Заложница Иуды

Глава 1. Евангелина

Сознание всплывает резко. Без предупреждения. Как удар током. Силюсь открыть глаза. Веки будто свинцом налиты. Наконец получается, и… Ничего не вижу перед собой. Совершенно ничего.

Темнота.

Густая, вязкая. Как нефть, пролитая в глазницы. На голове что-то плотное. Кажется, мешок.

Тело дёргается — и тут же замирает. Руки, ноги связаны. Настолько туго, что даже нет шанса пошевелить пальцами. Холод пробегает по позвоночнику, как лезвие ножа.

Где я?..

— Всё идёт по графику, синьор Герреро. Ваш заказ будет у Себастьяна с минуты на минуту. Уже подъезжаем к пристани, — говорит кто-то. Мужчина. Голос сиплый, уверенный. Без капли сомнения. — Сеньор Герреро, беспокоиться не о чем. Девчонка у нас. Целая.

Заказ?.. Девчонка?.. Это про меня?..

Немного придя в себя, понимаю, что, похоже, мы едем в автомобиле. Доносится звук мотора и ощущается вибрация, как будто движемся по каменистой дороге.

«Пристань»… Он сказал — пристань. Но зачем меня туда везут?..

В памяти вспыхивает воспоминание.

Вечеринка. Смех. Громкая музыка. Сад. Я вышла подышать… И всё. Провал. Как будто меня выдернули из жизни одним движением.

Грудь сжимается. Пульс в висках стучит как молот.

— Рад стараться, синьор Герреро. До связи, — звонок прерывается.

Машина резко тормозит. Меня бросает вперёд, лоб врезается в спинку сиденья.

— Очнулась, шмара? — шипит голос с явным мексиканским акцентом. Он разговаривает со мной чудовищном английском: — Что-то рановато ты проснулась. Надо было вколоть тебе двойную дозу. Не дёргайся, сиди тихо. Понимаешь, что я говорю?

— Прекрасно понимаю, — бросаю зло, сразу перейдя на испанский.

Он ухмыляется. Наверное, удивлён моим познаниям.

Судя по звукам, он один. Значит, шансы есть. Хоть какие-то.

— Куда вы меня везёте?

Вместо ответа он снова бьёт по тормозам. Я срываюсь вниз. Ударяюсь об пол. Плечо прошибает боль.

Тут же раздаётся хохот:

— Ох, прости! Совсем не хотел доставлять тебе неудобств! — вот же козёл, издевается.

От страха я вся сжимаюсь в комок. Похоже, меня украл не просто псих, а настоящий садист. Он явно получает удовольствие от своих измывательств.

Машина останавливается окончательно. Наступает тишина — липкая, жуткая. Слышен щелчок двери. Затем — другой, с моей стороны.

Резкий толчок. Невидимый похититель хватает меня.

— Отпустите! Что вы творите?!

— Заткнись!.. — его голос срывается.

И вот тогда…

Тогда он произносит это имя:

— Заткнись, Тереза! Или как ты там себя именуешь? Терри?..

Воздух разом покидает лёгкие.

Меня зовут не Тереза. И не Терри.

Но я знаю ту, что носит это имя. А это значит, всё гораздо хуже, чем я думала.

Глава 2. Евангелина

За двенадцать часов до похищения…

—

— Если через тридцать секунд у меня не будет кофе, клянусь, сброшу кого-нибудь с балкона! Евангелина, ты первая в очереди!

Конечно, Терри проснулась в роскошной спальне с видом на бирюзовую лагуну на жемчужном побережье Канкуна, с головной болью и яростью в глазах. Вчера был клуб, текила, фотографы, безумный танец босиком на барной стойке. А сегодня — день фотосессии и последних приготовлений к её вечеринке. Двадцать лет, и мир у её ног. Почти.

— Бегу! — отозвалась я и влетела в номер, держа поднос с дымящимся латте на фисташковом молоке.

Терри схватила чашку, сделала глоток, поморщилась и указала обратно:

— Горько. Как мои бывшие. Переделай.

— Это уже третий, — пробормотала я, но Терри и слушать ничего не хотела. Она рухнула обратно в подушки и прикрыла глаза ладонью.

Пять визажистов, три стилиста, два ассистента, одна личная помощница — и всё равно «звезда» не встаёт с постели. Типичный день.

Если честно, я — то есть Евангелина — всё ещё не понимала, как попала в эту реальность. Моя мама всю жизнь проработала горничной у родителей Терри — Пенелопы и Андреа Мартинес, и всё моё детство прошло в их доме, в одном из фешенебельных районов Лос-Анджелеса.

Мы с Терезой росли вместе, почти ровесницы — я всего годом младше. Потом я уехала учиться на юриста в нью-йоркский колледж. Мама своими заработками у Мартинесов смогла обеспечить мне будущее. А Терри решила стать «поющей сенсацией», подалась в шоу-бизнес, и уже, можно сказать, преуспела в этом деле.

Её последний хит — «Мой мачо-абьюзер», со всей вот этой новомодной дурацкой романтикой в стиле dark romance — вошёл в двадцатку самых популярных композиций в музыкальных чартах США и некоторых стран Латинской Америки. В общем-то, неплохой результат для певицы, которая даже толком петь не умела и никогда этому не училась.

Когда я изредка приезжала к маме, Тереза не упускала случая напомнить, что мы ведь с ней «почти лучшие подруги». А в этот раз практически со слезами на глазах уговаривала меня поехать вместе с ней в Мексику. «Развлечься», как она выразилась. И не просто так — Терри предложила мне деньги за наш «дружеский трип».

В деньгах я, конечно, нуждалась. Не в маминых, а в собственных. Решила не упускать возможность немного заработать на каникулах — стать «подружкой для Терри» на две недели, что автоматически означало быть ей не просто помощницей, а чем-то вроде няни, личного барометра, носильщицы, секретаря и жилетки для слёз в одном лице.

Когда-то я правда воображала, будто мы с Терри не просто подруги, а настоящие сёстры. У нас схожие черты лица, и волосы почти одного оттенка, только мои натуральные, а её — тщательно выведенные в салоне. Но теперь я смотрела на вещи реально: Тереза Мартинес — восходящая поп-звезда, а я — человек, который знает, где лежит её антигистамин, сколько сливок нужно налить в её латте, и как уговорить её сесть в грёбаную машину.

— Эва, ты хоть понимаешь, что у меня трагедия? — снова заговорила Терри.

— Прости, какая? — аккуратно уточнила я.

— Как какая?! — взбесилась моя подопечная. — Мы расстались с Аурелио! Он просто конченный! Назвал меня вчера «дикой кошкой». Что это вообще значит?!

— Э… кошки — милые, — попыталась я смягчить ситуацию.

— Дикие! — отрезала она. — Он думал, что это сексуально. А я думаю, что пора ему пожелать Hasta la vista, baby.

— То есть свадьбы не будет?

— Нет. Да. Я не знаю. Мне надо подумать. В тишине. Без этих всех фотосессий. Без людей. Без этого чёртова латте!

Я молчала. На опыте знала: если подождать две минуты, Терри забудет, о чём злилась.

— А у тебя парень есть? — спросила она неожиданно.

— Что?

— Ну… мужчина. Должен же быть кто-то?

— Ну… как бы… есть.

— Ну, хоть секс нормальный?

Я покраснела. Даже при том, что привыкла к её вопросам — разговоры на такие личные вещи всё равно не воспринимались нормальными.

— Не твоё дело, — пробормотала я.

— Значит, скучный, — заключила она. — Понятно.

Наступила тишина. Терри вдруг уткнулась лицом в подушку и простонала:

— Мне нужно на пляж. У меня через час съёмка. Но я не могу. Я физически не могу. Эти вспышки, песок в обуви, фальшивые улыбки…

И вдруг она обернулась и посмотрела на меня пристально:

— Слушай… А давай… ты пойдёшь вместо меня?

— Чего?.. — я чуть не выронила поднос.

— Ну, ты ведь похожа на меня. Наденешь очки, шляпу. Чуть подправим волосы. Фотографу же всё равно, кого снимать. Потом отфотошопят, и будет просто не отличить.

— Терри…

— Я серьёзно, — перебила Тереза. — Мне нужен хотя бы час сна. Пожалуйста, Эва. Это даже весело. Ты же всегда говорила, что хочешь попробовать почувствовать, как это — быть на моём месте, быть звездой. Ну, вот — шанс.

Я смотрела на неё, не зная, смеяться или убегать.

— Не говорила я такого, — пробормотала себе под нос.

Терри предпочла меня не услышать:

— Ну, пожа-а-алуйста, Эва! — взмолилась она, переходя на плаксивые нотки.

— Только один сет, — всё-таки сдалась я. — И ты мне потом покупаешь мороженое. Самое дорогое в Мексике.

— Договорились, — усмехнулась Терри и швырнула в меня свои солнцезащитные очки.

Я поймала их на лету.

Разумеется, тогда я понятия не имела, что этот «один сет» окажется началом того, что перевернёт наши жизни.

Глава 3. Евангелина

Вот бы немного отмотать жизнь всего на пару дней. Даже на какие-то часы… Многое бы я отдала за такую возможность.

И тогда, может быть, послушалась бы свою интуицию, которая буквально орала: «Эва, не делай этого! Не смей!». Или хотя бы нашла в себе смелость сказать Терри чёткое и однозначное «Нет», когда она предложила заменить её на съёмке.

Боже, что за бред вообще...

— Гениально! — восхитился фотограф, когда я появилась на пляже в очках и шляпе, изображая «звезду». — А то я уже думал, что мы тут будем ракушки фотографировать. Ты, главное, не нервничай. Сейчас ракурс подберём, и будет вау! Никто в жизни не отличит!

Конечно, он волновался исключительно за себя. Если бы съёмка сорвалась, потерял бы гонорар, а то и работу. Вряд ли Терри потом вспоминала бы, кто именно всё завалил.

— Отлично! Шик! Ещё, давай! Уголки губ повыше! Смотри на горизонт — мечтай! Вообрази, что перед тобой Бред Питт!

После двух часов под палящим солнцем я чувствовала себя отнюдь не звездой, а скорее выжатым лимоном. Ну, или, на худой конец, морской звездой, которую угораздило очутиться на пляже и медленно умирать под лазурным небом Мексики. Кто бы только знал, насколько утомительно стоять в неудобных позах, когда каждая мышца хочет умереть, но ты при этом должна изображать «естественное очарование».

«Сделай ещё пару вертикалок для сториз», — написала Терри. Я всерьёз подумывала кинуть телефон в море.

В итоге сняли и вертикалки, и видео, и даже кадры с дурацким коктейлем в руке.

— Обалдеть! — уже восстановившаяся Терри порхала по номеру как бабочка после реанимации. Скорее всего, реанимация включала две «Маргариты» и массаж ступней. — Да мы же просто клончики! Почему я раньше до этого не додумалась?! У всех великих были двойники! Вот у Клеопатры был! У Гитлера точно был! Даже у Бритни!

Очень хотелось уточнить, что сравнение с Гитлером звучит… так себе. Но я промолчала.

Я вернулась с пляжа, не снимая очков и шляпы — во-первых, потому что солнце, во-вторых, потому что в этом «прикиде» чувствовала себя хотя бы немного защищённой. Узкая гравийная дорожка, заросшая пышным олеандром, казалась райским местом… Пока я вдруг не поймала себя на ощущении, что за мной будто бы кто-то наблюдает.

Паранойя, решила я. Перегрелась. Просто выдохни, Эва. Всё нормально.

— Э-э-эва-а-а!..

— Нет, Терри. Даже не начинай. На фотосессию я больше не пойду, — немедленно запротестовала я, заметив огонёк в глазах мисс Мартинес, который не сулил ничего хорошего.

— Да я вообще не об этом! — закрутилась вокруг меня Терри. — Но!..

Вот это «Но!» должно было стать моим сигналом к бегству. Но не стало.

— Но мы сегодня вместе идём в свет. Учебная практика, так сказать. На случай, если снова придётся подменять.

— У нас же вроде «просто милая дружественная поездка», — напомнила я. — Разумеется, я тебе помогаю. Но не подписывалась играть в твою жизнь.

Терри снова сделала вид, что ничего не услышала, и вызвала визажистку. Нам сделали похожий макияж и уложили волосы почти одинаково. Конечно, мы не стали близнецами. Но в полумраке вечеринки и при значительных дозах алкоголя нас и правда могли перепутать.

Мы выехали на вечеринку в СПА-отель, полностью арендованный под день рождения Терезы Мартинес. И стоило нам войти, как Терри растворилась в толпе — кажется, снова сцепилась с Аурелио, своим бывшим, который наверняка опять станет будущим. А ко мне начали подходить люди. Болтали, обнимались, делали селфи, уверенные, что я — это она.

Сначала я пыталась оправдываться, но потом устала. И… вошла в роль. Немного. Совсем чуть-чуть. А потом у меня голова заболела, и я вышла в сад — просто проветриться.

Вот тогда и обрушилась на меня тьма. Я ничего не успела ни заметить, ни предпринять. Впала в небытие и провалялась в таком состоянии, покуда не очнулась в том самом автомобиле.

А прямо сейчас незнакомый мужчина волочил меня в ещё большую неизвестность.

— Ай!.. — вскрикнула я, когда меня грубо скинули на землю.

Подо мной оказался песок. Пляж. Мы на пляже. А если точнее — на пристани.

— Заткнись, сука, — прошипел тот, кто приволок меня.

Он сорвал мешок с моей головы, и я впервые увидела того, кто пришёл меня забрать. Себастьян — кажется, так его назвал водитель.

Он навис надо мной. Высокий, крупный, с глазами цвета нефти. Чёрная куртка, коротко остриженные волосы. Руки, шея, даже лицо покрыты татуировками, которые можно по незнанию принять за ничего не значащие кляксы. Но теперь до меня начало доходить — мафия, меня похитила мексиканская мафия.

До сих пор для меня эти люди существовали только на экране телевизора в сводках криминальных новостей. Однако прямо сейчас я находилась между двумя такими мужчинами.

— Проблем не возникло? — осведомился Себастьян, обращаясь к первому мафиози.

— Всё по списку, Cazador. Не шумела, не сопротивлялась. Почти.

Себастьян рассматривал меня, как покупатель — лошадь на аукционе.

— Ну, здравствуй, Терри. Добро пожаловать в ад, — издевательски прорычал он.

— Вы... вы ошиблись, — прохрипела я. Горло пересохло, голос сделался шершавым, будто песок по стеклу.

Мафиози наклонился ближе. От него пахло солью, металлом и дорогим табаком.

— Мы никогда не ошибаемся, chiquita. Поднимайся.

Ждать он не стал. Подхватил меня, как куклу, закинул на плечо. Я попыталась как-то вывернуться, но всё оказалось бесполезно. Похититель просто продолжил маршрут, не обратив внимания на мои потуги.

Я услышала плеск воды у причала. Потом раздались тяжёлые шаги по деревянным доскам. Мы были на пирсе. И тут — толчок. Меня бросили на дно моторной лодки.

— Не рыпайся, — приказал Себастьян. — Море не любит глупых девочек.

Лодка дёрнулась вперёд, мотор взорвал тишину, и волны с шипением начали хлестать по бортам. Меня швыряло из стороны в сторону, как тряпку. Над головой — чернильное небо, ночь сгустилась до полной тьмы. Только редкие огни на берегу отдалялись, становясь всё мельче, как угасающие искры.

Глава 4. Евангелина

Я видела, как стремительно исчезает берег. Песчаная полоса с пальмами и крошечными домиками быстро становилась пятном на горизонте. Ни единой живой души. Кто бы услышал меня здесь, в глубине залива? Да я даже выпрыгнуть за борт не могла — руки и ноги крепко стянуты. Чёрт, меня же украли…

Всё внутри дрожало. Они ошиблись. Меня приняли за Терри. Это её должны были забрать. Но чем она могла разозлить этого психа?.. Или — того, к кому он меня вёз?

Как он там сказал?.. Алехандро?

Это имя мне ничего не говорило. Но у Терезы, похоже, были свои секреты.

Ошиблись они или нет — мне от этого не легче. Что делать?.. Попытаться доказать им правду? А если поверят — что тогда? Украдут ещё и Терезу? А со мной что сделают?

— Тебе удобно, mi reina? — раздался голос Себастьяна, грубый и пропитанный сигаретным хрипом. — Или ты предпочитаешь стоять como perrita? (* — «в позе маленькой собачки», прим.авт.)

Я лежала на боку, пытаясь не дышать. А этот ублюдок, наслаждаясь ситуацией, продолжал:

— Если бы не приказ Алехандро... — он цыкнул языком. — Я бы сейчас сделал тебе bien rico, ты бы заорала от кайфа, mami. У тебя такая классная задница, что голова кругом идёт.

Себастьян громко захохотал, а я сцепила зубы, игнорируя унижение. Мой короткий кремовый сарафан задрался почти до бёдер, и мерзавец явно рассматривал меня с удовольствием.

— Почему молчишь, preciosa? Уже мечтаешь, как я тебя поимею?

Я не издавала ни звука, старалась дышать ровно. Он не должен был почувствовать мою панику.

Но внезапно Себастьян заглушил мотор. Катер замер посреди тёмного залива. Он поднялся и резко схватил меня за волосы, швырнув на низкую лавку у борта. Я едва не вылетела за борт — и, возможно, это было бы спасением — но мерзавец успел поймать меня за горло.

— Ты такая сладкая, — прошипел он, сжимая моё горло так, что мир перед глазами поплыл. — Очень сложно удержаться...

Его вторая рука рванула подол платья и втиснулась между моими бёдрами.

— Не трогай меня! — вскрикнула я, но крик прозвучал сдавленно и жалко.

Вокруг — только ночь и чёрная вода. Никого, кто мог бы услышать или прийти на помощь.

— Тише, muñeca, — ухмыльнулся он, крепче вцепляясь в горло. — Будешь паинькой — ещё и удовольствие получишь.

Его пальцы бесстыдно пробрались под моё бельё. Я дёрнулась, но было поздно: он уже нагло шарил, где хотел.

— Какая ты мягкая, — выдохнул он с хрипотцой. — Ну, расслабься же, крошка. Тебе понравится...

Ненависть пульсировала во мне, вырываясь наружу. Я должна была бороться. Хоть как-то.

Но каждое моё движение только раззадоривало ублюдка. Он отпустил горло и тотчас стиснул мою грудь так сильно, что я едва сдержала стон боли.

— Развяжи меня, — прошептала я, заставляя голос звучать ровно.

— Ага, щас, — усмехнулся он. — Освобожу тебя — а ты мне нож в печень?

— Нет, — я заставила себя улыбнуться, пусть и дрожащими губами. — Я не буду сопротивляться. Просто… хочу, чтобы нам обоим было удобнее.

Он подался вперёд. Я ощущала его горячее терпкое дыхание, в котором угадывался аромат крепких сигарет. Лицо мерзавца было настолько близко, что я могла разглядеть в подробностях все его тату и небольшой шрам на скуле.

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что… Потому что я тоже тебя хочу, — прошептала я, добавив немного флирта в интонацию. — Только развяжи. Мне больно.

Он прищурился, продолжая изучать моё тело руками. Я тихо застонала.

— Вот так, — промурлыкал он. — Ещё...

Я простонала снова, играя. Глаза ублюдка зажглись похотью, потемнели. Себастьян потянулся ко мне губами. Мне хотелось тут же отстраниться, но я знала, что это — мой единственный шанс усыпить бдительность подонка и, возможно, вырваться из его лап.

Потому всё-таки позволила этому случиться. Его рот впился в мой со звериной яростью.

Это был не поцелуй — это было вторжение.

Его губы были жёсткими, тяжёлыми, требовательными. Его дыхание пахло табаком и терпким ромом. Я почувствовала, как его пальцы больно сжали мою челюсть, заставляя меня открыть рот, подчиниться, принять то, чего я всей кожей, всем нутром не хотела.

Меня мутило. Казалось, мир вокруг сжался до одного узкого пространства между нами, в котором я тонула, задыхалась. Вкус его губ был металлическим и горьким, будто кровь и яд. Его ладонь легла мне на щёку, горячая, сильная, я едва удерживалась от дрожи. Хотелось ударить его, закричать, оттолкнуть, но знала, что не могу этого сделать.

Когда он наконец оторвался, его тёмные глаза смотрели на меня с чем-то похожим на жадность. Или голод.

— Ладно... — выдохнул Себастьян. — Ноги развяжу.

Я изобразила игривую улыбку, наблюдая, как он корячится у моих щиколоток. Как только верёвки ослабли, я тотчас рванулась и нанесла удар ногой ему в живот.

Себастьян отлетел к другому борту катера, с глухим стуком ударившись о поручень.

На секунду между нами образовалась драгоценная дистанция — секунда свободы.

— Ах ты, сука! — взревел он, корчась от боли. — Ты поплатишься за это, дрянь!

Он бросился на меня с искажённым яростью лицом. Я закричала изо всех сил, но ночное море поглотило мой отчаянный вопль.

Глава 5. Алехандро

Фрида пронзительно вскрикнула. Вонзила свои острые ногти мне в спину, оставляя на коже длинные царапины. Глаза у неё закатились, а всё тело зашлось в лихорадочной дрожи, изображая пик удовольствия. Я давно подозревал, что она симулирует, но сегодня Фрида явно переборщила.

Мне стало мерзко. Я слез с неё, не удосужившись закончить начатое.

Хватит… Надоело…

— Алехандро, что случилось? — всполошилась Фрида.

Когда-то я пожалел её. Фрида продавала своё тело за пару сотен песо, чтобы прокормить семью — пятерых младших братьев и сестёр. Она тогда работала в борделе моего дяди Диего. Я был ещё слишком юн, пожалел её, забрал, устроил к себе в дом горничной. Но Фриде было неинтересно стирать и убирать. Зато её явно привлекал я. А мне просто нужно было, чтобы кто-то был рядом. Особенно после всего, что я пережил.

Так и вышло, что вместо того чтобы заправлять мою кровать, Фрида заняла в ней постоянное место, уверенная, что незаметно завоёвывает и весь мой дом.

— Хватит, — процедил я сквозь зубы. — Оденься и уйди в свою каюту.

Я поднялся и направился в душ. Хотелось очиститься — от неё, от этой липкой лжи, от собственной усталости. Ледяная вода жгла кожу. Я стоял под её струями, пока не перестал чувствовать пальцы.

— Алехандро?.. — голос Фриды ворвался в моё уединение.

Я повернулся. Она стояла в дверях ванной в шёлковом халате цвета морской пены, который подчёркивал её бронзовую кожу и вишнёво-красные волосы. Смотрелось это вызывающе — слишком уж театрально.

— Уходи, — бросил я, выключая воду и обматывая полотенце вокруг бёдер.

Я прошёл мимо, не удостоив её взглядом, и двинулся на примыкающую к моей каюте террасу, расположенную на верхней палубе.

Мексиканская ночь была тёплой и густой, как патока. Чёрное небо нависло над Мексиканским заливом, отражаясь в тёмных волнах. Я всегда любил море. Оно успокаивало. Но только не сегодня.

Перед глазами опять всплыли воспоминания…

Разрубленный череп отца. Его посмертная маска боли. При жизни он всегда был таким гордым, непоколебимым — мой отец, Виктор Герреро, не знал страха.

Губы матери, застывшие в диком крике…

И кудри маленькой Аны, слипшиеся от крови…

Я тогда учился в частной школе в Нью-Йорке и понятия не имел, что происходит. Отец держал меня в стороне от дел картеля, уверенный, что моё время ещё не пришло. Но оно пришло. К сожалению, гораздо раньше, чем он планировал.

— Как это случилось? — спросил я у дяди, когда вернулся домой.

Диего молчал. Очень долго. В его глазах не было ни тени утешения.

— Я должен знать, — настаивал я. — Он их пытал?

Ответа не потребовалось. Это молчание было хуже любого признания.

— А… Ана?

Диего отвёл взгляд. Он был крепким, закалённым мужчиной, но при звуке имени моей маленькой сестрёнки сжался от боли. Я понял всё. Без слов.

И всё же взял в руки протянутые дядей Диего фотографии и долго, долго, пристально изучал, закипая от злобы, ненависти и жажды мести. Запоминал каждую деталь, чтобы помнить, чтобы ненавидеть с каждой долбанной секундой моей жизни всё сильнее.

— Я отомщу. Клянусь Чёрным Иудой, я отомщу. Иуда свидетель. Iudas ve, Iudas da. (* — «Иуда видит, Иуда даёт», прим.авт.)

— Иуда принимает твою клятву, Алехандро. Я принимаю твою клятву. Мы вместе добьёмся справедливости, — ответил Диего. — Андреа Мартинес заплатит сполна. Мы сотрём его с лица земли.

Я хранил эту месть в сердце годами. Она заменила мне кровь и воздух. И теперь была готова вырваться наружу.

— Алехандро… — прошептала Фрида.

— Я сказал — прочь! — взорвался я.

Но она не двинулась с места.

— Я не могу бросить тебя…

Фрида подошла ближе. Попыталась прижаться. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не оттолкнуть её. Я не бил женщин. Никогда. Но сегодня не был уверен, что не нарушу своих принципов.

— Давай сделаю тебе массаж? — её голос стал почти умоляющим.

Когда-то он помогал мне заснуть, забыться. А сейчас — раздражал. Я закрыл глаза, стиснул пальцы на металлическом поручне. Мне хотелось разрушить. Всё. Подчистую.

— Я просто хочу помочь, Алехандро…

— Сейчас мне поможет только одно… — пробормотал я и резко обернулся. — Принеси мой телефон.

— С..сейчас… — пискнула она и поспешно скрылась.

Вскоре Фрида прибежала обратно. Я выхватил аппарат и быстро набрал номер.

— Где вы? Почему так долго? — начал без вступлений.

— Уже рядом, — донёсся голос Себастьяна. Он дышал неровно, как будто только что бегал. — Всё в порядке…

— Я не спрашивал, всё ли в порядке! — рявкнул я. Затем чуть тише: — Только без сюрпризов. Ни царапины на ней. Ясно?

— Понял, — отозвался холодно брат.

Я оборвал звонок. Обернулся — Фрида всё ещё стояла рядом.

— Себастьян привезёт эту… Терезу? — спросила она.

— Да, — бросил я.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Не твоё дело.

— Я не за неё волнуюсь, а за тебя… — она прикоснулась к моей голове. — Болит?

— Нет.

Я соврал. Боль была нестерпимой. И не только в голове.

— Тебе нужно расслабиться…

На секунду я поддался. Пошёл за ней. Но, едва ступив в спальню, понял, что всё это не имело значения.

Оделся, не обращая внимания на попытки Фриды меня остановить, и пошёл вниз, туда, где скоро увижу долгожданную заложницу. И, возможно, впервые за долгие годы моя боль наконец-то начнёт утихать.

Глава 6. Евангелина

— Ну и повезло же тебе, сучка! — выругался мерзавец, бросив трубку после короткого разговора.

Если бы не этот внезапный звонок, вряд ли бы мне удалось избежать того, что он замышлял. Так что, как ни странно, мне действительно повезло — если в моём положении вообще уместно было использовать такие слова.

По крайней мере, Себастьян не только остановился, но и перестал меня трогать. Выругался, сплюнул с ненавистью и направился к рулю катера. Завёл мотор. Мы снова пошли вперёд, рассекая чёрную воду.

Я осталась лежать на палубе с заломанными за спину руками. Себастьян стоял ко мне спиной, делая вид, что забыл о моём существовании. Встречный ветер трепал его чёрные волосы, зачесанные назад. Он закурил, и в темноте плясала ало-красная искра — то приближалась к губам бандита, то удалялась.

Всё тело этого подонка было сплошь покрыто татуировками — от костяшек пальцев до скул и бровей. Это были не просто узоры, а знаки — символы принадлежности. Такие метки носят sicarios, наёмные убийцы. Люди картелей. У Себастьяна не было ни одного свободного участка кожи — каждый сантиметр его тела рассказывал историю, полную крови, клятв и насилия. Под рубашкой угадывались новые линии, змеящиеся по груди и спине, как тени смерти.

Я слышала про таких. В Мексике их называют sicario, halcón, comandante. Люди, от которых лучше держаться подальше. Люди, для которых человеческая жизнь — ничто. Они служат наркобаронским кланам, картелям, для которых даже полиция — пешка.

И Себастьян был именно таким. Он не боялся закона, потому что сам был его искажённой, извращённой формой. Убийца, палач и хранитель границ преступного мира.

К какому картелю он принадлежал? Синалоа? Лос Сетас? Может, кто-то из новой волны, о которых только и шепчутся в новостях?..

Но я точно знала одно — я угодила не просто к преступникам. Я попала в лапы системы, где насилие — это валюта, а страх — средство контроля. Не оставалось сомнений, что за спиной Себастьяна струились реки крови.

И всё же — почему он меня не убил? Кто-то приказал оставить меня в живых. Я даже знала имя этого человека — Алехандро.

Алехандро Герреро…

Я уже ненавидела его. Никогда не встречала, но знала — если он стоит за моим похищением, значит, его душа была чернее ночи. Он не был человеком. И скоро я это увижу своими глазами.

Катер ревел, разрезая ночную тьму. Себастьян больше не произнёс ни слова. Я щурилась в темноту, пытаясь понять, куда нас несёт. И спустя какое-то время передо мной вырос силуэт огромной яхты.

Трёхпалубная, громадная, вся подсвеченная огнями, словно гигантский плавучий дворец. Но мне она казалась тюрьмой. Крепость на воде, из которой не будет спасения.

Когда мы причалили, Себастьян рывком поднял меня на ноги и поволок к трапу, где нас уже ждали. Их было трое. Крупные, угрюмые, как глыбы вулканической породы. Но среди них особенно выделялся один — тот, что стоял в центре.

Его глаза горели чёрным золотом в темноте. И в этом взгляде не было ни капли милосердия — только чистая, первобытная ненависть. А направлена она была на меня.

Он шагнул вперёд. Грубо схватил меня за подбородок, заставляя поднять лицо к свету луны. Его рука была железной, пальцы впивались в кожу, словно хотели раздавить.

— Ну здравствуй, Тереза, — прохрипел он. Его голос был ледяным и тяжёлым. Он говорил по-английски, но даже на любом другом языке я бы поняла каждое его слово. Всё объясняли эти безжалостные глаза. — Ты знаешь, кто я?

Я бы упала на палубу, если бы Себастьян не удерживал меня. В груди всё обмерло, сердце колотилось, как бешеное.

Я едва заметно мотнула головой.

Он наклонился, его губы почти коснулись моих.

— Я — твой самый страшный кошмар. Твоё наказание. Твоя боль. Я — твой палач, Тереза.

Резко оттолкнув моё лицо, он рявкнул на испанском:

— Брось её в трюм, Cazador! (* — «Охотник», прим. авт.) Никакой воды, никакой еды. Ни малейших поблажек.

— Как скажешь, Heredero (* — «Наследник», прим. авт.), — ухмыльнулся мой похититель.

Он снова дёрнул меня за собой через палубу. Мы подошли к люку, зияющему в полу, словно пасть зверя. И я поняла — именно там меня ждёт мой личный ад.

Глава 7. Евангелина

Меня, как мешок с никому не нужным хламом, швырнули в темноту. Хорошо хоть развязали руки и не нацепили снова уродский мешок. Правда, это не особо изменило ситуацию — разглядеть хоть что-то в этом чёртовом трюме было невозможно. Я ощутила, что лежу на грубых деревянных досках, рядом громоздились ящики, крепко заколоченные — внутри, похоже, что-то тяжёлое. Наверняка какая-нибудь контрабанда. Или даже ещё что-нибудь похуже…

Я свернулась в комок и отползла в дальний угол. Пол подо мной едва заметно покачивался — яхта стояла не на причале, а где-то далеко от берега. Где именно — я не знала. Скорее всего, где-то в Мексиканском заливе. Но даже если бы знала точные координаты, что бы мне это дало? Прыгать в открытое море, не зная направления и без лодки — самоубийство. Встреча с акулами в открытой акватории — альтернатива не многим лучше.

И всё же были вещи куда ближе и гораздо более пугающие в данный момент. Я хотела есть, пить, да и потребность в туалете никто не отменял. Только вот мои похитители явно не собирались превращаться в добрых самаритян. Ни ужина, ни бутылки воды, ни даже какой-нибудь подстилки на полу. Трюм — и есть трюм. Лишения — часть «программы».

Слова Алехандро до сих пор звучали в моей голове, будто приговор:

— Я — твой самый страшный кошмар. Твоё наказание. Твоя боль. Я — твой палач, Тереза…

Так представился мне тот, кто, как оказалось, и был моим истинным похитителем.

Он появился передо мной в свободной белой рубашке, расстёгнутой на груди. На фоне его смуглой кожи она казалась почти светящейся. Под тканью угадывались мускулы — тяжёлые, плотные, будто вырубленные из камня. Всё его тело, насколько позволил разглядеть свет луны, как и у Себастьяна, было покрыто чёрными татуировками — от рук до бычьей шеи, переходя на жестокое скуластое лицо.

Я едва доставала ему до груди. А плечи — Господи, его плечи могли бы нести целую крышу. На лице — колючая щетина и выражение, будто он готов перегрызть тебе горло, не моргнув глазом. А глаза… Чёрные, как глубины сенота — так называли затопленные карстовые пещеры, которые в Мексике считаются порталами в подземный мир майя, ледяные, полные ярости. Безжалостные, как обсидиановые ножи ацтеков.

Алехандро Герреро.... Он ждал совсем другую жертву — Терезу Мартинес. Но злой рок судьбы распорядился иначе. А Терри, скорее всего, до сих пор понятия не имела, что я исчезла вместо неё.

Что она натворила, раз за ней охотятся такие, как он?

Если Алехандро — её бывший любовник, обиженный до безумия, то почему он до сих пор не понял, что я — не она?.. Или всё было слишком быстро, слишком темно… Или ему просто было плевать, кто попадёт под раздачу.

Но что случится утром, когда он наконец заметит подвох? Отпустит? Вряд ли. Судя по его глазам — скорее прикончит.

«Я — твой палач, Тереза…» — прозвучало вновь в голове.

Каждое слово этого мексиканского ублюдка даже на столь любимом мной испанском языке звучало как отравленное жало, которое впивается под кожу и медленно убивает. А ведь раньше мне казалось, что испанский язык лишён жестокости, и мексиканские мужчины виделись мне исключительно в романтическом свете. Всё потому, что мой отец, по словам мамы, был мексиканцем.

Я никогда не знала его — он исчез ещё до моего рождения, оставив маму одну, с младенцем на руках. Мама редко о нём заговаривала, но, если уж решалась, то всегда с какой-то странной грустью и уважением, будто он был не просто человек, а почти легенда. Может, врала. А может, просто до сих пор любила.

С тех пор, сколько себя помню, я мечтала однажды выучить испанский — язык крови, язык тайны, язык того, кого мне так и не довелось узнать. Я учила его урывками: по песням, сериалам, со словарём в руках. И в моём представлении он всегда звучал красиво — мелодично, мягко, почти священно. Почти как молитва.

Помню, как в детстве я сидела на полу у окна в нашей маленькой пристройке для слуг рядом с домом семьи Мартинес, заворожённо слушая старенькое радио. Там часто ставили мексиканские баллады — голоса певцов были полны страсти, боли, надежды. Я закрывала глаза, и мне казалось, что однажды я обязательно поеду в ту далёкую страну, найду своего отца и скажу ему по-испански: «Я тебя прощаю».

Мама смеялась надо мной, гладила по голове и называла своей маленькой мечтательницей. А я верила, что язык, в который я влюбилась, однажды спасёт меня.

Но здесь… в устах этих людей, в этих голосах, грубых, рваных, переполненных ненавистью, даже испанский звучал как звериный рык. Он терял свою музыкальность, становился оружием. Каждое слово было, как удар. Грубое, злобное, опасное. Как будто сам язык заразился их злобой. И от этой злой, искажённой мелодии у меня внутри всё скручивалось в тугой узел.

Я была выжата досуха. Единственное, что оставалось — попытаться отдохнуть. Пусть даже в этой дыре, где всё напоминало о моём заточении. Подложив под голову онемевшую руку, я закрыла глаза и попыталась считать. От одного до ста, потом обратно. Но вместо цифр перед глазами вновь и вновь восставали эти звериные глаза, эти литые мускулы, эти почти физически ощутимые угрозы.

«Ты знаешь, кто я?..»

«Я — твой самый страшный кошмар…»

«Я — твой палач…»

— Вставай, дрянь!

Целое ведро холодной воды с кусочками льда обрушилось мне на голову, разом вырывая из мыслей и сна. Я вскрикнула, с трудом осознав, спала ли я вообще хоть минуту.

— Пошла! — зарычал громила, схватив за ворот моего платья. Он толкнул меня вперёд, пнул под рёбра. — Быстро наверх! Или за волосы потащу! Алехандро хочет тебя видеть за завтраком!

Глава 8. Евангелина

Широкую светлую палубу заливало утренним ярким солнцем. Морской бриз легонько обдувал лицо. Умиротворяющая картина, которая доставила бы мне удовольствие, не будь я сейчас затравленной пленницей на яхте, принадлежащей мексиканской мафии.

Пока меня волокли на встречу с предводителем, я успела разглядеть корабль, на котором всё происходило. Безусловно, масштабы роскоши поражали: громадное трёхпалубное судно располагало невероятной площадью и было обустроено по последнему слову дизайна и техники. Это даже не «плавучий дом», а скорее «плавучий дворец». Или крепость. Но для меня — тюрьма.

Алехандро я заметила сразу, как только мы с моим сопровождающим вышли на нижний ярус и направились к носовой части яхты. Герреро сидел, непринуждённо попивая утренний кофе. В простой обтягивающей белой футболке и светлых брюках он выглядел почти что мило и, наверное, был даже хорош собой. Бронзовый оттенок кожи, мускулистые руки и плечи, стальной пресс, заметный даже под тонкой тканью, узоры татуировок — он вполне мог бы сняться в рекламе рома или дорогих часов. Вот только я уже начинала догадываться, что зарабатывает он себе на жизнь совсем не модельной съёмкой.

Рядом с ним на лежаке загорала стройная, миниатюрная девушка — настоящая мексиканская красавица с густыми рубиновыми волосами и выразительными карими глазами. Завидев меня, она натянула тёмные очки, будто хотела спрятаться за линзами. Алехандро же, напротив, снял свои, позволив мне снова заглянуть в эти чёрные, пугающе-прекрасные глаза.

Себастьян стоял поодаль. Когда охранник вытолкнул меня вперёд, этот наглец одарил меня усмешкой — издевательской, мерзкой, словно намекая, что вчера я ему всё-таки ответила взаимностью. Вот только я-то знала, что он остался ни с чем.

— Пришла, сучка, — обронил Себастьян.

Алехандро молчал. Он изучал меня глазами, как хищник, выбравший жертву. Казалось, ещё секунда — и он поймёт, что я не та, кто ему нужен.

Молчание тянулось, душило, будто и не воздухом я дышала, а пеплом.

Мой взгляд скользнул по сервированному завтраку на столе — круассаны, джем, омлет, йогурт. Ещё минута, и я бы вцепилась в них голыми руками.

— Проголодалась, Тереза? — дробным, жестоким английским прорезал тишину голос Алехандро.

Я сглотнула.

— Я бы не отказалась от стакана воды, — прошептала на испанском, сама не веря, что осмелилась попросить.

Лицо Герреро переменилось — теперь в нём читалось изумление.

— Я же говорил, что она сносно болтает по-нашему, — усмехнулся Себастьян.

Алехандро никак не прореагировал на его слова, а выражение его лица вновь ожесточилось.

— Воды? — переспросил он. — Её тут миллионы тонн. Прыгай за борт и пей сколько хочешь.

Себастьян фыркнул, девушка захохотала. Но как только Алехандро поднялся с места и двинулся ко мне, все моментально стихли.

— Может, ещё чего-то хочешь? — он наклонился ко мне, и от его дыхания мурашки пробежали по коже. — Может, душ? — продолжал с ледяной насмешкой. — Или тебе хватило ведра, которым тебя освежили?

Запах его был резким, тёплым и пугающе завораживающим — как грозовая буря в пустыне, тёмная и дикая, от этого перехватывало дыхание.

— Или, может, постель тебя не устроила? — прошипел Алехандро. — Ты ведь замёрзла, правда? Так вот: у меня тут целый экипаж. Все готовы согреть тебя. По очереди.

Меня охватил озноб. Это были не просто слова — это были угрозы, которые он мог превратить в реальность в любую минуту.

Слёзы выступили на глазах сами собой. Я хотела закричать, что они ошиблись. Что я — не Тереза Мартинес!..

— Что же ты молчишь, Тереза? — сказал Алехандро. — На экране ты ведь такая болтушка. Или, может, ты ждёшь, когда я выставлю тебе камеру?

Он впился взглядом в мои глаза. И я с ужасом поняла: он не просто смотрит на меня. Он видит сквозь меня. Он заглядывает в самую мою суть. И там — ищет врага.

— Чего вы от меня хотите?.. — едва выдохнула.

— Чего хочу? — его усмешка была колючей, как проволока. — Видеть, как ты страдаешь. И можешь не сомневаться: я всё это сниму. Тебе ведь нравится быть в кадре, да, Тереза? Только теперь это будет фильм для твоего папочки. Гораздо зрелищнее, чем твои идиотские клипы.

Стоит ли сказать правду?.. Признаться сейчас, до того, как всё зайдёт слишком далеко?.. Я уже пробовала, и мне это не помогло. Но Себастьян мог и не знать Терри, а Алехандро, возможно, знал её чуть больше. И всё же пока не заметил подмены.

Но вдруг… вдруг он не поверит? Или, хуже того — разозлится ещё больше?

— Не бойся, Тереза, — его ладонь прошлась по моей спине, вторая обвела контур моего лица. — Ты не умрёшь быстро. Я собираюсь сделать твою смерть долгой. Очень долгой…

Внезапно все его пальцы сжались вокруг моей шеи. Мощные, сильные, неумолимые. Я захрипела. Мне не хватало воздуха. Мир вокруг плыл. Всё тело ослабло.

На последних остатках дыхания я прошептала:

— Я… Я… не… н… не… Тереза…

Глава 9. Евангелина

Мёртвая хватка в ту же секунду разжалась, и я рухнула к ногам своего мучителя, с трудом хватая ртом воздух, что с хрипом ворвался в мои истерзанные лёгкие.

— Очень умно, — прогремел над моей головой голос, наполненный презрением. — Отличный ход. Ты решила со мной поиграть? Ну, давай, расскажи, как тебя зовут.

Я подняла глаза. Алехандро стоял надо мной, на его лице играла ядовитая усмешка.

— Евангелина. Евангелина Райт. Я... я всего лишь прислуга...

По палубе прокатился волной ядовитый смех. Смеялись все. Кроме Алехандро. Он остался холоден, словно лёд.

— Ты не только жалкая врунья, но ещё и такая же идиотка, как твой отец, — холодно констатировал он.

— Но я не лгу! — отчаянно возопила. — Пожалуйста, послушайте! Я говорю правду!

Алехандро проигнорировал мои мольбы. Он вытащил из кармана телефон, что-то быстро пролистал и повернул экран ко мне. Я увидела страницу Терезы в соцсети. Её публичный профиль, который, конечно, вела не она сама, а команда имиджмейкеров.

И к своему ужасу я увидела там свежие снимки. Сделанные вчера. Серия фотографий с пляжа.

— Узнаёшь? — спросил Алехандро, и я вспыхнула до самых корней волос. — А теперь повтори мне ещё раз, что это не ты.

— Это я, но...

— Прекрасно, — отрезал он. — И больше я не желаю слушать твои мерзкие оправдания. Иначе лишишься языка.

Эти слова прозвучали так обыденно, будто речь шла не о пытке, а о самой обычной вещи, которую он практиковал не раз.

Но даже это не остановило меня:

— Прошу, Алехандро...

Он уже собирался уйти, но вдруг присел передо мной на корточки. Даже так он был выше меня. Я подняла на него голову, и боль в шее напомнила о себе вспышкой.

— Умоляешь?.. — тихо переспросил. — Как это трогательно. Тогда умоляй громче, пока ещё можешь.

— Пожалуйста... Выслушайте меня...

Я придвинулась ближе на коленях. За моей спиной дёрнулся охранник, но Алехандро остановил его приказным жестом. Затем неожиданно провёл кончиками пальцев по моим губам.

— Грязная сука, — прошептал он так тихо, что это было почти лаской, — что бы ты мне ни предложила, ты всё равно умрёшь.

— Я могу доказать, что вы ошибаетесь!

Его палец скользнул мне в рот. Я вздрогнула, но Алехандро не позволил мне отпрянуть. Он медленно провёл пальцем по моим зубам, затем по языку.

— Даже жаль портить такую красоту, — произнёс он. — Но язык тебе всё равно ни к чему.

Он поднялся на ноги. Я осталась на коленях, вся в слезах.

— Разрешите мне спеть... — выдохнула я.

— Что? — Алехандро удивлённо вскинул брови. — Спеть?

— Да... пожалуйста... И тогда вы поймёте, что я не Тереза.

— Это будет забавно! — хохотнул Себастьян.

Видимо, он с особым наслаждением наблюдал за моим унижением.

— Тебе нравятся плохие певицы, Себастьян? — с усмешкой бросил Алехандро.

— Мне нравится, когда их рот занят более полезным делом, — ухмыльнулся Себастьян. — Но пусть споёт. Потом я сам заткну ей рот.

— Как хочешь, — небрежно бросил Алехандро и вернулся к столику. Взял чашку кофе. — Начинай. Если я не сблюю прямо тут, получишь в награду стакан воды.

Я оглянулась вокруг. Сердце бешено колотилось. Мне было страшно. Безумно страшно.

Когда-то, в детстве, мы с Терри часто пели вместе. Для себя, для семьи. Тогда разница в голосах казалась несущественной, но позже стало ясно: у Терри ни слуха, ни голоса не было. Даже занятия с преподавателем не спасли. А уж её любовь к сигаретам и выпивке окончательно всё испортила.

Но мой голос остался чистым и звонким. Иногда я пела в караоке с подругами из колледжа. Им даже нравилось.

На палубе наступила напряжённая тишина. Все ждали.

Я лихорадочно пыталась вспомнить хоть одну песню. Ничего. Паника сковала сознание.

— Ты язык проглотила? — издевательски бросила та самая девушка, что загорала рядом с Алехандро. — Себастьян, похоже, не дождёшься своего развлечения!

И она мерзко расхохоталась.

Я увидела, как Алехандро отворачивается, и его рука медленно поднимается в воздух, готовая отдать приказ охраннику. Снова в трюм... нет!

И тогда я запела:

— Bésame, bésame mucho,
Como si fuera esta noche la última vez...
Bésame, bésame mucho,
Que tengo miedo…

Почему именно эта песня всплыла в памяти? Наверное, из-за ассоциации с чем-то красивым, светлым. С моим детством. По радио её очень часто крутили.

Тишина.

Я пела. Голос мой дрожал, но я продолжала.

Себастьян перестал ухмыляться. Алехандро повернулся ко мне, его глаза были внимательными и холодными.

И тут что-то ударило меня по лицу. Я замолчала, моргнула сквозь слёзы. На палубе валялся брошенный в меня кусок круассана.

Та девушка с яркими волосами, что лежала в шезлонге, сорвалась с места и стремглав понеслась прочь. По пути она хлестнула меня по лицу своим ярко-красным парео.

— Куда ты собралась, Фрида? — спросил ей в спину Алехандро.

— Пойду послушаю что-то не настолько отвратительное! — огрызнулась она, даже не оборачиваясь.

Глава 10. Алехандро

Фрида торопливо покинула палубу. Я несколько секунд смотрел ей вслед, и зубы у меня скрипели от ярости.

Разумеется, мне было наплевать на круассан и тем более на то, что Фрида запустила им в эту белобрысую шавку. Но сейчас я бы с превеликим удовольствием проделал бы тот же трюк с моей неудавшейся горничной. Но с этой сучкой я ещё поговорю отдельно.

А прежде надо было решить, что делать с потаскухой Мартинес. Конечно, девчонка врала — нагло, топорно. Hermano de sombra* следил за этой вертихвосткой весь вчерашний день, и сомнений не оставалось: именно ту я и заказал. (*«Брат тени» — имеется в виду доверенный человек, прим. авт.)

Даже её песнопения не тронули меня. Я, конечно, знал, что поёт она какую-то попсовую чушь. И всё-таки — надо же, девчонка знала и что-то и поприличнее. Удивительно. Похвально.

Может, она не совсем безмозглая, какой казалась на первый взгляд?..

Впрочем, мне-то что. Поёт она сносно, почти приятно — даже успокаивает. Но её мини-концерт всё равно был безнадёжно испорчен выходкой Фриды.

Сжав челюсти так, что аж скулы свело, я повернулся к девчонке и смерил её презрительным взглядом.

— Ну что ж, уши у меня не кровоточат, — констатировал я. — Так что получишь свою награду.

Щёлкнув пальцами, я подозвал официанта. Через полминуты тот протянул белобрысой сучке стакан воды. Она вцепилась в него, как голодный койот, и осушила до последней капли.

— Спасибо... — выдохнула эта маленькая дрянь, глядя на меня снизу-вверх своими испуганными голубыми глазами.

Красивая дрянь. И без косметики красивая.

На одно короткое мгновение во мне вспыхнула невыносимая жалость к этой мелкой твари. Но только на мгновение — и тут же погасла без следа.

— Уберите её с моих глаз, — распорядился я. — Она меня утомила. Есть дела поважнее.

Я поднялся и, проходя мимо неё, на секунду задержался рядом.

— Считай это ещё одним подарком, — сказал я. — За изобретательность. Сегодня ты ещё поживёшь. Так что наслаждайся.

Я направился на верхнюю палубу. Не сомневаюсь, она провожала меня взглядом — слабым, умоляющим, как овечка перед ножом. Но я уже слишком хорошо знал: за этим взором прячутся зубы и когти, ждущие момента, чтобы вцепиться в глотку.

— Фрида! — рявкнул я, распахивая дверь своей личной каюты.

— Да, сеньор... — Фрида съёжилась на кровати, как побитая собака.

Она изображала, будто увлечённо листает глянцевый журнал. Жалкая попытка. Я знал наизусть все её уловки. Подойдя к ней, выхватил журнал из её рук и швырнул в угол.

— Что ты себе позволяешь?! Что за цирк ты устроила на палубе?! Мыльных опер пересмотрела?!

— Алехандро... я... я ничего такого... — лепетала Фрида, вся дрожа.

— Ничего?! — прорычал я. — Ты забыла, кто ты?! Забыла, из какого дерьма я тебя вытащил?! Ты здесь не больше, чем прислуга!

В её прекрасных глазах выступили слёзы.

Прошло уже два года с тех пор, как Фрида оказалась у меня. Дядя Диего мне её просто подарил, как вещь, как драную кошку, которую держал в борделе только из жалости, хотя я знал — Фрида приносила ему деньги, и немалые. По сравнению со многими распутными девками, она правда была даже слишком хороша. Я предложил за неё выкуп, как полагается. Дядя махнул рукой: «Забирай. Надоест — сдашь обратно».

В итоге эти деньги я отдал её семье. Примерно годовую сумму, что могла бы заработать Фрида, продолжая раздвигать ноги в борделе. И с тех пор каждый месяц также посылал её семье небольшие отчисления. Для меня — небольшие, а для них — целое состояние.

Поначалу Фрида и впрямь убиралась в моём доме, как обычная служанка. Потом мы сблизились. Я избавил её от хлопот, потому что незачем портить руки тяжёлой работой — куда важнее было сохранить её красоту.

Со временем Фрида, видимо, решила, что ей дозволено слишком многое. И сегодня откровенно перешла все границы.

— Сеньор... это была случайность... — жалобно выдавила она, сползая с кровати и падая на колени. Её лоб уткнулся в мою ладонь. — Прости, Алехандро... Я больше не буду...

Она принялась целовать мои пальцы. Я резко дёрнул руку. Терпеть не могу эти унизительные сцены.

Ещё минуту назад я был готов орать на неё до хрипоты. Но сейчас, глядя на её унижение, почувствовал отвращение ко всему этому фарсу.

— Чтобы это был первый и последний раз, — прорычал я.

— Да, да...— закивала Фрида. — Клянусь Чёрным Иудой… — и её ладонь скользнула по внутренней стороне моей ноги.

— Ты — не часть картеля, — осадил я.

Это не подействовало — Фрида продолжила в том же духе. Её рука двинулась выше, к ремню. Фрида начала расстёгивать его, глядя мне прямо в глаза. Я молча наблюдал. У неё всегда хорошо получалось «извиняться». Каждый раз, как в первый.

Но сегодня... сегодня она меня серьёзно выбесила.

Я отстранил её.

Фрида застыла в ступоре, всё ещё стоя на коленях.

— Алехандро... — выдохнула она.

— Иди в свою комнату, — приказал я, наливая себе воды из кувшина.

— Но я извинилась...

— И что? — холодно спросил я.

Фрида сникла. Потом вдруг подползла ближе, полная безумной надежды. Моя злость и желание взметнулись в унисон, но я удержал себя. Её ладонь снова потянулась к моей ширинке.

— Я сделаю тебе очень приятно... — прошептала она.

— Сделаешь, — усмехнулся я. — Когда я скажу.

Фрида посмотрела на меня, как на предателя. Её губы задрожали.

— Всё из-за неё, да?! — взвизгнула она. — Из-за этой грязной белой сучки?!

— Что ты мелешь?!

— Ты стал её жалеть! Ты хотел убить её, а теперь жалеешь!

— Фрида! — я швырнул стакан в стену. Вода и разбитое стекло брызнули на пол. — Ты совсем с ума сошла?!

— Ты должен был скормить её акулам! — визжала она.

Я молча подошёл к ней, схватил за горло и сжал до предела, ощущая, как у неё тут же перехватывает дыхание. А затем швырнул на пол.

— Пошла вон! — рявкнул безжалостно. — Немедленно! Пока сама не оказалась за бортом! Или того хуже — снова в борделе!

Глава 11. Евангелина

Меня снова заперли в трюме. Я осталась без свежего воздуха и без солнечного света, зато, наконец, одна — и радовалась своему уединению. Больше всего мне не хотелось видеть ту неприкрытую жестокость, что горела в глазах чудовища по имени Алехандро Герреро. Конечно, встреча с ним ещё была впереди. Но хотя бы не сегодня.

К тому же в трюме было ощутимо прохладнее, что было совсем не лишним — на верхней палубе жара стояла адская, словно само солнце спустилось на наши головы. Однако куда сильнее жары меня терзал голод, который здесь было нечем утолить. Я забилась в угол и закрыла глаза, надеясь хотя бы ненадолго уснуть.

Однако заснуть мне не дали.

Люк с грохотом открылся, и вниз по лестнице спустился человек. За ним — второй. Потом третий.

Я не знала этих людей. Лица их были незнакомыми. Хотя… Кажется, одного я всё-таки узнала — тот, что приволок меня сюда полчаса назад. Видимо, он же охранял мою темницу. Но остальные?.. Их должности на этом судне вряд ли ограничивались обязанностями коков или грузчиков.

Глядя на их напряжённые, вспотевшие татуированные лица с похотливыми усмешками, я ощутила нутром, что происходит что-то недоброе. Я с трудом проглотила вставший в горле ком.

— Что вам нужно?.. — выронила тихо.

Несомненно, они слышали меня. Слышали, но ничего не ответили. Только их ухмылки стали ещё гадливее.

— Чего вы хотите?.. — я поползла назад, пока не уткнулась в стену. — Подождите... Что вы делаете?..

Я попробовала закричать, но один из мужчин мгновенно зажал мне рот. Двое других перехватили руки и ноги. Я вырывалась, как могла — билась, кусалась, дёргалась, — но всё было напрасно. Против троих громил у меня не было ни единого шанса.

Меня прижали к полу. Один сжал мои запястья, другой затыкал горло и рот, третий — задирал мой сарафан.

Всё это было похоже на страшный, слишком реальный сон, от которого невозможно было проснуться.

Нет... Нет, только не это...

Я пыталась звать на помощь, но получался только жалкий хрип. Моё сопротивление было бессмысленным. Слёзы застилали глаза. Я смотрела в потолок — туда, в бесконечную темноту. Смотрела, обещая себе не закрывать глаз. Не отворачиваться от тьмы, которая намеревалась меня поглотить. И всё же не сдаваться, вопреки всему. Эти твари могли осквернить моё тело, но душу мою они забрать не могли.

Я ощущала их вонючее дыхание, мерзкие руки на своей коже. Но, несмотря на это, больше всех ненавидела Алехандро. Именно он, как я была уверена, приказал устроить эту пытку. Он натравил на меня своих псов. Нелюдь… Подонок… Гореть ему в аду…

Но вдруг всё резко оборвалось.

Одно из мужских лиц внезапно исчезло. Затем я почувствовала, как ослабли хватки остальных. Я даже сначала не поняла, что произошло.

— ¡Malditos cabrones! ¡Les voy a cortar los huevos y hacérselos tragar! (* — «Проклятые ублюдки! Я вам отрежу яйца и скормлю их вам!», прим. авт.) — как гром, обрушился сверху чей-то разъярённый рык.

Только когда я оторвала взгляд от потолка, увидела: один из бандитов валялся на полу, другой, держась за бок, медленно сползал по стенке, а третий пятился к выходу, как краб.

— ¡Voy a reventarlos como a malditos puercos! ¿¡Quién quiere ser el primero!? (* — «Я вас взорву к чертям, как проклятых свиней! Кто хочет быть первым!?», прим.авт.)

Посреди трюма стоял Себастьян. Он истошно орал на этих подонков, его лицо перекосилось от злости. Я слышала его крики, но будто через вату — настолько отключилась от происходящего.

Но трое бандитов поняли его почти мгновенно. Они повыскакивали прочь из трюма меньше, чем за пару секунд. Себастьян подошёл ко мне и грубо схватил за плечо, рывком подымая на ноги.

— Пошли! — прорычал он.

И потащил меня наверх. Себастьян всё время оглядывал меня, то и дело хмыкая.

— Что происходит?.. — с трудом выдохнула я.

— Заткнись.

— Мой рот уже только что затыкали! — огрызнулась я.

Он резко остановился, развернулся ко мне.

Я впервые смогла разглядеть его лицо вблизи: грубое, дикое, будто вырубленное топором. Крупные, резкие черты. Он был старше Алехандро, но не настолько, как мне показалось вначале, судя по его тяжёлому, властному голосу.

— Отрезать тебе язык было бы не самой плохой идеей, — холодно произнёс Себастьян. — Ты слишком болтлива.

— Ну да, — я усмехнулась сквозь боль. — Но ты вроде бы тоже болтать не прочь. Так что скажи, зачем меня спас?

— Спас? — он поднял бровь и рассмеялся. — Нет, muñeca. Я тебя не спасал. Просто у Алехандро другие планы. Шакалам тебя отдадут потом. Сейчас твоя очередь идти к главному Иуде.

Он грубо рванул меня за руку вперёд.

— Двигайся. Алехандро велел привести тебя в порядок. Сказал, выглядишь как оборванка. Придётся тебя вымыть.

Глава 12. Евангелина

Я выглядела не просто как оборванка. Я выглядела как девушка, которую только что пытались растерзать трое отморозков. А теперь четвёртый — здоровяк с короткой стрижкой и ухмылкой зверя — гнал меня вперёд, мерзко посмеиваясь. Однако мне было совсем не до смеха. Жара давила на плечи, а я при этом мёрзла до костей. На руках и ногах саднили царапины, одежда висела клочьями. Горло раздирало от жажды. Про голод я даже не думала.

Но хуже всего была неизвестность. Зачем Алехандро снова захотел меня видеть?..

По пути Себастьян непрерывно пожирал меня глазами. Его пристальный взгляд прожигал насквозь. Мы шли по нижней палубе мимо страшных людей с каменными лицами, мёртвыми глазами и кожей, испещрённой ужасающими татуировками. Среди рисунков мне запомнился один: странная фигура с вытянутым лицом, словно распятым вниз головой — на предплечье Себастьяна тоже такой был.

Не зная, что это значит, я всё равно чувствовала нутром: здесь нет ни случайных людей, ни случайных знаков. Всё было частью чего-то... страшного.

Себастьян, которого вчера Алехандро назвал «El Cazador» — Охотник, — подтолкнул меня к одной из дверей.

— Входи, — приказал он. — Надо привести тебя в порядок.

Каюта встретила меня небывалой роскошью, особенно в сравнении с трюмом: идеально застеленная кровать, блестящий телевизор, зеркальный шкаф. В окна струилась синяя пустота Карибского моря.

Щёлкнул замок.

— Раздевайся, — холодно произнёс Себастьян.

Я застыла.

Едва пережив нападение в трюме, теперь я должна была раздеться перед этим отморозком? Перед бандитом, который смотрел на меня, как на трофей?..

Страх обжигал кожу. Я медлила.

Он шагнул ко мне и схватил за горло.

— Снимай свои тряпки, muñequita, — прошипел он. — Или я сам их срежу.

Я кивнула, не в силах выдавить ни звука. Он отпустил меня. Я прислонилась к стене, еле удерживаясь на ногах.

Боже, помоги мне...

Когда-то Фред, мой единственный почти-бойфренд, пробовал расстегнуть пуговицу на моей блузке. Я тогда испугалась и отстранилась. Он был добрым. Он был человеком. Здесь же, на борту этой яхты, людей не осталось.

Только волки. И я — их добыча.

— Быстрее, muñeca! — рявкнул Себастьян.

Я повиновалась.

Когда одежда соскользнула на пол, я увидела, как его взгляд лениво и методично скользит по моей коже. Он не касался меня — но это слабо успокаивало.

На его шее под тёмной кожей виднелась татуировка: неразборчивая фигура с длинным раздвоенным языком. Меня пробрал озноб от вида этой жути.

Себастьян кивнул головой в сторону двери в ванную.

Я зашла туда, но через секунду вздрогнула, потому он вошёл за мной.

— Можешь оставить меня одну? — попросила еле слышно.

Он ухмыльнулся.

— Здесь никто не может остаться в одиночестве, muñeca. Здесь за тобой наблюдает сам Иуда.

Его пальцы скользнули по моему плечу, вызывая судорожную дрожь.

— Быстрее, — приказал он. — El Iudas espera. (* — «Иуда ждёт», прим.авт.)

«El Iudas espera…» — эхом отозвалось в моей голове.

Эти два слова вцепились в меня когтями. Я замерла, едва соображая, что именно он сказал.

«Иуда ждёт…»

Иуда. Чёрный Иуда.

Внутри у меня похолодело. Я не была экспертом в мексиканских суевериях, но когда-то краем уха слышала о странном культе, который особенно процветал в южных и восточных регионах страны. В каких-то грязных подворотнях, на закопчённых алтарях торговцы смертью и болью поклонялись не светлому святому, а его изломанному, тёмному отражению.

Чёрный Иуда — тот, кто якобы понимал предателей, убийц, растлителей. Их «святой», покровитель всех, кто жил по другую сторону закона и морали. Он не судил их — нет. Он их защищал. Оберегал и благословлял тех, кто шепчет молитвы на коленях, сжимая в руке острый нож, блестящий от крови.

Где-то там, среди пыли и грязи, в предсмертных стонах, родился этот культ.
И, если «Иуда ждёт» — значит, ждёт не покаяния. Он ждёт присяги. Ждёт крови. Ждёт того, кто принесёт ему новую жертву.

Меня.

Глава 13. Евангелина

Находясь под цепким, настойчивым взглядом Себастьяна, я направилась к душевой кабине. Не удивилась бы, если б он и туда за мной полез. Но, к моему облегчению, этому сатанинскому отродью вполне хватило того, что он мог наблюдать за происходящим через матовое стекло.

Когда на плечи пролилась горячая вода, я на несколько мгновений отпустила все свои тревоги и чудовищные догадки, абстрагировалась, полностью ушла в себя, понимая, что едва ли могу что-то изменить. Зато могу хотя бы ненадолго расслабиться.

Все звуки, страхи, грязь — исчезли. Остались только пар, водяные капли и аромат персикового геля, который я нашла тут же. И это было лучшее, что происходило со мной за последние сутки. Даже Себастьян стал как будто несущественен — он растворился в шуме струй и моём отчаянном стремлении вернуть себе хоть толику чистоты.

Но как всегда — хорошее кончается быстро.

Глухой стук в стекло. Требовательная тень подала какой-то знак по ту сторону кабинки.

Я приоткрыла дверь, и Себастьян без слов протянул мне большое чистое полотенце. Затем кивком указал на выход. Я подчинилась. Обернулась полотенцем и двинулась обратно в комнату. Шла, чувствуя взгляд убийцы на своей спине.

Он открыл шкаф и показал на аккуратно развешанную одежду.

— Выбирай, что хочешь. Постарайся выглядеть прилично, — добавил с ухмылкой.

После чего вручил мне какой-то бумажный пакет. Там оказалась косметика. Дорогущая. Я знала эти бренды: их держала в своей ванной Терри. А уж Терри точно никогда не прикасалась к дешёвке.

А я обычно вообще не красилась. То, что было на мне вчера, сделал визажист. Сейчас же мои пальцы дрожали, и я не была уверена, что сумею повторить хоть что-то похожее.

Рассматривая одежду, я поняла, что и эти вещи точно не из дешёвого магазинчика или захолустного рынка. Лейблы — сплошь именитые.

— Чьё это? — спросила я, не надеясь на ответ.

Однако Себастьян ответил:

— Да ничьё. Фрида вечно заказывает себе что-то новое, а потом ещё. Половину даже не распаковывает. Вот и валяется без дела.

Фрида… Та девушка с красно-малиновыми волосами, та, что кинула в меня огрызком круассана. Конечно, у неё хватало денег, чтобы швыряться круассанами и платьями. Она жила в мире роскоши, не задумываясь о том, откуда берутся деньги. Я знала таких.

— Фен есть?

— В ванной, — бросил Себастьян, плюхнулся в кресло и сложил руки за головой, готовясь к шоу. — Часики тикают, Терри, — добавил он. — У Алехандро встреча. Но как только он вернётся, ему понадобится снять напряжение.

Меня затошнило.

«Снять напряжение…»

Какая мерзость. Я даже не желала представлять, что в самом деле Себастьян имел в виду. Но, к сожалению, моё воображение тут же подкинуло парочку вариантов, ни в одном из которых мне не суждено было выжить. Я постаралась отключить эти мысли.

С чего же начать приготовления к собственной кончине?.. Волосы? Макияж? Одежда? Всё смешалось в один мутный водоворот страха.

— Проблемы? — голос Себастьяна прозвучал лениво, почти насмешливо.

— У меня кружится голова, — прошептала я.

— Это часто на море. Ничего. Пройдёт.

Я заметила бутылку воды на тумбочке. От Себастьяна и это и не ускользнуло.

— Бери, если хочешь, — позволил он.

Я схватила бутылку, чуть ли не выдрала крышку, сделала несколько больших глотков один за другим. Себастьян не сводил с меня пристального взгляда.

— Почему ты не просишь позвонить своему отцу? — спросил он вдруг.

— Потому что у меня нет отца, — ответила я. — Я уже говорила, это ошибка.

На удивление, он не засмеялся. Его лицо стало каменным.

— Это глупая тактика, Терри, — холодно произнёс Себастьян. — Если бы у тебя было хоть капельку мозгов, ты бы уже поняла: твой единственный шанс выжить — понравиться Алехандро Герреро. А пока ты ему не нравишься.

— Алехандро Герреро… — повторила я. — Он твой хозяин?

— Он мне не хозяин, — огрызнулся Себастьян. — Он мой двоюродный брат.

— Но ты подчиняешься ему.

— Он El Heredero, Наследник. Скоро он вступит в свои полные права.

— Полные права? Он что, король?

— Вроде того, — усмехнулся Себастьян. — Неужели ты, правда, не понимаешь, кто он?

Я покачала головой. И в его глазах мелькнуло что-то — не удивление, а скорее недоумение, а потом и нечто вроде жалости.

— Неудивительно, — пробормотал он. — Твой папаша старался держать тебя подальше от грязи. Как будто сам по уши не в ней. Хотя Андреа Мартинес — тот ещё подонок.

— Мистер Мартинес — хороший человек, — тихо возразила я.

— Хах! Хороший! — рассмеялся Себастьян. — Из-за таких «хороших» ад уже перенаселён.

— Тебе тоже туда прямая дорога.

— Возможно, — усмехнулся ублюдок. — А может, и нет, — он глянул на свою татуировку с перевёрнутым распятьем, затем — снова на меня: — Считаешь, что твой папаша святой?

Я молчала. Хотя бы потому что всё равно никто не желал слушать настоящую правду, а об Андреа Мартинесе я знала не так уж и много.

Он вёл какие-то дела в Восточной Мексике и по всей Центральной Америке. Строил отели, вкладывался в рестораны. Но, сколько я помнила, он никогда не был чудовищем. Или, по крайней мере, таким, каким Себастьян пытался его выставить. Когда моя мама, Сабрина, забеременела мной, мистер Мартинес не прогнал её. Он оставил нас жить в доме. Воспитывал Терри и меня вместе. Всегда был щедр. Уважал прислугу.

Может, он и не был святым. Но я не могла представить, что он способен на настоящее зло.

— Хватит мечтать, — оборвал Себастьян. — Если ещё раз предстанешь перед Алехандро в таком виде, он тебя сразу прикончит. А я, честно говоря, ещё рассчитываю... на твою нежность, — он пошло ухмыльнулся и прищёлкнул языком.

— Но вы ведь всё равно меня убьёте? — прошептала я.

От собственных слов по спине пробежал холодок.

— Не сразу, — как будто решил меня обнадёжить Себастьян. Он вытащил из-за голени нож с изогнутым лезвием и стал вертеть им в руках. — Если после сегодняшней встречи от тебя что-то останется, заберу тебя к себе. А если мы с тобой не сладим, будешь обслуживать всю команду. Пока им не надоест. А дальше — посмотрим. Насколько ты живучая, muñeca.

Глава 14. Евангелина

Я стояла перед зеркалом в ванной комнате и пыталась заглушить дрожь, которая всё сильнее охватывала моё тело. В отражении я видела женщину в длинном белом платье, обтягивающем фигуру так, будто меня вели не на встречу, а на заклание. Макияж занял немало времени, но, к счастью, Себастьян не подгонял меня.

Когда я, наконец, вышла из ванной в комнату, Себастьян тут же отложил телефон и смерил меня долгим, цепким взглядом. Его глаза скользнули по моему наряду — слишком торжественному, слишком чистому для грязи, в которую меня собирались окунуть. Белоснежное платье больше походило на свадебное, чем на костюм для собственной казни. Волосы я убрала в высокий, тугой пучок. Туфли оказались мне велики, но сегодня это уже ничего не значило — танцевать мне в них точно не придётся.

— Si no supiera de qué porquería te sacaron, pensaría que eres un ángel de verdad (* «Если бы я не знал, из какой грязи ты родом, я бы подумал, что ты настоящий ангел», прим. авт.), — фыркнул Себастьян.

Наверное, это должен был быть комплимент. Но я чувствовала себя не ангелом. Скорее — агнцем, обречённым на заклание.

Себастьян быстро набрал чей-то номер и коротко переговорил. Я без труда догадалась, что на том конце провода был Алехандро.

— Идём, — бросил Себастьян.

Мы прошли несколько метров по нижней палубе яхты, затем начали подниматься вверх по металлической лестнице. Неудобные туфли соскальзывали с ног, каждую ступеньку я преодолевала с напряжением. Себастьян шёл позади, не спуская с меня глаз.

На очередной ступеньке я оступилась. Каблук подвернулся, стопа выскочила из обуви. Я судорожно схватилась за перила, но было поздно.

Ещё бы секунда, и я бы рухнула вниз, но Себастьян успел. Поймал меня буквально налету и подхватил на руки, будто я была лёгкой тряпичной куклой. Мы замерли — я в его руках, он — впившись в меня пристальным взглядом.

Тогда я впервые увидела в глазах Себастьяна не привычную злость и похоть, а что-то совсем иное... Что-то странно трепетное.

— Gracias, — выдохнула почти беззвучно.

Он молчал. И не спешил ставить меня на ноги.

— Себастьян! — вдруг раздался женский голос.

Я повернулась и увидела Фриду, стоявшую на следующем пролёте лестницы. Она смотрела на нас сверху-вниз, как разъярённая львица.

— Куда ты тащишь эту шваль?

Себастьян ответил ей хриплым, раздражённым рычанием:

— Не твоего ума дело.

Фрида вскинула подбородок и исчезла.

Он поставил меня на ноги, а затем резко дёрнул за собой, словно боялся, что я сорвусь и сбегу.

— Шевелись! — рявкнул он.

Перед нами выросла ещё одна лестница. Я шагала осторожно, стараясь не споткнуться вновь. Когда мы подошли к большой белой двери, Себастьян вдруг развернул меня к себе лицом и вцепился в плечи.

— Escúchame bien (* «Слушай сюда», прим. авт.), — его голос был низким, угрожающим. — Если вздумаешь сопротивляться — умрёшь тут же. Никто не спасёт. Но, если протянешь до утра, возможно, ещё немного поживёшь.

Он облизал губы, скалясь, словно волк перед светоносным прыжком. Его зубы блеснули в тусклом свете коридора. Мне показалось, будто он намеревался вгрызться мне шею и откусить от неё кусок.

Я думала, что мой страх достиг апогея в трюме, но ошибалась. Новая волна страха оказалась вдвойне жестокой. Я дрожала от макушки до пяток. За этой дверью меня ждал Алехандро. Один на один. Я окажусь полностью в его власти. И никто не встанет между нами.

Но, даже если выживу, дальнейшая моя участь будет ещё хуже. Назавтра настанет Себастьяна черёд терзать меня.

Стоит ли вообще бороться за жизнь в таких условиях?..

— Buena suerte, muñeca (* — «Удачи, крошка», прим.авт.), — пробормотал Себастьян, швыряя меня через порог.

Дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной.

Я оказалась в огромной, роскошной каюте. Мягкие золотые лучи заходящего солнца лились через большое окно, освещая просторную кровать с балдахином, тяжёлые шторы, письменный стол, кожаные кресла. Это был целый миниатюрный особняк посреди океана.

Но Алехандро нигде не было видно.

И тогда я услышала это.

Музыка. Тонкая, нежная, не похожая на весь остальной кошмар, в который я попала. Даже не сразу поверила своим ушам.

Осторожно пошла на звук, раздвинула занавеску, разделявшую каюту на две половины. И увидела.

В другом конце, в полутени, находился небольшой спортзал: груша, тренажёры... И синтезатор. Или же это был какой-то другой похожий музыкальный инструмент.

Алехандро сидел за ним. Играл.

Его массивная фигура казалась ещё крупнее на фоне закатного света. Густые, чёрные волосы, татуировки, обхватывающие шею и плечи, жилистые руки, покрытые узорами, — всё в нём было опасным. Хищным. Несгибаемым.

Но пальцы... Его пальцы были лёгкими и плавными, порхали над клавишами, словно бабочки.

Я смотрела, затаив дыхание.

Чудовище творило чудо.

Глава 15. Евангелина

— Это… прекрасно, — выдохнула я, когда мелодия стихла, словно растворившись в солёном воздухе.

Алехандро медленно поднял на меня взгляд — холодный, прожигающий насквозь.

— Хм… Удивительно, — сказал он, облокачиваясь на спинку кожаного кресла. — Не подумал, что тебе по вкусу такая музыка.

— Мне многое нравится, — пожала я плечами. — Как называется этот инструмент?

Он чуть приподнял бровь, отчего татуировка на лбу пришла в движение, будто оживая. В глазах Алехандро мелькнула тень насмешки.

— Ты серьёзно не знаешь? — протянул он.

— Я в этом не разбираюсь, — честно призналась я.

— Похоже на правду, — Герреро усмехнулся. — Электропианино.

Повисло короткое напряжённое молчание. Алехандро медленно оглядел меня с ног до головы, словно выбирая, куда ударить в первую очередь.

— Что с рукой? — кивнул он на мой локоть.

— Ушиблась, — быстро прикрыла я ссадину ладонью.

Он встал. Медленно. Вся его фигура излучала силу и опасность. В два шага оказался передо мной. Теперь мы дышали одним воздухом. Я снова чувствовала его запах — терпкий, густой, как грех. В нём было что-то необъяснимо манящее и смертельно пугающее.

Я знала, что он — моя погибель. И всё равно не двинулась с места.

Может, потому что понимала: бежать некуда. Яхта дрейфовала в открытом море, а за дверью стояли люди, которые с радостью разорвут меня на куски по первому приказу Алехандро.

Или же потому, что страх сжёг во мне всё человеческое.

Алехандро легко поднял мой подбородок пальцем.

— Ты понимаешь, чем всё кончится? — его голос был низким, почти ласковым, но от него мороз бежал по коже. — Почему же молчишь? Почему снова не умоляешь? Сдалась? Или надеешься на чудо?

— Не надеюсь, — ответила я. — К тому же твои шакалы постарались мне всё подробно объяснить.

Брови Алехандро сдвинулись.

— О чём ты, Тереза?

— Не важно, — я отвела взгляд.

И совершила ошибку.

В ту же секунду пальцы Алехандро вцепились в мои скулы так сильно, что я вздрогнула от боли.

— Не отворачивайся, когда я говорю! — рявкнул он, и в этом голосе звучала сталь.

Меня затрясло. Больше я не могла терпеть эту пытку.

— Делай, что хочешь! — выкрикнула я. — Хотел меня изнасиловать?! Так чего ждёшь?!

Вопреки моим ожиданиям, вместо ответа он рассмеялся. Жестоко, зло, будто плюнул мне в лицо.

— Изнасиловать? — переспросил с усмешкой. — Думаешь, мне нужна твоя дырка? Такие, как ты, сами вешаются мне на шею. Очередь выстраивается, чтобы я их оприходовал.

Он резко отпустил меня и толкнул в сторону. Я не удержалась на своих каблуках и рухнула на пол.

Алехандро даже не повернул головы. Снова подошёл к пианино, небрежно провёл пальцами по клавишам.

— Знаешь, что делает голос живым? — спросил он, не оборачиваясь.

Я молча покачала головой.

— Боль, — коротко бросил Герреро.

Потом подошёл к столику, на котором стояли шампанское и бокалы. Моё сердце ухнуло в пятки: я решила, что он захочет напоить меня перед тем, как…

Но он только поддел поднос одной рукой, а затем резко опрокинул его. Бокалы разбились, шампанское разлилось по полу, смешиваясь с осколками. Капли попали на моё платье.

Я вздрогнула.

— Снимай туфли, — спокойно, почти лениво произнёс Алехандро. — И вставай сюда.

— Что?.. — я не поверила своим ушам.

Он ткнул пальцем в блестящее месиво стекла.

— Сюда, — повторил спокойно. Но голос был таким, что спорить не хотелось.

Я замерла.

— Быстро, Терри, — рыкнул он, и в этот раз в голосе уже слышалась ярость. — Или я сам вгоню стекло тебе в горло.

Холод ударил в живот. Я знала: он не блефует.

С трудом стянула туфли, встала. Почувствовала, как ноги дрожат, будто их прошибало разрядами тока.

— Долго ещё?! — рявкнул Алехандро.

Я сделала глубокий вдох. И… шагнула.

Стекло мгновенно впилось в кожу. Я едва сдержала крик, зубами впившись в губу. Слёзы покатились по щекам.

— Вторую! — донёсся голос, безжалостный, как удар плетью.

Я подняла вторую ногу и поставила её рядом.

Перед глазами всё плыло. Я почти не слышала ничего, кроме глухого шума крови в ушах.

Алехандро подошёл вплотную.

— А теперь пой, — сказал он тихо, почти ласково. — Ты хотела спеть, Терри. Вот и пой. Чем дольше будешь петь — тем дольше останешься жива.

Глава 16. Евангелина

Терзающая боль захлестнула каждую клетку моего тела. Острые края осколков впивались в ступни, будто я шагала по раскалённой лаве. Я не смотрела вниз — не могла, но чувствовала, как золотистые пузырьки шампанского смешиваются с моей кровью, превращаясь в розовую жижу.

Вид моих страданий, казалось, доставлял Алехандро настоящее наслаждение. Он смотрел, как капли слёз стекали по моему лицу, шее, груди, дрожащей в глубоком вырезе платья. И улыбался уголком губ, как зверь, играющий с раненой добычей. Герреро пил моё страдание, как вино.

Я боялась открыть рот. Боялась, что вместо голоса вырвется дикий крик боли. Но взгляд Алехандро был безжалостен. Он приказывал — молча, одним лишь холодным блеском глаз. И я знала: если ослушаюсь — умру.

Чтобы окончательно убедить меня в своей решимости, он вытащил пистолет из-за пояса, неспешно поднял руку и направил оружие мне в переносицу. Стальное дуло коснулось кожи, холодное, как могильный камень.

На мгновение я испытала почти облегчение. Пуля в лоб — быстрая смерть.

Но Алехандро разрушил эту хрупкую надежду, разорвав её очередной угрозой:

— Предупреждаю, Тереза, — его голос звучал мягко, обволакивающе, но от этого делалось только страшнее, — я не буду милосердным. Сначала прострелю тебе одно колено. Потом второе. Потом обе руки. А затем — продолжу. Пуля за пулей прошьёт твоё тело. Я буду считать. Если не собьюсь — лишь двадцатая подарит тебе покой.

Он убрал пистолет от моего лица и теперь целился в колено.

— Пой, — шёпотом приказал он.

Я видела, как его пальцы напряглись на спусковом крючке.

Он сейчас выстрелит…

Ещё немного…

Раздался взрыв.

Оглушительный выстрел разорвал пространство. Я рефлекторно зажала уши, но это никак не помогло он звона в голове. Пуля прожгла подол моего платья и ударила в пол между осколков стекла. Я вскрикнула.

— Пой, — снова произнёс Алехандро, двигая оружие чуть в сторону.

С трудом я разжала зубы, стиснутые судорогой. Вдохнула. Всё внутри кричало от ужаса и боли, но я заставила себя произнести слова:

— Ay de mí, Llorona,
Llorona de azul celeste…

Голос дрожал, срывался, но звучал.

«Горе мне, Плакальщица, Плакальщица с небесным взглядом...» — текли слова, словно кровь из открытых ран.

Алехандро смотрел, не мигая. Глаза — два колодца бездонной тьмы — в которых отражалась моя боль. Он ловил каждую искру страдания в моих чертах, в голосе.

— Y aunque la vida me cueste, Llorona,
No dejaré de quererte…

«Даже если мне придётся умереть — я не перестану любить…»

Песчинка за песчинкой я теряла себя, растворяясь в музыке. И чем дольше я пела, тем чище становился мой голос. Как будто вместе с кровью, вместе с болью, из меня выходил страх. Голос креп, будто подхваченный кем-то свыше.

Теперь я не чувствовала ни стекла под ногами, ни крови, ни страха.

Остались только две силы: мой голос — и его взгляд.

— No sé qué tienen las flores, Llorona,
Las flores del camposanto…

«Не знаю, что скрывают цветы на кладбище...»

Каждое слово резало сердце, как стекло — кожу. Я пела о смерти. О любви, не умирающей даже под землёй. И я верила этим словам.

Когда песня оборвалась, я вдруг почувствовала, что пространство вокруг закачалось из стороны в сторону.

— Как такое возможно?.. — рвано выдохнул Алехандро.

Я не понимала, о чём он говорит. Не понимала уже ничего.

Мир плыл, смазываясь в белёсое марево. Контуры вещей таяли, словно в тумане. Голова гудела, как набат. Море, море внутри меня...

— Тереза?.. — звал кто-то, будто бы издалека.

Но ведь это не моё имя... не моё...

Последнее, что я увидела — белый свет, вспыхнувший под закрытыми веками.

А потом пришла тьма. Всепоглощающая тьма. Густая, как кровь на стекле.

Глава 17. Евангелина

Сознание возвращалось мучительно медленно, будто меня тащили через вязкое болотное дно. Тело не слушалось. Даже открыть глаза казалось задачей невозможной.
Но я всё же справилась.

Передо мной раскинулось синее, ослепительно яркое море. Небо над ним было чуть светлее, прозрачное и безоблачное, будто кто-то натянул тончайшую голубую вуаль.

Уже утро?..

Я моргнула несколько раз и села. Под пальцами оказалось что-то мягкое — простыня, которая соскользнула с моей груди. Подняв взгляд, я увидела над собой тонкие прозрачные полотна, ниспадавшие с резных креплений.

Балдахин.

Это слово вспыхнуло в голове, и остатки сна мгновенно рассыпались.

— Доброе утро, — раздался знакомый до боли голос слева.

Я вздрогнула. Алехандро.

Он стоял у выхода на террасу, освещённый солнцем. Белая рубашка, небрежно накинутая на обнажённое тело, и светлые брюки подчёркивали его хищную природу и чёрные татуировки ещё ярче. Он успел переодеться после той ночи.

Я опустила глаза на себя — и ужас охватил меня целиком. Я была полностью раздета. Схватив простыню, резко натянула её до самого подбородка, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

Алехандро медленно приближался. С каждым его шагом меня охватывал леденящий ужас.
Воспоминания о пытках нахлынули с новой силой: кровь, стекло, боль, унижение…

— Что вы сделали со мной?.. — прошептала еле слышно, беспомощно стискивая простыню в кулаках.

Герреро шёл уверенно, спокойно, как тигр, играющий с жертвой. Я знала, что не смогу защититься. Ни тогда, ни сейчас.

— Что вы сделали?.. — повторила, задыхаясь от надвигающейся паники.

Алехандро подошёл и сел на край кровати, так близко, что я ощущала тепло его тела. Его глаза — холодные, немигающие — вонзились в мои.

Я трепетала, дрожа каждым мускулом, не смея даже моргнуть. Каждое его движение могло означать новую вспышку боли.

— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил он.

— Ч..что?.. — мой голос дрогнул, выдав страх.

Алехандро внезапно схватил меня за запястье и дёрнул к себе. Я рухнула на кровать рядом с ним, простыня безнадёжно съехала вниз. Он смотрел на меня сверху-вниз, изучая внимательно, особенно мои волосы, раскинувшиеся по белоснежным простыням. Его взгляд прошёл по ним, словно изучая каждую прядь.

— Как ты себя чувствуешь? — повторил он, с лёгкой усмешкой на губах.

Я не знала, как ответить. Не знала даже, как дышать.

Попробовала шевельнуть пальцами на ногах — и вдруг ощутила, что что-то мешает, сдавливает. И каждое движение отдаётся болью, глухой, но терпимой.

Что со мной сделали?..

Алехандро поднялся — резко, стремительно, и я вздрогнула снова. Он отошёл к центру комнаты, повернулся ко мне спиной и громко отдал приказ:

— Заходите!

Через несколько секунд в комнату вошли двое мужчин, вкатив стол на колёсиках. Белая скатерть, еда, фрукты, чай, кофе — словно пиршество. Оба работника коротко поклонились и быстро исчезли за дверью. Алехандро придвинул стол ближе к кровати.

Я в ужасе замерла. Что это? Новая пытка?..

Опустила взгляд на свои ноги, осторожно приподняв край простыни. Ступни были аккуратно перебинтованы. На руках я увидела лейкопластыри, заклеивающие царапины. И не поверила своим глазам.

Что за игра?..

— Ешь, — раздался голос Алехандро, всё ещё стоявшего спиной ко мне.

Сквозь белую ткань рубашки я различала рельеф мышц его спины. На загорелой шее был вытатуирован череп с рогами, охватывающими шею, как чёрные метки судьбы.

— Еда отравлена?.. — предположила я.

Алехандро медленно повернулся. И в его глазах я увидела не злость. Не гнев. А… любопытство.

— Яд — это оружие, которое Бог вложил в сердца женщин, — холодно произнёс Алехандро. — Ешь.

Глава 18. Евангелина

Воцарилась тишина. Эта застывшая, немая сцена убивала меня ничуть не меньше, чем крики жестоких приказов и боль, что уже не раз была мне причинена. Но голод точил мою волю так яростно, что я готова была на всё. Даже если Алехандро лгал, даже если еда передо мной была отравлена, — мне было всё равно. Я чудовищно проголодалась.

Подобравшись к краю постели, первым делом потянулась к стакану воды. Моё измученное тело жаждало хоть глотка влаги. Осушила стакан залпом, в несколько жадных глотков.

Алехандро Герреро не сводил с меня глаз. Его беспощадный взгляд отмечал каждую деталь, каждое моё движение. Сейчас он изучал родинку на моём голом плече — ту самую крошечную отметину, что с детства я считала «маминой» — у неё тоже была родинка в том же месте.

Мама... Она ведь не знает, где я. Наверняка всё ещё уверена, что я отдыхаю с Терезой. Если так, то пусть продолжает так думать... Потому что правда убила бы её.

Но, к сожалению, она уже могла что-то заподозрить. Вечерами мама всегда звонила мне. Значит, вчера она тоже набирала. Что с ней стало, когда я не ответила? Что она сейчас чувствует?..

— Не хочешь есть? — наконец спросил Алехандро. — Или всё ещё боишься яда?

— Не боюсь, — хрипло ответила я. И это была чистая правда.

На короткий миг страх за маму заглушил всё остальное. Её жизнь была для меня дороже собственной.

— Тогда чего же ты ждёшь?

Я тяжело вздохнула и потянулась к тарелке с Уэвос Бенедиктос а ла Мехикана: яйца-пашот на мексиканский манер — на булочке с авокадо, хамоном и соусом. Осторожно принюхалась.

Алехандро издевательски хмыкнул:

— Непривычная еда?

— Скорее, я уже отвыкла есть, — с трудом прошептала я. — После того, как вы морили меня голодом.

Его лицо стало суровым. Ни капли насмешки, ни тени улыбки.

Я взяла вилку и начала есть. Сначала медленно, настороженно... А потом всё быстрее и жаднее. Инстинкт взял верх над разумом. Я проглотила яйца в несколько мгновений, затем схватила следующую тарелку — Пан де Эльоте, кукурузный пирог. Я почти не чувствовала вкуса — только голод.

И вдруг заметила на лице Алехандро... улыбку.

Не оскал. Не насмешку. Самую настоящую человеческую улыбку. Он улыбался так, как улыбаются те, кто умеет смеяться не над болью других, а просто — над чем-то своим, тихим, человеческим.

— Как тебя зовут? — неожиданно спросил Герреро.

Я чуть не поперхнулась.

Алехандро подошёл к столику, налил кофе в две маленькие чашечки и протянул одну мне. Я ожидала, что он выплеснет напиток прямо в моё лицо или разобьёт чашку о голову. Но он просто стоял, спокойно ожидая, когда я заберу предложенный кофе.

И я всё-таки взяла чашку.

— Значит, вы поверили мне? — прошептала, глядя в чёрную гладь кофе.

Алехандро уселся напротив, в кресло:

— Нет, — сказал он холодно. — Но хочу кое-что уточнить.

Он достал мобильный и вновь показал мне экран. На нём была страница Терезы Мартинес. Новые сториз: Терри радостно плескалась в бассейне, выдувала в безоблачное небо мыльные пузыри, сияла своей беспечной красотой. Терри обожала выставлять такие пустяковые кадры — чтобы показать всему миру свою идеальную жизнь.

Я даже невольно улыбнулась. Тереза выглядела так, будто в её жизни никогда не было ни единой беды. Возможно, так оно и было.

— Как ты это объяснишь? — спросил Алехандро.

Я пожала плечами и сделала осторожный глоток кофе:

— Всё так же: вы ошиблись. Я — не Тереза Мартинес.

Тут Алехандро внезапно коснулся моего плеча — прямо там, где была родинка. Его палец обвёл её круговым движением. Тело моё вспыхнуло мурашками.

Жест был странным. Почти нежным. И тем страшнее он казался. Потому что за этой кажущейся мягкостью скрывался тот же зверь, который умел ломать кости и не морщиться при виде крови.

— Как тебя зовут? — вновь спросил он.

— Евангелина Райт, — прошептала я.

— Ты — сестра Терезы?

— Нет, — я качнула головой. — Просто помощница. Что-то вроде личного ассистента.

— Ассистентка? — переспросил Алехандро. — Значит, ты кое-что знаешь о ней?

Я похолодела.

Вот к чему он ведёт… Он рассчитывает, что я выведу его на Терезу...

— Отвечай, Евангелина, — приказал он, его голос зазвенел сталью.

Я отрицательно замотала головой:

— Я ничего о ней не знаю... Я просто поехала с ней в отпуск...

— В отпуск? — он прищурился.

— Пожалуйста, поверьте, — прошептала я, — я ничем не могу быть вам полезна...

Герреро встал, оставив пустую чашку на столе. Медленно прошёлся по комнате, будто взвешивая мои слова.

И наконец сказал, глядя на меня холодным, мертвенным взглядом:

— Если ты для меня бесполезна... значит, от тебя придётся избавиться.

Глава 19. Алехандро

— Que Iudas te lleve, ¿cómo pudiste equivocarte así?! (* — «Прибери тебя Иуда, как ты мог так ошибиться?!», прим. авт.) — прорычал я, ощущая, как бешенство давит на грудную клетку.

Себастьян стоял передо мной на палубе, не зная, куда деться. Его глаза то скользили к девчонке, то к экрану телефона, то снова на меня.

— Как ты мне это объяснишь? — спросил я так тихо, что даже ветер, рвавшийся с моря, казался громче.

— Алехандро… я поручил это дело настоящему hijo de Judas (* — «дитя Иуды», т.е. преданный человек, прим. авт.), — торопливо заговорил Себастьян, бледнея. — Он опытен... Всегда работал чисто, быстро…

— Да уж, — усмехнулся я, прищурившись. — Талантов у него, видимо, хватает только на провалы.

Мой взгляд упал на Евангелину. Проклятье, насколько она похожа на Терезу Мартинес. Почти слепок. Только лучше. Чище. Более живая. Но всё это — лишь ненужная обертка.
Я охотился на Андреа Мартинеса почти целое десятилетие. Ждал момента. Строил паутину. А теперь — мимо.

Мимо!

— ¿Cómo?! — взорвался я, и пустая чашка полетела в стену, разбиваясь о полированное дерево.

Девчонка вздрогнула, но я даже не посмотрел на неё. Себастьян сжал зубы, явно униженный тем, что я ору на него при ней.

— Ты же сам понимаешь, Heredero, — пробормотал он. — Тут легко было прогореть…

— Мы не имеем права на ошибки, — отчеканил я.

Он кивнул:

— Я найду виновных. Обещаю.

— Виновный стоит передо мной, — произнёс я холодно.

Себастьян не двинулся с места. Евангелина украдкой наблюдала за нами — маленькая, испуганная, но гордая. Она прекрасно понимала: её жизнь висит на волоске.

— Я приму любое решение, Iudas ve, Iudas da, — покорно ответил Себастьян.

Я фыркнул. Он знает, что пока в нашем картеле сильны узы крови, я не могу пустить кровь брата. Пока не могу.

— Уберите её отсюда, — велел я.

— В трюм? — уточнил Себастьян.

Я на миг задумался. При взгляде на хрупкую фигуру в залитой солнцем каюте, меня одолело какое-то странное, ненужное чувство, которое я так и не смог определить.

— Нет, — ответил я с ленивой усмешкой. — Найдите ей нормальную каюту. Видишь же — она едва стоит на ногах.

Пусть поживёт немного в комфорте. В конце концов, мы же не звери.

Себастьян бросил на меня долгий взгляд.

— Ты обещал передать её мне…

Я поднял бровь.

— Всё меняется, Cazador. Это будет твоё наказание.

Он молча склонил голову. Шум моря и гудение моторов под палубой заполнили тишину.

— А теперь — убирайтесь. Все, — добавил я, заканчивая разговор.

И остался стоять у панорамного окна, глядя на бескрайнюю синеву океана. За моей спиной Себастьян осторожно поднял Евангелину на руки и понёс прочь. Она оглянулась. На миг мы встретились глазами — в её взгляде мелькнула надежда.

Глупая…

Эта яхта — её клетка. И океан за бортом — тоже.

Глава 20. Тереза

Звонок телефона выдрал меня из таких приятных объятий Морфея. Если это Аурелио, я его убью. Даже если не Аурелио — всё равно убью любого, кто бы то ни был.

Повернувшись на бок, я потянулась за мобилкой. Гадкий аппарат выскользнул из пальцев и полетел на пол. Бряк — и «до свидания, "яблочко”!». Экран моментально покрылся паутинкой, но эта сволочь всё равно продолжала трезвонить.

Протерев глаза, я кое-как прочла на определителе — «Папуля».

— Папуля… — скривилась я от полнейшего бессилия.

Нет, папулю убивать нельзя. Папуля хороший и полезный. Так что трубку лучше было всё-таки взять.

— Доброе утро, папочка, — пробормотала я, стараясь сделать голос хоть чуточку разборчивым, но, кажется, не вышло.

— Тереза, ты ещё спишь?! — возмутился папочка так, как будто я совершила нечто по-настоящему ужасное.

— Конечно. Такая рань-раньская…

— Терри, по моим данным, у тебя сейчас шесть вечера.

— Правда? — ух ты… Я, честно сказать, удивилась. Но быстро нашлась, что ответить: — И что такого? Я же на отдыхе.

— Видимо, не стоит спрашивать, во сколько ты легла, — проворчал папа.

— Правильно, не стоит. Потому что я уже взрослая девочка и сплю, сколько хочу и когда хочу.

«И с кем хочу», — мысленно улыбнулась я, пытаясь вспомнить, как зовут этого мужичка, который издавал недовольные звуки у меня за спиной. Он уже раз шесть говорил. Но имечко, прямо-таки скажем, убогое — типа «Антонио, Луис, Серхио…».

А, точно! Рикардо! Рики, если по-простому.

— Терри, ты меня слышишь? — отчего-то нервничал папа в трубке.

— Прекрасно слышу.

— И о чём я только что спросил у тебя?

— Во сколько я легла спать?

— Нет, Тереза! Я спросил, где Эва?!

Папин окрик едва не лишил меня равновесия. Хорошо, что я лежала, и падать было некуда. Чисто рефлекторно я оглядела спальню Рики, хотя откуда здесь было взяться моей помощнице?..

— Так где она? — требовательно переспросил папа.

— Она… Она в коттедже, разумеется, — ответила я и зевнула.

Разговор откровенно утомлял. Задавать такие вопросы сонному мозгу — так себе идейка.

— А ты давно её видела?

— Да я постоянно её вижу.

— И когда в последний раз?

— Ну, папу-у-уль… — заныла я.

Нет, ну, правда — что за дела? Почему с самого утра такой переполох? То, что сейчас шесть вечера, конечно, трогательный нюанс, но меня он в данный момент не трогал и значения не имел. Чёрт побери, можно подумать, случилась какая-то страшная трагедия! Евангелину своровали инопланетяне! Или пираты — ещё лучше! Оборжаться просто…

— Терри, когда ты в последний раз видела Евангелину?

— На вечеринке, — припомнила я, садясь на кровати, чем окончательно разбудила Рики.

И он тут же полез со своими слюнявыми поцелуями. Я захихикала, отбрыкиваясь от него. А папа всё продолжал неистовствовать:

— На какой вечеринке?! На дне рождения?!

— Ну, да… Кажется… Уйди! — шикнула я и добавила: — Это не тебе, пап.

— Уже два дня прошло, Тереза! Ты её с тех пор не видела?!

— Два?.. — всё ещё мутными глазами я поглядела на столь же мутного Рики.

Это что получается, я здесь два дня уже тусуюсь?.. Как незаметно летит время! А я всё думаю, что это мне мои работнички наяривают постоянно…

— Пап, ты извини, — быстро сказала я, — у меня тут очень много дел…

— Тереза, что-то случилось…

— Да, пап, мир — ужасно неспокойное местечко, постоянно что-нибудь случается — войны, эпидемии, цунами, страшный голод. Кстати, о голоде. Я ужасно хочу есть. А с Эвой как-нибудь потом разберусь. Целую!

Я чмокнула динамик и моментально сбросила вызов.

Сознание потихоньку возвращалось ко мне, и первое, о чём я вспомнила, — фотосессия! Чёрт, если прошло уже два дня, то у меня на сегодня запланирована ещё одна фотосессия в кафе! А Эвы, блин, нет!

— А-а-а!.. — я стала со злостью теребить покрывало.

Рики аж отполз на край кровати.

— Что случилось? — ошалело спросил он.

— Да девчонка одна из прислуги пропала.

— Как это «пропала»? — Рики бессмысленно хлопал своими рыбьими пустыми глазами.

— Без понятия… Я же с тобой тут торчу! Откуда мне знать, что там у меня в коттедже происходит? Может, мои безмозглые работнички уже всё спалили к чертям собачьим.

— Ой, да брось, — отмахнулся Рики. — Ерунда какая-то. Что могло случиться?

— Да ничего. С Эвой — уж точно, — я вздохнула и обняла колени руками, улеглась на них виском. Голова гудела страшнейшим образом. — Наверняка просто загуляла с каким-нибудь мексиканским мачо. Вот и вся пропажа. А я ей, между прочим, деньги плачу!

— Так оштрафуй ей, — легко подкинул идею Рики.

— Нет, не могу. Хоть она и дрянь пустоголовая, но всё-таки типа моя супер-давняя подружуля.

— Серьёзно?

— Угу… — я перевела взгляд в окно, за которым плескалось море. — Правда, это очень давно было. Но, видишь ли, я так сентиментальна…

— А по тебе не скажешь! — заржал Рики и тут же сцепил меня в объятьях, повалив обратно спиной на постель.

Глава 21. Евангелина

Себастьян внёс меня в каюту на руках, прямо в чём была — в одной простыне и бинтах. Опустив на кровать, молча окинул взглядом, в котором смешались горечь и презрение, а потом без единого слова вышел, оставив меня одну. На яхте стояла мёртвая тишина, как будто все на борту разом испарились.

Неуклюже прихрамывая, я подошла к окну и увидела, как от судна отплывает скоростной катер. Кто в нём был, разглядеть не удалось — катер слишком быстро превратился в крошечную точку на фоне бескрайнего моря. Я смотрела ему вслед, мечтая только об одном — поскорее оказаться на таком же расстоянии от нынешнего места, убраться отсюда как можно дальше. Алехандро ведь ясно дал понять: пользы от меня никакой, я для него бесполезна. Он так и сказал: «Придётся избавиться от тебя». Значит, скоро меня отправят обратно, правда же?..

Пока время тянулось бесконечной чередой минут, я предавалась мечтам о спасении. О доме. О нормальной жизни, где не было этих бандитских рож. После всего пережитого я грезила о том, чтобы больше никогда, никогда не встретиться ни с Алехандро Геррерой, ни с Себастьяном, ни с кем-то ещё из обитателей этого проклятого сатанинского корабля. И в особенности — с чёртовой красноволосой Фридой, которая ненавидела меня, кажется, не меньше, а то и больше всех остальных.

Фрида…

Кем она приходится Алехандро? Сестра? Вряд ли. Жена? Тоже маловероятно. Скорее любовница. Такое же сатанинское отродье, как и все на этой яхте.

Стоило мне представить их вместе, как кровь залила лицо жаром. Чёрт, что за бред лезет в голову? Как можно думать о них, как о нормальных людях? Они не люди. Они убийцы. Бандиты. Демоны в человеческом обличье.

Боль в изрезанных ногах то и дело напоминала о себе, не давая погрузиться в забытьё. Даже добраться до ванной стало настоящим подвигом. Но я всё-таки справилась: умылась, почистила зубы, кое-как натянула белые спортивные штаны и кремовый свитшот.

Пока приводила себя в порядок, снова взглянула на свои заклеенные пластырем руки. Кто-то тщательно промыл мои раны и аккуратно наложил пластыри. Кто-то...

Перед глазами на миг вспыхнула сцена: грубые пальцы Алехандро, странно осторожные на этот раз, мягко касаются моей кожи...

Я вздрогнула. Господи, этот ублюдок лапал меня, пока я лежала без сознания. Даже хуже того — он меня раздел! Мерзавец, негодяй, чёртов Иуда…

Почему он не отпустил меня сразу, если больше не собирается мучить? Ещё надеется, что я каким-то образом помогу ему сцапать Терри?.. Не бывать такому. Не дождётся.

На всякий случай я проверила дверь — заперта. Получается, я всё ещё заложница…

И вдруг — дверь бесшумно открылась.

На пороге стоял молодой парень в безупречно белой форме официанта. Он заговорил со мной вежливо и учтиво:

— Чем могу помочь, сеньорита?

Я моргнула, не сразу поняв, что происходит. Столь резкая перемена казалась подозрительной.

— Я слышал, как вы пытались открыть дверь, — объяснил он. — Если что-то потребуется, просто нажмите на кнопку у кровати.

Он кивнул на тумбочку, где в стену был вмонтирован крошечный прибор с почти незаметной кнопкой.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Матео, сеньорита.

— Матео… — повторила я, приглядываясь. Этот парень немного отличался от тех бандитов, которые мне здесь встречались — по крайней мере, татуировок на нём почти не было. — А меня зовут Евангелина.

Он улыбнулся шире:

— Да, сеньорита, я знаю. Сеньор Герреро прислал меня, чтобы я был вам полезен.

— И что ещё он сказал?

Матео замялся, видимо, подбирая слова:

— Что вы — наша американская гостья. Буду рад сделать всё, чтобы вы чувствовали себя, как дома.

Подумать только! Гостья! Гостья?! Да ещё и чувствовать себя «как дома»?! Захотелось рассмеяться прямо в лицо этому парню. Однако его доверчивый и добродушный взгляд погасил мою язвительность.

— А откуда ты, Матео? — спросила я, непонятно, зачем. Наверное, просто соскучилась по нормальному человеческому общению.

— Из Вальядолида, сеньорита.

— Я… там никогда не была.

Матео понимающе улыбнулся. У него была та же тёмная кожа, что и у Алехандро, и тот же цвет глаз — угольно-чёрный, однако во взгляде его не виднелось ни капли жестокости. В самой черноте его глаз даже светился какой-то странный покой.

— Это маленький городок в самом сердце Юкатана. Тихий и тёплый. Все друг друга знают, все друг с другом здороваются. Может, он и захолустный, но для меня — родной, — ответил Матео с какой-то ностальгической нежностью.

Я хотела что-нибудь ещё у него спросить, но тут переступила с ноги на ногу, и ступни тотчас пронзило болью. Матео заметил это и осторожно придержал меня за локоть.

— Вам лучше пока не вставать, сеньорита. Я принесу вам обезболивающее.

— Спасибо, — пробормотала я.

Он довёл меня до кровати, молча кивнул и вышел. Я опустилась на покрывало, прикрыв веки от слабости.

Через несколько минут Матео вернулся, протянул мне стакан воды и таблетку.

— Есть ли ещё что-то, что я могу для вас сделать?

Я задумалась. Попросить помощи в побеге? Глупо. Попросить телефон? Абсурд. Единственное, что я могла — попытаться хоть чем-то отвлечься.

— Может, принесёшь мне какие-нибудь книги или журналы?

— Claro, сеньорита, — с улыбкой согласился он.

Меньше чем через пять минут передо мной стояла целая коробка с разнокалиберными журналами и книгами. Тут были глянцевые журналы мод (подозреваю, Фрида их листала), и тяжёлые книги в роскошных переплётах. Среди них попадались тома Хуана Рльфо и Маркеса — их я взяла с осторожностью. Кто-то явно дорожил этими книгами.

Я устроилась поудобнее на кровати, погружаясь в чтение. Мне почти удалось забыть и о физической боли, и о прочих кошмарах, увлёкшись сюжетом, когда в дверь снова постучали.

Уверенная, что это снова Матео, я беззаботно сказала:

— Входи!

Глава 22. Алехандро

— Мой patrón снова о чём-то задумался, — тихо прошептала Фрида, лениво проведя ладонью по моей груди.

Я молчал, не желая втягиваться в беседу. Разумеется, обиду свою Фрида долго держать не могла. Уже к вечеру снова пришла ко мне — мириться, ласкаться, искать прощения. Я и сам уже толком не помнил, из-за чего именно вспыхнула наша ссора. Все мои мысли крутились вокруг другого человека. Другой женщины.

Жизнь которой всё ещё не угасла... но висела на тончайшем волоске.

Правильно ли было держать Евангелину взаперти? Или тем самым я только продлевал её страдания — те, которых она вовсе не заслужила?

Смерть приходит ко всем. Даже к самым юным. Даже к самым невинным. Мою сестру смерть не пощадила. Она видела ужас перед самой последней своей секундой. Её жизнь завершилась в боли и страхе.

В этом свете быстрая, лёгкая смерть казалась самым милосердным исходом...

— Алехандро, я люблю тебя больше жизни, — промурлыкала Фрида, извиваясь на простынях.

Она всегда говорила это. Но только теперь я задумался, что именно значили эти слова. И горько усмехнулся.

— Сомневаюсь, — сказал я, выскальзывая из объятий и оставляя её прекрасное обнажённое тело в одиночестве на кровати.

— Ты несправедлив ко мне, mi amor, — обиженно пролепетала Фрида мне в спину.

Она последовала за мной на открытую террасу, приникла ко мне всем своим гибким, загорелым станом. Хрупкие плечи, на которых горели факелом яркие, как кровь, волосы, дрожали.

— Каждый человек дорожит своей жизнью больше всего на свете, — тихо произнёс я.

— Но ты — моя жизнь, — Фрида обвила меня руками. — У меня нет никого кроме тебя...

Её пальцы нежно скользили по моей коже, но я едва ли что-то ощущал. В моём поле зрения было только ночное небо — бездонное, чёрное, в алмазах звёзд, сливающееся с таким же чёрным, тёплым морем. Над волнами плавала дорожка серебра, отлитая луной.

И в этом свете я вновь видел те глаза...

Глаза Эвы — нежно-голубые, испуганные. Они не отпускали меня даже сейчас. И, казалось, не отпустят никогда.

— Так ты действительно могла бы отдать за меня жизнь? — спросил я, почти не сомневаясь в ответе, но ещё меньше веря в его искренность.

— Конечно, Heredero! ¡Mi patrón! ¡Mi señor! ¡Mi Judas! — горячо заверила Фрида. — Всё, что у меня есть — это ты! Всё, что я хочу — это твоя любовь и твоя воля!

— Всё? — переспросил я, глядя в её заплаканные, лихорадочные глаза.

— Всё, всё, клянусь! — дрожащим голосом подтвердила она.

— А если я прикажу тебе уйти от меня?

Фрида отшатнулась, словно я ударил её.

— Что ты сказал?.. — её губы мелко затрепетали.

— Ты слышала, Фрида. Я даю тебе свободу. Отпускаю тебя. У тебя будет достаточно денег, чтобы жить спокойно. Хочешь — возвращайся к родным, к твоим братьям и сёстрам. Хочешь — уезжай в Америку, ты ведь всегда мечтала туда попасть. Или найди себе любое место, где угодно, хоть в Тулуме, хоть в Канкуне.

— Зачем ты это делаешь, Алехандро?! — она дрожала всем телом, в глазах её вспыхивал гнев. — Ты разрываешь мне сердце!

— Ты станешь свободна, Фрида. Ото всех, ото всего. Разве не о свободе ты мечтала, когда продавала себя за гроши? Когда я забрал тебя у Диего?

— Тогда, да! Тогда я мечтала! Но теперь... Теперь я люблю тебя! Я принадлежу только тебе! — всхлипывая, Фрида сжала кулаки так сильно, что на костяшках побелела кожа. — Не выгоняй меня!

— Через месяц, когда я официально возглавлю картель «Чёрный Иуда», когда сам приму честь зваться Иудой, никто больше не посмеет тронуть тебя или твою семью. А ты уже будешь жить так, как захочешь.

— Ты моя жизнь! — выкрикнула Фрида. — Я живу ради тебя! Как этого не понимаешь?!

— Не понимаю, — холодно ответил я. — Ты говорила, что скучаешь по своим близким. Говорила, что беспокоишься о них. Так возвращайся к ним. Живи с ними и ради них.

— Жизнь без тебя?! Лучше сразу брось меня в море! Лучше застрели, Алехандро! Лучше убей! — выкрикнула она в отчаянии.

Я молчал, наблюдая за этой истерикой. Я не понимал, как женщина может так цепляться за своё жалкое существование подстилки, когда перед ней открыты все двери мира. Опыт, который я вынес из своего обучения в США, научил меня думать иначе: там женщины дрались за свободу и независимость. Но Фрида... Фрида была другой.

Она упала на колени, рыдая и вцепившись в ткань моих брюк.

— Только не прогоняй меня! Я сделаю всё, что угодно!

— Странно, — сказал я с лёгкой усмешкой. — Ещё несколько минут назад ты клялась, что готова умереть за меня.

— Готова! И сейчас готова! Только не бросай меня! Без тебя мне нет жизни! Нет!

— В прошлом ты была уверена, что твоя жизнь кончена.

— Тогда я была дурой! — захлебнулась слезами Фрида. — Я не понимала, что ты значишь для меня! Пощади меня, Heredero, не отвергай!

Её слёзы заливали террасу, но моё сердце оставалось холодным. Ни крик, ни мольбы Фриды не трогали меня. А вот слабый, хриплый голос Евангелины, напевавшей свою скорбную песню на битом кровавом стекле, до сих пор отзывался где-то внутри.

— Алехандро!.. — снова вскрикнула Фрида, но я поднял руку, останавливая её.

— Довольно, — произнёс я холодно. — Иди в свою комнату. Пока она ещё твоя.

— Позволь остаться с тобой...

— Нет. Уходи.

— Ты будешь один?.. — спросила она дрожащим голосом.

— Уходи, Фрида! — рявкнул я, и голос мой прозвучал так, что даже луна на мгновение скрылась за тучей.

Фрида попятилась назад, закрывая рот дрожащей рукой. Потом медленно поднялась на ноги и, шатаясь, будто смертельно раненная, ушла с террасы.

Глава 23. Евангелина

Дверь отворилась. К моему удивлению, в каюту вошёл вовсе не Матео. А когда я увидела вошедшего, всё внутри меня мгновенно похолодело.

— Buenas noches, bonita.

Горячий, пахнущий солью воздух ворвался в помещение. Где-то снаружи, за иллюминатором, слышался мерный плеск волн — тёплый и вязкий, как дыхание живого существа.

Я быстро глянула в окно: солнце уже скрылось за горизонт, оставив в небе густую алую полосу. Я даже не заметила, как стемнело — настолько меня захватило чтение.
Конечно, по учёбе я много читала, но испанская художественная литература появлялась в моих руках не так часто: ни времени, ни возможностей на это почти не было. Книги на испанском стоили приличных денег, а у меня ведь всегда каждая копейка была на счету.

А теперь у меня неожиданно появилась неплохая подборка художки, совершенно бесплатно, и в придачу целый вагон времени. Видимо, это и называется «нет худа без добра».

— Что читаешь? — лениво поинтересовался Себастьян, вальяжно подходя к моей кровати, как огромный кот.

Я не ответила. Он сел рядом, приподнял край книги и увидел название.

— «Cien años de soledad» (* — «Сто лет одиночества», роман Габриеля Гарсия Маркеса, прим. авт.), — на его губах промелькнула усмешка. — Знаешь, кто считает это своей настольной книгой?

— Полагаю, не ты, — буркнула я и постаралась отодвинуться от него настолько, насколько позволяла узкая койка.

— Угадала, — Себастьян беззаботно кивнул. — Мне такое тяжело даётся. Я больше по фильмам. А вот Алехандро с детства зачитывался. Книги — его слабость.

— Это он тебя послал сюда? Зачем?

Себастьян отвёл взгляд, будто подыскивая слова. Его присутствие теперь вызывало во мне не столько страх, сколько злость. Похоже, такие же чувства вызывал он и у Алехандро — по крайней мере, утренний эпизод заставил меня так подумать.

— Алехандро велел заботиться о тебе, — наконец проговорил Себастьян.

— Заботиться? — недоверчиво переспросила я.

— Да. Ты можешь обращаться ко мне с любой просьбой.

— То есть теперь ты — мой слуга?

Его челюсти сжались, послышался скрип зубов:

— Можешь называть, как хочешь.

— У меня уже есть помощник — Матео. И он меня вполне устраивает, — я даже не пыталась скрыть раздражение. — Так что ты свободен.

— Матео что-то может для тебя сделать только здесь, на судне. Но он не сможет достать для тебя чего-то особого. А я могу. Любой твой каприз.

В недоумении я тряхнула головой:

— Каприз?..

— Ну, да, — спокойно отозвался Себастьян. — Всё, что захочешь, muñeca. Сладости, украшения... Хоть из золота, хоть из платины. Только скажи.

Его слова звучали как абсурдная, злая шутка. И всё же выражение лица Себастьяна оставалось беззаботным, даже игривым.

— Сладости? Украшения? — я едва не рассмеялась от горькой досады. — Алехандро решил купить моё расположение?

В ответ — молчание.

Потом Себастьян, глухо, будто подводя черту, сказал:

— Алехандро не извиняется. Он просто хочет, чтобы тебе было комфортнее. Насколько это возможно.

— Комфортнее?! В тюрьме?! — голос мой задрожал от ярости. — Прекрасно! Тогда начнём с малого — верните мне мобильник.

— Это невозможно, — тихо ответил он. — Любая связь с внешним миром запрещена. Я могу предложить тебе телефон без сети. Или планшет.

— И зачем?

Себастьян равнодушно пожал плечами:

— Можешь играть в игрушки.

— Ты издеваешься? — я уставилась на него в изумлении.

— Нет. Просто скажи, чего ты хочешь.

— Чего хочу?.. — на глаза непрошено навернулись слёзы. — Я хочу домой. К маме. Вот чего я хочу.

Я прикусила губу, сдерживая отчаянный порыв разрыдаться. Всё, что происходило на этом судне, казалось бесконечным унижением. Но самое страшное — осознание собственной беспомощности.

Где-то за стенами каюты лениво скрипели натянутые канаты. Издалека доносился плеск волн и стук о борт чего-то тяжёлого. Судно покачивало на медленной, убаюкивающей зыби.

Себастьян тяжело выдохнул:

— Забудь.

— Что?.. — одна слезинка сорвалась с моих ресниц. — Почему?!

— Разве ты не понимаешь? — он говорил холодно.

— Нет! Нет! — я почти кричала. — В чём смысл?! Меня не отпустят? Почему?!

— Ты знаешь слишком многое, — глухо сказал Себастьян. — И где ты была, и с кем. Алехандро не может позволить, чтобы информация о картеле вышла наружу. Даже если бы ты поклялась молчать, рисковать никто не станет.

Я всхлипнула, сжав колени в объятиях. Каждая клеточка тела дрожала. Страх и бессилие душили меня.

— Значит… вы убьёте меня?

Себастьян помедлил, а затем кивнул. Утвердительно.

Я задохнулась от ужаса:

— И… когда же?..

— Когда Алехандро примет такое решение. Но пока у тебя есть время.

— Время? Для чего? Для последнего ужина перед казнью?

— Вроде того, — Себастьян опустил глаза. — И всё-таки у тебя ещё есть возможность что-то сделать. Тебе дают выбор.

— Какой ещё к чёрту выбор?!

— Ну… Наслаждаться жизнью. Попробовать что-то, чего не пробовала. Или… получить то, чего всегда желала. Или… Отомстить. Хочешь, я сброшу за борт тех ублюдков, что вчера пытались тебя взять силой? Только скажи, bonita.

Я резко повернулась к нему, стиснув кулаки. Хотелось ударить его. Изо всех сил. Но вместо этого лишь крепче вцепилась в ткань спортивных штанов.

— В таком случае начни с себя, — процедила я. — Это ведь ты притащил меня сюда.

Желваки заходили на скулах Себастьяна. Мы встретились взглядами. И в этой немой дуэли я победила: первым он отвёл глаза. Однако эта победа не стоила ровным счётом ничего. Как и мои молитвы. Как и мой беззвучный крик в пустоту.

Глава 24. Себастьян

Прислуживать женщине человеку моего статуса… ¡Qué vergüenza! Настоящий позор. Господин прислуживает служанке...

Но труднее всего было смотреть ей в глаза. И совсем по другой причине…

Белая девчонка — чистое проклятие. Невинная белая девчонка — проклятие вдвойне. Наверное, это называется слабостью. Даже у таких, как я, есть свои слабости.

Будь она Терезой, всё было бы проще. Кровь за кровь. Жизнь за жизнь. Возмездие требует равноценного обмена. Иуда жаждет своей справедливости…

А тут...

Она ещё и дерзит. Негодница. Настоящая pequeña rebelde. Хорошенькая, чёрт возьми, хорошенькая маленькая негодница.

Я усмехнулся её словам — устало, криво, как бывает после долгой ночи в la cantina, где воздух пропитан ромом и потом:

— Все мы однажды окажемся за бортом, ниña. В своё время. Моё ещё не пришло. А когда придёт, меня встретит сам Чёрный Иуда.

Евангелина покачала белокурой головой. Её волосы мягко упали на плечи — золотой водопад, который хотелось трогать снова и снова, несмотря ни на какие запреты. Я уже прикасался к этим волосам. Мягким, тёплым, пряным, с запахом ангостуры и ванили. Как сорванные цветы, которым суждено увянуть. Для того их и срывают — чтобы насладиться ароматом перед неизбежной смертью.

— Ты уже несколько раз упомянул о Чёрном Иуде, — её голос дрогнул, но не сдался. — Расскажи мне об этом. Вы поклоняетесь ему? Это ваш святой? Так называется ваш картель?

— Para qué, chiquita? Зачем тебе это знать?

— Если я всё равно скоро умру, — бросила она, вытирая слёзы запястьем, — хочу хотя бы знать, кто и почему меня убивает.

Я молчал. Евангелина уставилась на меня — дерзко, упрямо, до скрежета зубов, не отводя взгляда, словно заглядывая в самую глубину моей души.

— Ладно, — я кивнул, — имеешь право. Что хочешь знать?

Она повела плечом — наверняка очень приятным на вкус плечом. Я невольно облизал губы.

— Всё.

— Мы называемся Familia de la Sangre — Семья Крови. Семья крови и завета. Семья, которую связывают чёрные обеты смерти. Мы не просто сборище случайных людей, niña. Мы живём этим, мы воспитаны в этом. Мы — Del Iudas Negro. Чёрный Иуда — наш santo patrono. «Iudas ve, Iudas da» — это не просто присказка. Это сама суть нашего существования.

— Почему Чёрный Иуда? — тихо спросила она.

— Потому что мы верим в справедливость такой, какая она есть. Грязной. Кровавой. Честной. Без лицемерия. Без фарса. Иуда видел всё. Иуда знал цену золота и цену крови. Мы впитали его знания и мудрость.

— И мудрость ваша тоже в крови? — она улыбнулась дерзкой, вызывающей улыбкой.

Я ответил ей с не менее дерзкой ухмылкой, попутно разглядывая её белоснежную кожу:

— Наша мудрость в том, чтобы называть вещи своими именами. Мы видим истину такой, какая она есть. А не такой, какой её рисуют попы и политики. И просто берём своё. Без сожаления.

Евангелина повела плечом, будто смахивая с него невидимую пыль. Я поймал себя на мысли, что хотел бы провести языком по этой коже. Аккуратно пересел поближе, взглянув на её перемотанные ножки. Такие нежные, как лепестки... Почувствовал тепло её тела — хрупкого, но упорного и гибкого, как росток молодой агавы на склоне пустынной горы.

— Болит? — спросил я, кивнув на её перемотанные ноги.

— Какая разница, если я всё равно скоро умру? — бросила она в лицо.

Мне нравился её характер. Этот огонь был мне родным — такой же бушует в венах наших mujeres на севере Синалоа. Тех, кто выжил в земле скорпионов и змей.

— Алехандро — ваш глава? — спросила она после паузы.

— Пока нет, — я хмыкнул. — Алехандро — El Heredero, наследник. Сейчас во главе стоит мой padre, дон Диего Герреро. Он принял la corona после смерти своего старшего брата. Традиция. Кровь к крови, кость к кости.

— А разве власть не передают отцу к сыну? — насторожённо уточнила она.

— Передают, — я кивнул. — Но на момент смерти tío Алехандро был ещё mocoso — мальчишка. Через месяц ему исполнится тридцать. И он станет настоящим патроном всей Familia de la Sangre.

— Тогда почему не ты станешь патроном? Твой отец сейчас у власти. А ты ведь старший брат, верно?

— Догадливая, — усмехнулся я. — Да, Алехандро младше меня на три года. Но его отец был старшим из предыдущего поколения Герреро. Его готовили к la corona, а не меня. Я для этого не предназначен. Это не моя судьба, bonita.

— И не обидно тебе? — кажется, она решила меня поддеть, чертовка. — Ты старший, а la corona достанется младшему.

— У каждого своя роль, muñeca. Я — El Cazador, Охотник. Это моё подлинное служение. Традиции Familia de la Sangre нерушимы, и я подчиняюсь им беспрекословно. Да мне и не нужна власть больше, чем я имею. Iudas ve, Iudas da. Иуда меня ведёт, указывает путь. Я горжусь своей ролью и не желаю иного.

Она сжала губы, обдумывая услышанное, а затем спросила:

— И чем же вы занимаетесь?

Я ухмыльнулся и наклонился ближе, чувствуя её дыхание:

— Всем, что стоит контроля. Торговля оружием. Drogas. Но не только. Мы поставляем воду в пересохшие земли. Даём еду тем, кто умирает от голода. Владеем ресторанами, винодельнями, отелями. Если где-то в наших tierras открывается бизнес, рано или поздно он начнёт платить дань Чёрному Иуде.

Знаю, в её голове это звучало как «мафия». Она и сказала это вслух:

— Проще говоря, вы — мафия.

— Нет, niña. Мы не мафия. Мафия для гринго. Для нас это Кровь. Либо ты её часть, либо ты просто пылинка под подошвой. Мы — закон для мафии.

Она стиснула зубы.

— А похищать людей — входит в ваши традиции?

— Вынужденная мера, — спокойно ответил я. — Ты не знаешь наших законов. И тебе не судить нас.

— Но ведь это вы собираетесь меня убить! Кому ещё судить вас, если не мне?!

Её голос дрожал — от ярости, от боли, от страха. И в этом было что-то дикое, красивое.

Странное чувство. Её сопротивление — словно дикий мёд: горький, густой, затягивающий. И пусть в ней опасности меньше, чем в лающем щенке, я любил смотреть, как она трепещет, будто мотылёк, бьющийся в стекло.