За шкафом

Шкаф был большой. Коричневый. У него были резные элементы по бокам, и стоял он на кривых ножках. Похож был на великана. Но доброго великана, потому что у него не было рук и нечем было бить Антошку. И шкаф никогда не кричал. Шкаф не пугал.

Главное в жизни Антошки – это успеть добежать до шкафа, и чтобы никто не увидел, где именно он спрятался. Потому что никто не должен знать, что скрывает этот шкаф.

Сестра отца, которого Антошка не знал, забрала его после смерти мамы. Он и маму плохо помнил, она всё время была на работе.

Не хотелось оставаться одному, и он очень сильно боялся детского дома, потому что детским домом его запугали друзья. И думал, с тётей будет жизнь. Но тётя была хорошая, только когда выпрашивала ребёнка у опеки, ей нужны были деньги хоть какие-нибудь. А потом тётя стала злой.

Антошка поселился в этом доме, искал себе место. Потому что тогда было холодно, зима, жить на улице нельзя, даже в собачьей будке. Холод доставал. И он боялся там спать.

Однажды, когда они пили, стучали бутылками, какой-то страшный, пьяный дядька протянул к нему волосатые руки. Антошка сбежал в эту комнату, здесь была помойка, здесь никогда не мыли пол, он спрятался за шкаф. Точнее, нырнул под него.

А шкаф скрывал большой сюрприз.

В этом старом, некрасивом и плохо пахнущем доме, в который его забрали, стенка за шкафом была очень толстой. И там была небольшая ниша. Оказалось, что добрый великан-шкаф закрывал дыру. И в дыре можно было хорошо устроиться. Можно было лежать и спать. Там Антошка положил свои игрушки.

Какой-то собутыльник тётки наступил специально на его самолётик. Самолётик без крыла остался. Его почти не было видно в темноте. Фонарик, который Антошка украл у соседки, больше не работал. Зато сюда он принёс маленькую подушку, сворованную из коляски. Одеяло своё, ещё из старого дома.

Здесь были плохо слышны звуки пьяных, вопли, скандалы и музыка.

И сюда точно никто не заглядывал.

Здесь даже можно было покушать. И спокойно спать. Он часто лежал в этой нише, глядя на стенку шкафа и улыбался, представляя, что мама с папой отодвигают шкаф и протягивают к нему руки. И говорят: «Антошка, наконец-то мы тебя нашли. Иди к нам». И он такой счастливый идёт к ним. Наконец-то они встретились!

Или бабушка. Или все вместе, но бабушка обязательно. У Антошки никогда не было бабушки, но он почему-то считал, что это самый добрый человек в мире. Он видел когда-то бабушек мальчиков и девочек, это были очень добрые взрослые женщины, они никогда не кричали, они никогда не нервничали, они не били. И всегда угощали конфетами. Бабушка – это счастье.

Но мама лучше.

Антошка пытался вспомнить свою маму. Она пила. Наверное, только её тёплые руки, когда он не мог согреться, вспоминал.

В свои шесть лет Антон очень мало говорил. Мог говорить, но не хотел. Ему казалось, что если начнёт разговаривать, ему начнут причинять боль, а он боялся. Лучше молчать. Говорить, не произнося звуки, ведь можно отвечать мысленно. Беззвучно плакать и кричать. Главное, чтобы его не заметили.

Он жил на инстинктах – научился угадывать настроение взрослых людей по движениям. Всегда видел ходы отступления и где можно спрятаться.

Этим утром он вышел на кухню, чтобы посмотреть, была ли еда. Тётя сидела за столом. Немного качалась, глаза её были похожи на два серых стекла. Рыжие волосы, как у него, спутаны. Лицо наполовину синее от побоев. Она сидела и была безопасна. Даже если она поднимет руку , чтобы замахнуться, он спокойно убежит, потому что тётя много пила водки и плохо двигалась.

Антошку в последнее время могли спутать с девочкой, волосы уже спускались ниже плеч, рыжими лисьими хвостиками. Грязные и спутанные, как у тётки-алкоголички. То, что они родственники было видно невооружённым глазом. Давно не мытый, на нем всегда две майки, футболка и две кофты, потому что он мёрз. Старые джинсы. И кроссовки, которые ему уже были маловаты.

Антошка забрался на высокий стул, посмотрел на стол. Начал быстро есть хлеб. Ещё был солёный огурец, он не любил солёные огурцы. Эти алкоголики и бомжи никогда не покупали сладкого. Они вообще старались ничего не покупать, кроме выпивки. А все приносили в банках. Или воровали где-то еду. Где именно Антошка знал, потому что ему самому приходилось выживать.

Сытость пришла сразу. Совершенно невменяемая тётка протянула к нему руку медленно-медленно, но не удержалась на табуретке и упала на грязный пол среди бутылок. Антошка съел все, что нашёл и пошёл на улицу. Там была самая настоящая жизнь. Человеческая.

Сейчас было лето и гулять можно много. А зимой нет тёплой одежды.

Он никогда не тянулся к подросткам и большим мальчишкам, держался только среди своих. И был он самым младшим из всех, кто бродил по улицам. Были ещё цыганские дети, но они время от времени пропадали.

И младших вылавливали!

Игорь говорил: что их вылавливают в полицию, там их сильно мучают, а потом отправляют замученных в детский дом. И в детском доме ничего нельзя, там детей привязывают к стульям и не дают двигаться. Антошка Игорю верил. Потому что Антошке скоро шесть, а Игорю уже восемь. И Игорь мог разговаривать с подростками, он не боялся их.

Антошка очень боялся. Били собутыльники, била тётка. И били за рыжие волосы взрослые мальчишки. Он замыкался время от времени в себе и действовал исключительно на инстинкте. Инстинкт этот был полностью заточен на выживание. Он ориентировался в ночи, он мог уйти от группы детей, которые шлялись кругом, мог переночевать с любой собакой в её будке, мог украсть еду. А также прокормиться и выжить, потому что все его маленькое существо на это заточено.

Антошка видел большие машины, видел счастливых людей, маму и папу, но это были не его мама и папа. Это были не его люди. Они как призраки. Это все вымысел! Для него одного вымысел, только он реален. А они все, как мультфильмы. Их можно выключить. И они ничего не несли ему. У них были дома, они разговаривали, у них какая-то непонятная жизнь, но Антошку это не касалось. Ничего это не касалось его маленького.