Я ведь тоже человек

Нет, я так больше не могу. Вся эта чертова работа больше не приносит мне удовольствие, как было изначально. Мне после первого визита было хреново, а потом произошел Арканзас, где полностью в мой мозг впились только яркие моменты. Маркус, Дрейк, тот санитар – их кровь на моих руках.

Таблетки больше не помогают, к чему пришло решение полностью отказаться от лечения. Я просто не могу простить себе тот ужас, что я смог сотворить. Безобидный Маркус, что жалостно смотрел на меня, не понимая, чем он так провинился. Если бы меня тогда не остановили, кто знает, что произошло бы с Маркусом. Я так и не смог перед ним нормально извиниться. Дьявол…

А Дрейк? Как мне сообщили, с комы он так и не вышел, да и вряд ли выйдет. Так что можно смело считать моей виной его вечного сна. В тот самый момент, когда он вскрыл себе руку, я нелепо сидел и наблюдал за этим, не пытавшись сделать хоть что-то, чтобы предотвратить и так очевидное происшествие. Если бы я смог сделать хоть что-то, то моя карма была бы чиста. Но, увы… Попросить прощение я так же не смогу.

Какого черта я вообще пошел в журналистику? Сидеть и общаться с больными, наблюдая, как они лишь давятся таблетками и терпят унизительные и мерзкие обращения к себе, только отбивает желание чем-либо заниматься. Терапия не дает каких-либо плодов, лишь в пустую потраченное время. Все как один пропихивают свои таблетки, не помогая, а лишь уничтожая человеческий разум, превращая его в овощ. Никакая болезнь не лечится, лишь притупляется. И прошло уже несколько десятков лет, а люди так этого и не поняли. Или это их коварный план по истреблению особых людей? Черт его знает.

За те года, что я провел в нашей газете, мне пришлось повидать много дерьма. И возвращение в мою лечебницу лишь малость того, что можно назвать дерьмом. Одно слово: Спрингдейл.

Единственный яркий момент в гуще всего кошмара был Джозеф, которому удалось встать на ноги и помочь мне в деле. Правда, в мою дурную голову явились кратковременные сомнения к его персоне. Но затем все подозрения испарились, оставив по сей день чувство вины. Я ему отправляю несколько писем в день с извинениями. Мне кажется, что они попали в “Спам”, от чего он перестал мне отвечать. Он первое время просил успокоиться и приехать ко мне, чему я был бы рад, но отказывал ему, чтобы он не видел меня таким. Никчемным, ничтожным и просто бесполезным.

Я источник всех проблем, который только все портит и доставляет вред и создает хаос вокруг себя. Каким же был дураком, что вообще решился лечь в ту психушку. Они запихивали в меня таблетки, заглушая мою истинное желание, а самое главное – цель. Как бы глупо это не звучало и даже банально, но мне здесь не место. Твою мать, мне буквально спину шкрябают, впиваясь своими острыми когтями как вилы. Та самая ноша, что я тащу на себе и мне больно от этого по сей день. В тот самый день. В тот самый момент. Когда я дал слабину и теперь тело со взбитой в кашу лицом лежит в руинах того самого места, где человеческий дух уже давно простыл и шанс на нахождение улик, доказывающий мою вину, к сожалению, крайне мала.

После увольнения я не пытался найти хоть что-то. Я отказался полностью от сигарет и кофе, понимая, что это не покончит меня раньше времени. Есть еще наркота, но я не хочу опускаться до скотского уровня. Там, где обитает самая низшая степень общества, готовое убивать друг друга ради грамма этой отравы. Сигареты могли вызвать во мне какие-то осложнения. Но, к сожалению, анализы не показали серьезных повреждений моих внутренностей.

Все свои последние деньги я потратил на алкоголь. Никогда не пытался быть алкоголиком и скорее призирал это. Но что-то щелкнуло внутри меня, поменяв свое мнение. Заливал эту жгучую смесью каждый день без продыху. Если блевал, то заливал ее снова и снова в надежде на скорую кончину. Но ситуация аналогичная с сигаретами. Ничего серьезного.

Спрингдейл сильно изменил меня. Там я нашел своего собрата по разуму Фокса, что просто выделялся необычным мышлением. И может если бы не эти твари, что не достойны статуса “человека”, нормально со всеми обращались, а не как с мусором, то Фокс мог прожить отличную жизнь. Да, со своим мировоззрением, но он бы ЖИЛ.

Смотреть на бездыханное тело человека, с кем ты общался несколькими часами ранее, не самый лучший подарок. Видя его растерзанным в клочья, где нет ни единого живого места на теле, разрывает душу от человеческого поступка. Как дикое животное разрывающая антилопу, чтобы насытиться свежим мясом и утолить чувство голода. Примерно таким и предстал сам Фокс. Той самой антилопой.

А каким же красочным показал себя Бард, это что-то с чем-то. Вытащив свой собственный глаз, скользя пальцами по глазнице, чтобы просто вручить мне свой подарок. Это было храбрый, но очень мерзкий поступок, показывая, как человеческое безумие может преодолевать границы собственной адекватности.

А тот санитар… Мне по сей день сняться кошмары. Та самая сцена с расправой. Либо от моего лица, а пару раз и от его. Стоит мне только сомкнуть веки, как тут же всплывает та самая картинка с его ошметками. Это месиво, что однажды являлось головой, вошел в мой участок памяти, как вбитый кол с последующим удалением, обнажив бескрайнюю зияющую дыру, взглянув в которую, можно ненароком сойти с ума. И уж лучше никто и никогда не пытается влезать в мою голову, чтобы хоть один человек остался в здравом рассудке.

Чтобы такого не произошло, мне нужно уйти с этого мира. В другой, если он вообще существует. Я мог уйти в крайности и начать веровать в кого-то, но это бессмысленная трата времени, что лишь усилит желание остаться здесь. А я этого не хочу.

Написал прощальное письмо Джозефу и последний раз извинился перед ним. Отправил.

Заранее в квартире был вбит крючок для занавесок, но сейчас его задача заключается в другом. Достав из шкафа веревку, скрутил в петлю и повесил на этот крючок. Просунул голову и просто сделал шаг в пустоту. Веревка начала сдавливать мое горло, от чего неудивительно и невообразимо быстро вырвалось чувство страха с бессмысленными попытками спасти свою тушу. Почувствовал внутренний хруст гортани, что лишь помогал кислороду не попадать в мои легкие. Резко и крайне неприятно началась колющая боль в глазах, покрывая око легкой пеленой, ухудшая мой взор. Началось сдавливание внутри головы с ощущением сильной жары и громких ударов сердца в ушах, пока мое тело дергалось, пытавшись дождаться конца представления.