За окном протяжно выл буран. Не видно было ничего, даже старой яблони, что в ветреное время всегда приветливо стучалась ветвями в стекло. Только снег, снег, снег. Мириады снежинок, вихрем кружимых словно в залихватском танце, мода на который пришла в Тоннехед этой осенью.
Вейра отпила глоток медового вина из узкого бокала и стянула концы узорной шали на груди. Вернулась к камину, постояла немного в его удушающем жаре и присела в мягкое кресло чуть поодаль. Шаль — мягкая, дорогая, какие не пристало носить даме из квартала Свитель, но такая уютная, что Вейра не могла отказать себе в тайном удовольствии — вобрала в себя тепло от огня и теперь начала греть подобно вестернским мехам. Всё ещё горячее медовое вино было в меру сладким и чуть терпким, вечер намечался тихим, спокойным, одиноким, и Вейра в который раз порадовалась за себя. Какое счастье, что домик вдовы Меррибет достался ей по дешёвке!
И счастье, что вен Риули обмолвился о возможной продаже в один из своих визитов. Тогда Вейра не мешкая собрала все имевшиеся у неё на руках деньги и отправилась к несчастной женщине, которая ещё была в трауре. Уговорить вдову продать дом оказалось проще простого — просто заплатила и пообещала дать достаточно времени, чтобы выехать. Тётушка Меррибет не стала тянуть, и уже через месяц Вейра въехала в своё новое жильё полноправной хозяйкой…
Поставив бокал на столик у кресла, она взяла с подноса недочитанное письмо. Крупными округлыми буквами Туана писала о своей жизни у вена Фенери, но эти куски Вейра просто пробежала глазами. Ничего интересного! А вот здесь уже нечто более интригующее. В последние выходные перед Великим Каремом вен Триболи устраивает костюмированный бал! Ну-ка, ну-ка… Приглашаются все желающие, но обязательно под масками? А вот и чудный повод посетить один из самых богатых домов Тоннехеда! Вен Триболи должен Вейре почти два империала, а ведь на такую сумму она может не только реставрировать кухню, но и купить новую печь вместо того убожества, что осталось от вдовы. Бея постоянно жалуется, что готовить невозможно, любимые блюда пригорают… Определённо, Вейра пойдёт на бал.
Она встала, возбуждённая от мысли танцевать неузнанной между венами и вильями, которые в обычное время смотрят на неё, как на лошадиную лепёшку. Улыбаться и томно опускать глазки, пока мужчины будут говорить комплименты… А они будут говорить комплименты, потому что Вейра знает, как привлечь внимание! Дружелюбно разговаривать с толстыми или преждевременно увядшими вильями она тоже умеет, жизнь научила. Вейра мечтательно закрыла глаза и крутанулась на носках домашних туфель, раскинула руки в стороны, сжимая концы шали, и весело пропела на мотив рыночной песенки:
— Крестьянка или горожанка! Вильянка или куртизанка!
Так! Моя маленькая Вейра, не надо забывать, что бал через два дня! А маски пока ещё нет. Надо придумать хитрый костюм: чтобы было нарядно, забавно и неузнаваемо. Можно поспорить на что угодно, что богатенькие вильи оденутся дружно в принцесс и заморских гадалок, среди них промелькнёт парочка колдуний и модных в последнее время крестьянок в чунях и огромных юбках с передником… Хотя чуни будут больше похожи на сапожки из магазина мастера Шандо. Что же остаётся для Вейры? Может быть, заморская следопытка? Вен Фенери рассказывал, как бывал за океаном в стране, у которой нет названия, и видел этих женщин. Подумать только, они носят длинные панталоны, точно мужчины! И хотя над панталонами надевают длинную рубашку, которая могла бы сойти за юбку, это всё равно стыд и срам. Нет, дома Вейра могла бы так ходить, служанки бы смирились, но на бал… Исключено! Хотя идея отличная.
Взгляд Вейры упал на картину, подаренную несколько лет назад одним заезжим веном. На ней была изображена сцена охоты, но девушка на лошади сильно отличалась от охотниц-вильянок. Во-первых, она сидела в седле по-мужски, чем немало шокировала бедную Бею и тётушку Фридиль, во-вторых, её платье было простым, без рюшечек и воланчиков, без валиков под поясом, без всяких нижних юбок, а в-третьих — было гораздо короче обычных платьев. Можно было рассмотреть не только лодыжки решительной наездницы, но и одно колено! Ужас, ужас, даже Вейра краснела при виде охотницы, правда, уже реже, чем раньше, но представить себя на балу с оголёнными коленями… Нет, лучше не надо! А вот длина чуть ниже середины лодыжки — как раз подойдёт! Не стоит слишком волновать тоннехедских венов. Но и маску она не снимет. Незачем им знать, что девица из квартала Свитель танцевала рядом с почтенными горожанками и знатными вильями. Беды не оберёшься…
Решено! Вейра проглотила остатки вина из бокала и прошла к секретеру. Осмотрев гусиное перо, слегка подточила его крошечным ножиком с ручкой из клыка экзотической рыбы и достала лист тончайшей белёной бумаги, стопку которой купила недавно в лавке букиниста. Составляя слёзное послание девице Лейс, модистке, Вейра улыбалась в предвкушении отлично сшитого наряда. Девица Лейс выходила замуж в будущем месяце, не без помощи Вейры, которая шепнула за неё словечко одному из приятелей вена Риули, вполне состоятельному и очень одинокому господину. Тот отправился заказать десяток носовых платков с вензелями и, слово за слово, поболтав с модисткой, оказался весьма очарован этой скромной и трудолюбивой особой. Теперь девица Лейс не откажет Вейре, даже если весь Тоннехед завалит модистку заказами!
«Моя милая Лейс, не оставь меня без твоей помощи и поддержки в этот час! Ты одна сможешь сшить наряд, который я подробно описала в сим послании, ведь твой талант известен далеко за пределами нашего городка! Всегда твоя, Вейра Эбенер». Так заканчивалось написанное в порыве вдохновения письмо. Вейра посыпала чернила серым песком из истолчённых ракушек и подула, высушивая. Лёгкое облачко поднялось в воздух и осело на шторах. Надо велеть Бее постирать, совсем девчонка распустилась. Вейра в её возрасте… Ну да ладно.
Холод… Обжигающий руки холод, леденящие поцелуи порывистого ветра, проникающие под тонкий плащ, боль… Больно идти, больно стоять, больно так, что хочется завыть, биться головой о камень стен, чтобы, наконец, уйти в Чистилище и не чувствовать жалящих укусов холода… Глаза ничего не видят, в ушах слышен лишь шум вьюги, да ещё скрип повозок, короткое жалобное ржание лошадей, звуки вечернего города… Мегаполия живёт своей жизнью, она даже не знает, что на одной из её улиц, на этой заметённой снегом окраине, умирает от холода человек…
Давно уже нет спазмов в животе. Голод отступил перед страхом остаться на обочине, под стеной дома, навсегда, окаменевшим от мороза изваянием… А в голове стучит лишь одна мысль — идти, не останавливаться, даже если очень хочется сесть и уснуть… Идти просто, чтобы двигаться, хотя уже не осталось никаких сил. И надеяться… Вдруг произойдёт чудо? Вдруг станет тепло? Вдруг найдётся в сугробе огрызок хлеба? Или нога наступит на монетку? Тогда кружащая невдалеке смерть отпрянет, уйдёт ни с чем, без добычи…
Но идут минуты, часы, а чуда всё нет и нет… Безысходность. Самое страшное чувство на свете. Пока не придёт безысходность, можно бороться. Потом — только сесть и умереть, по своей воле…
Она подскочила, как ужаленная, задыхаясь и держась за грудь. Сердце колотилось, словно хотело выскочить наружу, словно ему было тесно и страшно… Опять кошмар. Опять один и тот же кошмар! Когда же он закончится…
Вейра очнулась и поняла, что лежит в салоне на медвежьей шкуре, под кожухом Беиного отца рядом с незнакомым мужчиной. Дежа-вю… Ох, да это же трофей Мил! Вейра наощупь сжала его руку. Тёплая, вполне себе нормальная рука. Скользнула к горлу, накрыла его ладонью, ощутила ровное биение жилки под подбородком. Живой, сердце стучит, гонит кровь, дышит — аж целую баню надышал под кожухом! Ну и отлично. Как проснётся, надо расспросить его хорошенько и послать весточку семье, пусть забирают неженку.
Осторожно отодвинувшись от мужчины, Вейра принялась выбираться из-под кожуха. И услышала хриплый голос, говоривший явно какие-то слова, смысла которых она не поняла. Замерла. Это что, он уже не спит? Откинув полу кожуха, в свете занимающегося утра она увидела широко раскрытые глаза, в которых плескалось безграничное изумление. Красивые глаза, прямо скажем. Прозрачно-голубые, с тонкими серыми прожилками, разбегающимися от зрачка к краю радужки, окружённые опахалом густых чёрных ресниц. Вейра засмотрелась на лицо незнакомца, которое абсолютно не отвечало канонам красоты, но было, тем не менее, приятным и располагающим. Особенно хорош был нос — длинный, прямой, аккуратный, с широковатыми крыльями. И ямочка на подбородке рассказывала о сильном характере, о волевой натуре мужчины. Сколько ему может быть лет? Юный ещё, наверняка чуть старше Вейры…
Он схватил её за руку с поразительной для ещё недавно умиравшего прытью и снова что-то спросил. Вейра нахмурила брови:
— Я не понимаю вас, достопочтенный вен! На каком языке вы говорите?
Он досадливо дёрнул плечом, приподнимаясь на локте, и с интересом оглядел её. Вейра проследила за взглядом голубых глаз и вспомнила, что сидит перед незнакомцем в одной нижней рубашке без корсета и с бесстыдным вырезом. Щёки залило жаром. Несмотря ни на какие обстоятельства, для чужих она живёт, как приличная вильена. Вейра прикрыла декольте ладонью, махнув на мужчину другой рукой:
— Отвернитесь, вен, если у вас есть хоть капля чести!
Он явно не понял ни слова, но жест был слишком красноречив. Со странной усмешкой, так не походившей на раскаяние или смущение, незнакомец откинулся на медвежью шкуру, заслонившись рукой. Не теряя ни секунды, Вейра вскочила, подобрала с пола домашнее платье, в котором была вчера, и ловко влезла в него. Когда мужчина задал ещё один вопрос, по-видимому, можно ли ему уже смотреть, она уже застёгивала последние крючки воротника, поэтому ответила утвердительно. Он явно не понял, потому что осторожно выглянул из-за раздвинутых пальцев. Вейра засмеялась и присела рядом:
— Как ваше имя, вен? Меня зовут Вейра.
Он снова посмотрел на неё с прищуром, словно стараясь понять, но только покачал головой. А она опечалилась. Ну почему в разных королевствах разные языки? Как было бы просто, если бы все говорили одинаково! Попробуй теперь пойми незнакомца, а ведь она собиралась помочь ему вернуться в семью…
Приложив ладонь к груди, она улыбнулась и сказала:
— Вейра.
Он повторил за ней:
— Вейра! — и радостно кивнул. Указал на себя:
— Ликсено.
Странное какое имя. У них мальчиков иногда называют «Ликс». Быть может, в другом королевстве принята полная форма этого имени? Для порядка она переспросила:
— Ликс?
— Ликсено, — упрямо мотнул головой незнакомец. Вейра пожала плечами:
— Хорошо, хорошо, не волнуйтесь, достопочтенный вен!
И добавила вполголоса:
— Творец, как же с вами разобраться-то… Просто головоломка какая-то!
Из коридора послышался шум, голос Беи, которая звала:
— Госпожа! Госпожа! Где же вы?
И тут же дверь со стуком отворилась, служанка — румяная с мороза, взъерошенная и всполошенная — ворвалась в салон. Увидев Вейру на коленях перед мужчиной на прикаминной шкуре, Бея охнула, закрыла рот обеими руками и пятясь медленно выбралась в коридор. При этом она кланялась и мычала:
— Проститеся, достопочтенный вен! Проститеся! Проститеся, госпожа Вейра!
«Госпожа» только закатила глаза и тяжко вздохнула. Бее было всего четырнадцать, и она служила у Вейры всего полгода, поэтому легко пугалась посетителей. Тем более, в салоне на полу.
— Выдохнитеся, госпожа! Ещё немножечко жа! Постарайтесеся!
Вейра постаралась. Ухватилась руками за стойку балдахина, зажмурилась и выдохнула весь воздух. Бея поймала момент и резко дёрнула за шнурки. Корсет стиснул талию тисками, служанка ловко завязала шнурки кривоватым бантиком и довольно оглядела Вейру:
— Ох-ох, какая же у вас тоненькая талия! Вы прямо бокал для вина!
Осторожно отпустив мышцы, Вейра положила ладони на утянутый живот и несколько раз легонечко вздохнула. Огромное зеркало с потрескавшейся позолоченной рамой показало её отражение: хрупкая девушка с силуэтом скрипки, сжатая изогнутыми костяными пластинами, с высокой грудью, едва укрытой кружевами нижней рубашки, с худощавыми, но вполне аппетитными ножками в ажурной сеточке чулок с кокетливыми бантиками на лентах. Всё, как того требует мода, но немножко короче, уже или виднее. Вейра повернулась перед зеркалом, изгибаясь в разные стороны, чтобы побыстрее привыкнуть к давящему корсету, и наклонилась, поправляя чуть сползший чулок. Бея в открытую любовалась грацией госпожи, а потом заметила:
— Как это у вас так получаетася — вроде бы ничего не делаетеся, а красиво-о-о!
— Не болтай! — довольно буркнула Вейра, присаживаясь на низкий пуфик. — Лучше заколи мне волосы, как в прошлый раз, на затылке высоко, а спереди локоны!
Как получается, как получается… Тренировки, долгие годы наблюдения и повторения, иначе никак. Сначала просто смотришь и запоминаешь, а потом пытаешься перед зеркалом сделать то же самое. И просишь показать ещё раз, да не только показать, а и руки поставить, как надо, и наклон тела поправить, если надо.
Бея взяла в руку щётку для волос, сунула пучок приколок в рот и прошепелявила:
— Завелися б вы, госпожа, камеристку, у ней бы лучша получилосеся бы.
— И у тебя получается, — дёрнула плечом Вейра, освобождая тянущую под мышками кожу. — Я вот тебя обучу, будешь моей камеристкой, Бея. А на твоё место возьму другую девчонку из деревни!
— Ишь, — ухмыльнулась служанка, споро расчёсывая светлые, чуть вьющиеся длинные волосы Вейры. — Небось и жалование дадитеся побольшей!
— Дадуся… Тьфу ты, Бея! Учись уже говорить правильно! А то я за тобой повторяю, скоро начну в рукав сморкаться и подолом руки вытирать!
Несмотря на строгий тон Вейры, девчонка не испугалась, а фыркнула от смеха, наверное, представив госпожу в образе деревенщины. Не знает глупышка, что до десятого года хозяйка её и была обычной крестьянской нищетой. Всем, что Вейра знает и умеет теперь, она обязана Лире и заведению матушки Бийль… Ну, и немного своему природному упорству.
Старательная Бея очень быстро закончила причёску. Видимо, её подхлестнуло обещание места камеристки. Вейра удовлетворённо оглядела своё отражение и кивнула:
— Давай теперь платье. А то скоро визитёр появится.
Служанка с готовностью расправила платье из серого шёлка, лежавшее на кровати. Это платье Вейра любила больше всего и не только из-за его удобства. Одежда из Вессландии всегда привлекала внимание, хотя не была ни особо модной, ни очень дорогой. Серый шёлк становился то чуть голубоватым, то переливался лавандовым, а то казался бежевым, а происходило это от перемены настроения той, которая носила платье. То ли ткань была магической, то ли пряхи колдовали над нитями, но Вейра всякий раз словно надевала новый наряд.
Вступив в кольцо широких юбок, она приподняла руки, ожидая, пока Бея приладит поясные завязочки к крючкам корсета. Потом служанка расправила широко заложенные складки, чтобы уголок корсета совпадал с уголком лифа, врезанного в юбку. Узкие рукава без манжет, но с фестончиками и складками на уровне локтей, скроенные лишь до плеч, скрылись под широким белоснежным кружевным воротником, который к вороту не имел ровным счётом никакого отношения, зато открывал глубокое декольте, чтобы можно было любоваться на пухлые, выпуклые и приподнятые облачки грудей. Застегнув крючки на спине, Бея несколькими ловкими движениями отряхнула платье, огладив юбку ладонями, и выдохнула:
— Всёшь! Красота несравненная!
Вейра облизнула чуть тронутые кармином губы. Платье было насыщенного цвета недоспелых оливок и чуть ли не светилось изнутри. Вот как выглядит нетерпение и возбуждение! Это Туана со своим балом! Да ещё непонятно откуда взявшийся на заднем крыльце вен Ликс… Ох, всё это не к добру, совершенно уверена.
— Бея, ты бульон сварила для нашего гостя? — чтобы отвлечься от мыслей, Вейра вернулась к хозяйственным делам. Служанка покивала:
— А как жа! Как жа! Кипится, кипится, как только сготовится, сразушь ему и отнесуся наверх.
— И смотри, чтобы тебя никто не приметил! Пока прибери тут, побрызгай парфюмом, только ради Творца не используй весь флакон!
Спустившись в салон, Вейра придирчиво оглядела обстановку. Всё же Бея расторопная девчонка, хоть и не слишком сообразительная. Уже успела навести порядок. Камин снова разожгла, придвинула к огню диванчик со столиком, даже вино поставила греться на камни. Надо подарить ей какую-нибудь приятную мелочь из тех, что Вейра больше не использовала: брошь, например, или ленту для чепца…
На часах медленно ползла длинная стрелка. Ещё немного времени осталось, можно присесть и закрыть глаза. Подумать обо всём хорошем, что есть в её жизни, представить тихий спокойный вечер в компании медового вина и новой книги о любви принца к крестьянке… Жаль, что приходится запирать Мил в клеть на время визита, все гости боятся бедную рысь. А так было бы славно погрузить пальцы в её тёплую маслянистую шерсть, почесать загривок, потрепать кисточки на ушах…
Быстрые шаркающие шаги вывели Вейру из состояния полудрёмы. Выпрямившись, взглянула на дверь — тётушка Фридиль собственной персоной. Не старая ещё, но морщинистая и полусогнутая, экономка производила впечатление жалкой приживалки. Но только на тех, кто её не знал. Живой, цепкий ум и отменная деловая хватка более подошли бы купцу или сборщику податей, а не пожилой женщине неопределённого происхождения. Тётушка Фридиль приковыляла к Вейре на второй день после переезда в этот дом и тихим, скромным голоском объяснила, что негоже молодой незамужней вильене жить в одиночестве с одной лишь служанкой-недорослью. Велик был соблазн посмеяться над сумасшедшей старушкой, но Вейра спросила, что же, собственно умеет тётушка Фридиль. Та лукаво улыбнулась и предложила устроить ей испытание. Лунный месяц чтобы увидеть собственными глазами. По прошествии двадцати одного дня Вейра с удивлением выслушивала вежливую просьбу старушки назначить ей жалование или велеть идти вон. О последнем не могло быть и речи. Вейра вообще не понимала, как могла жить раньше без этой деятельной и волевой женщины. Сэкономленные за лунный месяц гаульдены в несколько раз превышали стандартное жалование экономки, поэтому тётушка Фридиль получила в свои руки неограниченную власть над Беей и всем маленьким хозяйством Вейры, а также некоторые дополнительные обязанности, с которыми отлично справлялась до сих пор.
— Зачем ты её сюда притащила, Лира?
Стоявшая перед Вейрой женщина была внушительной. Не размерами, нет. Она как раз оказалась маленькой, худенькой и морщинистой. Про таких в деревне говорили: «Шелудивая шавка» А вот её глаза впечатляли. Большущие, круглые, окружённые чёрными ресницами, они сияли непонятным цветом, заставляя оцепенеть и съежиться. Женщина была на голову ниже всех остальных девушек в маленькой кухне, но смотрела на них свысока. А на Вейру смотрела так, словно перед ней лежала кучка навоза.
Первая женщина, отложив свою трубку, впечатала руки в бока и с вызовом ответила:
— Лучше, если бы шмакодявка загнулась у порога и завтра мы бы имели имперскую полицию в заведении?
— Оттащили бы подальше, — буркнула маленькая. Она шагнула к Вейре, оглядывая её с ног до головы, потом потребовала:
— Рот открой!
Вейра едва разжала стучащие зубы, но женщина резким движением больно запрокинула её голову и распахнула рот на полную. Потом брезгливо вытерла пальцы о корсет:
— У неё даже зубы ещё детские. За каким концом она нам сдалась, толку от неё…
— Пусть стирает да полы моет, она согласна за еду и кровать, — ответила серьёзно та, которую назвали Лирой. — Ведь так, дитя?
Вейра кивнула, потирая чуть ли не вывихнутую челюсть.
— Матушка Бийль, вам жалко, что ли? — подала голос другая девушка — пухленькая, черноволосая, с выпирающими из корсета грудями и толстыми ляжками, на которых чулки сворачивались сверху в трубочку. — Сколько этот ребёнок съест? А постирушки у нас много, да хоть и горшки ночные выносить — я ей ещё и приплачивать буду за это, лишь бы самой не таскаться!
Девушки разом засмеялись, и Вейре стало жарко. Неужели ей разрешат остаться? Ночные горшки — это же такая мелочь по сравнению с коровьим навозом и свиной баландой… Зато в тепле и сытости! Взгляд её с надеждой обвёл сидящих в маленькой кухне и остановился на лице матушки Бийль. Та достала из-за пояса подвязок трубку из светлого камня, задумчиво постучала ею о край стола и прищурилась:
— Набивать умеешь?
Вейра кивнула. Дядюшка курил трубку. Набивать её совсем несложно, главное, узнать, как именно любит курильщик.
— Сколько тебе лет?
— Девять, достопоштенная вилья, — едва шевеля губами, ответила Вейра. Губы начали отогреваться, причиняя ей острую боль. Женщина на момент застыла, а потом захохотала, размахивая трубкой, отчего холодный вонючий пепел посыпался повсюду:
— Вилья! Ой, не могу! Ой, насмешила! Достопочтенная! Лира, где ты взяла это диво деревенское?!
— На пороге, — вежливо буркнула Лира, наливая в чашку бурую жидкость из закопчённого чайника.
— Ладно, — отсмеявшись, ответила матушка Бийль. — Пусть остаётся. Кормить её будете сами, пока не начнёт приносить прибыль. Давайте, не зевайте, скоро колокольчик затрезвонит…
— Эй!
Вейра подхватилась с края кровати и в первый момент с ужасом подумала, что уснула в заведении «Птички-невелички» за барной стойкой. А ведь за такое можно было схлопотать от матушки Бийль тяжёлым туфлем с деревянной подошвой…
Но нет. Прислонившись к спинке кровати, Вейра задремала в ногах вена Ликса. Бульон томился в горшочке под деревянной крышкой, а в руках опасно накренилась плошка с густым барсучьим жиром, которую Бея из-под подола передала хозяйке на кухне. Вен Ликс уже проснулся и теперь подталкивал Вейру коленом, тихим шёпотом пытаясь разбудить. Задремала! А ведь хотела натереть ему руки и лицо жиром, чтобы успокоить красную обмороженную кожу!
Покачивая головой в знак досады, Вейра присела поближе к мужчине и показала ему на плошку:
— Давайте, я намажу ваши руки, вам станет легче, достопочтенный вен!
Так как он снова не понял, Вейра осторожно взяла его пальцы в свою ладонь, зачерпнула немного густого, пахнущего мокрой шерстью жира и принялась легонько втирать в кожу кисти. Достопочтенный вен взвыл, как рысь, которой не дали сожрать законную порцию зайчатины. Вейра зашикала, испуганно приложив палец к губам:
— Вы что! Сейчас весь квартал сбежится сюда!
Он закатил глаза к потолку и отвернулся, предоставив ей заниматься рукой. Вейра усмехнулась, глядя на его стиснутые зубы. Мужчины! Совсем маленькая боль сводит их с ума. Тогда как женщина может терпеть и молчать до самой смерти…
— Не больно?
Лира растирала ей щёки обеими руками, которые щедро полила едко пахнущей жидкостью из пузатой бутылки. Вейра сглотнула комок вязкой слюны и выдавила из горла тихое:
— Нет…
— Врёшь ты всё, — усмехнулась Лира. — Но правильно врёшь. Никто не должен знать, что тебе больно. Иначе какая ты женщина!
Боль пульсировала, казалось, во всём теле. Спасения от неё не было — тело, отогреваясь, разгоняя кровь, протестовало против такого с ним обращения. Вейре снова захотелось умереть, чтобы избавиться от боли, но она задавила это проявление малодушия громким вздохом. Лира покрутила головой, отчего непослушные кудряшки выскользнули из причёски и рассыпались по плечам.
— Сильная, да? Терпи, козявка. Имя у тебя есть?
— Вейра, — выдохнула она сквозь зубы.
— Вейра как?
— Никак, достопоштенная вилья, — тихо ответила она. Теперь у неё не было семейного имени. Как и семьи…
— Ну что ж, просто Вейра, — Лира отстранилась, вытирая руки о полотенце. — Если ты у нас задержишься, придётся придумать тебе новое имя.
Мил скользнула под колченогий стол, повинуясь взгляду Вейры. Лира тяжело опустилась на деревянное кресло и вытянула ноги к печке. Пожаловалась:
— Мёрзну я страшно… Хоть на угли залазь.
— Я пришлю тебе с посыльным вессландскую шаль, — стараясь не пропустить нотку жалости в голос, ответила Вейра, присела у стола и отхлебнула эля. Вытерла пену с губ. Лира хмыкнула:
— Засунь её себе знаешь в какую дырку…
— Твоё дело, носить или нет, а я пришлю.
— Упрямая дура. Ладно, говори, зачем притащилась, — буркнула Лира, прикрыв глаза.
— Вчера я нашла у себя на пороге полузамёрзшего мужчину, — коротко бросила Вейра. Сделала ещё глоток и добавила: — Он не помнит ничего, кроме своего имени.
— Тоже мне сюжет для приятного разговора, — Лира фыркнула, устраивая руки на подлокотниках. — Мужчины, мужчины… Всегда одни мужчины на уме у девушек.
— Его зовут Ликсено. Такое странное имя, правда?
— Как ты сказала? — мгновенно проснулась Лира, вперила в неё взгляд прищуренных глаз.
— Ликсено, — повторила Вейра. — Я думала, Ликс. Но он настаивает на полной форме.
Лира нахмурилась, прижала ладонь ко лбу. Забормотала:
— Ликсено, Ликсено… Что-то мне это имя напоминает… Я определённо его слышала совсем недавно… Чёрная Ведунья, когда ты хочешь наказать, то лишаешь человека памяти! Не помню!
— Прямо как мой ночной гость! — не удержалась от иронии Вейра. — Ничего, найдёшь, поймаешь свою мысль. А пока скажи мне, отчего интуиция подсказывает мне, что никому нельзя говорить о вене Ликсе?
Лира поднялась с кресла, прошлась по кухне, рассеянно согрела закопченный чайник касанием ладони и принялась заваривать любимый чай из коры. Потом со вздохом ответила:
— Ты должна, наконец, привыкнуть к своей интуиции. Радуйся, что изысканный вид магии подвластен деревенской замарашке, а ты, похоже, и сама в него не веришь! Раз подсказывает — значит, так и надо. Ликсено… Нет, я определённо встречала это имя. Буквально на днях.
Она вновь опустилась в кресло, и то жалобно скрипнуло под её погрузневшим телом. Острый приступ жалости пронзил Вейру. Лира всегда была сильной, самой сильной из тех людей, которых она знала. Проклятая болезнь! Как она меняет тело и душу… Может быть, Лира согласится жить с ней в качестве компаньонки? Комнату ей легко устроить на первом этаже под лестницей, рядом с печкой. Там сейчас Бея хранит запасы угля и дров, но их можно переместить в пристройку, где обычно держат лошадь. Ведь лошади у Вейры нет…
«Предложу. Но не сейчас, — решила она. — Обязательно предложу!»
Колокольчик пронзительно заголосил под потолком кухни. Точно такой же вторил ему из залы. Вейра встрепенулась, но лишь на миг. Теперь этот звук не означает для неё ровным счётом ничего. На её месте работают другие девушки, крестьянские дочки, сироты или бывшие нищенки. А Вейре можно сидеть на кухне и потягивать эль с почти уже забытым вкусом хмеля…
Зато Лира отставила свою чашку, поднялась и принялась поправлять локоны парика, смотрясь в маленькое, замызганное жиром и копотью зеркальце на стене:
— Интересно, кто сегодня первый пришёл… Знаешь, шмакодявка, в чём преимущество чужих волос на башке?
— В чём? — усмехнулась Вейра.
— В них не заводятся всякие поганые букарашки! — победно захохотала подруга и подошла к завесе, осторожно выглянула, но тут же отпрянула назад: — Вот бесы! Бездна его забери! Всё, считай ночь пропала…
— Что такое? — подняла брови Вейра. Пропавшая ночь — это визит имперской полиции с самого открытия. Примета была верной, как весна с прилётом журавлей из-за моря.
— Смотри сама, — и Лира поманила пальцем, приглашая на свой наблюдательный пост. Но Вейра уже услышала знакомый голос. До боли знакомый…
— Ну-ка, ну-ка, птички мои! Подлетаем ко мне, готовим ладошки для проверки личности!
Хрипловатый, низкий, вибрирующий голос. Вейра почувствовала, как задыхается, прижала руку к сердцу, глухо колотящемуся под корсетом… Воздух словно испарился из кухни, унёсся ввысь, и стало нечем дышать. В глазах потемнело, застучало в висках, и Вейра погрузилась во мрак…
Она сидела на тёмной балюстраде, прильнув щекой к выпуклой деревянной стойке, и смотрела вниз, в ярко освещённую залу. Там веселились вовсю. Лира и толстенькая Амиранда пытались пристроиться на коленях у клиента — невысокого черноволосого молодого мужчины с нашивкой имперской полиции на вороте. Одноглазая Эмилина молча обнималась со своим постоянным кавалером: слишком юным для неё сыном местного торговца рыбой. Велена и Бокль обхаживали двоих мастеров в возрасте, которые краснели, смущались и переглядывались украдкой. А Вейре сверху всё было отлично видно. Звенели бокалы и кружки, пенился эль и муссат, девушки звонко смеялись, мужчины вторили басом. Даже вечная брюзга матушка Бийль улыбалась, не выпуская дымящей трубки изо рта, и что-то отвечала на шутки полицейского.
Вейра смотрела во все глаза. От неё не укрылась ни оголённая грудь Амиранды, ни загрубевшая рука мастера на нежной коленке Бокль, ни взгляд рыбного наследника, которым он пожирал тело Эмилины. Заведение оказалось домом терпимости, но Вейра уже привыкла жить здесь. Её не гнали прочь, не слишком загружали работой, кормили почти до отвала. Даже эль позволяли пить. Ночные горшки и заляпанные пятнами простыни, сопливые носовые платки, которые она усердно оттирала щёткой, не пугали и не вызывали отвращения. Главное — в «Птичках-невеличках» Вейра нашла подобие семьи и заботы. Здесь она была как все, а не приживалка, не девочка для битья…
Вейра проснулась в поту. Всю ночь её то душили, то ласкали, и она никак не могла понять — был это Виджан или неизвестный человек… Открыв глаза, она машинально потёрла шею и с ужасом бросилась к зеркалу. Ей показалось на миг, что горло опоясал красный след от удавки, но наваждение прошло, сгинуло, как его и не было.
То там говорила вчера Лира про интуицию? Да нет, просто глупый страшный сон… Вейра опустилась на стул перед зеркалом, стараясь вспомнить лицо душившего её в кошмаре человека. Машинально взяла щётку и принялась водить по волосам. Нет, не вспомнить. Сон ускользал, оставляя лишь ощущение чего-то недоброго. Всё из-за полицейского! Сердце болело вечером, воспоминания заполонили душу, вот и приснилась ерунда. Надо умыться, спуститься в салон и велеть Бее заварить крепкий мятный чай. Сегодня у Вейры много дел.
Но, сойдя по ступенькам на первый этаж, она обнаружила в доме пустоту и тишину. Творец, забыла! Служанка с экономкой отправились на рынок затемно, чтобы купить самую свежую рыбу и деревенские сливки. Вен Вюрстер кушает исключительно рыбные блюда и пьёт исключительно белое горькое вино, которое Вейра терпеть не может, но отказаться нельзя. Сей важный муж, вхожий в императорский дворец, обладает большим состоянием, которое ему некому завещать, кроме слуг и парочки дальних племянников.
Оглядев кухню, нашла заботливо укутанный кувшин с заваренным чаем. Что ж, придётся побыть немного простой служанкой, как раньше. И, наверное, надо отнести чаю Ликсу, проверить его здоровье, а то вчера за личными переживаниями Вейра совершенно забыла о госте.
Она сервировала поднос для чаепития на двоих и вернулась на второй этаж. В каморке было сумрачно. Гость не спал. Просто лежал и смотрел в потолок. Когда Вейра вошла, повернул голову и что-то сказал.
— Я вас всё так же не понимаю, достопочтенный вен, — улыбнулась Вейра. Поставила поднос на шаткий столик и взяла из шкатулки шептальный камень. Надела на шею:
— Вот теперь можно поболтать.
— Я очень рад вас видеть, — произнёс Ликс. — Вы знаете, ужасно скучно лежать без дела. Мне кажется, я никогда не сидел в праздности.
— Давайте пить мятный чай, — она предложила ему чашку. — Вы вспомнили ещё что-либо?
— Нет. Разве мятный чай не южно-восточная традиция?
Вейра пожала плечами, расстелив салфетку на груди Ликса:
— Возможно, но я очень люблю мятный чай. Даже не знаю почему.
— Вероятно, поэтому у вас такой нежный цвет лица, — пробормотал он, помешивая светлую жидкость в чашечке. Вейра отметила, что ложечка не стучит о края. Да, у него прекрасное воспитание. И чашку он взял за ручку, что указывает на хорошие манеры… Знать бы, откуда они.
— Как вы себя чувствуете, вен Ликсено?
— Уже прилично. Я даже встал вчера вечером, сделал несколько шагов, но примчалась ваша служанка и зашикала на меня! Показала, что я топаю, как прикастийский бегемот.
Он усмехнулся, а Вейра наморщила лоб:
— Какой-какой бегемот, простите?
— Прикастийский, — с удивлением ответил Ликс. — Вы не знаете такого животного?
— Обычного знаю, а вот прикастийского… Это такая местность?
— Кастий — это огромное озеро, местами заболоченное. Оно кишит дичью, а бегемот — один из самых диких и свирепых зверей, но дивное лакомство!
— Это место не в Блаугарде, — тихо сказала Вейра. — Вы охотились на этого бегемота?
— Мне кажется, да, — Ликс потёр лоб пальцами. — Я знаю, что его надо выманить на сушу и убить ударом клинка в глаз, потому что у зверя непробиваемая шкура. Из неё делают королевские доспехи!
— Как интересно…
Он явно не охотничий и не ловчий. Точно не воин. И ни в коем случае не таннирщик — при работе с кожей для доспехов руки покрываются пятнами от масла. Значит, он тот, для кого делали доспехи из шкуры прикастийских бегемотов.
Творец, неужели Ликс — это принц соседнего королевства? Или король? Ни перстней, ни цепочки с кулоном, ни одного отличительного знака высшей знати при нём не было, но это и понятно. Если его ограбили, то сняли всё. Одежда его была не из дерюги, а явно из дорогих тканей, хотя Вейра таких ещё не видела. Кастий и охота на свирепого бегемота — это тоненькая ниточка к разгадке тайны личности Ликса. Но у кого можно узнать больше про иные земли? Вен Риули уже уехал в Амедьевару, а других знакомых негоциантов у Вейры не было. Разве что наведаться в Палату гильдий? Кто пропустит туда женщину? Тут надо хорошенько подумать…
— Вен Ликсено, вставать я вам пока не разрешаю, — Вейра допила свой чай и поставила чашку на поднос. — Стоит опасаться горячки, которая может случиться даже через несколько дней после обморожения. Поэтому лежите. Я найду проверенную знахарку, которая не станет молоть языком. А пока…
Она задумалась. Больного надо занять чем-то. Но чем? Есть книги, но все они на блаугардском языке, а Ликс им явно не владеет. О, Белая Ведунья! Какая она бестолочь!
— Минутку! — бросила она Ликсу и побежала на первый этаж.
В библиотеке, которая насчитывала всего десяток книг, особняком стоял альбом рисунков. Подарок одного из бывших клиентов, безвременно усопшего акварелиста. Сплошные пейзажи, дома, храмы. Ликсу будет на что посмотреть — ведь там не меньше сотни рисунков! А может и больше. Схватив увесистый альбом, Вейра понесла его наверх, вручила Ликсу:
— Возьмите, достопочтенный вен. Быть может, вы узнаете некоторые места, и нам будет легче узнать, откуда вы родом.
— Акварель! — неожиданно восхитился гость. — Я обожаю живопись, как вы догадались?
— Интуитивно, — усмехнулась Вейра. — Что ж, мне надо отлучиться по делам, Бея покормит вас, как вернётся с рынка. И помните: я запрещаю вам вставать!
Вейра обмерла, всей кожей ощутив исходящее от вена Вюрстера недовольство. Даже не недовольство — возмущение! Зато Ликс был счастлив без меры, слегка в подпитии и весел, как весенний скворец. Он снова потряс альбомом и повторил её имя вкупе со словами на своём непонятном языке.
— Это невероятно, — пробормотал вен Вюрстер, сложив вилку с ножом на тарелку и встав. — Моё разочарование в вас, вильена Вейра, не имеет границ.
— Прошу вас, достопочтенный вен, — пролепетала она. — Останьтесь! Это всего лишь… мой брат! Он немного болен… Не уходите!
— Я ни мгновения не останусь в вашем доме, — сухим тоном ответил вен Вюрстер, проходя мимо Ликса в коридор. — Моё пальто, будьте любезны!
Тётушка Фридиль появилась с кухни, живо протянула вену его верхнюю одежду и раскланялась:
— Надеюсь, обед пришёлся вам по вкусу, достопочтенный вен?
— Отвратительно. Всё было отвратительно, — отчеканил тот и, не глядя на Вейру, сам отворил входную дверь: — Не провожайте меня. Прощайте, вильена.
Когда дверь за ним закрылась, Вейра отмерла и выдохнула весь воздух, что скопился в лёгких. Вдохнула новый и мёртвым, ничего не выражающим голосом велела тётушке Фридиль:
— Уберите остатки обеда. Пусть Бея выплеснет вино, я его ненавижу. А вы, вен Ликс, извольте подняться со мной наверх.
Экономка раскрыла было рот, но тут же его закрыла, заметив непредвиденного гостя. Ликс наморщил лоб, но ослушаться не посмел. Вейра же придержала рукой подол платья и принялась подниматься по лестнице. Внутри бушевал родившийся пожар, грозя смести с поверхности земли и дом, и всех жителей Тоннехеда, и вообще всю империю… Но больше всего на свете Вейре сейчас хотелось убить Ликса. Она даже представила, как обеими руками сжимает его шею и сдавливает, глядя на панику в голубых глазах… Ликс позади неё закашлялся и забормотал что-то сдавленно. Обернувшись, она увидела, как синеют его губы. Видение исчезло, Вейра склонилась к Ликсу:
— С вами всё в порядке?
Он поморщился, показывая на горло. Творец, она же собиралась его удавить! Неужто… Её мысли причинили ему вред? Да нет, не может такого быть… Во всей империи только император владеет магией такой силы. Тут просто совпадение, напал на Ликса приступ удушья. Но ничего, вот сейчас дойдут до каморки, и она его убьёт! С преогромнейшим наслаждением!
В каморке первым делом она бросилась к шкатулке, где лежали шептальные камни. Удавить человека без объяснений казалось Вейре неправильным. Сунув один из камней вену Ликсу, она надела свой и прищурилась:
— Ну же, чего вы дожидаетесь, достопочтенный вен?
Видимо, тон её был достаточно едким, чтобы гость понял. Покорно продев голову в цепочку, он протянул:
— Вы злитесь, вильена? Я сорвал ваш обед, поэтому?
— Вы… Вы! Вы спугнули самого богатого из моих клиентов, вен Ликс! И теперь я вас придушу, как курицу!
— Клиент? Я думал, это ваш дядюшка…
Вейра шумно выдохнула и улыбнулась. Не зря Лира говорила, что её улыбка может быть страшной. Вен Ликс испугался. Побледнел. Вейре даже показалось, что он сейчас упадёт в обморок, но обошлось. Спасённый гость пробормотал:
— Не дядюшка? Ну хорошо, хорошо… Вы гадалка, да? Разве это достойное занятие для юной вильены?
— Гадалка? Гадалка! Вы величайший идиот изо всех известных мне людей, вен Ликс! — Вейра повернулась вокруг своей оси, демонстрируя оголённую выше всяких приличий спину, кружева нижней рубашки над корсетом, поднятые по последней моде волосы на затылке. — Вы просто круглый идиот, если не поняли сразу!
— Вы не гадалка…
— Я куртизанка! И я принимаю здесь клиентов, от которых зависит не только то, что я буду кушать завтра, но и моё будущее!
— О! — только и смог сказать вен Ликс, с размаху усевшись на кровать. Он даже рот раскрыл, во все глаза глядя на Вейру. А она, движимая упрямой гордостью, задрала нос повыше:
— Между прочим, именно я спасла вас, вен Ликс! Между прочим, я велела вам не высовываться из каморки! Вы чуть не довели мою бедную экономку до инфарктуса! Из-за вас я лишилась весьма перспективного покровителя! Вы не рассчитаетесь со мной до конца жизни, даже если вы наследный принц Истарии!
— Вильена… — вскинулся вен Ликс, но она прервала его:
— Я не вильена. Зовите меня просто Вейра.
— Нет, я не воспитан подобным образом!
Вен Ликс встал и церемонно поклонился, прижав ладонь к груди. Смотрелся он весьма комично в одной лишь ночной рубахе и с голыми ногами, поэтому Вейра не удержалась от смешка. Но тут же прикрыла рот пальцами, постаравшись принять серьёзный вид. Вен Ликс, не разгибаясь, глухо сказал:
— Вильена Вейра, я прошу у вас прощения за доставленные моим безобразным и необдуманным поведением неудобства. Считаю своим долгом сердечно поблагодарить вас за спасение моего бренного тела и поклясться на собственной голове, что никогда не забуду этого!
— Вы слишком любезны, достопочтенный вен Ликсено, — хотя Вейре и было смешно, она решила не обижать гостя, выдавшего столь высокопарную речь. На собственной голове он клянётся, знавали блудницы подобные клятвы. Однако… Быть может, Ликс всё же принц? Творец, ему всё-таки необходимо раздобыть штаны. Но сперва…
Жестом она пригласила достопочтенного вена сесть на кровать и сделала то же самое. Буря в душе уже почти унялась, остались лишь горькие отголоски, как будто прибой далёкого моря плескал кружевной пеной в замшелые, тёмные от воды камни причала. Никакой принц, никакой мужчина не стоит размеренной и весьма устроенной жизни, которую Вейра сплела собственными руками. Купить домик в приличном квартале, принимать на втором этаже тех мужчин, с которыми ей хотелось иметь дело, а не тех, кого ветром занесёт, а матушка Бийль велит обслужить… И репутация! Самое главное в профессии Вейры — это незапятнанная репутация. Если бы на месте вена Вюрстера оказался любой другой клиент, завтра в курительных салонах мегаполии Вейру заклеймили бы единогласно как авантюристку и нахалку, которая принимает сразу двоих клиентов, не заботясь ни о безопасности оных, ни о какой бы то ни было скрытности и анонимности. Иссяк бы её мелкий, но постоянный ручеёк гаульденов.
Новый день начался со стука в дверь спальни. Бея скреблась и скреблась в створку, не обращая внимания на тишину, которую Вейра старалась не нарушить. Как же не хотелось вставать! Но служанка не унималась. Да ещё и принялась звать тихонечко:
— Госпожа, госпожа-а-а, поднимитесеся! Госпожа! К вам тут посыльного прислалися!
Ведунья, мать наша… Когда ты хочешь наказать блудницу, то посылаешь ей ранний подъём… Вейра с трудом разлепила веки и потянулась от всей души, разметав руки по широкой кровати. Всё же есть несравненная прелесть в собственном доме. Можно спать до полудня, когда служанке не стукнет в голову разбудить, можно не корячиться на узенькой кушетке, как в детстве, не колотить железным кувшином в стенку, когда соседка слишком громко вопит от удовольствия или разочарования… И кувшин у Вейры из лучшего блаугардского фарфора…
— Госпожа Вейра… Посыльному надося бежаться!
— Бея! — строго прикрикнула Вейра, поднимаясь. — Пусть ждёт и не ноет!
Продев руки в широкие рукава пеньюара, она застегнула несколько средних крючков, глянула в зеркало и поворошила светлые волосы. Послюнявив палец, накрутила на него одну прядь спереди, затянула и отпустила. Точно так же сотворила ещё один локон с другой стороны. Протёрла глаза, пощипала щёки. Сунула ноги в домашние мягкие туфли и открыла дверь:
— Приготовь деньку для посыльного, я спускаюсь.
В кухне было жарко от натопленной печи. Приятные запахи специй и пряного хлеба витали в маленьком закрытом пространстве, смешиваясь с ароматом свежерубленого мяса. Ах, что же такое готовит Бея на обед?
Мальчишка лет десяти мялся в уголке, тиская в красных от мороза руках шапку. Рыжые вихры, точно лепестки яркого пламени костра, торчали во все стороны, прося гребешка. Увидев Вейру, посыльный поклонился в пояс и вытащил из-за пазухи чуть помятое письмо, сложенное вдвое:
— Достопочтенная вильена, вам записка от девицы Лейс! Ответ будет?
Схватив письмо, Вейра развернула его и пробежалась взглядом по нескольким строчкам, написанным строгим вытянутым почерком: «Моя милая подруга, твоё платье уже наполовину готово. Когда у тебя появится свободная минутка, приезжай на примерку в ателье! Думаю, что не ошиблась с мерками, однако у меня есть для тебя другое предложение. Ты всегда любовалась моей двуколкой, и я помню, что хотела купить себе такую же. Так вот: я продаю её вместе с лошадью. Если желаешь, отдам за два империала со всей упряжью. Приезжай же поскорее, мне не терпится обменяться последними новостями! Всегда твоя, Лейс»
Прижав письмо к груди, Вейра в замешательстве глянула на посыльного. Мальчик ждал, чуть ли не суча ногами от нетерпения. Надо дать ему ответ, чтобы известить девицу Лейс о приезде. Но двуколка… Да ещё и с лошадью! Да ещё и такая кокетливая, как у модистки! Двухместная, тёмно-бордовая снаружи и обитая ярко-алой тканью изнутри, с мягким сиденьем и удобной подножкой! Конечно, Вейра хочет её! С послушной невысокой кобылкой, всего за два империала — это подарок Ведуньи! Ведь у рыночников за эту сумму можно купить одну лишь привыкшую к городской езде лошадь. Но стоит ли тратить деньги сейчас? Или пока копить на титул?
— Мой ответ передашь на словах, — распорядилась Вейра. — Скажи девице Лейс, что я прибуду ближе к полудню. Вот тебе за хлопоты.
Она бросила мальчишке деньку и махнула рукой. Бея поспешила к двери, открыла её, впустив морозный свежий воздух, а посыльный, куснув монету и снова отвесив поклон, выскочил на улицу, точно быстрый ветерок.
Вейра улыбнулась сама себе. Маскарадное платье и двуколка! Разве не чудесный день? Теперь она сможет поехать на бал в своём собственном экипаже, как самая настоящая вильена. Ну, а пока примет ванну, оденется и отправится в наёмной карете к девице Лейс на торговую улицу Камизолек.
Нежась в тёплой воде, Вейра закрыла глаза. Улыбка не желала исчезать с губ. Всё в этой жизни мимолётно, даже смерть, но дружба вечна. Не так страшно уйти за грань, если о тебе будут помнить такие верные подруги, как Лейс.
— Лапушка моя, подними головку! Нет же, нет, не оттопыривай так свой аппетитный филей, постарайся принять натуральную позу!
Девушки заведения, все как одна, расположились в большом салоне, хихикая и переговариваясь тихонько. Матушка Бийль разбавляла вино, хмуро поглядывая на вакханалию тканей, разложенных по диванам. Пробурчала, языком передвинув мундштук трубки в угол рта:
— Это и есть её натуральная поза. Эй, Туана! Стань смирно! Я не хочу, чтобы платье за тридцать гаульденов сидело на тебе, как на корове седло!
Туана послушно выпрямилась. Эта новенькая девочка была чудо как хороша — фарфоровое личико, копна рыжих кудряшек, словно облачко, а фигурка как у апейсинской статуэтки, которая украшает комнату матушки Бийль, — тонкая талия, плавные округлые бёдра, длинные ноги… Туана появилась в «Птичках-невеличках» всего четыре дня назад, и хозяйка отчего-то радовалась этому. Вейре было непонятно, отчего. Ведь и Лайса была рыжей, а красотой отличались почти все девушки. Но сегодня в заведение приехала модистка, мастерица Нанати, которой матушка Бийль часто заказывала платья для своих блудниц. Однако такого ажиотажа не было никогда.
— На Туане даже седло будет сидеть как мантия, — съязвила Лира, отпив большой глоток тёмного эля. Матушка Бийль откликнулась тотчас же, сварливо гаркнув:
— Не напивайся до начала работы, Лира! Опять блевать будешь!
— Не дождётесь, — фыркнула та и кивнула Вейре: — Наполни-ка мне кружку из той самой, особой фляжки!
Вейра выскользнула из-под лестницы и нашла под стойкой Лирину фляжку. Что в ней был за алкоголь, никто не знал. Но Лира иногда доливала его в эль, что делало её весёлой и заводной. Наполнив кружку чуть ли не до краёв, Вейра присела на пол рядом с диваном. Модистка суетилась вокруг Туаны, а при ней молча прислуживала хорошенькая девочка в скромном платье и с белым чепцом на гладко причёсанных волосах. Вейра улыбнулась ей приветливо. Зависть слегка куснула за душу. Наверное, это очень почётно — служить у модистки! Гораздо почётнее, чем прибираться в доме терпимости…
Кобылка по имени Чача оказалась послушной и вполне покорной. Она бежала размашистой свободной рысью, даже не слишком раскачивая двуколку, и Вейра не могла нарадоваться на свою удачу. Это же просто прекрасно — теперь можно до любого места в мегаполии доехать за считанное время! А сиденье какое удобное! Загляденье просто, и нигде не давит, не впивается, широкое, мягкое…
Оставив лошадь у ворот дома, Вейра потрепала её по умной длинной морде и взбежала по ступенькам, распахнула входную дверь:
— Бея! Бея, ты где? Надо распрячь лошадь и устроить её в сарае! Бея!
Служанка появилась на зов почти немедленно:
— Ой, госпожа, а там, в гостиной, вас дожидаютсеся!
— Кто дожидается?
— Какой-то достопочтенный вен, я его не знаюся.
— Возьми манто, — Вейра сбросила верхнюю одежду на руки Бее. — Ты подала ему вина? Если нет, то подай, а потом займись лошадью!
— Агашь, агашь, сейчашь, а госпожа купилася лошадь?
— Купила. Посмотри на меня — я в порядке, или надо освежиться?
Бея придирчиво осмотрела её с ног до головы и покивала, потом сорвала с верёвочки под потолком кухни сушёную веточку лаванды, протянула Вейре. Она растёрла цветочки в ладонях, поелозила по шее и груди, велела Бее:
— Смахни-ка, что осталось.
После щёточки Вейра поправила воротник платья, взбила юбки и, надев на лицо милую улыбку, вошла в гостиную:
— Добрый день, достопочтенный вен, прошу меня простить за опоздание, я…
И осеклась. Сердце замерло на долгий миг и вдруг застучало быстро, гулко, тревожно. В душе расцвёл огромный красный цветок опасности. Ведунья, не оставь свою верную дочь в беде…
Голой спине холодно. Больно привязанным рукам, запястья жмёт. Ожидание убивает. Ну когда же, когда… Скорее бы… Чтобы всё закончилось… Но он отчего-то медлит. Отчего?
— Вейра Эбенер. Наконец-то. Я жду тебя так давно, что кажется — уже прошло столетие!
Стальной голос, будто лезвие шпаги.
— Я надеюсь, вам предложили вина, мастер Сетти? — а вот у Вейры голос словно помертвел — таким стал чужим и незнакомым. Она опустила глаза на свои руки и заметила, как дрожат побелевшие пальцы. Ведунья, дай силы просто взглянуть ему в лицо…
— Я пришёл в твой дом не для этого.
Мастер Сетти встал из кресла, вытянувшись во весь свой рост — большой, худой, бледный. Соломенные волосы торчат там, где раньше были прижаты кепи. Форменный камзол начищен, словно новый. В голенищах сапог отражается огонь камина. Глаза… Глаза пылают фанатичным огнём, в котором будто бы нет ничего человеческого. Творец, мастер Виджан по сравнению с мастером Сетти — сущий младенец и очень приятный собеседник!
— Что же вам угодно, мастер Сетти?
Губы занемели от напряжения. Вейре стоило неимоверных усилий улыбнуться, и она очень надеялась, что улыбка вышла достаточно беззаботной. Незаметно вдохнув и выдохнув, подошла к камину, стараясь не поворачиваться к гостю спиной, взяла греющийся кувшинчик с вином и налила в бокал медовой жидкости. Творец, хоть бы в горле не застряло…
— Ты будешь на балу у вена Триболи, не так ли, Вейра?
Она даже поперхнулась, не отпив ни глотка:
— Откуда вам это известно?
— Я не собираюсь вести светские беседы, вильена Эбенер. Ах, прости, я и забыл — ты же так и не купила титул! И не купишь, если я не дам позволение.
— Чего вы от меня хотите, мастер Сетти? Скажите уже, не томите, — Вейра обмахнулась ладонью за неимением веера. Как странно — в гостиной внезапно стало жарко, хотя из горящих глаз начальника полицейского участка струился мертвенный холод. Как будто этот человек пришёл из-за грани…
— У меня есть сведенья, что некая группа лиц, принадлежащих к аристократической верхушке мегаполии, задумала ужасное преступление перед империей, — обстоятельно, как всегда, начал мастер Сетти, прохаживаясь перед камином. Руки его, заложенные за спину, притягивали взгляд Вейры, заставляя сердце биться неровно, толчками. Под перчатками у него белые пальцы с синеватыми ногтями, безволосые, аккуратные, длинные. Жестокие.
Вейра отпила глоток вина, выдохнула. Какое ей дело до преступлений почтенных венов?
— У нас есть подозрения. Но нет доказательств. Необходимо проникнуть в дом вена Триболи и достать бумаги, спрятанные в сейфе в рабочем кабинете. Это ты и сделаешь, Вейра Эбенер.
— Почему я? — пролепетала она. — Я не воровка! Я куртизанка!
— Я знаю вашу братию насквозь! — слегка повысил тон мастер Сетти. — Ты сделаешь то, что мне надо. Иначе, Вейра Эбенер, я пошлю тебя на имперские галеры. Там у тебя будет много клиентов, правда, к сожалению, бесплатных.
На галеры? Не дай Творец очутиться шлюхой на галере… А ведь мастер Сетти не шутит. Он никогда не шутит. Он всегда серьёзен, как гробовщик. Он ведь может и в рудники отправить, а там ни света, ни свежего воздуха, как на галерах…
Бороться против мастера Сетти — словно плевать против ветра. Бессмысленно и глупо. Глупостями Вейра никогда не страдала. По крайней мере, старалась не страдать. Стихию лучше переждать, чтобы не залечивать раны…
— Что же, мастер Сетти, — снова растянула губы в улыбке Вейра, — не подскажете ли вы мне, какое вознаграждение я получу, если выполню ваше задание?
Шею обожгла холодная кожа перчаток. Сразу же стало нечем дышать, и Вейра захрипела, точно выброшенная на берег рыба. Большой палец давил под подбородком так, что ещё чуть-чуть — и сломает хрящ… Горящие глаза оказались совсем близко, мастер Сатти дохнул в лицо, искажённый гневом рот обнажил жёлтые от трубки зубы:
Утро ворвалось в голову Вейры стуком в дверь, протяжным мявом раздосадованной кошки и сердитой руганью Беи, которая не стеснялась высказать Мил всё, что она думает о той. Впрочем, касаться рыси служанка всё же опасалась.
Творец, как же болит голова… Зачем было так напиваться? Разве это когда-нибудь помогало от душевных мук? Вейра повернула голову вбок и едва слышно простонала: рядом лежал, разметавшись в молодецком здоровом сне, достопочтенный вен Ликсено. Чтоб его волки сожрали… Ох, и правда, ведь ночью они… Ночью всё было прекрасно, слишком прекрасно, но не так, как хотелось бы… И не с тем. Чёрная Ведунья, когда ты хочешь наказать куртизанку, посылаешь ей то любовь, то бесплатных клиентов! Больше никогда. Никогда…
Чего именно она никогда больше не сделает, Вейра не смогла придумать. В голове стучало, в животе было так противно и вязко, словно вчера она не арахисовую настойку пила, а ела земляных червей, и теперь они начали ползать там и размножаться. Лира всегда заваривала какую-то траву от похмелья. Вспомнить бы какую… Вот вертится на кончике языка, а что вертится, непонятно. Бесова «перепейка»… Больше никогда…
С трудом Вейра встала с кровати, прислушиваясь. За дверью вроде бы перестали возиться. Надо каким-то образом переправить вена Ликса в его каморку, чтобы никто не увидел его в комнате хозяйки. Впрочем… Вейра потёрла лоб ладонью, с отвращением разглядывая опухшее лицо в зеркале. Вчера они здорово шумели в гостиной, а это означает, что и тётушка Фридиль, и Бея, конечно же, в курсе. Да и мало ли что почтенная старушка и глупенькая девчонка могли видеть… Вейра кое-как собрала волосы в подобие причёски, накинула на себя пеньюар и крадучись пошла к двери. Надо вести себя, как будто ничего не случилось. Это всегда помогало, поможет и сейчас.
Но, лишь она коснулась пальцами ручки двери, сонный голос догнал её с постели:
— Вейра, куда же ты?
Ах вот как! Они уже перешли на ты… Быстро, очень быстро… Когда она жила в «Птичках-невеличках», это было обыденным делом, но со своими достопочтенными венами Вейра привыкла к вежливому обращению. Поэтому обернулась и с мягкой, ничего не выражающей улыбкой ответила:
— Вен Ликс, я иду на кухню. А вам надлежит одеться и поскорее уйти в свою комнату. Я не желаю, чтобы прислуга поняла нас неправильно.
— Не думай о прислуге! — вен Ликс похлопал рукой по тёплому месту рядом, которое Вейра недавно покинула. — Иди ко мне, я хочу обнять тебя и насладиться тобой ещё раз!
— Всё, что произошло… что случилось ночью… Вен Ликс, это огромная ошибка с моей стороны, я прошу простить меня.
— Всё, что произошло ночью, было великолепно, Вейра, и я не прощаю тебя, я заклинаю вернуться.
— Оденьтесь, вен Ликс, и идите в вашу комнату, — повторила Вейра твёрдо, глядя ему прямо в глаза. — У меня дела, а вы должны отлёживаться и прятаться, пока не вспомните, кто вы и зачем приехали из Истарии.
Открыв дверь, она вздохнула и через силу продолжила:
— Возможно, мы поужинаем вместе. А пока — прошу, делайте, как я велю.
Спускаясь по скрипучей лестнице на первый этаж, она подумала, что ничего такого не будет. Вен Ликс достаточно оправился от происшествия, весьма неплохо себя чувствует, судя по ночным перформансам. Необходимо срочно, просто очень срочно узнать, кто он, и связаться с его семьёй. Иначе налаженная жизнь Вейры пойдёт кувырком.
Заглянув по пути в гостиную, она увидела, что следы вчерашнего пиршества были уже устранены. Пери сидела на шестке рядом с клеткой и дремала, распушив перья. Мил валялась на диване. Конечно же, противная кошка никак не могла упустить момент, когда хозяйка не в себе, и не занять дорогущий диван!
— А ну, — скомандовала Вейра рыси, — на пол, быстро! У меня нет никаких сил с тобой бороться!
Все эти слова, которые она из себя выжимала, стучали болью в висках. Поскорее бы выпить отвар от похмелья… И надо погулять. Надо сходить в парк, чтобы выветрить тяжесть в голове и, возможно, встретить кого-нибудь из старых знакомых, забывших о ней. Два империала не хватает в шкатулке. Работать необходимо, а не шашни крутить с мужчинами…
Бея возилась с куропатками на кухонном столе. Вейра даже залюбовалась с порога на чёткие, ровно отмеренные движения пальцев девочки, которая как раз ощипывала тушку. Хорошая всё же служанка досталась, даже не верится. Умничка, расторопная, рукастая… А вот хозяйка Бее досталась не слишком добродетельная. Но ладно, подарок для служанки Вейра уже нашла.
— Бея, где висит травка от головных болей? — с порога спросила она, и служанка обернулась, чуть не подпрыгнув от неожиданности:
— Ох, госпожа, вы уже проснулисеся? Травка-то? Да вона она, вродь она!
— Согрей-ка чайник, — велела Вейра, снимая веточку из одного из букетов, подвешенных под потолок.
— Сейчашь, сей же момент! — засуетилась Бея, а Мил, увязавшаяся за Вейрой, вспрыгнула на стол, пользуясь замешательством, заурчала, примериваясь к тушке куропатки.
— А ну, брысь! — шикнула на неё Вейра. Рысь посмотрела так, будто хозяйки вообще в кухне не было, и лизнула куропачью ножку. Вейра взялась за ухо рыси и повторила чётко и раздельно:
— Мил. Слезь. Со стола.
Вздохнув шумно, рысь нехотя послушалась и тяжело спрыгнула на плитку пола. Творец, не зря ты придумал похмелье — невольно заречёшься больше никогда не пить…
Настойка от головной боли приготовилась быстро. Заставив её нагреться, Бея вернулась к куропатке, предусмотрительно молча, поскольку видела — хозяйке нездоровится. Вейра медленно, маленькими глоточками выпила настойку, чувствуя, как утихает молоточек в висках, и со вздохом произнесла:
Тёплая мягкая ладонь на щеке… Пахнет молоком и сдобой… Пахнет чем-то невыразимо сладким и уютным… Открыв глаза, Вейра видит над собой лицо женщины. Полное, румяное, доброе. Мама? Нет, это не мама, это другая женщина… Вкусная и нежная. Кормилица?
В её руках Вейра чувствует себя в безопасности. Все беды и вся боль улетучиваются тотчас. Хочется смеяться, и она смеётся. Она летит. Она парит высоко и быстро. И приземляется…
У мамы длинные светлые локоны, похожие на толстые тугие завитки серпентина. С ними весело играть, ловить их, ускользающие, тянуть и перебирать пальцами. От мамы пахнет совсем по-другому — сладко, но не вкусно. Цветами пахнет. И глаза у неё другие — в них Вейре чудится страх. Но мама не сердится. Она никогда не сердится… Она молчит. Но иногда тихим мягким голосом поёт песенку. Слова не разобрать, только мурлыканье, будто кошка, свернувшая в клубочек вокруг котят, утешает их низким ворчанием…
— Вейра, очнитесь… Очнитесь же!
Тёплая ладонь на щеке, но вовсе не мягкая — шершавая и жёсткая. И пахнет от неё табаком и железом. Ох, Ведунья, мать наша… Завлечёшь, закружишь сном, а потом швыряешь в реальность, словно кутёнка в ледяную реку…
Открыв глаза, Вейра увидела над собой знакомое лицо. Бледное, с перекошенным от волнения ртом, с испуганными глазами. С усилием улыбнувшись, пробормотала:
— Мастер Виджан, что-то часто мы с вами встречаемся в последние дни…
Ноздри раздулись, глаза похолодели, губы сжались в нитку. Полицейский отстранился и протянул руку:
— Вставайте, вильена Эбенер. И прекратите падать в обморок, когда видите меня. Это становится неприличным!
Опершись на твёрдую, как рукоятка шпаги, руку, Вейра поднялась со скамьи, куда её положили. И правда, что происходит? Почему при виде мастера Виджана силы и сознание оставляют тело? Конечно, он всегда вызывал у Вейры некий трепет и толику страха, но ведь это не повод для обморока!
Она села, оправив складки манто, и неожиданно жалобным тоном произнесла:
— Вы, как всегда, считаете себя центром мироздания! А меня ограбили! Меня хотели похитить! Я испугалась, а вы… Ваше самолюбие, мастер Виджан, можно сравнить лишь с шириной моря, потому что всё остальное недостаточно велико!
— А вы, Вейра Эбенер, продолжаете считать себя бессмертной? — фыркнул полицейский, заложив руки за спину, прошёлся перед ней, словно судья перед осуждённой. — И прошу, будьте корректны. Не называйте меня по имени, мы не в «Птичках-Невеличках»! Мастер Хеннико, к вашим услугам.
Каков жук! Напыщенный, противный, эгоцентричный! Возмущение переполнило Вейру, как бурлящая вода в котелке, и выплеснулось наружу единственно возможным путём. Упорствует называть её вильеной — пусть выполняет распоряжения вильены!
Встала. Выпрямилась. Ощутила себя, как учила Лира, высокомерной и отстранённой. Задрала подбородок. Процедила:
— У меня украли лошадь с двуколкой. Потрудитесь найти, я заплатила за них два империала!
— Надеюсь, вы запомнили приметы нападавших? — прищурился мастер Виджан !
— Не запомнила, — мстительно ответила Вейра. — Зато я прекрасно знаю приметы двуколки и лошади. Кобыла-трёхлетка, чалая, с длинным хвостом и превосходными зубами. Двуколка чёрная снаружи, изнутри обита алой саржей.
— Как всегда, вызывающе, — иронично заметил мастер Виджан и махнул рукой куда-то: — Дрейвз, запишите показания вильены! Сколько было нападавших?
— Думаю, один. Очень сильный и не слишком чистоплотный. Его ладонь была возмутительно грязной, а мне ведь пришлось укусить его за мякоть!
Прибежал низший полицейский чин с блокнотом и гусиным пером, обкусанным по верху, прицелился и приготовился записывать. Вейра терпеливо повторила приметы и заставила писаря добавить цену, уплаченную за лошадь и двуколку. Всё это время мастер Виджан расхаживал по комнатке, кусая губы и ломая сцепленные в замок на спине пальцы. Потом сказал жёстко:
— Я принял решение арестовать вас, Вейра Эбенер.
— За что? — от изумления у неё даже рот раскрылся, но Вейра быстро захлопнула его, возвращая себе прежний вид надменной аристократки: — Я в этой истории жертва, мастер Хеннико!
— Совершенно верно, вильена Эбенер. И мне не улыбается видеть вас где-нибудь в подворотне с перерезанным горлом.
Он подошёл вплотную, пользуясь тем, что они в комнате остались одни, жарко дохнул в лицо и добавил тихо:
— Ваше горлышко достойно большего, нежели нож наёмного убийцы. Поэтому вы отправитесь в казематы. Там мне легче контролировать вас.
— Ну уж нет! — возмутилась Вейра. — В казематы… Да вы тронулись умом, достопочтенный мастер полицейский! У меня… у меня неотложные дела и вообще… Вы не имеете права! Я буду жаловаться вашему начальству.
— Ничего, уж как-нибудь я это переживу. Зато вы останетесь в целости и сохранности, пока я не найду того, кто вас преследует.
— Меня никто не преследует, мастер Хеннико! — в запале выкрикнула Вейра, приподнимаясь на носочки, чтобы казаться выше. — Это только в вашем воображении!
— И всё же, — он неожиданно улыбнулся. Творец, улыбка этого мужчины всегда вызывала у Вейры противоречивые ощущения: вроде и тепло от неё, а чувство опасности не оставляет… Надо поскорее бежать домой! Подальше… Готовиться к балу!
— Позвольте пройти! — фыркнула Вейра, порываясь к выходу. Мастер Виджан придержал её за локоть и серьёзно сказал:
— Прошу вас, ради моего спокойствия — останьтесь дома и не выходите никуда без сопровождения. Иначе — казематы!
Карнавал у вена Триболи превосходил все виданные Вейрой праздники, и намного!
С самого утра она готовилась к балу: основательно отмокла в горячей ванне, облилась несколькими вёдрами холодной воды с мороза, с ног до головы обтёрлась дорогой мазью для мягкости кожи, а потом ещё несколько часов мучила Бею, чтобы та уложила волосы по самому модному фасону. Маска бабочки должна была крепиться под локонами да не сползать нигде, чтобы случайно не обнажить лицо, поэтому шпилек в причёску пошло немало. Голова, хоть и привычная к ним, всё же начала ныть, и Вейра выпила отвар против боли. Обедать и ужинать не стала — ни крошки в горло не лезло. Она была слишком возбуждена предстоящим балом, что начисто забыла и о пропавшем вене Ликсе, и о мастере Виджане, и о страхе перед мастером Сетти.
Наёмная карета вена Ариано оказалась под стать этому щёголю. Позолоченная, широкая, запряжённая четвёркой серых в яблоки лошадей, она остановилась у ворот дома, и Вейра из салона услышала голос кучера, который постучался в дверь:
— Вен Айсек Ариано ожидает вильену Вейру Эбенер в экипаже.
Вейра выдохнула, огладив бока платья, чуть подтянула лиф над корсетом и залпом допила остатки тёплого вина из бокала, а потом вышла в коридор. Кучер в роскошной ливрее низко поклонился ей, пока Бея подавала выходное манто из кроличьего меха, и повторил свои слова. Вейра кивнула, приподняв подол платья сбоку. Кучер пялился на кружево, сквозь которое просвечивались очертания ног, на что она только хмыкнула, а вот Бея фыркнула на мужчину:
— Чего уставилосеся, чучело? Проводися госпожу до кареты и зенки прикройся!
Со смехом Вейра вышла из дома, оглядела карету восхищёнными глазами. Творец, не сравнить даже с её кокетливой двуколкой! Вен Ариано сказочно богат, раз может себе позволить аж четвёрку лошадей. Хоть раз в жизни прокатиться в такой красоте и выйти из неё королевой!
Забравшись внутрь, Вейра улыбнулась при виде ряженого вена Ариано:
— Творец, как вам идёт этот костюм!
Негоциант из Истарии был переодет восточным султаном. Самым настоящим — с загнутыми носками длинных туфель, в шёлковом халате, отороченном мехом и подвязанном широким кушаком. А на голове у вена Ариано был намотан огромный тюрбан из длинного куска белой ткани и приколот брошью с великолепным изумрудом, по всей вероятности, настоящим.
Спутник Вейры склонил голову и ответил довольно:
— Благодарю вас, нежная бабочка! Вы просто очаровательны! Я знал, что невозможно продешевить, пригласив вас на бал!
— Вы мне льстите! Это мне следует поблагодарить вас за подобное приглашение, — скромно произнесла Вейра, схватившись за поручень от толчка тронувшейся кареты. — Я вся в предвкушении!
— Мой друг, вен Фенери, обещал, что этот бал будет невероятным, вот и проверим.
Усмешка вена Ариано слегка насторожила Вейру. Надо быть начеку. А главное — не забывать, зачем именно она едет к вену Триболи.
Всю дорогу до особняка вен Ариано молчал, углубившись в свои мысли и покачивая тростью в руке. Вейра не решалась начать разговор, даже не робея, а бездумно глядя в окошко, прикрытое шторкой. Наконец-то и она едет на бал… Наконец-то…
— Ах вы наш славный! Пришли, не забыли бедных, маленьких птичек-невеличек!
Голос Лиры басил хрипловато. Она вынула трубку изо рта и закашлялась, потом харкнула в плевательницу и пошла, покачивая бёдрами, к посетителю. Черноволосый, с горящими глазами и саркастической усмешкой на губах, мастер Виджан шлёпнул её по заднице и велел:
— Эля мне!
Потом обвёл взглядом залу, необычно пустую, и спросил удивлённо:
— А где девки? Где мамка ваша?
— Как же, мастер Виджан, ведь бал в императорском саду, — кокетливо ответила Лира, цедя в кружку тёмный пахучий эль. — Вот матушка Бийль и повела девочек повеселиться, показать себя!
— И клиентов привести заодно, — хмыкнул мастер Виджан, усаживаясь на табурет и отхлебнув глоток из кружки. — Что же, совсем никого не осталось?
Его зоркий взгляд выцепил из полумрака, окружавшего диванчик в углу, маленькую фигурку Вейры. Лира позволила посидеть в зале — а вдруг кто из жалости оплатит эля или даже муссата бокал? Вейра нацепила платье, которое ей подарила Туана, и даже волосы зачесала наверх, выпустив светлые кудряшки на манер знатных вильен. Но полицейский… Нет, Ведунья, только не он! Пусть бы с Лирой пошёл наверх! Страшный ведь… Противный…
— А ну, иди-ка сюда, мелочь!
Как завороженная, Вейра поднялась и медленно приблизилась к мастеру Виджану.
— Садись.
Кое-как взгромоздилась на табурет рядом, затаив дыхание. Полицейский осмотрел её с ног до головы, ощупал взглядом фигурку, затянутую в корсет, и усмехнулся:
— Растёшь, птичка. Скоро дашь фору всем здешним девкам! Эй, Лира, старая курва, дай девчонке муссата!
— Куда ей муссата? — проворчала Лира, крутя головой, но наполнила бокал шипучим солнечным напитком и подвинула к Вейре, сердито сдвинув брови.
— А чего её не взяли в парк?
— Обойдётся пока что, — буркнула Лира и налила себе из фляжки. Вейра поняла, что подруга злится — ведь мастер Виджан не предложил ей выпить. Но полицейский смотрел только на Вейру, чем невероятно смущал.
— Что же, будем пить и веселиться, да, птичка? Вания, вдарь нам музыку! А ты, птичка, спой!
— Я не… я не умею петь, — покраснела Вейра. Муссат с непривычки ударил в голову, закружил, но не расслабил, а наоборот, заставил сжаться на табурете, как курица на насесте, когда в курятнике лисица. Мастер Виджан махнул рукой: