Я тебя не любил...

Глава 1 – Надежда умирает последней

Аня

— Ну, возьми же трубку, — жалобно захныкала я, — пожалуйста, возьми, любимый!

А в ответ ничего. Только монотонный роботизированный женский голос бездушно талдычил мне одно да потому:

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, позвоните позднее...»

И я звонила.

Снова и снова набирала номер мужа.

Зачем?

Глупо, знаю! Но я все еще малодушно надеялась на то, что мой Игнат не сел на тот чертов рейс. Не знаю, что-то случилось, и он никуда не полетел. Живот, может, прихватило. Планы изменились. Просто передумал.

Так ведь бывает!

И его не было в том самолете, что разбился в небе несколько часов тому назад.

— Ответь мне, любимый! — еще раз, казалось бы, в тысячный умоляла я пощадить меня безжалостную тишину, а затем отшвырнула от себя телефон и разрыдалась в голос.

Мне стало так страшно!

И пусто!

И до бесконечности невыносимо находиться в этом мире, где больше не было моего любимого мужчины.

Если бы я только знала, что сегодня видела Игната в аэропорту в последний раз, то ни за что бы его не отпустила. Костьми бы легла, но оставила его рядом с собой. На цепь посадила. Отчебучила бы какую-то дичь, но спасла бы его!

Но, к несчастью, люди не способны видеть будущее.

Так и я ничего не почувствовала, когда он в последний раз махнул мне на прощание и криво улыбнулся. Этот сильный мужчина. Красивый, как смертный грех. Умный. Хваткий. Пробивной.

Лучший!

Я ведь сама себе завидовала, что заполучила такое сокровище.

А теперь, как мне жить, когда его больше не будет рядом? Он теперь никогда не прошепчет мне утром хриплым шепотом:

— Привет, малышка!

Не обнимет. Не поцелует. Не скажет: «люблю...»

Забившись в истерике, растерзанная горем и разорванная на клочки от мучительной агонии невосполнимой потери, я не знала, куда себя деть. Я ревела, срывая голос. Я сходила с ума. Я скулила побитой собакой.

А затем, почти дойдя до края, не выдержала.

И решила хоть с кем-нибудь разделить свою боль. На ватных ногах доползла до телефона, суматошно отыскала номер и набрала его.

Аэропорт!

Горячая линия!

Но сколько бы я ни стучала в закрытые двери, мне так никто и не открыл. Видимо, не я одна в эту ночь глотала горькие слезы и не находила себе места от ужаса.

Теперь мне осталось только одно. И я сорвалась, пытаясь хоть где-то найти утешение и помощь.

— Папа, папочка! — закричала я, когда трубку на том конце провода подняли.

— Что случилось, Анюта? — сонным и хриплым голосом пробасил отец.

А как сказать? Как выговорить весь тот кошмар, что свалился на нашу семью.

— Игнат, он...

— Что с ним? — всполошился старик. — Он же на Камчатку улетел.

Нет, выговорить правду прямо я была не в силах.

— В новостях сказали, что его борт потерпел крушение! О господи, пап! Что делать? Что нам теперь делать? — и прижала руку к низу живота, где уже билось маленькое сердечко.

Частичка того, ради кого я была готова на все!

Дальше говорить уже не смогла. Горький плачь лишил меня этой возможности. Я лишь повалилась на диван в позу эмбриона и заторможенно слушала, как отец что-то все время говорил мне. Я не понимала ни слова из сказанного им.

Но мне было и не нужно!

Главное — не одна.

Иначе окончательно свихнусь.

— Ты дома?

— Да...

— Я еду к тебе, девочка.

— Скорее...

Когда же спустя час в квартире появился отец и еще какие-то незнакомые мне мужчины, я уже была в состоянии полнейшего шока. Аффект накрыл меня с головой. У меня что-то спрашивали, я что-то отвечала. Но что именно?

Не знаю.

— Я не хочу! — раненым зверем рычала я, когда мне пытались скормить какие-то успокоительные.

— Надо, дочка. Легче станет.

— Легче? — рассмеялась я, словно городская сумасшедшая, а затем снова разрыдалась.

— Анюта, это всего лишь доктор. Дай ему убедиться, что с тобой все в порядке, — успокаивающе попросил меня отец, но добился прямо противоположного варианта.

Я громко и судорожно всхлипнула, а затем начала жалобно плакать. Потому что не получалось уже иначе.

— В порядке? — хрипло пробормотала я. — А как ты думаешь, папа, я в порядке? Неужели меня надо потрогать, пощупать и посветить в глаза фонариком, чтобы понять — я раздавлена!

— Аня, ну полно тебе...

— Игнат ведь еще несколько часов назад мне улыбался. Говорил, как сильно меня любит. Прижимал к себе и обещал, что никогда меня не бросит. Никогда, слышишь? А теперь я узнаю, что он полетел на чертову Камчатку, чтобы заработать очередные уже никому не нужные миллионы. И все — его нет!

Глава 1.1

Аня

— Пап, — жалобно проскулила я, протягивая к родителю руки в просительном жесте, — умоляю, скажи, что его там нет!

— Анюта..., — замялся старик, а я вцепилась руками в волосы и с силой их задергала, уже не осознавая, куда катится этот мир и как мне в нем удержаться.

— Нет! — завыла я, понимая, что призрачная надежда на чудо рассыпалась пеплом, даже не успев оформиться.

Я бросилась к отцу и вырвала из его рук листы, исписанные многочисленными именами и фамилиями. И принялась суматошно перепроверять то, что и так уже точно знала.

Но отказывалась с этим примириться! Категорически!!!

— Его тут нет..., — бормотала я сбивчиво.

— Доченька, перестань, — попытался обнять меня отец, но я только оттолкнула от себя его руки.

— Нет! Это просто однофамилец, да? — с дрожащим подбородком выдохнула я, чувствуя, как соленые капли водопадом льются из глаз. — Просто вот такое совпадение, пап. Так же бывает, правда? Ну что же, я не имею права один раз в жизни получить такой подарок судьбы?

— Девочка моя, ну не рви ты себе душу!

— Я ведь всех потеряла, — задыхалась я от своего душераздирающего горя. — Никого не осталось! Мама ушла. Бабушка тоже меня оставила. Теперь и Игната забрали. За что? Чем я перед миром этим провинилась так сильно, что он забирает всех, кого я люблю? Каждого...

— У тебя есть я, Анюта, — переборов все-таки мое сопротивление, укутал меня в свои объятия отец, и я окончательно разбилась на миллионы визжащих от ужаса осколков.

— Ты тоже скоро уйдешь, — вцепившись изо всех сил в пиджак старика, в голос рыдала я, — уйдешь, я знаю...

— Ни одна гребаная болезнь не помешает мне быть с тобой столько, сколько тебе это нужно, дочка.

— Обещаешь? — всхлипнула я, поднимая глаза на человека, что однажды хладнокровно отказался от меня, а теперь стал тем самым маяком, что не позволял мне напороться на острые скалы безжалостной действительности и окончательно разбиться.

Он бросил мою мать, когда ей было всего шестнадцать.

Заплатил ей, чтобы она избавилась от меня.

И ушел, навсегда оставляя ее с разбитым сердцем и попранной гордостью.

Я думала, что никогда его за это не прощу!

А теперь вот как все повернулось...

Сейчас, несмотря на весь этот кошмар нашего общего прошлого, именно этот старик, изможденный и глубоко больной, стал мне опорой и поддержкой. И я отказывалась думать, что было бы со мной, если бы не он.

Я бы точно бесповоротно спятила.

А он был здесь. Спустя вечность усадил меня на диван, завернул в пушистый плед, а затем выгнал всех посторонних из квартиры. Подошел снова и погладил по голове. Именно так, как я всегда мечтала, чтобы однажды сделал мой папа.

Нежно. Бережно. Покровительственно.

— Заварить тебе ромашкового чая?

— Угу, — закивала я, даже не понимая, что он предлагает.

— Тогда посиди тут, я сейчас.

— Нет! — вскрикнула я. — Пожалуйста, не уходи! Не бросай меня!

— Не брошу, — улыбнулся мне отец, а я только сейчас заметила, что в его глазах замерли слезы скорби.

Он не железный и тоже сломался. Как и я...

И пока на кухне кипел чайник и гремели чашки, я снова притянула к себе те самые списки погибших. И снова вгляделась в бесконечные строчки из почти четырехсот имен. И на второй странице все же напоролась на знакомое имя.

Лисс Игнат Георгиевич.

Посадочное место — сорок один В.

— Странно, — прошептала я и нахмурилась, ноготком скобля напечатанные буквы имени любимого мужчины, — он ведь всегда летал бизнес-классом.

— Что? — переспросил отец, чуть пришаркивая, тяжелой болезненной поступью входя в гостиную и присаживаясь рядом со мной.

— Смотри, — ткнула я в строчки, — Игнат сильно заранее планировал эту поездку. Первый раз упомянул о ней еще два месяца тому назад. А полетел почему-то экономом. Да не простым, а на последних рядах возле туалета, там, где, наверное, даже спинка не откидывается. Он ведь никогда так не делал, пап.

— Может, мест не было в бизнесе? — пожал плечами мужчина, а я тяжело и судорожно вздохнула.

— Тогда бы он просто выбрал другой рейс, — кусая до крови губы, выдала я прописную истину про своего мужа.

В отношении к своему комфорту Игнат был педантичен до абсолюта. Никогда им не поступался. Тем более в разрезе восьмичасового перелета на другой конец страны. Ладно бы маршрутка до Питера. А тут Камчатка...

— Анюта, — сжал мои ледяные пальцы отец, — я заклинаю тебя, не ищи подводных камней там, где их нет. Потому что ты только оттягиваешь неизбежное, а неминуемое разочарование ударит по тебе так сильно, что ты сможешь уже не подняться с колен!

— Но...

— Это гребаная жизнь, детка. Жестокая и беспощадная. И она никого из нас не жалеет. Она серийная убийца, понимаешь? И нет никакого доброго дядьки, сидящего на облаке и прислушивающегося к нашим молитвам. Иначе бы этот мир был другим, милая: добрым, чистым, светлым. Вот и вся правда. И чем быстрее ты ее поймешь, тем проще тебе будет жить.

Глава 2 – Фиалка

Аня

— Это всего лишь ты..., — стирая набежавшие на глаза слезы, прошептала я и развернулась, а затем побрела прочь, шаркая ногами по полу, как древняя старуха.

— У меня есть новости, Анюта.

— Игнат жив? — на секунду притормозила я и оглянулась на отца.

— Нет, но...

— Тогда мне неинтересны эти новости. Можешь оставить их при себе.

— Еще я принес завтрак.

— Я не хочу есть, — передернула я плечами, а затем снова почувствовала привкус тухлого чеснока во рту и почти невыносимую тошноту.

И все-таки изменила маршрут своего следования, повернув в сторону кухни и набирая себе большой стакан ледяной воды. Выпила его залпом, но легче мне не стало. Кишки скрутило от внезапной рвотной судороги.

Но я лишь зажала рот ладошкой и прикрыла глаза, погружаясь в томительное ожидание того, когда все пройдет и меня попустит.

— Анюта, ты не ела со вчерашнего дня. Так нельзя...

— А через силу в себя еду заталкивать можно? — выгнув одну бровь, спросила я и почти тут же сложилась пополам от тяжести потери.

И воспоминания минувшего вечера калейдоскопом замелькали перед мысленным взором, вот только вместо ярких, разноцветных камушков, в моем были лишь горящие угли скорби и пепел отчаяния.

— Тут бульон, доченька, — подсунул мне красивый пластиковый стакан из модного ресторана отец, — хотя бы его похлебай. Не нужно себя убивать.

Себя...

Пальцы стиснули ткань на животе. Потянули ее с силой так, что послышался треск, а я вскинула на своего старика глаза, полные печали, и все же кивнула.

Да, как бы мне ни хотелось сдохнуть, я должна была себя беречь и кормить. Если бы не маленькая частичка Игната внутри меня, то эта жизнь окончательно потеряла бы для меня смысл. Но теперь все изменилось. И я была обязана пройти через все эти круги ада до самого конца.

Не сломаться.

Не сойти с ума.

И продолжать просыпаться утром, чтобы возродить для себя того, кто будет до последнего моего вздоха напоминать мне любимого мужчину.

Может, мне повезет, и наш ребенок унаследует такие же черные, как ночь, глаза отца. Или его ямочку на правой щеке? А если будет мальчик, то, возможно, однажды я разгляжу точно такую же уверенную походку. И, прикрыв глаза, услышу знакомый до боли голос моего хитрого лиса.

Боже, я бы все отдала, только чтобы это случилось!

— Хорошо, я поем, — проскрипела я, беря в руки ложку и, буквально насилуя собственное тело, заставила его есть чертов суп, вкуса которого я совсем не ощущала.

А между тем, пока я была занята этим сложным делом, отец расположился напротив меня и заговорил. Но лучше бы он этого не делал, потому что каждое его слово было все равно что порция серной кислоты мне по венам.

Хотелось завизжать что есть мочи!

Но пришлось слушать и ментально снова и снова умирать...

— Ты должна это знать, Аня. Службы обнаружили обломки самолета и уже приступили к поискам тел погибших. К сожалению, многие жертвы сильно обгорели и их будет невозможно опознать. Также мне сказали, что есть огромная вероятность того, что из-за разрушения самолета в воздухе, некоторые погибшие так и останутся не найденными.

— Зачем..., — всхлипнула я, закрывая лицо ладошками, — зачем ты мне все это рассказал?

— Аня, я не понимаю. Это же твой муж! — неожиданно громко заорал Миллер и так сильно стукнул кулаком по столешнице кухонного острова, что все содержимое на ней подпрыгнуло. И я в том числе.

— Пап...

— Какого хрена? — пошел пятнами старик. — Ты думаешь, одна тут скорбишь и страдаешь? Да мне Игнат как сын был, о котором я всю жизнь мечтал. А тут такое...

Он закашлялся, а я откинулась на спинку стула и просто продолжила беззвучно плакать.

— Устроила тут «не хочу, не буду». Ну ты еще, как страус, голову в песок спрячь и представь себе, что ничего не случилось.

— Не ори на меня, пожалуйста, — прошептала я.

— А ты повзрослей уже наконец-то и не будь дурой, Аня! Погиб Игнат! Погиб! Так найди в себе силы почтить его честь, а не вот так — когда ты только со своим горем носишься! Ты же Миллер, ёб жешь твою мать! Поплакала — встала и пошла!

— А куда идти, пап? — вытерла я со щек жгучие слезы.

— С завтрашнего дня на Шафировском кладбище-колумбарии начнется процедура опознания тел. Ты должна быть там. Ты Игната лучше, чем кто-либо знаешь. Видела его голым, каждую его родинку за годы вашего брака выучила. Нужно, чтобы ты его нашла.

Видела голым...

Знала бы, что такое предстоит мне в жизни, то смотрела бы во все глаза, а не в темноте пряталась и под одеялом. А теперь-то что? Ничего!

Я даже здесь помочь не могу.

Правильно отец сказал — я маленькая беспомощная девочка!

— Я не смогу, — затрясла я отрицательно головой.

Глава 2.1

Аня

— О чем? — едва ли ворочая языком, прохрипела я.

— Об Игнате.

— Простите, Сергей, но я сейчас не самый удобный собеседник, — категорично отрезала я, но даже не смутилась.

Зато честно.

— Но, Аня...

— Всего вам хорошего!

И отключилась, сразу намереваясь перевести телефон в авиарежим, а затем и вовсе эго вырубить, но не успела. Неугомонный Сергей снова принялся наяривать мне.

Звонок — скинула.

И снова! И снова...

— Вот же зараза! — прохрипела я, но все же сняла трубку, намереваясь коротко, но основательно вразумить мужчину на тот счет, что мне сейчас немного не до болтовни с малознакомыми людьми.

Мне тошно!

Я вывернута наизнанку!

И мне не то, что говорить больно. Мне дышать невозможно, черт возьми!

— Аня, пожалуйста, не кладите трубку, — произнес Панарин, а я вымученно вздохнула и прикрыла глаза, проваливаясь под толщу льда в бурную, холодную реку тотальной безнадеги.

И потонула...

— Что вы от меня хотите, Сергей?

— Я ищу Игната.

— М-м..., — дернулась я, как от выстрела.

— Он рядом с вами? Можете передать ему трубку?

— Игната здесь нет..., — прошептала я затравленно.

— А где он, не подскажете? — требовательно надавил мужчина, отчего из моего горла вырвался полный муки стон.

И всего лишь одно слово:

— Нет...

— Что происходит, Ань? В его офис никого не пускают. Миллер расставил повсюду мордоворотов в три ряда со шмоном и допросами. Старшие Лиссы тоже ушла в глухую оборону. Фильтр в приемной Игната болтает всякую чушь, которую мне слушать противно.

— Так не слушайте, — отмахнулась я.

Нашел свободные уши тоже мне. Сложности жизненные у него. Ну, надо же...

— И телефон Лисса не отвечает. Ни на один номер не могу дозвониться: ни на основной, ни на рабочий, ни на запасной.

Сердце кто-то невидимый и жестокий уколол отравленной и раскаленной добела иглой, проткнув его насквозь. Больно...

— Запасной? — вздрогнула я и до крови закусила губу. — Не знала, что у него такой был.

— Для экстренных случаев, — чуть замявшись, ответил мужчина.

— Ясно..., — закивала я часто-часто, ощущая, как мотор за ребрами постепенно затихает и вскоре вовсе останавливается, не желая больше делать свою работу.

Голова тут же закружилась, а я пошатнулась, цепляясь в последний момент пальцами за стену. Привалилась к ней всем телом, а затем сползла на пол, так как ноги меня совсем не держали.

— Аня, что случилось? Это правда, что говорят про авиакатастрофу? Или это какой-то глупый розыгрыш?

— Последнему я была бы очень рада, но, увы..., — всхлипнула я, не в силах произнести тех самых страшных слов. У меня просто язык не поворачивался сделать это!

— Аня...

— Простите, но я ничем не могу вам помочь, — из последних сил крепилась я, чтобы не расплакаться.

— Господи... так это правда? Но, как же так?

— До свидания, Сергей.

— Подождите, Аня!

— Что-то еще? — все-таки заскулила я, чувствуя себя совершенно опустошенной от этого разговора.

— Я могу вам чем-то помочь? Чем угодно!

— Не можете...

Разбитое сердце не клеится простой жалостью и банальным участием.

И я отбила вызов, а затем и вовсе отшвырнула от себя ненужный гаджет. После чего потопала в прихожую, где отключила дверной звонок и изнутри заперла дверь так, чтобы ее невозможно было открыть снаружи.

А потом поползла обратно в спальню, где плотно задвинула темные портьеры, добиваясь абсолютной темноты. И улеглась на кровать, заворачиваясь в рубашки мужа и накрываясь одеялом с головой.

Все, нет Игната?

Значит, и меня нет...

И вот так на целый день до самого утра — в коматозе.

Ибо лишь во сне ко мне приходило спасение, потому что снился мне исключительно любимый мужчина. Наше совместное, идеальное прошлое. Вот мы в отпуске на райских островах. А вот Лисс учит водить меня машину. А вот мы на вертолете летим над Питером. А потом долго и нежно занимаемся любовью...

Невыносимо!

Чуть рассвело — пробудилась, а по факту будто бы из комы вынырнула. Сил нет, но есть пришлось себя заставить. И за последующие пару дней я заметила, что это было нужно делать сразу же по пробуждении, иначе голодная тошнота быстро перетекала в нечто большее, и я неизбежно корчилась над унитазом.

И не только утром.

Когда стрелки часов переваливали далеко за полдень или устремлялись к полуночи, это случалось снова, стоило мне позабыть накормить организм. А мне так не хотелось!

Глава 3 – Кукла Аня, не плачь...

Аня

Словно изломанная кукла, я переставляла ноги, шагая вперед и чувствуя, как аккуратно придерживала меня под локоток ладонь Панарина.

Горячая. Чужая.

Но мне было уже все равно. Еще неделю назад я ужаснулась бы оттого, что ко мне прикасается мужчина, не являющийся моим мужем. А сейчас? Сейчас я была настолько выпотрошена горем, что просто этого не заметила.

Как и того, насколько трепетно Сергей суетился вокруг меня. Заботливо, чтобы я не ударилась головой, усаживал в свой автомобиль. Пристегнул мне ремень. Указал на закрытую бутылку минералки рядом со мной и пристально заглянул в глаза.

— Вас в машине не укачивает, Аня?

Ответить не смогла. Только отрицательно дернула головой и отвернулась, в ожидании того, когда мужчина наконец-то усядется за руль.

— Ну, куда поедем? — внимательно посмотрел на меня Панарин, а я пожала плечами.

— Куда угодно.

— Тогда к вам, да? Только заскочим в магазин, купим мяса. Я умею готовить обалденный стейк — пальчики оближешь! — все интонации, которые были в этом предложении, я попросту пропустила мимо ушей.

Только скривилась и прижала ладонь к ноющему в груди сердцу.

— Куда угодно, лишь бы не домой.

За прошедшую неделю мне опротивели стены нашей общей с Лиссом квартиры. Они давили на меня и грозились окончательно прихлопнуть. И я бы рада.

Но теперь я не одна.

— Тогда, может, ко мне?

— Не домой...

— Понял, — поджал губы Панарин, а я потерла виски, по которым стучал невидимый дятел. — Тогда ресторан?

— Можно...

Всего на мгновение задумалась над тем, что же я творю, куда еду и зачем, а затем отмахнулась от мыслей этих бесполезных? Смысл над ними чахнуть, когда всем нам меня плевать? Игната нет. Отец усвистел, решать свои проблемы. Подруг и друзей я за годы брака так и не нажила.

В муже полностью растворилась.

Общалась с кем-то в институте, конечно, но не до такой степени, чтобы приехать и поплакаться в жилетку о том, что весь мой мир в одночасье рухнул. Игнат — он же, как мое персональное солнышко, а я вокруг него крутилась, вертелась, грелась.

А теперь как быть?

Вот и плыла я по течению, не чувствуя более вкуса жизни.

И был какой-то ресторан. Красивый, наверное, и пафосный. И меню было с заоблачными ценами на различные деликатесы. И винная карта, из которой Панарин заказал что-то неприлично дорогое.

Все было.

Ани только не было. На ее месте сидела тень.

— Вы, Сергей, надеюсь, не будете против, если я буду плакать? — достала я из сумочки платок.

— Отнюдь, — пожал плечами Панарин, — слезы — это то, что вам сейчас нужно, Аня. В них содержатся гормоны, которые обладают обезболивающим эффектом.

— Мои слезы бракованные, видимо, — шумно сглотнула я и оглянулась по сторонам.

Мы сидели в самом углу заведения, отгороженные от общего зала огромными кадками с раскидистыми фикусами и прозрачными трубками до самого потолка, по которым медленно скользили разноцветные гелевые пузыри. Играла живая музыка.

Подошедший сомелье принялся распекаться о вкусовой палитре выбранного нами вина. Разлил на пробу. Обрадовался, словно ребенок, что Панарин одобрил бутылку, и, наполнив бокалы, удалился.

Я сделала вид, что чуть пригубляю напиток, но тут же отставила его в сторону.

А между тем мужчина даже глазом не моргнул на мои действия, но принялся словно бы между прочим болтать. А я, до того планомерно распадающаяся на куски от внутреннего гниения, затаила дыхание и начала слушать.

— Мы с Игнатом с первого класса знакомы. Частная школа-интернат для богатых, но нелюбимых детей, Аня. Таких, которых заводят, потому что надо, а не потому, что на самом деле их хотят. На этой почве мы с твоим мужем и спелись. Так до выпускного за одной партой и просидели. Дважды, правда, нас чуть не отчислили.

— За что?

— За непристойное поведение.

— А именно?

— Ну, Аня, это не для женских ушей, право слово...

— Ох, да говорите уже! — безрассудно поторопила я мужчину, за что тут же поплатилась.

— Секс на территории школы. Оба раза.

— Ох, боже..., — резко кинуло меня в краску, и я принялась обмахиваться ладонями, чувствуя, что от шока буквально задыхаюсь.

— Мальчишки — что с нас взять? Глупые, накачанные гормонами под завязку, — грустно улыбнулся Панарин.

— Да уж..., — громко прочистила я горло и хлебнула воды из бокала.

— Но это школьные годы такие выдались у нас: под эгидой вечного протеста. Мы привлекали к себе внимание взрослых, которым до нас не было никакого дела. Холодные и отстраненные мамы. И вечно занятые добычей денег папы. Но мы выросли. И в институте началась совсем другая жизнь...

Глава 4 – Палата №6

Аня

— Я сейчас немного не понял тебя, Анюта. О чем ты вообще толкуешь? Какой еще, к черту, Питер? — нахмурился отец, когда уже на следующий день после символических похорон явился на мой порог, чтобы проверить, не сдохла ли я от скорби.

По факту, конечно же, нет.

Но морально уже давно болталась где-то за гранью добра и зла полуразложившимся трупом. И всю ночь металась по квартире, понимая, что нет мне здесь больше места и покоя. Стены давят. Насилуют воспоминаниями. И спать мне в нашей с Игнатом постели — все равно что в адском чане вариться.

Невыносимо!

— Что не так с Питером? — пожав плечами, спросила я.

— Да все не так, Аня! Он типа как не в Москве!

— Не в Сибири же, — фыркнула я, — все равно что за МКАДом.

— Ох, да неужели?

— На твою Рублевку дольше ехать, пап, — отмахнулась я. — А тут сел на аэроэкспресс, потом на самолет и вот ты уже в Северной столице — всего пара часов и никаких пробок.

— Чушь не пори! Я тебя никуда не отпущу!

— А я у тебя и спрашивать не буду, — на тяжком выдохе прошептала я. — Уеду и все.

— Давай мы просто купим тебе другую квартиру, дочь.

Можно подумать, это что-то решит...

Город ведь напитан воспоминаниями о нашем совместном прошлом с Игнатом. Мы же здесь не пару месяцев прожили, а годы. Где только вместе не были. Каждая улочка в себе несет отпечаток прошлого. Счастливого. Беззаботного. Яркого.

А теперь как мне через это все брести? Все равно, что ежик в тумане.

— Нет, пап, не выйдет, — отрицательно покачала я головой, — мне нужна смена обстановки. Перезагрузка. Иначе я в своем трауре утону окончательно.

— А как же твои идеи насчет ветеринарной клиники?

— Они со мной, как и прежде. Окунусь там, в городе на Неве, во все эти заботы. Вот так и выкарабкаюсь из мрака и боли. Ты только мне не мешай, пап. А лучше помоги. Иначе я просто не справлюсь...

— Дочка...

— Пожалуйста, — всхлипнула я и тут же очутилась в объятиях родителя.

Почему-то стало тепло, несмотря на то, что от старика пахло сигарами, морозной свежестью и неуловимо лекарствами.

— Мне осталось совсем чуть-чуть, Аня...

— Ты то же самое говорил и три с половиной года назад, — хмыкнула я.

— Я так хотел увидеть внука..., — вдруг покрылся красными пятнами отец, а я отвела взгляд, понимая, что ему тяжело даются подобные откровения.

Но снова смолчала. Я суеверно боялась, что если произнесу вслух о том, что жду ребенка, то маньячка-судьба и его у меня отберет. Она ведь за что-то на меня взъелась, что украла каждого, кого я любила.

Мать.

Бабушку.

Мужа.

Прицелилась и на отца.

Выкуси, сука, моего ребенка ты не получишь!

— Пап, не дави на меня. Мне ведь и так нелегко, ты сам знаешь, — отвертелась я.

— Знаю..., — тяжело вздохнул родитель, а затем достал платок из нагрудного кармана и вытер набежавшую на глаза влагу.

Я опешила от понимания, что ничего этому сухому и неэмоциональному старику не чуждо. А он, в свою очередь, выдал обещание:

— Все будет, Аня. Квартира, помещение для твоей клиники, грамотный персонал. Ты только...

— Что? — пристально всмотрелась я в изможденное посеревшее лицо родителя.

— Ты только не забывай, что я есть у тебя. Ладно?

— Договорились...

В последующие три дня я собирала вещи. Отец сказал, что выставит нашу с Игнатом квартиру на продажу сразу же, как только я съеду.

В общем, поддерживал, как мог и как умел.

А потом настал день номер десять. Тот самый, в который мой любимый муж должен был вернуться из своей затяжной командировки. И снова я, как с отвесной скалы и на острые камни, рухнула.

С самого утра себе не находила места. Перманентно ревела белугой, свернувшись в позу эмбриона в душевой, под обжигающими каплями воды. А затем кое-как соскоблила себя с кафеля и заставила в последний раз почтить память Игната.

Открыла телефон и нашу с ним переписку, где он кидал мне обратные билеты.

Он должен был вернуться ко мне сегодня. Самолет бы прилетел в «Шарик» ровно в семь вечера. И уже бы, примерно, через час в замочной скважине нашей квартиры зазвенели ключи.

Открылась бы дверь.

И обожаемый, чуть хрипловатый баритон пролился бы бальзамом на мои истерзанные нервы.

— Любимая, я дома!

Я бы кинулась к нему и повисла разомлевшей кошкой на сильных плечах, пахнувших раем. Я бы зацеловала заросшие щетиной щеки. Я бы сказала, как рада, что он вернулся ко мне.

Я бы все отдала, чтобы это случилось!

Но эта реальность не привыкла торговаться. Она просто забирала жизни и хохотала над нашими слезами и печалями. А мне осталось только покорно брести по колотому стеклу, что услужливо постелила мне насмешница-судьба.