Далёкий горизонт утонул в белёсой дымке. Тяжёлые свинцовые тучи обещали скорый ливень, однако ни одной капли пока не упало на седую траву, сплошь покрывающую чёрствую сухую землю бесконечного поля. Тощие стебельки застыли в тишине, и в сером предгрозовом свете казалось, что всё вокруг поросло шерстью. Низенькие болезненные растения склонились почти горизонтально, так что даже не отбрасывали теней.
Сергеев двигался по полю, чувствуя, как напряжённо завязывается узел внутри и ускоряется пульс. Так бывает перед грозой. Тучи затягивают небо, скрывая солнце, и сумерки сгущаются посреди дня.
Ни ветра, ни грома. Сухие мелкие травы не шевелились, сгибаясь лишь под ногами Сергеева. Он пошёл быстрее. Но сколько бы ни прошагал, поле по-прежнему простиралось до горизонта, впереди не показывались ни кромки деревьев, ни крыши домов.
Сергеев попытался уверить себя, что волноваться не о чем, однако беспокойство расползлось внутри липкой жижей, желудок сжимался от спазмов приближающейся паники.
Вдали выросла фигура. Кто это, или что, разглядеть не получалось, силуэт темнел далеко впереди и напоминал тёмный колышущийся конус. Сергеев ускорил шаг и перешёл на бег. Конус понемногу приближался.
Казалось, в поле стоит высокий худощавый человек, закутанный в чёрный балахон. Сергеев обошёл фигуру. Низко надвинутый капюшон скрывал половину лица, оставляя видимой только длинную седую бороду и впалые щёки землистого цвета. Человек что-то бормотал, наклонив голову.
У ног старца зияла глубокая яма, заполненная разномастными деревянными обломками и погнутыми кусками металла. Из-под хлама выглядывали бледные человеческие руки. Закоченевшие пальцы согнулись, будто хотели поймать что-то, ускользнувшее в последний момент.
– Мало песка осталось, – печально прошелестел тихий голос.
Взяв песочные часы из рук старца, Сергеев посмотрел сквозь их мутное стекло на бесцветное небо.
Послышался шорох, как будто громадная птица взмахнула крыльями. По щеке скользнуло слабое дуновение. Старец исчез, а в нескольких метрах от ямы появилось высокое сухое дерево со скрюченными почерневшими ветвями, с которых свисали верёвки, завязанные в петли.
Кажется, за деревом кто-то стоял. Как будто женщина в длинном чёрном платье пряталась за массивным стволом, осторожно поглядывая на Сергеева.
По руке прошла слабая вибрация. Оказалось, последние крупинки переместились из одной части часов в другую. Сергеев машинально перевернул их, и песок посыпался обратно.
– Время пошло, – произнёс голос.
Неожиданно поднялся ветер, и дерево заскрипело, размахивая искорёженными ветвями. Верёвки змеились, цепляясь за сучки и переплетаясь. Из-за дерева выскользнула угловатая фигурка и двинулась к Сергееву.
Невысокий человечек в шутовском костюме шёл, кособочась и подпрыгивая. Уродливую мордочку передёргивала злорадная ухмылка.
Сергеев попятился и чуть не потерял равновесия, оказавшись на самом краю ямы, из которой теперь доносились скрипуче-трескуче-шепелявые звуки. Человеческие пальцы в яме шевелились, хватая воздух, куски металла скрежетали, деревяшки ломались, и острые края их ранили копошащиеся бледные руки.
Жуткий человечек подбирался всё ближе, злобная рожица расплылась в хищной усмешке. Совершенно неожиданно для себя Сергеев швырнул часы в человечка и прыгнул в яму. В последний миг успел заметить удивление, слегка разгладившее гадкую физиономию. Часы со звоном разбились прямо о голову в шутовском колпаке.
Сергеев проснулся.
Некоторое время просто лежал и, глубоко дыша, смотрел в потолок, всё ещё расчерченный квадратными бледными отсветами прожекторов на соседнем доме и парковке. Опять их забыли выключить.
Когда сердцебиение пришло в норму, Сергеев потянулся за часами. Обычные часы, с круглым циферблатом и потёртым кожаным ремешком. Подарок отца на окончание школы. Никакого песка. Хорошо-то как.
Восемь утра. За окном ярко светило почти осеннее августовское солнце. Судя по тишине в квартире, старший брат уже успел позавтракать и уехать на работу. А ещё принять душ, сходить на пробежку и ответить на несколько писем. Достигатор.
А Сергеев продолжал валяться в постели, наблюдая за сияющими пылинками, кружащими в холодных лучах. Куда торопиться. Свободный график оставлял сколько угодно времени на сон, которого всё равно почему-то не хватало. Особенно если смотреть сериалы целыми сезонами.
Хорошо всё-таки работать удалённо. Ладно, частично удалённо. Иногда приходилось и в редакцию наведаться.
На столе протяжно зажужжал телефон. На экране высветился номер главного редактора, которого на иностранный манер все сотрудники называли Шефом.
– Да, Шеф, – лениво ответил Сергеев, прикрыв глаза. Он вообще не припоминал, чтобы начальник звонил сам, обычно это перепоручалось секретарше, да и то крайне редко, только если имелись задания, которые нужно было выполнить вчера.
– Через полчаса в моём кабинете, – сухо сказал Шеф и отключился. Сергеев даже ответить не успел.
Пришлось-таки вылезать из под тёплого одеяла.
Приняв душ, Сергеев позавтракал остатками заказанного вчера вечером обеда (судя по душку, спагетти болоньезе уже тогда были не первой свежести). Микроволновка как обычно разогрела тарелку, а не еду. Запихивая в рот комки холодных слипшихся макарон, Сергеев проглатывал их, почти не жуя.
Через десять минут, оказавшись в «кубике» – маленьком отделении с фанерными стенками, которых в просторном помещении редакции насчитывалось больше десяти, – Сергеев начал разбирать материалы, собранные Чесноковым и присланные Шефом. Несмотря на неприязнь к пострадавшему от семейной жизни коллеге, сомневаться в его компетенции не приходилось.
С некоторым неудовольствием пришлось признать, что Чесноков вполне прилично потрудился, работая с информацией об Анастасе Русакове, его биографии и связях. Особенно задело наличие в документах некоторых фактов, не известных самому Сергееву. Так, например, указывалось, что Русаков по образованию оказался лингвистом, специалистом по современному русскому языку, хотя среди почитателей бытовало мнение, что он получил диплом слависта.
Поначалу Сергеев отнёсся к этому факту скептически, однако в подлинности копии диплома сомнений не возникало (где только Чесноков её достал).
Ещё нашлось подробное генеалогическое древо семейства Русаковых, русских аристократов, чей род восходил чуть ли не к князю Владимиру. Сергеев дотошно просмотрел все иконки на схеме. Ничего нового. Это хорошо.
Краткая биография Михаила Русакова, главы семейства. Военный инженер, в девяностые оставшийся без работы и сколотивший бизнес с бывшими сослуживцами. Вот подробностей об их деятельности того времени точно лучше не знать. Хватит и того, что теперь Русаков-старший стабильно входил в число самых богатых людей страны. Интервью почти не давал, на публике не появлялся. Видимо, интровертность – это у Русаковых семейное.
Вот кто привлекал к себе максимум внимания, так это старшая сестра Анастаса Екатерина, глава правозащитной лиги «Видечи». Адвокаты лиги брались за самые безнадёжные дела, помогали обездоленным, несправедливо преследуемым, обиженным и незащищённым, почти всегда добиваясь своего. Разумеется, их специфические представления о правде и справедливости вызывали многочисленные споры и нападки, однако Екатерине Русаковой, по её собственным словам, не было дела до «завистников, клеветников и прочих шипящих гадов», которым она не раз предлагала выступить против неё в суде. Мало кто на это решался. И ни разу никто не одержал победы.
Как-то она сама выиграла суд у журналиста, который обвинил лигу в отмывании денег, законность которых якобы вызывала вопросы. Упомянутый журналист после того случая сменил фамилию и выучился на строителя. Теперь работал на стройках, о журналистском прошлом говорить не любил и газет почти не читал. А издание, которое опубликовало его статью, тихо исчезло.
Вырезка со статьёй об этом деле хранилась у Сергеева в альбоме, куда он уже несколько лет подшивал всё, что удавалось найти о Русакове. Особенно ему нравилось, что бывший коллега, а ныне строитель, писал о Екатерине Русаковой как о «женщине со взглядом снайпера».
Сам Сергеев уже много лет не пропускал ни одной книги Русакова, даже вступил в заграничное сообщество, занимавшееся разбором и изучением пророчеств в произведениях писателя. Чесноков же успел только связаться с клубом, его заявку на вступление даже пока не одобрили. Сергеев, уже получивший степень магистра, поставил себе напоминание – написать в администрацию клуба, чтобы заявление Чеснокова рассматривали как можно дольше.
В общем, материалов достаточно, и почти все они совершенно бесполезны. Не звонить же в Яблоневую слободу со словами «я к вам пришёл, чтобы написать заметку про вашего мальчика». И заодно выяснить, не он ли сам маньячит в окрестностях Растяпинска. Как персонаж из его триллера, который одёжку своих жертв на самодельных чучелах развешивал.
В общем, повод для появления в Черноречье пришлось поискать. Просто так приехать в Яблоневую слободу и попросить об интервью – идея глупее не придумаешь.
Усадьба, когда-то принадлежавшая предкам-дворянам Русакова, пряталась в гуще лесов, куда в своё время сбегали старообрядцы. Ходили слухи, что границы поместья патрулировала вооружённая охрана.
А ещё говорили, что прапрабабка Русакова Агафья была ведьмой. Когда в двери Яблоневой слободы прикладами постучали чекисты, она рванула в лес, окружавший дом. Прихватила семейные сокровища. Ни Агафьи, ни сокровищ, ни чекистов, рванувших следом за ней, больше никто не видел.
Только лес стал называться Ведьминой пустошью. Хотя по другой версии, он и раньше так назывался, потому что туда из окрестных деревень выгоняли ведьм и колдунов.
Очаровательное местечко выбрал себе для проживания Стас Русаков.
Сергеев подпёр щёку кулаком и вздохнул. Связываться с издателями, менеджерами и агентами Русакова бесполезно. Сергеев никогда бы не признался начальнику, но он уже несколько раз потихоньку наводил справки и выведывал, не получится ли взять интервью. Но писатель почти не контактировал ни с прессой, ни с поклонниками. Встреч с читателями не устраивал, ограничиваясь редким общением в социальных сетях. Агенты, занимавшиеся авторскими правами, как правило, вели дела с законными представителями. Разумеется, все юристы, сопровождавшие сделки по авторским правам, состояли в лиге сестры писателя.
Иными словами, найти хотя бы нескольких человек, не носивших фамилию Русаков и знавших писателя лично, не удавалось ни журналистам, ни поклонникам, ни агентам киностудий.
Киностудии. Вот оно. Сергеев вдруг вспомнил о бывшем однокашнике Вадике Пестове. После выпуска они почти не общались, но с год назад пересеклись на нижегородской премьере экранизации Русакова. Сергеев, и не помышлявший о том, чтобы получить аккредитацию, всеми правдами и неправдами стремился попасть на мероприятие. Именно Вадик, уже тогда работавший на местной телестудии и щеголявший вожделенным бэйджем, и помог Сергееву туда просочиться.
Придя вечером домой, Сергеев залез в тёплую ванну. Уже в который раз он отметил про себя, что в воде легче думается. Брат ещё не вернулся, так что можно купаться сколько угодно и не торопиться. Правда, большой счёт за воду потом оплачивать драгоценному преуспевающему братцу, а он этому рад не будет. Ну и ладно.
Сейчас надо бы о другом подумать. По сути, визит в телецентр оказался пустой тратой времени. О том, что вокруг Русакова действовали разные скрытые (и не очень) могущественные силы, и так всем известно. Ходили даже слухи, что все архивы писателя, в том числе личные, изымались, копировались и изучались специальными службами.
С другой стороны, есть мнение, что все эти рассказы о постоянном наблюдении и шпионских страстях – не более чем имидж, самим же писателем созданный и раздутый. Однако никто не стал бы отрицать, что книги и рассказы Русакова представляют особый интерес с точки зрения воплощения некоторых сюжетов в жизнь.
И в «простые совпадения», на которых настаивал сам писатель, мало кто верил. Крайне трудно предсказать разрушительное землетрясение с точностью до дня и количества пострадавших. При том, что в той части света землетрясений вообще никогда не бывало. И угадать имя министра за десять лет до формирования самого министерства тоже весьма затруднительно. А Русаков каким-то непостижимым образом смог. Теперь вот маньяк из его триллера воплотился. И никто об этом почему-то не трубит, сенсаций не разгоняет. Странно.
Следующий день оказался ничем не лучше предыдущего. Сергеев пересматривал материалы Чеснокова, не находя в них ничего нового. И это хотя бы грело самодовольство.
Только вечером вспомнил, что надо бы поесть. Выключив ноутбук, встал и потянулся. И очень зря, потому что где-то в спине громко хрустнуло, лопатку пронзила острая боль. Крякнув, Сергеев наклонился вперёд, задев «граблей» (как презрительно выражался брат) стопку книг на полке. Небольшой красный орфографический словарь кувыркнулся на пол. Между страницами торчал край цветной фотографии, о которой Сергеев успел начисто забыть.
От снимка почему-то осталась только половина, откуда улыбалось его собственное лицо. А вот часть, где рядом сидела девушка в тёмных очках, показывающая язык, оказалась оторвана.
Проведя пальцем по неровному мягкому краю, Сергеев мысленно сделал пометку – вытворить что-нибудь подобное с фотографиями брата. Благо, личная жизнь Сергеева-старшего тоже складывалась не так чтобы совсем безоблачно. Сунув фото обратно в словарь и закинув его на полку, Сергеев отправился на кухню.
Глядя, как в кастрюле плавают сероватые пельмени с неизвестным видом мяса, Сергеев вдруг вспомнил, что ему снилось. Опять бескрайнее поле с высохшей травой и непонятные разговоры о времени. Ещё женщина в чёрном платье и цветами в волосах. Яблоки, разбросанные по сухой траве, предгрозовое небо и почти осенний запах прелого сена и жухлой листвы.
От воспоминаний о бессмысленных снах отвлёк телефонный звонок. Увидев номер Вадика, Сергеев сначала не хотел отвечать, но потом всё же принял вызов.
– Привет, – глухо произнёс Вадик. – Можешь говорить?
– Да, – вздохнул Сергеев, глядя, как пельмени всплывали вверх в кипящей воде, а потом снова исчезали в пене.
– Знаешь, тут произошла странная история, – начал Вадик, разделяя слова. – Костенко пропал.
– То есть? – не понял Сергеев.
– То есть исчез. Никто не в курсе, где он. И знаешь, что самое интересное?
– Нет, не знаю.
– Выходит, что ты был последним, кто его видел.
Через час состоялся разговор со следователем, который аккуратным почерком записал рассказ Сергеева о встрече с Костенко. Получалось следующее: поговорив с Сергеевым, Костенко побежал к редактору согласовывать текст. Только в кабинете редактора так и не появился. Как и в своей каморке. И вообще никто его больше не видел ни вчера, ни сегодня. На записях камер, которыми были увешаны коридоры телецентра, журналиста тоже не нашли.
На выходе из отделения полиции Сергеева уже поджидал Вадик, который предложил отвезти его домой. Он завёл мотор и спросил:
– Ну?
– Рельсы гну, – пробормотал Сергеев и громко хлопнул дверцей. – Зачем – сам не понимаю. По ним же теперь ездить неудобно.
Вадик в ответ только хмыкнул. Сергеев безучастно смотрел на дорогу, ощущая себя полным неудачником. Спустя минут десять он вдруг понял, что приятель вёз его явно не домой.
– А куда мы, собственно, едем? – спросил Сергеев, будто очнувшись.
– Да, в общем-то, уже приехали, – ответил Вадик, паркуясь прямо на тротуаре.
– Эвакуатор твою машину не утащит? – спросил Сергеев, вылезая. Вадик лишь усмехнулся.
Авто пикнуло и мигнуло фарами, обозначая включение сигнализации. Каменный колодец двора, замкнутый в кольце высоток, медленно погружался в сумеречный мрак. Лучи августовского янтарного солнца сюда не добирались, и от стремительно остывающей земли веяло холодом.
Вадик провёл Сергеева прямо через пустую детскую площадку к одному из подъездов, у которого стояли полицейский УАЗик, машина СК и «Газель» с эмблемой криминалистической лаборатории. Из подъезда вышли двое в штатском. Мельком глянув на Вадика и Сергеева, они быстро забрались в тёмную машину, стоявшую неподалёку, и бесшумно уехали.
С десяток пассажиров разместились по потрёпанному прокуренному салону, заняв почти всё свободное место сумками, корзинками и рюкзаками. Сергеев хотел завести с кем-нибудь непринужденный разговор, чтобы кое-что выведать, но увы, это оказалось решительно невозможно: в автобусе стоял такой шум, что и собственного голоса нельзя было расслышать. Тем не менее, водитель умудрялся даже в таком гомоне разговаривать по телефону (руль он при этом держал локтем). Дважды, когда «Газель» подпрыгивала на ухабах, Сергеев больно ударился макушкой о потолок.
На остановке «Совхоз им. Дзержинского» машина затормозила, проехав лишних двадцать метров. Сергеев не сразу заметил человека, бегущего за автобусом. Сначала показалось, что это мужчина в тёмном платье, но потом стал виден большой сверкающий крест на цепи. Человек в чёрном подряснике с трудом семенил по обочине, держа в руках сумку и ещё что-то бесформенное. Только когда он споткнулся и растянулся прямо на дороге, выронив свою ношу, оказалось, что у него под мышкой была курица, которая, почуяв свободу, взмахнула крыльями и помчалась к противоположной стороне дороги. Проезжающие машины громко сигналили, от чего птица металась туда-сюда, громко квохча.
Сергеев вышел из автобуса и помог священнику подняться и отряхнуться. Плотный мужчина средних лет с курчавыми седеющими волосами и клочковатой бородкой, близоруко щурясь, стал осматриваться, и Сергеев понял, что тот потерял свои очки. Очки нашлись в паре метров от того места, где их владелец утратил равновесие.
– О, благодарю вас, – приятным баритоном сказал священник, надевая очки с погнутой дужкой. Его круглое доброе лицо растянулось в улыбке.
В это время из автобуса, причитая и охая, выбралась ещё одна пассажирка – миниатюрная бабуля в ситцевом платочке, завязанном под подбородком. Старушка сразу включилась в поимку курицы, прыгающей по проезжей части.
– Ах ты, каналья, а ну иди сюда! – С неожиданно громовым рыком бабуля проворно перескочила через курицу, перекрыв той путь к бегству, и сгребла птицу в охапку. – Будешь знать, как убегать, у-у подлюга!
Бабушка вручила ошалевшую взъерошенную курицу священнику и тоненьким голоском пропела:
– Ваша птичка, батюшка. Благословите, отец Леонид.
Сложив ладошки лодочкой, бабушка наклонила голову для благословения, а отец Леонид только хлопал глазами – в одной руке он уже держал небольшой чемоданчик, в другой – курицу. Поставив ношу на землю и кое-как перехватив птицу, священник благословил бабулю и следом за ней забрался в микроавтобус.
Для громогласной бабушки и священника с хорошо поставленным голосом шум маршрутки не стал помехой, и через некоторое время все пассажиры уже знали, что курицу отцу Леониду подарили в благодарность за крещение младенца на дому, что делать с несушкой он не представлял, так как своего подсобного хозяйства не вёл. Впрочем, Петровна (так батюшка называл проворную пенсионерку) пообещала помочь ему решить эту проблему.
Внезапно маршрутка резко дёрнулась, что-то громко хлопнуло, и машина, пропрыгав ещё пару метров, остановилась. Водитель, не преставая разговаривать по телефону, вышел из кабины и открыл капот.
Секунд через десять медитативного созерцания мотора он распахнул боковую дверь автобуса и сообщил:
– Машина сломалась, дальше своим ходом.
– А деньги? – спросил кто-то из пассажиров.
Но водитель уже отвернулся, демонстративно громко разговаривая по телефону. Очевидно, деньги за билеты не возвращались.
Сергеев в общей медлительной толоке кое-как вытащил из автобуса свою дорожную сумку и осмотрелся. Петровна и отец Леонид уже успели уйти вперёд, бодро шагая вдоль дороги. Остальные пассажиры рассосались по обочинам. Выбирать оказалось особенно не из чего – пришлось догонять священника и бабушку.
– Скажите, как мне добраться до дома Истомина? – спросил Сергеев, с трудом волоча громыхающую сумку на колёсиках по пыльной обочине.
– Куды? – подозрительно обернулась Петровна.
– Тут, в общем-то, недалеко, – с улыбкой ответил отец Леонид, тоже обернувшись. – Гостинца не в самом Растяпинске, а чуть поодаль, рядом с монастырём. Вы можете дождаться следующего автобуса. Или можно пройти напрямик, через поля. Если решите идти напрямик, могу составить вам компанию, я живу недалеко.
– Было бы чудесно, – сказал Сергеев, не успев придумать причину для отказа – идея тащить сумку через поле ему не очень-то нравилась.
Обернувшись, Сергеев увидел водителя маршрутки, расстилавшего на траве обочины покрывало. Очевидно, тот собирался провести время ожидания помощи, загорая под тёплым августовским солнцем.
– Вот и отлично, тогда сворачиваем. – Отец Леонид указал на просёлочную дорогу, отходящую от шоссе и убегающую в скошенное поле. – До свидания, Мария Петровна.
– Будьте здоровы, – сердито бросила Петровна, хмуро глядя на Сергеева.
– Здесь совсем близко, – сказал отец Леонид, указывая подбородком вперёд. – Видите – вон там монастырь, за ним Вражья гора. А ваша гостиница в посёлке рядом. Летом у нас много туристов.
Сергеев рассматривал одинокую гору, выглядывающую из-за стен монастыря. На вершине белела небольшая церковь, единственный купол которой ослепительно сверкал на солнце. Пейзаж казался умиротворяющим – всё ещё сочная летняя зелёная трава, покрывающая склоны горы, изумрудный лесочек у подножия, стройная колокольня и стены монастыря, крыши разноцветных домиков прилегающего посёлка.
Дом купца Истомина – большой бледно-розовый терем с каменным фундаментом и деревянными верхними этажами – располагался на окраине посёлка. Купец Иван Дмитриевич Истомин, первый хозяин усадьбы, выбрал самое подходящее место для строительства: с одной стороны к дому прилегала широкая улица (теперь заасфальтированная, облагороженная клумбами, урнами с чугунными витыми узорами и параллельными тротуарами), с другой стороны окна усадьбы смотрели на купеческий сад, спускавшийся до самой речки Чёрной. Кроме того, из некоторых окон открывался вид на монастырь и Преображенскую церковь на горе.
Номер с таким шикарным обзором и достался Сергееву. Собственно, он заранее забронировал комнату на сайте и теперь радовался тому, что в кои-то веки обещанное совпало с реальным.
Сергеев, вымотавшись за день, наскоро поужинал запечённой курицей с овощами и завалился спать, плотно задёрнув цветастые оконные шторки.
Ему приснился монах, который днём рассматривал пугало в поле. Монах всё пытался что-то сказать, размахивая руками. Широкие чёрные рукава разлетались, становясь похожими на крылья, и казалось, что человек хочет взлететь. Но дребезжащий гул мешал Сергееву расслышать, что же такое важное пытался втолковать ему монах.
Видение прогнал колокольный звон. Правда, перед тем, как окончательно проснуться, журналист на миг увидел светло-карие глаза, мягкий румянец и цветы в блестящих тёмных волосах.
Сергеев открыл глаза и не сразу вспомнил, где находится. Звон между тем продолжался, выписывая мелодичные узоры.
Поняв наконец, где проснулся, Сергеев вспомнил, как администратор предупредила его о том, что окна номера выходят на монастырь, и звук колоколов долетает до гостиницы. Впрочем, по её словам, многие туристы выбирали номера с этой стороны дома специально, чтобы послушать здешние перезвоны.
Завтракал Сергеев в кафе гостиницы – на террасе. Меню отеля состояло из блюд русской кухни, небольшого шведского стола и чая из огромного блестящего самовара. Сидя в плетёном кресле и глядя на залитый солнцем августовский сад, за которым поблёскивала речка, Сергеев уплетал толстые золотистые сырники с душистым вареньем из китайки. Это тебе не спагетти впросырь.
Не обращая внимания на приличия, Сергеев вытащил из вазочки с вареньем маленькое рубиновое яблочко и, держа его за тонкий черенок, отправил в рот целиком. Дородная официантка, убиравшая с соседнего тола, одобрительно улыбнулась и направилась к группе туристов-иностранцев, занимавших стол у балюстрады. Один из них начал что-то ей объяснять, указывая на Сергеева. Официантка кивнула и вышла с террасы. Вернулась она с несколькими вазочками варенья и горкой золотистых пшеничных гренок на подносе.
Несколько минут Сергеев наблюдал за тем, как иностранцы сначала осторожно, потом всё смелее вытаскивали яблочки из варенья, снимая себя на телефоны и громко переговариваясь на певучем азиатском языке. Потом Сергеев подозвал официантку, оплатил счёт и помахал туристам, которые в ответ улыбнулись, а одна девушка в белой футболке с матрёшкой даже сказала «Пливет!».
Выйдя из гостиницы, Сергеев некоторое время бесцельно брёл по улице, размышляя, куда бы податься. С одной стороны, он впервые приехал в Растяпинск, знаменитый город-музей. Побывать здесь и не посетить местные достопримечательности, как минимум, странно. С другой стороны, для прогулки можно найти время и потом, а вот дела требуют внимания.
Идея пришла сама собой. Сергеев вышел из Дубравы и направился в центр города по улице Радилова. Приложение в смартфоне, считавшее QR-код на одном из домов, рассказало, что Яков Радилов купец-меценат, до Революции жил в Растяпинске, торговал всякой всячиной и строил церкви и больницы. В тридцатые годы арестован за укрывательство «контрреволюционных элементов», помещён в тюрьму, устроенную в Елисеевом монастыре, и там же расстрелян. Улицу, до Революции носившую название Монастырской, переименовали в Октябрьскую, а имя Радилова она получила уже в девяностые.
Просматривая статью, Сергеев медленно шёл по улице, успевая полюбоваться тянувшимися слева симпатичными деревянными домиками, очевидно, сохранившимися с дореволюционных времён, отремонтированными и выкрашенными в разные цвета. Каждое окно обрамляли резные ставни и наличники, у некоторых домов имелись чердачки с полукруглыми витражными оконцами и мезонины, покрытые кружевной резьбой. Справа вдоль улицы тянулся низкий заборчик из витых чугунных решёток, за которым раскинулся залитый солнцем парк.
Улица вся пешеходная, выложенная булыжником. Мимо прокатила карета, запряжённая нарядной белой лошадкой.
Что-то мелькнуло совсем близко. Какое-то смутное видение, как дежа-вю. Делая вид, что читает статью в смартфоне, Сергеев медленно повернулся спиной к розовому домику с цветочным палисадником. Некто перемещался в толпе туристов с картами и фотоаппаратами, глазевших по сторонам, пока гид в форме местного краеведческого музея что-то громко рассказывала о нижегородском купечестве.
Выскользнув из группы людей, невысокий человек, кажется, подросток, быстро нырнул в проход между домиками. На движение никто не обернулся, только Сергеев всё-таки успел ухватить внимательный взгляд, направленный точно на него. Такое же впечатление уже сквозило и раньше. Как будто рядом постоянно находился кто-то хорошо знакомый, но кого никак не получалось вспомнить. Вроде друзей по детскому саду – встречаешь их на улице, но не можешь точно припомнить, кто это, поэтому прячешь глаза и проходишь мимо.
Ещё раз осмотревшись и не увидев ни одного знакомого лица, Сергеев загрузил карту Растяпинска и понял, что выбрал не то направление. Из Дубравы ему нужно было выйти на улицу Героев и добраться до Центральной площади. Тратить время на то, чтобы вернуться, не хотелось, и Сергеев решил срезать путь через парк.