За тобой

Глава 1

Все произведения автора являются художественным вымыслом.

Совпадения случайны.

Она была красивой. Женщина, за которой Давид наблюдал, стоя под козырьком, ведущим в парадную его нового дома. Он судил об этом с уверенностью прожжённого ценителя, хотя с такого расстояния и не мог разглядеть ее в деталях, только какие-то общие моменты — шикарную гриву спадающих из-под яркой фиолетовой шапки волос, безупречный профиль, сверкающие в свете фонарей белоснежные зубы, ну и, конечно, роскошную фигуру в сдельном комбинезоне. Хоть этот самый комбинезон сидел на ней как влитой, Давид почему-то подумал, что ей самой гораздо привычнее было носить явно что-то другое. Шикарные меха или пальто. Из этого напрашивался вполне закономерный вывод о том, что лет незнакомке побольше, чем он изначально думал. Не как ему, конечно. Но и не двадцать-тридцать. Всё же у молоденьких девочек, даже богатых, совершенно другая эстетика. Тогда как ему гораздо понятней и ближе вот эта… Давид наклонил голову к уху и прошёлся оценивающим взглядом по выпяченной попке незнакомки. Женщина как раз наклонилась, чтобы поправить шапочку малышу, вокруг которого она кружила коршуном всё то время, что он за ней наблюдал. Собственно, это и привлекло его внимание. Красивых баб, как ни крути, было много. Они не трогали. А вот такие, очевидно повёрнутые на своём отпрыске наседки встречались на его пути нечасто.

— Родик, сынок, не надо… Не бери это в рот.

Давид усмехнулся и буквально почувствовал, как натянулись отвыкшие от этого мышцы. В последнее время у него было мало поводов для смеха. Да и мало что в принципе могло его рассмешить.

У дамочки зазвонил телефон. На долю секунды она отвлеклась от ребенка, чтобы достать тот из кармана. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы пацанёнок пустился в бега по лужам, весело притопывая маленькими ножками. В двух минутах от настоящей не календарной весны установилась мерзотнейшая погода. Таяло. Снежная каша под ногами разлеталась по сторонам, приводя маленького хулигана в абсолютный восторг. И в отчаяние — его мать.

— Родик, ты куда? Сынок! Стой, я тебе говорю. Ах ты ж маленький поросёнок!

Откуда в закрытом дворе их дома взялся парень на скутере, Давид так и не понял. Не до того стало, когда этот идиот выскочил из-за поворота прямиком на мальчишку. А дальше всё было как в замедленной съёмке — визг шин, крик бросившейся наперерез байку женщины, плач перепуганного пацана, звук падения. И грохот его собственных шагов, отдающий в ушах гулким эхом.

— Вы как? — спросил Давид, наклоняясь к лежащей в луже талого снега женщине. Сына та успела подхватить, и теперь малец голосил и вырывался из её сжавшихся в кольцо рук, не позволяя Давиду убедиться, что с ними обоими всё в порядке.

— Нормально, — женщина моргнула, попыталась привстать, опираясь на локоть.

— Лежите! — скомандовал Давид тем самым голосом, что приводил в ужас его нерадивых студентов. — А ты, парень, напротив, иди ко мне…

— Я в порядке. И сама справлюсь со своим сыном.

— У вас может быть повреждён позвоночник. И любое движение сейчас лишь усугубит ситуацию.

— Вы что, доктор? — Дамочка сощурилась и села. И тем, что она не выполнила его команды, всё же заставила Давида обратить на себя более пристальное внимание. «Ох, ты ж чёрт!» — мелькнуло в мозгу. Он не ошибся. Незнакомка была невероятно красивой. Большие глаза, цвета которых он не мог разглядеть, высокие, чётко очерченные скулы, рот… Ну, это вообще отдельная песня.

— Да. Вроде того. Вижу, паралич вас не страшит.

— Мне доводилось бывать в передрягах и похуже.

Женщина попыталась встать. Но из-за ребёнка, которого она продолжала сжимать в руках, сделать это было не так-то просто. Давид машинально протянул руку, чтобы ей помочь. Сжал чуть повыше локтя. А она вздрогнула. Да так сильно, что он ее дрожь почувствовал даже через несколько слоев одежды. Вкупе с её замечанием о передрягах картинка вырисовывалась настораживающая. Давид чуть разжал пальцы, мол, я ж ничего такого. Дамочка молча сцепила зубы, отчего её лепные скулы обозначились чётче. И, видно выигрывая время, чтобы как-то собраться, обрушилась на горе-скутериста:

— Вы в… своём уме?! Здесь пешеходная зона! Детская… площадка в десяти метрах… Какого… чёрта вы себе позволяете?

Давид не был бы собой, если бы в долгих паузах, рубивших речь незнакомки, не угадал, как старательно она подбирает слова. И что на самом деле все эти на первый взгляд корректные выражения — маска, под которой она прячет другие, менее цензурные и терпимые. Кстати, зря. Это было бы занятно послушать. Другой вопрос — откуда ей, такой всей из себя чистенькой, о тех выражениях знать? Нет, конечно, он мог назвать несколько категорий женщин, которые запросто ими жонглировали, но ни к одной из них незнакомка на первый взгляд не относилась.

— Я не подумал. Простите, пожалуйста, — пробурчал невнятные оправдания парень.

— И это называется закрытый двор! За это я переплачиваю кучу денег. Гады! Ну я им устрою! — выпалила женщина, всё же потеряв над собой контроль. И только потом, будто вспомнив, что всё ещё сидит посреди лужи, неуклюже поднялась — сначала встав на колени, а потом и на ноги. С силой прижимая к себе горько всхлипывающего ребёнка. — Ну всё, всё, мой хороший! Мамочка не даст тебя в обиду. Не даст…

— Вы его только ещё больше пугаете, — заметил Давид.

Глава 2

Когда Родион родился, Бэлла поймала себя на том, что стала чувствовать этот мир гораздо острее. Видит бог, это было не то, чего бы она хотела, но… Но! Как-то отгородиться от этих процессов Бэлла не могла, сколько ни пыталась. Очень скоро она поняла, что как раньше уже не будет. Что чувства, которые она столько лет загоняла куда-то вглубь себя, больше не подчиняются её желаниям и, будто в отместку за долгую неволю, сводят на нет все её попытки вернуться в безопасность собственной раковины. Бэлла как будто вышла из комы. И теперь её органы чувств фиксировали самые незначительные, незаметные для кого-то другого детали — звуки, запахи, вкусы… Те детали, на которые ещё год назад она бы даже не обратила внимания. Те детали, что теперь тревогой заполняли её эфир.

— … вот так молоточком отбить, унутрь положить кусочек сальца… Перчик свежесмолотый, соль, чесночок.

— Вкусно!

— Бэлла Георгиевна тоже любит «пальчики»! Только сегодня что-то у неё нету аппетиту. Да вы кушайте, Бэлла Георгиевна!

— В русском языке нет слова «кушайте».

— А в моём — есть! — ничуть не смутилась Мотя. Шах и мат, как говорится. Ведь разве с таким утверждением поспоришь? Бэлла ковырнула вилкой гарнир. Убедилась, что её сын в детском стульчике рядом, целиком и полностью доволен жизнью, и будто вскользь прошлась взглядом по незваному гостю. Врач он, видите ли. Ага, чёрта с два. Хотя, надо отметить, повязку тот и впрямь наложил весьма профессионально. Но… Врачи так не выглядели, факт. От них так не фонило… властью ли? силой? непрошибаемым каким-то спокойствием. А как он смотрел? Будто слой за слоем сдирая кожу. Проникая вглубь под наносное, маски, за которыми она пряталась, чтоб сойти за свою. Угораздило же им встретиться… И Мотя тоже хороша! Взяла и без спросу пригласила чужака на обед. Как будто не знала, что Бэлле это не понравится!

— Вы злитесь?

— Я? Нет. Что вы. Скорей удивляюсь. Не каждый день встретишь еврея, который с таким аппетитом поглощает свинину.

— Наша невестка всё трескает. Спасибо за приглашение. Это было и впрямь изумительно.

Отлично! Значит, он не собирался задерживаться. Бэлла не без труда удержала в себе вздох облегчения, готовый сорваться с губ. Она не любила посторонних в своём доме. Это её нервировало. Равно как и чужие касания, лимит которых на сегодня Давид определённо исчерпал. Вспомнив о том, как загорелые сильные пальцы мужчины ощупывали её щиколотку, Бэлла поёжилась. Это не было совсем уж отвратительно. Скорей… терпимо. Она как будто даже забыла, какую боль могут причинить чужие руки, и сидела, не дыша. Но — вот ведь чёрт! — всё равно ощущала аромат его парфюма с горчинкой и какой-то ещё совершенно незнакомый ей запах. Присущий, видимо, ему одному.

— Тогда, может, кофэ? Или чайку с облепихой. Или, может, чего покрепче? Бэлла Георгиевна, у нас же где-то был коньяк?

Бэлла закусила щёку, чтобы не рявкнуть — «довольно!». Смерила домработницу злым взглядом, без слов обещая устроить той выволочку, когда их неожиданный гость уйдет. Сколько раз она говорила Моте, что мужик ей не нужен и даром. А та один чёрт не отпускала мысли кому-нибудь сосватать хозяйку.

— Коньяку можно в кофе плеснуть.

— Боитесь, не дойдёте до дома?

— Да мне недалеко идти. За угол, — усмехнулся Давид, демонстрируя идеально ровные белые зубы, которые редко встретишь у людей его возраста.

— В смысле — за угол? Вы живёте в пятом доме?

— Да нет же. В этом. Я, получается, ваш сосед слева.

— Вот как…

А она всё гадала, кто же там поселится. Списочек проживающих в доме Бэлла по своим каналам пробила ещё на этапе планирования сделки. Ей было архиважно понимать, что за люди будут жить с ними рядом, чем эти самые люди дышат? Нет ли среди них маньяков или каких-то других моральных уродов. Только убедившись, что соседи подбираются более-менее адекватные, Бэлла могла позволить себе расслабиться. Не до конца, конечно, но хоть чуть-чуть, продолжая удерживать в уме мысль, что абсолютной безопасности в принципе не существует. И да, она пробила всех… Всех абсолютно. Только имя соседа слева оставалось для неё загадкой до сих пор.

— Так, значит, это ваша квартира?

— Моя.

— Хм…

Бэлла напряглась. Ко всем тем тревожащим её в этом мужчине несоответствиям добавился ещё один интересный факт. Что ж он за фрукт, если даже она не смогла нарыть на него информации? А впрочем, если от него держаться подальше, какая разница? Не мог же он подстроить их знакомство. Или мог? А если так, то зачем? Она отошла от дел, в конторе об этом знали. И даже не возражали вроде бы. Хотя как ей, везло далеко не всем. Тут свою роль сыграли связи.

— Вы, наверное, опять думаете, что такая квартира простому врачу не по карману? — усмехнулся Давид.

— Мне до этого дела нет. Вы закончили? У Родиона с минуты на минуту начнётся урок китайского.

— Ухожу-ухожу! — Давид встал, выставив перед собой ладони. — Удачи тебе, парень, с китайским, — потрепал Родиона по макушке. Тот широко улыбнулся, схватил силиконовую ложку и стал с остервенением её грызть.

— Я вас провожу. Ещё раз спасибо за помощь.

— Не стоит. Я сам дойду. А вам лучше поберечь ногу.

Глава 3

Весна за окном вконец разбушевалась. Яркий свет, будто нашинкованный жалюзи на длинные тонкие ломти, причудливым узором ложился на пол, деревянные парты и кафедру. И несмотря на всего несколько градусов тепла за окном, здесь, внутри, было жарко, будто в теплице. Студенты, разморённые то ли этой жарой, то ли его непривычно скучной лекцией, откровенно зевали. Кто-то задумчиво смотрел в окно, кто-то тайком втыкал в телефон, наивно полагая, что Давид этого не замечает, кто-то о чём-то шептался, но такие были в меньшинстве, день был настолько сонным, что даже болтать было лень. Вот и как в таких условиях работать? Давид проехался ладонями по кафедре, обхватил ту с боков и чуть по-иному распределил вес тела, чтобы облегчить нагрузку на поясницу.

— Остановимся на симптоме Воскресенского, так называемом «симптоме рубашки». При быстром скольжении давящей на брюшную стенку руки от мечевидного отростка в правую подвздошную область усиливается болезненность в области расположения червеобразного отростка…

Он не рассчитал. Звонок прозвенел прямо на середине предложения. Студенты тут же повскакивали со своих мест и, не дожидаясь, пока Давид закончит, потянулись к выходу. Хотя обычно они проявляли больше уважения, сегодня явно что-то не задалось.

Давид снял очки и устало растёр переносицу. В приоткрытую форточку доносились громкий щебет птиц, шум городского трафика и нервирующие звуковые сигналы светофора, расположенного дальше по улице, но такого громкого, что его было слышно и за квартал.

— Давид Ефимович…

Давид обернулся. Уставился на девчонку, топчущуюся в проходе. То есть это он её девчонкой называл. Так-то Лена была сильно старше своих одногруппников. В отличие от них, ей за обучение платить было нечем, а пробиться на бюджет получалось далеко не у всех. Прежде чем это вышло у неё, Лена окончила колледж и даже отработала несколько лет медсестрой при первой хирургии. Откуда Давид это знал, он не помнил. Иногда ему казалась, что информация каким-то образом сама генерировалась в его мозгу. Но правда состояла в том, что однажды что-то услышав, он никогда и ничего не забывал. Разумеется, в моменте Гройсман не держал в голове кучу информации сразу, иначе он бы сошел с ума, а вот когда ситуация того требовала, безошибочно выуживал нужные сведения, точно зная, в каких архивах памяти их искать.

— Я тут уточнить хотела…

— Да, пожалуйста.

Лена подошла ближе, плавно покачивая бёдрами. Склонилась над разложенными на кафедре распечатками, что-то затараторила, достаточно фамильярно положив свою ладонь на его руку. Девчонка с ним в открытую заигрывала. Уже не в первый раз. Почему он этого не пресёк? Потому, что не хотел быть с ней жестоким. Что взять с малолетки? Тем более, если ей приходится зубами выгрызать своё место под солнцем. Он насчет неё иллюзий не питал в плане нравится-не нравится. Понятно, что Лена вообще не из этих соображений под него стелилась. И не было в её намеках никакой романтики, так, лишь голый расчёт. Но и, что характерно, навязчивости тоже не было. Она вела себя очень мудро для такой молоденькой девочки. Видно, совсем ей нелегко приходилось и рано пришлось повзрослеть. Может быть, у них даже что-то и вышло бы. Она ему — себя, свою молодость. Он ей — чувство безопасности и достаток. Если бы не парочка «но»… Отношения со студентками — чистой воды харасмент, несмотря на то, что те сами порой вешаются на шею. На который бы он, впрочем, наверное, мог пойти. Если бы по-настоящему запал. А тут… как бы это сказать? Женщина мелковата. Давиду было слишком много лет, чтобы довольствоваться исключительно смазливым личиком. Он был слишком сложным, чтобы мириться с настолько простым. Чтобы настолько простое его в принципе привлекло, не говоря уже о том, чтобы удержало внимание. Пресыщенный, он смотрел на крепкую задницу студентки, выставленную напоказ в вырезе дешёвенькой кофточки грудь — и не испытывал ровным счётом ничего. Даже тени физического влечения.

— У вас всё? — довольно ровно поинтересовался Давид, стряхивая чужую ладонь.

— Да, наверное…

— Тогда я, с вашего позволения, откланяюсь. У меня ещё куча дел.

— Давид Ефимович… — бросилась в омут с головой Лена.

— Не стоит, — отрезал Давид, надеясь на понятливость девчонки. И не напрасно. Явно смутившись, она закинула на плечо тёмно-синий рюкзак и быстрым шагом вышла из аудитории, оставляя после себя едва ощутимый аромат дешёвого опять же парфюма. Давид вздохнул, отметив, что девочка в самом деле старалась ему понравиться. Наверное, если бы он нагнул её над кафедрой и задрал юбку вверх, под ней оказались бы псевдо-кружевные трусики и лифчик из того же комплекта. Почему-то женщины всерьёз верили, будто это важно. Да только вот ведь какая штука — захоти он её по-настоящему, это всё не имело бы никакого значения. Но он не хотел. И не только Лену. А в принципе всего этого. Возня в постели сама по себе его давно не привлекала. Он мог назвать десятки способов, как потратить время с гораздо большей пользой и, что главное, удовольствием. Пожалуй, из этой его философии выбивалась лишь одна женщина. Бэлла. Давид кожей чувствовал, что она может стать той ещё проблемой… И поэтому безопасней всего для него было бы купировать свой интерес сейчас, не дав масштабироваться ни этому самому интересу, ни вытекающим из него последствиям. Но Давид пока не понимал, каким образом это сделать. Вчерашний вечер занимал все его мысли. Возможно, именно из-за этого его сегодняшняя лекция не удалась, а вовсе не из-за внезапной оттепели.

Давид собрал в портфель распечатки и свой макбук. Прошёл гулкими коридорами, пешком спустился на четыре этажа — толпиться в лифте не хотелось, и только в машине вспомнил, что опять забыл включить звук на телефоне. А там сразу несколько не отвеченных. От бывшей жены (в топку), старшей дочки (надо не забыть перезвонить) и из конторы (этим что ещё надо?). Но, что главное, от Стаханова. Одного из первых студентов Давида, которого тот попросил приглянуть за избитой подругой Бэллы.

Глава 4

— А Родион…

— Спит. Я, с вашего позволения, схожу в душ. А вы пока располагайтесь. Тарелки в шкафчике над мойкой. — Бэлла мазнула взглядом по пакету с выпечкой, который Гройсман так и держал в руках. — Вдруг вам понадобятся.

Она не знала, какого чёрта пригласила его войти. Это было глупостью, с какой стороны ни посмотри. Возможно, ей просто было легче согласиться с ним, чем объяснять, стоя в дверях, почему его предложение неприемлемо. И вот теперь Бэлла расплачивалась за свой компромисс тем, что даже не могла нормально помыться. Точнее, как? В душ-то она сходила, но стоя под ним, Бэлла то и дело косилась на дверь, как если бы боялась, что Давид в неё ворвется. Конечно, это было глупо. Вряд ли ей хоть что-нибудь угрожало. Просто привыкнув жить настороже, она накручивала себя на пустом месте. Тьфу ты!

Кое-как промокнув тело полотенцем, Бэлла натянула бесформенный домашний костюм и вышла в гостиную, где Давид, похоже, уже вполне освоился. Завидев её, Гройсман обернулся. На миг их взгляды сплелись. В его глазах мелькнул интерес, который тот не потрудился скрыть. Её — оставались абсолютно бесстрастными. По крайней мере, Бэлле нравилось так думать.

— Булочку? Свежая.

— Я пробежала десять километров, чтобы сбросить несколько сот килокалорий. Съесть хоть одну — значит свести на нет все усилия.

— Да бросьте. У вас великолепная фигура.

Тут, конечно, не поспоришь. Свою привлекательность Бэлла осознала сразу. В момент, когда она как-то очень быстро превратилась из угловатого подростка в роскошную женщину. За этот срок каких только комплиментов ей не доводилось слышать. Изысканных и откровенно пошлых, заискивающих и вполне искренних. Бэлла настолько привыкла к ним, что они совершенно её не трогали. А теперь, вот те на, что-то екнуло в груди, сжалось… Очень и очень странно. Даже пугающе.

— Она такая именно потому, что я не ем булок. Но спасибо за угощение. Родион его точно оценит.

Гройсман кивнул. Пододвинул к ней большой стакан кофе. Брал он на свой вкус, поэтому Бэлла не особенно рассчитывала, что тот ей понравится. Вкусным она считала кофе с добавлением специй и молока. Сваренный на арабский манер, здесь такой не готовили.

— Так что там с Катей?

— Она выписалась.

— Да, это я поняла. А дальше?

— Хм… Вы вообще в курсе, какого рода травмы она получила?

Бэлла покрутила в руках ложечку, раздумывая над ответом. Ведь если так разобраться, в детали Катя не вдавалась. Их Бэлла додумывала сама, имея очень хорошее представление о рисках в их бизнесе.

— В общих чертах.

— Вы уверены, что тот, кто с ней это сделал, не вернётся, чтобы повторить?

Не вернётся. Бэлла об этом позаботилась. «Если только Катька, дурында, сама того не захочет!» — мелькнула в голове тревожная мысль. Ведь сколько бы Бэлла не предупреждала своих девочек об опасности, каких бы напутствий им не давала, всё равно находились такие, кто за большие деньги не прочь был рискнуть.

— Если так — она сама себе Буратино, вы не находите?

— Это очень хладнокровный подход.

— Вы тоже не производите впечатления человека, склонного к сантиментам.

— Правда? — Давид сложил руки на груди, вздернул бровь и прошелся по ее лицу изучающим взглядом.

— Вы же здесь не из-за Кати…

Бэлла искренне верила в то, что существуют вещи, не терпящие хождения вокруг да около. Взять хотя бы эту ситуацию. Она была абсолютно не заинтересована в отношениях. А он явно на что-то надеялся. И даже если это «что-то» — всего лишь секс, было бы намного лучше, если бы Давид понял, что тот ей даром не сдался.

— Я так предсказуем? — гость улыбнулся краешком губ.

— Как и все мужчины.

— Ладно. И что, у меня есть какой-нибудь шанс?

Понимая, что вряд ли как-то унизит его достоинство правдой (уж слишком он был самодостаточным), Бэлла сказала как есть:

— Ни единого.

— Хм… Вы дали обет безбрачия или что-то вроде того?

Он её даже развеселил своим предположением. Это же надо. Значит, то, что он мог ей вообще не понравиться, Давиду в голову не приходило? Чудно!

— Почему сразу — обет? Мысль о том, что у меня кто-то есть, вы не рассматриваете?

Гройсман окинул её ещё одним долгим взглядом. Качнул седой головой:

— Нет. Вы свободны.

Свободны… Не одиноки, как было бы точнее. Бэлла взяла на заметку формулировку соседа. Уж больно та ей понравилась.

— Откуда такая уверенность?

— Я неплохо разбираюсь в людях.

— М-м-м… Интересно. И что ещё вы обо мне расскажете?

— А что вы хотите, чтобы я рассказал?

Это могло быть даже занятно. Бэлла оживилась.

— Ну, например, кто я?

— По профессии?

— А хоть бы и так.

— Вы — топ-менеджер в большой корпорации. Возможно, кризисный управляющий или что-то вроде того.

Глава 5

Давид был ужасно недоволен собой. Нет, не так: он был взбешён. Напряжён до того состояния, что вокруг его стремительно движущейся фигуры вихрями закручивались воздух и строительная пыль, которая никак не желала выводиться после недавнего ремонта. Он ходил и ходил, не находя себе места. Садился за стол. Вскакивал. Ненадолго замирал у окна и даже пытался смыть с себя то, что произошло, как будто оно на нём липкой плёнкой осело. Не помогло и это. А его бесконечные метания привели лишь к тому, что травмированное бедро стало сильнее ныть. Боль была настолько изматывающей, что ещё немного — и он бы сам скрючился над унитазом, выблёвывая кишки. Чтобы этого не допустить, Давид достал аптечку, ампулы с обезболивающим, шприц... Пусть он уже не доверял своим рукам настолько, чтобы взяться за скальпель, но поставить укол ему все ещё было по силам. Не промахнётся же он мимо собственной задницы! Да только в последний момент Давид передумал. Сгрёб рассыпанное по столу добро обратно в аптечку, отшвырнул ту от себя и, понимая, что окончательно утрачивает над собой контроль, шумно втянул носом воздух.

Чёрте что! Как он так облажался? Он! Ладно бы кто-то другой, тупой, ничего не понимающий. Но не он… Непростительно. Хоть бери теперь и на покой уходи. А что? Может, это и выход. Да только кто ж его отпустит?

А если прийти и сказать: «Всё, ребята, потерял на старости лет нюх» — кто поверит?

Давид опёрся ладонями на подоконник. Свесил голову и зажмурился, пережидая очередной болезненный спазм. Боль высекала искры из глаз, добавляя спецэффектов застывшей на обратной стороне век картинке.

— Дыши!

— Я дышу.

— Нет. Пока ты боишься. Давай… Вдох, выдох.

Он же сразу считал её страх. Тем необъяснимее то, что он сделал дальше!

— Молодец. Хорошая девочка. Ты на всех мужиков так реагируешь, или только мне повезло?

— Что? Бред какой. Придумали тоже!

— Проверим?

— Ничего я не собираюсь проверять! Нашёлся мне испыта…

Нахрена? Нахрена ему это было надо? Проверил? Да. Дальше что? С ней, с собой. В принципе… С этим грёбаным стояком!

Она же боялась. Бо-я-лась. И явно не хотела. А он поцеловал. Всего лишь поцеловал. Всего лишь?! Её вырвало. От салата, ага… Как бы не так. Он, конечно, повёл себя как полный кретин, но всё-таки, объективности ради, дураком Давид не был. И всё он понимал. Точней, понял. Точней… А, к дьяволу! Неважно. Вопрос в другом — что теперь делать? Пойти к ней? Извиниться? А что это изменит, даже если представить, что его впустят? Давид мог поклясться, что ничего. Она опять на него посмотрит тем самым слегка удивлённым взглядом и сделает вид, что вообще не понимает, к чему он клонит. И что всё нормально. Так, как и должно. Точно так же, как она сделала, когда её вырвало.

— Это из-за меня?

— Что именно?

— Тебя вывернуло…

— Нет. Из-за салата.

— Что?

— Я сегодня завтракала в кафе. Наверное, салат был несвежим.

А может, ему поверить? Ну да… Взять и обмануться. Насколько же будет проще!

Докатился… И главное ведь, не понятно, с чего его настолько пробрало. Ещё пару дней назад он даже при желании не смог бы представить, что так его на ком-то заклинит.

Та-а-ак. Стоп. Его, выходит, заклинило? Всё? Тушите свет? Или ещё как-то можно пересобраться и не наделать глупостей? Ведь что может быть глупее отношений с проблемной женщиной? А впрочем, о каких отношениях речь? Нет, всё же с ним произошло какое-то стремительное отупение. Что, если так подкрался маразм? Это на первый взгляд для маразма вроде бы рано. А практика показывает, что многие болячки молодеют. Добавь к этому его довольно стрессовый образ жизни, и — вуаля.

Прерывая мысли Давида, кто-то позвонил в домофон. Гости в его доме появлялись нечасто, так что ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, откуда идёт звук. Чуть припадая на одну ногу, он дошёл до двери. Ткнул пальцем в специальную сенсорную панель, выводя на экран изображение.

— Люба?

— Давид! Я уж думала, зря приехала, но до тебя ж не дозвониться! Открывай.

— Шестой этаж.

— Да знаю я, — отмахнулась его бывшая. Ну да, от конторских, тем более от неё, адрес было не скрыть. А учитывая, что с ним пытались связаться… Хм. В общем, немудрено, что она примчалась.

— Ну привет.

— Привет! — как всегда энергичная, Люба коротко его приобняла и по-хозяйски чмокнула в щёку. Они давно не виделись, за это время она как будто бы похудела, подстриглась и, кажется, всё ж начала потихоньку сдавать… А может, просто устала. В их возрасте стоит чуть недоспать — и всё, результат налицо.

— А это что? — Давид не сразу обратил внимание на пакет, который с собой принесла гостья.

— Подарок.

— Я пропустил какой-то праздник?

— Ага. Новоселье. Мог бы и позвать по старой дружбе. Хвастайся!

Чудно. Выходит, Любка пришла посмотреть на его холостяцкую берлогу? Любопытство заело? Или что?

— Ну, неплохо, слушай! И твой диван здорово вписался.

Глава 6

— Ему нужен влажный воздух. У тебя можно отключить вытяжку в ванной? — Бэлла обернулась на звук чужого голоса, запоздало понимая, что они с Гройсманом не одни, что в квартире соседа посторонняя женщина. Не молодая, но вполне ему под стать. Приятная внешне, ухоженная. И дорого, хотя и несколько скучно одетая. Детали Бэлла отмечала краем сознания, и было ей совершенно плевать на то, что она, похоже, помешала каким-то планам Гройсмана и этой женщины. Если надо, она потом ей всё объяснит и попросит прощения. Но сейчас важней всего для неё было здоровье сына.

— Есть! Я сейчас включу горячую воду. Бэлла, посидишь с ним? — спросил Давид.

— Да, но скорая… — Белла неуверенно оглянулась на дверь, понимая, что если те позвонят, открыть им будет некому.

— Моти нет?

— Нет, – мотнула головой. — У неё, как назло, выходной, — пояснила, забирая обессиленного сына из чужих рук, целуя, зарываясь носом в слипшийся от испарины пушок на его макушке и по чуть-чуть успокаиваясь. Тот, конечно, дышал все ещё с некоторым затруднением, но то, что критический момент миновал, было очевидно.

— Тогда я сам прослежу, иди.

Бэлла хотела возразить, потому как ужасно, до дрожи в коленях, боялась остаться одной наедине со своей паникой. Но осознав, что Родику и впрямь стало получше, неуверенно кивнула и пошла к двери, чувствуя, как взгляд незнакомки прожигает дыру у неё в затылке. Плевать. Вообще на всё плевать… Ей богу!

— Вот. Садись… — Давид откуда-то притащил складной стул, какой обычно берут с собой рыбаки на рыбалку или любители отдохнуть дикарями. Среди мрамора, которым была отделана ванная комната, стул выглядел неуместно и странно. Но именно он очень много рассказал ей о своем хозяине.

Давид наклонился, чтобы открыть кран. Зажурчала вода, и действительно очень быстро комната начала наполняться паром. Родик судорожно всхлипнул. Бэлла напряглась, ласково провела ладонью по его спинке и принялась осторожно покачивать. Пар наполнил лёгкие тяжестью, завил в крупные кольца выбившиеся из хвоста пряди и как будто даже размягчил кости. Или это, наконец, расслабились скованные ужасом мышцы. В любом случае держать спину прямо больше не было сил. Бэлла откинулась на стену и уставилась в потолок.

— Ну, я пойду. Не то тебе впаяют штраф за ложный вызов.

На ты они перешли сразу, но почему-то только теперь Бэлла это осознала. Взмахнула ресницами и, прижимаясь губами к виску сынишки, заглянула в глаза Давида.

— Спасибо.

— Не за что, — вздохнул тот и отвернулся к двери. А Бэлла, даже понимая, что соседу лучше поторопиться, зачем-то опять задержала его вопросом:

— Что теперь будет? Нас заберут в больницу?

— А ты, я так понимаю, не в восторге от этой мысли?

— Совсем. Терпеть их не могу. — Бэлла откашлялась и отвела глаза, почему-то не в силах долго выдерживать его пристальный, словно пробирающийся под кожу взгляд. Уставилась на прикорнувшего сына. — Но если надо… чего уж.

— Как вариант, вы можете остаться дома под моим присмотром. В смысле, если педиатры не скажут чего-то такого, что я не знаю. Но для начала их надо встретить.

Бэлла сомневалась, что в этой жизни есть такое, чего не ведает Гройсман. И хрен его знает, почему её уверенность была такой твердой. Как он сказал? «Как вариант, вы можете остаться дома под моим присмотром»… Первая мысль — ага, ещё чего, как же! Вторая, более осмысленная, — а почему бы и нет? Больницы она и впрямь люто ненавидела. С тех самых пор, как вынужденно там провела пару месяцев после возвращения из плена. Бэлла до сих пор помнила, с какой брезгливостью и холодностью к ней относились. Общаясь с горе-врачами, равнодушными и безучастными к чужой судьбе, она испытывала едва ли не большее унижение, чем когда ей приходилось обслуживать клиентов. Нет, конечно, Бэлла допускала мысль, что в её состоянии она могла несколько неадекватно оценивать реальность, но даже осознание этого не могло заставить переменить своё отношение. В те дни она играла в игру, которую про себя называла «вызов». Смысл этой самой игры в полной мере соответствовал её названию. Просыпаясь — конечно, если ей вообще удавалось уснуть, — Бэлла брала себя, как говорят в народе, на слабо. Дожить до завтрака. До обхода. Пережить обход и не свернуть кому-нибудь шею. Выслушать нытьё соседок и не вскрыться. Пройти через очередной унизительный осмотр и не шагнуть в окно. В сто пятый раз ответить на вопросы миграционной службы и не сделать себе харакири погнутой алюминиевой ложкой.

— Бэлла, там приехали. Парня надо осмотреть.

— Бегу.

Бежит… Ага, как же. Одни слова! Нога-то болит по-прежнему! Хотя уже и не так сильно.

В гостиной Гройсмана, которую она с перепугу даже не разглядела, с ноги на ногу переминались двое мужчин в медицинской робе.

— Ну что, мамочка, рассказывайте, на что жалуетесь?

Бэлла скрупулёзно перечислила все симптомы. Гройсман вдогонку добавил, какие лекарства Родик уже получил. Назвал даже дозировки. Прибывший на вызов педиатр схему одобрил. Послушал мальчишку, заглянули ему в рот и, не увидев ничего смертельного, настаивать на госпитализации не стал.

Пока Бэлла, потакая правилам приличия, провожала врачей, Родик уснул, лег на бок посреди дивана. И, как всегда, глядя на него такого маленького и беззащитного, Бэлла испытала чувство священного ужаса. Сердце болезненно сжалось, ударило в грудь и, отскочив от рёбер, затарахтело, как ненормальное. Бэлла медленно опустилась перед сыном на пол. Боясь потревожить, положила голову на край дивана так, чтобы можно было кончиком носа касаться его крохотного пухлого кулачка, и почувствовала на себе чей-то взгляд.

Глава 7

Предложение Давида провести вместе ночь было абсолютным безумием. Даже учитывая то, что он предлагал Бэлле лишь помощь с ребёнком — и ничего кроме, сам-то он понимал, что в его поступке нет ни капли альтруизма. Ни о каком благородстве речь здесь не шла. И уж тем более не шла о врачебном долге. Им руководили гораздо… гораздо более неизменные инстинкты.

Желание? Несомненно. Но в большей степени зудящая внутри потребность защищать. От всего, что бы ей ни угрожало. И если эта угроза исходила из болезни мальчишки, что ж… Вот он. Стоит, как идиот, у двери, не решаясь ни войти, если вдруг та открыта, ни позвонить, если Бэлла всё ж передумала и заперлась.

Задыхаясь от нетерпения и злясь на то, что никак его не обуздать, Давид зыркнул на висящую над дверью лифта камеру. Да, уж… У их консьержки, если та наблюдательная, похоже, появилось новое развлечение. Он, вон, целый спектакль устроил. Ага. Одного актёра. Нет! Кло-у-на! Дёргается, будто ему пятнадцать. Межуется. Хрень какая-то. Стыд. В его-то возрасте и при его положении! И оттого, наверное, ещё более ценно. Потому как ну не ожидал он, не мог и надеяться, что ещё сможет такое почувствовать…

Выругавшись, Давид постучал в дверь костяшками пальцев. Так было меньше шансов разбудить мальца, если он уснул. В ту же секунду Бэлла открыла и, не отнимая от уха телефонной трубки, коротким взмахом руки пригласила Давида войти.

— Нет-нет, Родик. Не беспокойся. Его уже осмотрели. Ничего страшного. Лекарства я заказала в аптеке, так что мы неплохо справляемся. Нет никаких причин срываться с места посреди ночи… Что? Нет. Если захочешь проведать, то приезжай… Но не сейчас же! Дай Родиону несколько дней прийти в себя. Что? Ага… Всё, давай, Родь, мне неудобно говорить, правда…

И там Родион, и тут… Давид напрягся, ведь было понятно, что Бэлла говорила с отцом своего ребёнка. И по тому, что у этих двух были одинаковые имена, можно было сделать вывод о том, что Родион старший в её жизни был мужчиной не проходящим. Иначе зачем бы Бэлле было называть сына в его честь? Это очень показательный момент, спросите кого угодно. Выходит, все его представления о ней — полная лажа? Ладно, тот с ними не живёт. Но, похоже, мужик к сыну неравнодушен. И тогда что же получается, Бэлла не шутила, когда в ответ на его слова сказала: «Может, у меня есть богатый любовник. Топ-менеджер в большой корпорации»?

Это многое объясняло, да. Но никак не вписывалось в то, что он узнал о ней позже. Например, что Бэлле на физическом уровне неприятны чужие прикосновения. Если, конечно, дело было не в самом Давиде. В конце концов, ни в коем случае нельзя было отметать мысль, что ей отвратителен исключительно он. Гройсман скользнул взглядом по своему отражению в высоком зеркале. Удивительно. Он, тот, кто даже в молодые годы не парился по поводу своей внешности, теперь вот озаботился вопросом, как выглядит в её глазах.

— Я тебе постелила в гостиной на диване. Ничего?

— Да. Порядок.

— Ну, я тогда пойду. А то Родька один. Если тебе что-нибудь понадобится — не стесняйся…

Глядя в её удаляющуюся спину, Давид думал о том, а всегда ли она выбирает настолько мешковатую одежду, или это попытка выглядеть максимально непривлекательно? В целом непривлекательно, и в частности для него. А впрочем, если на это и был расчёт, Бэлла просчиталась. Даже под шароварами и спускающейся едва ли не до колен футболкой оверсайз он мог спокойно представить плавные контуры её тела. Ну кто бы мог подумать, что у него такая богатая фантазия!

Давид прикрутил свет, оставив включенным лишь торшер у кресла, дохромал до дивана и сел. Из спальни доносились хныканье и невнятное Бэллино бормотание. Не в силах уснуть из-за дёргающей боли, Давид вслушивался в её голос, в попытке разобрать слова, и вертелся с боку на бок. Ближе к утру поднялся в туалет, а уже выходя из ванной комнаты, чуть не столкнулся лбом с Бэллой.

— Ох, чёрт! Извини.

— Ничего, я поднялась набрать воды в увлажнитель. Не хотела греметь в кухне и тебя будить, — она говорила вполне связно, но по виду была очень… не напугана, нет, как он мог того ожидать. Скорее, очень растеряна и… болезненно любопытна. Её взгляд блуждал по его обнажённому телу: шее, груди, рукам и ногам, бедру со шрамом, который уходил к прикрытому консервативными боксерами паху.

— Я не спал.

Вклиниваясь в их разговор, Родик зарыдал в голос. Бэлла оглянулась за спину, готовая всё бросить и рвануть к сыну.

— Разбирайся с увлажнителем, я с ним посижу. Только штаны надену.

Бэлла кивнула. Хотя от Давида не укрылась короткая пауза перед этим. Это тоже была её особенность — всё взвешивать наперёд.

Пока он натянул спортивки и доковылял, Родик совсем расходился. Орал, задыхаясь, как резаный.

— Ну, ты чего? Забыл, что ночь на дворе? Люди спят…

Родион икнул и замолчал, глядя на него внимательными тёмными глазёнками, сейчас мокрыми от слёз и опухшими.

— Что глядишь? Тебе мама дала лекарство? Горячий ты, Родька, как печка.

— Ма-ма…

— Так ты, сынок, уже болтаешь? Ну, молодец! Тогда тем более не реви. Скажи, что надо. М-м-м? Может, пить? Давай попробуем. Это твоя бутылка?

Гройсман нёс какую-то чушь, но это было неважно. По опыту собственного отцовства он знал, что детям главное просто заговорить зубы. Отвлечь. Он ловко уложил голову пацанёнка на сгиб локтя и сунул соску в жадно открытый ротик. Пил тот, с остервенением вгрызаясь в резину. И, как зверёныш, рычал. Отчего невозможно было не улыбаться.

Глава 8

Девки у неё были понятливые. Праздник свернули быстро. Точней, не так… Не девки, и не у неё. Да и какой это, к чёрту, праздник, когда тебе сорок стукнуло? И ведь не то чтобы Бэлла желала повернуть время вспять. Нет-нет, она ни за что не хотела бы вернуться на пять лет, на десять, и уже тем более — на пятнадцать. Чисто с житейской точки зрения Бэллу сорок вполне устраивали. А из минусов она могла отметить лишь необходимость регулярно посещать косметолога и проводить ежегодный медицинский осмотр, чтобы свести к минимуму последствия того отрезка жизни, когда с ней обращались хуже, чем с собакой. Удавалось ли ей это? По большей части да. В сравнении со СПИДом, которым Бэлла вполне могла заразиться в пакистанском борделе, чуть опущенная почка и бесплодие казались вполне приемлемыми диагнозами. У неё на теле каким-то чудом даже шрамов не осталось. Лишь один, на виске…

Словом, к своим сорока, как это и было задумано, Бэлла зажила той жизнью, о которой мечтала. Она нажила состояние и свернула всю свою подпольную деятельность сразу же, как только почувствовала твёрдую почву под ногами. Просто потому что с каждым годом ей всё сложнее и сложнее было себя убеждать, что она ничего плохого не делает. Что десятки девчонок сами к ней идут в расчёте на лёгкие деньги и прекрасно осознавая, на что же они подписываются. Что она, вся такая чистенькая, никого не вовлекает… в проституцию, если без купюр. Что она — едва ли не святая, которая помогает всяким идиоткам выжить в этом непростом мире… В какой-то момент врать себе стало невозможно. Да и не стремилась она всю жизнь оставаться их мамкой.

Мамой… да. Но не их.

— Синок!

Бэлла обернулась на голос сынишки. Выучив какое-то новое слово, он днями повторял его, как попугай, доводя Бэллу этим буквально до белого каления. И вот ведь как: обычно она понимала, что Родька говорит, а тут «щенок» — не «щенок»… Под разбери, что он бормочет. Она не смогла, а вот Гройсман предположил, что эта абракадабра — производная от слова «сынок». И, подумав, Бэлла согласилась с этой мыслью. Она ведь слышала, что Давид так Родьку назвал. Даже при ней несколько раз, не стесняясь, потому что при обращении к ребёнку это, наверное, вполне расхожее слово. А вот Родька ухватился за него и стал попугайничать. Было это так мило, что у неё в горле каждый раз образовывался гигантских размеров ком. И хотелось сказать: «Не надо, не говори так. Ну какой он тебе сынок?»

И не хотелось одновременно с этим.

Бэлла подхватила Родьку на руки, звонко чмокнула того в нос и качнула головой, подтверждая:

— Да! Ты мой сынок.

— И мой, если верить вашим…

Бэлла чуть не подпрыгнула – Давид до жути её напугал! Она-то полагала, что все уже разошлись! В последний момент удержавшись от вскрика, Белла выдохнула:

— Подругам! Моим подругам.

— Ага. Интересные они у вас. Все как на подбор.

Ну да. Разнообразие — двигатель бизнеса. Пусть даже теперь каждая из её девочек сама по себе. Это все понимают. А он? Что-то заподозрил или… Бэлла взволнованно облизала губы. Почему-то ей, той, кому давно уже было плевать на чужое мнение, сейчас было совершенно не все равно на мнение Давида. И это пугало ровно так же, как и все другие странности, которые она ощущала, находясь в непосредственной близости от него.

— Спасибо.

— Но ты как будто была им не рада?

— Когда они собираются вместе, поднимается невообразимый галдёж. Я думала, вы ушли вместе.

— Так и было. Но я потом вернулся. Мы с Мотей столкнулись в коридоре.

— Это она тебя впустила?

— Только не ругай её за это, лады? Я могу быть убедительным.

— Да что ты? Никогда бы не подумала, — иронично улыбнулась Бэлла, чувствуя, как внутри тает сковавший её было холод. Гройсман снова усмехнулся. В уголках глаз и губ образовались морщинки, делающие его очень привлекательным. А ведь, казалось бы — кому идут морщины? Давиду…

На фоне загорелого лица его абсолютно седые, модно постриженные волосы смотрелись необычайно контрастно. Как и чёрные-чёрные брови, которые, Бэлла готова была поспорить, он не красил. Гройсман явно был не из тех мужчин, кто стал бы прибегать к подобным ухищрениям.

— Я просто заметил, что ты так и не расслабилась. Может… — он неопределённо повел рукой, — …выпьем? Отметим без суеты? По-соседски?

Бэлла уставилась на бутылку шампанского, которую он вертел в руках, ожидая её ответа. Нет. Зачем? Это… так интимно. Как будто у неё самое настоящее свидание. У них… Как будто она нормальная.

— Можно…

Слова вырвались помимо воли. Бэлла даже не сразу поняла, что сказала, и была ужасно растеряна собственной выходкой. Нет, конечно, при желании она могла быть настоящей душкой. Сколько раз ей приходилось играть эту роль, договариваясь, торгуясь с мужчинами. И тайком высматривая их слабости, чтобы знать, стоит ли иметь с ними дело и как перестраховаться, чтобы обезопасить девчонок… Но представить себя в образе роковой соблазнительницы или, тем паче, владелицы агентства эскорт-услуг рядом с Давидом было просто немыслимо.

— Я не обижу тебя, Бэлла.

«Может быть, — мелькнула мысль. — Но ты можешь причинить мне боль совершенно иного порядка»... Почему? Откуда она это взяла? И как потом не испугалась, не убежала?.. Подошла, смело распрямив плечи, забрала бокал из его рук и пригубила, глядя на него, не мигая. Так Бэлла надеялась развеять его ошибочное о ней представление. Вроде как: «Эй, ты чего! Смотри, какая я дерзкая!» И было в этом столько же лжи, сколько и правды. Да, она до сих пор была уязвимой в некоторые моменты. И абсолютно непоколебимой — в другие. Ему не стоило этого недооценивать.