Я тебя бросаю

Пролог

Я тебя бросаю

— Я тебя бросаю! — чеканю я каждое слово.

— Не глупи. Кто ты без меня? — кривит губы мой муж, еще не понимая, что проиграл.
У нас сегодня юбилей. Фарфоровая свадьба.

У нас сегодня день истины. День, когда рушится мир.

У нас больше нет семьи.

С тех пор как я узнала, что любимый муж мне изменяет, прошел всего месяц. Самый долгий месяц в моей жизни. Мне его хватило, чтобы восстать из пепла и перестать быть клушей. Ты разрушил мою жизнь — я уничтожу тебя. Все честно, дорогой!

ПРОЛОГ

Сейчас

Я окидываю взглядом накрытый стол, гостей, о чем-то оживленно беседующих, смеющихся, рассредоточившихся по холлу моего дома с бокалами игристого в руках. Все легко и спокойно. Мирное такое затишье, как это всегда бывает перед надвигающейся бурей.

Стол сервирован шикарно. Я расстаралась. Серебро, хрусталь, свечи, цветы. Все как положено.

На мне платье из струящегося шелка, цвета морского льда. Да, я выгляжу прекрасно. Изматывала себя тренировками в спортзалах, диетами и косметологами, чтобы быть красивой витриной мужа. Чтобы соответствовать его статусу. Он карьерист. Он достиг больших вершин. А я... Я все двадцать лет была приложением к успешному Мишане. А бизнес мой... ну что это, в сравнении с достижениями моего любимого?

Сегодня двадцать лет совместной жизни у нас с Михаилом. И жду я только его, чтобы начать.

— Друзья, дорогие, готовимся. Миша скоро вернется. Все всё помните? У нас вечеринка сюрприз, — хлопаю я в ладоши, улыбаясь от уха до уха. Народ оживляется, приглашенный официант собирает бокалы. — Прячемся, а когда он заходит, выскакиваем и кричим поздравления.

— Олечка, доча, ну зачем было так тратиться? Сказала бы мне. Я бы приехала пораньше. Помогла бы, — испуганно шепчет Тамара Павловна, словно тень возникшая возле меня. Моя свекровь. Я ее люблю, мне с ней повезло. — И папа нервничает. Не знаю почему. С утра как на иголках. С сердцем что-то. Дурное предчувствие у него. Олюсь, у вас все в порядке? Неспокойно нам. И торжество это...

Роман Георгиевич, мой свекор, бывший военный и вправду напряжен. Сидит за столом. Плечи расправлены. Как и всегда, видна военная выправка. Но на его лице растерянность, что очень большая редкость.

— Все хорошо, — целую в щеку свекровь. Она у нее прохладная, и сухая. — Все прекрасно, мама, — с трудом выталкиваю последнее слово. Так и не привыкла за двадцать лет называть мамой и папой Мишиных родителей. — Отдыхайте. Все будет хорошо.

— А Виталик где? Он не придет на торжество? Как же? У родителей такая дата, — шепчет Тамара Павловна. Виталик наш с Мишей сын. Ему девятнадцать. И его не будет на торжестве, просто потому, что я его не позвала. Зато позвала аспирантку Миши, всех его коллег, родителей. Сегодня в доме нет ни одного моего гостя. Миша правит балом. Ведь это он подарил мне двадцать лет чудесного брака. Ведь это его я сегодня так жду. Мой любимый муж. Мой первый мужчина. Моя опора, каменная стена.

— Виталик не смог приехать. Учеба. Тамара Павловна, ну что вы? Это просто вечеринка. И вы гости. Самые важные гости. Ведь это вы родили мне моего мужа. Вырастили, воспитали. Ну что вы? Не нужно. Слезы прочь. Я вас очень люблю и уважаю, это правда. Вы меня всегда поддерживали и были рядом. И когда авария случилась, и мои родители... Вы все взяли на себя. И Витальку растить помогали. Вы моя семья. Что бы не случилось.

— Олечка, дочка, что присходит?

— Просто праздник, — я улыбаюсь искренне. Праздник, юбилей совместной жизни. Фарфоровая свадьба.

Я слышу как подъезжает машина. Давно узнаю работу мотора по звуку. Я же хорошая жена. Нет... Я жена прекрасная. В духовке томится кролик, красное вино в графинах сверкает в свете свечей рубиновым огнем. Все, как любит Миша.

— Друзья. На исходную. Официант, пожалуйста, погасите свет. Бал начинается.

Я хватаю со стола шикарную фарфоровую тарелку от сервиза, подаренного нам на свадьбу моей мамой. Сердце пропускает несколько ударов. Открывается дверь. Замахиваюсь и с грохотом колочу несчастную посуду об пол, с криком “Сюрприз”. Ничего не замечаю вокруг. Гости выскакивают отовсюду, как ярмарочные петрушки. Я не знаю никого. Почти. Пригласила по книжке записной, которую нашла у Мишани в столе. Никого, кроме...

Вспыхивает свет. Фарфор мелкими осколками летит в разные стороны. Как и моя жизнь сейчас разлетается на куски. Но я готова. И слезы все выплаканы. И сюрприз этот только начало.

— Ольга, господи, меня чуть удар не хватил, — Мишка растерян, но улыбается. Доволен. Как же, преданная жена его ждала. Старалась. Он всегда любил быть в центре внимания. Букет в его руках шикарный, но протокольный и не живой. — Жена у меня затейница.

— Еще какая, — хмыкаю я, но градус моего настроя падает. А вдруг я совершаю ошибку? А вдруг просто я сошла с ума? А вдруг...

Нет, не сошла. Он смотрит на аспирантку, сидящую за столом и взгляд его становится растерянным, или напуганным. Смешно. На них один загар, такой можно получить только возле океана. Только эта молодая акулка вернулась чуть раньше. Дня на два всего. Мишка продумал все, чтобы в институте не заподозрили ничего. Дурачок.

Я не ошиблась. Я преданная преданая жена.

— Оля, что происходит? — в голосе Михаила Романовича Жарова сталь. Звенит, словно скрестившиеся шпаги. Видать командировка была под стать нашей с ним общей фамилии. Жаркая командировка. Черт, как же мне мерзко. Словно сердце из груди вырезали ржавым ножом. И эта девка, сидящая за моим столом, смотрит на меня с превосходством. Может мне и кажется, конечно, но...

— Я ТЕБЯ БРОСАЮ, — выдыхаю я слишком нервно, рвано.

— Ох, — Тамара Павловна. Простите меня, любимые. Вы и вправду стали для меня по-настоящему родными. И Роман Георгиевич сейчас, наверняка, сцепив зубы держится рукой за грудь. Эгоистично? Нет. Я не эгоистка. Они молчали. Пытались меня оградить от боли? Возможно. Или просто покрывали сына, стараясь сохранить нашу семью и его реноме? Это уже не важно. Они знали. И Виталька знал. А я... Господи. Из горла рвется смех.

1

ГЛАВА 1

Месяц назад

Михаил

Я люблю жену. Да, люблю. Она прекрасная женщина, красивая, породистая, спокойная и преданная. Она подарила мне сына и двадцать лет дарила себя, домашний уют и семейное счастье. Моя Ольга. Ее не изменило время, разве что слегка. Взгляд другой стал, более мудрый, глубокий, мягкий. Она до сих пор прекрасна и стройна. Но...

— Михаил Георгиевич, вы где витаете? — капризный голосок Миланы звучит томно и тягуче. — Миш, ну что опять? Я, вообще-то соскучилась. Не видела тебя два дня. Между прочим, это очень-очень долго, — шепот возбужденной женщины опьяняет. Боже, я схожу с ума.

Да, я знаю чего нет в моей жене. В ней нет вот этой вот энергетики, присущей молодости. Нет огня больше и безумия, лишающего разума. Выкручивающего наизнанку внутренности. Она спокойная и тихая как гавань. Она привычная и уютная. А Милана... Эта женщина вызывает во мне что-то, чего я не испытывал очень много лет. Помогает почувствовать себя молодым и полным сил. Она как молодильное яблоко. Запретный плод, который невозможно не вкусить, не потеряв при этом себя.

Она будит во мне всех спящих демонов разом. Раззадоривает и бесит одновременно. И это одурительно восхитительно. Когда эта бестия рядом, я забываю, что я предатель. Что предал я все, во что верил, и что долгие годы лелеял и оберегал. И да. Это чувство заводит покруче самого сильного афродизиака. Эта чертовка превратила меня из верного мужа в козла. Как ей это удалось? Загадка. Но факт... До нее я никогда не изменял Ольге. Словно околдовала меня Милана, вырвала сердце из груди наманикюренной крошечной ручкой.

— Я тоже скучал, — выдыхаю рвано. Втягиваю носом воздух, пропитанный феромонами. — Милаш, просто... Нужно немного поосторожничать. Нужно, понимаешь?

— Просто твоя старая жена тебя снова нагрузила своими проблемами, — надула губки моя чертовка. — Милый, почему ты не уйдешь от нее ко мне? Я ведь ради тебя готова пожертвовать всем. А она тебя держит, не дает быть счастливым. Тем более и сын твой уже знает про нас.

— И он не одобрил, если ты помнишь, — ухмыляюсь я. Дотрагиваюсь до скулы, которая все еще ноет, после того, как сынуля меня от души приложил. Ладно хоть мужика я воспитал. Я дурак, конечно. Приволок домой любовницу. Черт...

— Он привыкнет, Мишенька. Я стану ему нормальной мачехой. Доброй и понимающей. А твоя дурная клуша переживет как-нибудь.

Морщусь. Мне не нравится, когда Милка оскорбляет мою жену. И даже не сидящая у меня на коленях молодая красотка меня раздражает. Нет. Я схожу с ума от загнанной в самые глубины моей души, совести. И надо бы разорвать чертов порочный круг. Все ведь очень просто, но... Мне нужна подпитка, мне нужно молодое горячее тело аспирантки и чертов адреналин, выплескивающийся в кровь при встрече с ней в моем кабинете.

Я столько лет лез к вершине, а теперь... Я рискую свалиться с нее и сломать шею, потому что такая порочная связь скорее всего для чертовой карьеры станет смертельной. Я могу лишиться всего, и это будоражит похлеще любого энергетика.

— Детка, послушай...

Она не дает договорить. Она делает то, ради чего пришла. И я снова проваливаюсь в самый последний круг ада. Последнее, самое страшное, пристанище всех предателей. Только вопреки всем россказням он не ледяной, а огненно горячий.

— Ты хотел что-то сказать. Или снова сейчас побежишь к своей старухе? — томно тянет Милка. — Миш, ну скажи ты ей уже. Всем станет лучше. И ей, в том числе. И...

— Мил, ну не время, Я не могу сейчас. Только вступил в должность. Ни к чему мне лишние сейчас проблемы. Давай так. Мы с тобой съездим отдохнуть, я возьму путевки. Ну хочешь Мальдивы? Ты же давно у меня уговаривала. Солнце, пальмы, рыбки. Ну же, малыш. А потом...

Я знаю, что будет потом. Я вернусь домой, к жене и сыну. Сын поймет. Он тоже мужик. Я снова стану верным мужем. Кризис среднего возраста и бес в ребро лечится переизбытком эмоций. Нужно просто пресытиться чертовой девкой. Нужно просто...

— Мальдивы? — тоненький пальчик с острым ноготком чертит на моей груди странные узоры. Будто клеймит, метит. — Что ж, прекрасно. Очень хочу. Там и отметим мою новость.

— Какую? — слава богу. Мальдивы станут моим прощальным подарком этой глупышке. Не думаю, что она станет мне мстить. Да и кто ей поверит? Кто она, а кто я? Слово ректора против глупых наветов обиженной аспирантки, которую я вышвырну из своих владений. Если только рот попробует открыть. Кому хуже будет? А пока... Пока...

— У меня задержка, Михаил Георгиевич. Тест показал две полоски. Так что... Ты снова станешь папулей. Миш, ты не рад? Ты же говорил, что мечтал о дочери. Твоя жена не смогла, а я могу.

Все мое благостное настроение испаряется. В грудь словно входит ледяной, обоюдоострый кинжал. Все летит к черту.

—Кстати, мы когда летим? Надо поторопиться, а то начнется у меня токсикоз и отдых накроется. Миш, ты меня слышишь?

Да не слышу я ни хрена. Мне кажется, что я попал в капкан, зубастый такой и опасный. Смертельно опасный. Стальной. И как выбраться из него не представляю. А ведь у нас с Ольгой скоро годовщина. Юбилей. Двадцать лет вместе. Она моя жена. Я ее люблю. Я не хочу ничего менять. Моя жена была со мной всегда, поддерживала, она меня создала... У нас скоро фарфоровая свадьба. У нас сын. Мне не детей уже воспитывать, внуки на подходе. И я все это умудрился вот так вот глупо поставить под угрозу. Всю свою жизнь размеренную ради зубастой девки. Мою семью, которая казалась мне непотопляемой и нерушимой. Да уж, почувствуй себя парнокопытным.

— Я все устрою, — просипел я. — Но при одном условии...

Она обвивает руками мою шею. Ее жадные губы закрывают мой рот, не дают договорить. В голове мутится. Возбуждение тяжелое накрывает с ледяной лавиной. Ладно, я решу все проблемы. Разберусь. Но все это будет потом. Потом. А сейчас... Не могу противиться. Не хочу.

— Все что пожелаешь, о мой господин, — шепчет мне в рот Милана. — Михил Георгиевич, я сюда не болтать пришла. Я скучала.

2

ГЛАВА 2

Виталий (Тасик)

— Ты опять не сказал родителям?

— Что? — Виталик наконец оторвался от бокового стекла машины, по которому струйками стекали капли дождя и посмотрел на Сашку. Откуда она то знает. Он же ей не рассказывал про то, что приехал домой и застал там отца на какой-то губастой дуре. Прямо на мамином любимом диване. Ну хоть в спальню супружескую у отца хватило ума не тащить девку дешевую. Как он обезумел, стащил того, кого обожал с чужой стонущей бабы и со всей силы саданул ему по лицу. Он не рассказывал Сашке, что не помнит как добрался до дома. Ему было стыдно и адски больно. Он все это не рассказал ей, потому что не хотел еще и ей тащить эту чертову грязь.

— Виталь, да что с тобой такое? Когда ты уже сообщишь, что Саша это совсем не друг, а подруга. И что мы с тобой живем вместе уже почти три месяца, — хмыкнула Санька, сосредоточенно вглядывающаяся в лобовое стекло автомобиля и вертя при этом руль, как заправский Шумахер. —Или ты меня стесняешься в высшее общество ввести? Ну там, я же дочь простой швеи. Куда нам со свиным то рылом?

— Сашка, не неси ерунду, — поморщился Виталик. Чувствовал он себя препоганейше. Трусом и предателем он себя чувствовал. И дело было не в том, что он снова забыл рассказать матери о Сашке. Расскажет, успеет. И мама примет ее, можно не сомневаться. Дело было в том, что он побоялся, что разрушит семью своих родителей. Побоялся, струсил, не смог. — Просто...

— Ты уже неделю ходишь как в воду опущенный. Признавайся, где накосячил.

— Саш. Вот если бы ты узнала, что твой отец изменяет маме. Ты бы смогла ей рассказать? Ну... Смогла бы разрушить все, во что она верит?

— У меня нет отца, Витась. Он нас бросил с мамой. Ему некогда было все время. Он только работу свою любил.

— По крайней мере он поступил честно, — скривил губы Виталий. Не знаю, понял бы ли я, если бы мой отец променял маму на другую женщину. Но по крайней мере, все бы было ясно. Понимаешь?

— Он был козлом. Козлом и умер для меня. Я не знаю, как бы я поступила, если бы узнала об измене родителя. Зато точно знаю, что оторву тебе, если ты гульнешь от меня с какой-нибудь шмарой, — хихикнула Сашка, но тут же замолчала, наткнувшись на больной взгляд своего парня. — Виталь. Так это твой отец что ли? Он твоей маме... Оооо. И ты ничего мне не рассказывал. Это тогда случилось, когда ты вернулся домой чуть живой? Милый, я не...

— Я не смог ей сказать, Саш. Не смог. И я еще хуже предатель, чем отец. А мать дура. Папа то, папа сё. Она как слепая, понимаешь? Любит его, верит. Хвалит. Ой, он дома убрался. Ой, он теперь величина. Знаешь, я всю жизнь на отца молился, считал его непогрешимым. Он со мной все время был, кормил, готовил, в школу водил. А мать... Она вечно была на работе. И я думал, что ей на меня плевать. А вот папа... А потом понял, что все. Все, что я имел, все чему завидовали все, все это было ее заслугой. Она работала как ломовая. А отец захребетник. А теперь... И сука эта молодая. Она смотрела на меня без стеснения, когда я их застукал в нашем доме. Знаешь, словно она хозяйка. В доме, в который мама вложила душу. Твою мать... А она как слепая.

Машина замедлила ход. Сашка припарковала ее у обочины. Вцепилась пальцами в руль, прикусила губу. Странная она. Виталик выдохнул, словно воздух весь из него вышел. Схватился руками за голову, которая сто лет не болела вот так. После аварии он страдал мигренями, но со тех пор как встретил Саню, боли ушли. А вот теперь... Снова вернулись, с какой-то совершенно дикой силой.

— Виталь, они сами разберутся, — Саша положила ему на лоб прохладную ладонь. — Они взрослые. Знаешь, не слепая она, твоя мама. Она у тебя классная и сильная. Просто очень трудно видеть, как рушатся замки, которые настроил. А ты... Никто не скажет тебе, как поступить. Это невозможно. Представь, как ты жить будешь, если они разведутся после твоей правды?

— Уже разобрались, Виталий ухмыльнулся. Горькая гримаса перекосила его лицо. - Отец даже нанимал тетку, дом почистить к маминому приезду. Пожалел жену, значит. Подчистил после себя. Еще и героем был, наверняка. Как же, дом в порядок привел к ее приезду. Молодец. Мать наверное его захвалила. Как буду я с этим жить? Вот так и буду. Молча. Саш, он снова с любовницей. Я точно знаю это. А потом приедет домой к матери. Это грязь ужасная, и он ее ей принесет. Будет целовать ее губами, которые черте где были. Я на него молился, на отца. Я его люблю и сейчас. И маму я очень люблю. И как представлю, что он ее целует, после того, как со своей этой дрянью валандался. Тошнит, Сашка, аж выворачивает.

— Поехали домой. Картошки нажарим. Нам моя тетка мешок оттопырила. Я газировки купила твоей любимой. Кот, все устаканится.

— Ты думаешь?

— Уверена. Не бывает безвыходных ситуаций. Есть же кто-то, кто может помочь. Всегда есть.

— Я знаю, что делать. Пойду к деду. Он для отца авторитет. И он маму любит. Не позволит он вот этого всего. Сашка... Черт, ты права.

— Ну вот, видишь, — улыбнулась Александра. Через силу улыбнулась. На душе у нее стало так отвратительно, словно это она выкупалась во всем этом зловонии. Виталик стал для нее самым важным человеком в последнее время и она ему должна помочь. Его боль восприняла как свою. С мамой Виталика она давно хотела познакомиться. Нужен только повод.

— Саш, извини. Я вообще забыл про тебя рассказать. Я скот и придурок. Но я исправлюсь.

— Глупости. У тебя проблемы. Единственное, что мне обидно, что ты мне не рассказал о них сразу. Не доверяешь?

— Я тебя люблю, — прошептал Виталий.

— Тогда обещай, что если ты когда-то полюбишь другую женщину. То скажешь честно и сразу, — Саша сжалась вся. Она ненавидела своего отца годы. А теперь вдруг он стал правильным. И это пугает.

— Такого не случится. Я не разлюблю. Веришь?

Она промолчала. Жизнь штука непредсказуемая.

Михаил

— Она такая легкая. Заснула на чертовом диване, словно специально. Ольга ведь никогда не позволяла себе вырубиться на ужасно неудобных подушках. С ее спиной это просто убийственно. Утром будет кряхтеть, делать гимнастику свою и притворяться бабкой. И смеяться при этом совсем по-детски. Чертов диван. Или Виталька все таки... Да нет, он слишком любит мать, чтобы сделать ей больно. Да и не заснула бы брезгливая моя жена на этом рыдване, если бы знала, что он... Твою мать.

3

ГЛАВА 3

Ольга

— Тань, я что-то так устала, — вздыхаю я, и начинаю размешивать тонкой ложечкой пену на капучино. Я его терпеть не могу кстати. Зачем заказала, сама не пойму. Пена противная, жирно, слишком много сахара.

— Слушай, я вообще не понимаю, на кой черт ты так убиваешься с этими своими кофейнями и салоном красоты. У тебя муж аж до ректора дослужился. Рулит крутейшим ВУЗом, дом полная чаша. Парень вырос, еще немного и вылетит из-под родительского крыла. Профессию то он получает зачетную. А ты корячишься с бизнесом своим, как лошадь ломовая, — дернула плечиком моя подруга. Единственная, которая у меня осталась. — Я вот даже тебе немного завидую. Вру, сильно завидую, потому что вот искала, искала себе олигарха, и осталась на “ефесе, ножки свесив”. Нотариат этот насточертел до оскомины. Клиенты звери просто. А для кого пашу? Черт его знает. Ни детей, ни плетей. А ты просто зажралась

— Олигархов, Танька, еще щенками разбирают, — вымученно улыбаюсь я. Ну права Танюшка, все у меня отлично. Но что-то зудит в районе ребер, там, где у всех, по предположениям псевдоученых, находится душа. — А бизнес... Ты ведь знаешь, не могу я его бросить. Это отцово детище. Память. Не могу, Тань. Да и не время пока. Виталик закончит учебу, перепишу все на него. И с чистой совестью буду отдыхать. Буду, обещаю. Как раз Мишка в силу полную войдет, а уж я отдыхать тогда. Пусть отец с сыном у руля встают. Мишину долю оставлю ему. Я и вправду замоталась, Тань. Кажется по кругу бегу. Времени почти не остается на семью.

— Это у семьи твоей единоличной на тебя времени не хватает, — морщится Танюшка. В чем то она права. Миша отдалился, стал какой-то... Как чужой. Спим, вроде, в одной постели, но как соседи, каждый на своей стороне. Еще подушками разделяемся. Я, может, накручиваю себя? Он и вправду устает. Но я не озвучиваю подруге свои мысли. Зачем лишние разговоры?

—Тань, прекрати, — я морщусь. Мне не нравится, когда подруга бесцеремонно лезет в то, чего не понимает. В мою семью. — Ты не права. У нас все прекрасно. Мишка купил сегодня путевки на Мальдивы. Хотел сюрприз сделать к годовщине нашей. Я случайно узнала. Никогда в Мишин телефон не лезла, а тут как толкнул черт. У нас аппараты одинаковые. Мишка купил два. Я все никак не сменю рингтон. Схватила трубку... Короче из турагентства звонили.

— Так круто же, — Танька заглотила свой кофе в один присест, обзавелась пенными усами. Я не выдержала и хихикнула. Да, нужно просто мне отдохнуть. Я стала какая-то слишком нервная. Не знаю почему. Но меня гнетет что-то, прямо до зуда. И вроде нет никаких предпосылок, но... Пустырника попить что ли? — Покупаешь бикини, чтобы в попу врезалось, а сверху коротенькая юбочка. И Мишане устраиваешь горячие каникулы. Парео прозрачное, шляпа и такая “Господин ректор, примите у меня экзамен”

Боже, что она несет? Я так не умею. Я уже не юная фея. И хоть стараюсь себя держать в форме, возраст не денешь никуда. То тут стрельнет, то спина болит. Да и Мишка хоть и молодится, а постоянно сердцем мается. Давление поднимается у него.

— Таня, ты сумасшедшая, — хмыкаю я, представив лицо Миши, если я заявлюсь к нему так, как предлагает подруга.

— А чего? Острова. Дикари. Уууух. Чего сидишь? Погнали.

—Куда? — ошарашенная такой энергией вытаращила я глаза.

— За трусами, — рявкнула Танюшка. Если она решила сделаить меня счастливой, то удержать ее невозможно.Я крутые видела в “Магнолии” — такие, чтобы в попу врезались, и с листочками из кружев фиговыми на... Самом интересном месте. Знаешь, Олька. Надо мужика то в тонусе держать постоянно. У Мишки возраст такой сейчас, когда бесы ребра ломают.

— Тань, это невозможно. Мой муж не такой, — я злюсь на подругу. Вспыхиваю как спичка. Не хочу никаких магазинов. Я не понимаю своей реакции на слова Тани. Не знаю, почему ее слова вызывают во мне такую горечь и ярость.

— Да ладно. Не такой конечно. Все не такие. Не злись. Лучше давай предадимся безудержному шопингу. Чур первые стринги мои. Я все красные хочу на люстру забросить, говорят, денег привалит немеряно. Но, мне бы лучше мужичка какого, хоть завалящего.

Домой я возвращаюсь под вечер. Уставшая, как после забега. Но реально, купальник купленный мне нравится. Он скрадывает недостатки фигуры, подчеркивая аппетитные формы над которыми я неустанно тружусь в зале. Мишке понравится. Танюшка права, нам будет кстати перезагрузка. С тех пор как Миша получил должность, я его почти не вижу. Настроение прекрасное. Это будет наш медовый месяц. И он будет шикарным. Ведь предыдущие десять мы пропустили. И усталость многодневная отходит на второй план, в предвкушении шикарного люксового отдыха с мужем. Он решил мне сделать самый лучший сюрприз на годовщину. А я глупая не догадалась до такого. Ну ничего. Как там Танька сказала “Господин ректор, примите у меня экзамен?”

Мишка дома, вопреки моим опасениям. В последнее время я все чаще возвращаюсь в пустой дом. То конференции у мужа, то встречи, то заседания научного совета. Но сегодня... Сегодня мой день. Мишка в моей власти. Довольный, шикарный, мой. Он все еще красив, фигура не оплыла, хоть и погрузнел немного с возрастом. Аккуратная борода, стриженая умелым барбером, придает моему мужу какую-то звериную мужественность. Он стал лучше, увереннее в себе, раскованнее. Мужиком от него за версту тянет. В последние несколько месяцев особенно. Что-то изменилось в нем. Появилось что-то звериное, не всегда приятное, но... И вот сейчас я вдыхаю аромат любимого самца и делаю шаг вперед. Хочется его руки на моей талии почувствовать и вдохнуть аромат любимого мужчины, пометить его как собственность. Он только мой. Мой муж.

— Привет, — я улыбаюсь. Предвкушаю удовольствие. Мишка дома. Значит ужин при свечах. Значит новое белье сегодня будет очень кстати. И моя новость тоже... Я выставила дом на продажу, как мы и мечтали. И уже подыскала небольшой особнячок в прекрасном месте, у озера. С видом на сосновый бор. И еще я решила, когда мы вернемся с Мальдив, я найму временного управляющего фирмой, до тех пор, пока Виталик не закончит учебу, а сама буду больше внимания уделять семье. Танька права, нужно больше отдыхать. И... Нужно быть женщиной, а не ломовой кобылой.

4

ГЛАВА 4

Ольга

Зачем я наряжаюсь? Кому и что пытаюсь доказать? Дорогие тряпки не сделают меня моложе. Разве что придадут уверенности. Бежевый юбочный костюм садится идеально. Год назад купила, а вот повода выгулять его так и не находилось. Блузка цвета бордо смотрится с ним шикарно. Волосы распадаются по плечам тяжелыми каштановыми локонами. Терпеть не могу распущенные космы, но сегодня от чего-то хочется. Натуральный шелк холодит кожу. Смотрю на себя в зеркало и кажусь сама себе смешной и нелепой. Если у моего мужа есть любовница, она наверняка молода. А я... Как говорила великая Раневская, фасад еще не совсем обветшал, а канализация все равно старая. Туфли на тонкой красной подметке ощущаются на ногах колодками. И мне хочется содрать с себя все это великолепие и просто упасть на диван. Но даже это мне недоступно теперь, потому что диван мой любимый, скорее всего осквернен. К горлу подскакивает едкая тошнота.

Да. Я не уверена ни в чем. Может я просто накрутила себя? И мне жизненно необходимо выяснить правду. Но сначала я встречусь с подругой, которая изнывая от любопытства и нетерпения, ждет меня в одном из моих заведений. А потом... Потом я навещу мужа на его работе, чего никогда себе не позволяла. Но, надо же когда-то начинать. Да, глупо, да по-детски. Но мне до одури хочется пометить территорию. Макияж, мазок по губам полупрозрачным блеском.

Я не глупая, я потерянная. Связки в горле так и не разжались, и теперь это чертово горло болит и тяжело глотать. Я так и не решилась позвонить сыну. Ведь если он мне солжет, то это будет означать, что я осталась одна.

Паркуюсь я задом, на крошечном пятачке возле одной из моих кофеен. Я не знаю, почему отец занялся именно этим бизнесом, о чем он думал, когда открывал первую пафосную кафешку, похожую на место, где собирались герои известного сериала. Он создал такой же антураж, и неожиданно дело пошло и начало приносить хороший доход. А потом бизнес разросся в сеть заведений, каждое из которых полностью повторяло какую-то знаковую киношную харчевню. И строил он свои детища в очень людных местах. Вот например конкретно эта кофейня расположилась возле здания областного суда. Пока папа не погиб, они росли как грибы. Он знал толк в том, чего хотят люди. А теперь... Я не знаю даже чего хочет мой муж. Зато очень хорошо понимаю, что нужно мне. Мне нужна правда. Я не знаю, что мне делать. Любить или ненавидеть? И как разлюбить вот так, по щелчку пальцев? Это возможно, вообще?

— Черт, — выдыхаю я, слушая жестяной скрежет. Новая машина. Мишку удар хватит. Мишку... Мой муж трясется над чертовыми тачками, больше чем надо мной. Хотя, если я права, то я ему вообще до фонаря. Выхожу из машины, чтобы осмотреть повреждения, просто по инерции. Мне абсолютно все равно, что там с этой жестянкой. В конце концов, это просто дорогая тачка.

— Слушайте, простите, — на меня смотрят карие глаза, похожие на куски расплавленного шоколада. — Я все возмещу. Просто очень опаздываю, поторопился. Я плохо вожу. Точнее... Я не вожу сам, в очень редких случаях. У меня водитель просто сегодня приболел. А мне срочно нужно в суд. Девушка, ну простите. Давайте встретимся чуть позже, я оплачу нанесенный мной вред. . Вот моя визитка.

Хм, девушка? Смешно. Ловлю себя на том, что беззастенчиво рассматриваю суетящегося нервно мужика. Видимо и вправду торопится. Красивый, высокий, косая сажень в плечах. Одет небрежно, но я то знаю цену этой небрежности. В руке портфель из натуральной кожи с крошечным логотипом известного бренда. Очки скрывают глаза, но судя по морщинкам в уголках губ, он не мальчик давно. И вид у мужика хоть и виноватый, но суровый. Он привык к тому, что ему подчиняются. Да пошел он.

— Ничего не нужно, — морщусь я. Царапина пересекает крыло джипа, краска содрана до металла. Машина плохого водителя почти не пострадала. Очень дорогой седан представительского класса. Не простой парень то.. Плевать и на него, и на царапину. — Ерунда. Если у вас все, то отойдите. Вы, кажется, опаздывали.

— И все таки, возьмите визитку. Мне сейчас правда некогда. Опаздываю на слушание. А вот потом...

— Адвокат?

— Нет, — черт, на кой я начинаю диалог? У меня проблем выше крыши. И этот мужик, скорее всего, такой же как Мишка. Искатель приключений. Только вот я то ему не подхожу. Старовата. Смешно становится. Я даже тихо хмыкаю. — Вот, позвоните мне. Я хоть кофе вас угощу. Простите. Но я и вправду тороплюсь. Меня ждет бракоразводный процесс.

Ну конечно. Как я сразу то не разглядела козла в этом прилизанном хмыре? Поди оберет жену свою как липку и приволочет в дом, который она холила и лелеяла, молодую зубастую акулку.

А чему удивляться. Я за двадцать лет не познала этого моджо.

— Обязательно, — ухмыляюсь. Не позвоню обязательно. И так потратила слишком много времени на разговор с этим типом. Танька там наверное на мыло уже изошла. Сама не знаю зачем, бросаю визитку не в урну, стоящую возле двери кофейни, а в сумку. Иду не оглядываясь. Плевать на все. И на чертова нахала, прожигающего меня взглядом, который я чувствую почти физически. Он же вроде торопился? Развод не ждет.

Танька сидит за моим любимым столиком у окна и реально уже изнемогает, судя по тому, что возле нее стоит уже три, наполовину опорожненных, чашки с эспрессо. Она когда нервничает, делает именно так. Заказывает много, и из каждой чашки делает по глотку.

— Бомбезно выглядишь, — улыбается подруга, выжидающе глядя на мою расфуфыренную персону. Дура я. Круглая. Кому и что я собралась доказывать и показывать. Если Мишка изменяет мне, то выглядеть я в любом виде буду бледно. - Похвастаться позвала?

— Нечем хвастаться. Выгляжу как обычная обманутая баба, — морщусь я, обваливаясь на стул. Ноги гудят, в голове сумятица. — Тань, мне кажется, Мишка мне изменяет. И я чувствую себя в этом вот всем отвратительно и убого. Чувствую себя молодящейся старухой, пытающейся себе доказать свою прекрасность.

5

ГЛАВА 5

Ольга

— Мы не даем информацию о клиентах. Это не корректно и не этично, — равнодушно, словно робот говорит девушка, работница турфирмы. Ей плевать на все. Она зарабатывает деньги. Наверняка с продаж получает процент. Она молодая, а молодости свойственна беспринципность.

— Некорректно и неэтично — слова синонимы, — Танька распалилась. И пыхтит как паровоз. А на меня напала апатия. Ну узнаю я сейчас, что мой муж мне изменяет нагло и бесстыдно. Что изменится? Мир не рухнет, небеса на землю не падут. Только я изнутри сгорю. Может проще закрыть глаза? Поступить как миллионы баб, которым изменили? Может... Черт. Да это ни фига не проще. Это предательство самой себя, своих убеждений и ценностей. Это уже не переживешь, когда себя. — А еще знаете, что некорректно? Продавать путевки прелюбодеям и блудливым козлам. Между прочим, семья это основа общества. А благодаря вашей работе рушатся ячейки. Я на вас такую телегу накатаю. Я вас...

— Таня, пойдем. Не нужно, — господи, какой позор. Эта сопливая девчонка с жалостью на нас смотрит. Противно так, растерянно. Она ни в чем не виновата. Это ее работа. Тяну подругу за рукав к двери. Лишь бы сбежать, не ощущать на себе чужой жалости.

— Подождите! — уже возле двери настигает нас с сопротивляющейся, и плюющейся ядом, Танькой звонкий голосок оператора. — Слушайте, меня ведь уволят. Ну я правда хочу помочь. Меня тоже мужик кидал. Хорошо хоть я замуж за него не успела выйти. Прямо на свадьбе застукала с моей свидетельницей. Мерзость.

— Я успела. Двадцать лет жила с закрытыми глазами, — не знаю, зачем я делюсь своей болью с незнакомой мне девчонкой. Может мне просто нужно выплеснуть из себя горечь и боль. А может я начинаю привыкать себя жалеть? Погано. Очень мерзко. — девушка, я заплачу. Сколько скажете.

— Ой, прекратите. Какие деньги? Мы же женщины. Должны помогать друг-другу. Ну и вообще... Если ваш козел изменщик, просто обдерите его как липку, и мы квиты. Прямо вот голым в Африку пустите. Я вижу, в вас стержень. Сделайте его.

— Мы проконтролируем, чтобы тебя не уволили, — бухтит Танька. Тоже мне, контролерша. — Ишь, развели тут...

— Фамилию назовите, ну мужика который путевки у нас покупал.

— Жаров, — я сиплю как дура. И к лицу приливает вся кровь, кажется. И минуты, которые тянутся как резиновые, пока девушка порхает пальчиками над клавиатурой, кажутся бесконечными. — Михаил Романович Жаров.

— Да, был такой. Купил двухнедельный тур. Люксовый. Пять звезд. Так, вылет... Прочее. Вот. Вторая путевка на имя Миланы Юрьевны Паршиной. Год рождения...

— Не надо, — выдыхаю я рвано. С трудом проталкиваю воздух. И да, мир не рухнул. Наоборот. Мне кажется, я вдруг стала видеть четче, яснее. Я теперь знаю. И что мне с этим знанием делать? — Спасибо вам. И вот, моя визитная карточка, и золотая клиентская карта на посещения заведений, там на обороте список. Вы можете пользоваться пятидесяти процентной скидкой.

— Ух ты, здорово.

Нет, ну надо же. Это он что, на то что ты заработала эту шалашовку на острова.... Ооооо. Я бы его расчленила. По мешкам бы разложила и по мусоркам раскидала. Говно какое, Танька пышет яростью. Я молчу. Словно онемела.

Иду к двери. За мной семенит притихшая Танька. Теперь все прозрачно и ясно. Осталось просто посмотреть на мою соперницу, убедиться в ее свежести и впасть в депрессию.

— Послушайте, — окликает меня девушка менеджер. — Вы очень красивая и молодая. Найдете еще свое счастье. Только не прощайте подонка. Обещаете? А путевки? С ними что сделать? Аннулировать, может? Я скажу начальству, что вы приходили, скандалили. Ну и...

— Не надо. Мне нужно будет время. Двух недель вполне хватит, — я улыбаюсь. Сейчас, первым делом я поеду в банк, а потом...

Дома я оказываюсь к вечеру. Уставшая как ломовая лошадь. Буквально валюсь с ног. Нервное напряжение, смешанное с физической усталостью, просто выкручивает все тело. Но я иду в кухню, готовить ужин для мужа. Шикарный ужин. Биф бургиньон, пюре из артишока, и шоколадный фондан. Стрелки часов бегут по кругу. Отсчитывают минуты как сумасшедшие. За окном сначала виснут рваные сумерки, потом опускается тьма. Мишки нет. А я не чувствую ничего. Звенящая пустота. Снимаю платье, в котором хотела его встретить, резинку в волосы запутываю так, что потом. Наверное, придется выстригать. Мясо безвкусное, десерт вызывает липкую изжогу. Пюре остывшее кажется отвратительным.

Включаю ноутбук и с мазохистским удовольствием рассматриваю виды тропических островов, запивая их крепким кофе, который ненавижу. Завтра буду похожа на сову из мультика. Отекшая, с дергающимся глазом и кругами под глазами. В этом разница между молодостью и... Не молодостью.

Вздрагиваю, услышав шум мотора. Начинаем представление, всем на удивление.

Нет, я не прощу. Простить — значит похоронить себя под плитой ненависти к себе и сожалениях до конца жизни, что оказалась не сильной и независимой, а размазней, ждущей мужа и каждый раз подозревающей его в неверности.

— Олькин, я дома, — он доволен. Голос как у кота, объевшегося сметаны. И мне кажется, что я даже издалека чувствую запах чужой бабы. Молодой соперницы. Кстати, Танька права, надо бы ее найти в соцсетях, хоть посмотреть на чаровницу, ради которой Мишка рискнул нашей семьей. Давлю желание сразу набрать ненавистное имя в поисковике. Год рождения я тоже, все таки, выяснила. Чертовски молода. Чуть старше Виталика. И это меня разрушает еще сильнее. Словно кислота изнутри, разъедает.

— Я тут, милый. В кухне, — кричу я жизнерадостно. Хотя у меня одно желание, перевернуть сотейник с чертовым пюре на голову мужа. Любимого мужа. Мужа. С которым прожила целую жизнь. Ну да, его любовница вполне могла бы быть нашей дочерью. — переодевайся и приходи. Будем праздновать. У меня ошеломительная новость.

Все же набираю в поисковике имя Миланы. Мишка придет не раньше чем через двадцать минут. У него целый ритуал: душ, лосьон для тела и прочая любовь к себе. У Мишки очень чувствительная кожа. Сохнет, шелушится. Я покупаю ему косметику. Точнее покупала. Теперь это будет заботой девки, смотрящей на меня с экрана, наглым насмешливым взглядом. Она в свадебном платье. Она в платье... Она... Черт, как больно. Словно нож под ребра, будто раскаленный свинец по венам.

6

ГЛАВА 6

Ольга

— Ты сегодня очень красивая.

— Правда? Ты уже сто лет мне не говорил таких слов, — улыбаюсь я. Натужно улыбаюсь, потому что ЗНАЮ.

Я сегодня просто вдруг осознала, что последние пять лет чувствовала себя кем угодно, но не женщиной. И куча тряпья, болтающегося в шкафах, но ни разу не надеванного, очень красноречиво это доказывает. Покупала и не носила. “Не было повода, неудобно, я буду в этом выглядеть вызывающе”. Отговорки женщины, погребшей себя под домашними делами, семейными заботами, школами, детскими болячками, доставлением удовольствия любимому мужу и работой, приносящей благосостояние нашей семьи. Мишкиной преподавательской зарплаты нам хватало разве что на какие-то мелкие расходы. Ну в общем, коня на скаку, в горящую избу. А теперь вдруг свалилось осознание, что я никогда не жила для себя. Я растворилась в муже, который просто взял и предал меня. Вот так просто, без стыда и сожаления. И сейчас он смотрит на меня так, словно не видел никогда. Странное ощущение. Липкое какое-то. Не замечал моих стараний сделать нашу жизнь простой и понятной.

— Миш. Пошли, Танька заждалась у нее очередь расписана, а ты опоздал, — тороплю я мужа предателя. А сама не свожу глаз с девки, трущейся возле входа в дорогой магазин, находящийся через дорогу. Далеко, движение активное, но я ее вижу, и я ее узнала. А еще узнала сумочку, которую купила в Милане года три назад. Я и забыла про нее давно. Еле сдерживаю истеричный смешок. В Милане для Миланы. Это точно моя торба, потому что она была изготовлена вручную в единственном экземпляре. Я приехала домой и закинула ее туда же, куда и все остальные веши, которые как считала, не подходят статусу замужней дамы. Дура я. — Миш, а не хочешь пообедать после нотариуса? Мы сто лет с тобой не были в ресторане. Можем потом взять такси. Ну же. Мишка, мы же с тобой начальники. Сами себе хозяева. Можем уже и расслабиться немного

— Нет, малыш, я и так еле вырвался, — нервничает предатель. Дергает щекой. Девка то, видать, напросилась с ним, чтобы посмотреть на меня, как на больную курицу в зоопарке. И мне надо играть роль глупой слепой идиотки. Это так омерзительно. И "малыш" этот его вечный.

— Эх, ну может хоть меня подвезешь? — я улыбаюсь. Смотрю Мишке прямо в лицо. Бегают глаза, руки подрагивают. Глупый ты глупый. Я ведь знаю тебя как облупленного. Но зато, наверное, от адреналина сейчас у тебя. Мишенька, сердце раздувается. И это при твоей-то гипертонии. — Мне как раз в твою сторону.

— Оль, Меня Маковский подбросил. Говорю же. Пробки. Обратно на метро поеду. Ты ведь не любишь метро? Да и на каблуках твоих...

Не люблю, он прав. И врунов не люблю кобелирующих. Машина его стоит на стоянке возле ТЦ. Я парковалась там же. Потому что на улочках центра найти парковочное место практически невозможно.

— А твоя тачка где? Ты же у меня почти Шумахер. Ощущение, что родилась за рулем, — переводит тему мой неверный муж. Правильно Миша, лесть отвлекает, но не в нашем с тобой случае. Я больше не верю ни единому слову.

— Ой, я не говорила тебе. Она в ремонте. Поцарапала крыло. Ничего страшного. Вот такой я Шумахер.

— Ты... Тачку... Оля, я сто раз тебе говорил, что ты невнимательная и ничего не жалеешь. Ты...

— Миша, мы опаздываем, — я чеканю слова. Ярость поднимается откуда-то из живота чёрным вихрем. Раньше я бы никогда не стала так говорить с мужем. И он замолкает от неожиданности. Черт, надо себя сдерживать. Нужно. Еще немного. Просто дождаться его отъезда и дать волю своим чувствам. Это же так просто. Я смогу. — Прости, я что-то на нервах. Машина эта, сделка. Ты уезжаешь. Я так привыкла, что ты всегда мой. Мишка...

— На будущее. Не смей говорить со мной в подобном тоне. — супится Мишка. Я сжимаю кулаки, сцепляю зубы. Улыбаюсь виновато. Актриса погорелого театра, блин.

Танька встречает нас у порога. Деловая колбаса, костюм на себя нацепила брючный, очки, хотя зрение у нее, как у орла. Точнее у орлицы. Сроду не видела ее в таком виде, поэтому едва сдерживаю смех. Еще одна Одри Хепберн местного разлива. Мне хочется плакать и смеяться одновременно. А перед глазами болтается гребаная сумочка, сделанная вручную.ю. И если у меня еще были маленькие сомнения, что я все делаю не честно, но правильно, теперь они отпали.

— Михал Романович, все молодеешь? — Улыбается Танька от уха до уха. Мишка мою подругу не любит, но в ответ улыбается, даже приобнимает ее. Раньше мне казалось это милым и приятным, что ради меня он наступает на горло своим чувствам. Сейчас это выглядит лицемерно и гадко. — Смотри, Ольгуська, как бы не увели у тебя такого-то орла, — слово "орел" Танюха выговаривает, но по артикуляции читается совсем другое животное.

— Ну что ты, Таня, такое говоришь? — я вспыхиваю. Дать бы ей по прилизанной башке. Не дай бог Мишка догадается, или хотя бы малейшие подозрения у него появятся. Мне нужна доверенность. — Мой муж самый верный и любящий. У нас скоро фарфоровый юбилей.

— Я помню. Я приглашена, кстати? А то что-то молчите.

— Ты в первых гостевых рядах, — хмыкнул Михаил самодовольно, расслаблено. — Теперь, если китайские церемонии закончены, давайте сделаем то, зачем мы тут собрались. Времени у меня мало. Меня ждут...

— Великие дела? — ухмыляется Танька. — Дундук ты Жаров. Хоть бы в ответ комплимент отсыпал мне. Между прочим, я ради вас в свой выходной на работу вышла. С утра бумаги составляла, подготовила все, чтобы самый занятой на свете дяденька только автограф подмахнул. Нет в жизни справедливости...

— Я куплю тебе конфет, — хмыкает Мишаня. — Сладких и вкусных, о, сладкая женщина. Рахат-лукум моего сердца.

Я молчу. Стою в напряжении. Китайские церемонии затянулись.

— Эх, Михал Романыч, лучше, как говорится деньгами. Ладно, цыгель, за мной идите.

И мы идем. Бесконечно идем, кажется. Хотя кабинет Таньки самый первый по коридору. Мишаня вышагивает как король, а я смотрю на него и думаю. Это ведь я создала “Франкенштейна”. Все вот это я долгие годы холила и лелеяла. И он был другим совершенно. Простым и понятным. Рубахой парнем был. Но очень умным, как мне казалось. Он знал столько всего, что порой, на его фоне я казалась себе идиоткой. А вот одеваться он никогда не умел. И ухаживать за собой его научила я. Мы дополняли друг друга, мы были единым целым. Любили ли? Когда-то, очень давно, наверняка. А сейчас я думаю, что это давно осталось где-то между лечением Виталика и его изменой. Хотя я думала до последнего, что обожаю мужа.