Закинуть ботинки на провода

Возмездие в прощении

Закинуть ботинки на провода или возмездие в прощении

Я жил на грани безумия,

желая познать причины,

стучал в дверь.

Она открылась.

Я стучал изнутри!

Джалаледдин Руми

В доме у Курочкиных большая радость. На свет появился второй ребёнок, девочка. Назвали её Сарой, в честь бабушки, по материнской линии. Борис, отец семейства, который день вне себя от счастья, сначала запил с друзьями на радостях, потом очнувшись после ресторана, прибежал домой в час ночи и начал мыть полы, окна, унитаз даже залез под кухонный шкаф, выгребая оттуда засохшие сушки, кусочек почерневшего болгарского перца и пару горошин. Весь мусор он выбросил, кроме гороха. Держа горошины на ладони, перекатывая их, между мозолями, он вспомнил Принцессу на горошине Андерсена и сладко заулыбался, чему-то своему, детскому. Одним словом отец семейства готовился к пополнению. Уставшую после родов мать и ребёнка задержали на неделю под присмотром врачей, девочка родилась с желтоватым оттенком кожи. Пожилой врач, с короткой посеребренной сединой в бородке, успокоил родителей, сказав, что такое часто встречается, нет повода для беспокойства. Надо подождать и желтуха сама пройдёт.

- Мама Сара спит?

- Сынок как у тебя дела в школе?

- Мама можно я пойду посмотрю на неё

- Она спит сына, она ещё совсем маленькая, ты бы лучше за уроки сел.

- Знаешь мама она вчера меня за палец держала и улыбнулась, она меня узнаёт.

Старые люди говорят, если ночью шипит кот, значит он видит духов. В ту ночь Глеб так и не заснул. Он встал с кровати, подошёл к окну, посмотрел на стекло с белым пятном посередине, от влетевшего в него дрозда. Вчера утром, по дороге в школу, он нашёл разбитую птицу под окном, с неестественно вывернутой головой, лапками вверх. Птицу он зарыл, на том же месте где её нашёл. Возвращаясь со школы, обратил внимание, на разрытую могилку дрозда.

Глеб открыл окно, свежий воздух полоснул по лицу суровой прохладой. Над головой небо без звёзд, только редкие огни большого города неестественно горят жёлтым светом. Где-то цвела акация от которой в ночной прохладе шёл густой слегка дурманящий запах. Он закрыл окно, прошёлся пару раз по комнате, пошёл на кухню, выпил стакан кипячённой воды, взял ведро с мусором, вышел в подъезд в направлении мусорного бака. Около мусорки сидел дворовый кот Барсик с дохлым скворцом в зубах. Глеб позвал его:

- Барсик, Барсик иди ко мне. - Кот опустил скворца на землю и зашипел как самовар.

В детстве на Глеба иногда нападала грусть. Невыносимая меланхолия в десять лет, он ещё не совсем осознавал это странное чувство. Временами, особенно по вечерам, он с нездоровым интересом, вспоминал казалось бы на первый взгляд смешное.

День рождения отца, пьяный дядя Вася с пучком петрушки в руке говорит долгий замысловатый тост, переходящий в белиберду, его никто слушает, и от это он возбуждается, почти кричит. Рядом сидит его жена, тётя Люба с пухлыми словно у матрёшки губами, поминутно одёргивая мужа за рукав пиджака, говорит ему улыбаясь:

- Вася, сядь не позорься, сядь Вася, а он одёргивает руку и продолжает как полоумный. Рядом с отцом его почти не видно, маленький толстячок, робкий по натуре. Он словно чувствовал свою ничтожность и каждый раз, когда напивался вдрызг, пытался свою закомплексованность скомпенсировать за счёт речи, чтобы кто-то обратил на него внимание. Но сидящим за столом не до него, они беседуют между собой, изредка кидая косые взгляды в его сторону, посмеиваясь.

Подвыпившие гости время от времени выходят в подъезд покурить. Иногда они забывали потушить бычки от сигарет и те тлели на полу в темноте красным огоньком, словно кто-то рассыпал редкие звёзды на ночном небосводе. Глеб вышел из квартиры, и стал осматривать пол на лестничной площадки в поисках окурка, как услышал приглушённый шёпот сверху. Между их четверым и пятым этажом, у окна, отец задрав юбку тёти Любы, вонзив свои загорелые пальцы в белые бёдра, о чём то страстно её просил, пытаясь поцеловать в губы. Она вяло отталкивала его и называла пьяным дураком. Вспоминая всё это, грусть переходила в щемящую тоску, обжигая не совсем понятной реальностью мозг.

Под утро появились уставшие родители с Сарой. Оба подавлены и неразговорчивые. Сара сидит на диване, отчуждённо смотрит на пол, перебирая восковыми пальчиками рукав жакета. Глеб взял её за руку, поцеловал макушку и отвёл в спальню, помог раздеться, уложил спать.

- Ну, что сказали врачи - хмуро спросил он отца и мать выходя из детской?

- Да ну его - отмахнулся рукой отец. - Я и то наверное больше понимаю - нервно прикуривая от вспыхнувшей спички сигаретку. У отца широкое, немного скуластое лицо, заводского трудяги, руки в мозолях.

- Наследственность, медицина здесь бессильна - понуро мотая головой.

- Сходи-ка жена на кухню, принеси водочки, может полегчает - мать покорно идёт к холодильнику, возвращаясь с бутылкой и тремя продолговатыми стаканчиками специально для водки. Отец наливает себе потом матери, пьёт приглашая рукой меня присоединиться.

- Ну, что-то Борис - негромко возмущается мать - ему же в школу ещё идти.

- Да какая там школа, десятый класс, пора об армии думать.

В такие моменты жизни, когда он начинает переживает за дочь, на его суровое лицо любящего отца ложится тень безысходности. Он конечно держится молодцом, стараясь всем своим видом или редкими шуточками нас поддержать, чтобы мы не падали духом, но мы с матерью понимаем как ему тяжело, и поневоле становимся соучастниками его игры, лишь бы он не унывал. Всем нам тяжело, очень плохо, у каждого из нас по-своему разрывается сердце, мы знаем, что Сара никогда больше не заговорит и с каждым годом нейроны её мозга будут разрушаться от неизлечимой болезни. Иногда в жизни бывают моменты когда хочется уйти, всё бросить, да уйти, нет нет, не от людей, Боже упаси от близких, а от самого себя. Очень хочется, да некуда. А может у меня нет души, там в груди, между лёгкими, грудной клеткой где она живёт, пустота. Залить бы её слезами, как в детстве, а там дыра, да и плакать нельзя, я теперь взрослый, пример для сестры. Может маму попросить, чтобы сказку рассказала перед сном, страшную страшную, заснуть и проснуться поняв, что это сказка, а не явь, а нет, моя действительность стала хуже той самой страшной сказки из детства. Я сплю и просыпаюсь в этой страшной сказке, а ведь у меня нет ничего лишнего, кроме моей жизни.