликером «Амаретто» под гроздь винограда вместе с Лалией, наверное, говорить не стоило. Я действительно забыла поесть. Поскольку пальцы Орландо все еще касались моей кожи, мысли путались. И я отрицательно покачала головой, ощутив жар в груди, когда непроизвольно потерлась щекой о его пальцы. Совершенно неосознанно.

- Значит, придется поесть прямо сейчас. Я уже отдал распоряжения. Альберта! Ты меня слышишь? Все закончилось. Тебе не о чем переживать.

Я кивнула. К слову… все действительно, можно сказать, закончилось настолько хорошо, настолько вообще возможно в этой ситуации.

…Я так дрожала от пережитого шока и понимания, что моя жизнь кардинально меняется, что Орландо не позволил мне зайти в мою комнату. Первыми туда зашли его телохранители, затем он сам. Я пережила семь минут пугающей неизвестности с различными вариантами развития событий, от прибытия полиции и решетки до самого ужасного. Что Орландо сейчас прямо над остывающим трупом Клименто сделает со мной то, что не успел отчим. Хоть меня и заставили в приказном тоне выпить успокоительное, я не чувствовала никакого эффекта.

Когда Ломбардини вышел, наконец, я уже не сдерживала слез. Пришло понимание – я убийца. Пусть в целях самозащиты, но жить с этим точно будет непросто.

- Выжил, - сквозь зубы процедил Орландо, и я услышала в его голосе сожаление.

И поняла в этот самый момент: для Клименто было бы лучше сдохнуть, чем столкнуться с ненавистью мафиозного дона. Когда он поправится, если это произойдет, для отчима начнется черная полоса. И я буду этому рада.

- Что дальше? – все еще не воспринимая информацию о том, что с меня снимается клеймо убийцы, шепотом спросила я.

- Лучше собрать вещи.

Я кивнула. И вспомнила, что не все так просто.

- Мне некуда пойти. В отелях отказали. Друзья… все сложно, в общем.

Как же мне хотелось подойти и выплюнуть ему в лицо – я все знаю! Знаю, что ты стоишь за этим кошмаром, что тебе надо было загнать меня в угол и перекрыть кислород, и иметь смелость это сказать, а не играть в спасителя!

Нет, я ничего этого не сказала. Ломбардини задал правила игры. Все, что мне оставалось – принять их либо распутывать клубок проблем самой. А самостоятельно я уже с ними не справилась.

- Погостишь у меня. Собирайся.

Разве я ожидала чего- то другого? Да и собирать мне было особо нечего, чемодан я так и не распаковала. Молча кивнула, решив добавить в багаж то самое платье и кружевное белье.

Говорила себе, что это всего лишь ради сделки, и никакого интереса.

Мама вернулась домой аккурат с сиреной скорой помощи. Застыла на пороге, когда свита Орландо преградила ей путь. Мама. Она всегда старалась выглядеть красиво, с идеальным макияжем. Но в этот раз плотный тон и корректор не смогли скрыть асимметрии в лице.

У меня глаза заволокло алой пеленой, когда я поняла, что это значит. Забыла и про Орландо, и про то, что сейчас здесь будет бригада скорой. Так вот почему у отчима были сбиты костяшки пальцев.

- Он что, тебя бил?!

Мама проигнорировала мой вопрос, взамен начала требовать пояснений. А я ощутила бессилие и усталость. Почему я не замечала всего этого раньше?

- Проводите Альберту в мой автомобиль, - прервал поток ее расспросов Орландо, оценив мое состояние. – И отвезите в мой особняк.

Мама запнулась на полуслове и посмотрела на Орландо с немым вопросом и оценивающим интересом. Даже на врачей скорой помощи внимания не обратила.

- А нам с вами стоит поговорить. – пообещав решить все мои проблемы, возжелавший меня мужчина позаботился обо всем, как и о разговоре с моей мамой. - Где мы можем это сделать, чтобы нас никто не побеспокоил?

Я не смогла даже расспросить маму о том, как давно Клименто распускает руки, как и о том, почему она молчала об этом. Я даже попрощаться не сумела. И, положа руку на сердце, такого желания не испытывала. Не сейчас. Страшно было предположить, что она набросится на меня с проклятиями, оправдывая отчима.

Мой чемодан загрузили в машину. Это был не спорткар Орландо, но мне и дела не было до того, на чем меня повезут к алтарю жертвоприношений.

Глава 10

Орландо

Впервые я смотрел в испуганные и до боли желанные глаза с такого близкого расстояния. Впервые за три года я буквально держал ее в своих руках, упиваясь – неизвестно, чем больше. Ликованием? Осуществлением практически ребяческой мечты – обладать девчонкой, которая даже не запомнила моего лица в тот самый вечер?

Провожу по ее лицу тыльной стороной согнутых пальцев. Я зря ожидаю помутнения рассудка, неотвратимого, словно ночь. Напрасны были также и опасения, что я наброшусь на нее, как одержимый голодный зверь.

В конце концов – она просто не сделала ничего для того, чтобы это заслужить.

Но на этом моя милость заканчивается. Я не для того так целенаправленно бил по ее оборонным укреплениям, выбивая почву из-под ног, чтобы мне было достаточно всего лишь держать свой краш за руку.

План моего консильери потерпел крах. Я и не надеялся на его благополучный исход, когда соглашался. Прежде всего – на то, что Урсула бросит все свои дела и кинется посмотреть, на кого же я ее променял в итоге.

Недооценил гордость и чувство собственного достоинства женщины, по которой вздыхал Париж и вся Европа. Самодостаточности модели, которая не так давно самолично бросила карьеру, в немой надежде, что останется со мной. Впрочем, это был только ее выбор, за которвый я уже ответственности не нес.

Альберта же не делает ничего. Не смотрит на меня с осуждением. Не пытается сделать хоть что-то, что дало бы мне понять, что она вступила в женскую конкурентную борьбу. Ничего. И я мысленно улыбаюсь.

Несломленная, гордая и неприступная. Моя избранница и не могла быть иной.

Смотрю в огромные глаза Альберты. Прекрасно вижу, как за усталостью, смятением и вызовом прячется страх. Понимаю – разбудить мою тьму может всего лишь один взмах длинных ресниц.

- У тебя нет ощущения, что мы встречались раньше? – я хочу ей сказать, зачем она, собственно, здесь, но подсознание выдает именно этот вопрос.

Слегка приподнимает брови. Удивлена. И это удар по моему самолюбию, хоть я и стараюсь его не признавать.

- Не знаю… Иногда кажется, что да… но это часто случается.

Что она несёт? Зверь поднимает голову и издает предупредительное рычание. А Альберта Таччини будто не замечает этого.

Я для нее – спаситель. Так должно быть. Но что-то все равно вносит дисбаланс в происходящее. Особенно когда девушка смотрит на меня, поджав губы. Вдумчиво, стараясь что-то припомнить, но, по-видимому, тщетно.

Тогда мы оба были слегка пьяны и сошли с ума от теплой ночи Палермо.

Перехваченный взгляд. Вспышка страсти. Кураж, который обычно проходит так же быстро, как и зародился, но в этот раз что-то пошло не так.

Я прекрасно помню, что я праздновал. В тот день я четко понял, что смогу сместить с пьедестала Винсенто, превратившего город в тюрьму строгого режима. Если не сказать хуже – в оккупированную завоевателем территорию.

Мой авторитет рос в геометрической прогрессии. А количество тех, кто был готов меня поддержать и заочно присягнул на верность, перевалило за половину от всего окружения.

Может, в психологии есть этому какое-то объяснение – привязка счастливых моментов к определенному событию. В данном случае – к первой встрече с Альбертой.

Смех. Попытка перекричать рок-музыку в этом альтернативном кафе, где среди рокеров девушка в почти что вечернем платье выглядела экзотической птичкой.

У нее была встреча – одна из первых – с целью заключить контракт. Поэтому, как я узнал позже, умная девочка раскусила скуку партнера в театре и взяла на себя смелость привести его в привычную среду обитания помимо работы. Договор был подписан, как она сама, смеясь, сказала, под «ду хаст» Рамштанйна. Ликовала, ожидая перспектив повышения на своей работе.

Оба мы были победителями в ту ночь. Две кометы с таким зарядом просто не смогли разминуться в необъятном космосе.

Под ногами мерцали огни ночного Палермо, а мы целовались, как два одержимых подростка, над скалистым обрывом. Привкус виски и мартини на языке стал синонимом чего-то нового, зарождающегося – но обреченного на три года разлуки.

А тот поцелуй… он стал символом свободы.

Обычно я не ограничивался поцелуем с новыми знакомыми. Не проходило и двадцати минут, как они уже лежали на лопатках коленками вверх. Горячая кровь и жажда жизни не позволяла медлить.

А с Альбой Таччини время остановилось. Мне хотелось ее целовать до бесконечности, растягивая момент близости во времени. Страсть была иной. Незнакомой. Той, что не проходит к рассвету.

Я еще не знал, что потеряю ее надолго. Не потому, что не смогу найти, нет. Ближайшие несколько лет станут моей борьбой за власть, долгой, кровавой, превратившей меня в совсем другого человека.

Одно осталось неизменным: я желал Альберту Таччини, как никогда прежде.

И вот она рядом, в моей власти. Смотрит, пытаясь припомнить. Но проблески в ее глазах не похожи на узнавание – они краткие, как всполохи молний.

Тогда я не носил бороду и не признавал модельных стрижек в барбершопе. Тогда моя спортивная форма не была на пике. Стиль одежды с той поры тоже перетерпел изменения.

Но я всегда был уверен в том, что Альберта вспомнит. Сама, без напоминаний. Как вот пришла сегодня за помощью, не дожидаясь ультиматума.

- Иногда мне кажется, встречались, но не пойму, где. Вполне возможно, я просто видела тебя по телевидению либо в интернете. Так часто бывает. По работе особенно.

- Хорошо. – Зверь внутри все же поднимает голову. Почуяв близость желанной добычи. – Я не буду ходить вокруг да около. Твой отчим жив. Подозрения от тебя отведены. Взрослая девочка, Альберта Таччини? Понимаешь, что за все надо платить?

В ее глазах будто прилив штормовой волны. Легкий испуг и удивление. Только что я убедил свою жертву в том, что бояться нечего. Дал ей в это поверить… и тут же вырвал обратно.

- Я не изверг и вижу, что устала. Поэтому для начала мне хватит простой благодарности. Становись на колени, Альберта.

Глава 11

Я старалась не смотреть в самодовольное лицо Орландо, когда поднималась с затекших колен.

Я чувствовала себя униженной… но ни капли не сломленной, даже не смотря на все то, что было. И вместе с этим во всем теле разливалось странное спокойствие. Как будто самое страшное уже произошло, и оказалось не таким уж и страшным.

- Воды? – равнодушно спросил мой новый хозяин, потряхивая стаканом. Кубики льда громко зазвенели, заставив мое сердце сжаться.

- Виски, - съязвила я, прогнав странное ощущение дежавю – когда-то мне уже предлагали выпить подобным тоном.

- Алкоголь в моем доме будет только с моего разрешения. – я смотрела, как Орландо пьет воду, и хотела вогнать стакан ему в глотку. – Передвижения – только с моего разрешения. И кстати, я не разрешал тебе встать с колен.

При этом он пристально смотрел на меня. Будто оценивал – кинусь ли я в ту же минуту в рабскую позу либо брошу ему вызов.

Я осталась стоять. Хоть поза и казалась мне неестественной, зажатой – никакая сила бы сейчас не заставила меня покорно упасть к ногам Ломбардини по щелчку пальцев. Но, похоже. Он остался этим доволен. Либо происходящее его позабавило.

- Пей. – он наполнил стакан бордовой жидкостью. – это гранатовый сок. Можешь сесть, на ногах едва стоишь.

Меня действительно шатало от ожогов прожитого дня. И стоять назло самой себе было глупо. Я слегка расплескала сок, когда забирала его из рук Орландо. Наши пальцы соприкоснулись.

- Слышала обо мне? – он так и остался стоять, практически не глядя на меня.

- В общих чертах. – я не собиралась рассказывать ему о мини- расследовании с Лалией. Как давно, казалось, это было!

- И что же? Наверное, то, что я убиваю людей за один неправильный взгляд, в том числе и красивых женщин?

Я не ответила. Орландо ухмыльнулся.

- Ну, это ведь правда, Альберта. Наполовину. С женщинами я не воюю.

- Да ладно? – я вовремя прикусила язык.

Не стоит выдавать, что я знаю обо всем. Почему-то мне казалось – правильнее и безопаснее будет продолжить эту игру, тогда и мужчина, присвоивший меня, будет… ну, может чуточку добрее.

Он не причинил мне боли. Не оскорбил. Спас, в конце концов… Но я кожей ощущала, как между нами стена неравноправия растет и крепнет. Орландо делал все, чтобы подчеркнуть эту параллель, и рне было никаких признаков того, что что-то изменится.

- Та часть моей жизни, которую так любят обсуждать, тебя не касается. Не потому, что она тебе не понравится, а потому, что это не твое дело. Эта тема вообще закрыта, при попытке выпытать или влезть на эту территорию я тебя накажу. И лучше тебе не знать мои методы.

Он тщетно искал в моих глазах страх. Меньше всего я хотела знать, как в его мире решаются дела и делится власть. Поэтому смотрела с холодным прищуром, как мне казалось. Только пальцы подрагивали, и выдавали меня с головой.

- Дальше. К твоему успокоению, у меня все в порядке с психикой. Я не садист и не извращенец. Это к тому, что рыскать по дому и искать камеры пыток вместе с комнатой Синей Бороды у тебя нет необходимости. И тебе запрещено это делать. Кругом видеофиксация. Я просто предупреждаю тебя на случай, чтобы ты не наделала ошибок.

- Я не собираюсь лазить по твоему дому. – это было последнее, что бы я стала делать.

У меня был расчет на то, что Лалия права. Что я очень быстро надоем Рональдо в качестве сексуальной рабыни. Взять хотя бы эту диву со снежными волосами и холодными глазами – как скоро эстет Ломбардини заскучает по изысканной красоте?

Только в глубине души я уже понимала. Это обстоятельство совсем не освободит меня, а только расстроит. Но ничего. Зашивать свои раны в душе мне не привыкать. Я сильная. Я справлюсь.

- А сейчас отправляйся отдыхать. У тебя был насыщенный событиями день. Альберта, никакого зависания в телефоне до утра. Никаких социальных сетей и сплетен с подругами до утра. По поводу телефона и переговоров мы с тобой поговорим завтра.

- Я могу хотя бы позвонить маме? – от возмущения я задохнулась.

А ведь раскусил. Я действительно спать не собиралась. Я готова была даже простить Лалию в надежде, что она даст мне ценный совет, как же быть дальше.

- Я не ограничиваю тебя в разговорах с родными. Но боюсь, твоя мама уже спит. Доктор дал ей успокоительное. Так что советую подождать до утра. Ты сознательная девочка, чтобы выполнить мою просьбу, или же мне придется изъять твой смартфон до завтрашнего дня?

Видеокамеры. Я запомнила. Злить Ломбардини было не самым лучшим выходом. Если он уже превратил мою жизнь в кошмар просто из-за своей прихоти, оставалось только догадываться, что же он сделает за мое непослушание.

- Я не буду сидеть в телефоне. Я разберу вещи и лягу спать.

- Не спеши с вещами. Завтра у тебя будет новый гардероб. И постарайся выспаться. Нас ждет не менее насыщенный день…

Я представляла, какой гардероб у меня будет. Все девчонки мира захлопали бы в ладоши от зависти. Вопрос «а что не так с моей одеждой» застыл на языке.

Я ведь действительно очень сильно устала. Минет и отстраненное поведение Орландо как будто забили финальный гвоздь в гроб моего переутомления. Когда я встала, на миг закружилась голова.

Не таким я узнала Орландо Ломбардини, когда тот спас меня от полиции. Спас… какая я была наивная. Уже тогда он решил поиграть со своей добычей, и даже успел пробудить теплые чувства.

- Подожди. – я не знала, почему задала этот вопрос. – Ты сказал, в доме везде камеры. В душе ты тоже собираешься подсматривать за мной?

Мой вопрос развесел мафиози.

- Альберта, если я пожелаю увидеть тебя голой, я тебе прикажу. И ты разденешься по щелчку пальцев, где бы я не пожелал, чтобы ты это сделала. Даже посреди толпы. Но постарайся до этого не доводить. Спокойной ночи.

Глава 12

Оставшись одна в своем новом пристанище, больше похожем на номер пятизвездочного люкса, я ещё долго не могла прийти в себя.

Слова Орландо Ранили, резали, словно острый нож. Будили внутри чувство острого протеста, и я знала - оно никуда не исчезнет.

Даже когда я пойму, что шутки закончились. Что заполучивший меня мужчина мало общего имеет с тем спасителем, что вырвал меня из передряги с наркотиками.

То, что я была им восхищена и очарована, сейчас буквально разрывало мой мозг. Я перевела сотню переговоров с влиятельными людьми, чувствовала их настроения и понимала, чем они дышат.

А вот с Орландо Ломбардини мой внутренний радар разлетелся в щепки.

Теплые струи душа обволакивали ласковыми объятиями. Теми самыми, на которые я могла не рассчитывать теперь.

Пошутил ли Орландо про камеры или нет, мне было все равно. Но от идеи расплакаться и выпустить из селя напряжение я в ту ночь отказалась.

Не старясь выглядеть красиво и не принимая никаких постановочных поз, вымылась, запахнулась в нежный банный халат.

Кто-то успел побывать в комнате, пока я мылась. Расстелили огромную постель, заботливо уложили поверх фиолетовый пеньюар из шелка. В нее я и облачилась, даже не подумав взглянуть в зеркало.

Маски слетели. Орландо предвкушал игру со мной, как с добычей. Не старался ни скрыть, ни сгладить свое отношение.

Засыпая, я сказала себе, что однажды настанет тот день, когда он жестоко пожалеет.

Когда я так же сумею посмотреть в его надменное, отмороженное лицо и увидеть на нем растерянность. Этот 9верь однажды сильно удивился, что я оказалась ему не по зубам.

А пока... Мне стоило собрать всю свою волю в кулак и принять унизительные правила. Научиться думать, как мой хозяин и самый близкий враг. Найти его слабые стороны и сыграть на них, когда придет время.

Главное вынести все то, что он мне приготовил. Не сломаться и не позволить недопустимым чувствам атаковать сердце.

Стокгольмский синдром со мной не случится.

С такими мыслями я и заснула.

А утром, едва только начало светать, меня бесцеремонно разбудили.

Есть такой тип прислуги в богатых домах - она позволяет себе смотреть свысока даже на статусных гостей своего хозяина.

И не подкопаешься: внешне до оскомины вежлива. Улыбается сдержанно, с исполнением просьб либо приказов не медлит. Но если ты действительно просишь, а не требуешь, уважая ее работу - съест своим презрением, которое и без того ощущаешь кожей.

Это был именно такой тип домоправительницы. В глазах я почитала всю гамму эмоций: от осуждения до презрения.

- Доброе утро, — она не произнесла "шалава", но я всеми шестыми чувствами и кожей догадалась, что это слово должно было прозвучать. - Я синьора Лорено. Синьор Ломбардини велел вам вставать. Завтрак на лоджии второго этажа через двадцать минут. И ждать он, как вам должно быть известно, не любит.

- Спасибо, — с сарказмом ответила я.

На один лишь миг ее губы скривились. И я поняла, что друзей у меня тут не будет от слова "совсем".

Но она уже отвернулась. Извлекла из шкафа чехол и положила на кровать.

- Вот это платье. Волосы необходимо заколоть в высокую прическу. Сами вы вряд ли справитесь, поэтому...

- Мне помощь не нужна! - резко ответила я.

- Это не вам решать. После завтрака прибудет команда профессионалов, среди них стилист и парикмахер. Если синьор Ломбардини так распорядился, ему лучше знать.

Вот же змея очковая. Я поднялась только для того, чтобы избавиться от ее общества. На пути в душ медленно посчитала до десяти.

Наверняка в обязанности этой стервы также входит донести Орландо, как я себя вела. Покорно соглашалась, спорила, либо же вовсе ругалась. Я выбрала золотую вершину.

- Я отправляюсь в душ. Будьте так любезны, Лорено, развесить мои вещи, подготовить платье, а так же все необходимые туалетные принадлежности.

Шла и чувствовала, как прожигает спину ненавистным взглядом.

Мне было все равно, даже если это в скором будущем и принесёт проблемы.

Ещё до конца этого не понимая, я чётко знала, что настанет тот самый день, когда Орландо признает уже собственное поражение.

Как бы эта стервозная Лорено не была приставлена ко мне с единственной целью - все докладывать. Разберусь потом.

Платье ожидало меня развешенным на плечиках. Бежево- жемчужное великолепие с этикеткой бренда. Сама бы я точно никогда бы не смогла его себе позволить.

Я оделась, уложила волосы в высокую прическу, сделала привычный легкий макияж и, не дожидаясь, когда за мной явится надсмотрщица, вышла из комнаты.

Пришлось немного попетлять в лабиринте коридоров и комнат. И когда я все же отыскала эту самую лоджию, поняла, что задержалась сверх положенного.

Орландо без спешки поднялся, отставив в сторону стакан с водой.

Ходячий секс в облегающей рубашке, которую чудом не разорвали по швам внушительные бицепсы. Ровный пробор укладки. Пронзительные глаза на холеном волевом лице. И хотя у меня все сжимается внутри не совсем от страха, нет никакого желания плясать, ликуя, пот ому что такой мужчина обратил на меня внимание…

- Ты опоздала!

- Доброе утро, Орландо, - я позволила себе виноватую улыбку, но без перебора. – Я не хотела. Но твоя домработница обещала меня провести, а сама куда-то запропастилась. Я еще не разобралась в поэтажном плане твоего дворца.

Он пристально смотрел на меня из-под сведенных бровей. Я проглотила ком в горле.

- Я вчера не озвучил тебе это правило. Но ты девочка не глупая, поэтому сама должна была догадаться. Ничего, скоро разберемся. Не думай, что я забуду. А теперь садись рядом со мной. Я не привык есть холодный завтрак.

Глава 13

Я без цели и особого аппетита ковыряла вилкой в тарелке, прислушиваясь к своим ощущениям.

Платье казалось чужим и не подходящим мне. От близости Орландо накрывал сковывающий холод. Он не оставлял мне даже шанса как-то задать тон разговору, попытаться флиртовать либо просто говорить на равных.

Этот мужчина не собирался позволять мне уравнивать положение. Давил своей энергетикой. Мог угрожать, кричать, даже поднять руку… это было бы мне понятно. Но к такому арктическому холоду я не привыкла. Не знала, как мне быть. Вся уверенность улетучивалась, будто роса под ярким солнцем.

- Надеюсь, ты не принадлежишь к тому типу женщин, которые питаются росой, Альберта? – Орландо отпил эспрессо, наблюдая за мной.

Я похолодела. Он что, реально может читать мысли? Это интуиция или умение, от которого мне будет совсем не легко?

- Я не голодна. Спасибо.

- Я не спросил, голодна ты или нет. Если я решу, что тебе надо похудеть, ты об этом узнаешь сразу. Надеюсь, ты не станешь создавать мне проблемы из-за полной тарелки?

Я вспыхнула до корней волос от возмущения. Это уже был не просто прессинг. Это больше напоминало откровенное хамство.

Но высказать все в глаза Орландо в первый же день и обеспечить себе проблемы было не лучшим выходом. Я еще пыталась верить в то, что даже на такого опасного хищника найдется свой поводок.

Хотя этот здравый смысл мне, забегая вперед, не помог.

Женская хитрость, участие, попытка понять, почему он так холодно и жестоко ко мне относится, чтобы сыграть на этом - во всем этом предстояло еще разобраться и пустить в ход. А пока что я демонстративно зачерпнула ложкой что-то, похожее на гранолу с яблоками, и проглотила, при этом глядя в глаза мужчине.

Внутри все покрывалось льдом – а я смотрела. Как камикадзе перед своим решающим боем.

Орландо нахмурился, а потом… усмехнулся. Да, не велел мне опустить глаза или уйти – а просто усмехнулся. Понимающе так, будто отсканировал.

- Твой отчим пришел в себя. Небольшая операция, даже в некотором роде манипуляция. Ты едва не пробила ему висок.

- Ничего, если я не буду изображать сожаление и чувство вины? – гранола оказалась невероятно вкусной, и я пожалела, что не могу говорить с набитым ртом.

- Так даже лучше, Альберта. Ненавижу фальшь, запомни. – Ломбардини посмотрел на часы. – Поскольку ты опоздала, времени на разговоры не остается. Скоро приедут профессионалы. Стилисты, косметологи, парикмахеры…

- А пластических хирургов в вашей лавке не водится? – не выдержала я. – Я так плохо выгляжу?

- Осторожнее, Альберта. – Орландо коснулся чувственных губ полотняной салфеткой. – Ты не желаешь видеть края. Учись этому, если не хочешь превратиться из гостьи в сексуальную игрушку без права голоса…

- Гостьи? – понимала на подсознательном уровне, что безжалостный дон мафии меня тонко провоцирует, но ничего поделать не могла. – Ты всем гостям даешь в рот вместо «добро пожаловать»?

Палку я перегнула. Не потому, что у меня отсутствовал инстинкт самосохранения, нет. Я пыталась сделать хоть что-нибудь, чтобы пробить отмороженный щит мужчины, который… желал меня? Или решил таким образом вызвать ответные чувства, демонстрируя, будто ему плевать, а я – очередная прихоть?

- Не всем. Только особенным.

Это не было похоже на комплимент. Моя рука, наливающая кофе, чтобы смочить пересохшее горло, дрогнула, и пролила напиток на скатерть.

Орландо на это не обратил внимания. Повел плечами, будто разминая, и принялся расстегивать запонки своей шелковой рубашки.

- И я все еще не пожелал тебе доброго утра, как полагается.

Кофе в это утро мне, видимо, не суждено было выпить. Как и оставить иллюзорную вероятность того, что я победила в этом противостоянии… хотя бы ненадолго.

Вместо того, чтобы, ощутив опасность, попытаться ее как-то сгладить, да даже извиниться – черт с ним, мне простительны истерики после всего произошедшего – я как идиотка наблюдала за движением пальцев Орландо, сражающимися с бриллиантовыми запонками. Это было зрелище, волнующее, эротичное, заставляющее сердце нервно биться.

Поэтому я и утратила бдительность, а может и хотела изначально ее утратить.

Попадая в поле притяжения психопата, ты волей не волей начинаешь копировать его состояние. Это произошло и со мной. Я спровоцировала его, точно зная, что…

Белоснежная скатерть с золотыми вензелями – то ли герб рода, то ли аристократическое обозначение клана обычных бандитов – так резко спорхнула со стола, что я даже не поняла, что это те самые руки, которые так сексуально расстегивали запонки, резко потянули её на себя.

Зазвенел фарфор стоимостью в несколько моих зарплат, падая на пол и только чудом полностью не разбиваясь. Я с ужасом перевела взгляд с белоснежных осколков, кофейных пятен на ковре и раскиданных столовых приборов на Орландо.

Он демонстративно медленно разжал пальцы, и край скатерти упал на пол. Будто знаменуя собой белый флаг, который Ломбардини не принял.

- На стол, Альберта. Я предпочитаю не читать моралей, потому что ценю свое время. Живо.

- Ч… что?

- На колени на стол, лицом на столешницу. Теперь я ясно выразился?

«Больной ублюдок!» - вертелось у меня на языке вместе с диким желанием бежать, куда глаза глядят.

Да пусть в объятия полиции, черт уже с ним. Хоть самого Дьявола.

Я желала Орландо Ломбардини, сколько бы этого не отрицала. Но я не хотела, чтобы все между нами происходило так, будто я – вещь без права голоса, проститутка, которую можно не жалеть, используя. И пусть денег мне не платили, по сути, дон Палермо сделал нечто большее. Решил мои проблемы.

А я сама виновата. Я считала его благородным. Думала, что, когда Ломбардини получит меня, хотя бы не будет морально издеваться. Пора избавляться от привычки видеть в людях исключительно хорошее.

- Извини… я просто еще не привыкла… - мне было больно при мысли, что придется выполнять унизительный, циничный приказ.

Загрузка...