Пролог

Воздух в палате был густым и неподвижным, пропитанный слабым, почти неуловимым запахом антисептиков.

Единственным источником света служил маленький ночник на стене, отбрасывавший на выкрашенные в казённый персиковый цвет стены дрожащие, больные тени. За большим, плотно закрытым окном простиралась беззвёздная городская ночь. В этой вязкой тишине, нарушаемой лишь ровным, методичным писком кардиомонитора, время словно остановилось.

У кровати, застыв изящной, но напряжённой статуей, стояла Анна. Тусклый свет ночника выхватывал её бледное лицо и тёмные круги под глазами, которые не могла скрыть даже полутьма. Она смотрела на своего сына, Никиту, чьё лицо на белоснежной подушке казалось почти прозрачным. Его ресницы не дрожали, дыхание было ровным, но таким поверхностным, что Анна невольно задерживала своё, чтобы убедиться, что слабая грудная клетка под одеялом всё ещё поднимается и опускается.

Движения одеяла были медленными, почти ритуальными.

Она протянула руку и невесомо, боясь потревожить хрупкий сон, поправила край одеяла. Пальцы на мгновение задержались на тонкой руке сына, лежавшей поверх покрывала. Кожа была прохладной. Это была отчаянная, инстинктивная попытка укрыть его не столько от ночной прохлады, сколько от всего мира, затаившегося за дверью этой маленькой комнаты.

Её взгляд скользнул к тумбочке.

Среди стерильных упаковок с салфетками и бутылки с водой ярким, инородным пятном выделялась книга.

«Замок в звёздах».

Твёрдая, тёмно-синяя обложка с золотым тиснением, изображавшим причудливый замок, чьи шпили терялись среди россыпи сверкающих точек. Подарок бабушки. Новая, ещё не прочитанная сказка, пахнущая свежей типографской краской.

«Спи, мой хороший», — прошептала Анна так тихо, что звук её голоса растворился, не родившись.

Мысли в её голове были громче любого шёпота. Завтра. Завтра мы обязательно начнём её читать.

Ты только держись. Завтра всё обязательно станет лучше.

Эта фраза была её мантрой, её молитвой, которую она повторяла каждый вечер, отчаянно в неё веря.

Она низко наклонилась, коснувшись губами прохладного лба Никиты, и задержалась на секунду, вдыхая знакомый запах его волос. Затем, выпрямившись и бросив последний взгляд на умиротворённое лицо сына, Анна на цыпочках вышла из палаты. Дверь за ней закрылась с мягким, едва слышным щелчком, снова погружая комнату в герметичную тишину, в которой единственным живым звуком остался бесстрастный писк аппарата, отмеряющего удары маленького сердца.

День 1

Утренний свет был безжалостным.

Он заливал палату, делая её персиковые стены блёклыми и вскрывая каждую пылинку, танцующую в солнечном луче. Вчерашняя ночная таинственность испарилась, оставив после себя лишь унылую функциональность больничной комнаты. Сейчас она казалась ещё теснее, переполненная не мебелью, а молчаливым горем трёх взрослых людей.

Анна, суетливая и нарочито бодрая, поставила на тумбочку запотевший стеклянный кувшин.

— Вот, смотри, что мы тебе принесли! Бабушкин компот, из вишни, твой любимый! — её голос звучал слишком громко в этой тишине, словно она пыталась им заглушить писк аппаратуры.

Рядом, в старом кресле, сидела Елизавета Андреевна - сухонькая женщина с лицом, испещрённым сеткой тонких морщин, и удивительно ясными, спокойными глазами. В отличие от дочери, в ней не было ни капли суеты. На её коленях покоились спицы и клубок серой пряжи, и она медленно, петля за петлёй, вязала бесконечный шарф, будто вплетая в него свои тихие мысли. Её присутствие было якорем в этом море нервозности.

Третьим был Дмитрий, отец Никиты. Крупный, широкоплечий мужчина. Он казался в этой маленькой палате неуклюжим гигантом. Он не сел, а замер у окна, отвернувшись от кровати и глядя на больничный двор. Руки его были спрятаны в карманы джинсов, но напряжённая линия плеч выдавала, что там, в темноте карманов, пальцы сжаты в кулаки.

— Ну же, давай, попробуй, — Анна налила компот в стакан и протянула его Никите, помогая приподняться на подушках.

Никита послушно взял стакан. Прохладное стекло приятно холодило пальцы.

Он сделал один маленький глоток.

Сладкий, до боли знакомый вкус дома на мгновение всколыхнул что-то внутри, но тут же был поглощён всепроникающей слабостью.

— Спасибо, вкусно, — тихо сказал он и поставил почти полный стакан обратно на тумбочку.

Анна поджала губы, но тут же заставила себя улыбнуться. Эта улыбка не доходила до её глаз, полных тревоги. Она обменялась быстрым, почти неуловимым взглядом с мужем. Дмитрий чуть заметно качнул головой, и его плечи, казалось, опустились ещё ниже.

— Доктор заходил утром, — вдруг начала шептать Анна, наклонившись к мужу так, будто Никита спал или не мог их услышать. — Сказал, анализы… неоднозначные. Но динамика есть. Какая-то.

Никита смотрел на них сквозь полуопущенные ресницы. Он всё слышал. Он научился различать оттенки их голосов: бодрый — для него, и приглушённый, быстрый шёпот — для себя. Он видел, как дёргается жилка на виске у отца, как мать теребит край своей кофты.

— Нужно просто набраться терпения, — глухо ответил Дмитрий, не оборачиваясь. — Что ещё он сказал?

— Что нужно продолжать наблюдение…

Их разговор превратился в неразборчивое бормотание, фон, к которому Никита уже привык. Он отвёл взгляд от их напряжённых фигур и посмотрел на книгу, лежавшую на тумбочке рядом с нетронутым компотом.

«Замок в звёздах».

Тёмно-синяя обложка с золотыми искрами обещала что-то совершенно иное. Не больничные стены и шёпот, полный страха, а тайну. Безопасность. Он чувствовал, как реальность, со всей её тяжестью и фальшивой бодростью, начинает отступать, уступая место предвкушению. Там, за этой обложкой, его ждал мир, где ему не нужно было притворяться.

***

Щелчок замка, отрезавший его от коридорных шагов и приглушённых голосов, прозвучал как сигнал.

Никита подождал ещё минуту, вслушиваясь в удаляющиеся шаги отца и тихий плач матери, который она тщетно пыталась скрыть. Когда всё стихло, он с усилием, которое стоило ему немало энергии, протянул руку и придвинул к себе книгу.

Обложка была прохладной и гладкой. Он провёл пальцами по золотому тиснёному замку, чувствуя под подушечками рельеф тонких башенок. В его ослабевших руках книга казалась тяжёлой, как древний артефакт, полный тайн.

Он открыл её. Воздух наполнил едва уловимый запах свежей типографской краски и клейстера — запах нового, неизведанного мира.

Первая страница была не текстом, а картой. Карта звёздного неба, на котором были начертаны незнакомые созвездия: Дракон-Хранитель, Корона Принцессы, Ключ Странника. Никита провёл по ним взглядом, и в этот момент что-то изменилось.

Ритмичное пиканье кардиомонитора рядом с кроватью не исчезло, но его тон стал глубже, ровнее, превращаясь в медленное, могучее дыхание спящего гиганта. Блёклый персиковый цвет стен медленно потемнел, углубился, превращаясь в бархатистый индиго ночного неба. Потолок растворился, и над головой раскинулась бездна, усыпанная тысячами холодных бриллиантовых огней. Одинокий зелёный огонёк на капельнице стал далёкой, заблудившейся звездой. Запах лекарств уступил место аромату озона, как после далёкой грозы, и тонкому запаху пыли веков.

Никита перевернул страницу.

Его глаза впились в строки, а воображение рисовало всё, что описывал текст.

На самой высокой скале мира, под куполом из вечных звёзд, стоял Замок. Его башни были вырезаны из лунного камня, а шпили устремлялись в самую черноту космоса, пытаясь дотянуться до огненных сердец далёких солнц. Но не стены были главной защитой Замка.

Его хранителем был тот, кто помнил рождение первых звёзд.

Загрузка...