Я от тебя ухожу

«Слишком поздно»

Елена

Я выкручиваю руль своего белого Мерседеса и слегка хмурюсь, пока ищу, куда бы припарковаться. Такое ощущение, что сегодня весь город решил хлынуть именно в этот торговый комплекс, и это так раздражает!

Меня в последнее время многое раздражает. В основном, мой муж.

Восемнадцать лет — это очень долгий срок. Это почти жизнь! Точнее, она и есть. Для меня мой брак — это вся жизнь.

Мы с Игорем познакомились, когда мне было как раз восемнадцать. Помню, на мне тогда было белое платье с короткой юбочкой и босоножки на толстом каблуке, а мои черные волосы волнами ложились на плечи и здорово контрастировали. Он был высоким, плечистым футболистом, которого невозможно было не заметить. В тот день мы заметили друг друга и сразу же влюбились. Быстро поженились, и быстро родили ребенка. Наше маленькое чудо, нашу прекрасную девочку Александру. Игорь увлекался не только футболом, но еще и историей, так что назвал он нашу малышку в честь Александра Македонского, как бы смешно ни звучало. Сказал, что это имя сильное, оно в жизни ей очень поможет, я была не против. Мне только в радость, чтобы она сильной была, ведь сама я больше мягкая, а иногда хотелось быть пожестче...Может быть, у нее выйдет?

Вообще, Игорь многим увлекался. Он мечтал играть в футбол, но на профессиональном уровне сделать этого так и не смог из-за травмы, поэтому быстро сориентировался и ушел в бизнес. Мой папа был просто в восторге! У него не было сыновей, только я, поэтому когда наконец-то получилось поделиться опытом с мужчиной, счастью не было предела. Я тоже была счастлива, что главные мужчины в моей жизни так быстро нашли язык, а еще была счастлива, что Игорь не впал в депрессию из-за потери карьеры, а влился в обстоятельства.

У него очень хорошо получалось, кстати, и благодаря ему, и без того сильная, строительная компания отца быстро вышла на новый уровень и растет до сих пор. Жаль, что папа не дожил до этого момента и не видит, как умело мой супруг руководит и направляет ресурсы — он бы очень им гордился.

И я горжусь, правда, а еще все, конечно же, понимаю — бизнесмен его уровня должен много времени отдавать своему детищу, но... я вижу его все реже. И вообще…наши отношения стали…не такими.

Восемнадцать лет — это же почти целая жизнь! Поэтому я точно знаю, о чем я говорю, и именно поэтому в последнее время так сильно раздражена.

Мне страшно.

Я безумно люблю мужа, за все это время чувства не стали меньше. Стараясь его поддерживать, помогать, быть для него надежным тылом. Я отдала всю свою душу и всю себя нашей семьей, а теперь мне кажется, что я это все теряю. Как будто жизнь ускользает сквозь пальцы, понимаете?! Раньше Игорь постоянно брал меня на разного рода мероприятия, ведь я не дура! Нет! У меня высшее образование искусствоведа. Я с легкостью могу отличить Врубеля от Ренуара, хорошо знаю литературу, театр, говорю на трех языках: французский, английский и итальянский, так как мать моя наполовину итальянка. В общем, не темный лес, который не может двух слов связать в приличном обществе! Он всегда мной гордился, но…за последний год я почти никуда с ним не ходила, и это еще полбеды.

С сексуальной жизнью у нас тоже есть проблемы…точнее, они бы были, наверно, если бы жизнь была. В последний раз мы были близки больше четырех месяцев назад, и мне не надо спрашивать, чтобы понять: это ненормально. Пусть он говорит, что просто устал.

Что-то не так.

Мама всегда говорила, что у женщин на такое дело нюх! Я помню, как в восемнадцать это было смешно, но когда тебе тридцать шесть и ты погрязла в быту? Тут уж впору не смеяться, а плакать, если честно.

Поэтому да, каюсь. Сегодня я здесь, чтобы купить какой-нибудь пикантный подарок для своего мужа. Например, сексуальное белье.

Что-нибудь необычное.

Я предпочитаю исключить агрессивное, и всегда выбираю нежное и женственное. Точнее, выбирала…в последнее время из-за всех этих переживаний мне совсем не хочется одеваться во что-то такое, будто женщина во мне медленно тает, ускользает и затихает. И это тоже страшно…я ведь не хочу ее терять! Но, согласитесь, когда твой любимый мужчина начинает тобой пренебрегать — это происходит само собой, и ты совсем не замечаешь, как гаснешь…

Хоть бы я опомнилась не слишком поздно.

Эта мысль пробегает в голове, когда подхожу к огромным, зеркальным дверям торгового центра, и я ловлю свое отражение, но сразу же отворачиваюсь.

Оно мне не нравится.

Я его стесняюсь.

Выгляжу гораздо старше своих лет с собранными в хвост волосами и в объемной, светлой тунике, прикрывающей пятую точку, которая тоже потеряла привычные формы. Я сильно поправилась, а времени на спортзал вечно не хватает! С такой дочерью, как моя…Да…Саша у нас совсем не ангел, а еще очень активная! За ней глаз да глаз нужен! Переходный возраст у нее проходит громко и очень в духе всех бунтарей, всех поколений. Началось в четырнадцать лет, когда она пришла домой с ярко-красными прядями у лица, потом был пирсинг пупка, а потом драка в школе с какой-то девчонкой. Кошмар. Игорь еще…вечно называл меня наседкой и отмахивался! Он просто меня как будто не слышал! Как если ты говоришь со стеной и ждешь, что она тебе ответит — это здорово раздражало. Ответа-то никакого не было, поэтому искать мне пришлось самой. Сотня форумов, тонна литературы, но формулы нигде так и не было, зато я поняла, что важно слушать, но не наседать. То есть, спрашивать аккуратно, как по тонкому льду ступать — и это дало свои плоды. Саша поначалу щетинилась, но все чаще стала говорить со мной, рассказывать о своих переживаниях, делиться со мной снова…

Так мы пережили этот непростой период. Ну как? Почти пережили. Дочери шестнадцать, она хорошо закончила десятый класс и стала гораздо спокойней. Сейчас переживать из-за глупостей у нее просто нет времени, потому что наша девочка все никак не может решить вопрос о своем будущем. Ее болтает очень круто: от адвоката до медицинского работника. Так что, разброс, мягко говоря, обширный. Но это ничего, как показала практика, мы со всем сможем справиться, но пока…

«Как в плохом анекдоте»

Елена

Когда мне было семь, я провалилась под воду, выйдя на лед.

Это случилось во дворе нашего особняка. Я играла у своего любимого пруда и зачем-то решила дойти до его середины. Не знаю зачем. Не помню.

Но я хорошо помню, каково это, когда под ногами твоими есть твердая почва, а потом ее бах! И нет. А ты падаешь-падаешь-падаешь…затем приходит боль. Упасть в ледяную воду — это все равно что упасть в чан с раскаленным железом, наверно. Как бы противоречиво ни звучало. Тебя одновременно шпарит огнем и льдом, а тело пронзают тысячи мелких иголок. Легкие горят. И страх…да, я хорошо помню страх. Когда от пульса мыслей не чувствуешь. Да и нет их в этот момент, если честно.

Не одной чертовой мысли…ничего, за что ты можешь ухватиться…

Сейчас со мной происходит ровно то же самое, но тогда меня вытащил папа, а сейчас я стою полуголая в кабинке магазина женского белья. Одна. А человек, которого я люблю и который мог бы меня вытащить…он там. За дверью. Он там…с ней… Он и является причиной моего падения...

Зачем я это делаю? Не знаю. Я снова не знаю, потому что не помню, как толкаю дверь и проваливаюсь еще глубже.

Они стоят посередине темной залы с примерочными в рубиновых оттенках. Они целуются. Они ничего вокруг не замечают.

Его рука лежит по-хозяйски на ее заднице. Молодой, подтянутой. На вид этой женщине…сколько? Я по спине не могу определить, конечно, но точно понимаю, что она моложе меня. Черные, густые волосы, завитые в крупные локоны, ниспадают до поясницы. На ней вульгарное на мой вкус, короткое, красное платье. Огромные шпильки, которые делают ее выше настолько, что она без проблем обнимает МОЕГО мужа за шею.

Моего мужа…

Это почти смешно, и я улыбаюсь — леди ведь не должна терять лицо, даже если она не может сдержать слез.

А они катятся…

Я это чувствую, и надо бы стереть? Но я не могу пошевелиться, а потом он вдруг открывает глаза. Наверно, почувствовал наконец, что они здесь больше не одни…

Смотрю на его такое родное лицо и вижу, как быстро одна эмоция сменяется другой. Сначала непонимание, отсутствие узнавания, потом осознание и откат. Игорь становится холоднее льда. Он медленно отстраняется от своей любовницы, продолжая удерживать ее одной рукой, будто робот. В другой у него вешалка с точно таким же комплектом белья, который сейчас на мне.

Ха! Какое забавное совпадение… Унизительное в своей ироничности.

- Игорь? - доносится как будто издалека голос разлучницы, а потом она поворачивается.

Я перевожу взгляд на нее. Красивая. Нет, правда. Она похожа на куколку. Губки бантиком, глазки в пол-лица. Огромные ресницы. Хорошая укладка, макияж. Украшения…

Она осматривает меня в ответ. Знаю, что видит совсем не то, что я бы хотела ей показать, и мне страшно услышать что-то сейчас…правда, страшно. Я не могу прочитать ее взгляд…но уверена, что в нем я бы увидела отвращение, злорадство и превосходство.

- Иди в машину, - звучит жестко, девчонка сразу на него реагирует и поворачивается.

Вижу, изгибает брови, но он непреклонен.

- Иди.

Потрясающе…

Хотя…сейчас я рада, честно. И что не смотрит на нее, и что прогоняет. Я не готова к этой встрече абсолютно точно. С другой стороны, я не готова и к тому, что он идет в мою сторону…

Отступаю, Игорь останавливается. Я опускаю глаза. Не могу на него смотреть сейчас, когда он попал под яркий свет ламп и больше не кажется обычным миражом…

- Я буду ждать тебя на кассе.

Это все.

Откинув комплект на пару размеров меньше моего, муж разворачивается и уходит. А я так и стою, как дура…смотрю на его широкую спину и не могу поверить…

Хватаюсь не своими пальцами за дверцу. Закрываю. Бросаю взгляд на свое отражение.

Белая как стена. Глаза красные, щеки мокрые. Их покалывает от соли, а душу мою натурально разрывает.

Как же так? Это…как же…как же так? Почему? Я...за что?

Начинаю дышать чаще, хватаюсь за грудь. В горле стоит ком, даже не ком! Его будто сдавило жутким спазмом, и так больно… У меня все тело болит.

Он ничуть не изменился, а ты? Ты потухла, Елена...

Меня как будто больше не существует…

Я не помню, как переодеваюсь. Не помню, как выхожу. Будто плыву… будто меня из пруда того так и не вытащили, и теперь я в аду.

Игорь берет меня под локоть и выводит из магазина. Вокруг люди. Так много людей…они смеются, говорят, а я продолжаю плыть в ледяной воде. Как на карусели.

Даже взрыв ветра прямо в лицо не может привести меня в чувства. Ноги только подгибаются, так что мужу приходится поддерживать меня, чтобы не упала. Наверно, мне стоит быть благодарной. Одного унижения для одного дня уже много, да?

- Отвези ее домой, - цедит Игорь, и сначала я думаю, что речь идет обо мне, но потом он разворачивает меня в другую сторону.

Я лишь мельком вижу его водителя. Ловлю его взгляд, полный жалости? Да, точно. Это жалость…

- Где твоя машина? - спрашивает меня, я поворачиваюсь обратно.

Смотрю на него, а ничего сказать не могу. Просто смотрю…

Игорь тихо вздыхает и забирает мою сумку, откуда достает ключи и нажимает на брелок. Мой Мерседес сразу подает голос.

Идем к нему.

Я считаю шаги…

Раз-два-три — шлепок! — семь-восемь-девять — Милый! — пятнадцать-шестнадцать-семнадцать — чтобы снять с меня это белье?…

Я получаю разряд тока и резко дергаюсь назад.

Пришла в себя.

- Не прикасайся, - шепчу, делаю еще один шаг назад.

Игорь смотрит на меня также холодно, как если бы я была стеной.

- Прекрати истерику.

- Отдай ключи.

- Нет.

- Нет? - усмехаюсь, - С чего вдруг нет? Тебя ждут. Дома.

Повисает неприятная, липкая тишина.

Дома.

Он сказал отвезти ее «домой», к ним домой, да? Туда? На улицу У-Меня-Поздний-Ужин-С-Партнерами? В дом Прости-Затянулись-Переговоры? В квартиру Не-Сегодня-Я-Очень-Устал?

«Как ты так можешь?»

Елена

Наш особняк находится в элитном поселке совсем недалеко от города. Минут пятнадцать — и хоп! Ты на месте. Мы уехали загород где-то двенадцать лет назад, когда построили дом своей мечты.

Теперь он кажется каким-то…ненастоящим.

Знаете, как ширма? Просто декорации на сцене в театре, а зайди за них — увидишь только некрасивую изнанку с темными закоулками, одинокими, длинными коридорами и стропилами, на которых благо можно вздернуться, если сильно припечет.

Мне припекло сильно.

Пружина сжималась последний, наверно, год, и сейчас, когда она наконец-то выстрелила, разнесла весь мой мир в щепки, и я не знаю, что мне делать дальше. Я его все еще люблю. Мне очень больно. А еще дико страшно…

Тридцать шесть это не восемнадцать. Это даже не двадцать! Тридцать шесть это почти сорок! И что мне делать-то теперь?…

Об этом я думаю, когда мы заходим в дом. От стен отражаются шаги, и они не встречают привычным теплом, они морозят только больше… Я осматриваю любовно подобранную мебель, обои, плитку — так старалась сделать это место нашим домом! И оно было…но теперь уже нет…

Игорь кладет ключи от машины на столик посередине прихожей, потом касается его указательным пальцем. Молчит. Хмурится. И я тоже молчу, что сказать? Что в таких случаях вообще принято говорить?

- Ты ее любишь? - это первое, что приходит мне в голову.

Может быть, неправильный вопрос. Может быть, мне не нужно слышать ответа. Может быть, надо было по-другому как-то, но почему-то только это я хочу знать. Ответь. Ты разрушил нашу жизнь, потому что влюбился в другую женщину?

Но он продолжает молчать. Хмурится только сильнее, даже морщится, будто при зубной боли, потом, наконец, вздыхает.

- Этот разговор подождет. У меня командировка.

Размашистым шагом он идет к лестнице. Не оборачивается. А я так и стою, смотрю ему в спину и ничего не понимаю.

Что он только что сказал?! Подождет?!

- Игорь, постой!

Кидаюсь следом. Такое положение дел меня решительно не устраивает! И пока внутренности горят от внезапной, сильной вспышки гнева, я цепляюсь холодными пальцами за перила. Бегу по ступенькам. По длинному коридору до спальни. Оттуда в гардеробную.

Он достает чемодан, который я ему собирала! Я! Бросает взгляд через плечо и спрашивает:

- Ты все положила?

- Все ли я поло…жила? - тихо переспрашиваю, получая в ответ очередной шумный выдох.

Недоволен. Он! Недоволен! Какого…черта?!

- ВСЕ ЛИ Я ПОЛОЖИЛА?! - повышаю голос до рези в связках, и он резко поворачивается.

- Не ори на меня!

- Не орать?! Я только что видела, как ты засунул язык в глотку какой-то…

- Елена!

- ЧТО?!

Оба тяжело дышим и смотрим друг на друга как враги. С разных баррикад по разные стороны будто вечно враждующих сторон! А раньше были заодно…я помню, что когда мы действительно держались вместе. И когда все так изменилось?…

- Мне надо в аэропорт, - по слогам цедит, как будто я умственно отсталая, - Вернусь через неделю, и мы поговорим. У меня нет времени на все…

- А время пойти и белье покупать нашел? А нашел бы для гостиницы, а, Игорь? Для шампанского с клубникой?!

Не узнаю свой голос. Он севший, хриплый, сухой.

И мужа я своего тоже не узнаю. Далекий, холодный, чужой. Не мой…

- Ты действительно хочешь услышать ответ на этот вопрос? - интересуется с усмешкой, а как будто дает мне пощечину.

Лучше бы и правда дал. Так было бы гораздо проще его ненавидеть, но это…это все слишком.

Я отшатываюсь, ударяюсь спиной, опускаю глаза. В основном чтобы не показать, как сильно болит, как ловко он попал в цель…

- Мы оба сейчас не готовы ничего обсуждать конструктивно, - снова звучит его голос, - Недели хватит, чтобы остыть. Напишу, как прилечу, пока.

Проходя мимо меня, Игорь на мгновение останавливается совсем близко, будто хочет что-то сказать, но нет. Наверно, мне просто показалось, а может быть, он передумал? Пожалел свою жену?

Уходит.

Только я себя, видимо, совсем не жалею, ведь шепчу.

- Как же ты так можешь, Игорь? Это же моя душа, за что ты так с ней? С нами?

Наверно, я больше задаю этот вопрос в пустоту, не жду ответа от получателя совсем. Да, не жду. Я даже не надеюсь, что он меня услышит, но он слышит.

Останавливается в дверях, молчит недолго и наконец-то говорит.

- Я не хотел, чтобы все получилось так, Елена.

Его шаги четкой дробью отдаляет их владельца от меня, а я медленно съезжаю по стене и задыхаюсь.

Он не хотел, чтобы все получилось так. Как — так?…

«Моя девочка»

Елена

Я не знаю, сколько сижу на полу нашей гардеробной. Как землю из-под ног, у меня выбили и ощущение времени. Будто разом все отняли…

- Мам?

Тихий голос дочери вырывает из самобичевания. Я испытываю стыд. Мне всегда хотелось быть для нее примером, а на что я сейчас похожа? Жалкая…черт, какая же я жалкая…

Быстро стираю слезы и улыбаюсь. Бросаю на нее взгляд, в котором вижу подтверждение собственным словам и ощущением, поэтому сразу прячусь.

Отворачиваюсь.

Не могу! Я просто не могу быть перед ней в таком состоянии.

- Саш, не слышала, как ты пришла…

- Да я хотела забрать…мам, почему папа выскочил из дома, как будто на пожар бежал?

- Он…опаздывает на самолет.

- Ага. Понятно. И почему тогда ты плачешь?

Дергаю плечами нервно.

- Да я…просто…

Потом слышу ее тихий вздох.

- Ты узнала, да?

Резко смотрю на дочь, забывая обо всех своих страхах. Она…

- Ты знала? - не своим голосом спрашиваю.

Саша прижимается спиной к стене. На груди руки складывает и смотрит куда-то в «никуда». Господи…она знала…

- Саш…

Дочка повторяет мой жест, нервно дернув плечами, а сама глаза прячет…

- Я видела его неделю назад с какой-то малолеткой.

Что?...

- Где? - не своим голосом спрашиваю, Саша вздыхает еще раз.

- Недалеко от Ритца.

Недалеко. От. Ритца.

Повторяю новые вводные про себя несколько раз.

Ритц Карлтон — одна из самых шикарных гостиниц столицы. Ничего себе…а у нее губа не дура…

- Мам, прости…

Так как я молчу слишком долго, Саша делает ко мне шаг. В глазах дочери плещется какой-то странный ужас, вместе с ним стыд и боль.

- Мам, я не знала, как тебе сказать, - шепчет, и голос ее рвется от слез.

Их нет, но я как будто сердцем их ощущаю…

- Я…

- Саш, успокойся, - мягко перебиваю ее, даже улыбаюсь, - Ты и не должна знать, как это сказать.

Потому что это сказать должен был твой папаша! Никак не ты…

Сволочь. Господи! Ты просто…сволочь, Игорь! Просто…какой же ты…как?!…

Дочка буквально кидается мне на шею, отчего сердце мое сжимается сильнее.

Она действительно переживала.

Да уж, представляю…знать такой секрет и совершенно не знать, что тебе с этим делать. Слава богу, я в такой ситуации никогда не бывала: мой отец был хорошим человеком и верным мужчиной. Я думала, что Игорь такой же, но, как оказалось, он был полной его противоположностью…

- Папа знает, что ты их видела?

- Нет, он не заметил меня…

Конечно, не заметил. Куда ему заметить? Он и меня не сразу заметил…

- Понятно…

- Мамочка, прости…

Отодвигаю дочь, но лишь затем, чтобы мягко погладить ее по щекам и улыбнуться.

- Тебе не за что просить прощения, малышка. Ты ни в чем не виновата.

- Я правда хотела сказать, но…

- Саша, еще раз. Ты ни в чем не виновата.

Делаю акцент, стараюсь и голос посерьезней поставить, убрать из него всю боль и разочарование. Вроде бы выходит, и малышка моя улыбается в ответ слабо, кивает.

Ну хорошо. Хотя бы с ней все хорошо.

- Кушать хочешь?

- Нет, я правда ненадолго. Забрать хотела кое-что и гулять…

- А. Ну да, конечно, - подбадриваю ее и слегка указываю на дверной проем, сама поднимаюсь на ноги, - Иди, конечно.

Мне этого не хочется, если честно. Одной оставаться…страшно вдруг. Я ведь знаю, что будет дальше. Как часами я буду нырять все глубже и глубже в прошлое, искать причины, находить их, конечно же, и всегда только в своем лице.

Я буду пожирать себя, пока ничего не останется. Но это только мои проблемы, правда. Свою девочку в это впутывать? Нет. Она — подросток; она должна веселиться, а не вытирать мне сопли. Поэтому я киваю еще раз, активней ее подбадриваю и даже умудряюсь улыбнуться искренне. Хотя я в этом действительно искренняя — наши отношения с мужем не должны коснуться моей девочки. Только не ее…она должна быть ребенком. Сейчас лето. Ну почти лето — последние деньки мая, когда остатки холодов догорают.

И я вместе с ними.

Забавно. Весна — это период «новой жизни». Обычно. Я имею в виду, цветы распускаются, воздух нагревается, зима окончательно теряет свои права. В этом году все иначе. С весны холод только начинается.

Вздыхаю и поворачиваюсь к столику посередине комнаты, где я храню украшения под стеклом. Здесь и колье, которое Игорь подарил мне на десятую годовщину свадьбы, здесь и золотые часы Картье, которые он купил мне просто так.

Когда он в последний раз покупал мне что-то «просто так»? Недорогое, просто цветы? Хотя бы один? Раньше он таскал их горами. Раньше наша квартира была похожа на сад. И раз я не могу вспомнить ничего такого, то когда все действительно начало рушиться?

- Мам?

Оборачиваюсь. Саша мнется на пороге, а потом решительно поднимает глаза и говорит.

- Она вообще ни о чем. Тупая, малолетняя шлюха!

- Саша! Что за выражения?!

- Говорю как есть!

Мнусь. Не надо этого спрашивать, Елена…молчи! Но слова быстрее мозга…

- И сколько ей?

Саша хмыкает, скидывает сумку с плеча и заходит в гардеробную ко мне. Ненароком осматривает наряды своего отца, проводит по ним кончиками пальцев.

- Не знаю, я не специалист, но на вид где-то двадцать пять, может быть, двадцать шесть.

Опускаю глаза. Саша тут же подается ко мне и нервничает.

- Зря сказала?

- Нет, - мотаю головой со смешком, - Особой разницы нет, сколько ей лет, если честно. Даже если бы она была моего возраста…

Черт, заткнись! Не впутывай ее!

Еще раз мотаю головой, смахнув непослушную прядь волнистых волос, и смотрю на дочку.

- Не думай об этом, малыш. Иди. Развлекись…

- Знаешь? Я тут подумала…

- Саш…

- Нет, серьезно! Тш! - улыбаюсь, когда она топает ножкой.

- Ну ладно. О чем ты подумала?

- Давно мы не смотрели какую-нибудь чушь по телеку, да? Я имею в виду…не знаю…сериал? А может быть, ну его сериал? Мультик! Точно! Давай посмотрим мультик!

«Трус»

Елена

Очень сложно взять и переварить все в одночасье. Понять. Я имею в виду, до конца понять, что произошло вообще. Что ЭТО произошло с тобой — понять еще сложнее.

Саша помогает мне, конечно. Мы проводим день вместе, она не отходит от меня. Болтает. Рассказывает про своих подружек, рассказывает про свои планы. Говорит много, вообще не по делу, просто льет воду, чтобы меня отвлечь оттого, что варится в голове.

И у нее получается. Правда получается. Я так стараюсь вникнуть в проблемы своего ребенка, что ненадолго отвлекаюсь от проблем внутренних, но ночью они наваливаются с новой силой. Даже, кажется, становятся больше.

Я прохожусь по спальне босиком. Пальцы нежно щекочет ковер, который я долго подбирала к дизайну. Мне хотелось, что в нашем доме все было красиво и все сочеталось. В последние годы мне так сильного этого хотелось, будто я чувствовала, что самое главное здесь уже вразрез идет. Не отдавая себе отчета, каким-то внутренним чутьем, наверно, я это действительно чувствовала.

Наша постель охладела.

Я присаживаюсь на его сторону, провожу по ней ладонью. Мне кажется, что Игорь не спал здесь уже миллион лет, но он не спал всего несколько дней. Даже подушка хранит его запах, когда прижимаюсь к ней носом, но при всем при этом — его здесь нет. Такое странное ощущение…

Это больно.

Я снова встаю и делаю еще один круг, самой себе напоминая зверя, который томится замурованным. Одиночество режет до костей. Мне вдруг так страшно становится в этой холодной спальне, где я не была одна так долго…

Восемнадцать лет! Я восемнадцать лет не засыпала одна. В смысле, конечно, засыпала, но не так. Не теперь, когда выяснилось, что я могу навсегда остаться одной. Мне так страшно остаться одной... даже несмотря на то, что мой муж уже давно не здесь.

Мыслями. Телом. Сердцем.

Он ее любит?

Спрашиваю себя, а боль сразу осыпается куда-то в диафрагму. При каждом вздохе — напоминает: твой муж тебе изменяет.

И слово такое противное придумали, да?

Из-ме-ня-ет.

Вот Верность — слово достойное, великое. Оно объемно, превосходно в своем звучании, совместимо. Вы чувствуете? Проговорите его. Как мягко ложиться, да? И греет. Точно. Когда я произношу это слово, то мне сразу представляются крепкие объятия, внутрь которых не сможет никто пробиться! Потому что Верность не позволит.

В мои объятия пробилась змея — «изменяет». Теперь я понимаю, чем она так страшна. Измена — грязное ругательство. Опасное. Ядовитое. Как черная мамба, от которой ты умрешь быстрее, чем успеешь подумать об этом.

Конечно, нет.

От измены быстрой смерти не будет. Оно предпочитает медленную, тягучую экзекуцию, когда каждый лоскут твоей души отрежут жестокие, страшные вопросы, ответы на которые и есть ее яд.

Он ее любит. Он ее хочет. Он в ней заинтересован. Ты — отживший материал, подруга. Посмотри на себя повнимательнее. Просто приглядись, на кого ты стала похожа?

И я смотрю.

Вижу в отражении, что от той восемнадцатилетней девчонки ничего не осталось. Она поправилась. Она постарела. Ее глаза уже не так горят, наверно, и смех не так мелодичен. Раньше он заставлял его сердце замирать, а сейчас же что? Уже нет.

«Я не хотел, чтобы так получилось» — а чего ты хотел, Игорь? За что? Восемнадцать лет моей жизни…я тебе все отдала. И красоту, время, свои перспективы, свою любовь и душу. Я все тебе, а ты…

Так просто швырнул мне в лицо и уехал? Трус. Какой же ты трус…как ты мог бросить меня на это дно справляться в одиночестве?

Присаживаюсь на этот самый ковер, тихо всхлипываю и провожу по нему ладонью. Только сейчас понимаю, что он мне напоминает тот ковер из нашей квартиры, где мы были когда-то счастливы. Неужели подсознательно я действительно все понимала и знала? Поэтому купила его, да? Потому что хотела вернуть в эту спальню хоть немного огня? Былого влечения? Любви? Но ее нет.

Его любовь ко мне…куда она делась? Уважение? Кто я теперь для него? Мне так страшно узнать, но узнать придется, даже если я этого не хочу.

А я не хочу.

Мне хочется спрятать голову в песок и притвориться, что ничего не было. Что я не знаю.

Но я знаю. И этот номер не пройдет...

Прикрываю глаза.

И вдруг меня окатывает злость. Даже не так. Ярость!

Что ты бросил меня здесь одну! Что ты бросил меня одну с Сашей! Что ты заставил меня думать! Что я истеричка! Наседка! Что я перебарщиваю! Что я ненормальная! Ты же бросил меня уже тогда, да? Еще два года назад, когда у нашей дочери начались проблемы! Ты бросил! И ты бросил попытки снова найти обратную дорогу ко мне.

Да, возможно, наши отношения потеряли былую страсть, но разве только я должна ее сохранять? А как же ты? А как же твои клятвы о любви и в горе и в радости? В радости ты был рядом. Когда мы узнали, что у нас будет Саша. Когда услышали ее первый крик. Когда она росла. Когда все было просто. Но потом ты просто…перестал пытаться. Ты ушел с нашей тропинки и не захотел найти дорогу обратно, но как же так? Почему ты не пытался? Ты даже, чтоб тебя, не попытался!

А я? Почему я должна? Почему только я должна?! Вечно всем должна! Готовить твой любимый ужин, чтобы показать своё внимание? Заботиться о тебе, чтобы показать поддержку? Спрашивать, как прошел твой день, чтобы проявить участие?! Когда ты спрашивал, как прошел мой день? Правильно. Мы и не вспомним.

Почему я должна была ехать в магазин и покупать сексуальное белье, чтобы разжечь твою страсть, а ты ни разу сам даже не попытался разжечь мою? Предпочел разжигать ее с другой.

Ты не ухаживал за мной — ты ездил в дорогой отель с этой…женщиной.

Ты не дарил мне поцелуи — ты засовывал язык в ее глотку.

Ты ничего не сделал, чтобы сохранить наш брак, нашу семью, нашу близость. Ни-че-го.

В моменте мне нравится это чувство, честно. Когда я злюсь, мне не больно. Ярость помогает держаться, помогает встать и лечь спать. Она помогает даже проснуться! Потому что если я до этого момента чувствовала себя виноватой, то теперь? Нет. Потому что я пыталась, а ты нет. Потому что я искала дорогу домой, а ты искал, как бы выйти…

«Обмани себя»

Елена

Я просыпаюсь преисполненная какой-то непонятной, но бодрой энергией. Принимаю душ на подъеме. Даже умудряюсь напевать под нос, смывая плотную пену со своих густых волос. Потом укладываю их. Я никуда не собираюсь, делаю это просто так. Для себя.

Та ярость, которая вчера накрыла меня, имела не разрушающий эффект, а наоборот. Он меня будто восстановил! И я настроена серьезно.

Готовлю завтрак на двоих: для меня и Саши. Третью тарелку не даю себе даже взять, хотя по привычке к ней тянусь. Не огорчаюсь! Говорят, чтобы выработать эту самую привычку, достаточно двадцати дней. Что-то мне подсказывает, чтобы отучиться от чего-то, мне хватит того же времени. Даже если я закрепляла свои рефлексы восемнадцать лет.

Саша мне улыбается, когда заходит на кухню.

- Ммм…пахнет оладушками!

- Фирменными! - подмечаю, бросаю на нее взгляд, - Садись.

Саша занимает свое место за столом, прихватив с собой сметану — мы оладушки едим только так, с самого ее детства. Моя малышка питает странную слабость именно к сметане…

- Мам, с тобой…как все? Ну...вообще.

- Все хорошо.

Немного неприятно, что ты чувствуешь эту неловкость, задавая мне простой вопрос. Ну, это ладно. Это пройдет. Все забывается и проходит: события, любовь, боль… Время лечит.

Немного ежусь, но быстро бью себя по рукам и занимаю место рядом.

- Не волнуйся обо мне, Саш. Все хорошо.

- Точно?

- Да. А что?

- Ты просто какая-то слишком активная.

Меня немного коробит ее ответ, но я сглаживаю шуткой какой-то, а потом ловко перевожу тему на ее досуг. Саша рассказывает, что сегодня они собрались с подружками за нарядами на концерт супер популярной группы.

- Это же ничего? Что я…ну, пойду?

- Саш, прекрати. Я не ребенок, ты не должна держать меня за руку. Все хорошо.

- Мам…

- Иди. Ой, стой…!

Встаю за сумочкой, откуда достаю свою карту и сую дочери.

- Вот, возьми. Купи себя что-нибудь шикарное! Чтобы я тобой гордилась…

Саша скептически выгибает брови.

- Теперь ты меня натурально пугаешь.

- Почему?

- Потому что ты карту свою мне даешь, а обычно просто переводишь! Мам, я…

- Саш, хватит, - останавливаю ее слишком грубо, поэтому быстро «извиняюсь» дальше, - Вообще, впервые вижу подростка, который откажется от денег на наряды. Это ты меня пугаешь. Или, может быть, не хочешь? Так я заберу…

- Нет!

Саша срывает карточку и прижимает ее к груди. Глазки блестят…

Все-таки, молодцы мы. Хотя бы за то, что создали такое чудо, как наша малышка.

Мягко улыбаюсь ей, а сама думаю: как женщины без такого вот сокровища справляются? Я имею в виду, когда узнают об изменах своих мужей…а у них нет детей. Единственного смысла того, что вас когда-то связывало? Ведь все остальное разом обнуляется…

***

Когда Саша уходит, я решаю, что пора действовать. Не знаю, возможно, моя энергия действительно слишком странная? Но во мне горит, буквально полыхает неудержимое желание, как можно быстрее отрезать. Не сохранить — именно отрезать; будто сбежать. Побыстрее. Пока меня окончательно не обваляли в грязи, если можно, конечно, сказать, что этого действительно еще не сделали.

Нахожу в телефонной книге имя «мама», потом нажимаю на него. Первый, хороший шаг, как мне видится — это сообщить ей; а возможно, мне просто хочется поддержки? Именно ее. Я стараюсь об этом не думать, присаживаясь на край стул. Закусываю по привычке ноготь на мизинце, смотрю в одну точку.

Что внутри у меня? Не знаю. Это очень похоже на нерв, но все, как в тумане. Будто я под наркозом…

- Елена! - слышу свое имя ее родным голосом, и сразу же плотину рвет.

В глазах появляются слезы, а все, что я себе напридумывала — и силу, и решимость, и способность действовать…все это стирается.

Я словно снова становлюсь маленькой девочкой…

- Мамуль…

Зову ее тихо, хрипло и сразу ловлю обратное напряжение. Я знаю, что сейчас она замирает, наверно, хмурит брови. Она всегда так делает, когда ее что-то пугает…

- Елена? Что произошло?

Голос строгий, а работает, как второй, спусковой крючок. Меня снова прорывает. Я плачу и рассказываю ей о том, что произошло в моей жизни. Как она вдруг рухнула, как все развалилось, как я…изнутри разрушена до основания…

Всего одной фразой: я не хотел, чтобы так получилось.

- Я не понимаю, мам, - всхлипываю, утирая некрасивую истерику со своего лица, - А как он хотел? Чего хотел?! Это…

- Елена, Елена…

Мама тихо цыкает, и я застываю. Мне кажется, что я не слышу в ее голосе ничего, кроме сожаления. Но это не то, сочувствие, на которое я рассчитывала. Это именно сожаление…не в мою пользу.

- Мам?

Она вздыхает.

- А чего ты ждала, я не понимаю?

Застываю.

- В…в смысле?

- Конечно, прости, но давно ты на себя в зеркало смотрела?

К щекам приливает резко кровь, а дыхание окончательно перебивает. Я чувствую, как в сердце снова вонзается раскаленный жезл — символ ее жестокости.

Горло сдавило…

Мама как будто не понимает. Снова вздыхает, словно я рассказала ей о каком-то рядовом событии! Словно я ее утомила!

- Я тебя давно предупреждала. Ты себя запустила! Разжирела, превратилась в тетку! Елена! Он же столько зарабатывает! Тебе бы из салонов не вылезать! Филлеры на что придумали?! Чтобы вот таких вот ситуаций не возникало! Чего теперь рыдать?!

- Мам…ты…ты серьезно сейчас? - не своим голосом шепчу, она фыркает.

- А ты что хотела от меня услышать? Ну, хочешь, я тебе совру? Мол, негодяй он какой! Посмел! Изменить! Тебе! Но, давай будем честными, хорошо? Ты сама виновата.

Это звучит, как пощечина. Я даже дергаюсь. Чувствую, что у меня пальцы дрожат, и как я до сих пор держу телефон — большой, большой вопрос.

Твою мать.

Нет. Этого быть не может!

Моргаю часто-часто, в надежде, что так смогу вырваться из морока. Кошмара! Но я все еще сижу на своей кухне, сжимаю полотенце, смотрю на хорошо знакомую плитку. И, сука, не могу дышать!

«И так бывает»

Елена

Мне стоит больших трудов успокоиться и еще больших держать себя в руках дальше. Ради себя, ради Саши, ради нашего будущего.

Все, сказанное мамой, возможно, имеет место быть. Я должна выглядеть иначе, вести себя по-другому, полагаю, вечно бояться, что мой мужчина вдруг начнет смотреть по сторонам, поэтому не вылезать из спортзала, салонов красоты и бутиков.

Возможно, все это действительно так.

Но еще тогда, после злосчастного разговора, стоя перед зеркалом в своей спальне, я не могу понять. Я поправилась совсем чуть-чуть, а не разжирела. Да, не ношу дорогих, броских нарядов, и, возможно, это моя главная ошибка? Но я выгляжу неплохо. Немного уставшая, конечно, но не какая-то мерзость!

Так что, мне кажется, что дело в другом.

Обо что-то «другое» я сломала голову, и я не знаю, сколько бы я еще ее ломала — муж отвечает на каждое мое сообщение сухо, долго, и совсем не по делу. Ему не до меня. Как обычно.

Зато кое-кому моя персона не дает покоя…

Я слышала, что так всегда происходит. Как только мужчина только думает посмотреть налево, женщина, которое олицетворяет это самое «лево», уже рисует в голове, как именно она будет действовать, когда это случится. Терпеливая кошечка? Предложит участие? Будет много говорить? Понимать? А когда ловушка захлопнется — пойдет в атаку.

Я об этом слышала, правда. Моя подруга Иванна, с которой я, наверно, с пеленок вместе, часто об этом говорила, когда ее муж завел себе любовницу. Я помню, как ужаснулась ее рассказу о том, как они с ней «познакомились» — наглая девица заявилась прямо на порог! Плакала, пищала, все говорила-говорила-говорила: мы любим друг друга! Простите нас, пожалуйста! Так просто получилось! А у самой пузо огромное и взгляд колючий, с ненавистью. Ванька сказала тогда, что знала — она делает это все специально; просто притворяется овечкой, но моя подружка буквально чувствовала кожей, что эта змея все делает специально. Единственная ее цель — разрушить их брак, а все эти глаза косули — просто инструмент.

Потому что она трусливая, но наглая дрянь.

Что ж. Могу сказать, мой Игорь выбрал на роль любовницы совсем другую женщину.

Я понимаю это сразу, когда на пятый день брожения из угла в угол, вдруг слышу звонок в дверь и иду открывать.

На пороге она.

Знаете? Именно такая, какой я ее запомнила.

С надменным выражением лица, шикарной укладкой и в слишком коротком платье.

Она осматривает меня жестоко. С ухмылкой, с собственным превосходством, и я понимаю, откуда оно взялось. Его любовница моложе меня, она ходит по дорогим салонам и бутикам. Она делает уколы красоты, даже несмотря на возраст. Губы не свои, скулы, думаю, тоже. И вся она словно соткана из высокомерия и филлеров.

Полная. Моя. Противоположность.

- Ты — Елена? - выплевывает, поджав верхнюю губу, а я, если честно, застыла.

Вообще не понимаю, что происходит. Как мне реагировать? Что отвечать? Как себя вести? Я в такой ситуации впервые нахожусь. Раньше у меня не было соперниц, по крайней мере, я так думала. Не знаю. Сейчас я во стольком не уверена, что грешу даже на прошлое, которое когда-то казалось мне безоблачным.

А была ли я единственной? И она? Первая или их было много? Пока я ничего не замечала, верила и любила?…

- Игорь говорил, что ты тормознутая, но чтобы настолько?

Хмыкает и протискивается в мой дом. Грязнит его. И меня, и нашу семью.

Мне не хочется, чтобы она была здесь, поэтому я резко поворачиваюсь и рычу.

- Еще шаг сделаешь, я охрану вызову. Скрутят быстро, с ковром целоваться будешь.

Любовница усмехается не поворачиваясь.

- Ты его драишь постоянно. Не думаю, что многое потеряю, поломойка старая.

Хватаю ртом воздух. Наглости ей, конечно, не занимать! Сука!

- Какого черта тебе здесь надо? - спрашиваю тихо, она еще пару мгновений рассматривает мой дом, а будто в душу грязными руками лезет.

Потом, досконально этим насладившись, медленно поворачивается. Дергает плечиком, невзначай, усмехается.

- Как это «какого черта»? Я пришла поговорить.

- Мне не о чем разговаривать с кем-то вроде тебя.

- Не торопись, - еще раз усмехается, - Ты делаешь слишком скорые выводы.

Любовница…черт, как же ее зовут? Я напрягаю память, а тем временем она проходит полукруг. Пытается держаться, я же вижу, не дура, но за границы заходить все-таки опасается.

Правильно.

Я не шучу. Я тут же вызову охрану. Может быть, сразу это и сделать? Но я торможу. Держусь за дверь и наблюдаю, как она усаживается на диван и кладет нога на ногу.

Зачем? Наверно, ты больная мазохистка, Елена. Что ты хочешь от нее услышать? Что такая женщина может сказать?

Одно дерьмо.

Такие, как она, всегда несут одно разрушение…

- Меня зовут Олеся, - гордо представляется она, из меня рвется смешок.

- Ты уверена, что хочешь услышать, насколько мне плевать, как тебя зовут?

Поджимает губы.

Ее глаза поблескивают, и я вдруг понимаю, что она не этого ожидала. Судя по всему, Игорь сказал, что его жена — амеба; что она ни на что не способна, а тут я. Экий сюрприз! Как черт из табакерки, потому что до амебы мне очень и очень далеко.

С силой толкаю дверь и с удовольствием подчеркиваю у себя в голове, что она вздрагивает. Да, ты боишься. Все остальное — показное, напыщенное, но в душе ты — трусливая крыса. А я крыс не боюсь. Я вообще мало чего боюсь уже…

- Ты за этим явилась? Представиться?

Олеся задирает подбородок и хмыкает.

- Поговорить о том, как будем жить теперь. Когда ты все знаешь.

Надо же. А ты оказалась смелее Игорь, вот так сюрприз.

Я чувствую легкое разочарование в собственном мужчине, но не показываю этого. Подхожу к дивану с другой стороны и сажусь напротив. Потом из груди рвется смешок.

Это больно, я не скрою, но в моменте кажется мне достаточно забавным: жена и любовница. Сколько анекдотов существует на эту тему? Наверно, бесчисленное множество…

«Башня»

Елена

Я дохожу до какой-то определенной точки во всей этой истории. От злости меня бросает в бездну отчаяния; сразу после еще глубже в разочарование. Потом я его ненавижу. За этим сразу люблю. И снова ненавижу.

Это как хождение по кругу внутри собственной головы, но вместе с тем…наверно, так и выглядит жизнь внутри бракоразводного процесса.

Да?

Это ведь конец. Конец?

Господи, сколько неуверенности. У меня глаза уже болят от слез, да и сама я похожа на призрак. Хожу, улыбаюсь через силу ради Саши, но по-хорошему лечь бы куда-нибудь в темный подвал и провести там ближайшие сто лет, чтобы проще было дышать.

Мне все еще сложно дышать…

Я боюсь всего, от принятия правильного решения до правдивости ее слов.

«Вас ничего не связывает, кроме денег» — как цинично было брошено женщиной, которая вероломно влезла в мою семью и ровно никакого угрызения совести в связи с этим не испытывает.

А она не испытывает.

Там нет борьбы морали, там нет и намека на нее; там о ней никогда не слышали. А я не могу понять…как такое может нравиться Игорю? Разве он не видит? Разве он…не чувствует? Или все-таки она была права, и нас просто тупо ничего, кроме денег, больше не связывает? Отсюда такая жестокость?

А может, все гораздо проще? И я прожила бок о бок восемнадцать лет с человеком, которого…не знала?

Даже не понимаю, что страшнее…измена, та грязь, в которую он окунул меня? Она? Или сам он? Как дьявол и вершитель судеб. Самопровозглашённый…

Я не могу найти ответы на свои вопросы, потому что блуждаю в пустоте, тишине и тьме. Догадываться, строить теории — это совсем не одно и то же все-таки, а правду…выдержу ли я эту правду?

Я думаю, что да. В день, когда Игорь должен вернуться со своей командировки, настал, и когда я просыпаюсь — знаю свои силы. Но время идет, а с ним утекает и мое сияющее состояние, обращаясь тотальным крахом.

Я не просто мандражирую. Натурально трясусь, и чтобы занять руки, занимаюсь готовкой. Она меня отвлекает.

Зачем-то леплю пельмени. Его любимые. Как полная дура! Но осознаю я это поздно. Привычка вырабатывается двадцать один день, а прошло слишком мало, чтобы я забыла…все, что делала восемнадцать лет подряд.

Я делаю это снова; жду его по обыкновенному, а когда слышу, как падают ключи на тумбу, застываю.

На мгновение этот звук очень похож на свист гильотины…

Жмурюсь.

Спокойно, Елена. Тише. Все будет хорошо. Правда на твоей стороне…

Но какая правда может сравниться с шагами человека, который все еще живет в сердце?

Слишком мало времени прошло, чтобы я успела его изгнать. И дух у меня по-прежнему захватывает, когда я чувствую этот взгляд.

Нет, он уже другой. Не поворачиваясь, я знаю, что он другой — колючий и холодный. Не мой.

Все начинается с простого — взгляда; сначала меняется он. Ведь дьявол кроется в мелочах, чтобы когда ударить тебя — ты этого максимально не ожидал.

Что ж…

Время расставить точки пришло.

Я поворачиваюсь. Не скажу, что это просто, потому что предчувствие рубит меня изнутри на куски.

Ничего хорошего не жди. Ничего хорошего не жди. Ничего хорошего не жди.

Немигающая, а постоянная, красная строка пробегает перед глазами, и только после этого я вижу его.

Все такой же шикарный, но вдруг совсем далекий и не мой. Он действительно не мой. Будто бы уже столетия…

И это правда. Я одинока на самом-то деле слишком давно, а от той квартиры, залитой светом, где Сашка была еще маленькой, совсем ничего не осталось.

Точнее, от людей.

Мы уже не дети. Мы слишком быстро выросли и, увы, выросли раздельно.

Игорь вздыхает и опускается на стул у стены, отводя глаза.

- Я не хочу долго мусолить, - говорит тихо, - Устал пиздец. Надеюсь, ты поймешь и пришла в себя, чтобы не закатывать истерик.

Это первое, что он мне говорит. Первое, представляете? После того…

Черт, нет, Елена. Ты обещала себе, что не будешь рыдать.

- Это вместо "привет", полагаю?

Игорь резко поднимает на меня взгляд. А в них только холод и море раздражения…

Я его раздражаю.

Наверно, давно? Это больно. А я не замечала. Потому что ты прятал, да? Долго скрывал, а сейчас уже нет смысла играть в эти игры…

- Привет. Довольна? - огрызается, я тоже сразу нахожусь.

- Экстаз.

Повисает пауза. Между нами такой никогда раньше не было, а теперь…

Она такая страшная. У этой тишины особый оскал, особая энергия — злость и раздражение. Наверно, он с радостью не приезжал бы вовсе, но это обязанность.

Я — его обязанность. Не любимая женщина, больше нет, всего лишь ярмо на шее…

- Твоя шлюха приходила, - говорю хрипло, тихо, Игорь также тихо цыкает и достает сигарету из пачки.

- Знаю.

- Уже пожаловалась?

- Этого не должно было произойти, конечно, но ты тоже хороша.

Простите?!

Усмехаюсь и поднимаю брови.

- Что это значит? Не кури здесь.

Игорь показательно игнорирует мою просьбу, зажигает сигарету и выпускает дым в потолок. С ухмылкой.

- Не надо было ей звонить и говорить, чтобы она пришла, Елена.

Ах, вон оно что…

Смеюсь не таясь. Пару раз киваю.

- Понятно. Обработала, значит.

- Я, по-твоему, мальчишка? - рычит, - Думаешь, кто-то может меня обработать?

Звучит, как претензия, но я ее не понимаю. И не хочу разбираться — меня ошпаривает горячее, жгучее разочарование…

- Не знаю. Судя по всему, да.

- Конечно, идеальная Елена всегда…

- Я хочу развод, - перебиваю этот бред, который слышать не желаю.

Говорю, что на душе. Я хочу развод! Хочу отвязаться, сбежать от тебя подальше. Отмыться, но…жду его реакции, затаив дыхание.

Это глупо. Это не поддается логике, но…наверно, это все-таки не совсем точка в моем исполнении. Наверно, больше…попытка…чтоб его! Напугать?! Я хочу напугать Игоря, встряхнуть, вернуть? Да?