За окном автомобиля лил дождь. Свет фар встречных машин больно бил по глазам, и я жмурилась на россыпь капель на стекле, переливавшихся от яркого света. Кожа шеи горела от царапин, которые оставил Стерегов, вытаскивая меня из холла гостиницы. Теперь он сидел на переднем сиденье, сгорбленный в напряженной позе, и всматривался вперед. Водитель его тоже безмолвствовал.
Когда мы оказались с Михаилом на улице, я не увидела никого, кто помог ему меня найти и сделать беспомощной, заперев дар ошейником. Только машина ждала у фасада. Водитель открыл передо мной двери, и Стерегов швырнул меня в салон.
Ненавидел…
Я чувствовала это всем своим существом. Кожа словно остывала от невозможности пользоваться силой, пальцы еще покалывало, но они стремительно коченели от холода. И моя уверенность в себе гасла. Я беспомощна теперь перед этим монстром…
Бессильна.
Мне хотелось напомнить себе, что еще час назад меня уже ничто не пугало. Все было под контролем. Но неизвестность, которую гарантировал мне Стерегов, кидала в дрожь. Хотелось потребовать у него ответа на вопрос: что он собирается сделать? убить? или сначала помучить? Но я молчала, ежась в комок и пытаясь согреться.
Да, я бросила его, хотя когда-то давала согласие ему принадлежать. Не явилась, не подчинилась законному требованию оборотня вернуться, подписав себе смертный приговор. И он вправе сейчас меня за это разорвать…
Как же горько…
Мы когда-то мечтали о свободе… Только она оказалась никому не нужна, а мы — жестоко наказаны за мечты. Михаил стал одним из самых опасных и влиятельных мужчин моего мира. Его боялись и ненавидели все: и ведьмаки, и оборотни. Я же поняла, что оказалась неудачницей. Училась как проклятая, осваивала медицинские профессии, пытаясь быть отличницей во всем. Но так и не поняла, чего хочу от жизни…
Погруженная в свои мысли, я не сразу поняла, что мы въехали в частный сектор ну с очень нескромными домами. Машина плавно скользила по освещенным улицами еще некоторое время и остановилась около высокого забора перед отдаленным домом. Я пялила глаза на двор, пока ворота плавно закрывались за автомобилем, но уже через пару вдохов забыла обо всем. Куда делся водитель — даже не заметила. Стерегов открыл заднюю дверь и приказал глухо:
— Выходи.
Но когда я попыталась выбраться сама, подхватил под руку и вытащил из салона рывком. На ступенях крыльца я упала, больно ударившись коленками, но он словно не заметил — открыл входную дверь и втолкнул меня внутрь. А когда я уперлась, снова схватил за горло и прижал к себе спиной:
— Прости, красную дорожку не нашел, — процедил мне в затылок и неожиданно зарылся в волосы, шумно вдыхая. — Ты пахнешь маслом… растворителем… и продолжаешь грызть головки деревянных кистей…
Он скользнул подушечками пальцев по моим губам, а я, дрожа, прикрыла глаза. Когда мне отрезали все пути к отступлению, стало по-настоящему страшно. И во всем этом ужасе его слова и касания казались очередной иллюзией, пустой надеждой на то, что он может простить.
Стерегов отстранился, выпуская, и я едва не сползла на пол.
— А стиль работы ты изменила отлично! — Он обошел меня и направился куда-то через холл. — Я и не догадался, хотя мозги сломал смотреть на эту твою картину со свечей…
А я осталась стоять, вспоминая, как рисовала первую картину для него. Мне казалось, этот мужчина зацепится за любой намек — за стиль, за мимолетный запах, за ритм шагов… Все картины для Стерегова я писала правой рукой. И хоть это было ужасно сложно — сработало. Он получил препарат, спрятанный внутри, и схватился за возможность себя спасти. А мне повезло остаться неузнанной.
— Мне ужин и вино туда подать? Или все же снизойдешь до гостиной?
Я тяжело сглотнула и направилась к Стерегову. Ошейник перестал холодить кожу. Вскинув к нему руку, я не почувствовала ничего. Он остался лишь заклинанием.
Я прошла через мрачный холл и оказалась в гостиной. На столе свечи, вино… будто у нас свидание.
— Зачем я тебе? — прошептала, почувствовав его позади.
— У меня прямо злой рок — подбирать женщин за Тахиром, — усмехнулся он и сунул мне в руки вскрытое письмо, которое я собиралась отправить единственному мужчине, казавшемуся мечтой.
— У меня ничего не было с Тахиром, — зачем-то начала оправдываться, сминая письмо.
— Охотно верю, — Михаил уселся на стул передо мной. — Он, в отличие от тебя, шлюхи, верный.
— Да пошел ты! — прошипела я.
— Я и пошел, — холодно согласился он. — Но, как видишь, вернулся. За тобой. А ты? Зачем подкидывала мне препараты? Подставить хотела?..
Я застыла, тяжело сглатывая. Смотреть в его глаза стало больно. Грудную клетку жгло, душу будто драли когтями в клочья… И по щекам покатились слезы.
— …И что это значит? — раздраженно потребовал он. — Это ты украла последнюю вакцину?
— Ты же мне не поверишь, — шмыгнула я носом.
— Отвечай на вопросы! — угрожающе процедил он.
— Нет. Не я.
— А кто — знаешь? — через небольшую паузу потребовал он.
— Нет.
— Ринка, я скажу только один раз, но, думаю, ты это и так понимаешь. Ты у меня девочка неглупая. — В его глазах сверкнули темные искры. — Будешь врать, вести какую-то свою игру за моей спиной и морочить голову — я тебя убью. Тебе ясно?
— Мне неясно, зачем я здесь… — начала было я говорить.
Но он оборвал:
— Отвечай на вопрос!
— Ясно.
— А на свой вопрос правда не знаешь ответа? — насмешливо спросил.
— Десять лет прошло, — неуверенно выдавила я.
— Ты обещала мне себя, — замер он, уставившись на меня в упор, и показалось, будто вот-вот обернется монстром. — Отдалась, приняла метку и бросила умирать от неутолимого голода по тебе… Вот так прошли мои десять лет. А твои?..
Я отшатнулась, но он молниеносно взвился и схватил за затылок, притягивая к себе:
— …Есть будешь? — прорычал в губы хрипло. — В следующий раз я спрошу нескоро.
Я всегда знал, что миру на меня плевать. Впрочем, как и на всех. Это когда тебе есть что пожрать и где выспаться кажется, что заслужил чью-то благосклонность… Но это не так.
Вот и сегодня…
Я стоял у окна и смотрел на равнодушный мир. Такой же, как и всегда. Ничто его не трогало. Ни смерть, ни мучения…
Как и меня.
До недавнего времени.
Давно я не испытывал эмоций. До появления Марины мне вообще перестали быть доступны страх за кого-то, восхищение, трепет надежды… А еще — настоящее желание, от которого тлеет тело и трещит выдержка.
Когда теряешь ту единственную, которую видел рядом с собой на всю жизнь, все эти чувства будто загнивают, рождая какие-то извращенные потребности. Только сколько их ни утоляй — насытиться невозможно…
Поверил ли я в то, что сегодня произошло?
Я медленно обернулся и снова взглянул на изможденную ведьму в моей постели. На темных простынях она казалась белым пятном, и только ярко-красные волосы искрили в скудном свете окна. Контрасты, режущие взгляд. Сложно было поверить, что она — та самая женщина, по которой я сходил с ума. Или страшно?
Ринка изменилась. Повзрослела, овладела силой и приобрела множество других качеств, которые я бы у нее с удовольствием изъял. Эта ее смелость и уверенность в безнаказанности повергала в бешенство. Думала, что сможет у меня под носом пройтись незамеченной, еще и приказывать, как дрессированному?
И ведь права оказалась — смогла. Лапы чесались с нее за это кожу содрать!
Но это лишь часть того, что я испытывал.
Все мои симпатии к Марине выцвели на фоне сумасшествия, которое охватило пожаром, стоило моей ведьме угодить мне в лапы. Ринка еще и выглядела так, что хотелось сожрать без жалости. И при мысли о том, что все эти годы она была с кем-то, рассудок затягивало кровавым туманом. Дать зверю волю — и мы встретим с ней рассвет за медленным выпытыванием имени того, кого она предпочла мне. Тахир не в счет.
Я тяжело вздохнул и снова отвернулся в окно. Даже таблетки не помогали, хоть я и превысил все допустимые дозы, лишь бы не отшлепать ведьму по щекам и не заставить снова кричать подо мной.
Не любит, сука…
Вот как ее не убить за все?
Единственное, что ее продолжало оправдывать — я убил ее родителей. Когда Ринку у меня забрали после нашей первой ночи, я обезумел. Помню, как просил эту стерву, ее мать, вернуть мне мою избранную, но она только смотрела на меня холодными жабьими глазами и даже не снисходила до ответа. Как она вообще могла быть ее матерью? Мне всегда казалось, что эта тварь уже давно мертва, и я лишь упокоил ее ходячий труп. А отца я даже не помню — все смешалось в бойне: крики, кровь… и боль. Много боли… Я тогда думал, что не выберусь. Но каким-то чудом уцелел. Будто миру вдруг стало не все равно…
Я решительно оттолкнулся от окна и направился вниз — хватит себя изводить запахами. Главное — у меня есть надежда, что когда ведьма снова заговорит, я не заткну ей рот через слово и не верну в постель. Хотелось сбросить с себя это оцепенение, и я принял душ, потом направился в кухню.
А там уже ждал нервный мобильник.
— Миш, твою мать! — рявкнул в трубке Иса. — Я только узнал!
— И? — вопросил я устало, хмуро глядя на неторопливую струю кофе.
— Ты серьезно сейчас? — усмехнулся друг. — Ринка? Правда она?
— Правда, — хрипло ответил я и прикрыл глаза. — Ты где?
— Пока что я тут задаю вопросы, — недовольно огрызнулся он.
Да, ему можно. Потому что только благодаря ему я уцелел в ночь побега. Иса был таким же подопытным, как и я, только мы не виделись с ним раньше. Он был особенным. Полуведьмак-полузверь, которого пытались изучать и заставить размножаться в том же качестве. А когда я устроил разнос, он извернулся сбежать сам и еще одного оборотня прихватить. Тогда им повезло больше. А мне повезло с ними обоими. Сам бы я ноги не унес. И теперь Иса беззастенчиво пользовался той привязанностью, на которую я остался способен.
— Как она?
Я тряхнул головой, напряженно выдыхая.
— Слушай, я поэтому и звоню — может, тебе помощь нужна? Я же знаю…
— Я знаю, что ты знаешь, — перебил его нетерпеливо. — Я в норме. Ринка отрубилась после метки. Я вымыл ее и уложил спать. Даже не задушил. Так что все прозаично.
— Хреновый из тебя прозаик.
— Спасибо за диагноз. Но не время теребить мне нервы.
— Прости, но я хотел предупредить, что Сааг недоволен, — сообщил он нехотя.
Слышал — он куда-то шел.
— Сааг? Ему какое дело?
— Не знаю. И Харук Хан мрачнее обычного. Но он же тебе и помог…
Оба ведьмака — важные союзники. Илья Сааг — ведьмак со связями. Колдун из него так себе, а вот он умел как никто другой находить способы провернуть любое дело и справиться с любой задачей. Но характер у него был полное дерьмо.
Харук Хан… Про него сложно говорить, красноречивей всего промолчать. Очень сильный и опасный ведьмак. Мало кто представлял, на что он на самом деле способен. Ринку он нашел молниеносно — я только и успел что выйти из гостиницы, как получил адрес. И обезвредил ее тоже Харук. Доверял ли я ему? Да. Потому что он мне должен. И то, что он там чем-то недоволен, никогда не поставит выше наших договоренностей.
— Да, он помог, — задумчиво протянул я. Ведьмаки не беспокоили, а вот о том, что Иса, возможно, и сам бы не хуже справился, подумалось с запозданием. Но я позвонил Хану. — Ну пригласи на встречу Илью. Обсудим, что его не устраивает.
— Может, я…
— Не надо. Я справлюсь. Лучшего времени в ближайшем будущем все равно не будет, а они должны быть уверены, что я в себе.
— Ладно.
— Сегодня днем.
Я отбил звонок и тяжело оперся на столешницу. Чувствовал себя вымотанным настолько, что хотелось… завалиться на кровать и прижать к себе чертову ведьму. Аж руки дрожали. Кофе с душем не очень помогли. Стало жарко, и я опустился на холодный каменный пол в гостиной и растянулся на нем, запрокинув голову. Бывало такое. При сильных нервных встрясках особенно. Или после убийства… Будто лишь тело могло еще чувствовать в полной мере, тогда как в душе чаще всего царило равнодушие.
Когда Стерегов вышел из кухни, я еле заставила себя не сгорбиться. Руки задрожали, но я продолжала сидеть на столешнице, боясь пошевелиться. Я не хочу быть в его жизни лишь той, которую трахают, когда захочется. Я же видела, как он поначалу относился к Марине в клинике. Как к мебели. Но ей удалось очаровать не только Тахира. Черствое сердце этого монстра она тоже умудрилась смягчить. И ведь он ее так и не тронул…
Меня же…
Я спрятала лицо в ладонях, заполняя их дрожавшим дыханием.
Но когда он вдруг взялся меня рисовать, я растерялась. Стало интересно, рисовал ли он Марину…
На звук голосов я подобралась и подняла взгляд на вход. Почти в ту же секунду в кухню явился смуглый высокий оборотень. Взгляд цепкий, пронзительный. Он оглядел меня с любопытством и улыбнулся:
— Доброе утро. Я Иса, друг Михаила. — Он стянул с себя мокрый кожаный плащ и бросил на спинку стула. — Вернее, изо всех сил пытаюсь им быть.
Я слабо усмехнулась. Странное имя. И оборотень необычный.
— Катя, — тихо представилась.
— Повесь, — буркнул Стерегов, входя в кухню следом. — Мне еще пола мокрого не хватало…
Капли воды, которые уже успели натечь, но вдруг испарились, и оборотень встряхнул абсолютно сухой плащ.
— Стол вернем? — поинтересовался он, и вместе они принялись восстанавливать порядок в кухне.
А я не спускала взгляда с друга Стерегова. Он что, магией обладает? Таких на учете по пальцам одной руки пересчитать.
— Так кто еще будет? — поинтересовался Михаил, когда стол встал на место.
Он оказался под стать хозяину — ударопрочный.
— Сааг, Харук Хан и Батист, — ответил Иса, глянув на меня. — Но меня не покидает идея попросить ребят захватить шампанского и цветов, а не вот это все…
И он, подмигнув мне, улыбнулся.
— Ну, попробуй подарить цветы Саагу, — хмуро глянул не меня Стерегов. — Этого мы с ним еще не пробовали.
Стерегов нервничал. По-звериному. Что я сижу тут перед всеми. И что этот второй оборотень чувствует мой запах. Он обосновался у столешницы, оперевшись на нее и сложив руки на груди.
— Ты безнадежен, — вздохнул Иса.
И полез в холодильник. Периодически что-то ворча себе под нос на каком-то языке, потащил оттуда все, что было.
— Я не собираюсь кормить всех, — нахмурился на него Михаил.
— Я тоже. Это все для меня. И Кати. Не ела же, да? — он глянул на меня, снова улыбнувшись. — Ну, раз ты столом тут махал — точно не ела. — Когда Стерегов ушел открывать двери, Иса снова мне улыбнулся, повернув голову от разделочной доски: — Кать, если вдруг нужно чего — дай знать, — и протянул мне визитку, не пойми как оказавшуюся в его руках.
— Вы мне никто, я вас не знаю… — проигнорировала я визитку.
— Я — его лучший друг, — вздернул он бровь, не сдаваясь. — Я хочу, чтобы он был счастлив. Он заслужил.
Я хотела спросить: а как же я? Только вопрос этот глупый. Я все еще не знаю, чего хочу. Михаил так изящно ткнул меня в очевидное, что я до сих пор чувствовала себя, как после первоклассной психологической терапии. Простой же вопрос. И самый сложный по сути. Только я и не думала задавать его себе. А практику психотерапии давно забросила, позволив себе лишь несколько пациентов. Все они имели отношения к Тахиру.
— Возьми, пожалуйста. — Иса ждал.
А когда из гостиной донеслись громкие возмущенные голоса, я быстро схватила визитку и спрятала в карман штанов.
— Еще одно слово, и полетишь мордой на мостовую, — услышала недовольное рычание Михаила.
— Я в голове не могу уместить! — возмущался кто-то звонко.
— Вот и займись этим или выметайся!
Мы с Исой тревожно переглянулись. Я видела, он очень хочет бросить шинковать колбасу и направиться в гостиную, но волевым усилием остается на месте. Мне же стало страшно. Эта встреча здесь собиралась по моему поводу. И, видимо, про цветы тут думал только Иса. В том, что он в этом вопросе действительно на стороне Михаила, я почему-то не сомневалась. Оборотень располагал доверию. В конце концов, это вообще не мое дело, пусть Стерегов решает, кому тут доверять. А я была бессильна перед теми, кто тут собрался.
Наконец, в кухню вошел невысокий растрепанный ведьмак в модном костюме и с современной стрижкой, которую я терпеть не могла. Он напоминал мокрого недовольного воробья. Представляться не собирался, как и я. Стало даже приятно, когда он чиркнул по мне неприязненным взглядом и рухнул на стул. Я даже слова не сказала, а уже так взъерошила ему нервы с утра. Хоть какая-то радость.
— Это Илья Сааг, — тихо шепнул Иса, протягивая мне тарелку с сандвичем. — Поешь, пожалуйста.
Стерегов в кухню не явился. И вскоре стало понятно почему.
— Да мы ему морду-то подправим! — раздалось громогласное в гостиной, и в просторной кухне Стерегова стало тесновато — в нее вошел здоровенный дядька в татуировках и вдруг рванул стул с взъерошенным ведьмаком к себе: — Даже не думай мне тут желчь расплескивать!
— Сядь, Батист, — придавил его плечо Стерегов, отталкивая от Стриженого Воробья.
Но тут здоровяк заметил меня. Сколько эмоций изобразилось на суровом лице! Он сначала удивился, потом засиял, как ребенок, и развел широко мощные руки:
— Добро пожаловать в семью! Я Батист. Боевой товарищ Миши, — представился громко, но шагу ко мне не сделал. — Мы тебя в обиду не дадим!
Я едва не уточнила, кому именно. Но… что-то было во всем этом утре такое… По крайней мере, оборотни на встрече согревали ее изо всех сил, а главное — они искренне ценили Стерегова и были с ним далеко не из-за каких-то выгод.
Чего не сказать о Стриженном Воробье. Тот скрежетал клювом и топорщил перья, отвернувшись к окну. Но, несмотря на это, я вдруг почувствовала здесь себя уместной, а не наглой ведьмой, изводившей нервы оборотню. Мужчины изящно отгородили меня собой от ведьмака — один переместился к кофеварке, второй продолжал строгать в соломку все содержимое холодильника и готовить из этого завтрак.
Я даже не сразу понял, что меня отключило. Вскинувшись, разбудил и Ринку, лежавшую у меня в руках.
— Ты как слон в фарфоровой лавке, — сонно проурчала она.
— Медведь, — прохрипел я, настораживаясь.
Что-то было не так.
Я приподнялся на локте, прислушиваясь.
Дождь… дождь оставил не только запах свежести в нашей спальне. Через открытое окно в занавески бился свежий ветер. И это мешало запаху гари полноценно расцвести у нас в спальне. А когда слух уловил слабый характерный треск, я подскочил с кровати и бросился в гостиную. Но тут же застыл, завороженно глядя, как наша с Ринкой картина тлеет на глазах и разгорается изнутри жрущим ее пламенем. Пожарная сигнализация безмолвствовала.
— Что? — изумленный спросила Ринка. — Что происходит?!
И она едва не кинулась мимо меня по лестнице, но я не пустил. Огонь в это мгновение прорвался через плоть холста и ярко вспыхнул, озарив гостиную целиком. И не сказать что не реальный — жаром от него перло вполне осязаемо. Но когда я уже собрался эвакуировать Ринку через спальню, пламя вдруг вспыхнул ярче… и погасло, не оставив дыма.
Ведьма растерянно обмякла в моей хватке, и я оттащил ее в спальню и усадил на кровать.
— Ни шагу из спальни, — обхватил ее лицо и посмотрел в глаза. — Ты поняла?
— Куда ты? — спросила она хрипло, хватаясь мокрыми ладонями за мои запястья.
— За мобильником. Сейчас вернусь.
***
Много всего пугает ведьм.
Но самое страшное — остаться бессильной перед угрозой чужой силы. Я забыла об этом на секунды, когда попыталась броситься вниз к картине. Хотелось отбить ее голыми руками, лишь бы не отдать кому-то. Кто-то решил, что ему можно подобраться вплотную и уничтожить то немногое, что хранило хорошие воспоминания о моем детстве. В этой картине был весь мой путь к Стерегову. Мне так хотелось быть достойной его, уметь видеть хоть толику так же, как видит это он, и дать ему понять, что для меня это ценно. Я будто учила незнакомый мне язык без учебников и подсказок, потому что было жизненно важно уметь разговаривать на нем. С ним. Это для бездушных ученых не было ничего особенного в том, какая искра горела в подопытном мальчишке-оборотне. Для них он был всего лишь одним из многих. Я же умирала каждый раз вместе с ним, когда он не мог часами подняться с кровати.
Но я никогда не могла дать сдачи за него. Пока была маленькой — не было сил. Сейчас — смелости.
— Оденься, — вошел Михаил в спальню, сосредоточенно глядя в экран мобильного. — Сейчас Иса с Ханом вернутся. — Он поднял взгляд на меня, замер… потом прошел к кровати и опустился в моих ногах. — Испугалась?
Я тяжело сглотнула, сжимая коленки обручем из рук.
— Тебе не стоило надевать мне ошейник… — прошептала.
Он задержался на моем лице пронзительным взглядом, но тут снизу донесся стук в дверь, и Михаил поднялся, подхватил штаны с пола и снова вышел из спальни.
Вот зачем я сказала ему про ошейник? Он же не поймет, что мне в ошейнике страшно и что я действительно испугалась своей беспомощности. А если бы мне нужно было защитить нас обоих? Вдруг бы кто-то решил, что можно уничтожить не только дорогую мне картину, но и Михаила?
Внизу зазвучали взволнованные голоса, а я подскочила с кровати, сгребла разбросанные вещи и бросилась в ванную. Наскоро приведя себя в порядок, отважилась высунуть нос на лестницу. В гостиной уже собралась знакомая компания, только без Стриженного. Суровый ведьмак Хан стоял перед картиной и хмуро на нее взирал. Иса со Стереговым — в центре комнаты. Батист расхаживал туда-сюда между ними.
— Я ему башку оторву! — выругался он приглушенно, но тут же вскинул голову и встретился со мной взглядом.
Остальные тоже меня заметили.
— Это снова мы, — попытался смягчить атмосферу всеобщего напряжения Иса улыбнувшись, но Хан при этом так на меня посмотрел, что ноги осязаемо приморозило к полу, и я поежилась.
— Иди в спальню, — недовольно приказал Стерегов, и я прикрыла глаза, будто от пощечины.
Препираться с ним и отстаивать свое достоинство не время. И я, развернувшись, выполнила приказ. Но, переступив порог, тут же опустилась на пол и обняла коленки, вжавшись спиной в дверной проем.
— Ну что ты там бровями водишь? — громко спросил Батист. — Это Сааг, что там еще думать?!
— Вряд ли, — тихо заметил Хан, вздыхая.
Не хватает кислорода. А значит он следовал путем огня и искал источник его питания. Интересно, и куда огонь его завел? Со мной вряд ли поделятся такой информацией.
— Я ничего не чувствую. — А это сказал Иса. — Будто не было тут никого.
— Пожарка не сработала, — мрачно заметил Стерегов.
И казалось, что это его напряжение про меня. Они что, правда думают, что это я?
— Хотели бы тебя убить — подожгли бы что-то по-настоящему, — бурчал Батист.
— Ну это понятно. — Судя по тому, как изменилось эхо голоса Хана, он отвернулся от выгоревшей картины.
Непродолжительная тишина дала понять, что в моем присутствии он больше ничего не расскажет.
Я вжала голову в плечи. Ну почему вдруг стало так важно, чтобы мне тут кто-то поверил? Они уже нацепили на меня ошейник, как на преступную ведьму. Только стало вдруг физически больно. В грудь будто кусок льда положили, и он обжег внутренности. Я сжалась, пытаясь перетерпеть, и прикрыла глаза. Меня вдруг коснулись и, не успела я дернуться, подхватили на руки.
— Что такое? — тихо спросил Стерегов, вскинув меня к груди и коротко прижав к себе. — Тебе плохо?
— Это — не я. — Голос дрогнул, хоть я и пыталась заявить об этом твердо.
— Я знаю. — Он вернул меня на кровать и выпрямился. — Твои шмотки вернули. Собираемся и едем.
— Куда? — растерялась я.
— Ты хотела к врачу. Я тебе устроил встречу.
— Я сама…
— Рот закрой, — беззлобно приказал он. — Ты не будешь себя лечить.
— Я буду спорить с твоими врачами, тебе будет стыдно, — процедила я.
— Плевать. Спорь, сколько влезет.