Мне больше не снятся сны. Я не знаю, что меня пугает больше: их присутствие или отсутствие. И то, и другое внушает ужас.
Ты бы сейчас посмеялась надо мной. Пихнула бы меня в живот и сказала, что я сам виноват. И ты бы оказалась права. Я сам виноват в том, что не вижу сны.
Буркнув «спасибо за заботу», я бы незаметно коснулся твоих длинных темных волос и демонстративно встал с кровати, чтобы открыть окно. В моей комнате всегда так темно. Ты бы лишь улыбнулась мне в спину, ну а я улыбнулся бы, зная, что ты все равно заботишься обо мне. Что бы ты ни говорила, тебе не все равно.
Я резко разворачиваюсь. Моя кровать пуста. Её здесь нет. И никогда не будет.
Почему я не помню, как оказался в собственной комнате?
Я был в школе. Колсон Макаврис толкнул меня на парковке, когда я рылся в своем рюкзаке. Он даже извинился в своеобразной форме. Просто сказал: «Не спи, Брэйди». Несколько месяцев назад он бы, возможно, ударил меня мячом по голове. Но сейчас это лишь редкие толчки, странные взгляды и только.
Все благодаря тебе. Спасибо, детка.
Я усмехаюсь вслух и возвращаюсь в реальность. Мрачную и бесцветную. Мне не хочется здесь находиться, но выбора нет. И как я вообще попал домой? Провал в памяти? Очевидно, но звучит смешно.
— Зак! — Джошуа подскакивает с дивана, когда я спускаюсь.
Проходя на кухню, я бросаю быстрый взгляд на происходящее в гостиной. В отличие от моего растрепанного и растерянного старшего брата, Лора выглядит спокойно. Ее губы дергаются в слабой ухмылке, пока она застегивает блузку.
— Когда ты пришел? — Джошуа заходит на кухню следом за мной. — Я думал, ты еще в школе.
Интересный факт: я тоже так думал. Но в ответ лишь пожимаю плечами.
— Пришел недавно.
Он молча наблюдает за тем, как я пью молоко прямо из пакета. Раньше они с мамой это ненавидели. Наверное, они и сейчас это ненавидят, но больше мне об этом не говорят. Я превратился в хрупкую вазу, рядом с которой даже дунуть боятся, иначе она рухнет и разлетится на куски. Мне надоело объяснять, что это не так. Я умолял прекратить эти пытки. Эти взгляды и осторожные слова — пытки. Но возможно я эгоист и не знаю, как это работает. Какого видеть, как близкий человек молча разваливается на куски и говорит, что он в порядке? Не мои слова. Я просто подслушал разговор Джошуа с мамой.
Пусть будет так. То есть я не стану разваливаться на куски, но пусть думают так, если это им удобно. Или хочется. Понятия не имею. Я просто живу дальше и возможно со временем они действительно поймут и поверят в то, что я в норме. Уже в норме.
— Мы с Лор просто…
— Не парься. — Я вытираю губы и ставлю молоко обратно в холодильник. — Буду в своей комнате.
— Зак, подожди, — окликает меня Джошуа уже у двери. — Все в норме?
Обернувшись, я одариваю брата скучающим взглядом.
— Ты не первый раз приводишь девушку домой, а мне не пять. В чем проблема?
Мы оба знаем, в чем проблема. Она сидит в гостиной. И дело не в девушке в принципе, дело в самой Лоре. Какое мне дело, с кем спит Лора? Даже если это мой брат. Вся эта ситуация между нами глупая и, если говорить простыми словами «дурацкое стечение обстоятельств». Зачем они делают из всего этого такую трагедию? Зачем раздувают вокруг столько никому не нужной драмы? Всем плевать. Мне особенно.
Джошуа опускает голову, подбирая слова. Этого мне хватает, чтобы внутренне застонать от этой постановки и молча выйти из кухни. Лора пристально смотрит на меня, когда я снова прохожу мимо нее. В этот раз она не усмехается. Наоборот, в выражении ее лица легко читается сочувствие. И если бы я не видел эту ухмылку в самом начале, сейчас я бы поверил в ее так называемое сочувствие и тоже бы ее за это возненавидел. Но нет, похоже она со мной того же мнения. И мне даже захотелось ей улыбнуться. Но я сдерживаюсь и прохожу мимо.
***
Открыв глаза, я пытаюсь поднять голову. Вокруг меня сгущаются тени, и это кажется нереальным. В ушах стоит гул: тихий, протяжный, похожий на стон. Страх сковывает тело не сразу. Сначала происходит непонимание. Я не осознаю, где я и что происходит. Но в этот раз память работает. Я отчетливо вспоминаю, как сидел за письменным столом в своей комнате и пытался заниматься. Но у меня плохо получалось и в основном я пялился в окно перед собой. На пустую улицу, которая оживала под солнцем.
Я не понял, как заснул. Осознание того, что я лежу лицом на столе приходит очень медленно. В ушах должна греметь музыка, но я ее не слышу. Этот гул… Нет, это стон.
Страх затрудняет дыхание. Я не могу пошевелиться. Не могу издать ни звука. Ощущение того, что кто-то рядом доводит до осязаемого ужаса. Я почти чувствую, как эта тьма, что расползлась вокруг, пытается схватить меня. Стон превращается в дыхание, и это что-то дышит мне прямо в ухо.
Ужас превращается в панику. Я пытаюсь встать, закричать, но ничего не получается. Кажется, что еще немного и случится что-то страшное.
Но ничего не происходит. Я резко открываю глаза. Снова. В уши ударяет музыка, и я дергаюсь, выпрямив спину.