Я тебя проучу

Глава 1

Пекло. Адски раскаленное и пожирающее. Именно в его страстных, немилосердных объятиях я сгораю дотла, шепча с мучительным стоном:

— Глубже… Еще… Быстрее… Да-а-а…

Стол, на краю которого удачно пристроены мои упругие ягодицы, глухо стучит о стену. Ножки скрипят по паркету. И хотя это запросто выдаст нас, мы не останавливаемся. Стоп-кран сорван. Тормозов нет. Наоборот, набираем темп, беснуясь диким зверьем — текущая самка и одолевший всех соперников самец.

— Ри-и-ита, — тянет Ярослав, зубами скребя по моей шее и прикусывая мочку уха.

Его голос, его интонация, умение сексуально похрипывать — они всегда меня пьянили, разгоняли по моей коже мурашки. Ему бы в модные журналы и в глянцевую рекламу, а не в нашу фирму. Однако должность старшего менеджера тоже неплоха. Должность, которую он займет с минуты на минуту, как только меня официально переведут в директора.

Свой кабинет, заместитель, секретарь, право подписи. Совсем другой уровень. Больше не придется зажиматься в подсобках. Буду вызывать подчиненного в кабинет и там заставлять отчитываться за все свои косяки. Жадно, долго, жарко. Так, чтобы даже компьютеру становилось стыдно.

— Хр-р-р… — порыкивает Ярослав, вдалбливаясь в меня до предела. Настолько глубоко, что я чувствительной кожей вокруг промежности ощущаю пульсацию его мошонки.

— Боже-е-е, — тяну я со сладкой мукой в голосе и закатываю глаза, прилипая к горячей мужской груди. — Ты псих, Яр.

Усмехнувшись, он находит мои губы своими и присасывается к ним, окончательно лишая меня сил. Его язык вытворяет такое, что хочется задрать ноги повыше и толкнуть его вниз. Но это на десерт. После работы. На заднем сиденье машины.

Отдышавшись, мы отлипаем друг от друга и принимаемся одеваться. Застегивая ширинку и ремень, Ярослав не спускает с меня влюбленных ярко-голубых глаз. Он всегда так смотрит, когда собирается озвучить какую-нибудь очередную сумасшедшую идею.

Делаю вид, будто не замечаю. Люблю дразнить его, притворяясь дурочкой. Застегиваю блузку, подтягиваю чулки, поправляю юбку и, зажав шпильку губами, пальцами расчесываю растрепанные волосы.

— Рит, я тут подумал… Может, мы поженимся?

Шпилька выпадает из моего рта, а волосы проскальзывают сквозь пальцы. Гляжу на него, замерев на месте и вытаращившись. Вот это точно было неожиданно!

— Мы уже почти год знакомы, пять месяцев вместе. Твоей маме я нравлюсь, Сашуля от меня без ума…

— Да! — отвечаю я, не дослушав его.

— Да? — улыбается Яр, не веря собственному счастью.

Я киваю и бросаюсь к нему на шею с криком:

— Да! Да! Да, глупенький! Конечно, да! — Целую его, душа своими объятиями. Обвиваю ногами его талию и снова залезаю на стол.

— Погоди-погоди, Рит. — Он засовывает руку в карман брюк, достает маленький футляр и открывает, показывая мне аккуратное колечко. — Я могу еще и на колено встать, — улыбается, глядя мне в глаза.

А у меня слезы наворачиваются. Нос щиплет. И вообще умереть от радости хочется.

Просто мотаю головой и шепчу:

— Не надо на колено. Надевай скорей. Пока не передумала.

Довольный моим ответом, Ярослав украшает мой палец колечком и целует руку.

— Ты не пожалеешь, Рит, — уверяет он. — Я буду хорошим мужем и отцом.

— Я тебе верю, — отвечаю, не сомневаясь в нем ни на секунду.

Оповещение на мобильнике прерывает наше уединение, и я борюсь с желанием разбить его. Мы с Ярославом едва ли не живем на работе, но даже тут приходится выкраивать друг для друга минуту.

— Нам пора, — тяжко вздыхает он. — Сейчас будут представлять нового генерального. — Взяв пиджак, надевает его и поднимает мою шпильку. — Тебе уже говорили, кто он?

— Нет, — пожимаю плечами. — Наверное, Афанасьевич еще сомневается, выходить ему на пенсию или еще поработать.

— Его не оставят. Решено же уже. Так что сегодня ты займешь его место.

— А ты мое, — напоминаю я. — Учти, я начальница строгая. Буду спрашивать по полной программе. Жестко и бескомпромиссно.

— М-м-мр-р-р… Я только за.

Кончиком носа потершись о мой нос, Ярослав убирает выбившуюся прядь моих волос за ухо и шепчет:

— Я так рад, что ты согласилась.

— Боялся, передумаю?

— Ты для меня загадка, Рита.

Увы, я пока не готова полностью раскрыться перед ним. Был плачевный опыт с мужчинами.

Он открывает дверь комнаты отдыха и пропускает меня вперед. Уже в коридоре мы сталкиваемся с бухгалтершей, окинувшей нас возмущенным взглядом. Видимо, это она стучала в дверь пятнадцать минут назад, когда мы только вошли в азарт. Порой мне неудобно за наше скандальное поведение, но однажды в моей жизни случилось нечто куда постыднее. С тех пор плевала я, что обо мне думают другие. Мы живем один раз. И я не собираюсь молоть в черепном блендере мысли о постороннем мнении обо мне. Я тоже не особо уважаю нашу бухгалтершу и знаю, как она отмывает деньги. Так что за собой пусть смотрит.

Выйдя в зал с кабинками, где работа гудит компьютерами, телефонами, шелестом бумаг и тихими голосами, я набираю себе стаканчик воды в кулере и, медленно попивая, ловлю взглядом вытянувшую шею подругу. Приподняв руку, показываю ей кольцо, и у нее загораются глаза. Выставив вверх большой палец, показывает, что довольна моим выбором.

Да уж, все сотрудницы, что строили Яру глазки, возненавидят меня еще больше, когда мы поженимся. Но в принципе, чего мне бояться? Скоро я стану их начальницей. Быстро разберусь со всеми. Каждую на место поставлю.

Из кабинета переговоров выходит Афанасьевич. Хлопнув в ладоши, привлекает всеобщее внимание и объявляет:

— Итак, все в сборе! Пора начинать!

Отложив дела, сотрудники вылезают из кабинок и выстраиваются в полукруг. Мы с Ярославом тоже присоединяемся к их составу. Вряд ли Афанасьевич станет объявлять о нашем повышении. Он бесится, что ему не позволили работать, и ненавидит меня за то, что я займу его место. Но он обязан представить своих уже бывших подчиненных новому генеральному, а его — нам.

Глава 2

Неясный шум и только. Вот чем после разговора с Богатыревым кажутся мне звуки гудящего офиса. Я чувствую на себе озадаченные взгляды подчиненных. Видимо, вид у меня, будто огребла от начальства в первый же день на новой должности.

Кое-как собрав себя в наспех слепленную из осколков фигуру, прохожу вдоль кабинок и сразу в кабинет, на двери которого все еще висит табличка с именем Афанасьевича. Сам старик собирает вещи в коробку, но удосуживается наградить меня раздражительным взглядом.

— Я еще не закончил, Маргарита Андреевна.

— Не торопитесь, — отвечаю ему бесцветно и выхожу.

Надо где-то спрятаться, уединиться, пока у меня не случилось истерики.

— Какого хрена он тут забыл? — Мадлен вылавливает меня по пути в туалет. Берет под локоть и спешно ведет по коридору.

— Уверяет, что купил фирму за бесценок, — произношу словно во сне. — На него это похоже.

— Он знает про Сашку?

— Знает, — вздыхаю, входя в туалет. — У него на столе личные дела всех руководителей. И мое, и Ярослава. И похоже, он с раннего утра в офисе торчит. Видел, как мы с Яром отлучались.

— И что?

— Это Богатырев, Мадлен! — выкрикиваю с надрывом и ладонями упираюсь в раковину. Опустив лицо, прикрываю глаза и протяжно выдыхаю. — От него ни одна мелочь не уходит. Он даже заметил появление кольца. — Приковываю взгляд к маленькому украшению — символу нового начала, но уже не испытываю прежнего восторга. — Я должна обо всем рассказать Яру.

— Додумайся! — фыркает подруга. — Сразу же его потеряешь. Ярослав хоть и мужчина мечты, но даже он в здравом уме не смирится с твоим долгом перед Богатыревым.

— Господи, Мадлен! Да Саша же — его копия! Когда Яр догадается — это лишь вопрос времени.

— О чем догадаюсь? — Ярослав толкает от себя дверь, пристально смотрит на меня и, распрямив плечи, засовывает руки в карманы брюк.

— Оу! — Мадлен вытягивает губы трубочкой, осторожно пятится к выходу и тихонько говорит на прощание: — Не буду вам мешать.

Мне стыдно и больно смотреть в глаза Ярослава.

Чистое замарать легче, оттого и язык не поворачивается во всем ему признаться. Не хочу я пачкать его в этой грязи. Не могу. Совесть не позволит. Что он подумает обо мне, когда узнает о том, как бывший муж отдал меня Богатыреву за карточный долг? Про семь ночей, из которых отработано только шесть? Про то, как я была влюблена в него? Единственное, о чем я могу сказать смело — это о своей сегодняшней ненависти к нему. О презрении. Об обиде. И только. За все остальное гореть мне в аду.

— Ну, Рит, — допытывается он, когда стук каблуков Мадлен стихает. — Не тяни.

— Яр, я правда не знала, кто наш новый генеральный, — произношу охрипшим от волнения голосом. Голосом, который дребезжит на каждом звуке. От паники. От ужаса, что могу потерять этого потрясающего мужчину. И его кольцо начинает жечь, щипать. Кажется, слишком чистым для такой, как я.

— Я догадался, — признается он, все так же неотрывно глядя на меня. Но настолько контрастно по сравнению с Богатыревым. Тот взглядом в лепешку раскатывает, Яр же успокаивает, убаюкивает. Нет в нем ни корысти, ни желания уничтожить. — Ты побледнела, когда увидела его.

Да, наверное, так и было. Я же ног чувствовать перестала.

Сглотнув, полностью разворачиваюсь к Ярославу и, двумя пальцами крутя его подарок на своей руке, виновато опускаю ресницы.

— Нам нужно серьезно поговорить, Яр.

В дверь за его спиной протискивается бухгалтерша. Увидев нас, становится мрачнее тучи и шипит:

— Я на вас жаловаться начну.

— Воспользуйтесь мужским… — бросает ей Яр через плечо. Пытается вспомнить ее имя-отчество, но безрезультатно. А ведь я предупреждала его, чтобы не привыкал к прозвищу — Мегера Калькуляторовна.

— Милена Каллистратовна, — подсказывает она, насупившись. — Почему бы вам не воспользоваться мужским? Сильная половина нашего офиса вроде бы равнодушна к вашей романтической активности. Даже не заметят вас рядом.

Спорить с бухгалтершей — это обречь себя на санкции.

Сдвинувшись с места, но по-прежнему не чувствуя ног, я обхожу эту крысу и выхожу из туалета. Яр послушно следует за мной — в лифт и на подземную парковку. Скорей бы закончили ремонт в нашем родном девятиэтажном здании. Достало ютиться в общем тесном пространстве, арендованном в бизнес-центре. Два месяца толкаемся задницами.

Щелкнув кнопкой на автобрелоке, открываю свою машину и залезаю на заднее сиденье. Как только Яр усаживается рядом и закрывает дверь, я выдыхаю. Здесь нас точно не потревожат. В худшем случае — новый гендиректор устроит взбучку за отлынивание от дел в рабочее время. Ну и черт с ним! Я и так уже боюсь, что не продержусь до возвращения в наш офис. Придется готовить резюме.

— Этот Богатырев — отец Саши, — произношу, не в силах взглянуть Ярославу в глаза. Смотрю в спинку переднего кресла и не знаю, как преподнести своему жениху мерзкую правду из прошлого. — Я никогда не рассказывала тебе о нем. Наши отношения были… специфическими. Я знала его всего неделю, потом он уехал и не давал о себе знать.

Замечаю, как Ярослав медленно откидывается на спинку кресла и поднимает лицо кверху. Пауза, в которую мне следует вставить проблему невыплаченного Богатыреву долга, затягивается. У меня язык к небу прилипает от одной только мысли признаться Ярославу, что Платон имеет право на мое тело. Как я скажу ему об этом? «Сорри, Яр, но я разочек с ним пересплю»? «Ничего личного, просто бизнес»? «Войди в мое положение, это чисто секс, а люблю я тебя»? Нормальный мужик меня на все четыре стороны пошлет за подобное. И правильно сделает.

— Он вернулся из-за вас? — первым нарушает молчание Яр.

Поднимаю лицо и смотрю в его потускневшие глаза.

— Утверждает, что нет.

— Тогда смысл паниковать? Вы ему не нужны. Он здесь ради бизнеса.

— Он поклялся, что отнимет нас у тебя, — произношу, затрясшись от силы этих страшных слов. — Он опасный человек, Яр. Он сумасшедший.

Глава 3

Протупить половину оставшегося дня в интернете — это полнейший бред. Хотя я уже сомневаюсь, что нахожусь в трезвом уме. Богатырев хуже ноющего нарыва. Горячее огня. Мощнее цунами. Крепче гранита. Даже его глаза — смертельно вязкое болото. Один только взгляд способен перекрыть дыхание, утопить, затянуть в бездну.

Я листаю веб-страницы одну за другой. Натыкаюсь на десятки Богатыревых Платонов, размышляя, в каком неведении они живут, не представляя, какого тезку имеют.

Из тех крупиц информации, которые мне удается выудить из интернета, я выясняю, что без дела Богатырев не сидел. Сколотил целое состояние за эти семь лет. В одном городе у него процветает гостиничный бизнес, в другом — ресторанный. Зачем же ему при таком раскладе наша загнивающая компания, ума не приложу.

— Мамочка, смотри, я нарисовала нашу семью. — Саша перекрывает монитор ноутбука своим рисунком.

Моргнув, отодвигаюсь от стола и перевожу взгляд на ожидающую моей похвалы дочку.

— Очень красиво, зайка. — Усаживаю ее к себе на колени и, поцеловав в сладкую, теплую шейку, беру рисунок в руки. — Ух ты! Какие яркие цвета. Бабушка купила какие-то новые крутые карандаши?

Мама в это время гремит на кухне, откуда в гостиную тянется аромат готовящегося рагу. Аж под ложечкой сосать начинает. Я ведь сегодня лишь наспех позавтракала круассаном с кофе.

Снова переключаюсь на детский рисунок. Обычно Саша рисует себя в центре. Справа — меня, слева — бабушку. Дедушка у нее всегда в белом халате на облачках — это мой папа, умерший два года назад. А Ярослав, появившийся в ее картинах с месяц назад, рядом со мной.

Но на этом рисунке рядом с бабушкой я вижу незнакомца в черном костюме с галстуком чуть ли не до колен.

— А это кто, котеночек? Представительный мужчина, — улыбаюсь я, подозревая, что мама нашла себе ухажера и уже познакомила с ним внучку.

— Добрый дядя. Он подарил мне карандашики.

— Ничего себе, и правда — добрый дядя. А как его зовут, он не сказал?

— Сказал, но я забыла. Тогда он сказал, что я могу называть его папой…

Боковым зрением замечаю в дверном проеме побледневшую маму. Едва не выпускаю Сашу из рук, услышав эти пугающие слова. Костюм и галстук, волнистые волосы, размазанная по лицу щетина, темно-зеленые глаза… Богатырева невозможно не узнать даже в корявом детском рисунке.

Будто парализованная, пересаживаю дочку на ее стул, закрываю ноутбук и встаю.

— Очень красивый рисунок, солнышко, — чмокаю ее в темечко. — Порисуй еще что-нибудь, мне нужно поговорить с бабушкой.

Мама вперед меня уходит в кухню. По ее выражению лица ясно, что не ожидала так спалиться.

Прикрыв дверь, скрещиваю руки на груди.

— Что это? — Киваю назад, а у самой голос дрожит — не то от ярости, не то от обиды, не то от страха.

— Рита, ты только не злись, — отвечает мама своим учительским тоном, будто она лишь ошиблась в выставлении оценок в журнал. — Мне самой не понравилось, когда он подошел к нам на детской площадке…

— Когда?! — рычу сквозь зубы, видя в родной матери злейшего врага, вредителя.

— Дня четыре назад, — спокойно пожимает она плечами. — Он сразу признался мне, что отец Саши.

— Он ей не отец!

— Говори тише! — одергивает меня мама, покосившись на дверь. — Она так похожа на него, что я и без его признания бы догадалась.

— Что ему было нужно?

— Платон сказал, что не знал о дочери. Если бы ты ему сообщила, он бы ни за что не отказался от нее. Рита, ты мне ничего не рассказывала об ее отце. И я не лезла в это, потому что чувствовала, какая это для тебя травма. Но я думала, что парень сбежал, узнав о твоей беременности. Оказалось, ты и сама не спешила ставить его в известность. А он не плохой. Богатый, умный, сильный. Он имеет право…

— Никаких прав у него нет! — вскрикиваю я. — Он подонок! Как ты могла, мама?! Что такого он наговорил вам, раз за четыре дня добился своего места на семейных рисунках дочери?!

— Ничего плохого! — возмущается мама. — Он водил нас в парк развлечений, куда с тобой Саша выбраться не может, потому что ты постоянно на работе! Водил ее в зеркальный лабиринт, откуда ребенок выскочила с восторженными воплями! С ним она побывала на крутом квесте, о котором даже мечтать не могла! Да, он добился своего места на ее рисунках!

— Он его купил!

Зазвонивший мамин мобильник прерывает разгорающийся скандал и дает мне остыть. Но ненадолго. Потому что едва мама отвечает на звонок, как протягивает телефон мне.

— Тебя.

Учитывая, что все мои вещи остались в офисе, неудивительно. Подношу мобильник к уху, но не успеваю даже сказать «Алло».

— Я подъехал, — хриплым, рыхлым голосом докладывает Богатырев, проникая им ко мне под кожу. — Спустишься? Или мне самому подняться?

Ублюдок.

Деспот.

Тиран.

Псих.

Маньяк.

— Ноги твоей не будет в моем доме, — шиплю в ответ и возвращаю телефон маме. — Мы еще не закончили, — предупреждаю ее и, развернувшись, выхожу из кухни.

Очень хорошо, что Богатырев сам приехал. Выпущу на нем пар, а потом спокойно объяснюсь с мамой и пролью свет на то, какой на самом деле мерзавец этот богатый, умный и сильный мужчина.

Сердце бьется слишком часто. Его ритм закладывает уши и воспроизводит перед глазами яркие красные вспышки. Грудь распирает от желания накинуться на Богатырева и расцарапать его довольную физиономию. Лишить это чудовище его самоуверенной ухмылки. Заткнуть его пасть. Раз и навсегда.

Выскочив на улицу, все внимание обращаю на припаркованный посреди проезжей части тонированный автомобиль. Шик, блеск, глянец — все, как он любит. И ему плевать, что позади него другим машинам приходится с трудом разворачиваться и объезжать дом, чтобы попасть в пункт назначения. Этот человек абсолютно равнодушен ко всему, кроме своего собственного комфорта.

Выйдя на улицу, обходит автомобиль и открывает для меня пассажирскую дверь.

Глава 4. Платон

Цель визита в стрип-клуб по большому счету у всех гостей одна — стрипухи. В атмосфере дымящегося кальяна, вводящей в транс музыки и извивающихся вокруг шестов гибких женских тел шустро не только член в штанах поднимается, но и растет счет в чеке. Довольно прибыльный бизнес, если исправно следить за текучкой кадров, чтобы клиенты не заскучали годами пялиться на одни и те же сиськи. А еще уникальная возможность заручиться поддержкой влиятельных персон, имея при себе пикантного формата компромат. Я не раз размышлял стать владельцем подобного рода заведения. Но оставлял это на потом — когда-нибудь, состарившись. Сейчас, узнав, что у меня есть дочь, которая через каких-то двенадцать-тринадцать лет будет того же возраста, что та девчонка, стреляющая в меня глазками, стрипухи воспринимаются иначе. От хорошей жизни в этот бизнес не суются. Окруженные родительской заботой и любовью девушки учатся в институтах, выходят замуж, путешествуют по миру, сами, в конце концов, оплачивают мужской стриптиз. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы моей дочери не пришлось изваляться в такой грязи.

Парень, с которым у меня назначена встреча, особого доверия не внушает. Кайфовал, как минимум, неделю назад. До сих пор носом шмыгает и потерянно оглядывается. Но мне рекомендовали его, как лучшего спеца в городе.

— Они местные? — наконец интересуется он после пяти минут молчаливого разглядывания фото. Убирает их в конверт и засовывает во внутренний карман косухи.

— Это ты должен выяснить. — Делаю глоток местного пойла, глядя на торчка поверх стакана.

— Мне пятьдесят процентов сразу. Налом.

— За дурака меня не держи. — Отставив стакан, достаю сигарету, чиркаю зажигалкой и прикуриваю. Откинувшись на спинку кресла, выпускаю вверх струю дыма. — Ты же сразу ширнешься.

— Я не такой…

Приподнимаю бровь, и парень, пожав плечами, хрустит шеей.

— Хотя бы сотню. На транспортные расходы.

— Пешком походишь. Тебе полезно. — Еще раз затягиваюсь.

— Я откажусь от дела.

— Я заплачу на двадцать пять процентов больше, чем ты берешь обычно. Но только после результата.

Пальцем быстро утерев нос, он прочищает горло и согласно кивает. Взяв бейсболку и очки, напяливает их на себя и встает.

— Договорились.

Никто и не сомневался, что мы договоримся. Провожаю его дохлую фигуру взглядом и перевожу его на девочку у шеста. Она буквально стекает по нему, томно прикрывая глаза и прикусывая губку. Свое внимание по-прежнему уделяет только мне, наплевав на пускающих на нее слюни старых жирдяев. Потаскушка рассчитывает не только на приват. У нее все желания на лице прописаны. Вот только меня легкодоступность не прельщает. Лишь отвращение вызывает.

Допиваю то, что здесь называют элитным алкоголем, тушу окурок в пепельнице и, оставив на столике две купюры, покидаю заведение. Владельцу клуба не помешало бы подглядеть пару приемов, как встречать гостей, у конкурентов. Походить по столичным и заграничным стриптиз-барам. Может, что-то толковое бы тут и вышло.

На часах уже полночь, когда я добираюсь до дома. Снова всюду горит свет: в окнах, в беседке, в оранжерее, на террасе, во дворе. Охрана докладывает, что хозяйка опять не в себе — звала на помощь, просила выпивку, угрожала увольнением и самоубийством.

Если бы не мое бесконечное терпение, прохлаждалась бы уже где-нибудь в дурке. В одной палате с возомнившим себя Клеопатрой педиком и поедающей козявки старухой.

Войдя в холл, морщусь от едкого запаха парфюма. Опять она вылила на себя весь флакон. Но лучше это, чем газ, в котором она однажды едва не угорела.

Сняв пиджак, оставляю его на спинке дивана посреди гостиной и иду на звук «оперного» пения. Коряво играя на рояле, она еще пытается тянуть ноты голосом.

Плечом опираюсь о дверной косяк и, сунув руки в карманы брюк, обвожу взглядом раскиданные листы нотной тетради, пестрящие партитурой. Некоторые, похоже, уже сгорели в тлеющем углями камине. Июль — самый подходящий месяц отапливать дом. Хоть додумалась окна раскрыть. От дыма себя уберегла.

Оборвав игру, поворачивает ко мне свою белокурую голову и, выпучив бесовские глаза, широко улыбается. Поправляет на себе короткий шелковый халатик поверх сорочки, туго завязывает пояс и нервно мямлит:

— Ты поздно… Мне пришлось ужинать в одиночестве…

— Не перестанешь допекать охрану — в психушке закрою. Ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю.

Поднимает свою сухую тушку со стула и, перебирая пальцами пояс, мелкими шажками топает ко мне.

— Платоша, я… же… просто скучаю…

— Тогда займись вышиванием. Говорят, успокаивает. — Развернувшись, иду к лестнице. Разговаривать противно с этой самкой человека.

— Ты холоден ко мне! — кричит мне вслед, когда я уже поднимаюсь. — Чем я это заслужила?

Остановившись на миг, поворачиваю голову и бросаю ей через плечо:

— Тем, что родила меня.

Хлопнув дверью своей спальни, на ходу сдергиваю с себя рубашку. В ванной умываюсь холодной водой, поливаю голову и шею, остужаюсь. Едва ли не шиплю затухающим костром.

Никогда не пойму матерей, ставящих член превыше всего. Превыше родного ребенка! Рита не просто разочаровала меня. Она вывернула наружу то, что и так червоточиной сидело во мне. Не будь у нее матери, наша дочь уже отправилась бы в детдом. Как когда-то я. Потому что женщине, родившей меня, тоже было не до сына!

— Платош… — ее зашуганный голос загнанной в капкан дичи колючими коготками скребет по моим нервам.

— Уходи, — фыркаю, не высовываясь из ванной.

— Поговори со мной…

— Пошла вон!!! — Срываюсь и кулаком ударяю по зеркалу над раковиной.

Трещины, паутиной оплетшие всю поверхность делят мое отражение на обломки, мозаику, детали сложного паззла. Разлетаются на осколки, сыплясь на мокрый мрамор и пол. Звякая, отскакивая, разбиваясь снова и ложась сверкающими крупицами у моих ног.

И вновь становится тихо. Только тонкий писк испуганной женщины и биение тягучих алых капель, падающих на дно раковины. Руку охватывает огнем. Он раскаленными языками пламени ползет вверх, взрывом ударяет в голову и заводит мое сознание.

Глава 5

Я вхожу в зал совещаний ровно в семь тридцать. После бессонной ночи пришлось почти два часа провести перед зеркалом. Ради одного-единственного чувства уверенности в себе вооружилась от нижнего белья до прически.

При моем появлении уголок губ сидящего во главе овального стола гендиректора чуть отодвигается. В глазах все то же одобрение: «Меня радует, что ты никогда не опаздываешь, Рита». Воспоминания вмиг забрасывают меня в отель «Шарм», где однажды он похвалил меня за мою пунктуальность.

— Доброе утро! — Обвожу быстрым взглядом всех присутствующих — Ярослава, Милену Каллистратовну, главного менеджера по персоналу, юриста и начальника отдела выплат и претензий. Задерживаю его на симпатичной девушке с бейджиком «Стажер Ирина» и занимаю свое место — первое по правую руку от Богатырева.

— Все в сборе. — Он откидывается на спинку кресла и негромко тарабанит подушечками пальцев по столу. — Начнем. Для начала позвольте представить вам моего секретаря — Ирину Владимировну. Уточню сразу: она не ваш персональный помощник, не «шестерка», не девочка на побегушках и не секретарша. Она секретарь! Мой секретарь! Если я замечу неуважение к ее персоне и должности, я не посмотрю на ваш опыт и вклад в развитие компании. Вышвырну за дверь. Незаменимых в этом кабинете всего трое — я, она и… — его взгляд каленым железом касается меня, — Маргарита Андреевна.

Худшего выделения меня из штата я и представить не могла. Коллеги и так шепчутся, теперь вовсе проклинать меня будут. Тем более вопрос времени, когда они узнают, что Богатырев — отец моей дочери. А девочку Иру жалко. По растерянности в глазах видно, как ей некомфортно. И пальчики над клавиатурой ноутбука подрагивают. Не знает, заносить ли эти слова в протокол заседания. Интересно, ее он тоже в карты выиграл?

— Вчера я дал всем вам четкое распоряжение подготовить отчеты по последнему кварталу. День у нас длинный. Так что всех выслушаем.

Опустившаяся под стол рука Ярослава ложится на мое колено и чуть сжимает его. Я не смею поднять глаз, но его поддержка успокаивает. Он и вчера не дал мне с мамой поссориться, и сегодня не дает сбежать из офиса.

Очень сложно сосредоточиться на отчетах коллег, когда в тридцати сантиметрах от меня сидит настоящий губитель. Иссушает меня беспощадно резким взглядом — насмешливым, пронзительным, изучающим. Он будто готовится к новой атаке и наблюдает за жертвой. Выжидает, чтобы потом целиком проглотить.

В какой-то момент на столе оказывается его вторая рука — белоснежным пятном тугого бинта приковавшая мой взгляд. Сглотнув, вспоминаю, как когда-то он выбил моему бывшему мужу зубы. Медленно поворачиваю голову к Ярославу. Нет, на нем ни царапины. Богатырев его не трогал. Кого-то другого поколотил. Но кого?! За что?!

Проходит час, второй, третий. Все измотаны, а наш новый гендиректор и не спешит всех распускать по делам. Задает вопросы, вынуждает теряться с ответами, тыкает носом в косяки. Даже Милена Каллистратовна, любительница пособачиться с Афанасьевичем, сегодня молча тупит глаза в планшет. Богатырев с первого дня дает нам понять, что отлынивания от работы не потерпит. А если кого-то что-то не устраивает — на столе приготовлены бланки заявлений на увольнение.

— Я не позволю своей фирме загнить, — подытоживает он, вдоволь насладившись всеобщим мандражом. — К вечеру жду существенные предложения по оптимизации рабочего процесса.

— Нам обращаться с ними к Маргарите Андреевне? — уточняет менеджер по персоналу.

— У Маргариты Андреевны и без вас много работы. Предложения оставите у Ирины Владимировны. Я их рассмотрю. И надеюсь, хотя бы одно меня заинтересует. К тому же с сегодняшнего дня премии будут получать только те, кто действительно работает. А точнее — качественно и в срок выполняет мои приказы. — Богатырев встает из-за стола. — Все свободны. — И не дав мне выдохнуть, добавляет: — Кроме вас, Маргарита Андреевна. Вы передо мной так и не отчитались.

Прикованная к креслу, я ощущаю ледяные объятия одиночества и безысходности. Жжет только колено, согретое теплой ладонью Ярослава.

— При всем уважении, — вмешивается он, — Маргарита Андреевна еще не передала мне дела и кабинет. Как мне прикажете работать?

К этому времени из кабинета выходят все, кроме Иры. Девушка заканчивает протоколировать, боязливо поглядывая на нас.

Богатырев подается вперед, кулаками упирается в стол и грозно цедит:

— А у тебя одна работа — не путаться у меня под ногами!

— Вы нарушаете субординацию, Платон Мирославович.

— А ты пожалуйся.

Конечно, никуда Ярослав не будет жаловаться. У нас с ним тоже нарушение за нарушением. Достаточно одной проверки профсоюза, как половина офиса подтвердит наши с ним запирания в комнате отдыха и туалете.

— Иди, Яр, — прошу я его. — Все нормально.

Нехотя собрав документы, он окидывает меня мрачным взглядом и уходит. Вслед за ним собирается и Ира.

— Проследи, чтобы нам не мешали, — распоряжается Богатырев, на что она лишь молча кивает и закрывает за собой дверь.

Платон медленно снимает пиджак, вешает на спинку кресла, ослабляет галстук и, обойдя стол, кладет ладони на мои плечи. Горячие, сильные пальцы бродят по шее, словно норовят сжаться на ней в замок. Будоражат во мне страх попавшей в смертельную ловушку мыши.

Склонившись к моему уху, он с придыханием шепчет:

— Ты мне кое-что должна, Рита.

Пикнуть не успеваю, как кресло разворачивается на сто восемьдесят. Привариваюсь лопатками к спинке и широко распахиваю глаза, встретившись с мажущим по мне взглядом Богатырева. Облизнувшись, он хватается за подлокотники, дергает меня на себя и нависает сверху. Огромный, свирепый и несгибаемый.

— В нашу последнюю встречу ты была одета почти так же, — произносит, сразив меня этим воспоминанием. Я уже и забыла, во что была одета. В жизни произошло слишком много событий, чтобы зацикливаться на подобной мелочи. — Пульс подскочил, правда? — Сверкает опасным блеском в глазах. — Скажи, о чем ты сейчас думаешь, Рита?

Глава 6

— То есть эта женщина — его мать? — Ярослав стоит у меня за спиной. Одной рукой нежно массирует шею, другой упирается в стол.

Мы уже полчаса изучаем раздобытую Мадлен информацию и пытаемся свести концы с концами в мутной истории Богатырева.

— Там же все написано, — цокает Мадлен, покачиваясь в кресле. — Богатырев попал в детдом, когда ему было три. В восемнадцать он начал искать свою мать. Так как ее старая прописка давно утратила срок годности, а новой у нее не было, поиски затянулись на годы.

— Целых девять лет, — дополняю я, разглядывая фотографии из детского дома. Забавный мальчик с кудрявой шевелюрой — буквально копия моей Саши.

— Чуешь связь? — подталкивает меня Мадлен к занятным выводам.

Выходит, Платон бросил меня, когда нашел свою мать. Он отправился на встречу с ней. Не знал, насколько все затянется, потому и не обещал скорого возвращения.

— Намекаешь, что ему мама не давала вернуться к Рите? — скептически спрашивает Ярослав.

Я ловлю взгляд открывшей рот Мадлен и слегка мотаю головой. Она так и норовит рассказать ему, какие отношения меня связывали с Богатыревым, а я пока не готова признаться в таком своему жениху. Пусть он думает, что у нас был короткий бурный роман без обязательств, чем узнает, что по факту я была его шлюхой.

— Она шизанутая, — уточняет Мадлен. — Кстати, о болезни там отдельный трактат. Есть вероятность, что Богатырев тоже с возрастом свихнется.

— Свихнется? — прыскает Яр. — Да он уже чокнутый.

— А Саша? — произношу разбито, заставив их обоих замолчать. — Давайте говорить по делу.

— Если по делу, — вздыхает Мадлен, — то получается, все эти семь лет он ухаживал за своей матерью. Никаких романов и интрижек. Наверное, мало приятного представлять своей подружке умалишенную мамашку-алкашку.

— Какой благородный, — усмехается Ярослав и, отойдя к кулеру, набирает стакан воды.

— Мадлен, спасибо тебе огромное, — обращаюсь к подруге, складывая все бумаги обратно в папку. — Не знаю, как тебе это удалось.

— Старые связи.

О ее связях я прекрасно помню — богатенькие папики, из которых она сосала бабки. Опасные мужчины с не менее опасными женами. Хождение по лезвию. Мадлен планировала сколотить целое состояние и жить на широкую ногу, а вместо этого вляпалась в дерьмо, после чего решила изменить образ жизни. Девушка она сообразительная, сразу привлекла внимание Афанасьевича своей харизмой и креативным подходом к работе. Так и попала к нам в штат. И хотя за те два года, что она тут трудится, особых заслуг у нее нет, свои обязанности она выполняет честно.

— Я надеюсь, у тебя не будет из-за этого проблем.

— Ой, Рит, лишь бы у тебя их не было! — Закатывает она глаза. — Ты затеяла опасную игру.

— Ее затеяла не я. Но если эта информация подтвердится, то ни один суд не передаст опеку над Сашей Богатыреву.

— Нам надо пожениться как можно скорее, — заявляет Ярослав. — Я сразу же удочерю Сашулю, и Богатыреву придется попотеть, борясь с бюрократией. Мы выиграем время…

Понятия не имею, как сказать ему, что не хочу торопиться со свадьбой. Гляжу на кольцо на своем пальце и признаюсь самой себе, что у меня сейчас совсем не свадебное настроение. Я даже за Королева замуж спешила с большим энтузиазмом.

— Я подумаю, Яр, — улыбаюсь его красивым голубым глазам, которые мрачнеют от такого ответа. — Ты не против, если мы с Мадлен немножко посекретничаем о своем, о женском?

Бросив пластиковый стаканчик в урну, он кивает и напряженно улыбается.

— Конечно, — целует меня в висок и выходит, оставив свою жалкую невесту наедине с ее лучшей подругой.

— Иисусе, какая у него задница! — мурчит Мадлен, проводив моего жениха взглядом. — Ритка, не мужик, а мечта! Я бы на твоем месте прямо сейчас бежала за него замуж и прямиком на Мальдивы. Купаться в море, загорать на пляже, пить коктейли и трахаться до потери сознания. Признайся, в сексе он огонь?!

— Имитировать оргазм не приходится, — без воодушевления отвечаю я. — Мадлен, я не о членах хочу посекретничать. Помнишь, я рассказывала тебе о картинах Богатырева?

— Да, он рисовал какую-то девку.

— Я хочу найти эту девку. Ты собрала уникальную информацию. В интернете я столько о его биографии не почерпну. Но та незнакомка сыграла в его жизни большую роль. Наверное, самую большую. По крайней мере, я пострадала из-за последствий того романа.

— Допустим, мы ее найдем. Что дальше?

— Она знает Богатырева лучше других.

— Знала. Много лет назад. Рит, ты загоняешься. Он не размахивает у тебя перед носом компрометирующим видео, не требует последней ночи, бросается какими-то пустыми угрозами и обвинениями в ответ на твои угрозы и обвинения. Раскинь мозгами, Богатырев лишь хочет быть отцом.

— Он умеет втираться в доверие, прежде чем нанести удар. Я хочу это предотвратить.

Мадлен задумчиво поджимает губы, пальцами крутя ручку. По лицу вижу, что не хочет копать глубже. Боится за меня.

— Ладно, — сдается под моим напором. — Подключу кое-кого еще. Но ты ошибаешься, скрывая от Яра правду о ваших с Богатыревым отношениях.

— Возможно, — не отрицаю я. — Но если он бросит меня, я сломаюсь, Мадлен. Кстати, давай до завтра обменяемся машинами.

— Что ты опять задумала? — Всплескивает она руками.

— Я собираюсь проследить за Ирой.

— За его затюканной секретаршей? Она-то чем тебе поможет?

— Она ему не безразлична.

Мадлен фокусирует на мне пытливый взгляд и иронически улыбается:

— Ты что, ревнуешь его?

— С какой стати? — раздражаюсь я, нервно одергивая ее жилетку на себе. Вовремя Мадлен одолжила ее мне. Если бы Яр увидел оторванные на рубашке пуговицы, скандал был бы неизбежен. — Богатырев давит на мои слабости. Пусть получает ответочку.

— У тебя духу не хватит шантажировать его этой девочкой. Приглядись к ней. Она же безобидный ангел.

— Моя дочь тоже. А она мне дороже какой-то секретарши.