Я не твоя игрушка

ГЛАВА 1 МЕРТВАЯ ВОДА

ЧАСТЬ 1 КУКЛА

Ярко-ярко рыжее, почти красное солнце достаточно быстро опускалось за горизонт, оставляя яркие отблески на застывших в безмолвии деревьях. Небо покрывалось алым закатом, плавно переходящим в бордовый и фиолетовый. Всё глубже и темнее, по мере погружения солнца за кайму парковой изгороди и произрастающих подле неё высоких кустов цветущей сирени и акации, запах которых заполнял собою всё вокруг, унося сад в мир неких фантазий и иллюзорных мыслей.

Небосвод медленно затягивали с двух сторон ленивые тучи, заслоняя собой краски заката. Так медленно и лениво, будто призывая всё живое отойти ко сну. И чем гуще становились тучи, тем меньше воздуха оставалось в саду. Словно накрыв его сверху неким подобием колпака, полностью обездвижив деревья. Теперь воздух стал более едким, тяжелым и густым. Тот запах, что навеивал мечты, усилился и перемешался с сырым, своеобразным запахом наступающей грозы.

Вдалеке сверкнула молния, после чего раздался внушительный грохот, рассыпавшийся отголосками по обширной площади небесного свода. Второй удар не заставил себя долго ждать, наполнив небо ярким отливом света и еще более внушительным грохотом. Следом еще один и еще один удар. Ох, он всё ближе и ближе, и как бы то ни было, странно, но от этого становилось как-то легче на душе, спокойнее. Будто душа готовилась к чему-то новому и неизвестному. Где-то слышался шорох листьев и звон, еле слышный и монотонный. Начинался дождь. Но это всё оставалось там, где-то позади, словно гроза боялась зайти в сад.

Виктория закрыла глаза в предвкушении, греясь в последних лучах солнца. Свет которого озарял её столь еще юное лицо. Но тучи поглотили закат, и лицо девушки покрылось тенью, и ей стало грустно. Что-то угнетало её, наполняя дурными мыслями, наполняя её лицо еле заметными морщинками.

— «Прекрасный сад под стать грядущему урагану», — раздался подле неё женский суховатый голос, моментально заставив Викторию открыть глаза.

— «Кто Вы?» — отшатнувшись от испугавшей её неожиданной встречи, промямлила Вика. — «Как Вы здесь оказались? Войти сюда можно лишь через дом, а стражники чужих не пускают?!»

Вика внимательно наблюдала за своей абоненткой, так и не соблаговолившей объясниться. Незнакомка лет тридцати на вид слегка лишь улыбнулась такой пустой и безжизненной улыбкой холодной. Такую улыбку Вика видела лишь у кукол, что любил дарить ей отец в те времена, когда она была еще маленькой девочкой. А ей было стыдно ему признаться в своих страхах. Как она просто прятала этих кукол в коробку и убирала как можно глубже в шкаф, чтобы их никогда не видеть. Вдруг Виктория резко встала с каменной лавки с выбитым на ней кружевным орнаментом. Как-то стало страшно опять, и от этого становилось как-то не по себе, обдавая кожу холодком, заставляя бежать по коже мурашки.

Незнакомка тоже поднялась с лавки, сделав один шаг к девушке. Легкий шорох длинного темно-синего платья вонзился в слух Вики, заставив её нервно отступить назад. «Кто Вы?» — снова спросила Виктория, и было слышно, как меняется её голос, наполняясь страхом чего-то неизвестного, а между тем сердце молчало, даже можно сказать, почти не стучало, словно именно эту встречу оно и ждало. «Кто Вы» — снова повторила она. Но незнакомка просто молчаливо смотрела в её голубые глаза таким мертвым, пустым взглядом с проблеском еле заметной боли. Её длинные темные волосы выпадали из нелепого пучка, нежно облегая шею и грудь, спускаясь ниже и касаясь своими кончиками тонких бледных пальцев рук, сложенных вместе внизу живота. Стройную талию подчеркивал золотой пояс, усеянный крупными каменьями граната. Длинные рукава платья скрывали почти полностью ладони, оставляя на виду лишь пальцы и длинные заостренные цвета топленого молока ногти.

Вдалеке, со стороны замка, раздался лай собак, становившийся более гулким и злобным по мере их приближения. А вместе с ними стали отчетливо слышны и голоса стражи. — «Мой отец знает, что вы здесь! Он уже идет!» — успокаиваясь, сказала Вика, но незнакомка лишь слегка качнула головой ей в ответ и, сняв с золотого пояса один из десятка маленький флакончик, сдернула с него пробку легким движением одного пальца левой руки и выплеснула его содержимое девушке в лицо. Виктория упала на землю, не дыша, её светло-русые волосы волнами расползлись по каменной кладке узких тропинок. А тем временем лай собак был почти за спиной. «Жаль! Симпатичная…» — раздался немного противный, звонкий, но с хрипотцой (как бывает при простуде) мужской голос. «Была!» — он ухмылялся. Этот непонятно откуда появившийся человек. Да и человеком его в принципе было трудно назвать. Этакая грозная туча. Изогнутый в три погибели, со слегка подкосившимися, согнутыми ногами и здоровенным горбом за спиной, более выраженным с левой стороны. Ловким движением он закинул девушку себе на плечо, лишь слегка покачнувшись. «Уф!» — вздохнул он, не спуская с лица немного диковатой, я бы даже сказала, сумасшедшей улыбки. — «А с виду худенькая!» — не переставая при этом показывать, что ноша явно ему по душе. — «Ну, ты тут приберись, а я пошел! Не люблю собак и всяких там с железками!» — попытался он съязвить, но на лице у женщины не появилось ни капли эмоций. На что горбун просто махнул рукой и, поудобнее разместив девушку на своем плече и крепко сдавив её ляжку в районе колена, исчез в темноте сада.

Собаки приблизились, рыча и скалясь, но стоило женщине бросить на них свой взгляд, как они тут же успокоились и, усевшись вокруг нее, замахали хвостами. Тут подоспела и стража, окружая ее, но женщина, будто неживая, стояла и молчала, лишь опустив слегка вниз глаза. — «Где Виктория?!» — Один из толпы мужчин выбежал вперед и, приблизившись к женщине, затряс за плечи. — «Куда ты ее дела? Кто ты?» — Женщина подняла на него свои пустые глаза, уставившись в его глаза, словно пытаясь вобрать в себя хоть капельку чувств, переполняющих его: злость и испуг. Она молчала, словно немая, словно и вовсе никогда не умела говорить. — «Я тебя спрашиваю, где девушка?!» — Молчание начинало выводить молодого человека из себя, что он, не удержавшись, замахнулся в порыве влепить сильную пощечину, но, совладав с собой, сквозь скрежет своей злобы опустил руку. — «Свяжите ей руки и следите, чтоб не убежала. Пускай князь сам с ней разбирается». — И как бы он ни пытался показать безразличие, у него этого не удавалось. Незнакомка провожала его своим всё таким же пустым взглядом. Один из стражников толкнул ее в спину, и она послушно пошла вперед. Как послушная деревянная марионетка, что подчиняется каждому движению, как приказу кукловода, безмятежно и безвольно, готовая принять любую участь, что не была бы ей уготована. И казалось, ей безразличны и жизнь, и смерть, и все вокруг. Наполненная лишь своей безвольностью. И быть может, она и ждала всегда смерти, как некоего спасения от своей кукольной жизни. Сбежать от всего того, что управляет ею, что отнимает жизнь и губит, сжигает изнутри, хуже любой заразы или тяжелой болезни. И в тот же миг с неба хлынула вода. Проливным столбом падали грозные капли, грубые, сильные, причиняющие боль. Едкий запах сирени испарился, воздух посвежел, стал легче и мягче. Женщина притормозила в дверях замка, обернувшись и посмотрев, как идет дождь и как быстро образуются лужи на лужайках и дорожках. Внимая шуму ливня, словно понимая, что он говорит, о ком плачет. — «Прости». — Прошептала она и, глубоко вздохнув, набрав полную грудь свежего воздуха, вошла в душные стены замка.

ЧАСТЬ 2 КЛЕТКА

Огромная зала с закрытыми окнами и толпой людей, придворных, съедала весь воздух, отчего безумно кружилась голова и расплывалось в глазах. От галдежа беснующейся толпы, эхом отражающимися от стен, пронзая слух, так, что чуть ли не лопались ушные перепонки. — «Вот её мы поймали в саду, больше не было там никого!» — произнес тот самый молодой человек, указав пальцем в сторону незнакомки.

— «Она?!» — казалось, князя охватил ужас, его голос выдавал нервозные тембры, заставляя дрожать всё его тело. Так, что он даже сам не заметил, как оказался рядом с незваной гостьей. — «Ты дрянь, где моя дочь?! Она жива? Куда он её забрал?» — куча вопросов и паника, паника, паника. Бешенные блестящие глаза, против её невообразимого, и, как на тот миг казалось всем присутствующим, хамского молчания и безразличия. В порывах гнева князь схватил незнакомку за волосы, окончательно растормошил её пучок. Волосы в тот же миг распушились, рассыпавшись небрежно по лицу, скрыв столь же крупные, как и пояс, золотые серьги, украшенные непонятными символами. — «Я знаю, кто ты, и знаю, чего тебе надо!» — кричал князь. — «Я еще вобью в вас страх, а ты будешь молить о смерти!» — Тогда он слегка охладел и, вытерев руку о свой красный кафтан, обшитый мехом, так, словно обмарался, проговорил: «Запереть её в башню, не давать ей ни воды, ни еды. Заковать и не подходить к ней. А самое главное — не трогайте её руки. Сила её — в руках».

— «Кто она?» — спросил у князя молодой человек.

— «Всего лишь одна из причуд мерзкого гада!» — с ненавистью ответил князь.

Невыносимый затхлый запах, такой, будто кто-то сдох и его благополучно похоронили под соломой, постеленной на полу. Сухая и колючая, она вонзалась в кожу, оставляя кровоточащие следы, ломаясь в бороздках и образуя занозы. Стены каменной кладки возносились вокруг, тянулись высоко-высоко, образуя угнетающую темноту, и лишь легкий отблеск света от прорезей маленьких окошек с двух сторон башни где-то там, так же высоко, почти у самой крыши вносил дыхание некой жизни в душную темноту, освещая деревянную дверь, крепко запертую на засов. Мощные железные оковы сдавливали запястья, оставляя иссини-красные пятна синяков. Острые грубые края располосовали кожу, оставляя кровоточащие порезы. Разносящие свой запах по всему помещению, отчего становилось ясно, что это единственная влага, и казалось, что даже обезвоженные стены требовали её, словно шептали: «Кровь! Кровь!»

Цепи змеями ползли к стенам, равномерно располагаясь на полу и поднимаясь почти на два метра вверх, цепляясь за большой крюк с одной стороны. Вторая же цепь тянулась к противоположной стене, закручиваясь в некий несложный механизм вроде катушки с тормозным креплением, позволяющий натягивать или ослаблять цепь по мере необходимости.

Прежде шикарное платье превратилось в лохмотья. Грязный и рваный подол обматывал разодранные колючей соломой ноги. Вьющиеся локоны длинных волос запутались, образовав некое подобие пакли. Золотые украшения тянули вниз, казались безумно тяжелыми. Измученное, обезвоженное, почти безжизненное бледное лицо. Но всё тот же пустой взгляд, убивающий, ненавистный, вызывающий злобу. — «Где моя дочь?!» — неустанно твердил князь. Каждый день продолжая надеяться на утешительный ответ. Но в ответ лишь тоже молчание. — «Ты же знаешь, он за тобой не вернется. Вирса, стоит только сказать, где она, и я обещаю, что подарю тебе свободу!» — князь стоял перед пленницей, возвышаясь. Бывшие когда-то черными, съеденные сединой волосы закручивались в легкую спираль. Величественный вид и стан в этом полумраке делали его значительно моложе, чем было на самом деле.

— «Если он не пришел, значит, она уже мертва», — еле слышно пробормотала женщина. — «Ты же сам знаешь. Долги надо возвращать».

— «Тебе ли говорить о долгах?»

— «Ты забрал у него, он забрал у тебя! Увы, твоей дочке не повезло, видно, взяла больше твоей крови», — глаза женщины в тот миг блеснули, а на лице появилась натянутая ухмылка, будто кто-то, дергая за ниточки, как марионетку, заставляет ее это говорить и делать. Не зная, что делать, еле сдержавшись от рукоприкладства, князь вышел вон из комнаты, строго-настрого приказав стражникам не давать пленнице ни еды, ни воды. А тот, кто нарушит его волю, сжалится над женщиной, будет сурово наказан.

Вот только стражники, уж захмелев от скуки, решили на свою усладу удовольствие найти. — «Ну что, дружище!» — сказал один другому, отперев замок и ввалившись в темную комнату. — «Все равно ей подыхать, раз уж наш князек совсем умом слаб стал. Так, может, доставим девушке удовольствие перед смертью!» — Тогда мужчина подошел к ней вплотную и, нагнувшись над Вирсой, сдавил грубыми руками ее шею, оттягивая голову в сторону, сбросил с её тела свисающие пакли волос назад. Впился губами в её губы, беспощадно, мерзко слюнявя её кожу. — «Подарим немного любви и ласки!» — второй в это время стоял между дверью и механизмом, держащим цепи в натянутом состоянии, так что тело женщины слегка поднялось и оторвалось от земли. Распятые руки ужасно болели, оковы раздирали запястья в клочья, так что кровь из ран алыми ручейками стекала по рукам до локтей, затекая в рваные рукава платья, пачкая их. Некоторые из ручейков останавливались раньше, набираясь в обильную каплю, свисающую с кожи и падающую вниз. Так что под ними образовывались небольшие лужицы, которые постепенно густели и впитывались в каменный пол. Устало перебирая ногами, она пыталась достать коленями пола, чтобы хоть немного ослабить невыносимую боль. Но она не кричала. Лишь, как всегда, безмолвно терпела прикосновения его мерзкого, склизкого языка на своей измученной коже. То, как он спускается ниже по шее, обнажив ее грудь, вгрызаясь зубами в соски, сдавливая их с невыносимой силой. Хотелось плакать, но она не могла. Точнее, она плакала без слез где-то там внутри себя.

ЧАСТЬ 3 ПРАВДА НЕ КОЛЮЩАЯ ГЛАЗ

Вот уже и солома перестала греть, оставляя в воздухе лишь едкий запах разлагающейся травы. От каменного пола исходило ощущение холода, поднимающегося, становясь немного тяжелее. И иногда при свете уже более тусклых лучей, попадающих в помещение, можно было его разглядеть. Еле видные, напоминающие туман дымчатые струйки. Стопы Вирсы уже давно покраснели и полопались от холода, и столь же изуродованные пальцы рук, тонкие и сухие, с потрескавшейся кожей до кровоточащих трещин, исполосовывающих ладони, огрубевшие, шершавые, с болью сгибаемые. Те ощущения, которые когда-то казалось невозможно терпеть, теперь становились обычными, повседневными, не ощущаемыми. Как будто так было всегда.

И как же было приятно ощутить теплое покрывало на своем теле среди таких холодных осенних дней, тем более когда он был рядом, просто держал её за руку, слегка прижимался к её телу. И всё это было так мило, благородно, без всякого намека на что-то большее. Что просто захотелось сделать самой первый шаг в бездну. И она просто прижалась к нему сильнее, крепко цепляясь измученными пальцами за его руки. — «Как хорошо, что ты есть на свете!» — прошептала Вирса, и в тот момент их глаза встретились, упиваясь глубиною друг друга. Настолько глубоко, что просто невозможно было удержаться. Тогда их губы слились в поцелуе крепком, желанном, распаляющем всё вокруг. Вирса скинула с плеч покрывало и, приподнявшись на коленях с гибкостью кошки, обвила руками шею Артура, крепко впившись своими губами в его, смакуя каждое прикосновение, улавливая каждый вздох, не опуская опаляющих, разгоряченных глаз. Руками она ласкала его грудь, нежными движениями перебирая пальцами рук волосок за волоском, то поднимаясь наверх, то опускаясь снова вниз. Каждый изгиб её тела был наполнен страстью, сводящей молодого человека с ума, заставляя дрожать все фибры его души, источающие сладостным стоном. Артур гладил её белые голые ноги, категорически запрещая себе сделать легкое движение наверх, лишь слегка залезть под подол рубашки. Воспитание не позволяло ему. Ему хотелось спросить её, хочет ли она заняться с ним любовью. Словно не понимая это по её жестам и повадкам. По её сладостным глазам, по греховному жару её бедер, касающихся низа его живота. «Что бы ответила она? Что бы подумала? Ну зачем? Зачем она дразнит? Раззадоривает?» — звучало в его голове, в то время как всё тело кричало: «Сделай это. Просто сядь на него сверху и, покрывая божественными поцелуями, медленно покачиваясь, подари наслаждение». Он представлял это всё себе так, будто это происходило на самом деле. Артур закрыл глаза и просто представлял, как развязывает узелок на её шее, спуская с плеч рубашку так, словно разворачивая долгожданный подарок. И, покрывая её губы, щеки, шею мелкими поцелуями, опрокидывает на холодный пол и, расположив её поудобнее, спускается ниже, продолжая покрывать поцелуями её грудь, живот, слегка прикусывая её возбужденные соски, спускаясь ниже. Чувствуя её нежные пальцы в своих волосах. Как ему хотелось доставить ей удовольствие. Покрыть поцелуями от макушки до пят. Как ему хотелось стать на время хищным зверем и насладиться ею всласть на этом полу. А тем временем губы и руки Вирсы шептали ему каждой частичкой, каждой молекулой, их составляющей. «Ну возьми же меня, возьми! Я хочу быть твоею здесь и сейчас! Сделай это! Я прошу!» — шептала и она ему на ухо в унисон бушующим чувствам. Но Артур, казалось, не слышал её мольбы.

И кого бы не смогла разозлить такая картина, и как можно было простить или просто понять возможности уподобиться ему. Разве можно было позволить повториться истории? Нет, этого допустить нельзя! И в то же время хотелось сейчас же войти туда и свернуть шею той, что напоминала о любимой женщине и о пропавшей дочери. И в то же время ведь она всего лишь игрушка, марионетка, жалкая кукла с поломанной жизнью. Проклятый колдун! Как всегда, так рядом, но так далеко! Как всегда, ненавистен. И будь проклят день их встречи! И будьте прокляты все, кто соединил их судьбы! Всё нутро рвалось войти и покончить раз и навсегда с его наследием, но что-то не давало сделать и шаг. И оставалось лишь стоять неподвижно и молча наблюдать через щель в двери. Вспоминать то время, когда также стремился к раю с той, что принадлежала другому миру, как хотелось вернуть то сладостное время. И хотелось уничтожить того, кто всё оборвал. И как же вовремя под руки попался Марк, слуга его сына, мечущийся по круглой завитой лестнице в попытке скрыться из виду. Но эх! Не удалось! И вот уже стражник притащил его к двери темницы. «Передай своему хозяину, что я его жду!» — властно произнес князь, пройдя мимо слуги. Тогда Марк, дождавшись, когда исчезнет в глубине лестниц тень князя, выдернув своё плечо из-под тяжелой ладони стражника, поправив замызганную коричневого цвета рубашку, вошел внутрь. — «Артур, тебя князь ищет!» — спокойным голосом проговорил слуга. Но вдруг его тело обуяла дрожь, а нервный взгляд впившейся в лицо женщины беспорядочно кричал, что он её знает. И она слегка качнула в сторону головой, будто птичка, разглядев в нем знакомые черты. Но Артур даже не заметил этого, поспешно покинув помещение. Слуга же, простояв еще так долю секунды, вышел следом за ним.

В искаженных, в полумраке лучах солнца летала пыль. Вирса сидела, прижавшись спиною к стене, и тихо наблюдала за пылью через щелки слегка приоткрытых глаз, словно кошка, бездвижно. И даже можно было подумать, что она уже не дышала. Забавно! В чем можно найти развлечение или, может, даже утешение, если ты заперт в четырех стенах? Но вдруг дверь заскрипела. Кто-то вошел. А из-за легкого дуновения ветра пылинки заиграли еще веселее, переворачиваясь и поднимаясь в воздух. — «Тебя забавляет то, что ты видишь?» — еле слышно пробормотала она, не отводя глаз от пыли, словно завороженная ею. Бросив лишь мимолетный взгляд краешком глаза в тень, из которой вышла мужская фигура. — «Что тебе мешало меня сразу убить?»

Слепота

Вирса громко засмеялась, прикрыв рот мужчины ладонью, запретив ему себя целовать. — «Ну, храбрец ли, не иначе!» — С её лица не сходила ухмылка, и даже казалось, что её карие с зеленцой глаза мерцали той же ухмылкой. Она снова обошла вокруг князя, касаясь его тела лишь кончиком безымянного пальца правой руки. — «Он забрал не то дитя ведь, правда? Теперь понятно, почему у него такой странный запах. Он её сын». — И лишь цепи, тянущие вниз её руки, звучали в унисон её голосу. — «У тебя больше выбора нет, мой друг. Ты ведь прав, я не она. Я не знаю любви! Верным псом он пойдет за мной во тьму, вот только дочурку твою я вернуть не смогу. Что попадает в руки колдуна, ему на веки достается!» — Женщина вернулась к стене, спустившись вниз, как и сидела раньше. — «Ты сам виноват! Но, видно, так должно было случиться!»

— «Да. Ты права. Я слишком долго всем врал! И поэтому я дарю тебе эту ночь. Выспись, ведь утром у тебя свидание с палачом!» — Но Вирса не проронила больше ни слова, проводив князя взглядом, таким же холодным, как и встретила. И лишь когда захлопнулась дверь и заскрипели засовы, упала на холодный пол, в истерике извиваясь змеёй. Впервые за долгие-долгие года из её глаз текли настоящие слезы, без грамма фальши, лишь боль, терзающая её изнутри. — «Как ты мог! Говорил, что безродный!» — бормотала она. — «Обманул! И сам не знал ты правды? Или знал? Я бы никогда не поверила словам твоим, если бы могла понять, чей запах кожи так похож на твой. Нет больше места в этом мире для меня, не так ли? Тогда и тебя будет окружать повсюду пустота». — Она не понимала, что с ней происходит. Никогда не знала любви, лишь глупая наигранная страсть была её спутницей по жизни. И такая же безжалостная, как и сама Вирса. И каково сознавать, что старая жизнь без чувств была хуже этой боли.

Свежий зелёный мох ласково окутывал сыроватые камни стен. И как же приятно опустить в этот мох ладони и поглотить живительную влагу. Вобрать в себя кусочек жизни, чувствовать её. Раздался легкий писк и шуршание соломы. Вирса оглянулась, внимательно рассматривая разбросанное сено. — «Ну, здравствуй, милый друг!» — улыбаясь сквозь слезы, проговорила она, присев на корточки и поманив крысенка руками. Подзывая к себе. — «Хочешь снова стать человеком?» — Она протянула руку, коснувшись пальцами с тыльной стороны ладони каменного пола. А из-под сена выбежала крыса и, забравшись к женщине на ладонь, завертелась волчком. — «Собери своих пушистых друзей как можно больше. Убейте всех, кого встретите в замке, женщины, дети. Мне все равно! Только молодого князя не трогать и его слугу. На них у меня другие планы!» — Тогда она опустила крысу на пол, и та побежала, снова зарывшись в сене. Вирса глубоко вздохнула. Она сжала ладонями железные кандалы, рука об руку. Кандалы стали мягкими, теряя свою консистенцию, словно восковые свечи, начали таять, пока не свалились на пол с характерным глухим звуком. Она медленно, будто неживая, подошла к деревянной двери и прильнула к ней всем телом. — «Ты слышишь меня, Вик?» — громче, чем обычно, проговорила она, услышав положительный ответ. — «Ты должен уйти как можно дальше от этого места». — Тут дверь приоткрылась, и Вирса отошла от нее на шаг.

— «Что, собираешься всех превратить в крыс?» — молодой светловолосый человек окинул её недоверчивым взглядом.

— «Ну почему же!» — ухмыльнулась она, снимая с ушей серьги. — «Я устрою этому дому прекрасную, незабываемую ночь мести, боли и страдания. А ты…» — подошла она ближе. — «Если не хочешь неприятной встречи со своим маленьким серым дружком, бери семью и уезжай хоть в соседнюю деревню. Хоть за тысячу миль. Куда угодно!» — Тогда она вложила серьги ему в руки и, улыбнувшись пугающей, вызывающей некую дрожь в сердце улыбкой, что молодой человек, долго не думая, попятившись назад пару шагов, развернулся и побежал вниз по лестнице.

Вечерело. Свет заходящего солнца алой полосой пробежал по стене, медленно исчезая в темноте, словно подав некий знак к атаке. Вирса поднялась с пола, встрепенувшись, закинув волосы за спину, распушила их, как птица перья перед полётом. Она вышла из своей темницы, медленно спустилась по винтовой лестнице, касаясь кончиками пальцев стены, и прошла по коридору, словно сканируя рукой каждую комнату. Следом за нею нарастала тьма. Ползла кровавыми ручейками по стенам, погружая в темноту. Свечи гасли и загорались вновь, а языки пламени, казалось, танцевали некий языческий танец. От чего темнота, казалось, словно вздымалась вверх грозной тучей, а потом опускалась вниз. Вирса шла вперед, бормоча себе под нос неслышно проклятия. Наполненные чернотой глаза бегали из стороны в сторону, а следом за нею побежали сначала одна крыса. Потом к ней присоединилось еще три, затем штук пять, пока не повалило целое полчище крыс. Грудой своих маленьких тел они вздымались горой и выламывали двери одну за одной, забегая внутрь целой гурьбой, после чего оттуда доносился душераздирающий крик. Из некоторых комнат выбегали люди, но крысы забирались на них сверху, вцеплялись зубами в кожу, отчего кровь струйками бежала вниз, пачкая одежду. Они кусками выгрызали плоть, вытягивая жилы, отгрызали пальцы и уши, впиваясь зубами в глаза. И, наконец, завалив измученного человека на пол, загрызали его до смерти. А Вирса всё шла вперед, словно не замечая, что творится у неё за спиной. Ей было абсолютно всё равно, что будет с этими людьми. Кто виноват, а кто нет. Был ли тот старик или ребенок. Её интересовала лишь месть. Или то была воля её господина. Воля, которой она так желала сопротивляться не так давно в объятьях молодого человека. Человека, которого сердце жаждало назвать любимым. Она шла спокойным, легким шагом, шла прямо к интересующей её цели.

И вот наконец, пройдя пару этажей, она остановилась перед дверью. Её пустой взгляд вонзился в неё, буравя в ней дыру, как говорят в народе, что даже могло показаться, что сейчас белая краска, которой была покрыта дверь, загорится. Немного постояв вот так, Вирса с силой одной рукой открыла дверь и вошла внутрь.

ГЛАВА 2 ВЛАСТИТЕЛЬ СТИХИЙ

ЧАСТЬ 1 СВОБОДНЫЕ В НЕВОЛЕ

Ранее утро наполняла сырость. Белый туман ложился на землю, укрывая её, словно одеялом, и лишь легкие, пушистые снежинки разрезали его, падая на увядающую траву. Одинокая старая деревенька еще была погружена в сон. И вся равнина наполнялась лишь тишиной, и даже птицы не пели в окружающем её лесу, густом и мрачном, сквозь который была проложена лишь одна дорога, ведущая в крупный город, что находился в нескольких днях пути от деревушки.

Ярко-рыжие волосы были рассыпаны по подушке. Да, впрочем, это единственное, что выглядывало из-под одеяла этим холодным осенним утром. Она мирно спала, как, впрочем, и все. Как вдруг резкий, громкий треск разбудил её. Но девушка не успела и глаз открыть, как кто-то, схватив её за волосы, повалил на пол и выволок из дома. Она пыталась схватить незнакомца за руки, но не ощущала ничего, кроме своих волос, извиваясь в попытке вывернуться, упираясь в землю босыми ногами. Быстро перебирая ими по холодной траве, не успевая и проскальзывая, отчего становилось еще больнее. Пока этот кто-то не остановился и не отпустил её. Девушка судорожно поднялась на ноги, трясясь от холода, сжимаясь, обняв руками себя за плечи. Оглядевшись, она увидела своих родных, друзей и знакомых. Всех, кто жил в этой деревне. А вокруг стояли тени без лица, без телесной оболочки, и лишь горящие ярким, красным огоньком глаза. Словно тысячи изувеченных, измученных душ окружали их. От чего девушку обуял страх, и быстро-быстро, как только она могла, побежала к остальным жителям деревни, крепко обняв отца. А снизу к ней прилип младший братишка лет пяти, закопавшись в измызганный грязью подол ночной рубахи.

Тени начали двигаться вперёд, приближаясь, образуя круг, всё меньше и меньше, до тех пор, пока не приблизились к людям вплотную. И тогда стоящие перед ними тени начали таять, постепенно исчезая в воздухе. Вдруг их разрезали четыре фигуры. И, протерев ладонью глаза, девушка увидела людей. Трех мужчин, один из которых походил на громадную каменную глыбу. Возможно, из-за большого горба у него за спиной. И стройная темноволосая девушка, голубовато-серое платье которой, безусловно, подчеркивало её фигуру. А волосы, заплетённые в широкую длинную косу, украшали серебристые ленты. Все они встали в ряд, и лишь один из них, среднего роста, слегка худощавый, так, что нельзя было разобрать его возраст, лишь можно было сказать, что стариком он не был, блондин, вышел вперёд. Рыжеволосая девушка разглядывала его, крепко сжимая руками брата. Кожаные темно-коричневые штаны подчеркивали прямоту ног, а идеально белая рубаха наполняла некой сексуальностью его безволосую грудь. Она наблюдала, как он ходил возле деревенских жителей, разглядывая, словно выискивая кого-то из толпы. — «Что вам здесь надо?» — раздался голос из толпы. И в тот же миг блондин схватил старика за одежды у загривка, как шкодливого котёнка, оттащив его в сторону и поставив его на колени перед собой, хотел ударить. Вдруг девица с серебристыми лентами в волосах окликнула хозяина. Мужчина обернулся, увидев перед глазами камень, летевший в него. Тот резко остановился, зависнув в воздухе, и, упав на землю, растворился, будто его и вовсе не было. Тогда, отпустив старика, он оглядел людей, пока его взгляд не остановился на рыжеволосой девушке с камнем в руке, подошел к ней. — «Смелая, значит?!» — ухмыльнулся он, окинув её с ног до головы оценивающим взглядом. Выбив из её рук камень, мужчина схватил её за руки, с силой сжимая её запястья пальцами, отчего хотелось кричать, но девушка стойко держалась, и лишь её маленький братик воскликнул: «Алиса!» — отчего на лице мужчины заиграла ухмылка, словно он задумал что-то уж очень нехорошее.

— «Зиг». — Окликнул мужчину нежный женский голос, и, обернувшись, все увидели её. Вирса вышла вперед, откинув рукой растрепанные волосы за плечи. И, небрежно окинув рыжеволосую девушку игривым взглядом, что-то прошептала блондину на ухо, от чего тот громко засмеялся, поощрительно погладив её по голове. После чего мужчина вывел рыжеволосую девушку вперед, силой отцепив от неё мальчонку, который сразу же заревел, поставил её на колени. И, прижавшись ногами к её спине, положил руку ей на голову. Девушка старалась не думать о том, что же с ней будет дальше. А жители деревни замерли. И вновь воцарилась тишина.

Незваные гости по одному начали подходить к блондину, положив ему руки на плечи с обеих сторон. Сначала подошел горбун, с левой стороны. С правой стороны подошел второй, высокий и худой, как свечка, с зачесанными в хвост темными волосами. Сзади горбуна встала девушка в сером платье, а за вторым — Вирса. Почти вплотную друг к другу, что сразу стало видно, как девушки похожи, и лишь россыпь родинок отличала их лица. И в тот же миг, когда девушки взялись за руки, земля задрожала, потом сильнее затряслась, и жители деревни повалились на землю, наблюдая, как из недр земли поднимаются, возвышаясь над ними, каменные своды стен замка. — «Вот и все!» — проговорила Вирса, вызвав звонкий смех сестры.

Они было двинулись к замку, но горбун замер, уставившись на блондинку. Среднего роста, немного худощавая, молодая женщина лет двадцати восьми, может, тридцати на вид, с изумительной красоты белоснежной косой, свисающей почти до самой земли. — «Что, нравится?» — не снимая ухмылку с лица, проговорил Зиг, поднимая рыжеволосую девушку с земли, сжимая с силой её запястья. — «Так забирай!» — И поволок рыжую девушку за собой. — «Пойдем, пойдем. Смелая! А такая ли ты смелая?!»

— «Всё! Расходитесь по домам, зеваки!» — в приказном тоне обратилась к людям Вирса. — «Славьте и бойтесь великого колдуна!» — Но сестричка её быстро успокоила и, крепко обняв, взяла за руку, уводя за остальными.

Люди начали расходиться, кто-то сразу браться за работу, а кто-то убегал в дом, запирая ставни на окнах. Блондинка поднялась с земли, отряхнув платье. Подняв глаза, она встретилась взглядом с горбуном, прекрасно понимая, что он от неё хочет. Покачав головой, она развернулась, взяв сына лет десяти за руку, в желании запереться в своём доме. Но нет. Он нагнал её, резко остановив и схватив за косу, пыхтя, как бык перед корридой, поволок её за собой. — «Стой, больно!» — всхлипнула она, пытаясь высвободить волосы из его рук, что наполняло его еще большей злостью. Тогда горбун повалил женщину на землю и, оглушив её ударом ноги в живот, закинул на плечо.

ЧАСТЬ 2 ВЕРА, НАДЕЖДА, БЫТЬ МОЖЕТ, ЛЮБОВЬ…

Так прошла неделя. И вроде бы всё было, как всегда, люди работали на поле, а мальчуганы пасли скотину. Но всё так натянуто. Всё, что ни сделаешь, так и ждешь появления тех, кто в замке живет. А вдруг увидят, а вдруг услышат. А вдруг им что-то не понравится или в обыденном действии заговор увидят. Вся деревня жила в этом страхе, вроде свободные, да вот только повязаны по рукам и ногам, в невидимые кандалы страха перед колдуном и его свитой.

Вот уже неделю она сидела, свернувшись калачиком на мягком кресле, стоявшем в углу небольшой, но уютной комнатки. Алиса старалась сдерживать слёзы, но они сами собой лились из глаз, стекая по уже опухшим и покрасневшим щекам. Уже неделю без еды. В животе жутко урчало, и, чтобы хоть как-то сгладить боль, девушка прижала к груди колени, крепко обхватив их руками. Она положила голову на колени. Её волосы уже не такие блестящие, уже не дарили огненный свет, лишь издали напоминающие о своей рыжести. Они рассыпались по белой рубахе, запутанные и грязные.

Вдруг дверь слегка приоткрылась, и на пороге появились близняшки — Вирса и Унса. Унса медленно подошла к девушке, держа в руках зеленое шелковое платье. — «Ты век собираешься так просидеть? Ни ешь, ни пьешь, только плачешь и плачешь. Вон, смотри, лицо уже какое всё опухшее. Сама на себя не похожа!» — Но Алиса в ответ лишь трясла головой, показывая, что ничего не хочет. Унса вздохнула, направив взор на сестру, но она, махнув рукой, ушла. — «Зим приготовил ванну, пошли со мной, я помогу тебе помыться и переодеться. Зиг ждет тебя к обеду».

— «Я никуда не пойду!» — простонала девушка еле живым голосом, но в тот же миг раздался мужской голос из-за двери, и девушка в испуге распласталась по креслу.

— «Что я слышу?!» — показался в дверях Зиг и второй молодой человек. — «Это прекрасное создание не хочет удостоить нас своим присутствием?» — он, не раздумывая, подошел к Алисе быстрым шагом и, схватив девушку за плечи, подтянул её к себе, и девушке больше ничего не оставалось, как только слезть с кресла. После чего он, грубо встряхнув её, прижал к стене, очистив её лицо от спадающих волос. — «Ну что, ведь ты же смелая!» — проговорил он, проведя рукой по её лицу и спустившись ниже, разорвал на ней рубашку, полностью оголив её грудь. — «Если тебя не устраивает одежда, которую предлагаю я, ходи голой! Раз ты такая смелая, да и мальчикам так больше понравится!» — тогда он отпустил девушку и вышел прочь из комнаты. А Алиса, поймав спадающую с тела рубаху, прижала к себе, стараясь прикрыться ею.

— «Хм. Да ничего особенного!» — с неким озорством в голосе проговорил молодой человек, что оставался стоять в дверях. Длинные темно-русые, почти черные волосы небрежно спадали на плечи, а помятая бордового цвета льняная рубаха была аккуратно заправлена в черные кожаные штаны. Он просто стоял, облокотившись о дверной косяк плечом, сложив руки на груди и с некой ухмылкой на лице и в глазах смотрел на девушку, наполненную тревогой и ожиданием чего-то худшего. — «Даже взглянуть не на что!» — еще раз выразил своё мнение молодой человек и, пошатнувшись, отлип от дверного косяка, скрывшись за дверью.

— «Ох!» — вздохнула Унса. — «Меня окружают одни хамы!» — покачала она головой и, улыбнувшись мягкой и нежной улыбкой, снова обратила свой взор к девушке. — «Нет, это, конечно, дело твоё, можешь продолжать здесь сидеть, если хочешь. Мальчики тебя не тронут, пока хозяин не прикажет. Кто знает, что может придумать колдун в ярости…» — замолчала она на секунду, закатив глаза. — «Ох. Лучше я промолчу!» — Тогда она снова вздохнула и, закинув свою косу на плечо, собралась уходить, но в тот же момент Алиса схватила её за руку, остановив. И, вцепившись, как в самого родного человека, пошла с нею.

Алиса сама не могла понять, как же она так просто доверяет этой женщине, но что-то внутри подталкивало её вперед, ломая страх и стеснения. Да и лицо Унсы было такое доброе и нежное. Всегда с ласковой улыбкой и блеском голубых, можно сказать, даже синих глаз. Всё это её отличало от той, второй. Которая казалась ей злобной и жестокой, ненавидящей всё и вся. Возможно, даже саму себя. Но это уже всё было неважно, незначительно, и всё, что с нею произошло за последнее время. Казалось, вода, стекая по телу, смывала не только грязь, но и все былые страхи, тревоги и переживания. Оставалось лишь спокойствие. Некая безмятежность, которую Алиса никогда еще в своей жизни не ощущала. — «Эта вода наполнена жизнью!» — говорила Унса, поливая девушку из кувшина. — «Вирса отдает воде частичку своей жизни, делая её целебной!»

— «Твоя сестра». — Почти шепотом, еле слышно произнесла Алиса и, вылезая из металлической ванны, завернулась в белые простыни. — «Поэтому она всегда такая хмурая?»

— «Ты хотела сказать, злая?» — словно поставила её перед фактом Унса, но тут же улыбнулась всё той же беззаботной улыбкой. — «О нет!» — и, расправив на стуле платье, протянула девушке белоснежного цвета новую рубашку. — «Вирса, она хорошая, просто тяжёлая, как вода. Зиг её ценит больше всех нас, и этому трудно соответствовать. А когда появляются в нашем доме такие, как ты, поневоле занимают её место…» — снова глубоко вздохнула Унса. — «Нет. Не так. Это иначе…» — небольшая пауза оборвала её фразу. Казалось, Унса не могла выразить словами то, что хотелось сказать. — «Когда-нибудь поймешь!»