Лёд подо мной треснул с тихим, неприятным звуком.
Я успела подумать: как глупо, как нелепо умереть вот так, на краю света, в двухстах километрах от ближайшего поселения. Успела вспомнить лицо мамы, её последнее сообщение: «Витка, береги себя, не лезь в эти трещины». Успела пожалеть о том, что так и не решилась на детей, теперь от Виктории Северцевой, кандидата геологических наук, специалиста по арктическим льдам, не останется ничего, кроме научных статей в малотиражных журналах.
Шельфовый лёд Земли Франца-Иосифа поглотил меня, как прожорливая пасть. Тьма сомкнулась над головой с мокрым чавкающим звуком. Ледяная вода мощно ударила в грудь, выбила воздух из лёгких. Я попыталась грести вверх, к спасительному пятну света, но тяжёлые полярные ботинки тянули вниз, как гири.
Не паникуй, Витка. Думай.
Термос с горячим чаем… Он же полый внутри, даст плавучесть. Я вырвала его из кармана куртки, прижала к груди. Не помогает. Полынья затягивается сверху молодым льдом, прозрачной плёнкой, а через час она станет непробиваемой корочкой.
Сколько у меня времени? При температуре воды минус два по Цельсию – максимум пятнадцать минут до потери сознания.
Я боролась. Клянусь, я боролась изо всех сил! Но лёд не прощает ошибок. Он забирает всё: тепло, силы, надежду. Когда ноги перестали слушаться, а пальцы окончательно онемели, я поняла… всё кончено.
Странно, но умирать оказалось не больно. Холод сначала жёг, потом стал почти приятным, как тёплое одеяло, которое медленно накрывает с головой. Сознание плыло, мысли путались. Мне почудилось, что подо льдом горит какой-то свет — голубой, пульсирующий, живой. Он приближался, становился ярче, и я подумала: может, это галлюцинация перед смертью? Говорят, мозг в последние секунды создаёт удивительные видения...
А вскоре этот свет коснулся меня.
И тогда я услышала голоса.
«Снежная ведунья... время пришло... лёд треснул...»
Голоса шептали на языке, которого я не знала, но почему-то понимала. Кристаллы льда вокруг меня вдруг заискрились, засветились изнутри, каждый превратился в крошечное солнце. А потом...
Потом наступила тишина.
Я очнулась от криков и лязга металла.
Грохот битвы безжалостно ворвался в сознание. Звон мечей, вопли раненых, треск ломающихся дверей. Что-то тяжёлое рухнуло где-то рядом, задрожали половицы под ногами.
Моргнула, пытаясь сфокусировать зрение. Надо мной виднелись резные балки потолка, расписанные красными и золотыми узорами. Я лежала на широкой постели под собольим покрывалом. На мне была длинная льняная рубаха с шёлковой вышивкой, поверх неё бархатный сарафан с серебряными пуговицами. На пальцах золотые перстни с самоцветами.
Что за?...
Воспоминания хлынули потоком – чужие, но удивительно яркие. Этот терем. Эта комната. Отец… Удельный князь Владимир Мстиславич, высокий мужчина с седой бородой и добрыми глазами. Мать княгиня Февронья, умершая три года назад от лихорадки. Долгие зимние вечера у печи, когда отец рассказывал о делах княжества. Первые уроки грамоты у дьяка Евсея. Вышивание с мамкой Улитой…
Яромила. Княжна Яромила Владимировна.
Это не мои воспоминания. Это память того тела, в котором я оказалась. Четырнадцатилетняя дочь псковского князя, единственная наследница рода, гордость отца и надежда княжества.
А теперь во мне — в её теле — живёт сознание доктора геологических наук из XXI века.
За окном что-то с грохотом обрушилось Я вскочила с постели и бросилась к окну. Внизу, во дворе терема, кипела схватка. Люди в кольчугах и белых плащах с чёрными крестами рубились с псковскими дружинниками. Тевтонские рыцари. Кровь на снегу. Дым от горящих построек.
Словенск пал.
Знание пришло из глубины памяти Яромилы. Не из книг. Ливонцы осаждали город уже полгода. Отец надеялся на помощь из Новгорода, но помощь не пришла. А сегодня утром они пробили стену у главных ворот…
— Княжна! — В дверь ворвался дружинник в окровавленной кольчуге. Молодой, не старше двадцати, с русыми кудрями и яростными глазами. — Княжна Яромила, надо бежать! Рыцари во дворе, стены не удержать!
Я знала его. Ратмир Михайлович, сын боярина Михаила Храброго. Верный воин, готовый умереть за княжеский род. В памяти Яромилы он был почти старшим братом, учил её ездить верхом, стрелять из лука, защищал от обидчиков.
— А отец? — спросила я, и голос прозвучал тонко, по-детски. — Где князь Владимир? - против воли лились странные вопросы. Я знала всех их, и в то же время они были для меня незнакомцами.
Лицо Ратмира помрачнело:
— Князь… князь сражается у Троицких ворот. Он велел увезти тебя в безопасное место, княжна. Кони готовы, надо спешить!
Я кинулась к сундуку, начала хватать драгоценности, чисто инстинктивно, по памяти Яромилы. Золотые гривны, серебряные браслеты, связка ключей от княжеской казны. Руки дрожали, но не от страха, а от непривычности к чужому телу.
"Что со мной происходит? Как я здесь оказалась?", - бились мысли, а тело действовало само.
— Княжна, быстрее! — торопил Ратмир. — Ливонцы уже в сенях!
Я накинула меховую шубу, сунула ноги в сапожки на мягкой подошве. За дверью послышались тяжёлые шаги, грубые голоса на незнакомом языке. Но я понимала каждое слово. Боже как же всё это странно и дико!
Тевтонцы остались позади, и мы придержали лошадей - нельзя загонять их, впереди долгая дорога. Тело княжны хоть и умело держаться в седле, но, видно, не настолько, чтобы не чувствовать боль ниже поясницы, кажется, там всё, что можно, отбилось из-за тряской рыси.
Ратмир ехал молча, погружённый в думы, я же «копалась» в воспоминаниях Яромилы. Кто поможет мне в Новгороде? Не к самому же Александру ехать. Даже подумать было страшновато, что я увижу великого полководца Невского! Спросить у Ратмира? Подозрительно. Не могла же княжна разом забыть всю родню. И я поступила, как настоящая женщина. Тихонько заплакала, так, чтобы Ратмиру всё же было слышно, и запричитала.
- Куда же мне теперь сиротинушке-е-е. Ой, судьбинушка горькая. Одна-одинёшенька на всём белом свете осталася-а-а-а.
Ратмир придержал коня, прислушиваясь к моим подвываниям.
- Княжна, не печалься так. В Новгороде дядька Евсей, не оставит тебя одну. Будет и кров тебе и подмога. И я тебя не оставлю.
Так, с одним родственником определились. Сказывалась ли это усталость и потрясение, но воспоминания Яромилы точно заблокировало. Тело тоже слушалось плохо, то и дело мышцы будто сковывало спазмом.
А ещё меня не покидала навязчивая мысль: вдруг всё это — лишь предсмертный бред? И на самом деле моё тело сковано льдом, и сознание в последние мгновения моей жизни выдаёт вот такие невозможно подробные иллюзии? Но галлюцинации не могут быть настолько… живыми, правда? Как бы там ни было, пусть всё идёт своим чередом. Если это всё явь, приспособлюсь и выживу, если нет…, об этом думать отчего-то не хотелось.
Лошади ступали по снегу, неся нас вперёд, к моему неизвестному будущему. Одна надежда, что воспоминания княжны «разблокируются». Нельзя выдать себя ни единым звуком, ни единым взглядом. Народ тут суровый, неизвестно, что подумают обо мне, решат ещё в монастырь сослать, а жить в неволе совсем не хочется.
Ратмир зорким взглядом отыскал среди сугробов едва заметную тропинку, Чудское озеро осталось позади, теперь мы ехали промеж высоких сосен и елей, одетых бархатными снегами. Закатное солнце превратило зимнее лесное убранство в тысячи самоцветов, так и казалось, что едешь в огромной сокровищнице, полной несметных богатств. В снегу виднелись следы зверей, по веткам скакали любопытные белки.
Я вдыхала морозный воздух, наслаждаясь им точно изысканным лакомством. Нет запаха гари от шин, смога – вечного спутника городов, амбре прогорклого масла от многочисленных точек фастфуда. Только терпкий смоляной дух и ледяная свежесть. Кажется, даже лёгкие будто открылись, стараясь вобрать в себя больше окружающих ароматов.
Голова слегка закружилась. Битва с тевтонцами, юное тело княжны, которое до сих пор плохо слушалось, точно надетая не по размеру одежда. Впечатления этого дня слились передо мной в какую-то фантастичную картину, как во сне.
В лесу становилось темно, ранние сумерки ложились густыми тенями под деревья, скрывая последние лучи солнца. Как Ратмир разбирал, куда ехать, для меня было загадкой. Тело затекло от долгой езды, холод крепчал, пробираясь под шубу. Желудок сводило, интересно, когда в последний раз ела Яромила?
- Потерпи, княжна, - словно прочитал мои мысли Ратмир, - скоро к деревеньке подъедем. Там и на ночлег останемся.
Он всё время ехал впереди, напряжённый, как зверь перед прыжком.
Скоро чаща раздалась и впереди раскинулось широкое поле, за которым виднелись избы, из труб курился дымок. Слышен был лай собак и мычание коров. Близость человеческого жилья придала сил, мы поторапливали лошадей, стремясь к теплу и свету.
Где-то позади, в лесу, протяжно завыли волки и по коже побежали мурашки, не хотелось столкнуться с голодной стаей. Моя Зорька всхрапнула, и сама перешла на тряскую рысь, побыстрее к деревне, под защиту людей.
Во дворах было пусто, псы попрятались в будки, подавая голоса из своих убежищ. Ратмир подъехал к добротному дому с высоким крыльцом.
- У старосты заночуем.
Он спешился, заколотив в деревянные ворота. Послышался шум и чей-то голос недовольно спросил:
- Кого тут носит по ночи?
- Княжна Словенская, открывай, да поживее!
Встречавший поперхнулся, и через минуту ворота распахнулись, перед нами стоял старичок в заношенном зипуне:
- Кормилица, не прогневайся, не ждали в такую-то пору. Али случилось что?
- Пал Словенск, - ответил за меня Ратмир, - князь Владимир Мстиславич погиб, насилу сами живу выбрались.
- Ох, горе-то какое, - запричитал старичок, проводя нас по двору к избе, - скоро и до нас проклятые ливонцы доберутся. Как же мы теперь без заступника, без батюшки князя? Чем бога прогневили?
В сенях было темно и сыро, витал запах квашеной капусты.
- Кто там, Антип? - послышался басовитый голос хозяина.
Старичок отворил дверь в комнату, приглашая нас пройти:
- Сама княжна пожаловала, Яромила Владимировна.
Жилище освещалось лучиной и огнём горящей печи. Под окнами стояли сундуки и лавки, в углу - большой стол, за которым и сидел староста, подскочивший, как только понял, кто забрёл к нему в гости. Его жена, дородная женщина с богатой русой косой, подоспела к мужу. Хозяева поклонились, помогли мне раздеться, пока Ратмир сообщал им печальные вести.
И снова перед нами скатертью легла заснеженная дорога, деревенские, прознав, что у них ночевала княжна, высыпали на улицу.
- Заступница! Яромила Владимировна, ты уж князю Александру скажи, один он наш надёжа. Пусть не бросит нас тевтонцам на поругание! - со всех сторон неслись мольбы и просьбы. Женщины плакали, прижимая к себе детей.
Ведь это теперь и мои люди, подумалось мне. Умер отец, князь Владимир, единственная их защита. Что сталось с дружиной после разгрома Словенска? Разве мелкие деревушки преграда для ливонцев? Сметут и не заметят. Выходит, мне придётся просить у Александра воинов для защиты этих земель. Или набирать себе новую дружину из вольных ратников. Как это здесь делается? Эх, не стратег я и не полководец, а народ жалко. Невольно и не по своей прихоти, но одна осталась из тех, кто должен оберегать эти земли.
Ратмир ехал впереди, такой же настороженный, как и вчера. Вероятно, боится вражеских разъездов? Времена правления Невского я, конечно, проходила в школе, но как быть теперь, когда оказалась в гуще событий и не просто как обыватель, а на последнем рубеже защиты. Легко схорониться у родни в Новгороде, и не осудят, девчонка малолетняя. Но я видела глаза людей, провожавших меня, в которых теплились последние лучики надежды. Выжгут, разорят эти деревни и ляжет мне на сердце вина тяжким грузом. Не могу я так. Поеду к Александру, буду молить о защите.
Я считала падение Словенска главной своей проблемой, но лукавая судьба решила подкинуть мне очередной сюрприз. Ближе к обеду, когда мы ехали мимо занесённых снегом полей, на кончиках пальцев я ощутила странное покалывание. Резкое, неприятное, будто тонкими иглами кожу протыкают. Сняла рукавицы, осмотрела руки. Ничего необычного. Ладошки покраснели, только и всего. Зачерпнула с ветки пригоршню снега, растёрла между ладонями и снова натянула толстые варежки. Покалывание не прошло, напротив, стало ещё сильнее и болезненнее, а потом по рукавицам побежали снежные узоры, как на стёклах в мороз. Опешив, подняла ладони вверх, закусила губу, не понимая, что со мной творится. Зорька, почувствовав свободу, рванула вперёд, так что я чуть не свалилась в сугроб.
- Княжна! - Ратмиру удалось перехватить норовистую кобылку. - Цела? Что случилось?
Его взгляд упал на мои руки, по одежде всё выше поднималась изморозь.
- Силу свою придержи, - Ратмир подъехал вплотную, - как маменька учила.
- Я… Я… не могу, - что происходит? Какая ещё сила?! Тело залихорадило и непонятно, то ли от страха, то ли от этой самой неведомой мне силы. Что это? Магия? Колдовство? Мутация генов? – Ратмир, давай остановимся, - подняла взгляд на воина.
Он придержал Зорьку, помог мне спуститься.
- Ты чего, княжна? Не впервой, чай, чародейство своё унимать.
Только этого не хватало, от нового известия чуть не грохнулась в снег. Чародейство. Волшебство. Помогите! Я не получала письма из Хогвартса и колдовать не умею. Мысли лавиной неслись в голове, сумбурным потоком. И ничего дельного. Как быть? Стану расспрашивать Ратмира, заподозрит, что я не та, за кого себя выдаю. Вдруг обвинит меня в чёрной магии какой, и сожгут юную княжну на костре.
Ратмир снял мои рукавицы, с пальцев посыпалось ледяное крошево:
- Снегам, земле силу отдавай. Страх и потеря отца поди сказывается.
Я послушно присела, приложив ладони к снегу, зарывшись в него руками. А дальше то что? Покалывание не проходило, а снежный покров вокруг моих ладоней начал одеваться коркой льда. Пришлось прибегнуть к проверенному методу. Давлению на жалость.
- Ратмир, не могу я ничего вспомнить, после смерти отца, будто пелена в голове.
- Бывает, - юноша присел рядом, - столько перетерпеть. Ты силу свою сердцем почувствуй, душой и отдай её земле, та всё примет, поможет.
Прикрыв глаза, пробовала сделать, как говорил Ратмир, только вот ничего не ощущала.
- Ты откуда всё ведаешь? - спросила у своего попутчика.
- Все это знают, - усмехнулся тот, - почитай, в каждой семье княжеской али купеческой чародеи есть. Ох, сильно видать тебя горе пришибло, Яромила.
- Ещё расскажи. Я тебя когда слушаю, мне спокойнее.
- Что говорить-то? - удивился Ратмир.
- Всё, что знаешь. Мне так легче становится.
- Давай-ка мы вон под той сосёнкой устроимся, - предложил юноша, - заодно и перекусим. Успеем засветло до Новгорода добраться.
Мы свернули с дороги к небольшой рощице, Ратмир привязал лошадей, достал из сумы снедь, которую собрала нам в дорогу Агафья, наломал еловых лап, устроив нам под ветвями высокой сосны пристанище.
- В семьях княжеских испокон веков дети рождались с силою чудесною. Кто ветрами управлял, кто водой и огнём, есть и такие, как ты, кому стужа подвластна. Это ведь помнишь, княжна?
- Да, - закивала головой, жуя кусок хлеба, - ты просто рассказывай, сила от твоего голоса унимается, спокойнее мне так.
- Будь по-твоему, - пожал плечами Ратмир, - маменька твоя, княгиня Февронья, водой управлять умела. А у батюшки дара не было. Сама знаешь. Когда ты родилась, поняли, что ледяной чародейкой станешь. И сила пробуждаться аккурат, года два назад начала, у деток-то она всё больше спящая. Маменька твоя успела до смерти свои знания передать, обучить тебя всему.
Ближе к вечеру на горизонте показались могучие стены Новгорода. Древняя крепость стояла неприступным оплотом, защищённая с одной стороны широкой рекой, сейчас скрытой подо льдом.
Я крепче вцепилась в поводья, думая о встрече с родственниками. Воспоминания Яромилы восстанавливались или интегрировались в моё сознание какими-то кусками и как ускорить этот процесс, я не представляла. Легко выдать себя среди людей, кто с детства знает княжну. Буду изображать пришибленную горем, это поможет мне выиграть время и адаптироваться к новым условиям. Ещё эта магия. Понятно на данный момент только одно: она есть. А дальше что? Княжну сызмальства учили с волшбой управляться, мне же пока ничего не доступно. Я не понимаю ни как призвать свои силы, ни как совладать с ними. Учителя подыскать? Это вообще не представлялось мне возможным. Разве что аккуратно порасспрашивать Ратмира или кого из сестёр, дочерей Евсея. И к Александру как-то попасть надо. Голова шла кругом от многочисленных «надо». А Новгород, как неизбежность, становился всё ближе. Мы ехали через небольшие деревеньки, окружавшие великий город. Народ почти не обращал на нас внимания, кому интересны два путника? Здесь таких много.
Тракт стал оживлённым: мимо нас по дороге тянулись обозы, ехали всадники, шли пешие. Все стремились в Новгород. Я разглядывала прохожих, особенно девушек, подмечала детали одежды, слушала речь, которая казалась родной, но была самобытной, немного непонятной, хотя в голове точно звучала «расшифровка».
Лошади, чувствуя конец пути, пошли быстрее, похрапывая от нетерпения. Народу прибавилось, мы подъехали к городским воротам. В толстенных стенах виднелся сквозной арочный проём, невысокий, но места достаточно, чтобы проехать и всадникам, и гружёным телегам. Бравые воины следили, чтобы в проходе не создавалось толчеи. Чувство благоговения охватило меня. Это же надо – Новгород тринадцатого века! Склоны арок были расписаны затейливыми узорами, до зуда в кончиках пальцев хотелось прикоснуться к такой древности, почувствовать дыхание эпох! Но меня окружающие не поймут, для них это просто ворота. За ними вплотную к стене была пристройка для охраны.
Я ожидала от средневекового города вони и грязи, однако Новгород поразил меня чистотой: мощённые деревянными брёвнами улицы, хорошая система дренажа. Нигде не видно луж, не валяется мусор, никто не выплёскивает нечистоты под ноги горожанам. Снег собран в кучи у стен домов, дороги расчищены. Ратмир вёл своего коня чуть впереди моей Зорьки, прокладывая мне путь. Мы ехали мимо деревянных домов, которые виднелись из-за частоколов.
- Погоди ещё немного, княжна, - крикнул юноша, стараясь говорить громче шумящей вокруг толпы, - скоро уже дома будем.
Я вертела головой по сторонам, сидя на лошади я могла рассмотреть устройства дворов получше. В городе было тесновато, подворья стояли близко друг к другу, часто дома выходили одной стеной на улицу. На трущобы этот район походил мало, но все избы были небольшими, однотипными, с невысокими деревянными заборами. Во дворах виднелись маленькие сарайчики для скота или птицы, другие хозяйственные постройки.
По мере нашего продвижения вперёд менялись и жилища, избы становились богаче, а дворы больше.
Ратмир уверенно направил коня к внушительным деревянным воротам в полтора человеческих роста, за которыми виднелся высокий терем. Ого, а дядюшка-то мой, судя по всему, богат. Хотя, что меня удивляет, какая ещё может быть родня у князя?
На стук распахнулась узкая калитка, из которой высунулся длинноносый плюгавенький старичок, с подозрением глядевший на Ратмира.
- Ты кто таков будешь? - проскрипел он надтреснутым голосом. - А ну, поворачивай отсель, собак сейчас спущу.
- Так ты княжну Словенскую встречаешь, пень старый, - не остался в долгу Ратмир, - вот я Евсею Лукьяновичу то расскажу, что ты Яромилу Владимировну погнал, точно нищенку какую.
Старик замер с раскрытым ртом, потёр глаза кулаками и вышел на улицу. Увидев меня, едва не бухнулся под копыта Зорьки.
- Голубушка! - завопил дед. - Живёхонька! Радость-то какая! Мы уж не чаяли!
- Тихон! - послышался со двора густой басовитый голос. - Ты с кем там?
- Ох! – старичок подскочил к калитке. - Радость-то какая, Евсей Лукьянович! Жива, жива наша Яромила Владимировна!
На улицу вылетел, точно заполошный, высокий дородный мужчина с большим животом, на нём был долгополый богатый кафтан, поверх накинута длинная шуба. Он подлетел к моей лошади, сгрёб меня своими ручищами, стащив с испуганной Зорьки, которую успел придержать Ратмир, и чуть не задушил в объятьях.
- Жива, жива звёздочка наша! Душенька, Ярочка моя!
Грузный мужчина, выше меня на две головы плакал как ребёнок. Такая реакция меня обескуражила, я растерялась, не в силах вымолвить и слова.
Дядька Евсей затащил меня во двор, куда высыпало куча народу. Через толпу протиснулась пышнотелая женщина в богато расшитом сарафане и меховой душегрее, за ней, как выводок цыплят, семенили три моих сестры. Я узнала их лица из воспоминаний княжны.
- Девочка моя! - всплеснула руками боярыня. - Уж не чаяли мы живой тебя увидеть, панихиду хотели заказать, а вон радость какая!
Сёстры ревели в голос. Меня целовали и обнимали, лица мелькали как на ускоренной перемотке. Под этот шум и гам нас с Ратмиром затащили сначала в просторные сени, а потом в большую горницу. Там народ немного подуспокоился.
Трапеза подходила к концу, я усиленно старалась не заснуть прямо за столом. Вдруг тётка Авдотья всполошилась:
- Ох, голова садовая! Баньку-то, баньку не истопили!
- Да уж готова она давно, матушка, - встала со скамьи у стены одна из чернавок.
- А что же молчишь? - бахнула тётка ладонью по столу. - Гостей как следует не приветили!
- Не переживай ты так, тётушка, - вступилась я за челядь, - растерялись все. Ты ведь сама и то позабыла. Мы и так можем спать лечь, а завтра и в баньку.
- Ну, нет, - мотнула головой Авдотья, - сейчас я тебя сама помою, а потом и Ратмир попарится. Негоже два дня в пути, там по сугробам выбирались, банька-то вмиг всю усталость и хворь снимет.
Меня подхватили под руки сестрицы, проводили в небольшую горницу, помогли сбросить одежду, выдали простую длинную рубашку до пят, закутали сверху в просторный опашень (прим. автора - старинная русская распашная мужская и женская одежда, книзу почти вдвое шире, чем в плечах, с длинными, широкими рукавами, сужающимися к запястью; разновидность кафтана), и повели к бане, что примыкала с торца к хоромам боярским.
Там, ловко набирая в деревянные шайки холодную и горячую воду, проверяя запаренные веники, меня уже поджидала тётушка. Она, точно маленькую, сама меня помыла и попарила, не слушая возражений. Впрочем, сопротивляться сил не было, я засыпала буквально на ходу.
- Кваску испей холодного, - подала Авдотья кувшин, - вон разморило как. Ничего, сейчас на перину ляжешь, одеялком пуховым укроешься, выспишься как следует. Завтра обо всех горестях и позабудешь.
Слова тётки звучали для меня точно сквозь подушку, усталость после дороги сказалась. Она сама проводила меня в спальню, расчесала косы и уложила в кровать. Со мной осталась мелкая девчонка, устроившаяся на лавке.
Утром меня разбудила младшая из дочерей Евсея, Голуба.
- Яромила, душенька, вставай. Там уж тятенька ждёт.
Глаза напрочь отказывались открываться, я повернулась набок, пытаясь прогнать сладкую дрёму.
- Батюшки, - всплеснула руками сестра, - что с тобой, Яра?
От этих слов сна как не бывало, я подскочила на кровати. Вокруг меня на простыни лежали льдинки, а изголовье ложа затянуло изморозью.
- Не знаю, - растерянно разглядывала свою постель, - после смерти отца будто с ума моя сила сошла. Не слушается, своевольничает.
- Мне Славяна сказывала, купца Еремея дочь, такое бывает, - Голуба села на кровать, стряхнув льдинки на пол, - от печали сильной, али от горя. Мы с тобой сходим к бабке Устинье, она у слободы скорняков живёт. Знатная ведунья, вмиг всё поправит.
Не знаю, обрадовала меня эта весть или, наоборот, а если бабка догадается, что я чужое тело заняла? Мало ли какая тут магия ещё есть.
- Боязно мне, - сказала я Голубе, выбираясь из постели.
Ко мне подскочила чернавка, поднесла водицы, усадила на стул с высокой спинкой и принялась расчёсывать волосы.
- Чего ты боишься? - устроилась Голуба рядом на резной скамеечке. - Она бабка известная, многим помогла.
- Откуда вы только её взяли? - глянула я на сестру недоверчиво.
Голуба потупилась, щёки окрасились румянцем:
- На женихов гадать ходили. Ворожить она тоже умеет, всё-всё нам рассказала.
- Поди царевичей, королевичей посулила? - рассмеялась я, моя прагматичная натура, даже признав, что здесь есть магия, недоверчиво восприняла весть о гадалке.
- Зачем? - уставилась на меня сестра. - Анисье купеческого сына, Пелагее поповича богатого, а мне боярина обещала. Да в скором времени.
- И чем она мне поможет? Тоже гадать начнёт?
- Она и травы знает, и заговоры разные. Пойдём, сама всё увидишь.
Меня настораживала странная бабка, но выбирать было не из кого. Может, Голуба права, и знахарка объяснит мне, как быть.
Сестра вышла из горницы, но вскоре вернулась, таща в руках ворох одежды.
- У Пелагеи отыскала, вы ж с ней одной стати, - она бухнула вещи на кровать, мигом сенная девушка принялась разбирать сарафаны, рубашки и прочее.
Для меня подобрали рубаху из тонкой, нежной материи, расшитую по подолу и рукавам цветными нитями. На неё сарафан тёмно-зелёного оттенка, поверх него соболью душегрею. На ноги - сафьяновые мягкие сапожки. На голову - очелье с длинными колтами (прим. автора – древнерусское женское украшение, по́лая металлическая подвеска, прикреплявшаяся к головному убору) с жемчугами по бокам.
- Загляденье, - обошла меня Голуба по кругу, - долго мы с тобой не виделись, сестрица. Так похорошела, расцвела. Ой, от сватов отбоя не будет.
- Не нужны мне сваты. Я домой хочу, в Словенск. Там люди помощи ждут, а я тут разряженной куклой хожу.
- Да где это видано, чтобы девица заступницей города была? - изумилась Голуба. - Наше дело мужей поджидать, да деток воспитывать.
- Нет у Александра дружины для защиты Пскова и Словенска, а там, кто остался? Бабы да дети, воинов всех, поди, тевтонцы перебили, как и простых мужиков, вставших на защиту города. Что же прикажешь? Бросить тех, кто всю свою жизнь служил нашей семье?
Болтавшие всю дорогу без умолку сёстры примолкли, встали в темноте, будто ожидая кого-то. Пахло полынью и чабрецом, чуток шибал в нос дух кислой капусты. Мои ладошки стало покалывать, как тогда в лесу, я пару раз встряхнула руками.
- Заходи ужо, княжна, пока сенцы мне не поморозила, - раздался из-за двери приятный женский голос.
Голуба подтолкнула меня в спину:
- Ступай, тебя звала.
- А вы? - оглянулась я на сестёр.
- Когда позовёт, тогда и зайдём, - ответила Пелагея, указав рукой на дверь.
Чуть заробев, заглянула в комнату. Почти всё пространство занимала большая печь, от которой сейчас несло жаром, у окошка стоял столик, на нём пыхтел паром самовар.
- Проходи, поди не кусаюсь, - на меня смотрела женщина лет сорока пяти, статная с густой русой косой, лицо чуть тронули первые морщины, но в глазах не угасли искры молодости. Простое платье подчёркивало хорошую фигуру и пышную грудь. Вот так бабка, подумалось мне, да она с такой-то внешностью многим молодухам фору даст.
Я зашла в горницу, притворив за собой дверь.
- Доброго дня.
- И тебе поздорову, княжна Словенская, - улыбнулась женщина, наливая в деревянную кружку душистый взвар, от которого по комнате разнёсся запах летнего поля, сдобрила напиток ложкой мёда, - присядь со мной, - она указала на лавку, что стояла напротив стола.
Я опустилась на скамейку, взяла предложенный мне отвар, осторожно пригубила. По телу пробежала тёплая волна, от которой как-то прояснились мысли, отступила навязчивая тревога и ушло покалывание в ладонях.
- Меня сёстры привели к вам, - сказала я, не зная с чего начать разговор.
- Всё ведаю, - кивнула Устинья, ласково улыбнувшись, - не робей, не обижу. Чары шалят? Так это легко поправить.
- Правда? - услышанное взбодрило, но осведомлённость знахарки невольно настораживала.
- Не робей, мне многое ведомо, - ведунья положила свою ладонь на мою руку и тревогу смело прочь, - а тебе много предстоит свершить, пусть и не по своей воле. Одно должна помнить, твои чары - это ты. Не призываешь же руку, чтобы поднять эту кружку? Она послушна тебе с рождения, так и сила твоя. Она часть тебя, твоё продолжение. Вспомни, чему тебя матушка учила.
- А что мне свершить предстоит? Вдруг не осилю? Нужно в Словенск вернуться?
- Всему своё время, - Устинья подвинула ко мне чашку с ягодами клюквы в меду, - отведай, Яромила. Не спеши жить, само собой всё сложится, тебе лишь готовой надо быть. Забыли мы, что деды наши заповедовали, потому и обрушились напасти на Русь. А свобода она каждому от рождения дадена.
Я не понимала ни слова из речи ведуньи, но перебить её не решалась.
- Это как нарыв, - продолжала Устинья, придвинувшись ко мне ближе, - можно примочками его лечить, ждать, пока гной из раны вытянет, но иногда требуется резать по живому. Иначе не справиться.
- При чём здесь я?
- Ты и пришла к нам клинком вострым. Поступай, как сердце тебе велит, и помни, у правды всегда заступники найдутся, не одна ты.
Теперь вопросов у меня было ещё больше, уж и не знаю, стоило ли идти сюда?
- Скоро тебя князь к себе призовёт, - вдруг быстро заговорила Устинья, - держи глаза и уши открытыми. А сестрицам своим передай, пусть не бегают ко мне больше, судьбу не искушают, Пряха может и по-другому жизнь повернуть, не любит она, когда тревожат её понапрасну. Теперь ступай, княжна, - ведунья протянула мне маленький холщовый мешочек с травами, - сделаешь отвар, когда тебя князь призовёт, перед самой встречей и выпьешь.
Я встала, неловко попрощавшись, Устинья вдруг оказалась совсем близко ко мне, её глаза распахнулись, зрачки потемнели, будто два омута, притягивая к себе:
- Чужого места никто занять не может, каждому своё уготовано. Теперь ты княжна Словенская, Яромила. Род принял тебя и в беде не оставит. Не пройдёт и года, встретишь ты того, кто с тобой одной судьбы, силу великую через него обретёшь. Ступай, княжна, - Устинья отпрянула от меня, улыбнулась и кивнула на дверь.
Я попятилась от неё и чуть не упала через высокий порог, Анисья успела подхватить.
- Идёмте, - поправив одежду, сказала сёстрам, - Устинья велела больше не приходить к ней, иначе судьба ваша переменится.
Сёстры испуганно переглянулись, и мы вышли во двор. За забором ходил туда-сюда, как часовой, Ратмир, с тревогой поглядывая на дом ведуньи. Завидев нас, он с облегчением улыбнулся и отворил калитку.
Сёстры повели меня за собой.
- Я третьего дня видела, - затараторила Голуба, - к нам купцы приехали, говорят, из самой Византии ткани привезли. Надо бы пойти, глянуть. Яромиле наряды пошить. Не всё же ей в твоих сарафанах ходить, Пелагея.
- Сейчас мы всё и подберём, девки за пару дней несколько нарядов успеют справить, - кивнула Анисья.
До самого вечера мотались мы по большому рынку. Сёстры скупили кучу материала и готовых нарядов, узорчатые очелья, серьги, подвески, бусы из ярких каменьев, платки, расшитые золотом, сапожки из тонкой кожи. Сколько же денег дал им дядька Евсей? Ратмир где-то отыскал мальчишку с санками, сгрузил на них всю поклажу и поволок до дому.
Весь следующий день был потрачен на мои наряды, Авдотья согнала сенных девушек, усадила их за шитьё.
- Тётушка, - увидев такой размах, я постаралась как-то унять предприимчивую боярыню, - есть ведь у меня готовые платья. Зачем с новыми так спешить?
- Впервые на пир к князю едешь, нельзя осрамиться, - Авдотья металась от одной чернавки к другой, проверяя, всё ли сделано как надо.
- Скажешь тоже, - усмехнулась я, - чай не оборванкой в княжий терем войду.
- Ярочка, ты княжна, хоть и удельная. У Александра на пиру бояре будут в лалах и смарагдах, в соболях, можно ли тебе хуже выглядеть? Нет, я не отпущу тебя абы как. Войдёшь в столовые палаты, ахнут все.
Такая бурная деятельность начинала меня пугать. Тётке дай волю, она все драгоценности в доме на меня навешает и все меха. В горницу заглянула Голуба и поманила меня за собой. Я с радостью ретировалась из-под тёткиной опеки.
- Идём, - сестра схватила меня за руку, - там уже баньку истопили, сейчас с травками попаримся, волосы промоем отварами, будешь завтра, как звезда утренняя сиять.
Из груди невольно вырвался стон, и эта туда же. Как помешались все на приёме у князя. Оно, конечно, событие знаменательное, но не истерить же из-за этого?
По пути к нам присоединились и Анисья с Пелагеей, теперь мне точно кранты. Замоют и запарят до полусмерти. Под белы рученьки сопроводили меня в баню, в парилке уже нечем было дышать, а из ушата поднимался столб пара, воду сестрицы набрали погорячее. Эдак они меня сейчас ошпарят, хороша я буду завтра, вся в волдырях. Я незаметно опустила руку к воде и очень сильно пожелала, чтобы она остыла. Из ладони потянуло холодком, а потом пар сник, я почувствовала прохладу, ещё минута и вода в ушате покрылась тоненькой корочкой льда.
- Ты глянь только, - всплеснула руками Голуба, - чего творит. Яра! Всё потешаешься, как раньше?
- А вы меня сварите в кипятке, - возмутилась я, - завтра на пир пойду аки рак красная. Одной горячей воды плеснули.
- Ладно, ладно, - примирительно сказала Пелагея, подавая мне кувшин холодного кваса, - ты, Голуба, и правда, пылу-то поубавь.
Меня тёрли, скребли, мыли и снова тёрли. После бани я себя чувствовала, будто весь день работала на стройке грузчиком. Сил осталось только дотащиться до своей горницы и бухнуться в кровать. Хорошо, хоть здесь меня ждал покой и тишина.
Утром, ни свет ни заря, меня разбудила девчонка-чернавка, Малушка:
- Княжна, поднимайся, боярыня приказала тебя пораньше поднять. Сбираться на пир к князю.
- С ума они все посходили с этим пиром, - зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть, - темно ещё на дворе!
- Так велено, - пожала плечами Малушка, отыскивая в маленьком сундучке гребень.
Не успела чернавка расчесать мне волосы, как в горницу ввалилась тётка Авдотья с целой армией служанок на хвосте.
- Чего копаетесь? - недовольно глянула на Малушу боярыня, девчонка съёжилась, спрятавшись за мой стул.
- Не серчай, тётушка, - заступилась за чернавку, - это я долго на перине нежилась.
- И тебе засиживаться некогда, - переключилась Авдотья на меня, - Дуня, ну-ка, косы княжне заплети. Вы не стойте столбами, - обернулась она к своей «свите», - раскладывайте наряды, сейчас и примерим всё.
Вокруг поднялся гомон и переполох, засновали девушки. Дуня, быстро и ловко прочесав мои густые волосы, заплела косу. И началась примерка.
Для пира мне подготовили длинное платье из алого аксамита с золотым шитьём по подолу, сверху надевался отложной воротник, широкий, закрывавший плечи и весь расшитый золотом, лалами и жемчугом. Запястья перехватили золотые наручи, усыпанные самоцветами, драгоценный пояс украсил талию. На голову надели небольшую коруну, подобие узкой диадемы, с усыпанными жемчугом да яхонтами колтами. Тётка накинула сверху душегрейку из рысьего меха. Ещё и бус на шею понавесили, так что та мигом разболелась.
- Тётушка, пощади, - взмолилась я, - хребет от такой тяжести переломится. Зачем мне столько бус?
- Как же иначе? - искренне удивилась Авдотья. - Чай княжна, не девка какая.
- И потому меня надо каменьями, точно пса репьями, обвешать?
- Ох и скажешь, - встрепенулась боярыня, - разве ж лалы, жемчуга да яхонты можно с репьями сравнивать?
- Тётушка, куда столько. Я же едва стою!
- Матушка, - вмешалась присоединившаяся к нам Голуба, - и верно, ворот только расшитый оставь, под него бусы яхонтовые повесь, чтобы не поверху были, узор золотой закрывают.
Сняли душегрейку, воротник стащили, нацепили нитки рубинов и гранатов, вернули на место тяжелющий ворот, от шитья толстый, как броня. Как они в этом всём ходят?
- Глянь, краса какая, - залюбовалась сестрица, - и жемчуга видно теперь.
Я только молча вздыхала, спорить с тётушкой в приступе «кутюрье а-ля русс» бесполезно.
- Соболью душегрею подайте, - требовательно сказала Авдотья, протянув руку к вороху одежды, сложенной на большом сундуке.
Снова меня переодевали, вешали жемчужные нитки на шею, меняли пояса, один другого краше, девушки подносили венчики и коруны. Скоро у меня болела не только шея, затекли плечи, голову саднило, руки ныли от тяжёлых наручей.
Теперь мне стала понятна беготня и бурные приготовления ко встрече с князем. Ох, где вы, воспоминания Яромилы? Обрывочные сведения, достающиеся мне во снах, были малоинформативны.
От дядюшки меня забрала тётка Авдотья и повела в свою комнату. Там уже лежал на сундуке одобренный ею наряд. Платье оставили то же красное аксомитовое, душегрею подобрали соболиную, жемчуга и яхонты заняли своё место на шее. Я молча стояла, не противясь более. Тётке виднее, как меня нарядить.
Только мы успели собраться, как в горницу вбежала девушка:
- Сани готовы, Евсей Лукьянович лютует, ждёт княжну.
- Идём, идём, - откликнулась Авдотья, - сейчас Яромила спустится, скажи боярину.
Женщина потянула меня к двери, что вела из горницы во внутренние покои, там я увидела большое зеркало, чуть мутное, похоже, выполненное из отполированной меди.
- Глянься в зерцало, Ярушка, - подтолкнула меня тётка, - хороша-то как.
Я впервые увидела своё отражение. Передо мной стояла статная девушка, чёрная, густая коса, блестящая богаче шёлка, спускалась через плечо ниже пояса. Карие глаза большие, с поволокой и длинными ресницами притягивали взгляд, алые сочные губы, точёный носик, высокие скулы. Яромила была не просто хороша – красавица, каких поискать! Высокую грудь не скрывал даже тяжёлый отложной воротник, а тонкий стан подчёркивал широкий узорчатый пояс, украшенный лалами и золотым шитьём.
Я замерла, заворожённо глядя на себя, даже забыла о том, что меня дядька Евсей дожидается. Лишь когда в отражении появилась тётушка, очнулась от любования и, улыбнувшись, обернулась к ней.
- Благодарю тебя, Авдотья Матвеевна, наряд прямо княжеский, на пиру все завидовать будут.
Тётка обняла меня:
- Жаль, матушка не видит, какой красавицей ты стала, - в глазах женщины блеснули слёзы, - ну пора, пора, дитятко.
Мне на плечи накинули соболью шубу, длинную и неудобную, мехом внутрь, сверху она была заткана дорогой парчой. С сёстрами и Авдотьей мы спустились во двор. Там стояло двое запряжённых красавцами-конями саней, внутри повозки были укрыты шкурами, на дугах, узде и оголовье упряжи висели колокольчики, и сами повозки были расписными, яркими.
В первый возок забрались я, дядя Евсей и Ратмир, вторые сани заняли гридни боярина, молчаливые и неживые, как тот кметь в сенях. Моего гридня сегодня тоже приодели: алая рубашка с вышитым воротом, суконный кафтан сверху, а на нём узорчатый опашень, отделанный мехами. Уважил Евсей Лукьянович спасителя княжны. Поверх одежды Ратмир надел шубу, подпоясанную кушаком. Мой гридень выглядел не хуже других.
Ворота распахнулись, свистнул хлыст над тройками лошадей, и сани понесли нас к Городищу, где стоял княжий терем.
Повозки мчались по городу, гиканьем возница разгонял народ с улиц, бойкие мальчишки бежали вслед. Красив Новгород Великий, богат. Повсюду видны терема бояр и купцов: добротные, украшенные резьбой, расписанные яркими красками.
Морозный ветер холодил мои щёки, вплетался в косу, норовя растрепать волосы, тёплую круглую шапочку, отороченную собольим мехом, приходилось придерживать рукой. Скоро показалось белое полотно застывшей зимней реки - Волхова. Над ней, на высоком утёсе за окольным городом, поднимались стены детинца, на солнце шатровая крыша терема ярко сияла золотом. Видна была и Торговая сторона с белеющими храмами, темнело вдалеке озеро Ильмень. Поодаль просматривались монастыри, мелкие деревушки, окружившие Новгород, точно цыплята наседку. Дорога к детинцу была запружена санями, ехали бояре, купцы и приглашённые гости на пир княжеский, со своими ближними, с кметями. С удивлением поглядывали на меня из саней, шутка ли, девицу в столовые палаты пригласили.
Дядька грозно зыркал на любопытных, отводили мужи взгляд в сторону, знали Евсея Лукьяновича в городе и боялись его гнева.
Ратмир, схватившись за края саней, неотрывно смотрел по сторонам, любуясь чудным градом. А мне всё ощутимее становилось не по себе. Как там будет, на пиру?
Проехали окольный город, тоже входивший во владения Александра, возле ворот, ведущих в детинец; сани сбавили ход, чтобы не создавать толчею. На широком дворе всё было запружено возками, выбирались из них степенные важные бояре, тиуны княжеские, купцы родовитые.
К нам подбежали мальчишки из дворни, подхватили лошадей под уздцы, провели сани почти до самых ступеней терема. Парнишки, снующие между возков, ловко управлялись с транспортом, только гости сходили, сани тут же отправлялись в другой конец двора, конюхи принимали лошадей под свою опеку.
Я стояла перед высоким крыльцом, руки тихонько подрагивали, краска прилила к лицу, сердце билось в груди, точно пичужка в клетке.
- Идём, Яромила, - степенно подошёл ко мне Евсей Лукьянович, - не робей, самого князя ты гостья званая.
Вскинув голову и расправив плечи, пошла вслед за дядюшкой. Не стоит показывать, что я до жути боюсь. Подумают, что слаба княжна Словенская, и не видать мне больше родного города. Оробел и Ратмир, притих, шагая позади меня, как и положено гридню. Он хоть и купеческий сын, а всё же почёт ему сегодня оказан немалый.
Холопы провели нас в столовую палату. Большое помещение с куполообразной кровлей было богато украшено резьбой и росписью, на стенах висели тканые полотна, дорогое оружие и доспехи. У стен стояли длинные лавки, вдоль них столы. Место князя находилось на возвышении, сейчас там сидел Владыка Новгородский, муж годов пятидесяти с длинной окладистой седой бородой.
Я застыла, чуть не подавившись куском пирога. Александр, как и его сестра, производили неизгладимое впечатление.
Князь был одет в тёмно-алую рубашку тонкого шёлка, всю расшитую узором из золотой нити, сверху кафтан, так плотно затканный золотом, что, казалось, его сделали из куска драгоценного металла, на воротнике блистали самоцветы, пояс перехвачен красным кушаком, расшитым яхонтами и смарагдами (изумрудами). На плечах красовалась парчовая пурпурная ферязь, как и весь остальной наряд, затканная золотом и каменьями. Князь явно хотел произвести на кого-то впечатление, и уж точно не на удельную княжну Словенска. Скорее всего, желает показать свою власть над боярами, особый свой статус. Новгород - город непростой, правителя сюда призывают, нет тут воли Великого Князя. Значит, шаткое положение у Александра сейчас. Хотя моих познаний для подковёрных интриг времён Древней Руси явно маловато.
Княжна Ульяна не уступала своему старшему брату: пурпурное платье, украшенное крупным жемчугом и каменьями, отложной воротник, искусно расшитый узорами из лалов, золотые наручи, на пальцах блистают шикарные перстни, коруна усыпана самоцветами. Девушка была высокой, статной. Русая коса толщиной с мужскую руку перевита богатыми лентами, сосватана, значит, Ульяна. Голубые широко расставленные глаза смотрели на бояр без тени смущения, подбородок высоко поднят, спина прямая. Алые губы чуть приоткрылись в улыбке.
А вот Александр совсем не походил на те портреты, которые мне довелось видеть. У князя были светло-русые, чуть вьющиеся волосы, большие глаза, того же цвета небесной синевы, как у сестры, прямой нос, тяжёлый подбородок, что несколько скрадывала короткая борода, более тёмного оттенка, чем волосы. Он был молод, однако во взгляде читалась несвойственная его годам мудрость и проницательность. Высокий, с тренированными мышцами. Не так, как у «качков», наращивающие свои мускулы в спортзале и на протеине. В нём была воинская стать, мужественность, которую можно приобрести, лишь пройдя не одно сражение.
В палатах повисла тишина, Александр и Ульяна, не торопясь, шли на свои места. Проходя мимо меня, князь обернулся и остановился.
- Рад, что ты жива осталась Яромила Владимировна. Не погиб род Словенских князей.
Я так растерялась! Не понимала, как мне себя вести. Встала из-за стола, поклонилась, насколько это было возможно.
- Благодарю, Александр Ярославович.
Князь уже шёл дальше, и негодующих взглядов от бояр я не заметила, значит, всё в порядке. Бухнулась на скамью, переводя дыхание.
Александр взошёл на возвышение, поклонился в обе стороны, поприветствовал гостей и лишь потом сел. Так же поступила и Ульяна. Боярышни, занимавшие места рядом с княжной, засуетились, предлагая закуски и блюда. Чашники подоспели, разливая напитки.
За столом князя прислуживали юноши в богатых одеяниях, наверное, сыновья бояр. Быть стольником государя - должность почётная.
В палатах становилось жарко, я вся вспотела под собольей душегреей и снять нельзя. Да и у многих на лбу выступили бисеринки пота, одежда бояр ведь тоже была многослойной, подбитой мехами. Я вытащила из рукава небольшую тряпицу, которую сунула мне Авдотья, отёрла влажное лицо. Тётка часто мужа на пиры провожает, знает, каково здесь.
Девушки усердно потчевали Ульяну яствами, остальные тоже сосредоточенно жевали, а вот за мужским столом всё больше прикладывались к чашам с хмельным. Разговоры стали громче, и я, прислушавшись, обомлела. Речь шла обо мне.
- У княжны дар от матери и второй жёнки не надо, сама чародеев нарожает. Да каких! Февронья водой повелевала, не раз Словенск спасла от нападений. Если княжна в мать пошла, лучше невесты и не сыскать, - басил низкий, однако широкий в плечах мужчина с чёрной бородой, заросшей до самых глаз.
- Уж не за свово ли Мишку её засватать задумал? - фыркнул высокий худой старик, тонко неприятно рассмеявшись. - Не по Сеньке шапка!
Я обернулась на Александра, тот разговаривал с Владыкой и речей, где мной торговали точно коровой какой, не слышал. Отыскала взглядом дядьку Евсея, он о чём-то спорил с соседом, не слыхать.
- Рты разинули, - вдруг громко крикнул захмелевший боярин с лицом, изрытым оспинами, - Илье моему такая невеста впору! Я за неё и откуп богатый дам, не поскуплюсь. Не вам чета! Захотели! В палаты княжеские забраться!
При этих словах, девушка, что сидела напротив, вдруг потемнела лицом и зыркнула на меня с ненавистью. Вот так история. Она-то, выходит, на Илью виды имеет или уже сосватана в его семью, вон и лента в косе виднеется.
Если до этого я была растеряна, то сейчас в груди раскалённой волной поднимался гнев. Я им что, кобыла породистая?! Внаглую торгуются, как за кусок мяса.
- Чего ж ты брешешь? - продолжался спор вокруг моей персоны. - Куда твоему Илюшке да Словенском володеть?! - теперь кричал мужик сверху стола, кряжистый, как столетний дуб. - Моему Белозару такая невеста впору! Наш род твоего древнее будет!
- В Белозаре твоём еле душа держится, все знают, квёлый он, сможет ли деток наплодить или княжна пустоцветом ходить будет? - не унимался рябой.
- Ах ты, собачья душонка! - подскочил кряжистый.
Дядька Евсей оторвался от своего разговора и, наконец, прислушался к дележу. Брови его сошлись на переносице, ноздри раздулись, на скулах заходили желваки, но боярин молчал, подмечая, кто и как себя ведёт. У Александра за столом тоже наступила тишина, князь и Владыка обратили внимание на слишком шумный спор. Невский метнул на меня быстрый, нечитаемый взор.
Время и пространство потеряли значение, я тонула в воспоминаниях Яромилы, как в омуте. Они хлынули бурным потоком, стоило мне погрузиться в туманное марево сна. Яркие, живые, осязаемые. Передо мной проносились детские годы, потеря матушки, её уроки, горе отца после смерти любимой жены, учёба княжны с церковным дьяком. Наши сознания взаимопроникали друг в друга, и не понять, где была Виктория Северцева, а где княжна Яромила Владимировна. Я переживала её чувства, её эмоции, запоздалой болью резануло сердце воспоминание о потере отца. Ощущала, как по лицу текут слёзы, и не понимала, во сне это или наяву.
Иной раз перед глазами начинали виться морозные узоры, лёд заключал меня в кокон, словно оберегая от чего-то. Я смотрела на своё отражение и видела, как пылает вокруг меня ало-карминовое пламя, ближе к телу переходящее в синеву. И глаза… Из карих они стали льдисто-голубыми.
Я нашла ответы на все вопросы, вернее, вспомнила. И про воинов, чей пустой взор так поразил меня у дяди Евсея.
- Когда-то только князья, да ближние их владели магией, - звучал в моей голове голос отца, - но потом жениться начали княжичи на простолюдинках.
- Разве можно так, тятенька? - маленькая Яра пытливо заглядывала в глаза князя.
- Они не по-настоящему женились, вырастешь, поймёшь, - смутился тогда отец.
- Понарошку? Это забава такая была? - не унималась маленькая княжна.
- Можно и так сказать. Хватит. Я не об этом, - оборвал меня Владимир, - так вот, когда детки одарённые стали рождаться у людин (прим. автора - свободные крестьяне, члены сельской общины, участвующие в ее жизни и вечевых собраниях), смердов (прим. автора - основная масса крестьян, земледельцы, прикреплённые к земле) и холопок простых, князья посоветовались и решили их на службу поставить, дабы силу волшебную крестьянской кровью не разбавлять. А девиц-чародеек вторыми жёнами себе бояре брали.
- Как это? - пискнула княжна. - То понарошку женятся, то вторыми жёнами берут. И у тебя есть вторая жена, папенька?
- Нет, - шутливо щёлкнул по носу отец Яромилу, - никто мне кроме матушки твоей не нужен.
- Разве не перед богом люди венчаются? Дьяк Архип говорил: никто такой союз разделить не в силе. А про вторых жён он не сказывал.
- Мала ты ещё, Ярушка. Вырастешь, всё узнаешь.
И снова княжна беседует с отцом, только постарше она уже. Идут они к гриднице, где живут дружинники Словенска.
- Сейчас увидишь, Яромила, как чародеев из крестьян на службу ставят, никого не допускают сюда, однако ты княжна, тебе многое знать надо.
В просторной избе, что примыкала к гриднице, увидела Яра мальчишек от десяти до четырнадцати лет. С ними были наставники, хмурые седые кмети, которые уже не принимали участия в битвах, лишь заботились о молодых ратниках.
Юнцы сидели рядком на лавках с большими кружками в руках, откуда шёл едва различимый парок.
- Каждому пить до дна, - поучал их старик-наставник, - палки, что дали вам ранее, после того, как отвар примете, зажмите в зубах, чтобы от боли языки не пооткусывать.
Мальчишки боязливо переглянулись между собой. Наставники нахмурились.
- Без этого настоящим воином не стать, - резко сказал один из них, - пейте.
Будущие ратники принюхались к напитку, поморщились и судорожно глотая, осушили кружки до дна. Не прошло и минуты, как их тела начало выворачивать судорогами, глаза закатились, наставники кружили над своими подопечными, кого придерживая, кого отодвигая от лавки, чтобы голову не расшиб. Не знаю, сколько это продолжалось. Яромила, вцепившись в руку отца, широко раскрыв глаза, смотрела на испытание. Сколько времени прошло - неведомо, только мальчишки по одному начали открывать глаза: пустые, холодные.
- Встань, - к каждому подходил высокий кметь лет сорока.
Парни поднимались, занимая место у стены, безвольные и безмолвные, точно страшные ожившие куклы.
Яромила отпрянула от окна, откуда наблюдала за жестоким превращением, и я очнулась.
- Яра! Как же ты нас напугала! - надо мной склонилась Голуба. - Как ты?
- Н-нормально, - язык еле ворочался, прилипая от жажды к нёбу, - водицы бы испить.
- Сейчас, сейчас, - сестра сделала знак чернавке, и та поднесла кружку.
Утолив жажду, огляделась кругом: горница с высокими сводами, в углу печь изразцовая, стены коврами завешаны.
- Где мы?
- В княжьем тереме, - ответила Голуба, - меня допустили ухаживать за тобой. Ай да шороху ты навела! - сестрица тихо рассмеялась. - Пока тебя лекари опекали, по приказу Александра, тятенька домой приехал, поведал нам всё, что случилось. Ох и осерчала маменька, сама к терему поспешила, бояре, что с вами вместе пировали, разъехаться ещё не успели. Матушка бороды-то им знатно прорядила, - Голуба расхохоталась в голос. За ней и я развеселилась, представив эту картину, как разбегались от Авдотьи Матвеевны степенные мужи, опасаясь гнева боярыни.
- Сколько же я здесь?
- Так со вчерашнего, - Голуба что-то тихо сказала чернавке, и та вышла из спальни, - с тобой князь говорить желает.
- Ты за ним послала? - испугалась я.
Мы с Голубой уселись в нарядные, расписные сани, чуть не доверху заложенные дорогими шкурами.
- С почётом князь проводил, - довольно улыбнулась сестра.
Возница мчал нас по городу, только успевал народ отбегать из-под полозьев. Морозный воздух холодил щёки, избавлял от тяжёлых дум. Как нельзя лучше всё сложилось, замуж меня пока не торопят. Судьбу мою Великий князь решит? Пусть так, небось кого попало не выберет. И когда это ещё будет? Ярослав Всеволодович в Киеве, нескоро до Новгорода доберётся. Я же пока магии подучусь, надеюсь, Александр скоро пришлёт наставника. А сейчас бы передохнуть. Воспоминания Яромилы заполонили разум, осиным непоседливым роем кружа в голове. Зачарованные воины, девушки, которых отдавали вторыми жёнами боярам да купцам. Они жили в тереме, только как! Их не показывали гостям, не выпускали на улицу, кусочек сада, отгороженного высоким забором, да светлица навсегда становились тюрьмой для них. И если девушка не рожала мага, как того хотел боярин, условия её жизни становились и вовсе невыносимыми. Это же какое-то узаконенное рабство! Что здесь творится?! Почему все считают подобное обращение нормальным? Память Яромилы подкинуло мне ещё одно воспоминание из детства девушки: княжна прогуливалась по саду с сёстрами, и дядя Евсей присоединился к детям, решив подышать воздухом перед ужином.
- Дядя, у вас тоже вторая жена есть? - спросила любопытная девочка.
- Зачем? - удивился мужчина. - Мы с Авдотьей хорошо живём. Дочки у нас красавицы, чего ещё желать?
- Ребёнка с чарами.
- На кой? - усмехнулся Евсей. - Не каждому сила дана и бог с ней! Своим разумом жить надо, на чары не надеяться. Кому даровано больше, чем другим с того и спрос иной.
- Как это?
- Мама твоя разве не спасала город от набегов, идя вместе с ратниками?
- Так она княжна.
- И что? Она женщина, а с дружиной в бой идёт. Как и дьяк ваш, как и другие кудесники. Все они в ответе за людей, лишённых чар.
- За всех? - удивилась княжна. - Я тоже?
- И ты, когда подрастёшь, станешь город свой защищать.
- Как, оказывается, непросто чародейкой быть, - вздохнула Яромила.
- То-то же, - рассмеялся дядька, - хорошо, что ты это понимаешь.
Интересно, тем солдатам-зомби тоже внушают, что они ради государства лишаются человеческого облика и всей жизни? Как бы мне разузнать об этом побольше? Не идти же в гридницу к Александру, да и дядька Евсей удивится, коли я начну к его кметям приставать. Ладно, вот приедет тот самый наставник, расспрошу его аккуратно.
Каково же было моё удивление, когда возле дома, кроме прочей дворни, нас встретил высокий, худощавый старик, во взгляде которого чувствовалась какая-то скрытая сила. Впрочем, почему какая-то? Незнакомец точно маг, я буквально кожей это почувствовала.
- Яра, как же ты нас напугала! - тётка Авдотья подошла ко мне, заботливо обняла, с тревогой заглядывая в глаза. - Ох уж эти мне охальники, - потрясла она кулаком в воздухе, - княжну они делить удумали.
- Маменька, погоди, - со смехом подошла старшая из сестёр, Анисья, - с дороги отдохнуть дай Голубе и Яромиле.
Мы вошли в сени, в доме пахло выпечкой и готовящейся пищей.
- Иди к себе, - отправил меня дядя, - Малушка поможет переодеться, а потом уже и в трапезную можно. Познакомишься со своим наставником, обговорите всё спокойно.
Значит, я была права. Быстро же Александр действует, ай да князь! Пока чернавка помогала мне раздеться, обдумывала, что же можно сделать эдакого со своей силой. Оружие калить? Там всё же плюсовые температуры используют, если охладить сталь слишком сильно, она станет хрупкой. Хм, а вот форму для отливки делать можно. С узорами и готовыми отверстиями в нужных местах. Стоит это обдумать. С кузнецом бы обговорить, только откуда же его взять? Девицу кто пустит к мужикам-ремесленникам? Ох уж мне эти условности, только жизнь осложняют!
Я быстро сменила тяжёлое неудобное платье на лёгкий сарафан и поспешила вниз. Не терпится узнать поближе, каков наставник из себя.
Трапеза проходила чинно, пока мужчины не насытились.
- Вот, Яромила, - отёр дядя усы, - твой наставник, Ведагор Добранович. Он самого князя нашего, Александра учитель.
Ого! А старичок-то непрост. Обучать государева сына! Какой, интересно, его уровень силы?
Ведагор ел понемногу, отдавая предпочтение обычной каше и пареным овощам. Он смотрел в тарелку, но, кажется, ничто не ускользнуло от хитрого взгляда.
- Когда княжна приступить желает? - спросил он, отодвинув свою тарелку.
- Хоть сейчас, мои чары в последнее время шалят, мне хотелось бы разобраться с этим.
- Похвально твоё рвение, - улыбнулся Ведагор, - однако сегодня отдохни. Вчера ты чуть не сожгла себя в гневе, не годится так скоро к чарам взывать.
- Как скажешь, наставник, - кивнула ему.
- И что послушна, княжна, мне по нраву, - старик, чуть прищурившись, глядел на меня, словно пытаясь прочитать мои мысли.
- Если тебе, Ведагор Добранович, сам Александр доверяет, мне ли спорить? - тихо рассмеялась я.
Мы отошли за терем и хозяйственные постройки, Ведагор Добранович остановился на утоптанном пятачке снега. Старик, подняв кисти рук, замер ненадолго, вскоре перед ним замерцал, сначала едва заметно, а потом всё больше чудесный рисунок, сложившийся из маленьких снежинок. Передо мной раскинулась берёзовая роща, и ветви каждого дерева шевелились, как настоящие, и даже листочки на них.
- Диво какое… - я замерла, рассматривая чудесную картину, как загипнотизированная подошла поближе и увидела, что каждый кристаллик льда едва заметно трепетал, поддерживаемый невидимыми струями воздуха. На такое был способен невероятно искусный маг, даже я, волшебница без году неделя, ясно это осознавала.
- Нравится, княжна? - усмехнулся Ведагор.
- Слов нет… - стояла поражённая увиденным, - как такое возможно? Ты ведь каждую снежинку отдельно удерживаешь в воздухе? Права я, наставник?
- Всё верно подметила, - кивнул учитель, - а теперь добавь толику своей силы, так чтобы весь узор тонкой корочкой покрыть. Осторожно, чары разумно расходуй.
Я застыла, соображая, как рассчитать толщину ледяного панциря. Льды формируются по-разному, и всё зависит от многих факторов: влажности, ветра, температуры воздуха. Каждая снежинка в картине Ведагора поддерживается отдельным «ветерком», надо сделать поправку и на это.
Прикрыв глаза, прикинула примерно как мне действовать. Представила единичный кристаллик льда, который объединяется с предыдущим, подняла руки, создавая «полотно», пока не затрагивая творение наставника, а потом словно «впаяла» его рисунок в ледяной тончайший лист.
Ведагор подхватил наше совместное творение, подняв его повыше, под лучи солнца, и рисунок заиграл всеми цветами радуги.
- Невероятно! - сложила я руки на груди.
- Ты отлично справилась, княжна, - улыбнулся наставник, - глыбами ледяными каждый может швыряться, а такое искусство требует большей смекалки и мастерства.
- Жаль, не получится его сохранить, - вздохнула в ответ.
- Почему? - удивился Ведагор. - А ну-ка, поразмысли.
Я свела брови, так… Можно удалить пузырьки воздуха, тем самым повысив плотность, но так всё равно не получить «вечный лёд».
- Он ведь всё равно растает, пусть и не так скоро, как обычная сосулька.
- Верно, а если охладить воздух, то прослужит долго, пока сил у чародея хватит. Вот в чём суть объединения двух кудесников. Как долго проживёт наше творение зависит не только от того, какого цвета маг, но и от сезона.
- Я поняла, наставник, о чём ты толкуешь. В битве ведь тоже можно вместе сражаться?
- А как же! Матушка твоя Февронья свои чары с другим кудесником сливала, ох и гнали тогда ворогов! После её смерти несколько лет прошло, пока отважились они носы свои сунуть к Пскову и Словенску.
- Расскажи мне об этом!
Ведагор махнул рукой, и наше творение рассыпалось снежинками, упав на снег.
- Одной чародейке, даже такой сильной, как княгиня, трудно целое озеро из берегов заставить выйти. Вот и ходили они на битвы с помощником, тем, что воздухом повелевать мог. Февронья давала воде силу, а он даровал мощь и быстроту. Малую дружину вместе начисто смести могли.
- С дьяком, что мне в детстве вихри показывал?
- С ним самым, - усмехнулся Ведагор, - выходит, помнишь его?
- Немного.
- Ты ловко сейчас управилась, матушке своей в силе не уступишь, почему сомневаешься в себе, говорила, не слушаются тебя чары?
- На пиру князя я потеряла контроль.
- Ой, не лги старику, княжна, - тихонько рассмеялся наставник, - всё ты чуяла и чарами своими швырялась от души, эк бояре тебя задели, ха!
- Обидно стало, - потупилась я, - что же меня, как корову на торге делят.
- Правильно силу свою показала, пусть знают, - усмехнулся старик, - и Александру подспорье будет. Два сильных чародея в Новгороде.
- Три. Вы мастер, и неважно, сколько вам лет. Но всё равно, почему нас так мало? - покачала головой я.
Собеседник на мою поправку лишь тихо усмехнулся, но, посерьезнев, добавил:
- Кудесники слабеют. Не каждый род княжеский али боярский может сынами или дочерями с даром похвастать, а те, которые рождаются, разве что листья с дерева стрясти могут, куда таким за вотчину свою постоять.
- Почему?
- Кабы кто знал.
- Ведагор Добранович, сейчас ты лукавишь, - испытующе заглянула в мудрые очи старца, - это ведь оттого, что разум кметей в телах запирают и девиц против их воли боярам отдают…
- Крамольные речи ведёшь, Яромила, - сдвинулись к переносице кустистые седые брови наставника, - при другом не скажи. Однако же, выходит, верны твои догадки. Раньше не было таких законов, чтобы чародеев неволить, процветала волшба. Только… - вздохнул горько Ведагор, - давно минули те времена…
- Но тогда князья сами погубят силу на земле нашей, выродится она.
- Много споров об этом идёт, - кивнул наставник, - только толку мало. Каждый на своём стоит, а князьям новые воины нужны: послушные их воле.
Вернулся дядя Евсей мрачный, велел подать ужин к себе и даже в трапезную не вышел, говорить ни с кем не захотел.
- Переживает, - покачала головой тётка Авдотья, - бояре взбеленились будто, не хотят на царство никого звать, своим умом де править будут. А куда им? Давеча слышала на рынке первые беглецы из деревень появились, будто туда ливонцы добрались, глумятся над простым людом, хаты жгут, девок за волосы утаскивают. Ох, что же будет теперь?
Ливонцы? По моим подсчётам до Ледового побоища ещё месяца полтора, оно ведь в самом начале апреля было. Но здесь - это не там, потому полагаться на собственную память нельзя. А нам тогда что делать? В самом Новгороде тоже дружина имеется, только не одолеть ратникам чужаков, превосходящих в силе.
На третий день бояре и правда явились по мою душу, с дарами богатыми, мне до сих пор и видеть столько не приходилось!
Меня усадили в горнице, где тётушка обычно рукоделием занималась, на резное кресло. Сам дядя Евсей велел, видать, хотел подчеркнуть мою важность. Позади меня с грозным лицом стоял Ратмир, по обе стороны Авдотья и Евсей, сестрицы на лавочке подальше, там же скромненько так разместился и Ведагор Добранович.
В комнату, шумно отдуваясь, ввалились трое бояр, толстых, с багровыми лицами от натуги. Тащили они в руках драгоценности в большой резной шкатулке: бусы самоцветные, серьги дорогие и просто золото, зеркальца заморские в серебряной оправе, гребни жемчугами и каменьями украшенные. За ними челядинцы с мехами роскошными в руках. Ого! Поистине царский дар, за такой потом и спросят немало.
Первый гость снял шапку и утёр ею вспотевшее лицо:
- Поздорову, тебе, Евсей Лукьянович, и боярыне твоей, и тебе, княжна Яромила Владимировна. Прими от нас дары богатые, челом бьёт тебе люд Новгородский.
Все чинно поздоровались с пришедшими.
- Чего вы хотите от меня?
- Знамо что, - девушки поднесли гостям квасу, и теперь грузный мужчина шумно пил из ковша, - оборони нас от ливонцев проклятых, не дай загубить им Новгород, как твой Словенск.
Дядя Евсей намеренно не пригласил пришедших в трапезную. Гости незваные, нежданные, пусть довольствуются светлицей девичьей.
- Ты предлагаешь мне самой идти против врагов? За такое доверие - спасибо, да только не сдюжу. Как говорят? Один в поле не воин.
- Что ты, что ты, Яромила Владимировна, - замахал руками другой, - где же это видано, княжну да в битву пускать. Подсобишь только. Может, каменьями ледяными войско вражье обкидаешь? Ты чародейка знатная.
- Зря меня расхваливаешь, сам видел на пиру, чары не всегда мне послушны, не осилю я, выгорю. А ещё скажу, зря вы Александра обидели, он за город, как за родную вотчину стоял. Без его дружины не справиться вам с ливонцами. За подарки спасибо, только не надо мне мехов да жемчугов.
- Скажи ей, - глянул на дядьку грузный.
- Неволить княжну не стану, Гордей, - нахмурился боярин, - и другим не позволю. Верно всё Яромила говорит, шлите гонцов до князя. Он один от беды может Новгород спасти.
Гости зашушукались, заспорили, не сводя с меня глаз.
- Княжна, - начал Гордей, - ты только помоги немного дружине, а там справимся. В обиду тебя не дадим и чары свои сбережёшь.
- А ты знаешь, как уберечь кудесницу, чтобы она сил своих не лишилась? - хлопнул по лавке Ведагор Добранович, отчего пришедшие дружно вздрогнули. - Знаешь, сколько алых на всю страну-то осталось?! Ни за что девицу погубишь и город вам не спасти! Уже бегут селяне, чьи деревни ливонцы пожгли.
Голос наставника, став неожиданно громким, гортанным, разнёсся далеко за пределы горницы. Присели бояре от страха, лица их побелели.
- Брешут всё, - выглянул из-за спины Гордея его спутник, - бабы языками чешут, где ни попадя. То людишки лихие в деревеньку заехали, а смерды уж и бежать. Всё им ливонцы мерещатся.
- Видел ли ты, как город горит? - тихо спросил Ратмир. - Как заживо люди в огне погибают, заходясь криками от боли? Как дети малые в пелёнках корчатся, а снег красным от крови становится? Князя погнали, теперь вам и ответ за это держать перед Киевом. Если будет кому, - он страшно оскалился, глаза горели гневом, - я был в Словенске, всё сам видел. Не напрасно боятся селяне, ливонцам наш город только на закуску был, быстро схарчат, а потом и на Новгород пойдут, пока весенняя распутица льды ломать не начала, дороги грязью заливать. Скоро жди их, Гордей.
От речи воина лица бояр перекосило, они хватали воздух ртом, не зная, что сказать, но взяли себя в руки.
- По своей воле не пойдёшь, княжна, мы и Евсею можем путь из Новгорода указать, - угрожающе произнёс второй боярин.
- В своём ли ты уме?! - взъярился дядька. - В моём доме речи такие вести! Прочь отсюда! Вон! Ишь ты, как заговорили. Не вы ли ко мне на поклон пришли? Сами уедем, если придётся, много ли от Новгорода после ливонцев останется?
Мужчины попятились, не забыв прихватить все свои подарки:
- Не за себя радеем, за люд токмо, - бормотал Гордей, испугавшись хозяйского гнева.
- Я без Александра не выйду на битву, а ему помогу. Вот вам моё последнее слово, - я медленно поднялась с кресла, не мигая глядя в глаза Гордею, - повинитесь перед князем, иначе быть беде!
На следующий день на заднем дворе, возле небольшой гридницы, где жили кмети дяди Евсея, мы с Ведагором устроили наш эксперимент. Набрали в сараях обрывки старых цепей и отошли к забору, туда, где складывали убранный с подворья снег. Мне ведь нужен «строительный» материал. Я «прессовала» его в кубы льда, а перед глазами пробегали формулы из гляциологии, даже сама не знаю почему, может, это помогало сконцентрироваться на задаче. В центр каждого куба заранее вставляли цепь и потом крепили её уже в другом кирпичике. Два куба на ногу, потом другую, тело сделали неподвижным, так его будет легче контролировать, затем – руки и голова. Получился у нас не очень симпатичный, почти прямоугольный голем изо льда.
Мы намеренно решили отложить возведение стены. Бояр на вече всё же удалось вразумить и убедить, что без Александра город падёт. Не гонца послали они к князю, сами поехали виниться пред государем. Люди успокоились, притихла паника, кажется, будто даже в городе стало теплее.
Ведагор обошёл наше творение кругом, почесал бороду:
- Вроде и крепкий, надо теперь нам пораскинуть умишком, как его двигаться заставить?
- Вы поднимите его чуть вверх, чтобы он стоял, но не отрывался от земли, а я руками, ногами шевелить буду.
- Принимайся за дело, княжна, - наставник засучил рукава, приподнял кисти, и голем встал на ноги.
Я «обернула» его потоком своих чар, стараясь проникнуть по отдельности в каждую деталь, не теряя целостности восприятия, понять, как вести его слаженно. Странное чувство, будто часть моего сознания отделилась, «поселившись» в големе. Подняла руку, ледяной воин повторил за мной. Пошла вперёд – он тоже.
- Уразумела, как часть силы передать? - азартно хохотнул рядом Ведагор.
Из гридницы показался старшой над кметями, пожилой служака, Тихон. Наперекор своему имени у него был зычный голос, статная фигура с военной выправкой, которую не одолели даже прожитые годы и густая борода, эдаким воротником ложившаяся на грудь и спускающаяся до пояса.
- Эка невидаль! - воскликнул он, подходя к нам. - Чего это, чародеи?
- Ратник наш новый, - усмехнулась я, - изо льда.
- Ну и дела-а-а. Как же он биться станет? Где меч его?
Переглянулись с Ведагором.
- Вот олухи мы с тобой, княжна, - ударил себя по лбу наставник, - оружия воину не дали.
Тихону и самому любопытно стало, принёс он нам старый зазубренный меч, я вплавила его в руку голема.
- Ну-ка, друг ситный, Тихон, кликни своих кметей, посмотрим, сумеют ли одолеть княжну нашу? - улыбнулся Ведагор.
- Ты что, разве можно девице да против ратников? - не понял задумку воин.
- Да не сама она, ледяной истукан биться будет, чарами Яромилы ведомый, - в нетерпении топнул ногой Ведагор.
- А-а-а, эт мы мигом! - закивал Тихон. - Эй, удальцы, выходи, кто не боится сразиться с ледяным воином!
Из низенькой гридницы показались кмети боярина, безучастные лица больше похожи на маски.
- Тьфу, ты, - сплюнул старый воин, - сколько живу с ними, а всё не привыкну, что они ровно чурбаны: только приказы исполнять и могут.
- Не нравится тебе с ними? - спросила я. - Будто неживыми командуешь?
- И словом перемолвиться не с кем, - тоскливо ответил Тихон, - ну, давайте своего богатыря ледяного.
Кмети стояли в один ряд, даже не прислушиваясь к нашему разговору.
- Егор, Прошка, выходи! - скомандовал воин. - Бейтесь с ледяным супостатом.
Взяв затуплённое оружие для тренировок, двое ратников шагнули к моему голему.
Я напряглась, боем на мечах не владела, сейчас мне придётся туго. Как-то неловко встала в стойку, голем исправно повторил всё за мной, смотрелось это довольно комично: две эдакие раскоряки. Тихон подавился смехом, но откровенно ржать побоялся.
Думай, Яра, думай. Незаметно для себя я переняла не только память княжны, но и, кажется, саму суть её души. Даже в мыслях называя себя её именем. Только и со своими воспоминаниями и чувствами не рассталась. Странно и непонятно. Тряхнула головой: лирику оставим на потом. Итак, что я могу противопоставить воинам? Явно не ратную науку, а значит, грубую силу и мощь, изрядно «приправленную» магией.
Кмети двигались слаженно и напали на голема одновременно: полетело ледяное крошево, я лишь кое-как успевала блокировать удары мечей. Отпрыгнула в сторону, голем повторил, но подвижности ему не хватало, Ведагор удержал. Схватив забракованный до этого куб, лежавший на земле, швырнула его под ноги кметям, стараясь не ранить и не задеть их. Воины отпрянули и снова начали наседать на невиданного противника. Ни страха в глазах, ни удивления. Одно слово - куклы, хорошо обученные драться.
Будем брать хитростью! Голем неповоротлив, достойного отпора воинам не даст. А если наделить его своей магией побольше? Мой ледяной богатырь, так же как и я, вытянул руки, из его «ладоней» полетели в кметей небольшие сосульки. Они были пористыми и хрупкими, чтобы не поранить воинов, но главное, я поняла, что можно даровать часть своих сил, через временное «одушевление» големов. Не знаю даже, как самой себе это лучше объяснить? Всё же магия была для меня ещё диковинкой.
Мы заняли с дядей трапезную, куда тут же пришли мои любопытные сёстры.
- Ну, садись, княжна, - улыбнулся мне боярин, - будем с тобой дела наши скорбные обсуждать.
- К чему так горестно? - удивилась я. - Мы сумеем помочь Новгороду.
- Забавная ваша игрушка ледяная, только ливонцев-то ни два, ни даже двадцать. Ты же не сможешь своими чарами десятки таких ратников в бой вести?
- Такого не могу, дядюшка, - улыбнулась ему, - но сумею создать голема выше твоего дома, да ещё и моими чарами наделённого.
- Что такое голем? - озадаченно поглядел на меня боярин.
- Так называется воин изо льда или глины, созданный чарами кудесника.
- Откуда прозвище чудное, не по-нашему звучит.
- Мама рассказывала, что такие были в древние времена, - выкрутилась я.
- Да-а-а, матушка твоя о многом ведала. Будь она жива, по сей день стоял бы Словенск.
- Вы о чём говорите? – не выдержав, вмешалась Голуба, - голем, солдаты ледяные. Яромила, тебя Ведагор научил?
- Скорее, она меня, - посмеиваясь, в горницу вошёл наставник.
- И нам расскажите, - тут же встрепенулись Анисья с Пелагеей.
- Да вот, - рассмеялся дядюшка, - нынче наши чародеи мастерство своё показывали, слепили из снега воина и с кметями его драться заставили.
- А нас не позвали, - расстроилась Голуба.
- Сам не ведали, что получится, - отмахнулась я.
- Как увидел, думал, карачун меня хватит. Ходит чудище ледяное, сосульки в кметей мечет, аки стрелы.
- Вот бы нам хоть глазочком посмотреть, - пригорюнились сёстры.
- Сплюнули бы, глупые! - утихомирил их дядька. - Таких ратников, как бишь, големов, для сражений создают. Молитесь, чтобы никогда вам их не видеть.
- Не серчай, дядюшка, - положила ладонь на его руку, - покажем им, наставник?
- Отчего же боярышень не потешить? - кивнул, улыбнувшись, Ведагор.
Я быстро сделала несколько кубиков изо льда, взяла у чернавки пару нитей, чтобы соединить детали. Кучка льда не сильно удивила сестёр, но стоило Ведагору поднять крохотного голема в воздух, как глаза девушек загорелись от восторга:
- Чудной какой человечек! - хлопнула в ладоши Голуба.
Я шевельнула пальцем, на маленького голема хватало и этого, не обязательно было полностью дублировать движения. Мой «снеговичок» неловко прошёлся по столу, поклонился сестрицам.
- До чего же куколка забавная! - рассмеялась Пелагея.
- Как тут о сражении разговаривать? - всплеснул руками Евсей.
- Полно-те, боярин, - весело ответил Ведагор, - пусть потешатся.
- А мы пока и поговорить можем, - поддакнула я, - одно другому не мешает. Так как? Веришь ты, что удастся князя вернуть?
- Александр мудр, хоть всего-то двадцать четыре года ему. Понимает он, что не народ Новгородский воспротивился его правлению, а кучка обиженных бояр. Сдаётся мне, не бросит он люд простой на погибель, возвернётся.
Как двадцать четыре? Александр в нашей истории был моложе на момент Ледового побоища. Получается время здесь не соответствует привычному мне летоисчислению. А вообще, какой сейчас год? Я же до этого момента ориентировалась на Ледовое побоище, может статься, оно в этом мире раньше началось, или даже позже?
Крепко задумавшись, забыла про своего голема, и тот чуть не рухнул со стола, Ведагор удержал.
- Что ты, Яра? О чём задумалась? - отвлёкся от забавы дядюшка.
- Дозорные у вас есть, те, кто следит за приближением врагов?
- Да как не быть? - удивился Евсей.
- Насколько близко ливонцы могут к Новгороду подобраться?
- Не больше одного дневного перехода. Ты смотри, - обратился дядюшка к наставнику, - рассуждает, как заправский воевода, - как-то даже с гордостью сказал боярин.
- Кровь тебе - не водица, - усмехнулся Ведагор, - в ней память всего рода хранится.
- Верно. Так что ты задумала, Яромила?
- Мы с наставником покумекали, если нам укрепить слободу мастеров, ледяную стену возвести, то там можно люд простой со всего Новгорода укрыть, коли ливонцы прорвутся.
- Ай да разумники, - кивнул довольно боярин, - не мешкая следует вам приступать, всех на подмогу соберу, да народ и сам за дело примется, чай о своих же жизнях печься будет.
- Княжна сильна, - Ведагор сжал кулак, а потом взмахнул рукой, и голем рассыпался на кристаллы, которые развеяло по трапезной, - но она одна и многого не ждите. За день стену не поднять, неделя уйдёт, а то и две.
- Вернётся князь или нет, крепость нам не помешает, - сказала я, - завтра же начнём. Мы теперь знаем, что можем создать голема и как его на бой вести. Ныне пора и о людях подумать.
- От меня ещё чего требуется, Яра? - дядя присел за стол.
- Да, как вернётся князь, езжай к нему, расскажи про голема, пусть решит, нужна ли ему моя подмога.
Работа кипела во всём Новгороде, сначала люди с удивлением наблюдали, как мастеровые таскали с улиц снег к своей слободе, а потом начали потихоньку присоединяться к нам.
Я прессовала мёрзлую массу в тяжёлые кубические глыбы, Ведагор ставил их одну на другую, и мне нужно было чуть «подплавить» лёд, чтобы кирпичи спаялись между собой. В итоге получалась монолитная ледяная стена.
Радим следил, чтобы его подопечные не отлынивали от работы, и сам таскал чуть ли не больше всех. Но продвигались мы медленно, за день я могла сделать десять – пятнадцать ледяных кирпичей, потом наставник запрещал мне работать.
- Сил своих ещё не чуешь, надорвёшься, охолонись, княжна, - отгонял он меня от нашей стены.
Так и сегодня, время не так давно перевалила за полдень, как Ведагор остановил меня:
- Будет, Ярушка, побереги себя
К нам подбежал какой-то рыжий мальчуган:
- Глядите, а княжна-то светится!
Я подняла руки, вокруг тела каким-то мерцающим ореолом плыла алая дымка, видимая всем окружающим. У меня глаза на лоб полезли! Что это ещё за магические выкрутасы? Ведагор, заслышав мальчугана, нахмурился.
- Беги, малец, беги, не мешай Яромиле Владимировне.
- Наставник? Что это за свечение? Раньше его я одна видеть могла.
Ведагор прищурился, подошёл ко мне, провёл вдоль тела руками:
- Сила твоя растёт, только мне подобного видать ещё не приходилось.
- Это плохо? - сияние стало потихоньку затухать, сейчас лишь редкие всполохи проскальзывали вдоль тела.
- Сдюжишь ли ты со своими чарами, - Ведагор покачала головой, - пошли домой, княжна, не стоит шутить с неведомым.
По дороге я задумалась, интересно ледяные чары зимой сильнее или сезон никак не влияет на них? Если расспросить наставника, не будет ли это слишком подозрительным? Знал Ведагор матушку, выходит, и меня, вернее, Яромилу, мог маленькой застать. И что за выверты мои чары устроили? Как это отразится на мне? Пора самой разобраться, что и как работает. Буду потихоньку экспериментировать в своей спальне.
Дома, едва мы успели сходить в баню, передохнуть и собраться в трапезной, как заскочил в комнату мальчишка из дворни:
- Евсей Лукьянович, там гонец прибыл!
- Так зови скорее! - дядя встрепенулся, как и мы все.
В горницу вошёл юноша, “взмыленный”, будто до Новгорода на своих двоих мчался.
- Едет князь, едет!
- Добрая весть, - улыбнулся боярин, - подайте молодцу чарку сбитня с мороза, да ты проходи, угостись с нами, поди весь день маковой росинки во рту не было.
Гонец поклонился, поблагодарил хозяев и уселся с нами. Не знаю, успел ли он поесть, его так завалили вопросами, что, по-моему, парень и жевать-то не мог.
Как выяснилось, застали князя на полпути в отчий дом, в каком-то селе, где Александр с дружиной разместился на постой. Там-то бояре и повели свою беседу, даров привезли князю (сдаётся, тех же, что и мне всучить пытались), винились, за люд простой просили постоять.
Смягчилось сердце князя, повезло им, отходчивый, и велел он поворачивать назад. Дня через два объявится, а может, и позже. Одному-то сподручнее ехать, а с целым войском как?
- Дело своё мы не оставим, - сказал Ведагор, когда вопросы к гонцу закончились, - стену поставить надо. Мало ли, ваши бояре заполошные, неровен час, опять князю перечить возьмутся.
- Об этом и речи быть не может, - поддержала я его, - даже если Александр вернётся, разве людям в защищённом месте не спокойнее будет?
- Уж и подивится князь на задумку вашу, - довольно улыбнулся дядя.
- Неужели раньше никто из чародеев до такого додуматься не мог? - спросила я и осеклась. На меня посмотрели, будто изо рта жаба выскочила.
- Ярушка, молода ты ещё, - начал Ведагор, - людям веришь, а у чародеев век долгий, по отрочеству все мечтают мир лучше сделать, а потом понимают, что не меняется ничего под луной. Человек остаётся жадным до власти, богатства.
- Они разочаровываются в людях?
- Верно, княжна, и перестают им помогать.
- Чары они даны кем-то, а значит, кудесникам должно вставать на защиту своей страны, города, хотя бы семьи, не попусту же силы тратить! - горячечно воскликнула я.
- Рад, что ты это понимаешь, не растеряй эти стремления, девонька.
- Ваши беседы заумные в сон клонят, - улыбнулась Голуба, - а коли Александр возвращается, то и тебя к себе призовёт, платье надобно.
- Всё о нарядах, сестрица, - усмехнулась я.
- Как же иначе? Ты девица на выданье, женихи к тебе приглядываются, - не унималась Голуба.
- Пустое это всё, сначала Новгород оборонить надо, князя дождаться. А потом уже о сватовстве думать. Устала я, пойду к себе.
- Иди, иди, Яра, - подхватилась тётушка, - после баньки разморило, оно и правильно, отдохнуть надо. Малуша, возьми княжне водички, на бруснике настоянной.
Чернавка ушла на кухню, а я отправилась к себе. Малушка всё время находилась в горнице со мной. Куда бы отослать девчонку, не хотелось мне при ней свои опыты ставить. Ещё напридумывает чего, сплетни пойдут. Пусть к чародеям отношение другое, но лишние глаза и уши, а тем более болтливый язык, мне ни к чему.
Мы заняли трапезную, Ведагор выставил оттуда всю челядь, осталась только старая нянька: глухая бабушка. Что за таинственность?
- Ярушка, - после недолгого молчания начал наставник, - ты чарам сызмальства обучалась и может матушка твоя не подумала предупредить, али не успела, но не все свои умения можно на людях показывать. Чародеи они давно в мире живут, на Руси так же. А когда к нам вера новая пришла, стали поговаривать, что от лукавого силы наши. Да только кудесниками князья да бояре были, их в монастыри не сошлёшь, на костёр не отправишь. Притихли до времени патриархи, но нынче церковь большую власть взяла. Чародеи, они хоть и живут долго, от хворей страдают редко, а всё люди. Смертные… И когда появляется кудесник с чарами небывалыми… Не задерживается он долго на свете этом. Так и с Фёдором случилось, братом Александра. Редкой силы был юноша. Земля ему послушна была. Видела ты возле Городища обрывы такие, что ни человеку, ни зверю не одолеть? Княжич там чарами своими Новгород защитить пытался. Оно и правда, неприступен стал берег. А тогда ему ведь двенадцать лет едва минуло. Оба они, вместе с Александром в учениках моих ходили. Только у Фёдора уже с десяти лет чары алыми стали. Был бы жив, сильнейшим стал кудесником в государстве нашем.
- Что с ним случилось?
- Болезнь неведомая. Слёг в один день, ни есть, ни пить не мог. Лучшие лекари за жизнь его бились, Александр безотрывно сидел у ложа брата, силами своими помогая.
- Выходит, один чародей может лечить другого?
- Нет. Не лечение это. Хворь мы убрать не в силах, только телу помочь немного. Но коли кудесник силой земли владеет, ему огневик или чародей воздуха не сильно-то и помочь может. Своя нужна стихия, родная. Созывали тогда и тех, кому волшба земная подвластна, всё было напрасно. На третий день отошёл Фёдор.
- А при чём здесь церковь?
- Они народу толкуют, что всё по воле свыше делается, а тут чародей, да мальчишка совсем, который город укрепил так, что по сию пору там хода никому нет. И чародеев немало: кто огнём владеет, кто водой управляет, ветром опять же. И получается, человек сам по своему разумению жить может, и природа его воле подвластна. А власть церкви ой как нужна, иначе, кто туда ходить будет? Ты видела, где сидел Владыка наш во время пира?
- Рядом с князем.
- То-то и оно. Как равный, понимаешь?
- Среди церковников нет чародеев?
- Есть, и стараются они ребятишек одарённых к себе прибрать, пока княжьи люди не прознали.
- Подожди, наставник. А князья? Они же из них кукол послушных делают, это и не жизнь вовсе. Может, так лучше? При монастыре остаться, как нормальный человек.
- И в этом своя правда есть, - согласился Ведагор, - только вот в чём дело. Церковь князей обязала списки рождённых чародеев давать. За жизнью их следят особо. И, стоит только появиться кудеснику, чья мощь велика, как постигает его безвременная кончина. Заметили люди, что перед этим дьяки али ещё какие попы в дом приходят, беседы душеспасительные ведут. Фёдора после того, как он тот обрыв своими чарами создал, сам Владыка наставлял, что-де нельзя человеку вмешиваться в дела божьи, не то кара последует неминуемая. Фёдора на княжение в Новгороде посадить должны были, старший сын самого Великого князя. Не уберёг я его, - старец уронил голову на руки, видно, до сих пор переживает наставник потерю своего ученика. - Боюсь я за жизнь твою, Ярушка, - Ведагор поднял на меня взгляд, в котором сквозила боль, - перед другими мощь свою не показывай, девонька. Церковь она властью делиться непривыкшая.
- Но как же мне тогда людям помогать? Александр тоже чарами алыми владеет.
- Он покорен воле Владыки. После того пира долго расспрашивал меня наш патриарх о тебе. Никто не ожидал, что к своим летам ты уже алой волшбой овладеешь. То, что вчера случилось… Боюсь, доложат патриарху.
- И по мою душу явятся? - по коже пробежали мурашки, как-то не хотелось умирать.
- Зачем? У Евсея Лукьяновича итак дьяк живёт.
- Я не видела его.
- А он во время каждой трапезы был. Не распознала.
Странно, да иной раз народу за обедом и ужином много было. Внизу стола сидел и скарбник боярский (прим. автора - казначей), ключница, ещё кто-то.
- Ты, - продолжил наставник, - пришлая, о тебе дьяк ваш отписывался Владыке, что чары к алому склонны, однако княжна силы великой не имеет. Хороший он человек, уберечь старался. Александр послушен воле церкви, о тебе же ничего не ведомо. А на пиру я видел, с каким страхом наблюдал за тобой Владыка, укрывшись за столом княжеским.
- Я буду осторожна.
- Ты уж постарайся, Ярушка. Засиделись мы с тобой, иди почивать, княжна.
С тяжёлыми думами легла я в кровать. Церковь – вторая власть в государстве. Если не по нраву им придутся мои задумки, то кто меня спасёт? Не объяснишь, что я как лучше хотела, а до их интриг мне и вовсе дела нет. Мне бы в Словенск вернуться, людям помочь. Воспоминания княжны пробудили и во мне жалость и страх за ставшей родной землю. Тоска накатывала, когда в мыслях видела я просторы вотчины: реку Бдёху, Словенские ключи, Городищенское озеро. Там любила бывать мама. Странно, я помнила своих настоящих родителей и тосковала по ним, но и матушка с отцом Яромилы будто стали мне родными.
Во дворе детинца собрались хмурые бояре.
- Яромила! - к нам навстречу пробивался дядька Евсей. - Вы как здесь?
- Позвали нас, - вышел вперёд Ведагор.
- Мы княжну звали, - народ расступился и перед нами очутился Гордей, - ливонцы к городу идут, всякая помощь надобна.
Сердце сжалось, мы не успевали доделать стену, придётся значительно ускориться.
- Сколько магов у нас окромя княжны?
- Фрол есть! - крикнул кто-то.
- Мал он ещё, едва десять годков минуло, - отрезал заросший до глаз густой бородой боярин.
- Елизара зовите.
Я вспомнила, как мне сватали этого боярского сына, что-то отца его не видать. А вот и он, лёгок на помине.
- Елизар - жёлтый чародей, где ему с ливонцами сладить?
- Так, чай, не один будет, с дружиной!
- А девицу вы хотите против ворогов послать? - крикнул Евсей так, что уши заложило.
- Все пойдём, - Ведагор взмахнул руками, по площади детинца пронёсся порыв ветра, - негоже мужам по домам отсиживаться. Князя нет, самим думать надо, своим умом справляться.
В ворота ворвался мальчишка на коне, тот же, кто принёс весть о нападении.
- Кня-а-а-азь! Едет!
По толпе пронёсся дружный вздох облегчения.
- Прибыл государь, - крестился рядом со мной Гордей.
- Никому не расходиться! - велел Ведагор. - Ждём Александра!
Люди ёжились на морозе, только нам с наставником было нипочём. Не берёт чародеев холод, думаю, жара тоже.
- В терем айда, в людную палату (прим. автора - зал для приёмов), - Гордей глянул на высокое резное крыльцо с надеждой.
- Неча рассиживаться, чай не вымерзнешь, - нахмурился дядька Евсей, - дел невпроворот, князя дождёмся и по домам.
Пока бояре спорили, ворота детинца распахнулись, впуская дружину, во главе которой ехал Александр на разгорячённом гнедом скакуне.
- Уж и не чаяли, - спохватился кто-то, - заступник приехал!
Князь криво усмехнулся:
- Будет вам, - в глазах его ещё горела обида на своевольных бояр, - задержались в пути, брат мой, Ярослав, с подмогой пришёл. Яромила, - отыскал меня Александр, - твоих рук дело? Стена ледяная?
- Мы с наставником решили сделать, чтобы люд спасти, коли враг в город ворвётся.
- Знатная затея, княжна, - Александр спешился, подошёл ближе, не обращая внимания на бояр, - помоги, Яромила Владимировна, город оборонить. Чародеев в дружине немного, дозорные говорят, что ливонцы своих кудесников ведут.
- Дозволь тебе кое-что показать, князь, - улыбнулась я.
- Отдохнуть надо, в баньку бы сходить, - заворчали вокруг.
- Успеется! - поднял руку государь, утихомиривая ставших внезапно услужливыми бояр.
Мы отошли в сторону, к Александру присоединился юноша, лет восемнадцати, блондин, как и князь, высокий, серо-стальной цвет глаз, тот же упрямый подбородок, что у старшего брата.
- Брат мой, Ярослав Ярославич, - коротко бросил Александр, - сказывай, княжна, выступаем сей же час, ждать некогда.
- Вели цепей подать ненужных, - сказала я.
Брови мужчины взметнулись к волосам, но Ведагор кивнул, и Александр успокоился, отдал приказ кому-то из челяди.
Получив желаемое, быстро сваяла голема, наставник взмахнул руками, и ледяной воин поднялся. Народ, толпившийся вокруг, отпрянул кто куда.
- Чур меня, чур! - закрестился Гордей.
Дядька Евсей рассмеялся:
- Вона какого воина для вашей дружины Яромила создала!
У Александра с Ярославом загорелись глаза, они обошли голема кругом.
- Что может твой воин?
Усмехнувшись, подняла ладони, на кубах, что заменяли моему ледяному ратнику руки, показались шипы. Взмах - и в забор полетели мёрзлые копья.
- Вот уж диво! - Гордей пригнулся, когда голем метнул свои орудия.
- Много таких создать можешь? - князь без страха подошёл к моему творению.
- Одного, - сейчас сделала воина в рост обычного человека, - но могу создать его куда шире и выше, чар хватит. Только управлять им одной не выйдет, нужны двое, второй кудесник воздуха.
Князь задумался, потёр подбородок:
- Ярослав землёй владеет, он тоже может такого воина сделать?
- Да, я покажу как, ратник сей големом называется. Ещё у меня одно орудие есть, здесь показать не могу, народ поранится.
- Княжна-то, княжна, что за мастерица! - раздалось из толпы. - Кудесница, чародейка! А ну как этого страховидлу ливонцы разобьют?
- А сами попытайтесь, - повернулась я к толпе, голем стал послушнее, чары мои с каждым днём становились податливее.
Дружинники князя окружили ледяного ратника.