Я всё исправлю

Глава 1

Кира

Стою в нашей с Маратом спальне и пытаюсь собраться с силами. Полтора года прошло с момента, как Марат женился на мне и я была самой счастливой на свете. Но счастье как всегда длится недолго.

Сегодня похороны его дяди. Марат убит горем, и со вчерашнего дня мы даже не разговаривали. Понимаю Марата как никто другой. Год назад я потеряла своих родителей. Они погибли в автокатастрофе. Мне тогда тоже было очень тяжело. Как сейчас помню этот день.

Стою у окна и смотрю на дождь, который струится по стеклу. Капли падают беззвучно, словно мир вокруг решил приглушить все звуки, чтобы не нарушить тишину, окутывающую этот дом. Дом, который больше не будет таким, как раньше. Звуки голосов за моей спиной сливаются в приглушенный шум, но смысл их слов ускользает от меня. Всё это кажется таким далеким и неважным.

Сегодня похороны моих родителей, и я должна быть сильной. Все говорят мне это, все ждут от меня, что я выдержу, как должна быть в такой ситуации. Но внутри меня всё словно рвётся на части. Мне кажется, что в этот дом больше никогда не вернётся жизнь, как и они. Как и те дни, когда всё было иначе. Сейчас остались только воспоминания и боль.

Раздаётся звук открывающейся двери. Поворачиваюсь на звук, и моё сердце замирает. Егор заходит в комнату, его фигура чётко вырисовывается в полумраке. Рядом с ним идёт Лия, его жена. Брат идёт прямо ко мне, не сворачивая, не задерживаясь ни на ком. Сердце стучит так громко, что кажется, его слышат все в этой комнате. Вижу, как он останавливается напротив, его глаза встречаются с моими. В его взгляде нет ни гнева, ни осуждения, только тихая печаль.

Он делает шаг вперёд и обнимает меня. Просто обнимает, не говоря ни слова. В этот момент все мои силы, на которые я так полагалась, вдруг исчезают. Всё, что пыталась сдерживать, прорывается наружу. Слёзы начинают катиться по щекам, я не могу остановиться. Не думала, что он сможет посмотреть в мою сторону после того, что я сделала. После того, как предала его, уехав с Маратом.

Но он здесь. И он обнимает меня, словно ничего не изменилось, словно он всё ещё заботится обо мне, несмотря на всё.

Тихий шёпот Егора рядом с моим ухом. Он не говорит ничего важного, только утешает, как будто хочет поделиться частью своей силы, которой, казалось, мне всегда не хватало. А я продолжаю плакать, словно маленькая девочка, которая потеряла всё самое дорогое. Слёзы не останавливаются, словно они хотят смыть всю ту боль, которую я копила внутри.

Лия стоит чуть поодаль, не вмешивается в этот момент. В её глазах читается понимание и какая-то странная отстранённость, словно она уже знала, что так будет. Егор всё ещё держит меня в своих руках, и на какой-то короткий миг позволяю себе забыть обо всём, что произошло, обо всех ранах, что мы нанесли друг другу. Просто стою в его объятиях, чувствуя, как его тепло проникает внутрь, согревая меня, как в старые добрые времена. Но те времена уже не вернутся.

После похорон родителей, Егор предлагает уехать с ними, но я отказалась. У меня есть муж, и я счастлива. С того момента, с братом мы почти не видимся, и лишь изредка переписываемся с Лией.

Сегодня у подножия дома Монгола собрались десятки людей, пришедших проводить его в последний путь. Дядя Марата был сложной и жестокой личностью, и многие из них пришли не столько из уважения, сколько из страха перед его властью, которая распространилась на всю их жизнь. Мой брат был прав – Монгол был опасен. Но Марат, мой муж, совершенно другой человек. Он не имеет ничего общего с преступным миром дяди. Мы вернулись в этот город только для того, чтобы выполнить данное Маратом обещание – похоронить дядю, как того требовала честь.

Перед зеркалом, поправляю складки на своём длинном чёрном платье, будто пытаюсь навести порядок не только в одежде, но и в своих мыслях. Одновременно поправляю выбившуюся прядь из тугого пучка, перевязанного чёрной лентой. Вдохнув глубже, выхожу из комнаты, где царит гнетущая тишина.

В коридоре встречаю Эмму, домработницу дяди. Её лицо напряжено, взгляд отведён в сторону, будто она хочет стать невидимой в этот тяжёлый день.

— Эмма, вы не видели моего мужа? — спрашиваю я, чувствуя, как напряжение растёт.

Она отвечает, что он в кабинете дяди. Сердце колотится быстрее, как будто предчувствуя что-то нехорошее, но я решаюсь идти туда. Подходя к двери, слышу глухие мужские голоса, доносящиеся из-за неё. Сомнения на миг охватывают меня, но желание увидеть Марата перевешивает всё остальное. Подняв руку, стучу по двери и, не дожидаясь ответа, толкаю её.

— Я могу войти? — спрашиваю, но тут же переступаю порог.

Комната погружается в напряжённое молчание, все взгляды сосредоточены на мне. Чувствую себя неуютно под пристальными взорами незнакомых мужчин, сидящих в креслах, но киваю им в знак приветствия и уверенно направляюсь к Марату. Он стоит за массивным деревянным столом, который принадлежал его дяде, с бокалом виски в руке. Кажется, что он намеренно отдаляется от меня, но я всё равно подхожу ближе, желая ощутить его тепло, его присутствие.

— Любимый, как ты? — протягиваю руку и нежно касаюсь его плеча, надеясь, что моё прикосновение успокоит его.

Но его реакция заставляет меня замереть. Марат вздрагивает, словно обжёгся, и делает шаг назад, избегая моего взгляда.

— Что ты здесь делаешь? — его голос звучит холодно, враждебно, словно я вторглась в нечто священное, нарушив его покой.

— Я... просто хотела узнать, как ты... — слова застревают в горле, не зная, как дальше продолжить. Его поведение ошеломляет меня, никогда прежде он не был таким. Глаза горят гневом, который никогда не был направлен на меня.

— А как я могу быть? Что за глупый вопрос? — он раздражённо делает шаг в сторону, будто я стала помехой, чем-то ненужным в его мире, и, не глядя на меня, подливает себе виски.

— Милый... — пытаюсь подойти ближе, но он снова уходит от меня, как будто между нами возникла невидимая стена.

Глава 2

Марат

Стою на церемонии прощания с дядей Олегом, которого все вокруг называли Монголом. Эта очередь людей, тянущаяся к гробу, кажется бесконечной. Многие пришли, чтобы попрощаться с ним, и сейчас вся эта масса движется медленно, словно замедленная река. На каждом шагу — важные лица, взгляды которых вызывают острое желание исчезнуть, стать невидимым.

Рядом Сага, правая рука дяди, человек, который знал о его делах больше, чем кто-либо. Сага стоит так близко, что его шепот звучит прямо в ухо, сообщая имена каждого, кто подходит выразить соболезнования. Но в голове только каша. Имена проскальзывают мимо, как вода через пальцы. Машинально пожимаю руки, словно автомат, и повторяю: "Спасибо". Но никакого смысла в этих словах не ощущается.

Пока стою тут, перед глазами прокручиваются воспоминания. Дядя Олег... Для всех он был Монгол, жестокий и беспощадный. Для меня же — просто дядя, человек, который заменил родителей, когда они погибли. Он взял на себя эту роль, и никто больше не мог бы сделать это лучше. Это не тот человек, которого знал с детства. Монголом он стал ещё в университете. Историк, вечно увлечённый прошлым. Вместе с другом-однокурсником писали диссертацию о татаро-монгольском иго, и с тех пор так и закрепились эти прозвища: он — Монгол, а его друг — Татар. Вот только Татар погиб давно, и Олег остался один с этим именем, которое словно пророчество стало его судьбой.

Толпа всё движется, и никто не хочет упустить возможность пожать руку человеку, который теперь официально стоит на месте Монгола. Не важно, что в глазах ещё слишком много боли, и не важно, что руки дрожат. В этом мире эмоции — слабость. И сейчас, когда вокруг столько людей, ожидающих от меня силы, приходится собраться.

Сага шепчет очередное имя, и очередная рука встречается с моей, холодная и влажная. Не могу удержаться от дрожи, когда смотрю на тех, кто пришёл сюда не только из уважения, но и из страха. Это лица, которые знают, кем был дядя, и что он оставил после себя. От их взгляда хочется самому вырыть себе яму и зарыться в неё, лишь бы не привлекать внимания.

После похорон, толпа людей, одетых в черное, переместилась в особняк дяди Олега. Большой зал, который он всегда называл «своим местом для важных дел», заполнился шепотом, перемешанным с тихим звоном бокалов и еле уловимым запахом сигар. Здесь, в этом доме, он решал свои дела, хотя у него были офисы по всему городу. Как он говорил, «двери этого дома всегда открыты для друзей». Хотя, если подумать, кого из присутствующих можно назвать его настоящими друзьями?

В зале, где когда-то громко звучал голос дяди, теперь висит тяжёлое молчание, разрываемое лишь шёпотом и приглушёнными вздохами. Я сижу во главе стола, но каждая секунда пребывания на этом месте кажется мне пыткой. Дядя всегда был здесь, он сидел с осанкой, излучающей уверенность и силу. А сейчас они все смотрят на меня, ожидая, что я смогу стать таким же. Каждый взгляд прожигает меня насквозь, оставляя едва ли не физическую боль.

Чувствую, как холодный пот собирается на висках, как по позвоночнику пробегает дрожь. В груди — теснота, словно сердце сжали в кулак и не отпускают. Не так я представлял этот день, не так хотел оказаться в этой комнате. Никогда не хотел знать, что скрывается за дверями его кабинета, никогда не стремился стать частью его тёмных дел. Но вот я здесь, на этом месте, и передо мной лежит ответственность, от которой никуда не деться. Ответственность не только за продолжение его пути, но и за то, чтобы найти тех, кто отнял его у меня.

Молчание в зале нарушает Сага. Его голос звучит как гром, заставляя меня вздрогнуть. Сага всегда знал, как управлять ситуацией, как обращаться к людям так, чтобы они сразу понимали: он здесь главный. Он поднимается, и его слова разлетаются по комнате, как осколки стекла.

— Вы все знаете, — начинает он, и его глаза сверкают под светом люстры, — что Монгол всегда говорил, кто займёт его место в случае чего. И это Марат. Его слово — закон. И если кто-то сомневается, пусть вспомнит тот вечер, когда он сказал это открыто, здесь, в этом зале.

Каждое его слово отзывается эхом в моей голове. Гнев и страх сплетаются воедино, сжимая грудь ещё сильнее. Кто-то в зале тихо, но отчётливо произносит:

— Может, и говорил, но насколько это было правильным решением? Молодой, неопытный... Как он сможет руководить всем этим?

Эти слова словно удар в солнечное сплетение. Внутри поднимается буря, и руки сами собой сжимаются в кулаки. Каждая мышца напрягается, как натянутая струна. Внутри разгорается огонь, но в то же время холод пробирает до костей. Внезапно все чувства становятся острыми, каждое движение, каждый звук доносятся до меня с болезненной ясностью.

Сага не даёт этому голосу набрать силу. Он знает, что делать, чтобы сохранить контроль над ситуацией. Его голос становится твёрже, он прямо смотрит на всех присутствующих, словно бросая вызов каждому.

— Монгол сделал свой выбор. Это не обсуждается. Марат займёт его место. Наша задача — помочь ему. И если кто-то готов оспорить его решение, пусть подойдёт сюда и скажет это мне в лицо.

Комната погружается в гнетущую тишину. Мрачные лица вокруг ещё больше темнеют, но никто не решается возразить. Напряжение в воздухе становится почти осязаемым, и оно нарастает с каждой секундой. В этот момент раздаётся вопрос, от которого кровь закипает в жилах.

— Марат, что ты собираешься делать с убийцей дяди? Ведь ты не оставишь это просто так, верно? — голос раздаётся из тени, и его звучание словно впивается в моё сознание, как нож.

Ответ выходит сам собой, рычанием, которое перекрывает все другие звуки:

— Однозначно нет.

Вопрос, последовавший за этим, выбивает почву из-под ног:

— А что насчёт его сестры?

Эти слова как удар молота по наковальне, эхом отдающиеся в каждом нерве. Внутри всё вскипает. Лицо заливает жаром. Руки снова сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, оставляя болезненные следы.

Глава 3

Кира

Время тянется невыносимо долго, как будто стрелки часов специально замедлили свой бег, и каждая секунда растягивается в вечность. Воздух в комнате кажется застывшим, тяжелым, как будто пропитан темнотой и напряжением, которое невозможно сбросить. Этот дом всегда казался мне чужим, холодным, словно стены, впитавшие в себя шёпоты и тайны прошлых поколений, давят своей безжизненностью. Я никогда не могла почувствовать себя здесь как дома. Каждый уголок пропитан чужими жизнями, чужими историями, к которым мне нет доступа. Сегодня же всё стало ещё хуже — словно сам дом ожил, заполнившись толпой незнакомых людей, и каждый их шаг, каждое слово отзываются в стенах эхом, вызывая у меня раздражение и тревогу.

Сижу на кровати, не смея даже подумать о том, чтобы выйти из спальни. В голове роятся мысли, одна тревожнее другой, как стая рассерженных пчёл. Марат... Что с ним произошло? Почему он так резко изменился? Смерть Монгола ударила по нему сильно, это я понимаю, но ведь нельзя так измениться за один день. Вспоминаю его глаза, когда он уезжал — такие холодные и пустые, словно в них больше нет того тепла, которое согревало меня раньше. Эти глаза, что когда-то смотрели на меня с любовью и заботой, теперь кажутся чужими, наполненными болью и гневом, которые мне не понять.

Слышу, как за дверью постепенно стихают голоса, шаги становятся всё реже, но это не приносит облегчения. Ноги словно приросли к полу, отказываются двигаться, а я продолжаю сидеть, парализованная страхом и неопределённостью. Что-то держит меня на месте, заставляя ждать, надеяться, что всё это окажется просто дурным сном. Ждать, когда он вернётся, когда снова всё станет как раньше, когда его руки снова обнимут меня, принося утешение и покой. Но сейчас... сейчас его нет, и я придумываю оправдания для его поведения, убеждая себя, что всё наладится, что это просто временное помутнение, вызванное горем. Ведь не может же он так просто измениться навсегда, правда?

За окном давно наступила ночь, тёмное небо висит над домом, окутывая его холодом и тишиной, но сон не приходит. Взгляд блуждает по комнате, цепляясь за знакомые очертания мебели — но всё это не приносит ни малейшего утешения. Вещи, которые должны были бы быть моими, стали чужими. Всё кажется далёким, будто нахожусь в месте, где нет ни одной частицы меня. Даже воздух, который я вдыхаю, чужой, пропитанный теми, кто был здесь до меня.

Марат всё ещё не вернулся. С каждой минутой ожидание становится невыносимым, словно каждое мгновение — это ещё одна капля в чашу моего терпения, которая вот-вот переполнится. Но даже когда кажется, что я больше не могу ждать, что терпение иссякло, ноги отказываются покидать постель, руки не поднимаются, чтобы выключить свет и попытаться заснуть. Нужно дождаться его, увидеть его, убедиться, что он в порядке, что этот кошмар наконец закончится, и всё снова станет нормально.

Тишина за дверью становится звенящей, почти болезненной, словно стены сами подталкивают меня к чему-то страшному. Её тяжело выносить, как и неизвестность, которая давит на грудь, не давая сделать ни одного глубокого вдоха. Где он? Почему его так долго нет? В голове снова и снова повторяются эти вопросы, как заклинание, но ответов на них нет. И в глубине души я чувствую, что что-то сломалось, и уже не будет так, как раньше. И этот страх постепенно захватывает всё мое сознание, не давая мне покоя.

Голова раскалывается от боли, каждый удар пульса словно молот обрушивается на виски, разбрасывая тягучую, изматывающую боль по всему телу. Словно электрический ток пробегает по нервам, заставляя сжимать зубы, чтобы не застонать. Я выключила свет, надеясь, что это хоть немного облегчит страдания, но даже слабый свет маленького ночника кажется невыносимо ярким, почти обжигающим глаза. Полумрак растёкся по комнате, окутал её таинственной, зловещей тишиной, в которой каждое шорох кажется громом.

Я сижу на краю кровати, обхватив голову руками, пытаясь найти хоть какое-то укрытие от этой боли, как раненое животное, которое забилось в угол, прячась от всего мира. В груди сдавливает, каждый вздох даётся с трудом, словно воздух стал густым, как сироп. Внутри нарастает тревога, которая не даёт сосредоточиться на чём-то одном, мысли метаются, разрывая сознание на куски.

Внезапно дверь с грохотом распахивается, словно ударом разрывая эту вязкую, тягучую тишину. Сердце в груди сжимается в болезненном спазме, словно что-то холодное и острое пронзило его. Я вздрагиваю, как от удара, и на миг замираю, пытаясь понять, что происходит. На пороге стоит Марат, его фигура кажется неестественно наклонённой, как у марионетки, которую неправильно подвесили на нитках. Он едва держится на ногах, его пошатывает, и я с ужасом наблюдаю, как он, делая шаг вперёд, спотыкается и падает на пол, как срезанное дерево.

— О боже, Марат! — Вскочив, я бросаюсь к нему, паника захлёстывает меня, будто волна холодной воды. Ноги становятся ватными, но я заставляю себя подойти ближе, и как только наклоняюсь, чтобы помочь ему встать, меня обжигает резкий запах алкоголя. Он настолько крепкий, что мне становится трудно дышать, и я инстинктивно отвожу лицо в сторону, пытаясь хоть как-то спастись от этого. — Ты пьян… Давай, вставай, я помогу тебе.

Протягиваю руку, чтобы поддержать его, но внезапно он отталкивает меня с такой силой, что я отшатываюсь назад, словно от удара. Глаза Марата полны незнакомой мне ярости, почти звериной. Этот взгляд пронизывает меня насквозь, холодный и жестокий, как удар ножа.

— Не трогай! — его голос звучит грубо, словно скрежет металла о металл, он вибрирует в воздухе, вызывая во мне дрожь. Он с трудом поднимается на ноги, его тело кажется тяжёлым, неуклюжим, и я с ужасом осознаю, что он едва ли контролирует свои движения. Шаткость его походки пугает меня ещё больше, и я снова делаю шаг вперёд, чтобы поддержать его, но не успеваю подойти, как он толкает меня на кровать с такой силой, что я падаю, теряя равновесие.

Глава 4

Кира

Лежу на подушке, вглядываясь в потолок. В памяти всплывают вчерашние события, как навязчивые тени, от которых не скрыться. Громкий звук захлопнувшейся двери, жесткие слова: «Я развожусь с тобой!» — эти моменты проносятся перед глазами снова и снова. Но я отказываюсь верить в реальность того, что произошло. Это не может быть правдой.

Мой телефон снова вибрирует. Наверное, Лия решила написать ещё что-то. я смотрю в телефон, бесполезная рассылка скидок. но шопинг это явно не то, что мне сейчас нужно. Всё, что мне сейчас нужно, это понять, что происходит с моим мужем, и как мне ему помочь. Внезапно до меня доходит, что в доме слишком тихо. Обычно в это время я слышу шум, шорохи или какие-то другие звуки, но сейчас тишина давит на уши. Я сажусь на кровати и прислушиваюсь. Сердце начинает биться быстрее. Где Марат?

Решаю, что нужно его найти, поговорить, выяснить, что происходит в его душе. Я встаю, чувствуя, как холод от пола пробирается через тонкие носки. Прохожу к двери, но останавливаюсь, рука замерла на ручке. Вдруг он снова в таком состоянии? Вдруг это только вызовет новую ссору? Но я не могу просто сидеть и ждать, пока всё само собой наладится. Если я не сделаю первый шаг, этого не сделает никто.

Набираю в грудь побольше воздуха и решительно открываю дверь. Коридор залит дневным светом, но он кажется странно пустым. Спускаюсь по лестнице, стараясь не издавать ни звука, хотя это кажется смешным — дом пуст, и некому услышать мои шаги. Когда я слышу шум из кухни, сердце подскакивает от облегчения. В голове мгновенно вспыхивает мысль: "Марат там". Глубокий вздох облегчения — он вернулся. Улыбка сама по себе мелькает на губах, а в груди рождается едва заметное тепло, как будто огромный груз сняли с моих плеч. Я даже представляю, как он уже, вероятно, ставит на поднос мои любимые вкусняшки, готовясь разбудить меня поцелуем и извиниться, как он всегда делает, когда совершает ошибку. Эти моменты заставляют меня чувствовать себя важной, нужной, желанной, и я с каждым шагом к кухне начинаю ощущать растущее волнение.

Но когда я захожу в кухню, вся эта надежда рассыпается в прах, словно разбитое зеркало, оставляя в груди только болезненные осколки. Вместо Марата я вижу Эмму, погружённую в свои дела, её движения механичны, точны, но в них нет ни капли тепла или заботы. Запах готовящейся еды слегка убаюкивает, но странное ощущение пустоты в доме остаётся, как тень, преследующая меня.

— Добрый день, — произношу я, стараясь, чтобы голос звучал бодро, но внутри всё замирает от напряжения. Почему она здесь одна?

Эмма не утруждает себя тем, чтобы даже повернуть голову в мою сторону. Только спустя несколько секунд я слышу её холодный, почти механический ответ:

— Добрый день.

Эти слова, сказанные таким тоном, как ледяная вода. Ощущение тревоги усиливается, как будто кто-то невидимый сжимает мою грудную клетку. Я пытаюсь скрыть беспокойство, но голос всё равно предательски дрожит, когда я спрашиваю:

— А где Марат?

Эмма продолжает свои действия, будто мой вопрос для неё не важнее шелеста листьев. Я смотрю на неё, стараясь уловить хоть какой-то намёк на эмоции, но её лицо остаётся бесстрастным, словно маска. Когда она, наконец, отвечает, её голос лишён всякой теплоты:

— Уехал с Сагой утром.

Эти слова, произнесённые так буднично, больно ударяют по нервам, как глухой удар молотка. Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как в моём сердце что-то ломается. Как будто те последние осколки надежды, что я удерживала в себе, окончательно разбились.

— Почему так тихо в доме? Где все?

Эмма наконец поворачивается, и бросает на меня холодный, пристальный взгляд, полный скрытого презрения, от которого у меня мурашки пробегают по спине. Её следующая реплика пронзает меня, как острие кинжала:

— В доме только я и охрана, — затем она добавляет, с пренебрежением, от которого мне становится почти физически больно: — Можно, мне вернуться к своим обязанностям, или будут ещё допросы?

Горячая волна обиды поднимается в груди, словно закипающая вода в чайнике. Я чувствую, как внутри всё сжимается, как если бы мне в живот нанесли сокрушительный удар. Невыносимое желание ответить, поставить её на место, кипит в моих жилах, но я сдерживаюсь, потому что понимаю, что сейчас это будет лишь пустой тратой сил. Вместо этого я просто развернулась, чувствуя, как в горле застревает комок, и молча выхожу из кухни, ощущая на себе её колючий взгляд.

Поднимаясь по лестнице. Слабость в ногах накатывает внезапно, словно кто-то выключил свет внутри меня, и ноги не выдерживают. Я просто останавливаюсь, сажусь на одну из ступенек, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Внутри всё дрожит, каждый нерв натянут, как струна, которая готова порваться. Телефон в руке дребезжит, вибрация проходит по пальцам, заставляя сердце на мгновение забиться быстрее. Надежда вспыхивает в груди — это Марат, он сейчас всё объяснит, скажет, что всё это просто недоразумение. Но когда я вижу имя Оли на экране, разочарование накрывает меня волной, оставляя внутри пустоту и ещё большее чувство одиночества.

— Привет, моя хорошая, — стараюсь звучать спокойно, но голос всё равно дрожит, как неустойчивая свеча на ветру.

— Кира, дорогая! — слышу в ответ её тёплый голос, и слёзы неожиданно подступают к глазам. — Хотела тебе ещё вчера набрать, но такой день… Тебе точно не до меня было. Слушай, я тут подумала, может, встретимся где-нибудь? Мы так давно не виделись.

Я соглашаюсь почти сразу, хватаясь за эту возможность выбраться из дома, как утопающий за спасательный круг.

— Да, давай. Встретимся в нашем любимом ресторане, где мы раньше часто обедали, — предлагаю я, радостно предвкушая встречу с Олей и возможность хоть ненадолго забыть обо всём этом кошмаре. И совместить обед и приятную встречу будет очень кстати. Со вчерашнего дня я практически ничего не брала в рот. Если не поем, мне точно светит голодный обморок.

— Отлично! Тогда до встречи, — её радостный голос будто обволакивает меня, согревая изнутри.

Глава 5

Марат

Я нахожусь в кабинете дяди, в одном из его офисов. Здесь всегда пахнет кожей и сигаретами, но сегодня этот запах кажется особенно удушающим. Он будто вцепился в моё горло, мешая дышать. Обстановка вокруг тяжёлая и напряжённая, воздух словно наэлектризован, как перед бурей. Каждое решение, каждое слово здесь весит больше, чем в других местах.

Сага сидит напротив меня, его глаза сосредоточены, а в них мелькает что-то холодное, ледяное. Он из тех, кто никогда не проявляет эмоций, и именно поэтому его слова режут как нож. Мне не нравится этот его взгляд, слишком спокойный, слишком уверенный — такой взгляд можно позволить себе, только когда ты знаешь, что у тебя в руках сила, которую не оспоришь.

— Я нашёл доказательства, — его голос звучит ровно, почти равнодушно, но в нём я слышу нечто большее. Нечто, от чего мои пальцы сжимаются в кулаки. — Егор Ковалёв приказал убить Монгола.

Мои мысли словно на мгновение останавливаются, застывают в недоумении, а потом внутри меня взрывается буря. Я чувствую, как адреналин бьёт в голову, но лицо остаётся невозмутимым, будто застывшей маской. Я должен переварить услышанное, собрать себя в кучу, не поддаваться эмоциям, но внутри всё клокочет от ярости, как вода в кипящем чайнике. Я прижимаю ладони к столу, ощущая, как пальцы начинают дрожать. Чёрт возьми, это не может быть правдой! Но Сага никогда не говорил впустую.

Он вытягивает руку и кладёт на стол флешку, тускло поблёскивающую в свете настольной лампы.

— Здесь запись допроса одного из людей Ковалева. Он признался, что это был личный приказ Егора.

Я беру флешку, сжимаю её в ладони, чувствуя, как она нагревается от моего прикосновения. Металл кажется холодным, но мои пальцы словно горят. Внутри меня всё пылает, огонь ярости разгорается всё сильнее. Сага продолжает говорить, и каждый его слово как новый всплеск пламени, как удар, бьющий по нервам.

— Кроме того, — он кладёт на стол ещё одну флешку, словно бросая вызов, — здесь запись разговора нескольких доверенных людей Ковалева. Они обсуждают, что он сошёл с ума после смерти родителей. Обвинял во всём Монгола, хотя тот не имел к этому никакого отношения. Это был несчастный случай, но Егор этого не принял.

Мои мысли носятся хаотично, цепляясь за каждое слово. "Он обещал, что убьёт Монгола", — тихо произношу я, больше для себя, чем для Саги, вспоминая наши прошлые стычки. Егор всегда был вспыльчивым, его ненависть к Монголу была как открытая рана, она всегда кровоточила.

— Да, — подтверждает Сага, его голос остаётся неизменным, как будто он обсуждает погоду. — И, несмотря на то, что он якобы отошёл от дел и уехал с семьёй, он нашёл способ отомстить. Приказал убить Монгола, считая, что таким образом справедливость будет восстановлена. Он мстил за родителей, за мать, хотя Монгол ни к одному из этих случаев не был причастен.

Моё сердце сжимается от ненависти, словно на него обрушилась тяжёлая плита. Я прижимаю пальцы к вискам, пытаясь удержать разум в целости, не дать ярости поглотить меня целиком. Как он осмелился? Как осмелился поднять руку на Монгола? Я смотрю на Сагу, но вижу перед собой только лицо Егора, его безумные глаза, его ненависть.

— Мы его найдём, — тихо, но с непоколебимой решимостью говорю я, слова отдаются тяжёлым эхом в комнате. — И тогда он заплатит за всё.

Сага молча кивает, понимая, что слова здесь больше не нужны. Я снова смотрю на флешки, зная, что это только начало. Моё тело будто охвачено пламенем, и я чувствую, что этот огонь не угаснет, пока я не добьюсь справедливости.

Внутри меня бушует шторм. Каждая мысль о Егоре и его наглости вызывает новую волну ярости, накатывающую одна за другой, как цунами, не оставляя шанса на спокойствие. Сага только что ушёл, оставив меня один на один с этими мыслями, которые рвутся наружу, как дикие звери, готовые разорвать всё вокруг.

Егор Ковалёв. Я вспоминаю его лицо, и внутри всё сжимается. Как он посмел… Как он осмелился тронуть Монгола?! Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, оставляя глубокие, болезненные отметины. Боль не отрезвляет, а только подливает масла в огонь. Кажется, что внутри меня разрастается пламя, обжигающее изнутри, заставляющее каждую клетку вибрировать от гнева. Сердце колотится так, будто хочет вырваться наружу, удары эхом отдаются в висках, оглушая меня, делая каждый звук вокруг невыносимым.

Я смотрю на стены кабинета, и взгляд неосознанно ищет что-то, что можно было бы разбить, уничтожить, чтобы хоть как-то выпустить наружу это напряжение, разрывающее меня изнутри. Я почти хватаюсь за настольную лампу, когда краем глаза замечаю, что экран телефона загорается. Я хватаю его так резко, что суставы пальцев побелели. Сообщение от Киры.

"Я иду на встречу с Олей. Пиши, если что."

Эти простые слова становятся последней каплей. Внутри что-то ломается, словно хрупкая преграда, сдерживающая гнев, дала трещину и теперь готова рухнуть. Я чувствую, как каждый мускул напрягается, готовый взорваться. Как она может просто пойти на встречу, когда всё вокруг рушится? Она действительно не понимает, что происходит? Как смеет она действовать так, будто ничего не изменилось, будто всё ещё может идти своим чередом?

Я больше не могу оставаться на месте. Встаю, не объясняя ничего Саге, который ещё стоит за дверью, и выхожу из кабинета, чувствуя, как жар внутри разрастается, поглощая разум, стирая остатки здравого смысла. Дверь с грохотом закрывается за моей спиной, но это не приносит облегчения. Кажется, что даже стены этого места сжимаются, давят на меня, словно загоняют в ловушку. Всё, что я хочу, — это контролировать ситуацию, чтобы всё шло по моим правилам, чтобы никто не смел меня ослушаться.

Сажусь в машину, и руки на руле сжимаются так, что костяшки пальцев побелели. Я резко выжимаю газ, машина рычит, как разъярённый зверь, подчиняясь моим приказам. Звонки и сообщения продолжают поступать, но я не обращаю на них внимания. В голове только одна мысль — разобраться с этим прямо сейчас.

Глава 6

Кира

Сижу за столиком, глядя на свою любимую пасту с морепродуктами, но аппетит словно испарился. Внутри меня всё пусто, как будто кто-то выжег все эмоции дотла. Сегодня я практически ничего не ела, но сейчас, даже если бы и захотела, не смогла бы заставить себя проглотить ни кусочка. Паста, которая обычно приносит мне хоть немного удовольствия, сегодня кажется безвкусной, как картон, и тяжёлой, как камень, лежащий на тарелке.

Оля говорит что-то, но её слова доходят до меня приглушённо, будто сквозь толстую вату, обволакивающую мой мозг. Я поднимаю глаза, пытаясь сфокусироваться, хотя мысли продолжают блуждать в далёком от разговора направлении.

— Кира, ты слышала? — спрашивает она снова, теперь с лёгким раздражением в голосе, и я заставляю себя вернуться к реальности.

— Что вы собираетесь делать после того, как ты защитишь диплом? Будете возвращаться сюда?

Я встречаю её взгляд, и на мгновение внутри меня вспыхивает желание просто всё рассказать, но вместо этого я лишь тихо отвечаю, чувствуя, как каждое слово с усилием срывается с моих губ:

— Сюда… вряд ли. Мы с Маратом не планировали, но, возможно, мне придётся взять академический отпуск.

Её брови взлетают вверх, удивление читается в каждом жесте. Моё сердце сжимается, когда я вижу её реакцию.

— Какой ещё академ? — восклицает она, в голосе звучит искреннее недоумение и шок. — Кира, ты в шаге от финала! Так нельзя делать. Что бы там ни думал Марат, ты должна защититься и получить диплом.

Её слова задевают меня за живое, но прежде чем я успеваю что-то ответить, в зале появляется Марат. Его шаги громкие, уверенные, и с каждым приближением я ощущаю, как моя тревога растёт. Сердце начинает биться быстрее, ладони холодеют. Смотрю на его выражение лица и всё внутри меня кричит о надвигающейся буре, но я не могу двинуться с места, как парализованная. Он приближается так быстро, что я даже не успеваю понять, что происходит, и вот он уже стоит рядом с нашим столиком.

Его лицо жёсткое, а в глазах сверкает ярость, от которой по спине пробегает дрожь.

— Вставай, мы уходим, — его рука резко хватает меня за запястье, пальцы впиваются в кожу с такой силой, что боль пронзает меня, как ток.

Я поднимаюсь, едва осознавая, что делаю это по инерции, но как только нахожу в себе крошечную крупицу смелости, резко вырываю руку из его захвата. Сердце грохочет, кажется, оно вот-вот выскочит из груди.

— Марат, ты что делаешь?! — Оля вскакивает со своего места, её лицо заливается ярким румянцем от возмущения, и я чувствую, как внутри меня просыпается что-то, что пытается её защитить, но я не могу найти слов.

— Ты с ума сошёл? Сядь и успокойся! — продолжает Оля, её голос дрожит, но не от страха, а от праведного гнева.

— Сядь и не вмешивайся! — рычит он, его голос громкий, наполняющий зал как громовой раскат. Я чувствую, как меня окутывает волна паники, и в этот момент не могу думать ни о чём, кроме того, чтобы поскорее утихомирить этот шторм.

Я не успеваю ничего сказать, как он снова хватает меня за руку. На этот раз его хватка ещё сильнее, как железные тиски, сжимающие мои запястья. Боль становится острой и жгучей, она отзывается на каждом шагу. Он тащит меня к выходу, и я спотыкаюсь, стараясь удержаться на ногах, панически пытаясь не упасть.

— Марат, подожди, моя сумочка… — мой голос едва слышен, дрожащий, как у ребёнка, но он не останавливается.

Я пытаюсь поспеть за ним, чувствуя, как внутри всё рвётся на части, как будто невидимая нить, которая удерживала меня, вот-вот лопнет. Оля что-то кричит мне вслед, но её голос уже кажется далеким. Всё, что я могу сделать сейчас, — это просто идти, стараясь не упасть и не заплакать прямо здесь и сейчас.

Мы выходим из ресторана, и я буквально кожей ощущаю тяжёлые взгляды людей вокруг. Время словно застыло. Кажется, что весь мир сжался до этого одного момента, где я — маленькая фигура, увлекаемая за собой неумолимой силой. Сердце бьётся так громко, что я едва слышу собственные мысли, а запястье уже ноет от хватки Марата. Его пальцы, как железные клещи, впиваются в мою кожу, и мне приходится сдерживать стон боли, чтобы не привлекать ещё больше внимания.

Слышу, как кто-то выбегает за нами. Слышу голос подруги. Сердце на миг замирает от этого звука, и я поворачиваю голову, чтобы увидеть Олю. Она догоняет нас, держа мою сумочку в руках, и становится перед Маратом, преграждая ему путь.

— Ты что, больной? Куда ты её тащишь? — смело бросает она, глядя ему прямо в глаза.

Марат замедляется, и на мгновение задерживает взгляд на ней. В этом взгляде столько ярости, что я напрягаюсь ещё больше.

Я тянусь другой рукой к Оле, чтобы забрать свою сумочку, чувствуя, как пальцы дрожат от напряжения. Я стараюсь выглядеть спокойной, но голос предательски дрожит.

— Оль, спасибо... Прости, пожалуйста, — выдыхаю я, стараясь удержать слёзы. — Давай я потом тебя наберу.

— Кира?! — Оля удивлённо смотрит на меня, с непониманием и тревогой. Она не верит своим ушам, и мне становится ещё тяжелее от её реакции. Но я не успеваю ничего ответить, потому что Марат, словно непробиваемый танк, снова тащит меня вперёд. Он не останавливается ни на секунду.

Мы идём к машине, и я пытаюсь поспевать за ним. Мои ноги предательски дрожат, мелкие шаги на каблуках превращаются в мучительное испытание, и я едва держусь на ногах. Боль в запястье становится невыносимой, словно пульсирующий огонь проникает глубже в кожу.

— Марат, пожалуйста, остановись, — прошу я, задыхаясь. — Мне больно…

Но он не слышит меня, или просто не хочет слышать. Его лицо — холодная маска, в которой нет ни единой эмоции, только ледяная решимость. Я чувствую, как от его безразличия внутри меня всё сжимается в комок страха. Сердце уже не стучит, а колотится, словно пытаясь вырваться из грудной клетки.

Мы доходим до машины, и Марат резко открывает дверь переднего пассажирского сиденья. В этот момент мне кажется, что всё происходящее — это какой-то кошмар, от которого я никак не могу проснуться. Он толкает меня внутрь, словно я просто вещь, которую нужно переместить с одного места на другое. Я падаю на сиденье, мои руки инстинктивно хватаются за края кресла, словно за последнюю опору в этом хаосе.

Глава 7

Марат

Сжимаю руль так, что костяшки пальцев белеют, а в голове вихрь мыслей, который рвёт меня на части. Кира рядом вся в слезах, её дыхание сбивчивое, но я не могу смотреть на неё, потому что каждый раз, когда наши взгляды пересекаются, я вижу не её, а Егора. Этот образ, этот чертов призрак, как заноза в мозгу, не даёт мне покоя.

Ненависть и ярость кипят во мне, разъедая все, что было светлым. Когда-то я смотрел на Киру и видел свою жену, ту, с кем хотел прожить жизнь, с кем был готов делить всё — радость, боль, победы и поражения. Но теперь… теперь всё это кажется далёким, как будто было в другой жизни. Тёплые чувства, что грели меня, когда я думал о ней, теперь лишь обжигают, как пепел от сгоревшего огня.

Внутри меня только холод и пустота. Гнев переполняет меня, сворачивается тугим комком в животе, поднимается к горлу, и я чувствую, как моё сердце колотится, словно хочет разорваться. С каждой секундой ярость становится невыносимой, она зашкаливает, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не выплеснуть её наружу в ещё большем разрушении. Глядя на Киру, я вижу в ней только сестру врага, чью кровь я ненавижу до глубины души.

Всё её существование сейчас кажется мне олицетворением предательства. Каждый её взгляд, каждый жест будто бы напоминает мне, что она — часть Егора. Частичка того, кто отнял у меня семью. Кто убил моего дядю. И теперь, когда я смотрю на неё, всё, что я чувствую, это желание избавиться от этой боли, от этого гнева. И с каждым её словом, с каждым её движением это желание только усиливается.

Я отворачиваюсь, пытаясь спрятаться от её взгляда, но знаю, что это бесполезно. Образ её брата, тянущийся за ней, как тень, следом за мной. Он заполонил моё сознание, и я не могу избавиться от этого ощущения. Кира уже не моя жена. Она — сестра врага, и этот враг разрушил всё, что было между нами.

Я сижу за рулём, стиснув зубы, чтобы не сорваться. Кира в панике дёргает ручку двери, её крики пронизывают воздух.

— Открой! — Она почти визжит, как будто от этого зависит её жизнь.

Я завожу мотор, пытаясь игнорировать её, концентрируюсь на том, чтобы просто поехать, чтобы забрать её отсюда, куда угодно, лишь бы мы оказались подальше от этого проклятого места.

— Мы едем домой! — грубо роняю я, срываясь на крик. Но Кира не останавливается, её голос становится всё отчаяннее.

— Если не хочешь, чтобы меня вырвало прямо здесь, открой! — кричит она я смотрю на ее бледное лицо и нажимаю кнопку разблокировки.

Она моментально выскакивает наружу, и я слышу, как её выворачивает наизнанку. Этот звук ударяет меня, как удар молотка по голове. Я чувствую, как всё внутри обрушивается, весь гнев, все эти проклятые эмоции, которыми я был переполнен, всё сразу превращается в одну острую боль.

Черт бы меня побрал! Я хватаюсь за бардачок, выдёргиваю салфетки и бутылку с водой, и быстро выхожу из машины. Каждый шаг к Кире даётся мне с трудом, словно я иду по раскалённым углям. Я вижу её, согнувшуюся, и моё сердце сжимается в тугой комок от боли и вины.

Я подхожу ближе, протягиваю ей салфетки, мои руки дрожат. Ненавижу себя за это. Ненавижу за то, что довёл её до такого состояния. Смотрю на неё и чувствую себя последним ублюдком. Той самой тварью, которая может причинить боль самой дорогой женщине в своей жизни. Но несмотря на всё, я продолжаю это делать.

— Держи, — говорю тихо, стараясь скрыть, как дрожит мой голос. Но она не сразу реагирует. Я стою рядом, чувствуя, как ужасно сдавливает грудь, словно кто-то сжал её в кулаке.

Я наклоняюсь, чтобы помочь ей подняться, но чувствую, как тяжесть вины сковывает мои движения. Я хочу вырвать этот кошмар из нашей жизни, как сорняк из земли, но сам же являюсь его корнем.

Кира не поднимает на меня глаз, когда я протягиваю ей воду. Она берет бутылку, но не смотрит на меня. Я стою рядом, чувствую, как внутри всё клокочет от ярости, направленной на самого себя. Корю себя за то, что не смог сдержать этот дьявольский гнев, вылил его на неё, на свою жену, которая никак не связана с делами Егора. Я хотел защитить её, но вместо этого только причинил боль.

— Тебе лучше? — спрашиваю я тихо, надеясь на её ответ, но Кира продолжает смотреть перед собой, делая глубокий вдох и выдох, как будто пытается успокоиться, собрать себя по кусочкам.

— Кира... — снова обращаюсь к ней, пытаясь достучаться до неё, но она игнорирует меня, обходя машину и садится на пассажирское сидение. Я стою на месте, ощущая, как что-то тяжёлое оседает в груди. Вижу, как она отдаляется, не физически, а душой.

Сажусь за руль и завожу машину. Мы едем молча. Подъезжаем к особняку Монгола, Кира резко открывает дверь, как только машина останавливается, и выбегает, как будто ей нужно сбежать от меня как можно быстрее.

— Кира! — зову её, но она не реагирует. Вижу, как она несётся к дому, и злость переплетается с усталостью, усиливая бурю внутри меня. Сжимаю руль до боли в пальцах, пытаюсь успокоиться, но это невозможно.

Я бросаюсь за ней, поднимаюсь по лестнице, но когда вхожу в спальню, моё сердце падает. Кира достала чемодан и скидывает туда свои вещи, не глядя на меня. Как будто я уже не существую. Но может так и нужно. Черт! Нет! Если она сейчас уйдет непонятно чем все может для нее закончиться. Но она не даёт мне возможность даже подумать как все разрешить!

— Ты что надумала? — Я подхожу ближе, хватая её за локоть, чтобы остановить.

— Ухожу! — её голос звучит выдержанно, холодно, но в нём слышится решимость, которой я не ожидал. Она смотрит мне прямо в глаза, и в этот момент я понимаю, что на самом деле теряю её. — Ты сам сказал, что мы умерли давно, и ты разводишься со мной. Мне больше нечего здесь...

Слова обжигают, словно кислотой, и я пытаюсь что-то сказать, но замечаю, как её лицо становится ещё более бледным. Вижу, как она покачивается, и в следующий момент она теряет сознание.

— Кира! — кричу я, подхватывая её, когда она падает. Чувствую, как её тело безвольно лежит в моих руках, и это как удар в сердце. Этот момент, когда осознаёшь, что любишь человека больше всего на свете, но только что почти потерял его, накрывает меня, как лавина. Я ненавижу себя за то, что довёл её до этого состояния, и ещё больше ненавижу за то, что не могу исправить всё это.

Глава 8

Кира

Я медленно открываю глаза, и первое, что чувствую, — это резкую боль в голове. Всё вокруг плывёт, как в тумане, и я не сразу понимаю, где нахожусь. Постепенно вижу перед собой бледные стены, светильники над головой… и понимаю, что это не наша спальня. Машина скорой помощи. Сердце сжимается от паники, и я резко поднимаюсь, но сразу чувствую, как мир вокруг начинает вращаться, и вынуждена опустить голову обратно на подушку.

Рядом со мной сидит Марат, его лицо напряжено, взгляд сосредоточен на мне. Рядом с ним врач в форме, он внимательно смотрит на меня, проверяет давление.

— Что… что происходит? — мой голос звучит слабее, чем я ожидала, он дрожит, как и я сама.

— Вы потеряли сознание из-за очень высокого давления, — спокойно отвечает врач, как будто это что-то обыденное. — Сейчас главное — успокоиться. Вы немного побудете под наблюдением, и если утром всё будет хорошо, ваш муж сможет забрать вас домой.

Слово "муж" звучит как удар в живот, и вдруг все события, произошедшие недавно, горячей лавиной обрушиваются на меня. Гнев, обида, страх — всё смешивается в одну жгучую боль, которая разливается по всему телу. Я пытаюсь не смотреть на Марата, но его присутствие, его тяжёлый взгляд, словно давит на меня, не давая нормально дышать.

— Не пытайтесь встать, — врач мягко кладёт руку на мою, — сейчас вам лучше отдохнуть.

Я закрываю глаза, пытаясь вернуть себе хоть немного спокойствия, но в голове шумит, мысли несутся одна за другой, как неуправляемые. Почему? Почему всё это происходит со мной? Я хочу закрыться от мира, спрятаться, но не могу — я снова слышу его дыхание рядом и чувствую, как моя боль растёт, сжигая всё внутри.

Мы приезжаем в больницу, и всё вокруг будто растворяется в густом тумане. Врачи… медсестры… Капельницы, которые впиваются в мою кожу холодными иглами… Какие-то анализы, приглушенные голоса, и скользящий по полу свет от проходящих мимо людей — всё это проносится мимо меня, не оставляя чёткого следа. Я как в каком-то кошмаре, где реальность смазана и не имеет границ. Весь этот мир кажется чужим и далеким, а я словно зависла между снами и явью.

Марат не находится всё время рядом, но я постоянно чувствую его присутствие. Его голос где-то вдалеке, будто отголосок другой жизни. Он здесь, рядом, но его близость приносит не утешение, а новую волну боли. Под действием лекарств мои глаза закрываются сами собой, и я ухожу в беспокойный сон.

Когда я открываю глаза, утренний свет заполняет палату. Я чувствую себя лучше, легче, но это ощущение ненадёжное, как тонкая нить, которая может оборваться в любую секунду. Я медленно приподнимаюсь и сажусь на кровати. В углу комнаты вижу Марата, спящего в кресле. Его лицо выглядит таким спокойным… Тихий и ровный ритм его дыхания словно наполняет комнату, создавая иллюзию мира, который мы когда-то делили.

Вот он, мой Марат. Слёзы подступают к глазам, и я не могу сдержать их. Моё сердце сжимается от этой жестокой иронии. Что произошло с нашим браком? Где те нерушимые стены, которые он обещал, которые казались такими крепкими? Он же сам теперь рушит их, камень за камнем, не оставляя ничего от нашего прежнего счастья.

Как же мне хочется, чтобы Марат сейчас проснулся, чтобы посмотрел на меня так, как смотрел раньше — с любовью, с теплотой, которая согревала меня в самые холодные ночи. Чтобы обнял меня крепко и прошептал, что всё будет хорошо, что он рядом, что мы пройдём через всё это вместе. Я готова отдать всё на свете за один его взгляд, полный той прежней любви, которую я чувствовала так ясно.

Словно в ответ на мои мысли, Марат действительно просыпается. Его глаза медленно открываются, и на мгновение я вижу в них что-то знакомое, что-то, что было нашим. Но затем он тут же отводит взгляд в сторону, как будто не хочет встречаться со мной глазами. Как будто я стала для него чем-то чужим, неприятным.

Господи, неужели ему настолько противно видеть меня? Этот вопрос как удар в грудь, заставляющий боль пронзить меня с новой силой. Всё внутри меня сжимается от ужаса перед тем, что я теряю его. Марат, мой Марат, который был для меня всем… Теперь не может даже взглянуть на меня.

– Как ты? – спрашивает он, выравниваясь в кресле, и его голос звучит неожиданно мягко, как будто он боится потревожить меня. Но ответить я не успеваю. Дверь палаты открывается, и входит врач.

– Как хорошо, что вы уже проснулись. Я надеюсь, это слёзы счастья? – улыбается мне врач, заметив мокрые дорожки на моих щеках. Я быстро, почти в панике, вытираю их с лица, стараясь спрятать свои эмоции, словно это что-то запретное.

– Ну что ж, ничего плохого я вам сказать не могу. Криз прошёл, ваше давление в норме. С ребёнком тоже всё хорошо, но всё же, если у вас часто повышается давление, обсудите это с вашим врачом.

Слова врача звучат как гром среди ясного неба. **С ребёнком?** Резко перевожу взгляд на Марата, и вижу, как на его лице появляется замешательство. Его глаза мгновенно расширяются от удивления, а брови медленно поднимаются вверх, словно он услышал что-то невероятное.

– То есть как…с ребёнком? – голос Марата звучит тихо. Меня уносит водоворот эмоций. Я в растерянности смотрю на врача, не веря услышанному.

– Вы уверены? Я беременна? – мой голос дрожит, и каждое слово даётся с трудом, словно я боюсь услышать подтверждение.

– Да, вы на четвёртой неделе, но я вижу, это стало для вас сюрпризом. Тогда мои поздравления, – врач улыбается мне тепло и протягивает руку Марату. Всё вокруг кажется настолько нереальным.

– Спасибо, – Марат механически пожимает руку врача, не сводя с меня взгляда, полный шока и недоумения. Его глаза буквально прожигают меня насквозь, как будто он пытается понять, что произошло, как будто его реальность внезапно изменилась, и он не знает, как с этим справиться.

– В любом случае, вам не стоит переживать. В регистратуре заберите выписку, и можете ехать домой, – добавляет врач, прежде чем уйти, оставив нас наедине с этим новостью, которая, словно тяжёлое одеяло, накрыла всё вокруг.

Глава 9

Марат

Дверь палаты закрывается за спиной с тихим щелчком, но этот звук кажется оглушительным. Внутри всё пылает, кровь стучит в висках. Кира… Она беременна? Слова врача звучат в голове эхом, как будто произнесены несколько раз подряд, но смысл их не укладывается в сознании. Давление на грудь усиливается, и нужно сделать усилие, чтобы вздохнуть.

По коридору больницы прохожу как в тумане, ноги словно автоматом находят путь, но в голове – полная пустота. Только одна мысль цепляется, как заноза: ребёнок. Наш ребёнок. Но что теперь делать с этим знанием? Как принять то, что Кира ждёт ребёнка? Что значит быть отцом, когда вокруг столько ненависти, предательства и мести?

Не успеваю осмыслить, как в кармане пиджака начинает вибрировать телефон. Дёргаю его и вижу на экране имя Саги. Чёрт, совсем забыл о встрече. Пальцы сами собой нажимают кнопку ответа.

– Марат, – голос Саги резкий, как хлёсткий удар, – ты где? Уже прошло больше получаса.

Мгновение колеблюсь, пытаясь собрать мысли в кучу, но слова всё равно звучат как оправдание, которого не ожидал от самого себя.

– Кира… Она в больнице…– проговариваю, чувствуя, как напряжение в груди усиливается. – Ей нужна помощь сейчас.

На другом конце линии повисает пауза, но затем голос Саги становится ещё жёстче, чем прежде.

– Забудь об этом. Делами с женой займёшься потом. Сейчас главное – дела с компаньонами Монгола. Если мы сейчас не явимся, последствия будут куда серьёзнее, чем твои семейные проблемы.

Слова, как холодный душ, обжигают своим безразличием. Рука с телефоном невольно сжимается в кулак, но сдерживаю себя. Сага прав, здесь нельзя ошибаться. Месть за смерть Монгола требует полной концентрации, и опоздание на встречу с его компаньонами может стоить слишком дорого.

– Я уже еду, – выдавливаю сквозь стиснутые зубы. – Буду через пятнадцать минут.

Сага молчит секунду, но в его тишине слышится согласие, словно он прощает мне этот промах, хотя, чёрт возьми, ему вовсе не за что прощать. Голос, когда он снова говорит, звучит спокойнее, но не менее требовательно.

– Надеюсь, Марат, ты понимаешь, что эта встреча определит наше будущее. Не дай своим эмоциям затуманить разум.

– Всё под контролем, – отвечаю, стараясь говорить уверенно, хотя внутри бурлит настоящий ураган.

Сага, кажется, удовлетворён ответом и разрывает связь. Телефон возвращается в карман, а я медленно выдыхаю, словно пытаясь выдавить из себя оставшиеся сомнения и колебания.

Первые шаги к выходу даются тяжело. Слова Саги ещё отдаются эхом в голове. Ужасно хочется вернуться назад, к Кире, объясниться, взять её за руку, но каждая секунда промедления может стать фатальной. Дела требуют присутствия здесь и сейчас.

Сделав ещё один глубокий вдох, всё же решаюсь – направляюсь к машине. Тело действует на автомате, мысли витают где-то между делами и тем, что только что узнал. Сердце бьётся ритмично, но в голове хаос. Кажется, вот-вот, и все эти чувства вырвутся наружу, разорвут на части. Но этого нельзя допустить. Никогда.

Сейчас нужно собраться, подавить эмоции, чтобы ничего не мешало в предстоящей встрече. Тяжёлое дыхание, холодный воздух больничного коридора и твёрдая уверенность в каждом шаге. Этот момент требует полной отдачи, и ни одна эмоция не должна встать на пути.

Мысли невольно возвращаются к Кире. Неужели она действительно хотела, чтобы ушёл? Задерживаюсь у дверей, борясь с порывом вернуться, заглянуть ещё раз, попытаться объясниться. Но волю эмоциям давать нельзя, иначе я проиграю не начав игру.

Ещё одно глубокое дыхание, и решение принято: нужно уйти. Направляюсь к выходу, и даю указать по телефону охране, проследить за выпиской Киры и отвезти ее домой.

Оставляю мысли о Кире позади, настраивая себя на предстоящую встречу. Когда подъезжаю к зданию офиса, уже не думаю о больнице. Концентрация на деле возвращается, как привычная броня, которую надеваю, когда пересекаю порог этого места. Секретарь встречает у двери и сразу сообщает:

– Все приглашённые уже в большом зале, ожидают вашего появления.

Секунда, чтобы выровнять дыхание, и в следующий момент двери кабинета распахиваются. Шаг за порог, и здесь уже встречает Сага, его фигура, как всегда, внушает уверенность. Его присутствие всегда было чем-то вроде якоря, тем, что удерживает на плаву в самые трудные моменты.

– Ты опоздал, – отмечает он, но без укора. В его голосе скорее звучит напоминание, что следующая встреча не терпит опозданий.

– Знаю, – коротко отвечаю, не желая вдаваться в детали.

Сага коротко кивает, принимая мой ответ. Но он не тот, кто оставит что-то на полпути. Пока идём к большому залу, он тихо, но уверенно даёт наставления, как себя вести на встрече:

– Люди, которых ты встретишь сейчас, не прощают ошибок. Держись спокойно и уверенно, но не переигрывай. Их уважение заслуживается не пустыми словами, а действиями. Не позволяй себе проявлять эмоции, какой бы провокацией тебя ни встречали.

Знаю, что Сага прав. Встреча с компаньонами Монгола – это испытание, на котором многое зависит. Эти люди держат под контролем немалую часть бизнеса, и любая оплошность может обойтись очень дорого.

– Не переживай, – бросаю в ответ, понимая, что от него требуется больше уверенности, чем слов. Самая важная игра начинается в тот момент, когда переступаю порог большого зала.

Зал погружён в полумрак, светло лишь над огромным столом в центре. Те, кто уже занял места, поворачивают головы, когда входим. Ощущение, что каждый из них оценивает каждое движение, каждую эмоцию, которая может промелькнуть на лице. Внутри холодно и пусто, будто отключил всё ненужное, оставив лишь цель впереди.

Сага молча ведёт к самому центру стола, где уже готово место. Взгляд на людей вокруг – все они здесь не случайно, все со своей историей, со своими требованиями и амбициями. Сегодня нужно не просто выстоять, но и сделать так, чтобы они видели за моими действиями силу и уверенность.

Глава 10

Кира.

Стою у такси, дыхание сбивается, как будто воздух становится гуще, а ладони начинают влажнеть от нервного напряжения. "Шкаф", приставленный ко мне Маратом, не сдвигается ни на сантиметр, его массивная фигура перекрывает мне доступ к машине, словно гранитная глыба. Его лицо бесстрастное, глаза смотрят прямо, не выдавая никаких эмоций. Ругаюсь с ним, но это как об стену горох — слова не достигают цели, просто отскакивают от его непроницаемой оболочки.

Сердце колотится в груди, когда замечаю, как из-за угла резко появляется машина Марата, и её шины со свистом останавливаются почти у моих ног. В воздухе чувствуется запах жжёной резины, и у меня внутри всё сжимается от страха, гнева и какого-то неизбежного предчувствия. Дверь машины распахивается, и Марат выходит на улицу с хладнокровным, почти ледяным выражением лица. Он даже не удостаивает меня взглядом. Вместо этого направляется прямо к таксисту, быстрым движением выуживает из кармана несколько купюр и, сунув их в руку водителю, спокойно желает ему хорошей дороги.

Таксист, смутившись от такого поворота событий, молча кивает, садится в свою машину и уезжает, оставляя за собой слабый запах бензина и глухое эхо удаляющегося двигателя. Стою оторопевшая, глядя на эту картину, не в силах поверить в происходящее. Слова застревают в горле, прежде чем мне удаётся наконец выдавить:

— Ты зачем это сделал? — смотрю на Марата, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони, оставляя красные следы.

Марат молча проходит мимо меня, его шаги размеренные, уверенные, будто бы все его действия давно просчитаны. Он открывает пассажирскую дверь своей машины, жестом приглашая меня сесть. Жест плавный, почти обыденный, как будто это просто часть ежедневного ритуала, но в его движениях чувствуется скрытая сила, подчёркивающая его уверенность в том, что я выполню его волю.

— Я никуда с тобой не поеду! — упираюсь я, скрещивая руки на груди в защитном жесте. Слова резкие, почти отчаянные, и голос дрожит от смеси ярости и страха.

— Кира! — Марат смотрит на меня, и в его глазах на мгновение вспыхивает гнев, но он тут же его подавляет, сжав челюсти. Видно, как его руки напрягаются, костяшки пальцев белеют от напряжения. Он делает усилие, чтобы оставаться спокойным, но его внутренний конфликт чувствуется даже в этих мелочах.

— Марат! Ничего не изменилось! Как ты сказал, мы разводимся! — разворачиваюсь, стараясь уйти в противоположную сторону, но путь снова преграждает “орангутан” Марата, его массивная фигура отбрасывает тень, лишая меня последней надежды на бегство.

— Кира, поедем домой, и мы всё обсудим, — его голос звучит почти умоляюще, хотя в нём всё ещё ощущается стальная нота, скрытая под маской спокойствия.

— Я не вернусь в тот дом! — отвечаю ему, слова сорвались с губ раньше, чем успела их обдумать.

Марат делает паузу, как будто взвешивая мои слова. В этот момент его лицо становится напряжённым, как будто внутри него идёт борьба, и, наконец, он выдаёт:

— Хорошо, поедем в мою старую квартиру, – произносит с оттенком усталости, как будто признает поражение.

Оборачиваюсь, глядя ему в глаза. В них мелькает что-то, что заставляет моё сердце пропустить удар. Глубоко внутри ещё жива надежда — глупая, наивная надежда на то, что можно что-то исправить, что Марат станет прежним, что всё можно будет вернуть.

Молча иду к его машине и, проигнорировав предложенное переднее сидение, сажусь на заднее пассажирское место. Марат закрывает дверь, усаживается за руль, и перед тем как завести машину, шепчет почти неслышно:

— Уже что-то… — слова звучат так тихо, что мне почти кажется, что это мне послышалось. Но в этом коротком замечании скрывается столько всего — от облегчения до подавленного гнева.

Машина плавно трогается с места, и я смотрю в окно, стараясь подавить чувства, которые снова вспыхивают внутри. Внутренняя борьба между разумом и сердцем не стихает, а каждое движение автомобиля, каждый поворот дороги напоминает о том, что впереди — неизвестность, в которой есть лишь слабый свет надежды.

Машина останавливается у подъезда старой квартиры Марата. Это квартира бабушки, матери отца. После ее смерти она перешла Марату, и хоть в основном он жил у дяди, он здесь часто появлялся. Мы тоже несколько ко раз сбегали сюда от всего мира, ещё до того как я решилась признаться своим родным. Впервые за долгое время это место снова перед глазами, и с каждой секундой воспоминания накатывают волной, захлёстывая разум.

Марат молча выходит из машины, обходя её, чтобы открыть мне дверь. Он действует привычно, но в его движениях чувствуется напряжение, как будто внутри него тлеет огонь, готовый разгореться в любую секунду.

Поднимаемся по лестнице, шаги отдаются эхом по мраморным ступеням. Вокруг всё выглядит таким же, как раньше, но атмосфера изменилась — здесь больше нет того уюта, который когда-то был. Марат молча открывает дверь квартиры, приглашая войти внутрь.

Я прохожу, и на мгновение снова возвращаюсь в наше счастливое прошлое. Но мираж разрушается жестокой реальностью. В квартире царит полумрак, лишь несколько лучей дневного света проникают через шторы. Окинув взглядом комнату, замечаю, как многое осталось неизменным: старый диван, на котором мы когда-то смеялись, стол, за которым обсуждали будущее, и книги, которые он любил читать, теперь собрали пыль на полках. Но теперь всё кажется другим, холодным, чужим.

– К вечеру сюда прибудет Эмма и наведёт порядок. Она останется чтобы помогать тебе… – начал Марат.

Подхожу к Марату медленно, словно каждая секунда тянется вечностью. Вижу, как его напряжённое тело застывает, едва сдерживая бурю эмоций, бушующую внутри. Пальцы дрожат, когда касаюсь его груди, ощущая тепло под ладонями. Его сердце бьётся так сильно, что я могу почувствовать этот ритм, будто бы это моё сердце отвечает на его.

– Марат, зачем всё это? – голос звучит тихо, почти умоляюще. Поднимаю взгляд и ловлю его глаза, полные боли и сомнений. Чувствую, как между нами натянулась невидимая нить, которая может порваться в любой момент, если сделать неверный шаг.