— Глеб Викторович? — за мной резвой походкой по длинному коридору спешила секретарша. При каждом шаге ее грудь пружинила и подскакивала, норовя выпрыгнуть из блузки.
Я открыл дверь своего кабинета, пропустив ее внутрь. Юля улыбнулась мне, провела ладонью по моей заднице и юркнула внутрь.
— Та-ак... Что это было?
— Вы обдумали мое предложение?
— Это какое? — я решил закосить под дурачка, вдруг отвяжется.
— Повышение, — отчеканила она, глядя в мои глаза и усаживаясь на стол.
— Юля, а вот это кресло что, для слабаков?
— Глеб Викторович...
Я обошел стол, поражаясь ее бесцеремонности, и сел в свое кресло. Юля развернулась, примостив свою пятую точку на самом краю моего и без того скромного рабочего места. Такому немаленькому парню типа меня здесь всегда было тесно.
Знойная брюнетка, очки в черной оправе, грудь между тройкой и четверочкой, и стройные длинные ноги… Она могла надеть любой из своих деловых костюмов, но сегодня она предпочла втиснуть попу в узкую юбку до колен и завершила свой образ порно-училки туфлями на высоченной шпильке — не секретарь, а секс-бомба.
— Я способная, — заявила она. — И не глупая. У меня два диплома и аспирантура. Только закончила, между прочим.
— Предлагаешь это дело отметить?
Я включил моноблок, достал папку с документами, которые всучил мне еще на прошлой неделе Степа. Юрист что-то подшаманил в договорах на закупку сырья и сказал, что новые пункты позволят сократить и время, и деньги.
— Вообще... — с придыханием произнесла Юля. — Я бы хотела поговорить о повышении. Но… — облизнулась она. — Если мы пойдем таким путем, я не против.
Вот настырная!
— Слушай, Юль, — я откинулся на спинку кресла и сцепил руки на затылке, чтобы всем своим видом показать, как она меня задолбала. — Я уже говорил тебе: хочешь спать со мной — увольняйся, а хочешь повышения — трудись лучше.
— Бла-бла… и меня обязательно заметят, — она надула губы и чуть придвинула попу, чтобы быть ко мне еще ближе. — Знаю-знаю. Все это я уже слышала от тебя.
— Ну, а что тогда ведешь себя как девочка малолетняя? Тут или работа, или потрахушки. Выбирай.
— Глеб...
Она поддела мой галстук и провела по нему пальцами, вытягивая тот из-под пиджака. Хватаясь за самый кончик, будто это мой поводок, она посмотрела на меня суровым взглядом. Таким, словно сижу я у нее тут весь такой-растакой песик, непослушный и сделавший лужу прямо у ее ног, а она — моя грозная рассерженная хозяйка.
— Викторович, — я выдернул галстук и вернул его на свое место.
— Викторович, — снова провела кончиком языка по красным губам. — Назначь меня своим замом. Я здесь все знаю. Тебе же лучше, не придется приезжать сюда. Я же вижу, — она спрыгнула со стола и нависла надо мной, расставив руки на подлокотники моего кресла, а колено примостив возле паха, — тебе в тягость эта фирма. Ты не хочешь ей заниматься. Я буду твоей помощницей, и ты не пожалеешь об этом. Повысь меня.
— Что же, я тебя поздравляю! — я расплылся в ехидной улыбке, и глазки Юли заблестели. — Ты уже на своем месте. Секретарша — это и есть помощница!
Для убедительности своих слов я поднял большой палец вверх. Но Юля тут же сменила милость на гнев и принялась яростно расстегивать мои брюки.
— Воу, воу, полегче, куколка, — я перехватил ее запястья и шепнул на ушко. — Хочешь меня?
— Очень, — выдохнула она, постанывая от предвкушения.
— Тогда пиши на увольнение!
Дверь в кабинет отворилась до того, как Юля успела высказать свое возмущение или перейти к плану-захвату моего достоинства, отчаянно прятавшегося от нее в трусах.
Бесцеремонно в нашу «идиллию» босса и подчиненной вторглась высокая стройная фифочка в синем облегающем платье. Она вошла, не обращая на нас никакого внимания. Хотя, будь я на месте любого, кто увидел бы эту картину, у меня были бы вопросы: какого хера пятая точка секретарши, оттопырившись, встречает вошедшего, и с чего это ее колено греет яйца своего босса?
Красотка присела в кресло напротив, сняла шляпу с широкими полями и демонстративно положила ее на мой стол.
— Вообще-то, — выпрямилась секретарша, — у Глеба Викторовича сегодня нет приема.
— Я очень за него рада, — сухо произнесла красотка. — Только вот секретарши нет на рабочем месте, поэтому меня об этом не предупредили. Я что, не вовремя? Ай-ай-ай!
— Так вот, он занят, — не сдавалась Юля, чьи наглость и целеустремленность раздувались как воздушный шарик, едва она почувствовала, что мой член ускользает из ее цепких лапок.
— Я вижу, что занят, — безучастно выдохнула фифа. — В кабинете директора он снимает какое-то дешевое порно. Дожили…
— Это почему дешевое? — возмутилась Юля. Странно, что другие слова ее ничуть не смутили.
— Твоя юбка об этом сказала. У дорогой качественной одежды швы выдерживают и не такие объемы, — он стрельнула глазками, указывая на пятую точку секретарши. — А твоя дешевенькая готова лопнуть даже вот на такой, — она покрутила пальчиком, очертив круг вокруг задницы Юли, — плоскодонке.
Юля от возмущения раздула щеки, а фифа продолжала смотреть на ее одежду, словно искала, к чему бы еще придраться.
Меня забавляла перепалка этих двоих. Я молча наблюдал за бесплатным шоу и ждал — что же будет дальше? Жаль, у меня не было надувного бассейна и пары ведер грязи в загашнике. Я бы предложил девочкам покувыркаться на этом ринге в одних трусиках и выяснить, кто же тут главный.
— Юлия. Я ведь правильно понимаю? Тебя так зовут? Шуруй на свое место. С завтрашнего дня ты здесь не работаешь.
— Да с чего бы это? Кто ты, чтобы указывать мне, что я должна делать? Глеб, вызовем охрану? Пусть ее выставят. А то, кто это вообще?
— Да, Глеб, — красотка впервые посмотрела на меня, и мое сердце сжалось от ее взгляда, — кто это?
— Юль, иди. Ты свободна, — я перевел с секретарши взгляд и посмотрел в глаза цвета карамели. — Ну, здравствуй, Света... Как дела?
После ухода Юли мы смотрели друг на друга с минуту — молча, не двигаясь, делая вид, что все в порядке. И вообще, мы всего лишь старые друзья.
— Ничего не меняется, как я смотрю. Ты все тот же кобелина.
— А ты теперь стерва? И как? Нравится твое новое амплуа?
— А ты думал, я буду волосы ей держать, пока она будет тебе отсасывать?
— Как минимум. А вообще, могла бы и присоединиться к нам с куколкой, Свет.
— Куколкой? Ты еще и слепой, Рыжий! Вот, когда научишься выбирать красивых женщин, а не всяких невзрачных рыбешек с вытаращенными глазами, тогда я обязательно обдумаю твое предложение. Но сейчас, извини, от одного вида этой скумбрии хочется картошечки с лучком. А я на диете, так что, УВОЛЬ!
Я усмехнулся, глядя на то, как малышка морщит носик, но промолчал. Я явно проигрывал в нашей словесной битве. Да и мыслить дальше в этом направлении мне было нельзя. Слишком возбуждающе это все выглядело...
— Рассказывай, с чем пожаловала? Что изменилось в твоей жизни, раз ты приехала. Сколько времени прошло, Свет? Год, кажется.
— Одиннадцать месяцев, Глеб.
Света поднялась с кресла, наклонилась к пульту директора и нажала на кнопочку:
— Ю-юленька, — обратилась она очень любезно, тягуче, аж приторно, — а будьте любезны, принесите нам два кофе: мне сделайте ароматный восхитительный капучино с плотной белоснежной пенкой, а Глебу, пожалуй, американо с холодным молоком. Оба без сахара. Хотя нет. Знаете, закажите их в кофейне на первом этаже. Вам я что-то не доверяю.
Она вновь уселась напротив и достала из своей сумочки папку с документами. Открыв ее, вынула несколько верхних бланков.
— Подпиши их, Глеб.
— Так во-от оно что... — я сделал вид, что понятия не имею, зачем она ко мне заявилась. — А я тут причем?
— Ты прекрасно все знаешь. Без твоего одобрения я не имею права на открытие.
— Разве? — уже второй раз за последние двадцать минут косил под дурачка. Что-то не нравилась мне эта тенденция, пора было что-то менять.
— Глеб. Ты все еще мой опекун. Я отправляла документы твоим юристам раз десять! И каждый раз они возвращались без подписи.
— Нет. Ты явно что-то путаешь. Я все подписывал.
— Да-а? — ее бровки метнулись вверх. — Подписывал?
Света достала из папки стопку бланков и бросила передо мной. Сдвинув стопочку вправо, она разложила их, чтобы я видел каждый лист.
— Трехглазый смайлик, — она тыкнула ногтем в поле для подписи на первом бланке. — Кривой кленовый листочек, — указала на следующий. — Тучка с дождиком. Воздушный шарик. Розочка. Крестик! По-твоему, это смешно, Глеб? Это и есть твоя подпись? Все эти? Что, сразу десять? Ты их по настроению выбираешь?
— Я еще не определился, какую из них оставить.
— Ах, вот оно что! У меня для тебя плохие новости, Глеб... Уж к сорока годам мог бы и определиться. Пора бы стать более, — она кивнула в сторону двери, за которой сидела секретарша, — постоянным.
— А что, — я взял один из бланков, поднял повыше, сравнил с лицом Светы и усмехнулся. — Олененок ничего такой получился. Вы чем-то похожи. Только мой чуточку добрее. А ну-ка, не хмурь брови.
— Глеб! — процедила она сквозь зубы. — Подпиши мне!
— И не подумаю.
— Ничего не меняется! — Света подскочила с кресла и быстрой походкой направилась в сторону окна.
Неужели выпрыгнуть захотела? Ан нет, разворачивается…
— Совсем ничего не меняется! — она простучала каблуками к столу и так же размашисто пошла обратно. — Ты невыносимый! Неужели тебе так сложно? Тут только и нужно, что взять и подписать! Все, Рыжий!
— Свет, не маячь. У меня морская болезнь, меня от тебя укачивает.
— У меня все готово, Глеб, — не успокаивалась она. — Все-е готово! Здание, ремонт, картины. У меня закуплено вплоть до шампанского для гостей в честь открытия. Но ты застопорил все! Мне срочно нужно внести оставшуюся сумму, чтобы открыть галерею! Зачем ты это делаешь? На аванс-то ты подписал документы!
— Не знаю, не знаю... Наверное, тогда я был пьян или не выспался. А, нет! Погоди! Это был ретроградный Меркурий! Т-точно!
— Конечно-конечно… А что ж не Уран?
— Сейчас-то я пришел в себя. И мне кажется, ты хочешь растранжирить все бабки. Вдруг твоя галерея — это гиблое дело, как я могу пойти на такое? Я все-таки твой опекун, Свет. Я должен быть внимательным к таким масштабным покупкам.
— ГЛЕБ! — закричала Света, но голос Юли, раздавшийся из динамика, прервал ее.
— Курьер с кофе поднялся.
— Отлично. Очень вовремя, — Света прошла к двери и встретила парня с двумя бумажными стаканчиками на подставке. — Эта девушка у вас не брала их?
— Нет, — он взглянул на Юлю. — Кофе был у меня в руках все время.
— Точно?
— Абсолютно.
— Спасибо. Юлия расплатится с вами.
Я проснулся, швырнул орущий телефон куда подальше и завалился на подушку. Потом понял свою ошибку, так как будильник опять сработал, разрывая спокойную обстановку в комнате своим мерзким пиликаньем. Вспомнив, что я не обладаю даром телекинеза, я поднялся с постели.
— Да встал я! Че ты трезвонишь? Совести у тебя нету!
Под «мелодичный» звон-ор я протер глаза, зевнул до хруста челюсти и пошел в ванную. Пока пытался разбудить свое тело под струйками прохладной воды, обзевался.
Если бы не Света, я пускал бы слюни во сне минимум до обеда. Но я очень хотел ее увидеть. Я очень сильно соскучился.
Для меня стало большой неожиданностью ее вчерашнее появление в офисе. Я думал, малышка в очередной раз сбежит от меня и плюнет на свою галерею, лишь бы со мной не видеться. Но она сама! Сама приехала!
А ведь Света столько раз избегала нашей встречи: то уезжая на экскурсию, то в гости, то еще хрен знает куда — так мне ее прислуга отвечала.
Каждый раз, когда я прилетал, Светы не было. Как будто она знала и ждала, подгадывая очередную лазейку, чтобы избежать напрашивающегося разговора. Думаю, ее кто-то предупреждал о том, что я выехал в аэропорт, или срабатывало чутье — хрен ее знает. Я понятия не имел, как Свете удавалось так тщательно скрываться от меня.
Первые полгода я не сдавался, штурмовал ее телефон, почту, по которой Света связывалась с моими юристами. Степа говорил, что я вполне могу заблокировать все ее карточки и оставить без финансов, но разве я мог поступить так со своей девочкой и оставить без денег в чужой стране? У нас и так что-то пошло не по плану, иначе бы Света не сбежала. Чего бы я добился, если бы послушал Степку?
После очередного неудавшегося разговора я вернулся домой и решил, что всему свое время. И, видимо, это время настало. Пусть я и приложил свою руку к ее возвращению.
Я притаился, оставил Свету в покое, как будто смирился с ее исчезновением. Потом спокойно подписал документы на аванс, чтобы все выглядело так, словно мне по фигу, что она там собралась делать с галереей. Сроки для полной оплаты меня очень сильно порадовали. Это был мой билетик, чтобы достать малышку. И я за него ухватился. И надо же, это сработало!
Честно скажу, я порадовался — девочка-то вон, выросла: сама сбегает, сама принимает решения, даже к мечте своей двигается — и тоже сама. А когда Света, появившись в моем кабинете, поставила на место Юлю, да еще и делая вид, что зла на меня из-за подписи, а ее ревность тут не при чем, то я еще больше захотел ее вернуть. Видел ведь в глазах олененка, что небезразличен ей.
— Что же, Рыжий, — я посмотрел на себя в зеркало, — сегодня тебе нельзя играть в «дуралейку». Веди себя серьезнее! Тебе надо вернуть эту козочку.
Я побрился, прихорошился. Надел свой самый охрененный костюм, в котором выглядел как стильный и до омерзения сексуальный Аполлон. Ну, подумаешь, рыжий Аполлон.
Перед выходом я посмотрел на себя еще разок в зеркало и понял, что никто и ничто не устоит передо мной!
По пути к Свете я заехал в цветочный. Не мог же я вот так, с пустыми руками приехать к ней в гости.
Въехав на территорию ее дома, припарковал машину возле красного «мерина». Было видно, что за ним ухаживали все это время, на нем ни пылинки не было, ни царапинки.
Я прихватил свой подарочек в керамическом горшке с розовым бантиком и поспешил обрадовать олененка своим появлением.
На улице было хорошо! Ветра не было, а солнце с радостью делилось своими лучиками, вынуждая щуриться. Сад потихоньку оживал, готовясь к лету.
Молодые зеленые листочки уже во всю нарядили деревья. А главным украшением этого сада была потрясающая блондинка, которая сидела в беседке и читала книгу. Ее волосы были заплетены в две пышные косы, на плечи была накинута легкая курточка.
Я подошел ближе, нагло чмокнул ее в шею, прикрыв от удовольствия глаза, и вручил свой подарок.
— Кактус? — Света посмотрела на меня исподлобья. А на поцелуй не отреагировала — или ей было все равно и я ошибся, когда решил, что разглядел в ее взгляде чувства, или же она попросту виду не подала.
— Я так подумал, что кактус...
— Потише, — перебила она меня.
Чего? С чего это вдруг тишина?
Я присел рядом и посмотрел на Свету. Она изменилась — стала еще красивее.
— Так вот...
— Глеб, потише, — спокойным тоном попросила она.
— Что ты меня затыкаешь? Но кактус как раз по этому поводу. Когда твои колючки закончатся, можешь у него выдернуть и продолжить колоть меня.
— Глеб, тиш… блинство!
Откуда-то сбоку раздался писк, похожий на детский плач. Я навострил уши, пытаясь понять, что это и откуда это. Даже на телефон малышки посмотрел — вдруг это оттуда, но тот не подавал признаков жизни.
— Ну, спасибо, блин! — Света захлопнула книгу, бросила в меня недовольный взгляд. Она ловко перегнулась через борт беседки, подставляя моим глазам свою пятую округленькую точку. — Я ее час укачивала! ЧА-АС!
Света выпрямилась, повернулась ко мне, а в руках у нее был ребенок! Маленький такой, крохотный ребенок, завернутый в какой-то плюшевый кокон.
— Разбудил тебя нехороший дядя, — Света вытянула губы, разговаривая с младенцем. Она вновь смерила меня взглядом, пропитанным ненавистью. — Но ты же спать хочешь. Да, Вася? Ты же не будешь мучить меня? Злой дядя, — Света тут же пригвоздила меня к сиденью строгим взором, — больше так не будет. Он будет сидеть тихо! Как мышка! — прорычала она. — Или сейчас же уедет!
Она медленно покачивалась, убаюкивая плюшевый комочек с двумя синими глазками, выглядывающими из-под длинных ресничек. Я таких синющих еще никогда в жизни не видел!
Я не мог произнести ни слова. В моей голове тако-о-ое творилось! Та-аки-ие мысли закручивались в охренеть, какой вихрь!
Ребенок! У Светы, моей малышки, моего олененка, который так безжалостно меня бросил, РЕБЕНОК!
Какого хрена? Где папа? КТО ПАПА? Где он?
— Твое самочувствие — это тоже ретроградный Меркурий?
Вскинув бровки, малышка поставила передо мной бутылочку с водой и уставилась в книгу. Скованными движениями я открутил крышку, которая тут же улетела под стол. Так, что она там сказала:
«Я ее укачивала час».
Это самое «ее» могло быть и малюткой, и крохой, и еще хрен знает чем. Но что-то подсказывало мне, что Света имела ввиду пол ребенка.
Её! Её, Рыжий! У тебя дочь! Дочь, которую ты так хотел!
Не веря своим глазам, я сидел напротив Светы, попивал водичку и ждал, когда в ней проснется совесть. Но ее зрачки продолжали бегать по строчкам, а до меня этой засранке не было никакого дела!
— Так и что, Глеб? Что помешало приехать вчера вечером? Видимо, рандеву с Юлией? Прощальный трах с секретаршей? Это сорвало твои планы?
И все-таки это ревность, пусть не отмазывается!
— Я не понимаю, ты сейчас серьезно? Света, а ты уверена, что нам больше поговорить с тобой не о чем?
— Ты прав, — она решительно отложила книгу и вздохнула так, словно ей было очень тяжко. — Надо с этим покончить. Раз и навсегда.
Я поднялся с мягкого диванчика, обшитого кожей, и подошел ближе. Я хотел увидеть младенца. Я жаждал посмотреть на свою дочь!
— Это мальчик или девочка? — все же спросил я, глядя на крохотный носик и пухлые губки.
— Василиса, — промурлыкала Света. — Ва-асечка…
— Девочка... — улыбнулся я во все зубы до трещин в уголках рта. — Глаза у нее какие необычные.
— Да. У многих детей при рождении они синие-синие, а потом меняются. Я раньше этого не знала. Видимо, ты тоже, — хихикнула Света. — Рыжий, у тебя такое лицо…
— Как интересно, — почесал свою рыжую «тыковку» я, не прекращая глядеть на крохотное продолжение себя.
— Это точно. Но, может быть, мы все-таки подойдем к делу, Глеб?
— А что, есть еще что-то? — я взглянул на нее мельком. Кажется, сделал это очень заторможенно. Да я собраться не мог! Руки не двигались, ноги подрагивали, язык онемел.
Н-да… малышка преподнесла мне сюрприз!
— Например, твоя подпись.
Да что же это такое-то?!
— Обойдешься! — несвязно произнес я.
Опять она за свое! Тут человек от счастья помирает, а ей лишь бы подпись содрать!
Я не мог оторвать взгляд от спящего миленького комочка. Это были такие непередаваемые ощущения, что я готов был прыгать по саду как сумасшедший, если бы пошевелиться мог! Да я бы сейчас вместе с Яном трезвый скакал на батуте и мне было бы на всех и все насрать! В таком состоянии у человека ни комплексов, ни стыда нет!
Мне казалось, что все гормоны счастья и радости выползли из своих убежищ, и заполнили меня своим бесчисленным множеством. Это было невероятно! Словно у меня выросли крылья разом во всех местах!
Я хотел потрогать Васю, обнять, прижать к себе эту кроху. Я слышал, что младенцы приятно пахнут — молоком, мамой и чем-то сладеньким. И я так хотел это проверить, прочувствовать! А еще, посмотреть, что это за темечко такое загадочное, которое не заживает долгое время и мягкое-мягкое… Мне Ян про него много рассказывал.
Блин! Я за минуту превратился в сумасшедшего, который хотел оберегать это чудо в коляске от всех невзгод нашего мира!
Вася, Василиса — маленькая моя принцесса. Я сверну горы, лишь бы ты была счастлива!
У меня дочь!
Моя рука сама потянулась к розовой пухленькой щечке.
— Глеб, что ты делаешь? Если разбудишь, я угроблю тебя! — тихо прошипела Света. — Прямо здесь тебя закопаю! Будешь удобрением для моих пионов!
— Хочу потрогать. О, она такая теплая!
— Тш-ш... Еще бы, мне бы такой кокон! Я бы сама в нем спала как сурок и нежилась в этой «плюшке». Мягко, тепло, уютно — а что еще надо?
Я провел пальцем по носику-кнопке и обратил внимание на брови… Темные. Редкие. Брови.
Так, я не понял… Что за?
— А волосы тоже меняются? Как и глаза?
— Эм-м, нет. Вроде бы, нет. Я не знаю, честно говоря.
— Хм...
Я перевел взгляд на Свету. Ее брови были светлые, но она их немного подкрашивала. Мои брови были в тон волосам на всем теле — я на все сто процентов был рыжим из рыжих. А тут, темные как смоль бровки!
Я чуть отодвинул чепчик и увидел практически черные волосенки. ЧТО ЗА?
— Чей. Это. Ребенок? — спросил я, стараясь не показывать своего состояния.
— У нее такой невыносимый капризный характер, что мне кажется, что вы с ней самые близкие родственники.
Света прыснула со смеху, а мне что-то совсем было не до смеха. У нас в принципе не может быть черноволосых детей. В ПРИНЦИПЕ!
Тогда чей он? От кого Вася?
Я еще раз перемотал события: «Одиннадцать минус...»
— А сколько ей?
— Два с половиной, — шепнула Света и улыбнулась мне. Так и хотелось спросить: «А что ты лыбишься, олененок? Ты когда мне рога наставить-то умудрилась, Бемби? И, главное, с кем?»
— Два с половиной, — повторил я.
«Одиннадцать минус два — это девять. Минус еще половина — восемь с половиной. Стоп, а что я считаю? А-а-а, вспомнил! Я пытаюсь вычислить, когда примерно наступила беременность. Та-ак… Значит, что мы имеем? Полмесяца в запасе. Так, что ли? Блин, ни хрена башка не варит! ОТКУДА ТЕМНЫЕ ВОЛОСЫ?»
…Антон! Антон! С-сука! А кто еще темноволосый вился вокруг моего олененка в те дни?
Я сжал кулаки и вернулся на свое пригретое ранее место, чтобы не сказануть лишнего Свете и не вспылить. Залпом допил воду, смяв бутылек.
Я Антону все волосы в носу и на жопе повыдергиваю!
Вот ушлый ублюдок!
Я только что витал в облаках, радовался как ребенок, потому что неожиданно стал папой, строил планы на совместное будущее... А тут такое разочарование! Меня как будто сбросили с небоскреба, и я разбился в лепешку, приземлившись в эту беседку!
— Глеб, подпиши мне документы. Пожалуйста. Я никогда тебя ни о чем не просила. Но сейчас я готова умолять тебя. Пожалуйста, поставь подпись... Она мне очень нужна. Ты даже не представляешь, насколько нужна, Рыжий.
— Не дождешься! — рявкнул я.
Свету как будто холодной водой окатило. Она вздрогнула от моей резкости и хотела что-то сказать, но осеклась. Еще раз посмотрев в сторону не моего ребенка, я ушел из беседки.
Сейчас разговаривать со Светой мне было нельзя, я мог наломать дров. А то я не знал, на что я похож, когда злюсь: бесконечный поток мата и ругани, который сломает весь этот сад к чертям!
Я влез в тачку, врубил музыку как можно громче и со свистом колес рванул с места, оставляя на асфальте черные следы шин.
Как она так могла со мной поступить?! Улетела первым же рейсом в Париж, потому что знала, что я узнаю об этой беременности и ее придушу? А я бы и придушил! А потом воскресил бы и еще раз придушил! А потом еще и еще, и так много раз!
Я к ней со всей душой, любовью, заботой, а она вот так… в подоле, блять, принесла!
А я еще как дурак верил все это время, что сделал что-то не так. Думал, что я сильно накосячил или обидел Свету, когда отказался уходить со своей «работы». Все ждал, когда малышка меня простит.
Я не сдавался и пытался найти причину, из-за которой она уехала. Перебирал всевозможные варианты: от того, что озвучил мне этот анчоус носатый Тони, подтвердив основную мою мысль (Свету не устраивала моя «работа» — он ведь так мне сказал тогда) до варианта, что она узнала о беременности Вики. Хотя это было на грани фантастики, потому что они не могли пересечься в принципе. А в итоге?
Просто, блять, замечательно!
И как тут не возникнуть вопросу: а что же Тони с ней не улетел во Францию жрать круассаны и воспитывать свою темноволосую дочку?
Я влетел в «Рай», преодолел в считанные секунды расстояние до кабинета Тоника.
— О, Глеб! Привет. Какими судь.. — он поднял взгляд от экрана ноута, и я с ходу врезал ему. — Ш-шука, блять! Ты ш-што твориш-шь, Рыш-ший? Ты ш-шовшем?
Я сразу же вышел из кабинета Антона, потому что боялся, что убью его! Сев в тачку, я вдавил педаль газа в пол и поехал прочь.
Неважно, куда! Неважно, зачем! Главное — ехать без остановки! Только вперед!
Я мчал по шоссе и орал, надрывая глотку, песню про таких как я, чудаков:
— Вернись, лесно-ой олень, по моему хоте-енью! Умчи меня-я, олень, в свою страну оле-енью…*
Какой-то мудень, поравнявшись с моей машиной, поднял палец вверх, оценивая мое пение.
— Песня — огонь! — заорал он и умчал дальше.
— Огонее не бывает, — пробубнил я и треснул ладонью в руль.
Огонь — это то, что полыхало в моей пятой точке! Вот, где сейчас было нереальное пекло!
Да у меня только что мир перевернулся. Дважды! И если в первый раз он повернулся к солнышку, и все его жители вздохнули с облегчением, что жизнь-то налаживается! Вон, какой подарочек преподнесла Света, смотри-ка, Рыжий… То во второй раз он перевернулся вверх тормашками, и все не пристегнутые поотваливались на хрен!
Мой телефон разрывался от обилия звонков Тони. Он звонил с личного, с рабочего и даже с номера своего охранника. В конце концов я не выдержал и включил режим авиа, чтобы никто, вообще никто (!!!) до меня не смог дозвониться!
Я так скучал по малышке! Я выл, ныл и поскуливал, сгорая от одиночества и непонимания. Я все ждал, когда же мы с ней встретимся. Готов был ждать годы, чтобы услышать из ее пухлых губ правду об ее отъезде. Мне было это нужно! Мне было это необходимо! А тут сразу два потрясения, к которым я не был готов.
Да к такому хрен подготовишься! Это не она олененок, а я САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ ОЛЕНЬ, сука!
Я приехал домой, отправил сообщение Владу, что я отсыпаюсь и снова переключил в авиа-режим. Не хотел ни с кем разговаривать, ни с кем обсуждать что-либо. Мне нужно было остыть! В таком состоянии я мог ТАКО-ОЕ наворотить!
Я открутил крышечку и присосался к бутылке с виски. Света оставила после себя такую пропасть во мне, что я ее никогда в жизни бы не заполнил, а теперь эта дырень еще и рвалась! Виски не мог заполнить пустоту в моем сердце, но облегчить страдания — однозначно!
Подросла малышка моя! Ох, как подросла, моргнуть не успел!
Через минут двадцать я все же взял в руки телефон, вернул его в рабочее «русло», увидел еще дох*ллиард пропущенных — и от Влада, и от Тоника. Разумеется, я сразу же набрал Психу.
— Глеб, что происходит? Ты за что врезал Антону?
— За рога, которые мне наставили, — процедил я и пригубил виски.
— Чего? Ты что, пьян?
— Еще нет, но планирую.
— Так. Завязывай! Я хочу, чтобы ты сейчас же набрал Тони и объяснился с ним. Он в панике. Не понимает, что происходит. Думал, вопрос в финансах. Но у нас с ним все сходится. Простоя нет.