— Сударыня, вы слышите меня? Очнитесь! Сударыня?! — раздался хриплый мужской голос надо мой, и кто-то легко похлопал меня по щеке, пытаясь привести в чувство.
— Ммм, — застонала я, приходя наконец в себя, и начала мысль разумно.
Голова раскалывалась от дикой боли, а в ушах стоял шум. Открыла тяжелые веки.
Вокруг мрак, а передо мной какой-то неясный силуэт. Похоже мужской. Он наклонился надо мной, но лица не видно. Единственный источник света за его головой на стене и слепит мне глаза. Жмурюсь, пытаясь разглядеть мужчину.
— Кто вы? — простонала я, удивляясь своему незнакомому голосу.
— Так... в себя пришла... хорошо, — протянул мужчина, выпрямляясь и чуть отступая от меня.
Сильнее напрягая зрение, я осмотрелась. Находилась я в какой-то темной комнате похожей на кладовку или склад, пыльные банки на полках, какая-то утварь на стеллажах. Я сидела на стуле, сильно откинувшись на высокую спинку и подлокотники.
Он — этот мужчина возвышался надо мной. Одет в какой-то балахон или плащ с капюшоном, который полностью скрывал его волосы, на лице черная маска. Что за маскарад?
Почувствовала, как страх овладел мною. Где я? Что это за мужчина? И почему мы наедине в какой-то кладовке?
Последнее что я помню, как пила кофе у бутафорской будки городового, дожидаясь своего выхода, пока снимали третью сцену фильма.
— Где я? — спросила я недоуменно, мотая головой и моргая.
Висок пронзила сильная боль.
— Вы со мной. Не надо бояться, я вам все объясню, — произнес тихо и уверенно мужчина, опять склоняясь надо мной. Осторожно прикасаясь пальцами к подбородку, повернул мою голову чуть в сторону и начал осматривать мой ноющий висок. Пробубнил себе под нос: — Вроде зажило, почти не видно.
— Что значит с вами? — спросила требовательно я и быстро скинула его руку со своего подбородка.
— Сударыня, нам надо поговорить, я все объясню, — заявил он властно, и я увидела, как сверкают в прорези маски его светлые глаза.
Поговорить? О чем? И какая еще сударыня? Это он мне?
Я окончательно пришла в себя. Поняла, что нахожусь в темной каморке с каким-то типом в маске, наедине. Что ему нужно? Зачем он приволок меня сюда?
Точно какой-то ненормальный. Одет странно, а говорит еще непонятнее. Надо немедленно выйти отсюда. Не собираюсь я с ним говорить!
— У вас болит голова? — спросил мужчина, всматриваясь в мое лицо.
В следующий миг я с силой оттолкнула мужчину и попыталась встать со стула. Он тут же удержал меня, пытаясь посадить обратно. Я начала бороться с незнакомцем, царапаясь и пиная его, пытаясь вырваться из его сильных рук. Страх уже завладел мною, и я хотела немедленно вырваться и убежать отсюда.
— Прекратите! — процедил мужчина мне в лицо, усаживая меня снова на стул, и зажимая мои руки железной хваткой.
В испуге я продолжала вырываться, не понимая, чего он хочет, но чувствуя, что незнакомец опасен. Он наверняка хотел причинить мне вред, иначе зачем притащил в эту кладовку? Может он насильник или убийца?
— Я сказал прекра...
Мужчина не договорил, так как я снова со всей силы пнула его, попав по причинному месту. Глухо прорычав ругательство, он тут же упер свое колено мне в ноги, а его широкая ладонь в перчатке жестко стиснула мою шею. В следующую секунду я потеряла сознание.
Пришла в себя спустя время. Снова открыла глаза, затравлено озираясь. Все та же мрачная комнатушка. Мужчины не было видно. Но я отчего-то не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Оглядев себя, я отметила, что сижу все на том же стуле, но мои конечности стянуты веревками и привязаны к ножкам и подлокотникам стула.
Я неистово задергалась в своих путах, окончательно холодея от страха.
— Простите, но мне пришлось вас связать, сударыня, — раздался рядом со мной все тот же хрипловатый голос незнакомца. Он вышел из тени, и снова приблизился. — Вы ведете себя как невоспитанная дикарка, а не как благовоспитанная барышня.
— Да иди ты нафиг! — прошипела я, дергаясь в своем капкане, как связанная птица. От испуга у меня на глазах выступили слезы. — Что вам надо?! Зачем вы украли меня? — заверещала я в истерике.
— Я же сказал, что мы должны кое-что обсудить, — цедил он упорно.
— Немедленно отпустите меня или я буду кричать! Вас посадят, за домогательства и похищение!
Он вмиг угрожающе склонился надо мной.
— Прекратите орать, сударыня, — прорычал хрипло незнакомец. — Я не тронул вас и пальцем. Это вы уже избили меня!



— Прекратите орать, сударыня, — прорычал хрипло незнакомец. — Я не тронул вас и пальцем. Это вы уже избили меня!
— А вы меня похитили! — нервно воскликнула я.
— Я только принес вас в кладовку.
— И связали!
— Чтобы вы не распускали руки, — пробурчал он. — Вообще не понимаю, где ваше воспитание, раз вы так себя ведете?
Этот тип еще и стыдить меня вздумал? Или он ожидал, что я буду послушно терпеть его издевательства, раз он притащил меня сюда? Дудки! Я еще из ума не выжила, чтобы меня забавляло такое!
— Отпустите меня немедленно! Ааа!
— Сейчас суну кляп, если не угомонитесь! — пригрозил он. — У нас мало времени, и я только хочу поговорить с вами и всё!
Я тут же закрыла рот, и взглянула на него исподлобья.
— И не собираетесь приставать ко мне и домогаться? — подозрительно спросила я.
— Нет. Я же сказал, только поговорим.
— Ладно, говорите, и побыстрее, пожалуйста. Я не хочу здесь больше находится, мне не по себе в этой темноте. И вообще меня потеряют наверху. Я участвую в съемках, в пятой сцене.
— Как ваша голова? — задал он вопрос.
— Гудит, но сносно. Это вы ударили меня по голове, чтобы украсть?
— Нет, — ответил незнакомец, вздохнув. Откуда-то сбоку он вытащил табурет и уселся на него в двух шагах от меня, расставив длинные ноги в стороны. Одет он был в какие-то странные штаны похоже кожаные и сапоги, далее все остальное скрывал плащ. — Вижу, что вы уже настроены на беседу. То что я вам скажу очень необычно, но вы должны верить мне, сударыня.
— Да говорите уже все толком! — нетерпеливо воскликнула я.
— Хорошо. Я поместил вашу душу в тело умершей девушки. Потом исцелил смертельную рану на вашем виске.
— Вы что сделали?
Мужчина выдохнул и снова повторил свою фразу слово в слово. Через прорези маски, которая полностью скрывала его лицо, светились только его глаза.
— Я не понимаю... — промямлила я и перевела взгляд на свои связанные руки.
И правда мои кисти были тонкими с нежной кожей и без маникюра. Да и тело мое показалось мне гораздо стройнее.
— Вы должны успокоиться и не переживать. Вы живы, говорите осознанно и двигаетесь вроде тоже неплохо. Потому перемещение, по-моему, удалось, — продолжал увещевательно мужчина. — Я и сам это делал впервые. Потому и спрашиваю, как вы себя чувствуете?
— Нормально я себя чувствую, черт вас побери! Что все это значит? И что еще за перемещение душ?! — нервно спросила я, окончательно опешив от его заявлений.
Я не знала, что делать и как себя вести, я вообще не понимала, что происходит. Всё окружающее походило на дурной сон. И все это мне очень не нравилось!
— Я рад, что нормально, — удовлетворенно кивнул он, снова вздохнув. И чуть пододвинув табурет ко мне, и уже тише сказал: — Если вы изволите немного помолчать, то я попробую всё объяснить. Поймите, сударыня, у меня не было другого выхода. На карту поставлена не только судьба России, но и тысячи жизней.
— Неужели, — поморщилась я от его пафосных заявлений.
— Так вы будете слушать и молчать? — уже недовольно пробурчал он.
— Да, слушаю.
— Вы Анна Ковалева, дочь…
— Какая еще Ковалева? — спросила я.
— Вы обещали молчать и слушать, так, сударыня?
— Молчу, — проворчала я, нахмурившись.
— Анна Ковалева. Точнее тело, где находится теперь ваша душа, принадлежит Анне Николаевне Ковалевой, девице двадцати лет. Дочери дворянина Ковалева, академика и археолога. Два часа назад Анну убили выстрелом в голову. Я пришел слишком поздно и не успел спасти ее. Ее душа уже покинула тело и найти ее в сонме бестелесных существ невозможно, душа прежней Анны на небе или же за пределами галактики. Потому мне пришлось искать похожую душу, здесь на Земле. Ваша как раз удовлетворила всем параметрам. Потому я и вселил вашу душу в это тело.
— И я должна в это поверить? — пролепетала я в шоке.
— Должны, потому что это правда. Потом вытащил пулю из головы и исцелил вас, на вашем виске только царапина. И для всех Анна Ковалева останется жива.
— Какой-то берд, — медленно произнесла я, чувствуя, что от всех слов мужчины у меня начинает кружится голова.
Какая еще девица — дворянка двадцати лет? Мне сейчас чуть за тридцать и я не хочу быть этой самой Ковалевой, которую убили.
— Согласен, мой рассказ кажется вам сказкой. Но поверьте мне, сударыня, даже в нашем девятнадцатом веке есть тайные практики, которые позволяют не только быстро исцелять раны, но и переселять души. Но для этого необходимы определенные способности и обучение.
— В каком веке вы сказали? — переспросила я, думая, что мне послышалось.
— В нашем, девятнадцатом.
— Ужас! Вы что же переместили меня не только в новое тело, но и в свой век?
— В смысле мой? — не понял мужчина.
— В ваш девятнадцатый!
— А вас другой век, сударыня? — с издевкой спросил он.
— Да! Двадцать первый! Это просто ужас какой-то.
Мужчина открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл и замер, пораженно глядя на меня. По голосу он был довольно молод, но не юн. Однако его лицо и тело надежно скрывала черная одежда, потому понять сколько реально ему лет и как он выглядел было невозможно.
— Очень странно, — произнес задумчиво незнакомец. — Когда я увидел вас на улице до перемещения вы были в платье нашего века. Что вы мне врете?
— Я актриса и оделась в старинную одежду, чтобы сняться в историческом фильме, — и видя, что он так и не двигается и видимо «не догоняет», добавила: — Ну это как у вас в театре роль сыграть. Понятно?
— Елки-палки... — процедил он. — Что за невезение...
Сначала он потерял след академика Ковалева, который бесследно пропал и неизвестно был ли похищен или убит. Но его тело он тоже не нашел. Потом долго искал его дочь. А сегодня, когда нашел ее местонахождение то опоздал и Анну убили английские или австрийские шпионы, которые тоже охотились за древней рукописью. А теперь эта нелюбезная и боевая девица оказалась из будущего. Как она будет исполнять роль Ковалевой, если не жила в их времени и ничего не знала о нем?
Он похолодел, и невольно почувствовал, как холодный пот струиться по его вискам под маской.
Но искать кого-то другого не было времени. Наверняка Анну уже ищут ее бабушка и компаньонка. А эта активная девица так и норовила сбежать от него, явно не собираясь подчиняться. Хотя ведь он сам искал душу побойчее и похрабрее.
Другая просто не справится со всем этим водоворотом темных дел, которые витали вокруг Ковалевых и их тайны.
Характер новой Анны ему импонировал, но в тоже время вызывал опасения, что она будет исполнять то что ему нужно. Уж больно свободолюбивая и активная. Как с такой договориться?
— Так, — задумчиво произнесла я. — Вы переселили мою душу в тело некой Ковалевой, а что с моим телом?
— Оно спит, в литоргическом сне. Не переживайте, с ним все хорошо. Ваше тело дышит, функционирует как надо, только без сознания. В нашем времени, да и в вашем тоже это уже известно. Обычно таких больных помещают в клинику и наблюдают. Так что к вашему перемещению обратно в тело, оно будет в сохранности. Я прослежу, — убедительно сказал мужчина. И наконец озвучил, что ему надо от меня: — Как только вы выполните вашу миссию, я верну вашу душу обратно.
— Что? Какую еще миссию? Не хочу я ничего исполнять, — замотала я отрицательно головой. — Вы меня спросили, когда все это устраивали?
— Придется. Для этого я и переместил вашу душу, — твердо произнес незнакомец. — Мне нужна живая Ковалева, а переселять души я больше не намерен. Нет времени.
— Вот весело! Почему именно я должна попасть была в это тело вашей Ковалевой? — возмущалась я, все это мне уже не просто не нравилось, а вызывало дикий страх.
— Ваша душа подходила по всем параметрам, я же сказал. Правда я думал вы из нашего века, оплошал с этим.
— А я не хочу, — упиралась я.
— У вас нет другого выхода, как впрочем и у меня, — отрезал он властно, вставая. — Сейчас я провожу вас в комнаты наверху, в вашу спальню. Для достоверности вы скажете, что в вас стреляли, но пуля только оцарапала вам висок. Изобразите нервное состояние. Вы же, как я понял актерка, — он как-то ехидно хмыкнул. — Пригласите доктора, если хотите, чтобы осмотрел вас. Полежите несколько дней, притворитесь больной. Ну это чтобы освоиться в новом теле и месте. Главное ведите себя естественно.
— Естественно?! Вы издеваетесь? У меня какое-то новое тело‚ да еще и век другой, а я ничего не знаю о вашем девятнадцатом веке!
— Придется узнавать все по ходу. Другого варианта нет.
— Как вас зовут? — спросила я пытливо.
— Мое имя вам ничего не прояснит. В течение двух часов я пришлю к вам посыльного с письмом. Внимательно прочитайте мое послание. Я опишу краткую биографию Ковалевой и что вы должны делать.
— Как у вас все складно, господин похититель! — возмутилась я. — А я не буду в этом участвовать, ясно вам?! Я хочу домой. Отправляете мою душу обратно.
— Нет. Вы выполните то что нужно, сударыня. Иначе я не верну вас в ваш двадцать первый век. Услуга за услугу. Вы выполняете нужную миссию в теле Ковалевой, я вас возвращаю обратно.
— Услуга? Это вы вытянули мою душу сюда, я не просила об этом!
— Довольно пререкаться, — свинцовым тоном процедил мужчина. — Выхода у вас другого нет, как и у меня, я уже сказал о том. Так что смиритесь и начинайте вживаться в роль. Обещаю, как только вы выполните, что нам нужно, я сразу же отправлю вас обратно. Кстати, как вас зовут в вашем времени?
— Милана.
— Забавно. Анна, Милана. Имена ваши похожи. Не зря камень указал на вас. Я вижу вы умная девушка, с характером. И всё выполните, так?
— Не знаю, — уже неуверенно ответила я. Хотя все это мне не нравилось, но похоже незнакомец не собирался слушать мои возражения, а пер как бык. — А как потом мне вас найти? Где искать?
— Я сам найду вас. И поверьте ваша миссия продлится не один день. Так что готовьтесь морально, — он приблизился ко мне и склонился. — Итак. Ваша спальня на втором этаже этой гостиницы. Апартаменты двадцать три. Запомните. Анна Ковалева.
Он снова протянул руку к моей шее, надавив пальцами под подбородком и я опять потеряла сознание.
.
Российская Империя, Одесса,
1807 год, май
Когда я очередной раз пришла в себя, то почувствовала, что мое сознание вполне прояснилось, а голова не болела. Открыла глаза.
Я все еще находилась в полутемной кладовке, чуть сползла со стула, а мои конечности не были вязаны. Я повертела головой, прокашлялась, даже встала. Незнакомец в маске исчез. А впереди я заметила приоткрытую дверь, через которую струился свет в кладовку.
Раздались быстрые глухие шаги, а через приоткрытую створку я услышала голоса.
— Манька! Почему до сих пор не убрано в пятый нумере? Ее Сиятельство графиня Качалова недовольна!
— Сейчас побегу, Глафира Ивановна, и всё уберу! Пожалуйста, сударыня, только не лишайте меня сегодняшнего жалования.
Разговор двух женщин, доносившийся из-за двери, словно отрезвил меня. Я вспомнила, что какой-то агрессивный субъект переместил меня в новое тело, и я находилась по его словам в девятнадцатом веке. Должна выполнить некую миссию. Мрачные мысли и тревога вмиг завладели мною, так как я совсем не хотела участвовать во всем этом. Но меня никто и не спрашивал. Оттого надо было как-то освоится в этом времени, попытаться выжить, раз так вышло.
Меня душили негативные эмоции: смесь страха, тревоги и какого-то душевного беспокойства от непонимания, что делать.
Я подняла руку, снова оглядела ее. Не моя рука. Точнее похожа на мою, только пальцы чуть тоньше и ногти коротко подстрижены, без маникюра. В своем мире я носила длинные красные ноги.
Я несчастно вздохнула, снова осматривая кладовку и понимая, что надо уже выбираться отсюда. Я вспомнила как этот противный тип еще обещал прислать какое-то письмо.
— Он сказал номер двадцать три и что меня зовут Анна Ковалева, — пролепетала я себе под нос, подходя к двери выглядывая в коридор.
Я уже взялась за ручку двери, чтобы выйти, но остановилась. Снова оглядела себя, тусклый свет падал на мою непривычную одежду. Какое-то длинное светлое платье, почти до пола, с глухим воротником.
— Ладно, пойду, не сидеть же в кладовке, — подбадривающе сказала я сама себе и вышла. — Второй этаж в этой гостинице вроде говорил. Так... где тут лестница?
Я шла наугад по облезлому коридору. Никого не было видно, но откуда-то слышались голоса и все громче. Через минуту я вышла в большое душное помещение. Здесь стояли какие-то дымящиеся баки, постельное белье висело на веревках, а на каменном полу растекались небольшие мокрые лужицы. Около десяти женщин похожих на прачек, терли белье в корытах или полоскали в тазах.
— Барышня, вы заблудились? — раздался громкий женский голос.
Я обернулась, понимая, что обращаются ко мне и увидела перед собой тощую даму в черном платье и белом переднике.
— Да... простите, я... — замялась я, не зная, что сказать, и понимая что это прачечная гостиницы.
— Вернитесь обратно, откуда пришли. Там дальше винтовая лестница, поднимитесь на этаж выше. Выйдете в парадный холл.
— Спасибо, — кивнула я.
Я даже не заблудилась.
Через пять минут оказалась в просторном светлом холле, со множеством зеркал, люстр и мягких диванчиков с изящными ножками и оббитыми светлым жаккардом времен Александра I. Окружающая изящная и помпезная обстановка гостиницы, люди одетые словно со старинной картины времен Наполеона: дамы в античного покроя платьях, мужчины в различного цвета фраках и намотанных на шею белых галстуках — платках — поразили меня.
Кто-то из постояльцев сидел на диванчиках у большого камина, кто-то стоял у окон, чинно разговаривая. Двое мужчин в черных плащах и цилиндрах находились у высокой сойки, где их имена записывал в книгу служащий гостиницы, мужчина с большими бакенбардами и пышными усами.
Похоже я действительно перенеслась на два века назад, в Российскую империю начала девятнадцатого века. И это обстоятельство снова смутило меня до дрожи в коленях.
На меня никто не обращал внимания, а я, помня наставления мужчины в маске, старалась вести себя естественно. Оглядевшись, увидела большую мраморную лестницу с красной дорожной, ведущую наверх, по ней как раз спускалась импозантная пара в синих одеждах.
Несмотря на мое нервное состояние и дрожь в теле, я все же с интересом глазела по сторонам. Когда еще увидишь воочию людей девятнадцатого века и их реальную жизнь?
Я поднялась на второй этаж, и даже без проблем нашла нужную комнату, точнее апартаменты. Интуиция или воспоминания Анны помогли мне, не знаю. Подошла к двери, та оказалась не заперта. Вошла внутрь. Оказалась в небольшой гостиной из которой вели двери в три небольшие спальни, в двух из них были даже туалетные комнатки.
Обстановка апартаментов показалась мне не такой вычурной как внизу в холле, но мебель довольно добротная из синего бархата. В комнатах никого не оказалось. Я снова осмотрелась.
Увидев в одной из спален большое напольное зеркало на ножках, я подошла к нему.
Начала пытливо и взволнованно рассматривать свое новое тело и лицо. В первую же минуту меня поразило то, что я видела в зеркальном отражении как будто саму себя из двадцать первого века. Только юную, лет на пятнадцать моложе. Тоже тонкое нежное лицо с миндалевидным разрезом больших глаз, округлые скулы, высокий лоб, узкий подбородок и знакомая полнота губ. Мне даже показалось, что это действительно я.
Но чуть ближе придвинувшись к зеркалу, я заметила некие отличия.
Родинка на щеке, которой у меня никогда не было. И глаза сияли насыщенным изумрудным светом, а не мерцали желто-зеленым. Еще цвет волос разительно отличался, Каштановые яркие пряди, собранные в небрежный пучок на затылке и локоны, обрамлявшие мое лицо, совсем не походили цветом на мои прежние русые волосы. Но в остальном, поворот головы, овал лица, даже форма бровей и губ были точь-в-точь как у меня.
Я быстро сняла с себя легкое платье и тонкую нижнюю юбку и нечто похоже на удлиненный лиф. Снова повертелась перед зеркалом. Даже фигура была почти как у меня в юности. Только без шрама от аппендицита, и форма груди чуть другая, более округлая. Остальные изгибы и формы являлись копией моего тела из будущего.
Отчего-то я радостно выдохнула и даже улыбнулась своему отражению.
— Ну хоть что-то утешительное. Это почти я, можно сказать что даже я... — задумчиво говорила я сама с собой, медленно поворачиваясь перед зеркалом, совершенно голая, стояла я в одних кружевных тонких лосинах и без лифа. — Только совсем молодая. Если уж жить здесь, то все же лучше со своим телом... Почти со своим, — я повернулась спиной критично осматривая свои ягодицы в зеркале. — Хотя бы привыкать к своей внешности не придется...
В этот момент раздался громкий стук в дверь. Я стремительно подняла с небольшой банкетки свое платье и быстро натянула его на себя, не надевая ни нижнюю юбку, ни тонкую рубашечку, которые раньше на мне были.
Поспешила к двери и распахнула ее. На пороге стол юный паренек в синей форме.
— Госпожа Ковалева, вам письмо, — он потянул мне конверт.
— Спасибо, — сказала я, забирая письмо и прекрасно понимая от кого оно. Он же обещал прислать мне какие-то инструкции. Я прочитала адресат: «Анне Николаевне Ковалевой от знакомого». Я замялась, взглянув на паренька. — Наверное, тебе надо денег?
Но я совсем не знала сколько надо дать посыльному за услуги и вообще еще не разобралась, где у меня лежат деньги.
— Благодарствую, сударыня, не надо. Господин, передавший письмо заплатил мне с лихвой.
Паренек поклонился и уже развернулся, чтобы уйти, но я тут же окликнула его:
— Постой!
— Слушаю, сударыня? — обернулся ко мне паренек.
— А человек, который передал это письмо, как его имя?
— Не могу знать, сударыня. Он не представился.
— Но ты не знаешь его?
— Нет. Первый раз видел.
— Так, понятно. А как он выглядел? Он был без маски? Ты разглядел его лицо? — настаивала я.
Все же хотелось иметь хоть какие-то сведения о незнакомце, который всё это устроил, и от кого зависела моя дальнейшая судьба.
— Лицо? Не очень. Он быстро приблизился и сунул мне конверт и три рубля, и сказал: «срочно». Я и побежал без оглядки. Знаете ли, не каждый день такой щедрый господин попадется.
— Ясно. А фигура его и просто внешность? Сможешь описать? Какой он из себя, во что одет?
— Да не смотрел я на него, сударыня, — нахмурился паренек посыльный. — Высокий, вроде военный. Только без формы, в штатском костюме.
— Если был без формы почему военный?
— У них выправка отменная, ее ни с кем не спутаешь. А больше и не припомню его особенности. Господин как господин, дворянин, наверное. Не старый вроде.
— Вроде... Наверное… ясно, что ничего не ясно, — прошептала я, печально вздохнув. — Спасибо, что рассказал.
— До свидания, сударыня.
Я закрыла дверь и начала верть послание в руках. Отошла к столу, присела на мягкий стул, и открыла конверт.
Вытащила три листа бумаги. Написаны крупным разборчивым почерком, только с длинными витиеватыми загогулинами. Первая бумага озаглавлена как «Биография», вторая — «Миссия», третья — «Инструкции для исполнения». Причем последнее послание написано кратко и пронумерован каждый пункт. Точно военный, все четко и последовательно. Решила начать с инструкций, так как на этом листе было написано совсем немного.
— Первое. Пригласите доктора, пусть осмотрит вас, — начала читать я вслух, не обращая внимания на странные твердые знаки, где не попадя и необычное написание некоторых слов. — Я переживаю. Главное, чтобы вы чувствовали себя хорошо. Все же это перемещение души впервые в моей практике… Надо же! Переживает он. Что-то не вериться, — проворчала я.
Продолжила читать дальше:
— Второе. Молчите о том, что вы не Анна Ковалева и что я переселил вашу душу. Это опасно. Вас могут посчитать ненормальной... Это я уже итак сообразила, сударь, — хмыкнула я.
Я села удобнее на стуле и прочитала третий пункт:
— На ближайшем балу или рауте заявите при гостях, что многое знаете о трудах вашего батюшки. Что он рассказывал вам о своих раскопках и найденных артефактах. Скажите все это так, чтобы вас слышало, как можно больше людей. Я не знаю, кто из ваших знакомых служит агентом у англичан, но именно он должен услышать это. Тогда вы сможете обезопасить свою жизнь. Пока они будут уверенны, что вы многое знаете, вас... не тронут.
Я отложила этот лист и взяла лист с названием: «Миссия». В нем было чуть больше текста.
«Анна, позвольте к вам так обращаться. Сейчас 1807 год. Вы находитесь в Одессе на юге Российской империи. Вы дочь недавно пропавшего академика, дворянина Николая Христофоровича Ковалева.
Вы должны освоиться в новом теле, как можно быстрее. Тело и мозг человека хранят обычные воспоминания и интуитивные. Вам необходимо все время прислушиваться к себе, к своим мыслям и попытаться что-то вспомнить из прошлой жизни Анны Ковалевой.
В сознании и мозговых клетках человека хранится все, что с ним происходило. Вам надо вспомнить всю информацию, которая касается вашего отца, вернее отца настоящей Анны, академика Ковалева. А главное все, что касается его раскопок древнего Херсонеса Таврического и старинных рукописей. Все что вы будете вспоминать, вам следует записывать, чтобы не забыть.
Эти сведения про древние фолианты очень важны. Они могут поменять ход истории, и повлиять на ближайшие войны с Францией и османами. И на отношение нашего царя к Наполеоне Бонапарте, который задумывает грандиозное покорение мира».
— И всего то! — истерично воскликнула я, сглотнув ком в горле. Сопоставляя даты, и понимая что до войны 1812 года всего пять лет. — Надо же! Всего-то война с Наполеоном! Ну спасибо, господин «Переместитель душ». Всю жизнь мечтала поиграть в шпионов, заговоры и поучаствовать в политических интрижках, — возмущенно с сарказмом пробурчала я, холодный пот выступил у меня на висках. — Блин... вот засада. Куда же я влипла?
«Я найду вас через три-четыре месяца, и мы с вами поговорим. Если вы к тому времени вспомните что нам необходимо, то я тут же отправлю вас обратно в ваше время. Если нет, то придется вам еще пожить в теле Анны Ковалевой. Так что вы первая заинтересованы проштудировать все сознание и воспоминания прежней Анны. Надо узнать, где находится древняя рукопись четырнадцатого века, которую нашел академик Ковалев. Есть большая вероятность, что он все рассказал о ней своей дочери. Успехов вам».
— А если я ничего не вспомню? — напряженно произнесла я. — Он что так и оставит меня здесь? Вот противный человек! Кто его просил вытягивать мою душу сюда?
Прочитав третье письмо, где кратко описывалась биография Анны и ее окружение, я окончательно сникла.
Как это все запомнить? И не провалить эту свою миссию, которую я совсем не желала выполнять. От нервных дум у меня опять разболелась голова. Послышались шаги и в комнату кто-то вошел. Благо я сидела у окна спиной к двери. Потому успела сунуть письмо в карман платья, чтобы его не увидели.
— Ах, Аннет! Ты здесь! Мы тебя ищем уже два часа! — раздался за моей спиной недовольный голос с сильным акцентом похожим на французский говор.
Я обернулась, думая о том, что надо как можно скорее сжечь письмо от незнакомца, пока никто не нашел и не прочитал его.
— Внученька, что случилось? — обеспокоенно спросила старая дама, проходя и снимая шляпку. Она положила ее на стол. — Ты же пошла в кондитерскую, а тебя там не было. Хорошо, что сейчас портье сообщил нам, что ты поднялась наверх. Мы тебя по всей улице искали с Женечкой!
Окинув быстрым взором пожилую женщину в темно-сером одеянии и бледную девицу в кокетливом шелковом платье и бархатном берете с брошью, я поняла, что это бабушка Анны — Павлина… как там ее... не запомнила по отчеству. И компаньонка Анны — Евгения Рогожина, девица которая все детство провела в Париже с семьей. Она была дочерью старинного приятеля Николая Ковалева и его крестницей. Все это я узнала из письма незнакомца.
— У меня очень сильно разболелась голова. Потому я вернулась домой, — ответила я.
— И правда, дитятко, — заявила старушка, прикладывая руку к моему лбу. — Ты вся горишь, Аннушка. Надо, наверное, пригласить к тебе доктора?
— Да, бабушка. Пригласи, пожалуйста, доктора. Я хочу прилечь, — закивала я.
Я подумала, что надо сказаться больной, чтобы немного побыть наедине с собой и все как следует обдумать. Как себя вести и что делать. К тому же и этот в маске велел, чтобы меня осмотрел врач.
— Я провожу тебя, Аннет, — предложила Евгения, так же приближаясь ко мне, на ходу небрежно кинув зонтик и шляпку на один из диванчиков. — А где Матрена? Почему она не прибрала твои вещи. Все валяется на полу. Фи...
— Не знаю.
Евгения проводила меня в одну из спален, тем самым избавив меня от выбора куда идти. Я ведь не знала которая из них именно моя. Помогла прилечь на постель. Я слышала, как бабушка звонила в колокольчик и вскоре в гостиной раздались голоса. Спустя несколько минут старушка вошла в мою спальню и уведомила:
— Доктор в скорости будет. Ты пока, деточка, подремли. Мы не будем беспокоить тебя.
Женщины ушли, прикрыв неплотно дверь. Я же облегченно выдохнула, оставшись наконец одна.
Итак, мое «боевое крещение» состоялось!
И окружающие дамы даже не заметили подмены. Что уже радовало. Главное надо вести себя естественно, как он сказал, и поменьше болтать. А то как бы не подумали, что я не от мира сего, и не упекли в какую-нибудь больницу для душевно-больных.
Я понимала, что ради возвращения домой, точнее в свое тело, я готова исполнять дальше эту непростую роль Анны Ковалевой. Ведь другого варианта этот противный тип в маске мне не предоставил.
.
Средиземное море, близ горы Афон,
1807 год, июнь, флагман «Твердый»
Петр быстро вошел в просторную капитанскую каюту — кабинет вице-адмирала Сенявина и поклонился.
Флагман «Твердый» стоял на якоре, недалеко от берега, ожидая очередного приказа для маневра. Мрачным взором, оглядев молодого мужчину, Дмитрий Николаевич преобразился в лице и воскликнул:
— А, капитан! Проходите, давно вас жду. Когда вы прибыли?
— Добрый день, ваше высокопревосходительство, только что, — ответил коротко Петр, проходя внутрь.
— Ты ли это Игнатьев? Тебя не узнать совсем. Ты темен, словно турок!
— Вообще старался под грузина, как нужно для нашей легенды.
— Да-да, я помню. Наш уважаемый адмирал что-то упоминал про это, — закивал Сенявин и приблизился к молодому человеку, внимательно осматривая его лицо и волосы. — Это что краска? И лицо смуглое, и волосы смольные.
— Что-то вроде того, — кратко заметил молодой человек.
— Да и глаза! Темно-карие, против твоих светлых! Голубые у тебя кажись?
— Голубые, — кивнул Игнатьев.
— Как тебе это удалось?
— Одна знахарка дала мне снадобье, чтобы кожа стала темнее и волос черен. А глаза, тоже есть трава, которую в глаза капать.
— Ну, нет слов! — вымолвил Сенявин. — Ты и впрямь готов. Только ты помнишь, что я советовал тебе? Немым надо тебе стать. Иначе тут же выдашь себя, твой турецкий просто ужасен.
— Но я же грузином представлюсь.
— Грузинский у тебя тоже так себе. Главное, что ты все понимаешь и по-грузински и по-турецки.
— Да, я смогу сыграть нужную роль…
— Хорошо, — кивнул вице-адмирал. — Все должно остаться в тайне естественно, приказ адмирала. Тайный комитет в военном министерстве все одобрил. Итак, давай подытожим твое задание.
— Слушаю, — кивнул Игнатьев.
— Сегодня или завтра будет морское сражение. Конечно, рассчитываем на победу. Но наверняка потопим пару кораблей османов. Постараемся подкинуть тебя поближе к кораблям неприятеля, которые останутся на плаву.
— Понял.
— Говори, что ты с турецкого Бедр-и-Зафара, который на днях наши потопили. Там почти никто не выжил, так что вряд ли тебя разоблачат. Скажешь, что один из турецких кораблей подобрал тебя на днях. Как потопим, название будешь точно знать.
— Итак, проберешься на турецкий корабль, и попытается устроиться среди них. Помни, в Стамбуле есть наш агент, я уже тебе говорил, как его разыскать. Как только что-то узнаешь о нашем деле, сразу извещай.
— Да. Я все понял, ваше высокопревосходительство, — кивнул Петр.
— Главное помни, для нас важно первыми найти эту ценнейшую бумагу, или хотя бы точно понять существовала она реально или нет. Может тебе удастся узнать местонахождение Николая Ковалева. Но это вряд ли. Министерство считает, что его уже нет в живых.
— На сколько я знаю, он пропал на юге империи?
— Да. Ковалев ехал на свое новое место жительство в Екатеринослав. Но не доехал.
— Из последних секретных донесений следует, что именно турки приложили руку к его исчезновению. И османы и европейские державы тоже прекрасно осведомлены про бумагу. И хотят ее уничтожить. Но мы не можем этого допустить. Сам государь наш, Александр Павлович заинтересовался этим делом.
— Все ясно. Сделаю все, что в моих силах.
— Верю в тебя, Игнатьев. Тогда готовься, как только придет время, я позову тебя на палубу. Ступай.
..
Эгейское море, близ острова Лемнос,
1807 год, июнь
Афонское сражение продолжалось уже вторые сутки подряд. Еще на рассвете девятнадцатого числа, русская флотилия из десятка линейных кораблей, наконец выманила турков из пролива Дарданеллы, где выслеживала османов более двух месяцев. Под командованием адмирала Сенявина русская эскадра умело отражала атаки неприятеля, и сама бесстрашно наступала…
Дождавшись покрова ночи и когда морской бой чуть стих, с русского флагмана тихо спустили шлюпку. Она быстро заскользила в пороховом тумане по бурлящей воде, которая пенилась от падающих ядер.
В лодке, едва различимой в ночном мраке, сидели четверо мужчин. Все они под страхом смертной казни присягнули молчать о том, что сейчас делали.
— Эта подойдет, — заявил твердо Игнатьев, указывая на небольшой кусок мачты, плавающей неподалеку.
— Гребите туда, — скомандовал мичман двум матросам.
Уже через несколько минут, Петр умело перемахнул через борт лодки и ухватился сильной рукой за деревянный обломок.
— Ну что продержишься на балке этой? — спросил его мичман.
— Да, благодарю, — кивнул Игнатьев.
Его истязали уже около часа. Но Петр ни разу не проронил ни слова. Он стойко выносил все пытки и лишь мычал, показывая, что не может ничего сказать. Наконец, в трюме появился турецкий офицер-эфенди, который допрашивал его еще на палубе.
— Батур? — обратился он к своему подчиненному, в тот миг, когда Петр от очередного удара в челюсть на миг потерял сознание.
— Молчит, как рыба, — ответил верзила. — Поверь, эфенди, никто бы не выдержал. Я то уж знаю, давно бы закричал. А этот только мычит, видать и впрямь немой.
— Не пойму тогда, язык то у него есть, — задумчиво выдал офицер. — А может он немой с детства? Уродился таким?
— Вероятно, эфенди! Как вы умны!
— Давай, Батур, облей его водой. Говорить сам с ним буду. И развяжи его.
Турок выплеснул в лицо Петра воду из ведра и Игнатьев очнулся. Пока Батур отвязывал его от столба, Петр мотал головой, пытаясь прийти в себя от гудящего болезненного напряжения в висках. Почувствовав, что его руки свободны, молодой человек чуть выпрямился, шатаясь на ногах, и мрачно уставился на турка в грязном турецком кителе, стоящего перед ним.
— Эй, грузин, ты понимаешь по-турецки? — спросил офицер.
Петр прищурился и медленно кивнул, потирая затекшие от веревок запястья. Он устало прислонился к столбу, ибо ему было трудно стоять от боли, которая разливалась по всему его телу, истерзанному от пыток.
— С какого ты корабля? Саид Аль-Бахияра, с флагмана?
Петр отрицательно помотал головой.
— Тогда с какого?
— Может с Бахшареша? — подсказал Батур.
Петр вновь покачал отрицательно головой.
— Да нет, не может он быть с него, — отмахнулся эфенди от верзилы. — Там вся команда на берегу на острове, а корабль подожгли. Я понял. Еще же два фрегата русские потопили на днях.
Подняв руку, Петр медленно показал движением на себя и кивнул.
— Так и есть! Ты с Искендрие или Бедр-и-Зафара? — спросил офицер.
Петр показал два пальца.
— Бедр-и-Зафара? — переспросил эфенди.
Петр кивнул.
— Вы так умны, эфенди, даже язык немых понимаете! — заметил заискивающе Батур.
Офицер сделал знак Батуру замолчать и вновь обратился к Петру, сказав:
— Ты хочешь и дальше служить нам? — Петр кивнул. Офицер продолжал: — Хорошо. В каком звании ты раньше был? А впрочем, какая разница. Будешь в моей команде на этом корабле, согласен?
Петр опять кивнул, понимая, что план по внедрению к туркам удался, и теперь надо было продолжить играть нужную роль и не выдать своих истинных намерений.
год спустя
Российская Империя, Таврида,
окрестности Ахтиара, 1808 год, Май
Петр услышал стоны несчастного еще до того, как вошел в нижний подземный этаж дома. Преодолев чувство отвращения, он вошел внутрь и уставился ледяным взором на Мехмеда Али Хасана, который вновь занес кровавую плетку.
Молодой русский был привязан к столбу и Али Хасан с каким-то остервенением кусал губы, вновь занося плетку. Петр знал, что Мехмед жаждет узнать тайну у молодого человека, но, видимо, тот упорно молчал. Мехмед опустил вновь плеть на плечи пленника и от очередного удара молодой человек потерял сознание и повис на веревках.
— А это ты, Тимур, быстро ты вернулся, — сухо произнес Али Хасан и, указав головой на молодого человека, зло процедил: — Этот мерзкий русский ничего не хочет говорить!
Мехмед вновь поднял руку с плетью, но Петр быстро подошел к нему и стремительно выставил руку вперед, жестом показывая, что русский без сознания.
— Ты прав, Тимур, облей его водой!
Петр кивнул и отошел, чтобы набрать воды в ведро из деревянной бочки. В это время в сыром мрачном помещении появился Эмин — слуга и вымолвил:
— Я нашел в спальне русского недописанное письмо, Мехмед – ага. Оно было спрятано в шкатулке в шкафу. Больше в его комнате ничего нет.
— Давай сюда! — велел Али Хасан и опустил кнут.
Эмин, услужливо поклонившись, протянул ему белый конверт. Мехмед как-то зло начал вертеть письмо в руках. Быстро раскрыл его и начал читать. Уже через минуту процедил:
— Что за гадкий язык. Сложный до жути! Понимаю через слово. Ступай, Эмин. Обыщи все комнаты в доме и доложи.
— Слушаюсь, Махмед - ага, — кивнул слуга и быстро исчез из подвала.
Петр набрал ведро воды и подошел к Ковалеву. Пленника звали Андрей, и он был единственным сыном пропавшего год назад академика Николая Ковалева.
Отмечая, что Мехмед занят письмом, Игнатьев вылил воду рядом с русским, зная, что не стоит несчастного парня приводить в сознание, ибо тогда его пытки продолжатся. А пока он в беспамятстве Мехмед вряд ли будет продолжать истязать его.
Картина окровавленного молодого человека травила душу Петра. Всю обратную дорогу он гнал своего жеребца галопом, предчувствуя, что Мехмед начнет истязать русского без него. Так и вышло, и он опоздал и не смог переубедить Али Хасана не пытать Ковалева.
Весь этот год, выполняя секретное поручение русского командования, Петр не мог поехать к новой Анне и узнать, как у нее дела. Он должен было втереться в доверие турецким офицерам, потому обещание данное той девушке найти ее через четыре месяца он нарушил. Все это время он сильно переживал, не зная, как там эта новая Анна. Прижилась ли в теле, освоилась ли в их веке, и вообще вспомнила что-то про бумагу?
Он планировал в следующем месяце отпроситься у Али Хасана, которому сейчас служил и отправится в Грузию, якобы навестить мать. Но на самом деле намеревался разыскать новую Анну и поговорить с ней, как и обещал год назад. Все это надо было сделать в тайне. Ведь никто не знал, в том числе и его начальство, что в теле дочери академика другая душа. Да даже если бы узнали никто бы и не поверил.
Но тогда у Петра не было другого выхода. Узнай начальство, что он не смог спасти Анну и тем самым провалил задание, его отстранили бы от службы тайным агентом. А этого Игнатьев не мог допустить. Ведь год назад он был просто выбит из колеи, внезапной смертью матери, к которой был сильно привязан. Оттого в тот месяц, когда пропал Николай Ковалев и убили его дочь, Петр допускал одну ошибку за другой. Но сейчас он оправился от душевной боли, и был готов все исправить. И ключом к поискам старинной бумаги должна была стать эта самая девушка из будущего, которая жила теперь в теле Анны.
Приблизившись к Мехмеду, Игнатьев заглянул в исписанный по-русски лист. Действительно, Андрей Ковалев писал, что скоро прибудет в Одессу, чтобы наконец увидится с сестрой. Наконец, обнять ее после долгих лет разлуки. Петр перевел взор на Али Хасана, и показал на своем лице удивление.
— Да, ты прав, та тетка ничего не говорила, что у старика Ковалева была еще и дочь, — кивнул Мехмед. — Но это весьма интересно… Ну и что этот сопляк? Иди, посмотри его, чего он не шевелиться?
Игнатьев медленно подошел к Андрею Ковалеву и приложил руку к его шее. И уже через миг похолодел. Он ощутил, что пульс молодого человека не бьется, и он не просто потерял сознание. Петр проворно приложил ухо к его губам, затем к груди и уже спустя минуту, медленно выпрямился. Он диким взором посмотрел на Мехмеда, резко двинул головой, жестом показывая, что произошло несчастье.
— Что издох? — процедил Мехмед. — Вот шакал! Не сказал ни слова и издох! Паша Румиз убьет меня, когда узнает, что я не нашел никого следа этой проклятой бумаги! И чем я так прогневил Аллаха?!
Пытаясь даже взором не выдать своего негодования, оттого, что этот гнусный полукровка грузин только что убил его сородича, и, понимая, что поставлено на карту, Игнатьев, только застыл, словно изваяние и ощущал, как гулко бьется его скорбящее сердце.
Али Хасан зло бросил кнут наземь и невольно заметил:
— Погоди…а эта девка, его сестра, — Мехмед вновь обратил взор на письмо. — Вот! Точно, она живет в Одессе. Может наведаться туда? Вдруг эта девка что-то знает, и старик Ковалев что-нибудь рассказывал ей?!
Услышав это, Петр резко обернулся и помрачнел, понимая куда клонит Али Хасан.
— Вот будет забава. Девку в кандалы и посмотрим, как она запоет, — как-то кровожадно оскалился полукровка грузин. На это заявление Петр показал резкий знак рукой по горлу, и Мехмед глухо процедил. — Ты прав, это слишком опасно. В Одессе меня знают в лицо, точно схватят. Слушай! А давай, вызовем девку сюда? А? Как тебе такая мысль?
Петр отрицательно замотал головой.
— Что? Ты думаешь, плохая идея? — проворчал Али Хасан, — мне тоже не очень. Не люблю девок истязать, противно… Слушай! Ее братец пишет, что они виделись пятнадцать лет назад. Очень давно. И он пишет, что ей тогда было всего пять лет. Совсем мала… Надо подумать…
Али Хасан медленно вновь пробежался глазами по строкам. Уже через миг его лицо просияло.
— Точно! Эта девка — мой последний козырь. Все же стоит девку заманить сюда, так для нас безопаснее. Но надо встретить ее так, чтобы никто ничего не заподозрил… ведь город полон русских военных…
Все размышления в слух Мехмеда вызывали у Игнатьева приступ холодной ярости. Мало того, что это выродок замучил сейчас Андрея Ковалева, он еще и собирался истязать его сестру. И Петр не знал, как все это повернуть так, чтобы хотя бы девушка осталась невредима.
— Так… если девка приедет сюда, то всё получится очень и очень хорошо, — продолжал размышлять Али Хасан в слух. — И так уж и быть, я не буду жесток с нею. В этот раз попытаюсь выведать у нее всё хитростью. А то и старуха-экономка, и сын Ковалева уже отдали Аллаху душу. Нельзя больше рисковать. Возможно, эта девка последняя, кто может знать что-то о раскопках отца.
Издав глухой рык, Петр привлек к себе внимание и показал глазами на мертвого Ковалева. Мехмед удивленно посмотрел на него, и приказал:
— Выкини его за городом, да и всё.
Но Игнатьев остался на месте, рядом с русским, скрестил руки на груди и как-то недовольно зыркнул на Мехмеда.
— Тебе не нравится мой приказ? — удивился Али Хасан. — Ну, хорошо, прикажи Бахтияру, чтобы вырыл яму и закопал его как положено. Только пусть ночью роет, чтобы никто не увидел.
Петр мрачно кивнул и только после этого опустил глаза.
.
Российская Империя, Таврическая губерния,
порт Ахтиар
1808 год, Июнь
Белопарусный красавец корабль — барк, величественно пересек просторную гавань и направился к деревянному причалу. «Святая Мария», именно так назывался трехмачтовый корабль, преодолев почти двести морских миль от Одессы, теперь пятнадцатого июня прибыл к границам Ахтияра, военного города Российской империи. Ахтиар, которому при основании в 1783 году при Екатерине было дано величественное имя «Севастополь», означающее дословно «Императорский град», во времена царствования Павла I был переименован и теперь носил прежнее турецкое название — Ахтиар.
Таврида и Крым, некогда татарские земли, были присоединены к владениям Российской империи недавно, в конце прошлого века после русско-турецкой войны. Морской порт Севастополя – Ахтиара в описываемые нами времена представлял собой закрытый военный город, с гарнизонами, казармами, частными деревянными домами, крепостью с несколькими башнями при входе в залив. Большая часть населения двадцатитысячного города являлись военными, моряками или работали на нужды Императорского Черноморского флота.
Трехмачтовый барк «Святая Мария» с восемнадцатью пушками, с командой из тридцати матросов был торговым судном. Принадлежал купцу Бобрину, который плавал в Черном море, перевозя различные товары. Ахтиар являлся закрытым городом, и сюда допускались лишь торговые суда Российской империи.
Корабль плавно причалил к берегу, и тут же матросы забегали по палубе, спуская с корабля необходимые сходни. Капитан корабля что-то неразборчиво кричал в сторону подчиненных, явно недовольный их медлительностью. На палубе появились некоторые пассажиры судна.
С берега за всеми этими передвижениями на «Святой Марии» следил некий франт в штатском, одетый по последней французской моде, — в серые панталоны, белую сорочку, яркий жилет, удлиненный черный фрак, черные туфли, плащ и высокую шляпу-цилиндр. Он стоял неподалеку от пристани, чуть сбоку, у высокого фонаря. Лицо молодого мужчины, слегка загорелое оттеняли густые темные волосы завитые и уложенные в модную прическу. Перчатки на руках и трость дополняли его образ.
Рядом с франтом чуть позади на шаг, возвышался его спутник, широкоплечий мужчина, похожий на слугу или телохранителя. Облаченный в простые темные одежды, яркий кушак и мягкие сапоги, он явно был родом с Кавказа.
Мехмед, смурной и недовольный, вытащил кружевной платок и вытер пот со лба. В этом затянутом, узком фраке он просто изнывал от жары. Да он был приучен к разной погоде, но это смехотворное, по его мнению, облачение для мужчины, в котором он был сейчас, а особенно тугой большой бант — галстук, бесили его неимоверно. Но ради достижения цели, чтобы реалистичнее изобразить Андрея Ковалева, он был готов терпеть даже этот душный костюм.
— Не знаю, сколько я смогу играть эту дрянную роль, — заметил желчно Мехмед по-грузински, чуть обернув голову к своему спутнику, которым был Игнатьев. — Но затея мне совсем не по душе. Хорошо, что моя мать — наложница в гареме отца была русскоязычной грузинкой. И я знаю этот поганый русский язык, а то мой маскарад точно бы не удался.
Проигнорировав слова Мехмеда, Петр даже не повел взором, уже привыкнув к бесконечной болтовне и недовольному настроению Али Хасана. Мрачным взором Игнатьев следил, как пришвартовывался корабль.
Эта затея Мехмеда, выдать себя за Андрея Ковалева, убитого брата девушки, была ему омерзительна. Он боялся того, что у турка полукровки всё получится. Али Хасан намеревался хитростью втереться в доверие к девушке и попытаться выведать у нее тайну. Конечно Али Хасан опасался того, что Анна видела брата в раннем детстве и могла помнить облик покойного Андрея, но Петр знал, что теперешняя Анна никогда брата не видела. А ее бабушка, которая последние годы жила с ней, умерла еще полгода назад при странных обстоятельствах. Оттого гнусный спектакль Мехмеда мог вполне увенчаться успехом.
— Надеюсь, мы узнаем нужную девицу, Тимур, — тихо по-грузински продолжал Мехмед, обращаясь к Петру. — Скорее всего это жеманная, глупая дева. Как и все эти русские барышни, модницы.
Решив, что пора выйти из своего укрытия в тени, Мехмед вальяжным шагом направился к кораблю, отираясь на длинную дорогую трость. Игнатьев последовал за ним в трех шагах позади. Остановившись неподалеку от начала канатной лестницы, ведущей на корабль, Мехмет достал лорнет и приставив к глазам, прищурился. Приподняв вверх голову, он стал внимательно изучать немногих пассажиров на палубе, которые ожидали разрешения капитана, чтобы спуститься с корабля.
Играя роль, турок-полукровка контролировал каждое свое движение, каждый свой шаг. Ибо знал — малейшее его упущение, и к нему подойдет военный русский патруль, который курсировал по порту, и потребует от него документы, которых у него не было.
Петр, стоя позади Али Хасана, так же был напряжен. Он чувствовал, что воздух накалился вокруг них, и в любой момент могло произойти все что угодно. Они находились посреди военного русского города, два турка из вражеского лагеря. Любой неверный шаг и их просто расстреляют на месте, без суда и следствия, только заподозрив, что они турецкие шпионы. Но как сказал Али Хасан утром, эта жуткая рискованная затея стоила того. У них был шанс заполучить эту девчонку, которая могла бы знать то что им нужно.
.
Спустя четверть часа, первые пассажиры корабля начали спускаться по сходням. Однако, интересующая их девица никак не появлялась у мостика. Мехмед уже недовольно морщась и, чуть ослабив душный кружевной галстук, нетерпеливо постукивал носком туфли.
Игнатьеву тоже не терпелось увидеть ее! Ту самую девушку, которую он переместил по ошибке из будущего. Хотел понять освоилась ли она в их времени, и хорошо ли себя чувствовала в своем новом теле.
Наконец, к борту корабля приблизилась девушка, небольшого роста в ярком атласном платье и красной шляпке. С помощью матроса, в которого вцепилась словно в спасительный круг, она начала медленно спускаться по качающейся лестнице, то и дело спотыкаясь и охая от ужаса.
— Вот и она! Отчего-то я даже не сомневался, что она будет так выглядеть, — заметил желчно Мехмед.
Петр проигнорировал слова Али Хасана, даже не поведя бровью, а лишь, скрестив руки на груди, не отрываясь пытливо следил за девицей, которая медленно спускалась по деревянному трапу, поддерживаемая матросом.
Девушка — блондинка была невозможно нарумянена и бела, в шелковом, канареечного цвета платье, в огромной соломенной шляпке, украшенной цветами. Головной убор она кокетливо придерживала одной рукой, чтобы сильный свежий ветер не сорвал его с головы. Она то и дело как-то неприятно взвизгивала, словно боялась упасть, когда порыв ветра становился вдруг сильнее. Огромное декольте и просвечивающая юбка платья окончательно вызвали у Петра оторопь.
С первой же минуты она не понравилась Петру. Расфуфыренная, визгливая и какая-то чересчур тощая. Отчего-то в его памяти сохранился совсем другой образ. И изначально после перемещения она выглядела гораздо приятнее и спокойнее, даже там в темной кладовке.
Во что она себя превратила, эта девица из будущего? Неужели она так старалась на отлично сыграть свою роль, что явно переигрывала, превратив себя в вульгарную и неестественную куклу.
Суженные глаза Мехмеда сузились до щелочек и он цинично хмыкнул. Потеряв тут же всякий интерес к девице, как к женщине. Али Хасан опустил лорнет и презрительно, холодно улыбнулся. Отчего-то в тот момент, когда девушка уже спустилась с лестницы и направилась в их сторону, Мехмед вспомнил Литию, свою темноволосую, черноглазую наложницу, со сладкими губами.
.
Когда девушка приблизилась, то Игнатьеву на мгновение показалось будто ее лицо ему совсем незнакомо. Словно он видел ее впервые. Но в той мрачной коморке он плохо разглядел ее, да и тогда пребывал в невменяемом состоянии, оттого смутно помнил внешность Анны Ковалевой.
Облако едкого сладкого запаха от духов девушки вмиг окутало Али Хасана и Петра. Она кокетливо улыбнулась и жеманно произнесла по-французски:
— Добрый день, сударь. Вы, наверное, Андрей Николаевич?
Французский говор девицы вызвал недоумение у Мехмеда, а Петр все прекрасно понял. Игнатьев криво оскалился, думая, что теперь будет делать Али Хасан? Петр прекрасно знал, что грузин-турок ни слова не понимает по-французски.
— О, дорогая сестрица, это вы! Простите! Но я совсем не говорю по-французски, — тут же воскликнул Мехмед по-русски. — Вы же помните, что в детстве я совсем не учил этот язык.
— Правда? — опешила девушка и недовольно надула губки.
— Я моряк и французский мне ни к чему, — тут же добавил властно и недовольно Мехмед.
— Очень жаль.
— Но Анна, дорогая моя сестрица, вы должны простить мне это, — добавил важно Али Хасан, и даже позволил себе улыбнуться.
Петр злорадно смотрел за этой комичной сценой, и ликовал в душе, что план Мехмеда вот-вот провалится.
— О, сударь, вы ошибаетесь, я не ваша сестра! — вдруг воскликнула девушка, глупо захихикав. — Я ее компаньонка. Меня зовут Евгения Ивановна Рогожина. А мадемуазель Аннет еще на корабле, разговаривает с капитаном, — объяснила Евгения и указала на палубу корабля.
Мехмед опешив, непонимающе уставился на девушку, созерцая ее большую мушку над губой. Ехидная ухмылка так же слезла и с лица Петра. И оба мужчины вмиг перевели взгляды наверх на палубу.
В этот момент на лестнице показалась другая девушка в сопровождении пожилого интересного мужчины в морской форме офицера. Капитан улыбался, воодушевленно что-то рассказывая своей спутнице. Распущенные густые волосы девушки свободно развивал ветер, перебирая множество темных и рыжих прядей. Она смотрела куда-то в сторону, указывая капитану на нечто в направлении мыса. Капитан согласно закивал ей, тоже не спуская взгляда с зеленеющего высокого склона.
Петр напряг зрение, и его заинтересованный взгляд прошелся по фигуре девушки, стоящей наверху. Среднего роста, изящная, с каштановой гривой волос и тонкими руками девица вызвала в существе Петра странную заинтересованность.
Это была она! Да-да сейчас он прекрасно узнал ее. Отказывается он помнил ее стройную ладную фигуру, изящный поворот головы и плавные движения.
На ней было платье прямого фасона по античной моде из плотного темно-синего шелка, с небольшим квадратным вырезом, опоясанное под грудью атласной белой лентой. Без шляпки, без украшений, в легком светлом плаще, полы которого развивал ветер, она казалась невозможно легкой и грациозной.
Анна — Милана
Через пару минут я опустила взор вниз, заметив на берегу некое оживление. Увидела Евгению в окружении двух мужчин: импозантного дворянина в цилиндре и черном фраке, а за ним высокого кавказца, похожего на абхаза или грузина, одетого в темные одежды. Он походил на денщика или телохранителя богатого дворянина.
Понимая, что дворянин — это скорее всего мой брат Андрей, точнее брат настоящей Анны Ковалевой, я радостно заулыбалась и помахала ему рукой. В письме он извещал, что обязательно встретит меня в порту.
Заправив непослушную прядь за ухо, я нервно вздохнула. Опять предстояло знакомство с новыми людьми.
«Надеюсь Андрей не заметит подмены» — подумала я.
Но за этот год пока никто не распознал, что в теле Анны, я — Милана.
Я немного комплексовала из-за своей прически. Все же распущенные прямые волосы, чуть заколотые по бокам были не по моде. Но как Евгения завивать их ежедневно и укладывать по несколько часов к ряду в волнистые локоны вокруг головы, мне совсем не хотелось. Я итак достаточно возилась с этими шнуровками и застежками на платьях, подъюбниками и панталонами ежедневно.
Весь этот год для меня прошел словно в каком сказочно-кошмарном историческом сне. Я пыталась освоиться в этом веке, и у меня это даже получалось. Мое новое тело было здоровым, подвижным и я вполне с ним обжилась. Мне просто думалось, что это мое тело, только помолодевшее.
Весь этот год мы с бабушкой и Евгенией жили в Одессе, и вполне мирно. Пособия, которое выплачивало мне министерство, в связи со смертью отца, мне вполне хватало на жизнь. И даже на содержание небольшого домика на окраине города.
Бабушка Анны оказалась чудесной доброй старушкой, и я быстро полюбила ее. Евгения Рогожина, наоборот, была невозможно капризной вредной девушкой. Она была всем недовольна, чем-то постоянно больна, и выносила мозг мне и бабушке своими капризами.
Мне время от времени хотелось выгнать Евгению из своего маленького уютного домика, но я все жалела ее. Она совсем осталась без средств после смерти родителей. Небольшого дохода, который приносила ей торговая лавка в Петербурге, единственное наследство от отца, хватало Евгении только на наряды и на безделушки, типа зонтика и духов. Потому она жила с нами, и мне было жалко выгонять ее на улицу, идти Рогожиной было некуда.
У меня же были деньги и я тратила их с умом. Мне даже удавалось откладывать немного. Я копила на новый дом, более просторный и у моря. Все же жить в Одессе и не на побережье было кощунственно.
В новом для меня времени я освоилась довольно быстро, завела друзей, и мы даже устраивали званые вечера в нашем небольшом доме. Приемы очень любили бабушка и Евгения.
Я же весь этот год жила в ожидании. Ждала того самого незнакомца, который переместил мою душу из будущего. Ведь я вспомнила нечто важное, что могла ему рассказать. Но этот нахальный властный тип так и не появился, даже спустя полгода. Я сильно переживала по этому поводу. И мне думалось, что теперь я навсегда останусь в этом теле и в этом времени.
Спустя время я подумала о том, что можно жить и здесь, без возвращения домой. Я была молода, у меня был скромный, но постоянный доход и даже появились поклонники среди местной знати. Но мне никто пока не приглянулся в ответ, и за этот год я отказала двум молодым людям. Я не хотела выходить замуж без любви, к тому же я думала, что задержусь в этом веке ненадолго.
Моя новая жизнь даже стала меня устраивать. Я научилась скакать верхом, открыла в себе талант рисовальщицы натюрмортов, и даже брала уроки музицирования. В этом веке женщины — дворянки не работали, и мне как натуре деятельной надо было чем-то занять себя. Мне уже думалась, что я останусь в этом веке навсегда, но иногда по вечерам я снова вспоминала о том незнакомце в маске. Гадала — появится ли он снова или нет?
Все шло хорошо и спокойно до прошлого января. В тот зимний морозный день, девятого числа, мы с Евгенией вернулись с прогулки и нашли в гостиной бабушку. Она лежала на полу и без признаков жизни. Приглашенный доктор дал заключение, что бабушка Анны умерла от сердечного приступа. Но мне это все показалось странным. Ведь на губах старушки был какой-то странный белый налет. Но доктор сказал, что это просто остатки непереваренной еды из желудка покойной.
После смерти бабушки, которую мы схоронили на второй день, мне стало гораздо тоскливее, и я даже подумывала о том, чтобы все же выйти замуж. Но боялась, что появится этот самый тип «Переместитель душ» и мне придется возвращаться домой.
А спустя пять месяцев, я получила письмо от брата Андрея, военного морского офицера. Она вышел в отставку и приглашал меня пожить у него в Крыму. Я воспрянула духом и собралась за неделю, купив ближайшие билеты на торговый корабль «Святая Мария». Под зашитой родного брата все же было спокойнее, ведь я помнила, что прежнюю хозяйку моего тела убили.
Конечно я думала, что поплыву к брату одна, но Евгения так канючила и плакала, что не хочет оставаться в Одессе в одиночестве, что пришлось взять с собой и её.
Быстро распрощавшись с капитаном корабля, я ловко без посторонней помощи сбежала вниз по сходням, и приблизилась к молодым людям.
— Братец! — воскликнула я радостно и сразу же по-родственному крепко обняла Андрея.
Быстро распрощавшись с капитаном, девушка ловко без посторонней помощи сбежала вниз по сходням, чем привела в удивление Мехмеда и Игнатьева.
— Братец! — воскликнула Анна, и без предисловий обняла его.
Опешив от ее поведения Мехмед Али Хасан несколько мгновений стоял, не шелохнувшись, а затем властно отстранил девушку от себя.
— Анна Николаевна! Кругом же люди, — наставительно заметил Мехмед, явно сконфуженный непосредственным поведением девушки. — Здравствуй…
Петр, же не отрываясь, рассматривал эту девицу. И словно в каком-то бреду не мог отвести взора от ее нежного лица. Теперь вблизи, при свете дня она показалась ему невозможной красавицей. С румяным округлым лицом, ямочками на щеках, светлой кожей, прямыми густыми волосами и горящими яркими глазами. Но было в ней что-то еще. Что-то гипнотическое, притягивающее и невероятно родное.
— Ох прости! Я совсем не помню тебя, Андрюша. Но я все равно так рада видеть тебя! — радостно воскликнула Анна, сильно пожимая руку Али Хасану своими двумя ладошками.
Она улыбалась, ласково смотря вверх на брата. Он был на полголовы выше нее. От ее непосредственности и горячности, Мехмед опять не нашелся что сказать. Он явно не ожидал от великосветской барышни столь вызывающего поведения.
Петр же наконец взял себя в руки, мотнул головой, чувствуя, как его сердце гулко бьется. Но через миг, не в силах сдержаться, вновь перевел взгляд на лицо Анны и уставился на ее глаза, насыщенного цвета аквамарина. Цвета моря в спокойный день.
А в его голове застучала одна единственная мысль — это она! Та самая! Он знал ее давно, уже многие тысячи лет. Игнатьев ощущал, что его душа сразу же откликнулась на призыв ее души, просто и четко, как на свою вторую звездную половику.
И тут Пётр опомнился. Нахмурился и сжал кулак, заставляя себя думать разумно.
Он что не в себе? Какая вторая половинка? Что за романтические бредни овладели его существом? Сейчас он же выполняет звание командования, а она вообще из другого времени.
Мехмед осторожно высвободил свою руку из маленькой кисти девушки и холодно произнес:
— Я рад, что ты приехала, Анна. Я ждал тебя.
— И я счастлива вновь увидеть тебя, братец. Это Евгения…
— Я уже представилась, Аннет, — колко заявила Рогожина, перебив девушку и вновь глупо захихикала. — Мы так долго ждали пока ты спустишься, что успели обмолвиться парой приветливых фраз.
— Ну и отлично, — кивнула Аня и, улыбнувшись брату и Евгении. В следующий миг она перевела глаза на Петра, от горящего пронзительного взора которого ей стало не по себе. — Ты представишь меня своему спутнику? — попросила она тихо у Мехмеда.
.
Анна — Милана
— Это мой телохранитель, Тимур Дадаури. Он аджарец с юга Грузии, — ответил мне Андрей.
Пробегая взглядом по высокой фигуре темноволосого молодого человека с короткой бородой, и карими глазами, я ощутила неприятный озноб по всему телу. Лицо Тимура, загорелое и обветренное, выражало силу и властность. Он так же в упор смотрел на меня, пронзительным и напряженным взором, а его губы были сжаты в тонкую полоску – лезвие.
— О, Андрей Николаевич, а это не страшно иметь такого опасного человека при себе? — промямлила Евгения тихо, как-то подозрительно смотря на Тимура, который стоял словно изваяние, с непроницаемым лицом, скрестив руки на груди.
— Простите, сударь! Евгения не хотела обидеть вас, — тут же выпалила я, увидев, как грузин недовольно свел брови к переносице, после реплики Рогожиной.
— Отнють, сударыня, — ответил быстро мой брат. — Тимур несколько раз спасал мне жизнь. Я уверен в нем как в самом себе. К тому же он скорее опасен для тех, кто посмеет угрожать мне или моим близким. И вы совсем не обидели его. «Опасный человек» это скорее комплимент, ведь так, Тимур?
На вопрос Андрея, его телохранитель лишь хмуро оскалился, оставшись стоять неподвижно. И эта улыбка мне совсем не понравилась. Я инстинктивно чувствовала некое напряжение и недовольство исходившее от грузина. Мне подумалось, что он похож на опасного хищного зверя в человеческом обличии.
— Я рада, Тимур, что вы служите у моего брата, — сказала я, решив немного сгладить слова Евгении.
Он в ответ промолчал.
— Милая моя сестрица, Тимур немой. Он не может говорить.
— О Боже! — воскликнула театрально Евгения.
— Да и видимо с детства, так Тимур? — обернулся к телохранителю Андрей. Тот медленно кивнул. — Он лишь понимает все, что мы говорим, но ответить не может. Так же, как и писать. Он неграмотный.
— Это весьма печально, Тимур, — заметила я удрученно, вновь обратив взор на грузина, по-доброму улыбнулась ему.
— Ах, сестрица, оставь эту тему, — отмахнулся Андрей. — Сударыни, прошу, пойдемте в экипаж, а то на солнце ужасно жарко. И где же ваш багаж?
— Это все, — указала я на четыре саквояжа и пару коробок, которые матросы любезно поставили рядом с ними.
— Аннет не разрешила мне брать много вещей, — недовольно промямлила Евгения.
Следуя за молодыми людьми, Петр медленно шел позади, упорно методично разглядывая Анну. Плавные движения, речи и мимика этой девушки вызывали в его существе живой интерес. Ее синее платье, в которое была облачна ее стройная фигурка, хотя и было скромным, но все же очень женственным. С рукавами фонариками, обнажающими изящные красивые руки и утянутое под грудью.
Молодые люди приблизились к коляске, и Мехмед начал указывать матросу куда положить вещи. Петр остановился у коней, поправляя сбрую и то и дело поглядывал на девушек. Его настойчивый изучающий взор не укрылся от Евгении.
Анна — Милана
— Эти грузины так же кровожадны, как турки, — прошипела мне Евгения по-французски, указывая головой на телохранителя брата. — А у этого взгляд невозможно дикий и страшный. У меня аж мурашки по коже, когда он так смотрит…
Я тут же жестом остановила дальнейшую речь Рогожиной, испугавшись, что Тимур услышит слова компаньонки, ведь он стоял неподалеку.
— О, Аннет! Он же не понимает по-французски, так сказал ваш братец, — произнесла тут же Евгения, скорчив гримаску.
Отметив, что после слов Евгении, взор грузина стал откровенно угрожающим, я обернулась к подруге и наставительно заметила так же по-французски:
— Евгения, ты говоришь обидные вещи, прекрати это. Охранник моего брата не заслужил этого.
Петр прекрасно понял каждое слово Анны и Евгении. Прищурившись и, окатив девушек с ног до головы колючим взором, он отвернулся к лошадям.
В этот момент Мехмед закончил с багажом и приблизился к Анне:
— Моя усадьба находится в Форосе. Пару часов езды отсюда, — объяснил он девушкам.
— Андрей, ты же писал, что живешь на центральной улице у порта, — удивилась Анна.
— Да, жил раньше. Но там так шумно и грязно, Анна. К тому же один мой знакомый предложил мне на год взять в аренду свою небольшую усадьбу по сходной цене. Оттого я и переехал месяц назад.
Игнатьев поджал губы, слушая вранье Али Хасана. Естественно полукровка турок не мог жить на центральной улице военного русского города, как убитый Андрей Ковалев. Его бы заметили и схватили в тот же день. Потому была придумана эта легенда про знакомого с арендой, для того чтобы увезти Анну подальше в глушь и не привлекать излишнего внимания властей.
Мехмед помог девушкам сесть в коляску, и сам сел напротив на бархатное сидение. Петр занял место на козлах и управлял экипажем. Едва они проехали версту или две, как турок-полукровка, улыбнувшись Анне, заботливо спросил:
— Ты должно быть устала, сестрица?
— И совсем нет, — улыбнулась ему в ответ девушка. — Ты знаешь, братец, меня очень впечатлило путешествие на корабле. Раньше я боялась кораблей, ибо никогда не плавала на них. Но теперь мне это так понравилось! Стоишь на носу корабля и твое лицо обдувает ветер! Это так здорово!
— Жуть одна! — тут же поморщилась Евгения. — Так страшно. Того и гляди упадешь в эту бурлящую за бортом воду!
— И совсем не страшно, — замотала головой Анна. — Это так завораживает!
Петр, слушая разговор молодых людей, сидящих за его спиной, невольно улыбнулся в короткую бороду, ощущая, что слова Анны ему по душе. Эта девица из будущего все более импонировала ему, в ней не было ни жеманности ни нарочитого высокомерия, как у девушек ее круга. Но может оттого, что она не родилась в их времени?
— Я тебя прекрасно понимаю, Андрей, — продолжала с воодушевлением Анна. — Не зря ты стал моряком. И наш покойный дядюшка, капитан корабля, все время его вспоминаю, Царство ему небесное! Отдал свою жизнь в морском бою в сражении с турками.
Услышав эту фразу, Петр напрягся всем телом. Фраза Анны о дяде задела его за живое. Да это он сам написал ей об этом, в том первом письме о биографии Анны Ковалевой, но сейчас ему стало не по себе.
Он понимал, что не должен был теперь коварный Мехмед везти эту невинную девушку в свое логово, чтобы попытаться обмануть ее, а может даже и убить. Это было несправедливо, гнусно и жестоко. Как же в этот миг Петру хотелось повернуться и сжать горло турка смертельным кольцом рук или просто пристрелить как бешеного пса, за все то зло, что он уже совершил в этой жизни. И освободить этих невинных пташек, Анну и Евгению, которые теперь явно не понимали во что вляпались и что их ждало впереди.
Но он не мог. Он должен был и далее играть эту роль телохранителя — грузина и молча смотреть, как гнусный турок творит зло.
Петр попал в услужение Мехмеда неслучайно.
Тогда год назад, взятый на службу к туркам, Игнатьев в течение нескольких месяцев, пытался найти крючок или маленькую зацепку отголосков тех людей, которые искали ученого Николая Ковалева и его документы. Служа у паши Азира сначала матросом, потом личным охранником, он случайно спустя пару месяцев подслушал один разговор между пашой и его подчиненным Мехмедом Али Хасаном. Паша требовал, чтобы Мехмед усилил свои поиски пропавшего документа. Петр понял, что они говорят именно о нужной ему бумаге.
Мехмед часто находился в войске паши и лишь иногда удалялся на несколько недель в свое имение, на юге Батоми. Оттого Петр разработал целый план, дабы втереться в доверие к турку-грузину. Он два раза специально спасал его среди опасного боя, и тем самым заслужил его благосклонность. А потом просто намекнул на то, что хочет служить именно у Мехмеда, а не у паши. Проникшись к Петру, Али Хасан выпросил у паши Азира молодого бесстрашного человека, сделав его своим телохранителем, думая, что он чистокровный грузин и совсем не догадываясь о том, что он русский агент.
— Андрюша, ты позволишь мне так себя называть? — спросила Анна, и ее лицо окрасила прелестная озорная улыбка.
Мехмед ощутил, что не может оторвать взгляда от этой юной красавицы с волосами цвета шоколада. Лицо ее, с тонкими чертами, прямым носом, круглыми щеками имело небольшой загар, который оттенял ее зеленые яркие глаза.
— Как тебе угодно, Анна, — ответил медленно Мехмед. — Расскажи, как прошло ваше путешествие?
Девушка не успела ответить, за нее как Евгения воскликнула:
— О, это было так утомительно! Я почти всю дорогу пролежала в каюте с морской болезнью!
Мехмед заставил перевести свой взгляд на Рогожину.
— Многие женщины плохо переносят морскую качку, — заметил он, поморщившись. — Евгения, как я вас понимаю.
Та театрально закивала и добавила:
— Как невозможно палит солнце. Опять я покроюсь этим жутким загаром. Ах, Аннет, отчего ты не дала мне взять зонтик.
— Загар, что нем такого? — пожала плечами Анна.
— Я говорила вашей сестрице, сударь, — снова обратилась к Мехмеду, Евгения. — Что вредно выходить на солнце и это может испортить кожу. Но она и слушать не хочет.
— Мне загар не мешает, — тихо ответила девушка и отвернулась.
— Согласен с вами, Евгения. Моя кожа тоже становится смуглой под этим солнцем, — закивал Мехмед, пытаясь оправдать свой смуглый цвет кожи и не вызвать подозрений. — Приходится все время пудрить лицо.
Управляя лошадьми и стараясь расслышать каждое слово, Петр на миг задумался. Чуть съехал с дороги и попал в колею. Открытая коляска невольно въехала в большую рытвину и опасно накренилась, начав заваливаться вбок.
Испуганные крики девушек привели Игнатьева в чувство. Быстро среагировав, он сильно натянул вожжи, пытаясь осадить лошадей. Вдруг левое колесо у коляски соскочило с оси и карета повалилась на бок. Петр стремительно натянул что было мочи вожжи, чтобы лошади остановились.
Ловко спрыгнув с падающей коляски, Петр тут же обернулся. Увидел, что экипаж лежит на боку. Девушки, слетев с сидения кареты, сидели на земле в грядной луже, а Мехмед стоял на коленях и пытался подняться.
Лошади истошно ржали, дергая нервно головами, и били копытами.
Петр поспешил на помощь. Без предисловий он обхватил Анну за талию, легко вытянул ее из грязи, и поставил на сухую дорогу. И немедля убрал руки, боясь, что она сочтет его поступок чересчур дерзким. Она промямлила слова благодарности и Игнатьев, лишь криво оскалился в ответ.
Далее он залез сапогом по щиколотку в грязь, пытаясь поднять Евгению, которая дико истерила, пыталась подняться на ноги. Быстро подхватив Рогозину так же за талию, Петр так же вытащил ее из лужи.
Потом поспешил к лошадям, чтобы успокоить их.
Мехмед выбрался сам. Отойдя от грязной лужи, он выдал пару проклятий на турецком, пытался отряхнуться.
— Боже, какой ужас! Я вся в грязи! — невольно вопила Евгения, дергая свое грязное платье.
Анна же подойдя к Мехмеду испуганно запричитала:
— Что случилось? Колесо слетело?
— Похоже на то, сестрица, — буркнул недовольно тот и приблизился к Петру, который уже пытался перевернуть коляску обратно.
У него почти это получилось, но не хватало еще силы. Мехмед быстро помог, и мужчины поставили открытый экипаж обратно на три колеса. Игнатьев принялся внимательно осматривать ось, а потом и колесо, валяющееся рядом.
— Что же теперь делать? — спросила участливо Анна, подходя к ним.
Петр, уже вытащив тяжелое колесо из лужи, поднял на девушку свинцовый темный взгляд и она поняла, что лучше помолчать.
— Не переживай, сестрица, — сказал тут же успокаивающе Мехмед. — Тимур знаток в этом деле. Я помогу ему. Ты лучше отойди, чтобы сильнее не испачкаться.
— Извини, братец, — кивнула девушка и только тут заметила на своей ладони сильные ссадины, которые видимо получила, когда падала с экипажа.
— Как теперь отмыть эту грязь! — не унималась Евгения, чуть отойдя и пытаясь стереть грязную жижу со своей юбки.
Пытаясь поставить колесо на место, Пе тр краем глаза следил за Анной. Он вертела запястьем и поморщилась, растирая здоровой ладонью ушибленную руку. Измайлов нахмурился, продолжая заниматься колесом и старалась не обращать внимания на истерику Евгении, которая кудахтала над своим грязным платьем.
Таврическая губерния, Крым,
Форос,1808 год, Май, 25
Анна — Милана
Вечером моя рука совсем распухла, и невыносимо ныла от боли. Я понимала, что надо послать за лекарем. Но было уже за полночь и слуги все спали, и было просто невежливо поднимать их с постели. Потому я решила потерпеть до утра и попытаться заснуть с ноющей рукой, но уже к двум часам боль в запястье стала невыносимой.
В съемную усадьбу на Форосе, мы приехали только к вечеру. Кухарка подала нам скудный ужин и после все отправились спать. Каждый в свою комнату. Но моя ноющая рука не дала мне уснуть.
Ощутив неподдельный страх, ибо в кухне теперь ночью никого не должно было быть, я резко обернулась назад. Сердце ушло в пятки от ужаса, когда в темном проеме двери я разглядела очертания высокой фигуры человека или призрака.
Похолодев до кончиков пальцев ног, я стремительно слетела со стула, приземлившись на пол. Нечаянно ударилась больной рукой о нижний шкаф. Вскрикнув от боли, я вперила испуганный взор в человека, застывшего на пороге кухни, лицо которого скрывал полумрак коридора.
— Вы кто?! — выпалила я нервно.
Человек, наконец, соизволил сдвинуться с места и медленно прошел в кухню. Свет свечи озарил мрачное лицо Тимура Дадаури. Он приблизился, внимательно смотря на меня.
— Это вы, Тимур! Я так испугалась, — пролепетала невольно я и облегченно выдохнула, потирая ушибленную руку, которая болела. — Я хотела найти мед, чтобы сделать примочку. Моя рука разболелась, я сильно ударилась, когда упала. Не могу спать.
Прищурив глаза, Петр с ног до головы оглядел девушку, остановил взор на ее сочных губах. В этом ночном полумраке комнаты, озаренной только единственной свечой, она казалась такой воздушной и прекрасной, с распущенными по плечам волосами и лихорадочно горящим взором.
Отчего-то в этот миг он подумал, а что если бы она была его возлюбленной? И он мог сейчас наедине поцеловать ее. Это желание возникло у него внезапно. Но было до того сильным, что Петр, словно в каком-то дурмане, придвигаться ближе к девушке. Видел только перед собой ее бледное лицо и манящие губы.
Вмиг поймав красноречивый взгляд грузина, я смутилась и чуть попятилась назад.
— Что вам угодно? — выпалила я испуганно.
Мне стало не по себе оттого, что я находилась сейчас наедине с этим опасным мужчиной, да еще и ночью.
От ее возгласа Петр тут же пришел в себя.
Понимая, что ведет себя ненормально, он тут же железная волей остановил поток вожделения, который внезапно завладел его телом и мыслями.
Что он творит? Он совсем позабыл, что она прибыла из будущего, и должна помочь разыскать ценную бумагу, а он выполняет тайную миссию. Но минуту назад он как будто был не в себе, словно какой-то мальчишка так впечатлился прелестями Анны, что вел себя совершенно глупо.
— Мне надо найти мед. Моя рука невыносимо болит. Тимур, вы знаете, где он? — спросила я напряженно.
Мужчина медленно прикрыл глаза и кивнул. В следующий миг Тимур сделал мне знак рукой и быстро направился к выходу из кухни.
Я осталась на месте, не понимая куда он зовет меня. Тимур обернулся и вновь сделал знак рукой — следовать за ним.
— Вы хотите, чтобы я пошла с вами? — выпалила я, нервно окидывая его широкоплечую фигуру.
Я не успела договорить, как мужчина, стремительно в три шага вернулся ко мне и бесцеремонно схватил меня за здоровую руку, потянул к выходу из кухни.
— Хорошо, я пойду, — согласилась я, быстро вытягивая свою руку из его широкой ладони.
Ничего не понимая, я последовала за Тимуром.
Мы прошли по коридору к лестнице, потом на второй этаж, к самой дальней комнате. Это была спальня Тимура. Он проворно распахнул дверь и быстро вошел внутрь.
Я же не решилась войти, считая приемлемым входить ночью в комнату мужчины, даже если он был телохранителем моего брата. Тимур обернулся и, нахмурившись, сделал мне знак рукой войти.
— Я не пойду дальше, Тимур. Извините меня, но это нехорошо, — произнесла я.
На лице Дадаури отразилось недовольное выражение и он, прищурив глаза, пригвоздил меня взглядом. Однако быстро прошел дальше к шкафу и что-то достал. Подойдя ко мне, он через порог протянул мне черную баночку.
— Что это?
Тимур показал, как будто что-то берет из баночки и мажет на свое запястье.
— Это мазь, которая снимет боль в руке? — догадалась я.
Он быстро кивнул и вдруг улыбнулся мне. Я даже опешила, совсем не ожидая, что этот суровый грузин может улыбаться. Ведь за последние сутки я не видела не только улыбки на его лице, но даже приветливого взгляда. Он всегда смотрел грозно и холодно на всех. Смутившись, от его улыбки и желания помочь ей, я тихо пролепетала:
— Благодарю.
Я уже протянула руку, чтобы взять баночку, но в следующий миг Тимур свободной рукой открыл крышку и сделал знак рукой, чтобы я подставила свою руку. Я протянула ему кисть и он, захватив пальцами немного мази, начал осторожно намазывать мое запястье, стараясь едва касаться моей кожи.
Потом закрыл баночку и протянул мне мазь.
— Благодарю, Тимур, — кивнула я, забирая баночку, и видя, как его карие глаза не отрываются от моего лица. Опять этот странный взгляд как на кухне, который вызывал у меня озноб по всему телу. — Я пойду к себе в комнату.
Он вновь улыбнулся и кивнул.
Я ощутила, как мазь действительно начала охлаждать руку, а боль стала не такой сильной.
— Вы знаете, мазь действительно притупила боль, — сказала я, тоже по-доброму улыбнулась ему в ответ и тихо добавила: — Спокойной ночи, Тимур.
Едва забрезжил рассвет, я была уже на ногах.
Осторожно приоткрыв дверь спальни, я выглянула в коридор. Дом спал. Тихо, тайком я покинула двухэтажный деревянный особняк, окруженный густыми кедрами и стройными кипарисами. Не оглядываясь, поспешила вперед, с восторгом созерцая высокую гору, у подножья которой располагалась усадьба.
Небольшое поселение под названием Форос располагалось на гористой местности. Все побережье вокруг моря окружали величественные вековые горы, покрытые зеленью. Поселение состояло всего их двух десятков небольших усадеб, которые граничили друг с другом, и небольшой деревеньки. В основном здесь жили крымские татары.
Прошло уже два дня, как мы с Евгенией приехали в Крым. На следующее утро по приезду, кухарка Тамара, осмотрев мою руку, сказала, что у меня просто сильный ушиб.
Благодаря мази Тимура и компрессам, которые ежедневно делала заботливая кухарка, моя рука совсем выздоровела. Оттого сегодня я решила прогуляться по окрестностям.
Андрей каждый день уезжал из дома на рассвете по делам вместе со своим телохранителем Тимуром, и я видела брата только за ужином. Это было мучительно. Все дни напролет я была вынуждена терпеть общество Евгении, которая постоянно была чем-то недовольна.
По узкой дорожке, затененной зеленью от сосен и кедров, я с энтузиазмом направилась к мысу, который виднелся на западном берегу бухты. Удобные туфли и легкое льняное платье без корсета не стесняли мои движения были удобны и быстро преодолевала небольшие заросшие участки, пробираясь все дальше по извилистой тропинке.
Уже спустя полчаса я легко взобралась на середину покрытого зеленью мыса и замерла.
Вид, который открылся ее взору был до того захватывающим, что я восторженно замерла, созерцая красоту бескрайнего моря и зеленых гор справа. Утреннее солнце едва вставало из-за горизонта. Морская гладь тихая и спокойная переливалась в светлых лучах множеством бликов. Справа вдалеке был виден другой мыс, который завершал бухту и имел отвесный край, который спускался в морскую пучину. Чайки кружили над ее головой, радостно крича, будто приветствуя восходящее солнце.
Я присела на мягкий пушистый ковер из травы и, обхватив колени руками, вдыхала свежий аромат соленого моря и свежего утра.
Вдруг позади послышался топот копыт лошади. Обернувшись, я увидела стройного всадника на белом взмыленном коне. Всадник быстро спешился и, подхватив коня под уздцы, направился в мою сторону. Одет он был, как крымский татарин в темную папаху, шаровары, высокие сапоги и черную куртку с вышивкой.
Когда мужчина приблизился, я разглядела его смуглое лицо, с черными густыми усами, яркие глаза и темные короткие волосы. Он было молод, лет двадцати пяти не более.
— Здравствуйте, сударыня, — поздоровался галантно молодой человек на русском с сильным акцентом.
Я улыбнулась ему и приветливо ответила:
— Добрый день, сударь.
— Вы гуляете здесь? — задал он тут же вопрос, останавливаясь в тех шагах от меня.
— Да.
— Раньше я не видел вас.
— Я приехала пару дней назад к своему брату Андрею Николаевичу Ковалеву. Наша усадьба здесь неподалеку, мы снимаем ее у господина Хоруба.
— О! Я знаю, где это. Иван Амирьянович друг нашей семьи, и он давно искал постояльцев в свою усадьбу.
— Вот теперь мы и есть те постояльцы.
— Как замечательно, что я вас встретил, сударыня. Позвольте представится. Юсуф Амет-хан, старший из сыновой Имрана Амет-хана. Мой род происходит из крымских татар. Могу я осведомиться, а как вас зовут?
Я поняла, что оказалась права в своих догадках. Молодой человек происходил из одного из здешних семейств крымских татар. Андрей вчера как раз рассказывал ей о них. Внешне Юсуф очень походил на турка или араба, своей колоритной внешностью.
— Анна Николаевна Ковалева.
— Анна! Какое красивое имя, как впрочем, и вы сами, сударыня. У вас такие яркие глаза, что я очарован вами с первого взгляда.
— Благодарю, — смущенно ответила я, понимая, что Юсуф прекрасно умеет говорить комплементы. — Вы первый кто говорит мне такие приятные слова.
— Разве мужчины никогда не восхваляли вашу красоту?
— Я никогда не говорила так много с незнакомыми мужчинами, — ответила я, тут же придумав как лучше ответила девушка дворянка на моем месте. — Матушка держала меня в строгости.
— И это к лучшему! Вы прекрасный бриллиант, который может украсить любого мужчину, — продолжал свои зазывные речи.
— Благодарю.
— Вы знаете, Анна Николаевна, мое имение неподалеку, на юге граничит с вашей усадьбой.
— Это и впрямь замечательно...
Зеркало отразило лицо молодого человека. Смуглое, с прямым гордым носом, высокими скулами и смольными густыми волосами. Глаза его темно-орехового цвета с большими черными зрачками, обрамлялись черными бровями. Резкие черты обветренного ветрами лица, твердые сухие губы, выдавали в нем человека гордого и властного.
Петр до сих пор не мог привыкнуть к своей смуглой внешности. Его теперешний облик совсем не нравился ему, ибо темные волосы и смуглая кожа, делали его итак некрасивое лицо еще более диким и суровым.
Почти в девять Игнатьев вышел из своей спальни и спустился вниз, прошествовал на кухню. Худощавая высокая татарка Тамара готовила что-то на плите. Едва заслышав его шаги, женщина обернулась и спросила:
— Доброе утро, Господин Дадаури, завтрак почти готов. Вы здесь поедите или в столовой со всеми вам подать?
Медленно жестом указав на столовую, Петр взял яблоко из большой миски и вышел из кухни. Он был голоден, ибо вчера пропустил ужин, вернувшись из Ахтиара лишь поздно вечером, выполняя очередное поручение Мехмеда.
Следуя в сторону столовой, где он намеревался дождаться утренней трапезы, Игнатьев проходя мимо окон, невольно задержал взор на широкой дорожке, которая вела к дому. Изящная фигура Анны в светлом платье и соломенной шляпке привлекла его внимание. Она говорила с неким мужчиной, протягивая ему ручку для поцелуя.
Петр вмиг остановился и уставился напряженным взором в окно, не понимая, кто это.
В следующий момент девушка улыбнулась мужчине, и быстро распрощавшись, направилась к дому. Пытаясь разглядеть незнакомца на улице, Игнатьев подумал, что он уже где-то видел его. Анна поднялась на крыльцо, и Петр, опасаясь быть увиденным, сорвался с места и быстрым шагом направился в столовую.
Едва он вошел в залитую утренними лучами комнату, как сразу же наткнулся на мадемуазель Евгению, которая в легком платье без рукавов и модно причесанная с перьями и лентами в завитых волосах сидела на диванчике. Она тут же улыбнулась ему и произнесла слова приветствия.
Петр медленно кивнул ей в ответ и отошел к окну, заложив руки за спину. Демонстративно отвернувшись от Рогожиной, он сделал вид, что рассматривает что-то за окном. Он знал, что правила приличия требуют поцеловать ей руку, но не стал делать этого. Он же играл роль дикого грузина, который не знал этикета.
В этот момент каминные часы пробили девять. Петр резко обернулся на скрип двери, надеясь увидеть Анну, но вошел Мехмед, в коричневом раке и белых брюках. Его волосы были собраны сзади в хвост, открывая его смугловатое лицо с черными глазами. Оглядев гостиную, Мехмед важно спросил:
— А Анна где? Я же видел, как она входила в дом.
— Доброе утро, Андрей Николаевич. Она не приходила, — проворковала Евгения, вставая с диванчика и мило улыбаясь подошла к Али Хасану, протягивая ручку для поцелуя.
Мехмед быстро чмокнул ее кисть и обернулся к Петру.
— Тимур, ты поздно вернулся вчера. Зайди после завтрака во мне в кабинет, поговорим.
Медленно кивнув одним подбородком, Петр опять заложил руки за спину, продолжая размышлять о том, кто этот молодой человек, который провожал Анну до дома сейчас.
— Ну и где сестрица? — уже не выдержал Мехмед.
— Можно начать трапезу без нее. Она подойдет позже, — предложила Евгения.
Али Хасан прищурился и заметил:
— Наверное вы правы, мадемуазель. Почему мы должны ждать ее одну? Пойдемте за стол. Василий! — обратился он к слуге. — Вели Тамаре подавать завтрак.
Слуга понятливо кинул и вышел из столовой. Мехмед важно уселся за стол, а за ним и Евгения, которой отодвинул стул Петр. Игнатьев уселся последним.
Спустя десять минут, когда кухарка поставила большую супницу с кашей на стол, в столовую влетела Анна в простом светлом платье.
Ее волосы были собраны в простую прическу. Две косы были обернуты вокруг ушей и умело заколоты с боков. Запыхавшаяся с румянцем на щеках и горящими глазами она показалась Петру слишком возбужденной.
Девушка быстро пожелала всем доброго утра и уселась на свое место справа от брата.
— Где ты была? — спросил строго Мехмед.
Девушка мило улыбнулась, а ее глаза засветились озорным светом.
— Гуляла. Такая красота кругом. Я прошлась немного по склону за усадьбой и вышла к морю. Оттуда такой великолепный вид на горы, а еще я долго любовалась волнами.
Она взяла с тарелки горячий пирог с капустой, и жадностью вонзила в него зубки, не обращая внимания на то, что Мехмед как-то недовольно смотрит на нее.
— И кто этот мужчина в сопровождении которого ты вернулась? — задал вдруг вопрос Али Хасан.
Петр который невольно следил за тем, как Анна жадно есть пирог, вскинул взор на Мехмеда, понимая, что и Али Хасан видел этого незнакомца.
— Он назвался Юсуфом Сеит-ханом. Он татарин, его имение граничит с нашим, — просто объяснила девушка.
— И когда ты познакомилась с ним?
— Лишь сегодня. Я встретила его на мысе, что в двух верстах отсюда.
— И уже позволила ему провожать тебя до дома? — недовольно произнес Мехмед.
Анна недовольно устремила на Мехмеда взор и наивно спросила:
— Вы недовольны мной, братец?
— Очень недоволен! Нельзя так просто знакомиться на улице с мужчинами. Это неприлично! — наставительно сказал Али Хасан. — К тому же в окрестностях много всяких проходимцев. И вообще это не приемлемо гулять тебе одной. В следующий раз прошу тебя взять с собой мадемуазель Евгению.
— Но Андрей, — опешила Анна. — Ничего же случилось. К тому же Сеит-хан очень вежливый и приятный молодой человек.
В то утро Петр почти час стоял за старым амбаром, скрытый от посторонних глаз. Он ожидал Анну, которая несмотря на запрет Мехмеда тайком убегала гулять последние дни. Вчера перед завтраком Петр заметил, как она пробирается словно вор обратно к усадьбе.
Прошло уже четыре дня после того неприятного завтрака, когда она демонстративно покинула столовую. С того дня Анна не выходила за пределы усадьбы, но вчера она опять тайком и одна улизнула к морю. Хотя Мехмед настойчиво просил ее брать с собой на прогулки по окрестностям Евгению. Но видимо общество компаньонки не прельщало девушку, и Петр видел, что Анна всячески избегала ее общества.
Игнатьев не осуждал девушку за это, ибо Рогожина была до нельзя неприятной особой. Жеманная, ветреная и глупая, она постоянно болтала без умолку. Долго ее компанию мог выносить только Мехмед, который пытался изображать из себя светского щеголя. В глубине души Петр даже злорадствовал над тем, что Али Хасану приходиться терпеть общество неприятной Евгении только для того чтобы найти древнюю рукопись.
Сегодня, поднявшись на рассвете, Петр намеревался по-тихому проследить за Анной, если она вновь вознамерится прогуляться одна. Он не собирался докладывать о ее вылазке ни Мехмеду, ни возвращать ее в усадьбу насильно. Нет. Он просто хотел удостовериться, что с девушкой все будет в порядке.
.
Яркое солнце медленно поднималось из-за горизонта, начиная опалять кожу.
До слуха Игнатьева донеслись легкие шаги, и мужчина вклинился в беленую стену амбара, напряженно вперив взор на дорожку, ведущую от дома. Его глаза отметили стройную фигурку Анны в голубом платье. Она была с распущенными волосами, а в руках держала соломенную шляпку.
Девушка быстро промелькнула мимо Петра, совершенно не заметив его. Далее прошмыгнула в калитку и проворно направилась в сторону моря. Чуть обождав, мужчина покинул свое укрытие и бесшумно последовал за ней, стараясь держаться на расстоянии, чтобы Анна не заметила его.
За всю дорогу они не встретили ни души.
Девушка шла стремительно, словно резвая козочка, перепрыгивая через камни и размахивая шляпкой. Ветер трепал ее распущенные густые волосы цвета каштана и край широкой юбки. Петр определил, что она не надела нижних юбок. Оттого ее обнаженные до колен ноги то и дело открывались его взору от быстрой ходьбы и порывов ветра.
Конечно сказывалась ее натура и душа, призванная из другого времени. Видимо в будущем нравы были не такими строгими, потому эта новая Анна и вела себя так дерзко и фривольно.
Игнатьев то и дело оглядывался, проверяя, чтобы никто не следовал за ними. Но узкая тропинка среди невысоких деревьев была пустынна.
Вскоре Анна достигла берега и торопливо спустилась к воде с небольшого пригорка. Море в этот утренний час было спокойно и тихо.
Петр стремительно упал в траву, на краю выступа и, чуть приподнявшись на локтях, начал следить за девушкой.
У кромки воды Анна быстро скинула туфли и отбросила шляпку на песок. Она вошла в воду, высоко приподнимая юбку. Она начала играть с волнами, то убегая от них то приближаясь. Было заметно, что она наслаждалась утренней прохладой воды. Через некоторое время, совсем забывшись, девушка задрала юбку почти до ягодиц, заправив ее за пояс, чтобы не намочить.
Солнце уже полностью поднялось над морем.
Петр, так и лежа животом в траве, как завороженный следил за тем, как утренние лучи золотыми всплесками освещают обнаженные мокрые ноги девушки и ее развивающиеся по ветру волосы.
Это картина была невероятно возбуждающа, и Игнатьев даже сглотнул комок в горле, ощущая, как его лицо горит от жара, который завладел его телом. А легкий бриз совсем не охлаждал.
Именно в эти мгновения в голове Петра закружись страстные мысли о том, что Анна невозможно хороша и желанна. Он подумал, а что если бы они встретились при других обстоятельствах? Например, его задание бы наконец закончилось, и они нашли рукопись. И он смог бы открыться ей во всем. Они смогли бы общаться и говорить, как обычные люди, без всех этих тайн и маскарада.
До этого времени Игнатьев не испытывал нужды в близких отношениях с девушками своего сословия. Конечно у него были любовницы, из числа вдов или актрис, но именно обручатся с кем-то он не жаждал. Возможно оттого, что никогда не встречал подобной девушки, как эта Анна — Милана? Искренней, порывистой, с огненным непокорным нравом, которую хотелось не просто покорить, а непременно завоевать ее ответную любовь.
Хотя в начале знакомства с девицами Петр оценивал их женскую красоту, но одна смазливая внешность не могла привлечь его сердца. Сейчас же он чувствовал, что именно в этой девице, такой непосредственной, яркой и прекрасной как-то идеально сочеталось всё, что ему было по душе. Ей удалось увлечь его мысли и возбудить в нем неуемное желание обладать.
Как это было жестоко, что он повстречал ее именно сейчас, при таких обстоятельствах. Она была из будущего, он из прошлого. И так было горько, что он не мог открыто назвать свое имя, что он русский, а не грузин. Это была чудовищная несправедливость, что ему следовало сейчас думать о службе, а не о ее чудесных ножках или губах.
Страстные думы полностью завладели Игнатьевым. Оттого он не сразу заметил, что девушка делает нечто странное.
Побледнев, Петр не мог оторвать взгляда от ее обнаженного изящного тела, с округлыми ягодицами, тонкой талией и распущенными волосами, падающими на белую спину. Он осознал, что эта девица отправилась на прогулку с обнаженными ногами, без чулок, без корсета, нижних юбок и рубашки, в одном платье и туфлях. Кровь прилила к его голове, и начала бешено биться в висках. Он ощутил, как его тело наполнилось вожделением, а мысли восхищением ее прелестями.
Анна оглянулась по сторонам и проворно направилась к воде. Уже через минуту она окунулась в воду, и умело поплыла. Верхняя часть ее обнаженной спины и мокрых волос была отлично видна Измайлову. Мало того с высоты выступа в прозрачной воде то и дело мелькали ее обнаженные ягодицы.
Петр ощутил непреодолимое желание спуститься вниз и выволочь эту бесстыжую девицу из воды. Задать ей трепку. А потом закутать ее как следует в одежду, если она совсем не понимала, что творит непотребные вещи. Но более всего в этот миг он хотел другого. Так же оказаться в прохладной воде рядом с ней и поймать эту бесстыжую русалку. А потом долго, с упоением «любить» ее, овладевая ее телом вновь и вновь, неистово и жадно.
Не в силах оторвать шального возбужденного взора от юной прелестницы, Петр начал дергать ворот своей одежды, чувствуя, как в его горле пересохло от всей этой возбуждающей картины.
И как она могла вытворять подобное?
Слово крестьянка или вакханка купаться обнаженная в море, совершенно не опасаясь быть увиденной кем-то.
Почти четверть часа продолжалась его пытка. Наконец она соизволила окончить свое дерзкое купание. Мокрая и прекрасная первозданной красотой, словно морская нимфа, девушка медленно вышла на берег, отряхивая мокрые волосы.
Петр очередной раз прошелся жадным взглядом по девичьей высокой груди, узкой талии, покатым бедрам с интимной промежностью, длинным ногам.
Анна проворно наклонилась над платьем, и быстро облачилась в него. Но этих минут, пока она не скрыла свою наготу под одежной, хватило Петру, чтобы отметить как совершенно ее упругое тело.
Только когда девушка начала застегивать пуговицы на груди, мужчина прикрыл напряженные глаза и глубоко выдохнул пару раз. Распластавшись на земле, уткнул свое разгоряченное лицо в траву. Пытался прийти в себя от будоражащих дум и успокоить бешеное вожделения, снедавшее его тело.
Все же в их времени, когда даже край женской ножки в туфельке и чулке, казался интимной картиной, спокойно реагировать на подобное соблазнительное действо было свыше его сил. Естественно Измайлов не был пуританином, но видеть обнаженную женщину где-то в другом месте кроме постели и спальни, ему еще ни разу не приходилось.
Спустя время, взяв наконец себя в руки, Петр вновь приподнялся на руках, снова устремил взор на берег. Анна сидела на песке, на небольшом камне и смотрела на море. Ее влажные волосы развивал небольшой ветерок. Босые ступни чуть омывали набегавшие волны. Она смотрела в морскую даль.
Неожиданно Игнатьев заслышал шаги за спиной. Он проворно поднялся и устремился подальше от выступа. И тут же увидел в десятке метрах от себя татарина Сеит-хана. Юсуф, напевая какую-то песенку, направлялся в его сторону. И вскоре должен был выйти к берегу, туда где находилась Анна.
Стремительно направившись к татарину, Петр встал на пути Юсуфа. Сеит-хан поднял голову и резко остановился, увидев перед собой мужчину. Приветливо сказал по-русски:
— А господин, Дадаури, приветствую вас! Вы тоже решили прогуляться по берегу?
Петр проигнорировал слова молодого человека, даже не кивнув в знак приветствия.
Юсуф нахмурился и попытался обойти высокого грузина, но Игнатьев вновь встал у него на пути. Положил руку на рукоять длинного кинжала, висевшего на его поясе. Всем видом показывая, что не пропустит Юсуфа дальше.
— Позвольте! В чем дело, любезный? — воскликнул, не понимая, Юсуф.
Петр сжал ладонью рукоять холодного оружия, а второй рукой резко указал в сторону. Показывая, чтобы татарин уходил прочь. Тут же позеленев от злости, Сеит-хан тоже схватился за своей кинжал и выпалил:
— Вы что мне указываете куда идти? Вот еще! Никто не указывает Юсуфу! Ясно вам?!
Прищурившись, Игнатьев криво усмехнулся. В следующий миг стремительным движением он вытащил длинный кинжал и вклинил конец лезвия в шею татарина. Юсуф ахнул. Холодный металл уперся в его кожу. Не ожидая подобного от Тимура, он невольно отскочил от грузина на шаг назад.
— Вы что, ополоумели?! — выпалил испуганно Сеит-хан. — Прекратите! Не хотите, чтобы я туда шел, я не пойду! Я просто хотел поговорить с мадемуазель Ковалевой. Я видел, как она полчаса назад направлялась к морю. Я хотел просто поздороваться, да и только!
Это заявление привело Петра в его большее раздражение. Он поджал губы и напрягся. Его угрожающий взор пригвоздил татарина к месту.
Юсуф, отметил на лице грузина дикое недовольное выражение. Понял, что зря сказал это. И возможно именно Ковалев послал своего телохранителя следить за сестрой и никого не подпускать к ней. Сеит-хан весь засуетился и зло зыркнув на Петра, напоследок выплюнул:
— У вас совсем нет такта, уважаемый!
Он развернулся и быстро зашагал прочь, бубня себе под нос:
Однако на следующий день настойчивый татарин появился у них в усадьбе.
В тот день Мехмед ушел на встречу со своим лазутчиком, который тайно приехал в Форос и должен был доставить сообщение от Али паши. И Петр знал, что Мехмед вернется только к вечеру. Оттого, когда Юсуф Сеит-хан показался на дорожке сада, где гуляла Анна вместе с Евгенией, Игнатьев замер у окна гостиной. Начал недовольным взглядом следить за молодыми людьми.
Едва заметив Юсуфа, Анна приблизилась к нему и, улыбнувшись, протянула руку молодому татарину. Он поцеловал ее кисть и видимо предложил прогуляться. К неудовольствию Игнатьева, девушка бросила пару слов Евгении и последовала с Юсуфом далее по дорожке, взявшись за его локоть.
Петр нахмурился, чувствуя, как в нем поднимается раздражение. Он не мог ничего сделать, чтобы выпроводить наглого татарина. Но и не мог спокойно смотреть, как Анна прогуливается с ним под руку теперь. Более не желая это видеть, Игнатьев резко отвернулся от окна. Быстро вышел прочь из гостиной, намереваясь занять себя чем-нибудь полезным, чтобы отогнать навязчивые думы.
Анна — Милана
Когда мы с Юсуфом достигли цветущей большой клумбы с розами, он вдруг произнес:
— Вы знаете, Анна Николаевна, вчера я видел, как вы шли к морю. Я так хотел повстречаться с вами.
— Вчера? — удивилась я.
— Да. Я последовал за вами, — добавил, улыбаясь молодой человек.
— И вы…
Я невольно остановилась и испуганно замерла. Он что видел, как я купалась обнаженная? Это просто немыслимо! Но у меня просто не было купального костюма, а так хотелось окунуться. Потому пришлось раздеться донага. Проблема в том, что в этом времени женщины вообще не купались в море, это было не принято.
Я недоуменно смотрела на Сеит-хан, чувствуя, как от стыда у меня заалели щеки. Он не должен был видеть этого!
— Но, к сожалению, я не смог даже приблизиться к берегу, где были вы…, — сказал он.
— Отчего же? — выдохнула я.
— Цепной пес вашего брата, появился так внезапно! Даже к берегу не подпустил меня! Охраняет вас, словно собака!
— Цепной пес?
— Да! Этот дикий грузин!
— Тимур?
— Да. Он тоже был на берегу. Видимо следил за вами по велению вашего многоуважаемого братца. Представляете, он угрожал мне расправой! И мне пришлось уйти!
— Боже, — пролепетала я, и в моей голове закружились еще более странные мысли. Чтобы успокоить Юсуфа я произнесла дежурную фразу: — Я должна принести извинения за Тимура Дадаури. Он очень предан Андрею.
— Понимаю. Оттого принимаю ваши извинения. А когда вы просите я не могу отказать вам, Анна Николаевна.
В этот миг к нам подошел слуга и сказал, что обед подан в столовую.
По этикету, приглашать Юсуфа на обед мог только мой брат. Я не имела на это права. Потому Сеит-хан быстро извинился и, галантно поцеловав мне на прощание руку, ушел.
Я же прибывая в мрачных думах, направилась обратно в дом. Меня мучил один единственный вопрос, который надо было выяснить как можно скорее.
Когда я вошла в столовую, Евгения и Дадаури уже сидели за столом. Извинившись за опоздание, я села напротив Тимура и вклинила изучающий взгляд в грузина.
Тут же отметила его пристальный ответный взгляд в упор. В следующий миг я словно прочитала развратные мысли Дадаури. Он точно видел меня обнаженной, раз сейчас смотрел на меня так дерзко и нагло! Побледнев, я опустила глаза в свою тарелку.
Едва выдержав получасовую трапезу, я старалась больше не смотреть на Тимура. И едва дождалась пока из гостиной выйдет Евгения и слуги.
— Тимур, могу я поговорить с вами? — нервно воскликнула я вслед Дадаури.
Остановившись, он обернулся ко мне и кивнул. Вернулся в столовую и остановился напротив меня, ожидая что я скажу. Мы были одни.
— Вы вчера были у моря? Там у мыса, где я купалась? — выпалила я тихим шепотом.
Он лишь прищурился, но даже бровью не повел после моего вопроса.
— Отчего вы молчите? Юсуф видел вас. И я все знаю!
Тимур опять никак не прореагировал на мои слова, лишь в упор настойчиво смотрел мне в глаза, и его взгляд начал разгораться темным пламенем. А затем он перевел взор на мои губы. Я замерла, прекрасно все поняв.
— Так вы видели меня или нет?! Я имею ввиду обнаженной! Отвечайте! — выпалила я в исступлении.
Только после моего истеричного выпада, Тимур соизволил как-то цинично улыбнуться. Он вдруг поднял руку и осторожно, едва касаясь, провел по моей щеке двумя пальцами.
Я в ужасе отшатнулась от него, видя, как он прикрыл на миг глаза. Его жест означал одно — согласие.
Я в бешенстве прохрипела:
— Наглец! Ну, вы и наглец! Как вы посмели подглядывать за мной?!
Губы Петра сложились в ехидную самодовольную улыбку. Он отметил, что это окончательно вывело девушку из себя. Она начала хватать ртом воздух от возмущения.
Но он не только не раскаивался в своем поступке, а наоборот хотел, чтобы она знала о том, что он видел ее. Пусть в следующий раз думает своей хорошенькой головкой, что делает!
Неожиданно Анна взметнула руку вверх, намереваясь дать ему пощечину. Но Игнатьев не позволил ей этого, умело поймав ее запястье. В следующее мгновение он дернул девушку к себе, заключив в объятья, дерзко поцеловал ее, прямо в дрожащие губы.
Алчно и властно он целовал ее, удерживая на затылке Анны свою ладонь, чтобы она не вырвалась. Ведь он жаждал этого уже давно. Он видел эту девицу каждый день, он мечтал о ней постоянно. Она бередила все его мысли. И сейчас он хотел только одного от нее — этот поцелуй. Сладкий, запретный и оживляющий.
Анна — Милана
Я начала неистово вырываться, осознав, наконец, что происходит.
— Пустите! Что вы себе позволяете?! — выпалила я, отворачивая от Тимура свое лицо.
Отталкивая мужчину от себя, я вклинила негодующий взор в его смуглое лицо и увидела в его глазах темный пожирающий огонь. В ответ его руки сжали меня еще сильнее. Он похоже не собирался отпускать меня. Он не пытался более поцеловать меня, а лишь неумолимо и жестко прижимал к своей твердой груди.
Я начала бороться с ним, пытаясь вырваться из его насилующих объятий. В исступлении я прошипела:
— Тимур, немедленно отпустите меня! Или я расскажу все брату!
Дадаури резко разжал сильные руки. А я едва не грохнулась на пол, по инерции отпрянув от мужчины назад.
Он замер, пожирая меня глазами, а я начала пятиться от него. Я не могла понять, как он осмелился на такой дерзкий поступок? Этот дикий грузин с темными глазами не имел никакого права позволять себе подобное!
В следующее мгновение Тимур упал передо мной на колени. Ударился лбом об пол.
Я ахнула, окончательно опешив от его поведения. Дадаури замер в этой почтительной позе, склонившись плечами и головой передо мной и не поднимал лица.
Я поняла, что, таким образом, он просит у меня прощения. Этот неожиданный поступок грузина был непривычен для меня. Однако я понимала, что на востоке, в Грузии и Турции где он вырос, это было обычным делом. Это был жест раскаяния и желание получить прощение.
Он так и не шевелился.
Я нервно смотрела на его склоненные широкие плечи и спину, и ощущала, что не готова видеть этого опасного сильного человека в такой уничижительной позе у своих ног. И тут меня осенило! Он же немой и не мог попросить прощение словами, потому и упал теперь на колени.
Чувствуя, что гнев за его дерзкий поцелуй испаряется с каждой секундой, я решила немедленно простить его. Все же он не должен был так унижаться сейчас перед ней, чтобы заслужить прощение. Ну поцеловал меня? Что с того?
Я проворно склонилась к мужчине и осторожно притронулась к его плечу.
— Встаньте, Тимур, — прошептала я тихо, чтобы слышал только он. Я оглянулась к приоткрытой двери столовой, опасаясь, что кто-нибудь из слуг увидит нас. Над ухом Дадаури я вымолвила чуть громче: — Я ничего не скажу брату, обещаю. Только не надо больше этого делать. Встаньте, прошу вас…
Не в силах более находиться в обществе этого дерзкого грузина, я сорвалась с места и бегом устремилась прочь из столовой.
Услышав шелест платья и ее легкие шаги, Петр медленно поднял голову и проследил, как девушка исчезла за дверьми.
Он медленно поднялся на ноги.
На его губах появилась победная улыбка. Он выкрутился из этой опасной ситуации и так ловко. Правда чуть ранее, он не сдержался и поцеловал ее, и уже был на волосок от гибели. Ибо он знал, что на востоке за недозволенное прикосновение к чужой женщине — сестре или возлюбленной — отрубали голову. А Мехмед был восточным мужчиной и даже бы разбираться не стал, что произошло, расскажи только Анна обо всем, что теперь произошло.
Довольный тем, что так ловко исправил ситуацию, и совершенно не жалея о том, что поцеловал ее, Измайлов сделал на своем лице непроницаемое выражение и направился прочь из дома.
На следующий день Мехмед велел Петру прийти в свой кабинет.
— Все плохо, Тимур, — заявил мрачно Мехмед, зло скомкав полученное письмо от своего покровителя. — Али паша дал мне всего два месяца, чтобы я вернулся в его расположение. И теперь я не знаю, что мне делать с этой девчонкой. Она до сих пор ничего нужного не сказала.
Сделав определенный жест рукой, Измайлов настойчиво посмотрел на Али Хасана.
— Отпустить ее? Нет, это исключено. — замотал головой Мехмед, ответив по-турецки. — Она нам еще нужна. И надо придумать что с ней делать…
На это заявление Петр нахмурился и, скрестив руки на груди, напряженно размышял, как освободить Анну из «братского покровительства» Мехмеда. Он понимал — сделать это будет очень трудно. Пока девушка не скажет про древний фолиант полукровка турок явно не оставит ее в покое.
— Да и еще. Али паша дал мне одно поручение. Послезавтра едем с тобой в Ахтиар, — добавил уже очень тихо Мехмед. — В городе есть наш человек. Точнее некий еврей, который служит туркам. Он должен передать нам карту военных укреплений крепости, тех что в порту, численность гарнизонов и оружия. Это очень ценные сведения. Нам надо забрать эту важную бумагу. Опасно конечно соваться в Ахтиар, но я думаю у нас все выйдет. Эти сведения я должен передать Али паше.
Таврическая губерния, Крым, Форос
В то утро Петр нечаянно увидел, как некий грязный местный мальчишка принес тайком записку Анне. Это было после завтрака, когда она на некоторое время вышла в сад. Никто этого не видел кроме Петра. Но едва девушка заявила за обедом, что намеренна прокатиться верхом, он решил проследить за ней. Он чувствовал, что желание верховой прогулки и утренняя записка как-то связаны между собой.
Анна — Милана
Поджарая гнедая кобыла, резво мчалась по узкой извилистой тропе, а я едва успевала чуть осаживать ее на многочисленных поворотах. Одетая в легкое серое платье из ситца, я сидела на лошади по-мужски, а мои волосы свободно развивал ветер.
Герцогиня, так звали кобылу была одной из четырех лошадей, живших в усадьбе, которую снял Андрей. Едва увидев эту поджарую гнедую красавицу с черной гривой и мускулистыми ногами, я сразу же влюбилась в нее.
Теперь я старалась ежедневно выезжать на Герцогине по окрестностям, находя для своего любования все новые притягательные места, от бескрайней синевы моря, да зеленых величественных гор. Спустя две недели Герцогиня, резвая и строптивая, безвылазно стоявшая в конюшне почти полгода, была только рада нашим прогулкам верхом.
Как и в предыдущие дни, я пронеслась верхом мимо ближайшего селения, расположенного на покатом плато по левой стороне дороги и направились в сторону гор. Через некоторое время, дорога стала спускаться вниз к морю, а Герцогиня все набирала темп, чувствуя в себе неимоверные силы.
Спустя некоторое время, я натянула поводья, чтобы замедлить быстрый темп лошади, но Герцогиня даже не прореагировала на мою команду. Еще несколько раз я попыталась осадить лошадь или замедлить ее стремительный бег, но кобыла не думала повиноваться, продолжая резвый галоп.
Понимая, что не контролирую животное, я ни на шутку напряглась.
Через пять минут спуск кончился, и кобыла поскакала по пологому склону горы, все дальше удаляясь от окрестностей, которые я хорошо знала. Я все же решила подчинить себе лошадь и всадила, что было мочи пятки в бока Герцогини, пытаясь остановить ее и направить в обратную сторону. Но гнедая кобыла опять проигнорировала мой приказ, продолжая мчаться вперед.
Мало того кобыла перешла в галоп и на следующем повороте я едва не выпала из седла, испуганно схватившись за поводья.
Я ни на шутку испугалась. Кобыла было неуправляема.
Отчаянно вцепившись в поводья, я пыталась удержаться в седле и озиралась назад. Но не увидела никого поблизости. Вновь устремив взор вперед, я заметила вдалеке море, которое начиналось сразу же после зеленого выступа. Я испуганно осознала, что берег впереди имеет обрыв, который сразу спускается в море. Поняв это, я дико закричала:
— Стой, Герцогиня! Стой!
Я снова предприняла попытку остановить гнедую кобылу, но лошадь продолжала неумолимо приближаться к обрыву. Ледяной страх сковал меня.
Крутой берег приближался, а Герцогиня не снижала бешеного галопа. Я окинула диким взором землю под копытами лошади и поняла, что на ходу соскочить мне не удастся, ибо скорость была просто жуткой.
В следующий миг я начала неистово звать на помощь:
— Помогите! Помогите!
Я почти не надеялась, что меня услышат, и предпринимала отчаянные попытки все же остановить несущуюся вперед лошадь. Но та, казалось, вообще забыла, что на ее спине находится всадница и неслась диким галопом к морю.
В очередной раз я обернулась назад и вдруг заметила позади всадника в черных одеждах на белой лошади. Я громко закричала ему, чувствуя спасительную помощь. Мужчина быстро приближался. Уже через пару минут я узнала Тимура и прокричала ему, что моя лошадь неуправляема. Но похоже он и сам это понял.
Анна — Милана
Глядя на Тимура ошалевшими глазами, я отметила, что он резко вонзил каблуки сапог в бока своего жеребца и тот быстро остановился. Я в ужасе видела, как моя кобыла, освобожденная от ноши, прибавила еще ходу и уже через минуту приблизилась к краю обрыва. На последних опасных метрах Герцогиня вдруг словно осознала, что дальше пропасть и попыталась резко затормозить, но было уже поздно. Камни посыпались с обрыва в бушующее море. Кобыла не удержалась на неровном скалистом крае и с диким ржанием полетела вниз со скалы.
Зажмурив от страха глаза, я отвернулась от этой ужасной картины, падающего в морскую пучину животного. Тимур же крепко удерживая меня за талию, пришпорил своего жеребца и осторожно подъехал к краю обрыва.
Я понимала, что он смотрит вниз, но я не хотел открывать глаза.
— Она разбилась о скалы? Утонула? — тихо спросила я у Тимура.
Мужчина кивнул. Я же наконец решилась бросить взор вниз. Но увидела, что бушующие волны уже скрыли тело несчастного животного.
Натянув поводя жеребца, Тимур развернул его и отъехал подальше от обрыва.
— Какой ужас, — всхлипнула я, едва не плача.
Так было жаль Герцогиню, и вообще я понимала, что мне сказочно повезло, что Дадаури оказался рядом. Иначе я бы могла закончить свои дни с этой безумной лошадью в морской пучине.
Я все никак не могла прийти в себя от шока.
Лишь когда Тимур ловко спрыгнул с коня и осторожно спустил меня на землю, я осознала, что я все-таки жива. Он чуть встряхнул меня за плечи, пытаясь привести в чувства.
Испуганно посмотрев в его черные горящие глаза, я напряглась. Лицо Дадаури, суровое с высеченными скулами и горящими ореховыми глазами совсем не нравилось мне. Я инстинктивно чувствовала, что мужчина опасен. Однако понимала, что этот человек минуту назад спас меня от гибели и я должна поблагодарить его.
Он легко удерживал меня за плечи, обеспокоенно вглядываясь в мое лицо.
— Благодарю, Тимур, — выдохнула я, порывисто. — Как я рада, что вы появились! Если бы не вы, эта бешеная кобыла сбросила бы меня с обрыва!
Он лишь молча смотрел на меня и молчал.
— Я ведь знала, что не надо мне ехать верхом сегодня, знала, — сказала я задумчиво, оправляя платье. Взор мужчины вдруг показался мне до невозможности дерзким, и я тут же смутилась. Нервно выпалила: — И прошу не сморите на меня так!
Я отвернулась от него, пролепетала себе под нос:
— Как же теперь до дому добраться? Отсюда не менее двадцати верст будет.
Неожиданно рука Дадаури легла мне на локоть, и он указал на своего пегого жеребца, который в эту минуту с удовольствием щипал свежую траву.
— Вы предлагаете мне ехать с вами на вашем жеребце? — спросила я недоуменно. Он кивнул. — Хорошо.
Тимур помог мне снова взобраться в седло. Затем проворно запрыгнул сам, сев позади меня и ногами пришпорил жеребца.
Сильный белый конь стремительно поскакал в сторону дома. Крепкой рукой Тимур обхватил меня под грудью, придерживая от падения. Я же в полной апатии после пережитого шока даже не сопротивлялась.
Чуть позже, когда мы уже приблизились к усадьбе брата, я сказала:
— Тимур, я хотела попросить у вас прощение. Вчера я вела себя непозволительно с вами. Я должна была сдержаться. Но ваш поступок, — я чуть замолчала.
Невольно ощутила, как его крепкая рука сильнее сжала мой стан, а его грудь почти вклинилась мне в спину. Я судорожно сглотнула, но не решилась его одернуть. Оттого только тихо добавила:
— Ваш поступок… вывел меня из равновесия… оттого я вспылила… простите меня.
Я сидела к нему боком, и подняв на него глаза, отметила, что его лицо непроницаемо.
— Вы вольны не прощать меня, я понимаю, но все же…
И вдруг он обратил на меня горящий взгляд. Затем чуть наклонил голову в знак согласия. Он так и спускал с меня взора, а его взгляд даже потеплел.
Я поняла, что он простил меня. Обрадовавшись, я по-доброму сказала:
— Тимур, я бы хотела попросить вас еще об одном одолжении.
Я старалась не замечать, что его рука невозможно сильно прижимает меня к мускулистой груди, а горячее дыхание мужчины опаляло кожу на виске. Вся моя поза и это интимное расстояние, вызывали у меня неприятный озноб по всему телу.
Но другого варианта добраться до усадьбы у меня не было.
— Вы можете не рассказывать обо всем случившемся моему брату? А то он опять будет бранить меня.
Я снова заглянула в его глаза. Увидела, что он колеблется. Видимо не мог решить — выполнять мою просьбу или нет. Оттого я решила немного задобрить его. Легко погладила своими пальцами тыльную сторону его ладони и даже улыбнулась.
— Прошу вас, Тимур, вы же не хотите расстраивать Андрея? И я не хочу.
Темный взор мужчины вдруг замер на моих губах, а затем быстро переместился снова на глаза. Он медленно кивнул в знак согласия.