Заблудшие души

Глава 1. О Смерть.

О, Смерть, как же порой эта романтизированная особа бывает притягательна, не так ли? Ей она тоже нравилась. Девушка была в числе тех чудаковатых, что мечтали сгинуть в пучину тьмы. Насладиться остриём косы смерти и пасть, как скошенная трава.

Людям свойственно избегать крайности. В особенности сладострастную смерть. Но её увеченное сердце чувствовало влеченье к небытию и долгожданную радость по поводу её наступления. И единственной отрадой ей было то, что она до сих пор не зачахла со скуки. Ещё не довелось, как бы невероятно это не прозвучало. Это всё-таки её девятое перерождение. Но помяните моё слово, близок тот день, когда она заинтересуется хоббихорсингом.

Каждый хоть раз задумывался о перемещении во времени: изменить ход истории, побывать в прошлом, увидеть будущее, исправить свою ошибку. Заманчивее может быть только вечная жизнь. О, девушке же выпала возможность помнить свои прошлые жизни, и она, несомненно, пользовалась этим преимуществом. Привычки, обыденные мысли и размышления, нажитый опыт — всё это подсказывало ей в напряжённые минуты верные способы выйти сухой из воды (она всё равно помирала, если вас это успокоит). И всё же это лишь моменты зыбкости бытия. Гораздо интереснее — мировоззрение, которое потерпело изменения.

Она молила о чуде. Ей никогда не претило помнить свои прошлые жизни. Когда её ясную голову впервые посетили воспоминания, весь её мир рухнул. Она надеялась, что это сон. Молила Бога, чтобы он отнял память и заморозил сердце, таящее в себе чувства чужого человека. Девушка со смирением бы приняла участь копающегося в отбросах существа, если бы это спасло её от бесконечных пыток осознанных перерождений. О, как же долго её не покидала надежда. До самого конца она была убеждена, что спасётся.

Но всё всегда заканчивалось одинаково: мольба об освобождении - исцелении, горький плач, нож в спину, глоток тишины, рождение... Она не перестала молиться. Отнюдь. Она запустила в сердце жажду смерти и молила когда-нибудь застрять во тьме навечно. Даже сейчас, теряя нить беседы, она смотрела в окно, укрепляя в мыслях свою обеденную молитву. Но свои слова она адресовала не Богу.

—Лилиан Уитни Эва Кроуфорд.

Эмма хлопнула ладонями по столу - бесполезно, девушка даже не дрогнула. Она сидела неподвижно, словно фарфоровая статуя и отсутствующим взглядом наблюдала за деревом, ветки которого качались под порывами ветра.

Лилиан была красива. Для поэтического описания её красоты лучше подходило бы сияющее солнце, но погода капризна и переменчива, как настроение младенца, а потому за окном доносился шум плачущего дождя. Элегантная французская плиссированная белая рубашка с декольте бережно обнимала её хрупкие плечи и тонкие руки, длинная юбка цвета сепия с завышенной талией с вырезом на ноге подчёркивала безупречность её стройной фигуры. Только вот ноги почему-то босые. Светло пшеничные волосы, собранные в низкий хвост, имели достойную форму и достигали ровно спины; тонко очерченное лицо казалось творением скульптора-перфекциониста; из-под длинных ресниц обнажались задумчивые синие глаза без каких-либо вкраплений или присутствия других цветов. Словно Бог скомпенсировал несчастный подарок судьбы и даровал благословлённую внешность.

Переродившись в девятый раз, Лилиан перво-наперво посмотрела в зеркало. Она склонила голову к правому плечу, затем к левому, провела кончиком языка по пухлым губам, вспоминая вкус собственной крови, которую успела испробовать в прошлой жизни. Отражение до тошноты повторило все движения с предельной точностью.

«Ах, оно же моё!»

Внешность Лилиан неизменна, как вечная молва о её жажде на упокой. Менялось всё - год, место рождения, окружение, но внешний облик испокон веков преследует её. Она никогда не надеялась увидеть в отражении иного человека. Лилиан искала изъяны на своём хорошеньком личике или следы от предыдущих приключений на задницу, которые бы могли доказать, что она не свихнулась. Что-то помимо памяти и вгрызшегося в душу чувства вины.

—Может, ты удосужишься хотя бы посмотреть на меня?

Лилиан медленно перевела взгляд на Эмму Мари Кроуфорд: шатенку с кудрявыми волосами, собранными в низкий пучок и с серо-зелёными, немного близко посаженными глазами. Женщина испытывала её благотерпение с тех пор, как она прилетела в Нью-Йорк из Калифорнии. Эта коренная британка, как бы Лилиан ни отрицала, имела с ней родство по крови.

—Чуде-есно, благодарю. Ты не повредила слух, а что насчёт голосовых связок?

Лилиан лениво улыбнулась.

—Издеваешься. — Эмма прищурилась и скрестила свои руки на груди. — Прекрасно. Я могу продолжить и без твоего посредственного участия в диалоге. Я не имею ничего против того, что ты хочешь передохнуть после окончания Стэнфорда, но твой отдых затянулся. Чем ты планируешь заняться? Я понятия не имею, что ты промышляла до этих пор в Калифорнии, но ты глубоко ошибаешься, юная леди, если думаешь, что я дам тебе сидеть вот так без дела. В твои годы я...

Лилиан разглядывала потолок со светодиодными светильниками, который был окрашен в бледно-синий цвет; посмотрела на коричневый пол - на нём расстелился квадратный серый ковёр; на большую кровать, рядом с которой располагался белый комод и туалетный столик, а встроенные шкафы и стеллажи по обе стороны от большого окна скрывали выступающую часть подоконника-скамьи, на которой сидела она и мягкая игрушка в виде белого кролика с синими глазами-бусинками. Девушка едва прищурилась. Кролик не был ей знаком.

Тем временем Эмма продолжала свои нравоучения.

Глава 2. С детьми всё в порядке.

Светлые волосы были собраны сзади в два хвоста и рассыпались по спине, как две пшеничные волны. Лишь несколько непокорных прядей выбивались у висков и на лбу, но девочка подправила их рассеянным движением. Лилиан приглаживала складки тёмно-синего платья с цветочным узором дольше, чем требовалось. Она дышала. Ровно, как струна, но чувствовала себя неспокойно, как кролик в пасти волка. Её сердечко грозилось выбить грудную клетку и явиться на свет. О, сколько же сил ей потребовалось, чтобы набрать воздуха в лёгкие и толкнуть злощастную толстую дверь.

Её вниманием сразу же овладел мужчина за чёрным столом. Лилиан быстро облизнула губу и сглотнула, делая нерешительные шаги вперёд. Несмотря на то, что в окно вламывались лучи опаляющего солнца, холодный воздух оставлял на чувствительной коже поцелуи и пускал корни к сердцу девочки мурашками.

Лилианприсмотрелась к громадному шкафу, который грозился упасть, когда она подходила слишком близко. Такой громадине ничего не стоит оставить от неё жалкий кровавый след на полу, который спрячут колючим ковром. Она метнула взгляд к загадочной запертой двери, которая пряталась в тени кабинета. Если долго концентрироваться на щели, Лилиан встречалась с двумя блестящими глазёнками. Она не стала дожидаться, пока они явятся. Тревога и без того душила её горло.

Она стала буравить мужчину взглядом. Аристократические черты лица вызывали чувство восхищения:белоснежная кожа, пронзительные серые глаза, идеальной формы прямой нос, тонко очерченные губы, острые скулы и коротко подстриженные светлые волосы - единственное, что перепало ей от этого человека, сошедшего с глянцевой обложки журнала.

—Папа?

Танцующие по клавиатуре ноутбука пальцы дрогнули, но отец не одарил дочь взглядом.

—Сегодня в школе проходил родительский день. Ребята готовили вместе с мамами и папами их семейные блюда. Мадам Хэдли помогала мне испечь печенье с орешками, которое ты любишь! — голос Лилиан постепенно приобретал твёрдость. — А ещё мы рисовали! Вот!

Девочка положила на край стола лист бумаги с изображением Алана Кроуфорда с немыслимо счастливым выражением лица. По неизведанную сторону загадочной двери внезапно раздались приглушённые шорохи. Сердце Лилиан спустилось в пятки. До достижения двенадцати лет девочку воспитывала набожная няня, которая водила её в церковь пять дней в неделю. О нет, богобоязненной дочерью, как она сама, няня её сделать не смогла, но Лилиан искренне поверила в существование нежити. Неуёмная детская фантазия обернула сказания о демонах-искусителях в реальность.

Холодок ласкал кожу маленькой спины. Лилиан не обернулась и не обернётся, чтобы там за этой проклятой дверью ни происходило. Даже если нежить поклянётся именем Господа, что не является нежитью. Фантазия Лилиан разыгралась настолько, что свет представлений в голове ослеплял: дверные демоны давились со смеху слюной от нарисованной улыбки. Но нежить вполне можно понять. Такое выражение лица не под силу узреть даже самому Богу.

Лилиан открыла ранец и с удивлением обнаружила пропажу мешочка с печеньем.

—Неужели я забыла его на столе мадам Хэдли? — задумчиво пробормотала она.

Сердце Лилиан вытекло из туфель, когда Алан вдруг захлопнул свой ноутбук.

—Это же не срочно. — устало выдохнул он. — Я занят. Иди, поиграй с няней.

Ледяной тон, что был лишён любви и ласки. Пронзительные глаза, под взором которых хотелось спрятаться, словно человек перед ней и не был её отцом вовсе. Редко, когда скупой Алан Кроуфорд показывал голос, но, если и отвечал, то только таким образом. Будто перед ним пустое место.

Но губы Лилиан изогнулись в улыбке. В такой, словно она выиграла неимоверно много денег по проездному билету. Девочка даже не надеялась, что завлечёт внимание отца. Порой ей казалось, что мужчина становился глухим, как тетерев, и слепым, как новорождённый котёнок, когда она появлялась в поле его зрения.

Из-за потери матери Лилиан, разумеется, была очень привязана к отцу. Но в её голове крутились мысли, неподобающие для ребёнка: «Что сделать, чтобы меня полюбили? Почему он так строг ко мне? В чём я провинилась? Мне нужно извиниться? Я должна попросить прощение... » Лилиан отчаянно желала почувствовать любовь и тепло, но отец попросту не замечал её. Как если бы боялся допустить одно лишь существование дочери.

Лилиан никогда не капризничала. Не жаловалась, когда болела в одиночестве. Не требовала уволить няню, что относилась к ней не лучше, чем к дворовой псине. Была послушной, терпеливой, едва ли не набожной дочерью. Лилиан глупо радовалась, когда отец отправлял к ней Эмму, пока няня отлучалась по делам.

«Отец заботится обо мне».

Окрылённая Лилиан побежала за печеньем, которое, как ей казалось, поможет сблизиться с отцом. Стоит призадуматься уже тогда...

Может, она была слишком грубой? Слишком навязчивой? Слишком дотошливой? Слишком много потребовала? Но ей просто хотелось побыть счастливой.

Когда Лилиан вернулась, её маленькое сердечко бросилось вскачь с наивным ожиданием.

Чего?

Она стояла в коридоре, глядя в дверную щель. Лист бумаги с изображением улыбающегося отца выглядывал из мусорного ведра.

Глава 3. Ябнулись.

В былые времена Манхэттен утопал в зелени. Представлял из себя ценность как источник множества ручьёв и родников с чистейшей водой; лесной массив опьянял ароматом трав; обитатели дикой природы бродили по острову Манна-хатта*, не зная страха и гонений.

*Название ‘Манхэттен’ происходит от слова на языке моонси “Манна-хатта”. В переводе - "Холмистый остров". Язык моонси - это язык, на котором говорят ленапе, уроженцы Нью-Йорка.

Манхэттен - сердцевина Нью-Йорка, по той причине, что изначально город развивался в пределах острова. Лишь в 1898 году город обрёл прилегающие рядом территории, которые были не больше чем отдельными точками на карте. Современный Нью-Йорк больше не ограничивается одним островком. Он состоит из пяти боро: Манхэттен, Бруклин, Квинс, Бронкс и Статен-Айленд. Каждый округ имеет собственные традиции, обладает уникальными чертами, хранит истории и культуру.

Дикие обитатели острова не нянчатся с потомством на берегу - на их смену пришли ряды двадцатиэтажных безмолвных статуй, в которых не видно детей. Тяжёлые тёмные небоскрёбы угрюмо тянутся вверх. Остроконечные шипы на верхушках пронзают небеса. И хотя над Нью-Йорком так же заходит солнце, этот город не имел времени. По вечно незатихающим улицам блуждала знаменитая суетливая толпа в погоне за бешеным ритмом жизни. Бесконечно снующиеся жёлтые такси гудели со всех сторон, ослепляли фарами и петляли по дорогам, не встречая на своём пути зелёные наслаждения. Вывески с рекламами освещали город и днём, и ночью. Нью-Йорк - мировая столица. Новая Вавилонская блудница.

—Знаешь, я тут подумала... — прошипела Лилиан, делая усердный вдох.

—Бывает же.

—Грёбаный корсет явно был лишним.

—Я передам эти слова парамедикам, которые прибудут за тобой, когда ты потеряешь сознание.

—Ты всегда так драматизируешь.

—А ты всегда так безрассудно себя ведёшь.

Лилиан отпила из бокала красного вина и оглядела ресторан "The River Cafe", знаменитый изысканной американской кухней и захватывающими видами из панорамных окон. С последним нельзя было не согласиться. Ресторан находился на берегу реки Ист-Ривер под Бруклинским мостом. Со своего столика Лилиан видела великолепный горизонт Манхэттена, зеленовато-голубую статую "Свободы, озаряющей мир" и обзорную башню на крыше самого высокого небоскрёба.

Атмосферу дополнял оркестр, расположившийся в углу зала: чудесные джазовые композиции, живая фортепианная музыка от знаменитого пианиста дома Сальвадор. Несколько грациозных пар кружились в задней части ресторана. Их роскошные платья и сюртуки мерцали в свете. Лилиан была облачена в шёлковое чёрное платье с открытыми плечами. Тяжёлые складки спадали до самого пола. Тугой корсет стягивал её талию. Откровенный вырез в области декольте подчеркивал её достоинства. Образ одинокой девушки за столиком определённо притягивал внимание. Несколько мужчин попытали себя в удаче и пригласили Лилиан переплестись телами и душой в танце, предлагая составить ей компанию. Но девушка лишь улыбалась на комплименты и тактично отказывала, говоря, что ждёт человека. Безупречное обслуживание позаботилось, чтобы Лилиан не тревожили, но утолить их любопытство был способен разве что мужчина, для которого берегла силы девушка.

Голодные взгляды оценивали каждый сантиметр женского точёного тела, которое обтягивало шёлковое платье. Восхищались ей. Овладевали в мечтах. Мысленно раздевали. Съедали. Бог, что даровал ей благословлённую внешность, не скомпенсировал несчастный подарок судьбы, а лишь прибавил хлопот.

—О-о, — синие глаза Лилиан заискрились, когда безупречное обслуживание приземлило на её столик стрип-стейк из говядины, как затем вежливо объяснил официант - блюдо, приготовленное на гриле, тушёные в красном вине говяжьи рёбрышки с костным мозгом и копчёный беарнский лук-шалот. — Спасибо. Будьте ещё добры повторить напиток.

Ресторан не спроста славится завораживающим видом, но что по поводу еды? Она разрезала стейк ножиком и застонала от удовольствия. Повара не зря едят свой хлеб. River Café заслуженно отмечены звездой Мишлен. Лилиан с искренним блаженством жевала великолепно прожаренные кусочки.

—Оттягивай дорогой вкус, как можно дольше.

—Ой, не напоминай.

Ресторан с безупречным видом, именитыми на весь мир поварами, безупречным обслуживанием, чудесной музыкой и одной из самых выдающихся винных карт. Разумеется, поужинать со счётом менее 100 долларов не получится. Лилиан использовала деньги, полученные во время подработки на практике, когда она ещё была резидентом. Но их хватит разве что, на ещё одно посещение ресторана. И доплатить ей всё равно придётся танцем. Нагой.

—Ты уверена, что всё сработает? Как я помню, ректор поклялся именем Господа, что скорее лишится собственного достоинства, чем поможет тебе.

—Уокер атеист.

—Продолжай и дальше утешать себя этой легендой.

Время от времени люди, наблюдавшие за Лилиан, могли заметить шевеление её губ. Золотые волосы спадали на плечи и спину, придавая не только очарование владелице, но и обладали приятным дополнением. Они прятали маленький беспроводной наушник в левом ухе. В правилах ресторана не имелось пункта, что нельзя говорить с приятелем по связи. Напрасно.

—Я хочу сделать Уокеру предложение.

—Он будет польщён.

—Когда-нибудь, Эдвард, твои шутки обязательно оценят.