Ясмина и Источник Всевластия 2. Дети Исара

Пролог. Письмо

— Свет! — грозный рык целителя Табара вытянул Ясмину и других девушек из испуганного туманного забытья.

Чья-то тонкая рука поправила керосиновую лампу, и взмокший от напряжения целитель в запачканной кровью светлой робе снова наклонился над бойцом, неподвижно лежавшим на шатком подобии операционного стола.

Полевой госпиталь располагался в наскоро сколоченном деревянном бараке. Сквозь щели в стенах пробирался холодный ветер. В воздухе повис тяжёлый запах крови, йода, сырой земли, древесины. Снаружи не стихал грохот артиллерии. Шум разрывал действительность в клочья, но целитель и опытные Сёстры Ордена уже давно перестали вздрагивать при каждом взрыве. А если и вздрагивали, то тут же брали себя в руки. А вот новенькие пищали, за что потом получали от целителя взбучку.

Ясмина не пищала, почти не вздрагивала и не падала в обморок от крови. Передавала целителю необходимые инструменты и думала только о том, чтобы у неё от ужаса и холода не деревенели руки.

Ширмой служили две широкие простыни, которые Ясмина образцово отстирала от жутких пятен крови. Без магии тут не обошлось, но девушка часто прибегала к помощи своего дара. Почему бы и не заштопать штаны, постирать и высушить портянки, прокипятить полотенца, починить прохудившиеся сапоги или развалившийся табурет? Всего за две минуты!

Легко! Главное, чтобы никто другой не заметил её фокусов. Пусть и полезных.

На нескольких длинных столах лежали раненые солдаты, многие из них стонали или бредили от боли, усталости, ужасных мучений. Кто-то молчал, омертвевшим взглядом обратившись в свои тягостные мысли, или просто устав бороться. Свет тусклых керосиновых ламп отбрасывал на стены дрожащие тени, а артиллерские залпы грохотали словно в ответ.

Сёстры Ордена Лекарей Атара, свободные от операции, светлыми тенями ходили между столами, отринув усталость, страх, депрессию и ужас, стараясь помочь каждому. Ведь некоторым так и не удалось привыкнуть к тяжёлым условиям, в которых им теперь приходилось жить и работать.

Руки целителя Табара иногда начинали дрожать, и он сжимал их. Он не отходил от стола уже почти сутки. Солдат, совсем ещё паренёк, стиснул зубы, когда из бедра извлекли очередной осколок.

Лязг инструментов, стук сердца, грохот орудий вдалеке, стоны — звуки, вытеснившие из жизни всё остальное. Слившиеся с Ясминой воедино. Ставшие для неё единственной музыкой, заслонившие всё её бытие.

Сегодня были прооперированы уже человек семь. Восьмой умер на столе, не дожидаясь начала операции. Ампутации, зашитые животы, изуродованные огнём лица — Ясмина умела выстраивать перед собой безликую стену и съёживаться за ней, прятаться от страшных мыслей и тяжёлых воспоминаний, не думать об увечьях других, смертях, реках пролитой крови. Если она забывала выстроить спасительную стену, и мысли начинали кружить её в бешеном потоке, девушка бросалась делать дела — стирать, штопать, вычищать одежду, обувь. И всё вручную. Что угодно, лишь бы заняться делом. Сёстры Ордена Лекарей уже перестали удивляться, не задавали вопросов, когда Ясмина подрывалась и начинала суетиться, даже если уже легла спать. Знали: если она так себя ведёт, значит, её одолевают мучительные мысли.

Взрыв раздался совсем близко, девушки вздрогнули, кто-то позволил себе вскрикнуть, но Ясмина лишь сильнее стиснула зубы: она накладывала швы после операции, и в момент взрыва иглой протыкала кожу солдату.

Не реагировать. Не дёргаться. Не суетиться. Это происходит не с ней. Не с ней…

Вскоре она начинала слышать лишь своё сердцебиение и думала только о своих руках, игле и ране солдата.

А иногда перед сном Ясмина пыталась понять: как она здесь оказалась? Так далеко от дома, в самом аду, в грохоте залпов, в потоке слабых стонов и рычащих криков страдавших от агонии мужчин. Зачем ушла добровольцем на фронт? Зачем гробила себя?

За братом. И женихом. Где один и второй, Ясмина не представляла уже год. Ни записок, ни вестей. Лишь гнетущая тишина, полная гаснущих надежд и безликих страхов.

Письмо пришло через пять дней. То самое письмо, которого ждёшь, как погребальный саван, которое ненавидишь заранее. Которое забирает последние надежды и словно делает всю борьбу пустой и бессмысленной. Послания в лагерь Ордена Лекарей Атара приходили часто. После таких писем на лагерь опускалась тишина. Словно неведомые силы на несколько мгновений заглушали грохот войны из уважения к потерям и скорби людской.

Такое письмо пришло и Ясмине. Брат пропал без вести. Его накрыло взрывной волной, но тела не нашли. Всё равно что погиб. Так писал его товарищ.

Сандр. Рыжеволосый, статный, сильный, умный молодой человек. Любимец девушек. Улыбчивый, ловкий, хитрый, с глазами яркими, как апрельское небо. Главная радость и надежда отца. Любовь матери. Защитник Ясмины.

Девушка упала в обморок тогда, прямо посреди лагеря. Табар нашёл её в ледяной луже, привёл в сознание, влил ей в рот чего-то ужасно горького и крепкого, заставил отмыться от грязи, а через два часа она уже стояла под неверным светом дрожащей керосиновой лампы и зашивала очередную рану. Ничего не чувствуя, не слыша и почти не видя. Механически, безжизненно. Свою хвалёную стену она возвести забыла. И больше никогда её не возводила. Страх ушёл, остались только пустота и неистребимая скорбь.