Вчера мне позвонила Олеся. Её голос дрожал. Она делала продолжительные паузы, тщательно подбирая слова.
На часах было чуть больше девяти. Я недавно вернулся домой с дежурства и сразу лёг спать. Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в чувство и осознать, где я нахожусь. В последнее время я плохо сплю. Пару раз засыпал на работе, чем вызывал недовольство Степана Михайловича. Голова была тяжёлой и гудела от нескончаемых ссор с Машей, моей девушкой. Мне всего-навсего нужно время обдумать эту новость, а ей – ответы от меня здесь и сейчас. Кажется, у меня до сих пор звенит в ушах от её криков.
Дружеских отношений с женой брата не сложилось, поэтому звонок Олеси меня насторожил.
– Олег… – тонким голосом повторяла его имя, и я слышал, как она с трудом сдерживает слёзы. – Он… у-умер.
– Что за глупости? – возмутился я. – Мы только утром с ним разговаривали!
Мой неоправданно повышенный тон стал для неё последней каплей. Теперь в телефонной трубке я не слышал ничего, кроме рыданий. Я моментально почувствовал себя неуютно, но у Олеси есть одна раздражающая особенность – она всегда преувеличивает. Проблемы ей кажутся больше, чем они есть на самом деле.
Пару лет назад у Олега обнаружили аппендицит. В тот же день после разговора с Олесей мать позвонила мне и сообщила о предсмертном состоянии брата. Когда мы приехали в больницу, выяснилось, что операция прошла успешно. Жизни Олега ничего не угрожает. Но каждый раз Олеся едва ли не хоронила мужа, стоило случиться чему-то незначительному, поэтому со временем я привык к её манере.
Вот и сейчас я взял себя в руки и постарался сделать голос как можно мягче.
– Олеся, успокойся и объясни мне, что случилось.
– Его нашли в вагоне метро… он умер!
Она смогла успокоиться, но стоило ей произнести эти слова, как моё ухо вновь оглушили стенания, больше походившие на собачий вой. Я потёр переносицу и поднялся с кровати. Сон как рукой сняло. В холодильнике не оказалось ни одной бутылки воды, и я с досадой хлопнул дверцей.
В конце концов из её неразборчивой речи я смог уловить, что завтра с утра она ждёт меня у входа в морг, в котором я работаю, для опознания тела. Когда я нажал кнопку сброса вызова, то сразу набрал номер брата, но его телефон был выключен. Степан Михайлович тоже не отвечал.
В слова Олеси я старался не верить, но ночью глаз сомкнуть больше не смог.
Ранним утром я уже стоял неподалёку от пандуса, ведущего к двери патологоанатомического отделения. Мне удалось дозвониться до Степана Михайловича, моего начальника и заведующего отделением, но на мои вопросы он отвечал уклончиво. Из разговора стало понятно, что тело привезли через час после моего уход, и мне обязательно нужно всё увидеть своими глазами. Меня насторожило. Голос его звучал взволновано.
Внутри расползалось чувство тревоги. Оно заполняло каждую клеточку моего тела, настойчиво пульсировало под моей кожей как нескончаемый зуд. Я нервно постукивал носком ботинка по асфальту, оглядываясь по сторонам. Вдалеке показался чёрный автомобиль, из которого вышла Олеся. На ней не было лица. Небрежно завязанные волосы в пучок высоко на голове, а вместо привычных вызывающих образов – серый свитер с заплатками на локтях. Впервые вижу её такой: неухоженной с грязными волосами, поблёкшим лицом и ненакрашенной. Ей всё это было несвойственно – она всегда выглядела привлекательно, пусть то встреча с друзьями или поход в соседний магазин за хлебом.
Когда она подошла ко мне, и мы столкнулись взглядами, на её глазах тотчас появились слёзы. Я смущённо отвернулся. У меня не было подходящих слов, поэтому я молча указал рукой на дверь, на которой значилась табличка «МОРГ».
Мы прошли по коридору до самого дальнего помещения с белой обшарпанной дверью. Стены вокруг казались незнакомыми. Я проработал в патологоанатомическом отделении три года, но ещё никогда не чувствовал себя таким чужим.
Дверь распахнулась перед моим лицом и на пороге стоял Антон, удивлённый не меньше моего. Его смятение я расценил неправильно. В голове мелькнула мысль, что всё это дурной сон. Сейчас он улыбнётся и скажет, что произошло недоразумение. Олег где-то загулял и через пару часов уже объявится живой и невредимый. Но Антон лишь отошёл в сторону, уступая нам дорогу.
От бледно-голубых плиток отражалось мигание лампы над дверью. Лёгкий холодок прошёлся по спине, когда я остановился около накрытого простынёй тела. Олеся встала чуть позади, боясь подойти ближе, и неуверенно выглядывала поверх моего плеча. Я затаил дыхание и кивнул Антону.
– Узнаёте? – спросил он, придерживая простыню.
Я облегчённо выдохнул.
– Нет, это не мой брат.
Перед нами на столе лежало измождённое тело старика с седыми волосами. В его открытых глазах я увидел помутневшие хрусталики и ярко выраженную полоску крови, словно дорожка лопнувших сосудов. Лицо испещрено морщинами.
Мы с Олегом, конечно, давно не виделись, но сомневаюсь, что за это время он успел постареть лет так на сорок.
– При нём были документы Мироненко Олега Сергеевича девяностого года рождения. – Антон указал на металлический поднос, где аккуратно были выложены паспорт, круглые старинные часы, обручальное кольцо и серебряная цепочка с крестиком. Олеся подтвердила, что это вещи Олега. – По зубной карте мы установили личность Олега Сергеевича, но на всякий случай провели дактилоскопирование тела. Обычно хватает зубной карты, но тут такое дело…