Глава 1. Когда меня не стало...

litnet041115 - промокод на скидку 15%! Приятного чтения!

— А-а-а-а-а-а-а-а!!! Уйди от меня, уйди! Не подходи! А-а-а!

Мой пронзительный крик наверняка разбудил всю живность в лесу. Напугал добрую половину зверьков поблизости. Но не этого страшного кабана. Настолько огромного, что сначала приняла его за медведя. Крики лишь злили его и подначивали напасть. Худо дело, что я поняла это слишком поздно.

У нас в общине разные слухи ходили. Что завёлся некий чёрт или леший в лесу, скучно ему, вот и пакостит — грядки топчет, овец крадёт, куриц пугает так, что те более не несутся. Но что этот чёрт — кабан, я бы и не подумала никогда!

Он ничего не делал, только смотрел своими залитыми кровью глазами да тихо похрюкивал. И я уж решила, что зверь не тронет меня, отпустит. Великая Деван, как же я ошиблась!

Попятилась, но этот бесий отрок рассвирепел в конец! Взрыл одним движением переднего копыта дёрн, щёлкнул тяжёлой челюстью. Вспорол воздух перед рылом острыми крючковатыми клыками. И, взъерошив свою густую неухоженную шерсть, тоже шагнул назад. Но не для отступления… Наоборот.

Чтобы взять разбег, броситься за мной, нагнать и растоптать огромными копытами!

Стало ясно, что стоять столбом дальше — верная смерть! Бежать надо! И я пустилась наутёк, не разбирая дороги, покуда была сила в ногах! Неважно куда, как далеко! Только бы подальше от этой одержимой твари.

— А-а-а! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! — исступленно повторяла я.

Сердце бешено клокотало в горле, слёзы страха застелили глаза.

Но пугающий визг и топот за спиной становился всё громче, как бы я ни разгонялась и не гнала себя глубже в чащу.

А перед глазами все восемнадцать годков жизни пронеслись… И я так хотела жить дальше! Хотела к маме, к отцу, к братьям!

Вдруг бахрома на подоле моего лучшего платья зацепилась за ветку чертополохового куста, затормозив меня. Я начала тихо молиться Перуну о сохранении жизни и вместе с тем ругаться на себя.

Ох, зря поверила в ту записку от Всеслава, зря пришла сюда! Понадеялась, что на свидание позвал! Ночью, в лес, как же! Понимала же где-то глубоко в душе, что это его очередная игра, и всё равно пришла!

Значит, сама виновата. Собственной наивностью в ловушку себя загнала.

Меж тем, зверь почти нагнал меня. Казалось, бешеное хрюканье заложило уши. Устав дёргать бахрому, я догадалась отломить кончик ветки, за которую зацепилась, и снова пустилась в бега.

Дале уйти не смогла. В темноте запнулась за кочку и полетела на землю. Затем ощутила острый удар: крепко приложилась виском о спрятанный под палой листвой камень.

Было очень больно!.. Но я больше не могла кричать. Струйка крови уже скатилась к щеке, а я всё лежала, не шевелясь.

Последнее, что видели мои глаза, перед тем, как закрылись, полную луну в небе. Последнее, что я слышала, — то, как рядом семенил кабан. А ещё невидимые шаги Морены, решившей забрать в свои чертоги.

Так и не стало меня, Златы. Дочери старосты Власия.

***

— Все-то тебе неймётся! — ворчал Саша, один из моих приятелей из группы по скалолазанию.

Моя мама это иронично «кружком» называла. Но я не обижалась, понимала, как непросто она пришла к принятию моего экстремального хобби.

Я взглянула на Сашу по-дружески хлопнула по плечу. Каждый раз он переживал и каждый раз всё хорошо заканчивалось. Очередная вершина оказывалась покорена.

— Да нормально всё, ты же сам на мне экипировку закрепил. На мне прочнейший шлем, защитная форма, острая кирка!

— В твоём арсенале я не сомневаюсь. Но ведь скоро стемнеет, неужели нельзя подождать до утра? Эта гора никуда не денется!

Я с воодушевлением взглянула на ту самую гору, задрав голову. Белуха — самая высокая среди Алтайских гор. Мой новый рубеж, моё новое достижение. В скором времени.

До этого мы не покушались на что-то выше двух тысяч метров, а тут мне взбрело в голову подняться сразу на четыре с половиной тысячи. Ребята из группы были, конечно, очень удивлены, но поддержали. Согласились поехать со мной на другой конец страны.

И вот мы здесь. Разбили палатки у подножия, запаслись едой, термосами с чаем и качественным термобельём, потому что в горах всегда холоднее, чем на равнинах. Отдыхали…

Остальные. Мы же с Сашей решили сразу покорить Белуху. Точнее, решила я. Он вызвался за компанию, чтобы не отпускать меня одну.

Мы с ним ещё раз проверили все карабины в экипировке, шлемы… И пошли к горе.

Поначалу всё шло хорошо, по плану. Мы не спеша поднимались всё выше, часто останавливались, чтобы сделать передышку и унять бурлящий в жилах адреналин. Шутили друг с другом как всегда.

Пока на высоте где-то около трёх тысяч метров меня вдруг не дёрнуло вниз. Я испугалась, но не показала этого. Не хватало ещё, чтобы Сашка начал паниковать. Наверное, меня просто пошатнуло от холодного алтайского ветра.

Я медленно продолжала взбираться, радуясь тому, что мой напарник ничего не заметил, и можно спокойно продолжить маршрут. Вот только мне было не суждено сегодня покорить вершину Белухи. Да и никакой другой горы больше…

Глава 2. Мой спаситель

Раскрыв ресницы лишь на самую малость, непередаваемо удивилась. Я… дышала?! Чувствовала чуть тёплый ветер своей кожей, видела нечёткие очертания деревьев. Не может быть!

А как же гора Белуха? Как же крик Сашки? Я всё ещё помнила это, я не сошла с ума! И я точно упала, когда оборвался трос!

Каким же чудом я уцелела? Что происходит?!

Но я оказалась слишком слаба, чтобы задать эти вопросы вслух, только беспомощно простонала. Надо мной тут же склонился кто-то, пробормотал со странным акцентом:

— Тих-тих, козочка… Щаз я тебя подлатаю, бушь как новенькая скакать.

Голос был немного растерянным, просевшим, принадлежал мужчине около сорока лет. Повидавшему многое за жизнь и от этой же жизни уставшему. И он назвал меня… козочкой? Как-то совершенно не обидно, даже мило.

Я улыбнулась бы, если бы могла. Но вновь лишь тихонько простонала. Меня безумно тошнило, голова раскалывалась, по виску и щеке медленно катилась липкая влага.

И прежде чем мне собрать в себе крошки сил и наконец раскрыть веки, мужчина вдруг поднял меня, поддерживая под шеей и под коленями своими большими грубыми руками. Это стало, мягко говоря, неожиданностью. Я думала, он меня на месте подлатать собирался, а тут куда-то потащил, будто куклу тряпичную!

Хотелось возразить, поспорить с ним, спросить криком: «Вы куда меня несёте?! Отпустите! Я на вас заявление напишу в полицию!»

Но все вопросы и протесты разбивались о мои беспомощные вздохи.

А мужчина продолжал бормотать. Не совсем разборчиво, но в угаданных словах чувствовалась вина. За что же он винил себя?

— Как же я так… как же… смилуйтесь, духи предков… не должна была тут девица оказаться! Ну ничего… потерпи, дотяни до дому!

Да, говор у мужчины всё же странный. Может, он коренной алтаец? Где тогда ребята из группы? Я должна была упасть там, где мы разбили лагерь.

— Са… ша… г-где… — выдавила я из себя почти шёпотом.

Но мужчина то ли не услышал, а то ли не понял. Продолжал нести меня да с сочувствием что-то приговаривать…

Через какое-то время звук его походки изменился. Стал таким, будто он шёл уже не по земле, а тяжело топал по дереву. Следом я перестала чувствовать ветер и распознала тусклые пятна тёплого света перед глазами. Стало ясно, что мы оказались в помещении.

Мой спаситель понёс меня вверх по лестнице, отворил дверь в отдельную комнату и аккуратно уложил на кровать. Матрас был странным, не твёрдым, без пружин, как будто сделанным вручную и набитый чем-то мягким и пышным.

Оставив меня на постели, мужчина обругал себя на старинный манер и поспешил на выход. Говорил про какие-то травы, настойки, про духов. И его слова сильнее убедили меня в том, что я попала в жилище коренного алтайца. Возможно, даже шамана какого-нибудь.

В традиционную медицину мне всегда верилось с трудом, как биолог-ботаник и человек с высшим образованием предпочитала доверять науке. Но в глуши, в горах, конечно же, на сеть аптек рассчитывать не приходилось.

Хотя я продолжала надеяться, что, может быть, у него где-нибудь между сушёными грибами и травяными сборами от кашля завалялась таблетка парацетамола или ибупрофена? Желательно, с ещё не вышедшим сроком годности.

Голова раскалывалась на части от боли, и боюсь, такое не вылечить, приложив подорожник.

Мужчина вскоре вернулся. Вместе со стуком его шагов по деревянному полу я расслышала, как зазвенели стеклянные склянки. А рассмотреть, что же он принёс, до сих пор была не в силах из-за больной головы. Вот и приходилось только дёргать веками.

Мужчина отставил в сторону склянки, придвинул к кровати металлическую посудину. Судя по звукам, внутри была вода, куда он макнул тряпочку, после чего в одно движение отжал лишнее.

Значит, сильный.

Тряпочка легонько коснулась пульсирующего места у виска. Я ощутила прохладу сквозь слипшиеся волосы и протяжно заскулила. Впилась ногтями в перину.

— А-а-а!… Мх… Боль… но! Агх…

— Покричи, краса, покричи… легче станет, — принялся подбадривать мужчина. — Повезло тебе, ударилась ты шибко…

— Больно… больно! Х-хватит! — тут же закричала я протяжно. Но мне и правда невероятно повезло, всё-таки упала с горы!

Не знаю, сколько прошло времени, но оно прошло для меня как в тумане. Я цеплялась за сознание урывками, но стоило мало-мальски прийти в себя, как почти сразу проваливалась в забытье.

В чём точно была уверена — мужчина сидел рядом и никуда не уходил. Что-то нашёптывал, прикладывал к ране стёртые в порошок травы и размоченные в отварах листья. Я была уверена, что его лечение бессмысленно, но не могла возразить. А потом… Неожиданно боль потихоньку отпустила. И будто почувствовав это на своей шкуре, мужчина закончил перевязывать мою голову и с облегчением выдохнул.

— Молодец, девица, сдюжила… Теперича отдохни.

Моё дыхание было прерывистым от потери последних сил, солёный пот катился по лбу и щекам… Не открывая глаз, я нащупала наугад руку мужчины и притормозила, пока не ушёл.

— Спа… си… бо… — прошептала я, едва шевеля губами.

Визуалы героев

Адамир, 36 лет — главный герой — знахарь, лесничий. Держится особняком от общины, знается только со старостой.
У него очень много шрамов на лице и на теле, но нейросеть решила нас пожалеть и не показывать их ;D

Адамир

-

Злата, 18 лет — главная героиня. Дочь старосты общины, что находится недалеко от Стрибограда (вымышленный город в западной части славянских земель). После падения в тело Златы попала девушка по имени Анна из нашего времени.

Злата

О литмобе!

Дорогие читатели!

Коленки трясутся, пальцы в истерике отбивают азбуку Морзе… но мы рады приветствовать вас в нашем дебютном литмобе…


“ФИКТИВНАЯ ЖЕНА ДЛЯ ЧУДОВИЩА!”

Все книги здесь:

https://litnet.com/shrt/wnAO

~~~

Что делать девушке, которая, оказавшись в другом мире, вынуждена фиктивно выйти замуж? И не просто за мужчину, а за того, кого окружающие считают страшным, жестоким и опасным.
Попытается ли героиня разобраться и изменить свою судьбу или предпочтёт плыть по течению?

~~~

Баннер Литмоба

Глава 3. Вина (Адамир)

То, чего я страшился все эти года, случилось: потерял контроль над хряком и набросился на человека из общины! И на кого? На беззащитную девицу!

Чернобог меня раздери! Даже думать не хочу, что было бы, не испугайся кабан бес знает чего! Да столь сильно, что аж вернул контроль мне! Средь ночи полной луны! Да где такое раньше было видано?!

Став обратно собою, я упал на землю голяком, поднял голову и замер. Поздно… Девчушка не двигалась. Совсем. Лежала бездыханна напротив. Белая как снег. Длинная светлая коса стала алой местами, щека тоже вымазалась в крови.

Жалко стало невыносимо. Противно от себя. Ведь совсем молодая, красивая… жить бы да жить! И до того я испугался, что сам вслед за ней помирать собрался. Заорать хотел на весь лес, челом в землю уткнулся, сжал кулаки.

Что я натворил? Что натворил?! Негодяй! Аспид! Проклятый убивец! Младую душу сгубил!

Чу… Будто услышав мои мысленные причитания, девица слабо задышала, замычала вмиг порозовевшими устами.

Слава предкам! Чудо! Я почуял такое облегчение и счастье, что захотел эти самые уста расцеловать с пылу. Вовремя взял себя в руки.

Уж у такой-то писаной красавицы наверняка есть жених! А коли есть, то чего ж тогда она в лесу ночью забыла? Не время вопрошать! У неё вона… голова разбита. Не взглянуть без боли.

Бедолажка… Надобно скорей её вылечить!

Слыша слабенькие девичьи стоны, захотел успокоить добрым словом. Назвал случайно козочкой и тут же осёкся от своего голоса. С чего я стал таким ласковым? Уж не из чувства ли вины?

Взгрёб её на руки и удивился. Стройная, как берёзка, лёгкая, точно лебяжье пёрышко… Вестимо, жених у такой красоты должен быть. Или хотя бы поклонник. И от мысли этой сделалось на душе тоскливо.

Пока нёс её до дому своего, всем богам молился, дабы она очи не открыла и не увидела голым. Это ж какой срам! Хуже того будет, ежели только по пути столкнусь с родными или подружками, что её ищут. Мало ли…

Обаче* случай уберёг. Сокрушаясь, я занёс деву в дом, расположил в своей горнице наверху. Ругая себя, пустился на поиски накидки какой да снадобий. Всё ещё не мог примириться с тем, что невинную душу чуть не загубил. И духов с богами молил, чтоб дыханье у неё не перебилось, пока не вернусь.

Я принёс целый поднос трав, мазей и настоев, вытряс закрома. Собрал всё. А ещё таз воды и тряпицу, дабы рану промыть. Всё до капли готов был истратить, лишь бы её выходить.

Невольно улыбнулся, когда глянул в сторону койки. Девчушка оказалась дивно крепкая, несмотря на свой стан тонкий. Пыталась шевелиться через боль, не сдавалась страшной ране. Молодчинка!

Я придвинул таз, табурет и уселся напротив. Растущая вина в груди была столь черна, что как будто сидел с глазами закрытыми и ничего не видел. Кроме страдалицы. Я тяжко вздохнул… Хотел покаяться, хотел сказать прости… Прости дурака, милая.

Некогда было кручиниться. Сделанного, увы, не воротишь. Я засучил повыше рукава накидки и принялся лечить.

Само леченье вышло долгим и далось нелегко не только девушке... Мне тоже. От каждого её стона и крика сердце в груди горько изнывало, забывало, как биться. Я подбадривал эту девицу как мог, а она всё кричала и стенала от боли.

Даже кабаний дух испужался ещё сильнее, в самый дальний угол рассудка забился. Да и бес с ним! Одни только неурядицы доставлял этот ирод!

Я вдруг понял, что любуюсь ею, когда все травы были уже позади и оставалось лишь повязку наложить. Аккуратно обматывал головушку и украдкой гладил по волосам. Замирал, когда приоткрывались её губы, когда дрожали ресницы…

Я сказал себе: не дурей, Адимир! И поспешил скрыться из горницы, как вдруг тонкие девичьи персточки за меня ухватились. Кожа в том месте стала горячей, жилы от напряжения натянулись.

А она взяла да и сказала тихонько:

— Спа… си… бо...

Стало и приятно, и совестно в один миг. Ох, милая… было бы за что благодарить! Я едва не стал твоей погибелью!

Я от всей души вымолвил ответное спасибо. За стойкость духа и тела, за то, что вернула мне человеческий облик в полнолунную ночь своим явлением.

Это было со мной впервые! По обычаю в это время я мог только царапать деревья клыками да на весь лес визжать как поросёнок на убое.

А можа… Можа, с помощью сей девицы я сумею совладать со своим хрюкающим недугом? Сумею жить как нормальные люди?

Я хотел было выйти, но вдруг заприметил платок на полу. Видать, выпал из девицыного кармана. На белоснежной ткани вышиты васильки, такие же синие, как её очи.

Вдруг всплыло в памяти, что я уже видал прежде платок похожий. У Власия, войта* нашего. То был хороший мужик, единственный из всех не боялся ко мне в дом приходить, в злые языки не верил. Мы с ним частенько в карты иль в домино играли, мёд пили и…

Мне тут же будто дикие пчёлы за ворот залетели! Что же это… Передо мною лежала его дочь, как я раньше не понял?!

Может, потому что раньше и не пытался узнать о ней больше, чем слыхал? Лезть в чужие семьи не в моей привычке. И вот теперь жалел, что не помнил даже её имени.

Глава 4. Моя новая семья, ч.1

Мне снились очень яркие сны… Большая семья, собравшаяся ужинать за столом. Сонный чёрно-белый кот на нагретой печке. Деревянные лошадки, расписанные краской вручную. Звонкий смех нескольких женских голосов, быстрые хороводы, цветочные венки на воде и ветви берёз, покачивающиеся от ветра…

Кто-то ласково произнёс имя:

— Злата…

Я нахмурилась, не желая реагировать, ведь меня звали по-другому. Но душа почему-то откликнулась, когда раздалось снова:

— Злата… Ну же, открой глаза, дитятко…

Этот голос совершенно новый, но чувствовался родным, с рождения знакомым. Он рядом со мной с первых шагов, с самой первой ссадины на коленке, с каждой бессонной ночью из-за температуры тридцать восемь.

Сомнений нет — это голос матери, обратившийся к своему ребёнку. Ко мне.

— Мамочка… — прошептала я, протянув наугад руку. Из-под моих закрытых глаз покатились слёзы.

— Доченька! Доченька! Живая! — с облегчением и ликованием произнесла уставшая женщина неподалёку. Крепко схватила меня за руку. — Есений! Сестра твоя оклемалась! Зови скорей отца!

Тут же раздались звуки бега за стеной. Постойте… У меня же нет брата, да ещё и с именем таким странным. А отец ушёл в другую семью, когда я была маленькой… Как это понимать? Может, всё-таки сон?

Я подняла веки и тут же зажмурилась от яркого солнца, свет которого падал на постель из окна.

Отвернулась в другую сторону и увидела ту женщину, что меня звала. Внешне это не моя мама, но я чувствовала, что… душой это была она. Сидела рядом, на деревянной койке, в ночной рубахе и большом красном платке, накинутом на плечи. Как будто выдернутая из своей постели. Она наспех собрала волосы, ещё не седые, но уже тусклые, потерявшие былой золотистый цвет. И сейчас смотрела своими большими, воспалившимися глазами, блестящими от радости и влаги.

Она точно плакала. Из-за меня?

Я пошевелилась, пытаясь приподняться на локтях, но перед глазами тут же начало всё расплываться, голова заболела.

— Погоди-погоди, не торопись! — охнув, опасливо попросила меня женщина и положила обратно на постель. — Ты же только в себя пришла, Златушка!

— Болит… голова… — прошептала я.

— Немудрено! Она ж у тебя разбитая!

— Что, правда? — удивилась я и прикоснулась к тугой повязке.

— Да уж не кривда! Ох, Перун, как я перепугалась! Ладно, что теперича уж позади всё. Кто-то знатно подлечил тебя и принёс к дому, быстро поправишься.

Я посмотрела перед собой пустым взглядом. Да, что-то такое припоминала... Как какой-то крепкий мужчина бережно принёс на руках, уложил на постель, что-то шептал над раной, прикладывал тряпочку и травы, смывая кровь. Я вновь взялась за голову уже двумя руками, пытаясь нащупать что-нибудь.

Женщина догадалась, что я хочу всё рассмотреть, и дала мне необычное зеркальце. В резной деревянной раме на длинной ручке. Как в стародавние времена, я в музее похожие видела.

Как взглянула, так и обомлела, раскрыв рот. Только не от перебинтованной головы, а от собственного отражения. Я выглядела совершенно иначе. Настолько иначе, что просто… просто как будто и не я! Длинные золотистые волосы, закрывшие собой почти всю подушку… Розовые круглые щёки, голубые глаза, округлившиеся от шока…

Я начала перебирать самые невероятные варианты. Например, что моё тело настолько пострадало после падения с горы, что мне сделали срочную операцию, изменившую до неузнаваемости! Как в каком-то фильме… Ведь иначе невозможно стать другим человеком!

Если только не…

Я вздрогнула и осмотрелась по сторонам новым взглядом. Никакого преображения, всё куда проще. Погибла, разбилась. А душа переместилась. Да, бред, но как ещё объяснить всё, что меня окружало? Эту женщину рядом, эту новую комнату, новое тело…

Осознание вышло болезненным и беспощадным. Губы затряслись, и я неизбежно разрыдалась, закрыв лицо руками. А как же моя прежняя жизнь? Мои друзья? Моя мама? Бедная мама!

— М… м-м… мама… Мамочка! — запричитала я, с трудом проталкивая звуки через голосовые связки, и женщина тут же бросилась меня обнимать, успокаивать.

— Ну-ну, моя золотая! Я здесь, я рядом! Всё пройдёт!

Я тут же вцепилась в свою новообретённую мать, прижалась к её груди и взвыла, почти срывая голос. Сама не понимала, что говорила, просила у всех прощения, что-то неразборчиво лепетала.

Мне необходимо было выплеснуть эмоции и оплакать прежнюю себя, прежде чем начинать жить по-новому.

Я тут же затихла испугавшись. А смогу ли? Примут ли меня? Не прогонят? Нет, говорить, что я из другой жизни, пока нельзя. Неизвестно, как отреагируют: как минимум решат, что я от удара головой ещё не отошла, а как максимум… нет, и подумать страшно! Придётся какое-то время притворяться местной.

Хм… А вот интересно, где душа, которая заправляла этим телом раньше? Неужели в моё тело попала?

Из груди сам собой вырвался вздох, стало стыдно… Даже если так, то пробыла девушка в моём теле очень недолго и опять умерла, наверное. Я же всё-таки с трёх тысяч метров упала!

Глава 5. Моя новая семья, ч. 2

Милые, если вам понравилась книжка, добавьте в библиотеку, чтобы мы с вами не потерялись. Спасибо! 💙

Мама тут же взвилась, качая головой:

— Куда, Власий?! Раздавишь! Она только в ум пришла!

Отец ослабил хватку, но на немного. Он вспотел и шумно дышал, точно бежал сюда со всех ног. Сразу видно, беспокоился за дочь, как нормальный родитель. Не то что мой…

Нет, всё. Кто-то, может, скажет, что это некрасиво и эгоистично… Но раз уж попала в новую жизнь, то нужно принять её. Верно?

Я осторожно положила ладони на широкую спину, отвечая на объятия. Отец вздрогнул, но улыбнулся и погладил мои плечи. Совсем рядышком трогательно всхлипнула мать. Того самого брата Есения я не увидела, но чувствовала на себе его радостный взгляд.

Так вот она какая — новая семья. Дружная. Повезло мне.

Отец вдруг осторожно отстранился и, сделав серьёзное лицо, уткнул руки в бока. Посмотрел на меня с вымученной строгостью. Стало ясно, он не хотел ругаться на меня, но и спустить всё с рук не мог.

— Ну-ка, поведай, кулёма, как же так вышло-то оказаться тебе на лавке с разбитым челом? Почему не почивала в своей койке?

Опа… попала! Я ведь совершенно не знала, где носило предыдущую хозяйку этого тела. Ну разве что урывками помнила, как сильные руки несли меня куда-то, а потом звучал мужской голос, пахло травами и настойками...

Я уж было открыла рот, но тут матушка пришла на помощь.

— Тю! Нашёл, с кого спрашивать! У Златы, вон, висок разбит, поди и не помнит ничего! Что говорит народ?

— А то ты не знаешь, Надея! — ответил отец, махнув рукой. — Днесь* все дома обошёл, не слыхал никто ничего. Одначе сплетни пускать — тута все горазды!

Мама подумала-подумала, глядя в пол, и вдруг как вскочила, как всплеснула руками! Схватилась ими за голову! Я аж вздрогнула.

— Златка! А платье-то! Когда ж нашлась, платье было на тебе излюбленное! С бахромою! Ой-ой-ой! Духи и боги! Ой-ой-ой!

Я ничего не понимала, да и отец тоже. Брат Есений даже решил уйти в другую комнату от греха подальше. А Надея всё продолжала вздыхать, ходить из угла в угол.

— Ты, шось, опять сбегала повидаться со Всеславкою ночью, а?

Услышав это имя, я поняла, что у меня в памяти что-то щёлкнуло. Наверное, бывшая Злата решила поделиться воспоминаниями о том, кто это такой. Очень вовремя! Оказалось, Всеславом звали сына ткачихи Тихомиры, первого жениха на всю общину. Он — что-то вроде местного секс-символа у молодёжи. И коренной Злате нравился тоже. Причём, настолько сильно, что не побоялась пойти в лес среди ночи, чтобы увидеться с ним!

А потом там со Златой что-то случилось, но что?

Я опять вздрогнула. Матушка поняла про того парня и про побег из дома по одному только красивому платью! Плохо дело, плохо! Слишком уж хорошо Надея знала свою дочь, значит, способна очень быстро раскусить подмену!

Я невольно начала всхлипывать, представив, что меня ждёт в таком случае… Назовут ведь ведьмой и, не разбираясь, сожгут, как чучело Масленицы на костре!

А родители расценили мой плач как страх за участь Всеслава и принялись успокаивать:

— Буде тебе, дитятко, буде… — заговорила матушка, убирая со щёк мои слёзы. — Живали мы в твоём возрасте, тоже ломали дров! Токмо ты ж пойми, что Всеслав и пяточки твоей не стоит! Это он за тобою бегать должен, аки бегал за мной тятька твой!

Из-под бороды отца тут же вылетел прыскающий звук, он поднял глаза к потолку.

— Та кому ты брешешь, Надея?! Не было такого!

Мама, смеясь, ткнула его локтем и подмигнула украдкой, мол, было-было!

Я заулыбалась. Вот, вроде, знала этих добрых людей от силы час, а настолько тёплыми и своими казались, что душа к ним сама тянулась. И я не сопротивлялась этому вовсе.

А пока отец ворчал, что пойдёт да оторвёт Всеславу уши, мама всё успокаивала его, говорила, что сначала поесть надо, остальное потом. А то с этим происшествием и не завтракали ещё.

Я не видела, как хлопотала матушка на кухне, лишь слышала звуки готовки и грохот посуды, доносящийся будто бы с нижнего этажа.

Ого… Раз могли позволить себе красивые платья с бахромой и двухуровневое жильё, значит, жили эти люди безбедно. Из какого же Злата сословия?

Пока я размышляла о новой жизни и своём положении в ней, то несколько раз захаживали ко мне то Есений, то мать с отцом с проверкой. И убегали обратно. От моих предложений помочь открещивались, мол, я слаба пока, лучше обождать пару деньков.

Странное дело… Я считала, что в те времена повелось наоборот — работать на износ, и если кто-то не помогал, того наказывали строго, без еды оставляли…

Наверное, всё же были исключения из правил. Либо Злата особо любимая дочка и белоручка.

Я даже посмотрела на свои новые руки. Да нет, обычные, вроде. С коротко стриженными ногтями и с линией загара там, где рукава. Кончики пальцев начали потихоньку грубеть.

Значит, Злата трудолюбивая. Ох, нелегко придётся!

Нет, в прошлой жизни я, конечно, любила природу и труд. Выступала за разумное потребление и грамотную переработку мусора, собирала флешмобы в защиту окружающей среды, жертвовала на благотворительность по возможности. Часто ездила с друзьями на дачу, помогала полоть сорняки, поливать грядки, копать картошку, подвязывать помидоры…

Но вот доить коров или пасти овец, например, я не умела. Вообще не представляла, как это делается!

Чувство неправильности вдруг остро напомнило о себе. Меня здесь быть не должно, моя жизнь оборвалась у подножья Алтайских гор! И в другом мире, в другой жизни родная мама наверняка страдала от скорби, пока я тут получала внимание и заботу от чужих родителей!

Как же гадко вдруг стало от самой себя!

Игнорируя головокружение, медленно поднялась с постели. Прошлась по коридору, украшенному домотканым ковром на полу, и спустилась с лестницы с резными перилами. Ступеньки украшали языческие знаки, написанные краской от руки.

Глава 6. Новая знакомая ведьма

Друзья, сердечно благодарим вас за лайки, просмотры и комментарии. Наши музы ликуют и смотрят на весь этот движ блестящими глазами. То, что вы с нами, очень много значит!

При написании этой главы авторы вдохновлялись песней "Мать севера"

Столь «тёплый» приём, кажется, нисколько не смутил незваную гостью. Судя по всему, она была привыкшей к подобной реакции. Продолжая держать за локти, пристально смотрела на меня своими зелёными глазами, двигала чёрными губами, что-то беззвучно приговаривая.

Её шея была сплошь завешана оберегами и бусами из странных камней, от одного только взгляда на это мне стало тяжело! Чёрные губы и боевая раскраска языческими рунами на лице смотрелась очень экзотично и немного устрашающе.

Неужели правда ведьма? Скорее всего, она нанесла свой причудливый макияж углём или чем-то вроде. Ну нет же у них тут «Золотого Яблока» за углом, в конце концов!

Я звонко усмехнулась от того, что так глупо пошутила сама с собой, и ведьма тут же повторила мой жест с поразительной схожестью!

— Поди отсель, Ванда! Тебя не звали, — громко, но спокойно наказал отец, возникший за моей спиной с посохом наготове.

Она перевела взгляд на него, и маленькие пёрышки, вплетённые в её волосы, начали чуть подрагивать на ветру. Собака у конуры на улице тихо заскулила и закрыла морду передними лапами. Я побледнела от эффектности картины и начала мысленно повторять: это ветер, просто ветер, никакого колдовства!

Хотя кто знает… Может, если моя душа вселилась в тело Златы, то колдовство в этом мире действительно водилось?

— Ла-адно тебе, ста-ароста! — ответила ведьма, чуть растягивая гласные. Однако меня отпустила всё-таки. — Вся община гудит, дескать дочурка твоя в беду попала. Голову разбила и чуть ли не помирает…

— А ты, что ж, позлорадствовать пришла? Не выйдет, ведьма! Златка моя ещё всех нас переживёт!

— По-олно, Власий. Моя воля добрая… — Ванда вновь глянула на меня с прищуром. — Осмотреть её хотела, на ноги поставить, да вижу, уже и ненадобно.

— Глаза тебя не подводят. Так что вертай взад, откуда пожаловала.

Ведьма и не собиралась разворачиваться. Вместо этого, заглянув мне прямо в глаза, вдруг заявила:

— Ты думаешь на сына ткачихиного, Всеслава, только он бы такого не сотворил, Власий. Кишка тонка. Я могу поведать, кто её так и за что.

Мать с отцом переглянулись и кивнули почти одновременно. Конечно же, они хотели узнать и наказать моего обидчика. Но меня почему-то накрыла тревога: а что, если ведьма и про меня узнает, что никакая я не Злата? Что тогда?

— И какова твоя цена за это? — осторожно спросила мама.

— Небольшая. Вы дадите мне оглядеть дочку. Уж больно душа у неё… занимательная.

Ну вот, точно! Ведьма о чём-то догадывается! Плохи мои дела!

Чтобы попытаться избежать ненужного осмотра, я выдавила из себя слёзы, шмыгнула покрасневшим носом и правдоподобно всхлипнула. Кинулась в объятия матушки.

Жалобным голоском попросила:

— Не хочу… Не надо, пожалуйста! Я не хочу об этом вспоминать!

Эх! Я прям актриса погорелого театра! Надо было в ГИТИС пробовать поступать, а не на биолога, но я ж не знала, что во мне есть скрытые таланты!

Но и Ванда не уступала! Зараза!

— Тяжко тебе, дева, понимаю. Тебе и не придётся вспоминать ничего, я вспомню за тебя.

Не зная, как ещё отвязаться от этой прилипчивой женщины, я смирилась, согласно кивнула и начала мысленно молиться на то, чтобы даже если Ванда что-то и узнала, то не сдала.

Она прошла в дом и вмиг стала очень довольной из-за того, что получила позволение оглядеть меня. Я много раз видела похожие взгляды в своём университете — так смотрели увлечённые идеей учёные на пороге важного открытия.

Ну всё, мне однозначно хана.

Бережливо обхватив за плечи, отец подвёл меня к широкой лавке, на которой была постелена шкура какого-то животного. Я вновь чуть не расплакалась, но уселась, чтобы не вызвать подозрений.

В своей прежней жизни я была вегетарианкой, каждую зверушку жалела. И что-то подсказывало, что тут ещё не придумали заменителей мяса. Чёрт с ним, потом придумаю, как выкрутиться. Может, жизнь у меня и новая, но прошлые убеждения никуда не девались!

Я села на эту лавку рядом с чуть тёплой печкой и поняла, что уже видела точно такое же место в своих снах. Что ж, буду надеяться, душа Златы окажется щедрой, и подкинет ещё воспоминаний, когда потребуется.

К слову, об этом… Как не напрягалась, я не могла выудить из памяти ни одного воспоминания о Ванде. Могло ли быть такое, что Злата с ней просто-напросто незнакома? Или, может, она применила свои ведьмины штучки и не давала себя вспомнить?

Ванда достала из карманов своего сарафана два маленьких холщовых мешочка. Один всучила мне в руки, а другой подожгла с помощью тлеющей щепки из печи. Я испуганно вздрогнула, думая, что мешочек сейчас загорится, но он начал лишь источать струйку белого дыма.

— Что внутри? — спросила я.

Ванде явно понравилось моё любопытство, и она с удовольствием ответила:

— Сушёные травы. Хмель, шалфей, крапива и плакун-трава. Кое-что ещё… Только если скажу, придётся сгубить тебя.

Ну да, никуда без секретов! Родители наградили её хмурыми взглядами, но промолчали, намекая, чтобы ведьма поскорее сделала то, зачем пришла, и проваливала. Ванда хмыкнула, попросила меня закрыть глаза и начала ритуал.

Не видела, что было дальше, только слышала. Изменившимся голосом Ванда напевала что-то неразборчивое, но в этой какофонии звуков раз или два получилось расслышать имя бога Велеса. А затем я почувствовала…

Запахи. Мокрой от росы травы, земли, а ещё странный запах какого-то зверя. Не зловонный, не отторгающий, но очень сильный. Этот зверь пах высушенной на солнце пшеницей, липовым цветом, разносимым по ветру, раздавленными ягодами шиповника и перегноем.

Я удивлённо охнула, не открывая глаз. Никогда бы не подумала, что смогу так точно и красочно определять оттенки запаха!

Глава 7. Защита (Адамир)

С той поры как вынес дочь Власия за порог своей хаты, не мог думать ни о чём кроме. Как она там, бедняжка? Надобна ли ей помощь? А что, если вдруг не долечил, и она уже испустила свой последний вздох?

Нет. Я не мог дать себе позволенье так думать! Её душа крепкая, светлая, рановато такой отправляться к предкам!

И до того уж я о судьбе её задумался, что не заметил, как стукнул себе молотком по пальцу. Чинил скворечник. Увидал, что кто-то из пичужек в крыше дырку проклюнул, и теперича дождь мог промочить семена. Нехорошо будет.

Егда* наконец догнала меня боль, зашипел, браниться уж было начал, да увидел, что Власий к дому нёсся. И не опирался на посох свой, а в руке держал. Стало быть, прознал всё и колотить меня удумал.

Известно дело, я виновен, сам уж закорил себя, токмо я ж не мальчик для битья, запросто не дамся!

Я тряхнул стукнутой рукою, сжал в кулак и спокойный пошёл навстречу старосте. Первым в брань лезть не собирался, всё же стыдно было. Пущай бы Власий по праву первым бросился.

— Ах ты ж бесов кум! Супостат треклятый! Аспид! — Начал крыть меня Власий.

А я помалкивал, ибо каждое его слово — правда.

Он замахнулся, дабы треснуть посохом. Я не намеревался уворачиваться, и удар пришёлся в плечо. Если б был чуток поменьше и не обладал силой духа лесного, то можа и ощутил бы боль… А так меня будто мамка по заду за пакость шлёпнула.

— Ты пожалеешь! Пакостник проклятый! — не прекращал базланить Власий. — Душегубец! За Злату мою ответишь!

— Отвечу! Перед богами отвечу!

Приятель на это сызнова лупнул меня посохом, на сей раз шибко. И я почуял внутри пробуждение навязанного бирюка: кровь закипела в жилах, мышцы железом налились, волосы дыбом стали, а взор помутился… Из глотки вырвался хрип, грозящийся стать чудовищным.

Боги и предки, плохи мои дела! Раскрыться нельзя, а начатое превращение остановить не было сил! Зверь мой уж слишком взбеленился, раз средь бела дня наружу лез! Видать, решил нагнать упущенное ночью время. А на войта особый зазор был бросаться… Его дочурке и так от меня досталось!

— Нет сил… сейчас… с тобою… браниться… староста… — ответил я хрипло. — По-доброму прошу… домой воротись…

— Ах ты мне ещё грозить вздумал, басалай?!

Власий и не думал слушать, да и с какой ему радости? Я стал отступать, чтобы заиметь хоть крохотный шанс слинять, затеряться, покуда окончательно не лишился разума…

Как вдруг звонкое эхо проскочило меж дерев:

— Папа! Прекрати!

Мы со старостой тут же замерли как истуканы, заслышав голосок девичий. Дать дёру я уже не мог, да и пропала нужда. Медведь-кабан мой, с чего-то струсив, передумал лезть наружу.

И вот уже дважды оно не хотело показывать рыла своего при девице. Да сразит меня Перун, это ж точно неспроста!

Прояснившимися очами глянул я в сторону звука… И точно, та самая! Живая, в разуме! И тут же будто Ярило сильнее засветило от нахлынувшей радости!

Она с чистой повязкой поверх золотистых кудрей, наспех собранных в косу, и с ясными очами аки небеса в погожий день... Неслась со всей прыти к нам, скакала. Ну точно козочка!

Задержала взор на моём лице, одарила лёгонькой улыбкой. Смелая духом, раз не испугалась за мои шрамы и, едва оклемавшись, поспешила в лес мужиков разнять!

Я усмехнулся, и тут же взгляд в земь опустил. Сердце перед нею раскаивалось, болело в груди от стыда. По моей же вине её головушка светлая разбилась…

И мне теперь это бремя до домовины* нести!

— Златка! — воскликнул войт, всплеснув руками. — Как тебя принесло сюды? Как же мамка глаз с тебя спустила?

Имя её само собой в голове повторилось. Злата… Хорошо звучало и больно уж ей проходило. Такое злато и впрямь надо стеречь как ока зеницу!

И вот она защебетала, что птичка. Вроде, словами чудными на слух, да по смыслу понятными:

— Мама Ванду выпроводила и к бабушке ушла. Жаловаться, что ты не послушал её и пошёл сюда! А я за тобой! Сначала у жителей направление спросила, а потом по крикам нашла!

Это что за диво! Впервые кто-то, кроме старосты, по здравому умыслу пришёл сюды. Самая смелая девица на моей памяти! За тятьку запереживала, душенька, пришла быть защитой.

Только вот Власия, увы, уже не вразумить. Твёрдо он замыслил свершить возмездие. И я его понимал. Сам бы кого хошь на его месте прибил за своё дитя.

— Не лезь, Злата, домой иди, — буркнул Власий. — Не мешайся под ногами.

— Тятька твой прав, — согласился я, глядя в круглые глазёнки девицы. — Негоже будет тебя вдруг в пылу драки зашибить.

— Уж ты-то знаешь, что говоришь, паскудник! Ты-то её и зашиб!

Власий был полон серьёзности. Отбросил свой посох и пошагал на меня с кулаками. Я был готов начать получать заслуженные тумаки и по везению сам отбиваться…

Только, на наше диво, предо мною вдруг Злата как взяла да как выскочила!

Ишь ты! Тонкая берёзка решила за собой медведя скрыть. Стать защитой не тятьке своему, а мне, мужику незнакомому. Её губителю.

Я смотрел на её стан тоненький, на круглые плечики, коими она силилась меня заслонить, и хотел завыть. От отчаяния всё про ту страшную ночь как на духу выложить!

— Доча, ты чего это удумала? — растерянно вопрошал Власий. — Тебе плохо ещё, поди лучше отдохни. Не мешай мужикам, я не такому тебя учил!

— Папа, не вздумай! Адамир меня вылечил!

Мы со старостой вздрогнули. Посмотрели вначале на Злату, после сами переглянулись. Я стиснул зубы. Вылечил-то вылечил, да только сначала чуть не сгубил.

— Девица, я…

— Я тебя вспомнила, Адамир! — Она меня перебила. — Это ты нашёл меня в лесу, ты нашёптывал и прикладывал травы к ране!

Я сумел лишь кивнуть, но Власий не мог уняться:

— С чего взяла, что это он?

— По голосу! Он со мной тем же голосом говорил! Папа, Адамир спас меня, а не сгубил!

Власий зыркнул на меня своими жёсткими глазищами из-под бровей и одним словом спросил:

Глава 8. Их спор

Ожидая, что же на предложение отца ответит Адамир, я не могла не заметить, как изменился его взгляд. Из задумчивого превратился в решительный, в зрачках заплясали настолько яркие искры, что подойди я ещё на шаг ближе, и уже стало бы жарко…

Я опустила голову, делая вид, что любуюсь маленькими лесными цветочками, растущими под ногами. А и правда, красиво здесь...

Гармонично вписываясь в лес, стоял деревянный теремок, двухэтажный, но маленький как коробок. Перед домом разбиты слегка запущенные, но красивые цветники и грядки. В чистом воздухе витали ароматы пыльцы, древесной коры и дикого мёда… В моей прошлой жизни даже за городом так хорошо не бывало. Ох, дышала бы этим до захода солнца!

Я так задумалась и залюбовалась, что даже перестала вслушиваться в разговор мужчин. Поэтому вздрогнула, когда мой новый отец вскрикнул:

— За тебя?! Мою Златку?! Совсем из ума выжил?

— Не беленись, Власий, дай объясниться…

— Нечего тут объясняться! И мечтать не смей о моей дочери!

Что? Обо мне? Я тут же вся обратилась в слух и глянула на Адамира. Покраснела… Ой, мамочки! Так на меня ещё никогда не смотрели! Даже Сашка, который явно был в меня влюблён не один год, просто не говорил.

Вообще, если вспомнить, мне всегда встречались одни молчуны и мямли. Ждали, пока я сама увижу или каким-то чудом догадаюсь, что нравлюсь им. Дам понять, если это взаимно. Неудивительно, что при таком раскладе я ушла из прошлой жизни невинной.

Да, конечно, я и сама могла быть инициатором отношений, но ведь приятнее, когда первый шаг делает мужчина! А что сложного? Просто подошёл, взял за руку и уверенно сказал: ты мне очень нравишься! Но нет…

А Адамир… Адамир меня просто ел глазами! Будто я стояла голой перед ним, а может, в его воображении уже так и было. Настолько явное внимание ощущалось странно, непривычно, но до трясучки волнительно!

Сердце учащенно забилось, грозясь убежать из груди в лесную глушь. Ладошки вспотели так, что их пришлось вытирать о подол сарафана. Кстати, я только сейчас поняла, что второпях надела его задом наперёд поверх ночной сорочки.

— Ты сам обмолвился, чтобы я всё, чего хочу, просил. Никто не дёргал тебя за язык! — настаивал Адамир. — Так и держи своё слово иль ты, староста, слову своему не хозяин?

— Да ты сам послухай только, чего просишь! Кровиночку мою за тебя замуж выдать! А где ж она будет жить? В твоей лачуге? В глухомани, в лесу?! А с подруженьками своими как ей общаться? А как с семьёй видаться?

— Всё у ней будет, Власий! Чай не на чужбине живу, отсель одна верста* до твоего дому!

— Не позволю! — кричал отец. Причём, так громко, что на меня несколько листьев с ближайшей берёзы осыпалось. — Я не для того восемнадцать лет её растил, чтоб отдавать какому-то бобылю из лесу! Признай, что тебе молодку в койку захотелось, бесстыдник! Плутень!

Мои щёки вновь загорелись, думала сквозь землю провалиться. Но взяла себя в руки и присмотрелась к Адамиру с той мыслью, что он не шутил и действительно хотел взять меня…

В жёны! Это главное, а не то, о чём загудели в голове мои фантазии.

Мимолётным взглядом я окинула его руки… Покрытые чуть выступающими венами и посветлевшими рубцами, но большие и сильные. Принесли меня в этот дом с места гибели и они же так старательно вылечили мою рану, что уже ничего и не болело почти.

Кажется, Адамир, как минимум, заботливый и решительный. А то, что у него шрамы, ну… да, потребуется время, чтобы привыкнуть! Но кто вообще без недостатков?

Опомнившись и схватившись за голову, я прикрыла веки, вдохнула в лёгкие лесного воздуха и попыталась выгнать из головы эти рассуждения. В самом деле, я вела себя так, будто мы уже женаты!

Эх… Вот что может твориться с женщиной, никогда не знавшей настоящего мужчины!

По правде, моё сознание было шокировано и не знало, как реагировать на возможный брак с незнакомцем, поэтому я продолжала молчать. Да и что тут скажешь, кроме нецензурной брани?

— Так вот, какого ты обо мне счёту, Власий! — буркнул Адамир и плюнул на землю, себе за плечо. — А я думал, мы приятели!

— В том-то и дело! Мы — приятели, а не зять и тесть! Ты ж вдвое старше Златки!

— Старше, старше… что ты всё заладил! Не ты ли давеча* радовался, что Мирон из вашей общины на двадцатилетней девке женился? А ему, меж тем, пятьдесят один!

— То был случай особый!

Я чуть было не закашлялась от смеха! «Вы не понимаете, это другое» существовало, как оказалось, и в этой жизни.

— Ладно, Власий, сил нет! Давай иначе решим, как и всегда споры решали. Правда будет за тем, кто выиграет в карты.

У меня на секунду глаза стали навыкате, как у Царевны-Лягушки. Азартные игры на людей? Ну нет, о таком уже молчать нельзя! Я понимала, что отмену крепостного права здесь ещё не проходили, но какого чёрта, дорогие?

— Ещё чего?! — спохватившись быстрее меня, возразил отец. — Можа, мне ещё ходить да подтягивать за тобою портки?

Адамир рассмеялся. Глубоким, грудным звуком. Не бархатно, как в любовных книжках обычно писали, а иначе, с некоторой грубостью и с потаённой в голосе силой. Зычно и по-мужски. У меня под сарафаном на животе аж мурашки зашевелились. Как бабочки…

— Портки я и сам натягивать в силах. Слава Стрибогу, руки ещё не отсохли! А на карты сам меня подбиваешь. Ты отдай дочь мне в жёны, и обойдёмся без них.

— Ах, вошь ты пёсья! Ты посмотри! Бес с тобой, давай карты!

— Папа! — наконец вмешалась я. — Я же не мешок денег, чтобы меня ставкой делать! И ты тоже хорош, Адамир!

— Поверь, девица, ты куда ценнее, — ответил он, улыбнувшись. — Потому и ставлю. А тятька твой потому и сомневается. Боится.

— Я? Боюсь?! Да я забоюсь, когда Ярило с другой стороны сядет!

Ох, и долго же они спорили! Кричали, вопили как дикари. И как ни пыталась я в их разговор вклиниться и отговорить от безумной затеи — не вышло. Меня будто не слышали, либо мягко осаждали.

Глава 9. Её предчувствие

Матушка, узнав, чем дело кончилось, ожидаемо за сердце схватилась. Завыла на весь дом, начала отца бранить, причём так, что я даже в прошлой жизни подобных слов не слышала!

Выдав весь арсенал слов, она перешла к действиям. И в горячке схватилась за столовый прибор, чем-то напоминавший привычный мне половник из цельного дерева. Однако до применения не дошло. Скоро я поняла, что так мама пыталась лишь придать себе устрашающий вид, чтобы отец ни единого слова мимо ушей не пропустил.

— Слушай меня сюды, дурак старый. Ты щаз же идёшь к этому бесу Адамиру и отменяешь карты проклятые! Говоришь, что не подумавши ляпнул!

— Да как же, Надея?! Нельзя отменить, община прознает — пустомелей наречёт, старостой негодным.

— А лучше, чтоб община прознала, что ты дитя своё проиграл в карты?! — Матушка вновь подняла половник. — Был бы ты годным старостой, до такого бы не дошёл! Ох, Стрибог, Мокошь, Перун и Велес… Говорила мне мамка моя, говорила, что азарт твой всех нас сгубит!

Я, сдвинув в сторону мех, сидела на лавке у печи, слушала и пыталась осмыслить, что ждало меня в этой новой жизни дальше.

На коленях устроился знакомый по сну чёрно-белый котик и довольно извивался от поглаживаний. Интересно, а почему он не почуял, что его хозяйка изменилась? Мне раньше казалось, у кошек хорошая интуиция. А может быть, он и почуял, просто не против перемены?

Эх… Рассудок мой, кажется, пытался избежать мыслей о проблемах, поэтому решил некстати покопаться в кошачьей психологии… А у меня судьба стояла буквально на кону, между прочим!

Итак, если отец выиграет, значит, жить мне дальше с родителями и Есением. И ещё с двумя старшими братьями, о которых я узнала сегодня из разговора мужчин. Интересно теперь было, где они. Я больше не заметила здесь ни одной живой души…

Если же отец проиграет, то меня ждало замужество за неизвестным, но — чего уж скрывать? — очень внимательным, добрым и отзывчивым мужчиной. Он спас меня, а значит, уже имел преимущество перед остальными потенциальными женихами.

Немножко человеческой симпатии и безмерное количество благодарности я к нему испытывала. А ещё было чуток спортивного интереса: от мысли, что приглянулась такому брутальному мужику, самооценка с ума сходила. Внешность и шрамы — дело чуть ли не последнее.

Хотя, конечно, интересно, откуда Адамир их получил, да ещё и в таком количестве…

— Златушка, Златушка! Дитятко! — обратилась ко мне мама, обливаясь слезами. Подсела рядом, прижала к груди. — Что бы ни вышло, не ходи за лесника замуж, не ходи! Он тебя загубит!

— Почему ты так считаешь? — спросила я, и не думая отстраняться. Было очень спокойно в объятиях этой женщины.

— Предчувствие дурное! Сердце материнское подсказывает! Болью плачет!

На это я лишь улыбнулась и утешающе погладила ей спину. Не могла признаться, что не слишком расстроюсь, если Адамир победит в споре. От такого ответа обоих родителей удар хватил бы.

А я ведь в чём-то могла понять их. Злата — любимая доченька. Хрупкая, боязливая, мечтательная, влюблённая в самого популярного парнишку в общине. Самая лучшая для своей семьи. Взращённая роза среди навоза, как любила лучшая подруга из прошлой жизни говорить…

И вот теперь этой самой розе грозило быть сорванной каким-то странным, замкнутым отшельником из лесной чащи. Чуть ли не чудовищем по меркам местных! Грозило быть пленённой узами случайного брака.

И что-то подсказывало, ЗАГС тут пока не придумали, ровно, как и разводы. Получается, реально, пока смерть не разлучит нас!

Но я-то не Злата! Мне, честно говоря, Адамир казался хорошим. Да, для меня он — незнакомец, но и я для него тоже. Ой, а уж если он бы узнал, кем я на самом деле была в прошлой жизни!..

И тут я уже призадумалась — а стоило ли говорить, спешить с объяснениями? Вдруг за умалишённую примет?

А там следом и костёр, чучело, как я и говорила…

Понимая, что надо что-то придумать, чтобы не расстраивать новых родителей и самой не зацикливаться, я решила перевести тему. Причём постаралась слова подобрать, чтоб за свою сойти. Эх, придётся вспоминать архаизмы и учиться правильно использовать их. Подозрения мне точно не нужны!

— Ладно, мама, не кручинься ты так! Я надеюсь, что папа верх одержит!

Отец тут же приободрился.

— Вот! Вот вишь, Надея! У дочки в меня вера есть, а потому точно выиграю!

— Дочка наша — дитя наивное и светлое, любит тебя просто, не припоминает тебе правды!

— Какой ещё правды?

— А такой, что за все года ты только пару раз обскакал его в карты! Или тебе память в конец отшибло? Адамир же колдун проклятый!

Власий поджал побледневшие губы, опустил взгляд вниз. Я же насторожилась. Ну не могли в этой общине быть все ведьмами и колдунами! Скорее всего, просто пустые слухи из-за того, что Адамир в лесу жил!

И всё-таки уточнила:

— Как Ванда, что ли?

Матушка наконец оторвалась от меня и всплеснула руками.

— А кто ж его знает, он не говорит твоему отцу! А остальные не хотят с ним дел иметь, даже ведьма Ванда чурается! Говорит, стоят за его спиной лесные духи злые.

Верить в духов я не привыкла, однако как ещё объяснить чудодейственные лекарства Адамира и ясновидческие мешочки с травами от Ванды, понятия не имела…

***

На следующий день решила, что отлёживаться больше нельзя, да и стыдно. Когда проснулась, матушка уже успела хлев вычистить, корову с овцами на выпас отправить, куриц с петухами покормить, яйца собрать… А я только застелила постель и привела себя в порядок.

М-да… Который час, я, конечно, не знала, но понимала, что просыпаться здесь надо раньше. На вопрос, почему не разбудили, матушка ответила, что пожалела меня из-за недавнего происшествия.

И я была ей благодарна, да только чувствовала угрызения совести. Хотела пойти во двор, помочь в огороде, а матушка как начала на весь дом причитать и останавливать! Будто боялась, что Адамир украдёт средь бела дня прямо с грядки!

Глава 10. Реповое пюре

Друзья, добавьте книгу в библиотеку, если вам нравится. Авторы будут очень рады пополнению рядов читателей. Любим вас!

Повздыхав немного, я собрала несколько крупных репок, промыла их и стала сверлить глазами, думая, что и как из них можно состряпать. Прикинула: а если сделать пюре, заменив этими репами картофель? Вообще не знала, что должно получиться на вкус, но у меня немного вариантов.

На улице стояло бабье лето, достаточно тепло и днём, и ночью, а печку тут топили круглый год, потому что, понятное дело, это — главная «кухонная техника». И плита, и духовка, и гриль в одном лице.

Так что, пока репы варились, я успела раскраснеться и изрядно вспотеть! Постоянно проверяла горшочек, боялась передержать.

Матушка вернулась с огорода, подивилась чистоте в доме и после пришла на запах томлённых в печи овощей. Тихонько встала позади и молча наблюдала, как я с усердием давила репу приспособлением, похожим на скалку без ручек.

Но всё же не выдержала в итоге. Спросила с ярким интересом:

— Доча, а ты чего делаешь?

Я была так увлечена своим занятием, что не раздумывая ответила:

— Пюре из репы.

— Чегось?

Совершенное непонимание в голосе матушки заставило меня спуститься с небес на славянскую землю. Ну, конечно! Что такое пюре тут с роду не знают!

— А… э… это каша, такая каша, мам. Видела, как подружка такую делала.

— Это которая?

— Да я уж не помню, давно это было…

— Ну ладно, дитятко, кашеварь как знаешь…

Она поцеловала в макушку, и я узнала этот тон. Так говорили мамочки со своими трёхлетними несмышлёнышами в общественных местах. Неужели, моя, то есть Златина мать, думала, что я фигнёй занимаюсь? Хотя я наверняка со стороны очень странно выглядела.

Она сказала что-то про квашню*, про хлеб, а я покивала со знающим лицом и с улыбкой, да и продолжила репу мять. Но краем глаза наблюдала. Достав небольшую кадку, матушка выложила содержимое на присыпанный мукой стол, налила чуть мутной воды большой ложкой из бочонка неподалёку, и начала замешивать. Это было похоже на привычную опару для теста.

— Мам? — обратилась я, аккуратно, вспомнив про цвет жидкости. — А чего это она такая?

— Кто?

— Вода. Откуда она?

— Как по обычаю, из озера отстоялась.

Я чуть не выронила на пол скалку, вымазанную в реповой массе. Вот вам и старорусская сказка! А я ещё в школе всегда удивлялась, почему это смертность в древние времена такая высокая была? А оно вон что, из озера! Микробы, мусор, песок… и это всё в еду добавляли!

Срочно надо научить их воду очищать! Вот только придумаю, как это сделать, для начала…

Задумавшись, я перестала работать скалкой. Сразу в голову полезли фантастические теории про эффект бабочки. Про то, что с прошлым играть нельзя, иначе получишь совсем другое будущее.

Не знала, что делать. Для начала, наверное, надо было разобраться, другой ли это мир или другое время. Наломаю ещё дров здесь, а маме и друзьям из современности придётся разгребать!

Ох, кажется, всё же придётся идти к ведьме Ванде в скором времени… Возможно, та и вернуть меня сможет, кто знает…

— Доча… тебе, видать, всё ж пройтись надо, — сказала матушка, напомнив о себе. — Какая-то ты днесь… вся из рук вон.

Да, рассеянная. Я и сама была согласна с этим. Только вот знал бы кто, что дело не в травме и не в кислородном голодании. И всё же я согласилась.

— Хорошо… Схожу, подышу. А ты тут как?

— Да уж управлюсь. Не впервой мне печь хлеба да варить харчи…

— Ладно… ой! Ты только моё пю… мою кашу не выбрасывай, пожалуйста.

— Да уж не выброшу, что ты.

— Спасибо!

Я подскочила к ней и, обняв за плечи чмокнула в скулистую, загоревшую в поле щёку. По-простому, по-родному, будто не первый раз, а ежедневно делала так.

Тут же осеклась от собственной мысли: как же так, Аня, а свою родную маму уже забыла, да?

Я сморщила нос и крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться. Пошагала к выходу на крыльцо, едва видя перед собой дорогу из-за влажной пелены на глазах.

— Доча, а ты, мож, зайдёшь ещё к своей бабке, как нагуляешься? Она вчера чуть не пустилась сюда прытью, как узнала про тебя. Едва её остановила. В годах уже, на твою головку разбитую вредно ей было б глядеть и переживать.

— Ага, — ответила я на автомате, лишь бы поскорее на свежем воздухе оказаться.

— Только долго у неё не засиживайся. Власий с Есением скоро с рыбалки прийти должны, пожарим карасей на обед.

Рыбу я тоже не ела. Не столько из вегетарианских убеждений, а потому, что, однажды попробовав её, вкус не оценила. И пока придумывала отговорки, чтобы не есть это, меня вдруг осенил вопрос понасущнее:

«Отлично!Теперь ещё и бабушку искать! И как она выглядит? Злата, ты совсем не помогаешь!»

Как на заказ в сознании пронеслись картинки из воспоминаний. Оказалось, бабушку звали Радоной, и искать её не надо. Дом, в котором отныне моя семья, специально отстроили на два хозяина. А двор общий. Так что, получается, бабушка за стенкой жила. Вот любили же на Руси целыми поколениями вместе жить! Так что нечего и удивляться.

Я вышла на улицу, встала у калитки, сколоченной из берёзовых досок. Подняла красное от готовки в печи лицо к солнцу. Медленно потянула носом чуть сухой, но вкусный воздух. Интересно стало, так ли хорошо дышится в здешних крупных городах, как в этой общине…

Пришлось раскрыть глаза, когда я ощутила на себе чужие взгляды. Две молодые селянки шли по прокатанной телегами дороге, переглядывались и шептались между собой о чём-то.

Невольно прислушалась и поняла — не о чём-то, а о ком-то. О Злате, обо мне.

— Её, дескать, затворник Адамир в лесу средь ночи нашёл.

— А что ж она там забыла?

— Вестимо, опять за Всеславом таскалась как собачонка… Ха-ха-ха…

— Достанется же кому-то такая гулёна!..

— Ой, да пожалей её! Ум себе отшибла знатно, небось станет теперича юродивой!

Глава 11. Слепая влюблённость

Ох, и забилось сердце Златы! Настолько сильно, что ещё чуток, и его очертания показались бы через одежду! А я не понимала, с чего вдруг так разнервничалась, покраснела, будто опять встала к раскочегаренной печи…

Да, внешне Всеслав был хорош, тут не поспоришь! Однако для меня не настолько, чтобы терять голову. Высокий, жилистый, атлетично сложенный. С гривой густых каштановых волос, с едва видимой щетиной на смазливом лице. Глаза с таким хитрым и уверенным прищуром, что и не разобрать, серые или голубые. А улыбка… Цепляющая, будто западня, из которой не выбраться.

Воспоминания вновь забегали внутри головы, так быстро, что перед глазами всё закружилось. Чтобы не упасть, пришлось шагнуть назад, закрыть калитку и обеими руками за неё ухватиться. На меня неукротимой волной накатили эмоции прежней Златы к этому парню.

Горло сдавило. Столько безответной, почти болезненной влюблённости я не ощущала ещё никогда за все свои жизни! Поняла, что не было у Златы с этим парнем ничего, хотя мечтала она о нём до последнего.

Я почувствовала, как сами собой заблестели глаза, растянулись губы в глупенькой улыбке.

Заметив это, Всеслав приосанился, по-свойски закинул руку с локтем на забор и усмехнулся:

— Что, люб я тебе, Златка? Красив? Так пойдём в поле поваляемся, хочешь? — Он протянул руку и щёлкнул меня по носу. Небольно, но будто издевательски. — Хочешь, я вижу! Харе из себя недотрогу строить!

Эх, ну вот… Всего несколько слов из его ухмыляющегося рта, и у меня напрочь всё отшибло. Все тёплые чувства, что Злата холила и лелеяла в своей душе годами!

Может, она видела во Всеславе любовь всей жизни, я же — нахохлившегося, высокомерного павлина. Точно знал ведь, паразит, что Злата к нему неровно дышала, и хотел использовать. Поматросить и бросить!

Всеслав, видно, уловив мою шокированность, огляделся, не растерялся и продолжил уверенно подбивать клинья. Через ограду, коснулся моей щеки и приторно мурлыкнул, тихо-тихо:

— Ну же, яхонтовая моя… Давай забудем, что прошлой ночью было, пойдём на сеновал любиться…

Снова голова закружилась, на сей раз от подступающей тошноты. Его пальцы на моей коже ощущались отвратно! Каждая клеточка в теле заныла о том, чтобы этот прилипчивый убрал их немедленно!

Не раздумывая, я резко шлёпнула Всеслава по ладони, будто строгая мамаша, что увидела, как её ребёнок тянет ручонку к сладостям перед едой.

Знала, что не сделала ему больно — после попадания в новое тело до сих пор ощущалась нехватка сил. Однако Всеслав явно не ожидал от меня подобной реакции. Отдёрнув руку, прошипел змеем от неожиданности, опешил.

В этот момент я увидела, как в его взгляде посыпались острые осколки разбитой мужской гордости. Неужели, ему отказали впервые?

— Ты чего, Златка, сдурела, что ль? — спросил он, оглядывая свою ладошку так, будто раньше никогда не видел. — Давно ли ты сделалась такая непокорливая?

— А ты не распускай руки! Я тебе себя трогать не позволяла!

— Чего? Не позволяла?! А не ты ли от моих рук всегда млела, аки первый на солнышке ландыш?!

Всеслав назло повысил голос, чтобы знали все, кто на улице. Я же была готова местным богам начать молиться, лишь бы матушка этого позора из дому не услышала и на крик не вышла.

— Враньё! Не было у нас ничего! — ответила я, нахмурившись. — Ты мной только крутил как хотел, вил верёвки! Я дура была наивная, а теперь устала! С другими забавляйся! От меня отстань, козёл!

Всеслав дёрнулся как от удара током. Мои слова всё больше и больше поражали, видимо, но в его горящих от злости и алчности глазах вдруг мелькнула искра здравомыслия. Он наклонился через калитку и тише спросил:

— Так ты обиду затаила? Из-за письма? Я же не со зла, пошутил! Не думал, что беда с тобой в лесу приключится! Да и обошлось всё! Ты, по-моему, стала после этого краше прежнего!

Ха, ещё бы! Я же буквально переродилась!

— Не думал он! Петух тоже не думал, да в суп попал!

— Куда попал? — переспросил меня Всеслав. — Слушай, Златка, ты не играйся со мной! А не то…

И я, опомнившись, поняла, что вместо супа тут щи. Эх, надо всё же поаккуратнее со словами! Мне проблемы не нужны!

— А не то — что? — уточнила я колко. — Не нравится? Вот и мне не нравится, когда меня используют!

Всеслав вдруг угрожающе скрипнул зубами и выругался. С силой дёрнул на себя калитку, едва не сорвав с петель, и сердце моё ушло в пятки — всё это время щеколда не задвинутой стояла!

Я отскочила назад, но недостаточно.

Наплевав на людские взгляды, Всеслав махом оказался у нас во дворе и, схватившись за мою талию, прижал к себе. Я оцепенела так, что даже моргнуть не могла. Ну вот, допререкалась!

И даже на помощь позвать сил не хватало. К моим голосовым связкам как будто тяжёлые камни привязали, а общинники просто смотрели на это и перешёптывались. Мол, тешатся, голубки!

Как же это мерзко и унизительно! Помогите! Вы, что, не люди?!

Всеслав, между тем, снова поверив в свои мужские силы, стал спускать руки с моей поясницы всё ниже и ниже. Я упёрлась в его грудь ладонями пытаясь отстраниться, но он всё равно прижался плотнее.

Сквозь шум испуганного сердца в ушах услышала, как прошептал рядом с моим виском, как раз тем, что недавно разбился:

— Я тебя ещё не пользовал, мышь ты полевая! А попользую, вот моё слово! До того попользую, что на ногах стоять три дня не сможешь, замуж ни за кого на всей земле не выйдешь! Так приблудой при мужиках и останешься, а коль замаешься так жить, тут же приползёшь на карачках к моим ногам! И на милость уж не надейся!

Я молча слушала, и клянусь, от каждого слова волосы всё сильнее встали бы дыбом, если бы не были заплетены в косу.

И по нему, этому ненормальному, Злата когда-то вздыхала?! Мечтала единственной его стать?! Как можно было быть настолько слепой из-за влюблённости?!

Я чувствовала, что если его поганая рука опустится ещё хоть чуть ниже, то не выдержу и забьюсь в истерике… Сгребла в кучу остатки сил, подняла одну из ладошек, которой сжимала рубаху на груди Всеслава и замахнулась!

Глава 12. У Радоны

Держа двумя руками глиняную чарку с тёплым отваром из ягод и трав, я делала маленькие глотки и всё ещё не могла поверить в то, что ко мне так открыто приставали несколько минут назад. Оказывается, жить дочерью старосты — это не в сказку попасть. Злату любили только члены семьи, ну, может, ещё и друзья. Остальные тихо посмеивались, сплетничали, презирали за глаза.

С чего бы это? От зависти? Или от того, что характер прежней Златы им не нравился? Вот ещё! Они моего не видали!

— Ну как ты, внученька? — спросила Радона, пристально меня рассматривая. — Ты уж не слушай, что этот хлыщ тебе наплёл. Известно, что нет ни слова правды в его речах паршивых!

Я кивнула и через силу улыбнулась.

Бабушка была похожа на матушку. Точнее, наоборот. Такое же острое, загорелое лицо с высоким лбом. Серебристые у корней, но густые волосы, собранные в «корзинку» из косы. На ней — много слоёв одежды, и вдобавок пушистая серая шаль на плечах смотрелась объёмно. Будто бабушка постоянно мёрзла, несмотря на то, как припекало солнце.

Да и вообще, всё жилище по духу отражало хозяйку: на полу, на стенах, на мебели много тканей, росписей знаками и связанных вручную вещей. А в воздухе, к тому же, витал запах подошедшего кислого теста.

Благодаря которому мой желудок тихим урчанием поинтересовался, а будет ли что-то вроде обеда? Звук скоро повторился громче, и я стыдливо опустила глаза в почти допитый до дна отвар.

— Эх, Надея… сколь я говорила ей откармливать тебя, заставлять! Ты ж худая как жизнь моя! — Бабушка поднялась из-за стола и, изредка кряхтя, пошла к сундуку со съестными запасами. — И зятю с Баженом сколь раз наказывала, чтоб прорубили оконце на ту часть двора! Кабы оконце было, то Всеславка и не посмел бы тебя донимать!

Это точно. Чуяла я, что он бы просто-напросто струсил такие концерты на виду у селян закатывать, если бы не знал наверняка, что родители этого не увидят. Повезло, что бабушка вовремя на улицу вышла.

Меж тем, Златина память подсказала, что Баженом звали самого старшего её брата. Которого я, кстати, так пока и не видела.

— Вот, держи, детонька, едай.

Радона поставила на стол горку чуть обветренных, но румяных плюшек и коричневую твёрдую массу с намёком на студенистость. Даже не знала сначала, с чем сравнить и как описать. Неужели холодец? Нет, спасибо, от животного добра откажусь, пожалуй. Блюдо такого вида даже у мясоеда аппетит не вызвало бы!

— Ты чегось, внучка? — спросила бабушка, видно, заметив мой диковатый взгляд. — Никак ржаной кисель не признала?

Опа-на! Кисель? Реально? А почему он такой… ну… странный? Где фрукты или ягоды?

И тут же я чуть головой в стол не уткнулась. Темнота! Для привычного мне киселя агар-агар нужен, ну или на худой конец — желатин. И того, и другого ещё очень долго ждать!

— Ешь, кому говорят! — строже сказала бабушка. — Ну что за кулёма! Из-за Всеслава, беса этого, ты всегда еду аки птичка клевала, страшилась поправиться, а теперича что? Вона, где твой ненаглядный!

И для доходчивости Радона жестами изобразила неприличную часть тела.

Я рассмеялась и смело взялась за ложку. Ладно, назло этому гаду я ни в чём не собиралась себе отказывать! Ну, разве что, в мясе. Я отломила немного киселя, приблизила к лицу, чтобы рассмотреть. И действительно, густой, очень!

Отправив ложку в рот, сделала над собой неимоверное усилие, чтобы не поморщиться, и бабушка не раскусила, что я прямо сейчас испытала гастрономический шок. Ох, ты ж! Так вот, почему это киселём прозвали!

На вкус оно в самом деле оказалось невероятно кислым, как забродивший на солнце квас, оставленный без присмотра. На зубах громко похрустывало что-то, то ли частички злаков, а то ли песок… Чёрт, кажется, и здесь вода из озера!

Нет, хватит, нужно как можно скорее фильтр для воды изобретать из подручных материалов!

Помню, читала брошюрку по выживанию в дикой природе перед отправлением в один из походов. Там говорилось что-то про уголь, про марлю…

Решив, что кисельных берегов с меня достаточно, я отложила ложку и по-хозяйски придвинула к себе поближе тарелку с горой плюшек. Подлила себе ещё ягодно-травяного напитка. Не знаю, как вела себя прежняя Злата в гостях у бабушки, но мне показалось это нормальным. Не чужие всё-таки!

Да и сама Радона выглядела спокойной, не ругалась и не смотрела строго. Получается, я всё делала правильно.

Мы немного поболтали. Точнее, болтала, в основном она: жаловалась на нынешнюю молодежь, на то, какая была когда-то урожайность, да на новые порядки. Ностальгии предавалась, как раньше было хорошо… Я улыбалась, кивала, поддерживала её общими фразами. Что-то вечно, не зря говорят.

— Князь Великий сызнова в поход, в Византию эту заморскую, скоро подастся, а оно нам надо?

— А не надо? — уточнила я аккуратно. Сама же начала перебирать в памяти исторические факты, чтобы во времени сориентироваться. — Там же, говорят, торговля хороша, может, что-то привезёт нового, интересного…

Например, что-нибудь из овощей, а не только репу и горох!

— Ага, а с сим и какую неведому заразу! — Радона вздохнула так глубоко, что аж складки её одежд раздулись. — И как его токмо Ольга в оборот не взяла? Слыхала, она-то могёт, коли захочет, баба с характером! Неужто ей по нраву, как муж по миру таскается, пока она нянчится с маленьким княжичем?

— Ну, мы народ простой, не узнать нам, как они на самом деле живут… — ответила я обтекаемо.

А сама оторопела так, что сбилась, какую по счёту плюшку жевала. Не запивая, нервничая. Значит, Ольга? Та самая мстительная княгиня из учебников? А Великий Князь тогда, выходит, Игорь? Ещё живой? Вот это я знала, в какое время попадать! Почти к истокам!

Но культурно поражаться, как оказалось, ещё рановато. Потому что дальше Радона окинула меня ласковым взглядом и выдала такое, из-за чего очередная плюшка почти камнем поперёк горла встала:

— Твоя правда. Ох, гляжу я, внученька… Услада ты старым очам! Молодая, красивая, а всё одна, неприкаянная душа. Бажен со Светозаром давненько пристроенные ужо, при детях. Есений, дали бы боги, тоже вот-вот обабится. Одна останешься, а у мамки с тятькой не станет скоро здравия присматривать, заботою окружать... Замуж тебе надобно, да поскорей. Хочу в платье свадебном тебя увидать, пока живая.

Визуалы к главе 12

Радона

Радона, 61 год — бабушка Златы. После того как овдовела, переселилась поближе к родне, за стенку. Особо строга к отцу, братьям Златы, да и вообще ко всем мужчинам в общине.

-

Надея


Надея, 42 года — мать Златы, жена старосты. По характеру спокойная, строжится только из необходимости. Особенно снисходительна к дочке.

Глава 13. Беда

Выслушав эмоциональный рассказ матушки, Радона надолго призадумалась. Взяв в руку свою ложку, изредка постукивала ею по столу, вздыхала, переводила на нас взгляд, от одной к другой.

А потом как вдруг отбросила ложку да как выдала:

— Великий Перун! Уж сколь раз успела я пожалеть, что в день твоей свадьбы зятька своего как следует за космы не оттаскала!

— Мама! Так нельзя!

— А за неведомо кого дочь свою единственную сватать, значит, можно?!

На секунду захотелось вставить своё слово, что формально, никто никого ещё не посватал… Но, глянув на Радону, промолчала. Та сейчас метала молнии похлеще этого самого Перуна!

— Вестимо, Златушке замуж пора. За хорошего, умного мужика. Но не за лесника же! — продолжала она. — Чего такого он могёт ей дать? Ну… окромя того самого!

И снова бабушка жестами обрисовала что-то большое и длинное. Я вся сжалась и смутилась так, что на лице и шее выступили пятна того же цвета, что и вышитые узоры на моём сарафане.

Затем сказала себе: мне много и не надо. Было бы тихое, спокойное местечко. С возможностью приходить в гости к семье почаще. Нет смысла отрицать, что мне успели полюбиться и мать с отцом, и бабушка, и неразговорчивый Есений.

Ещё чтобы поменьше контактировать с такими кадрами как Всеслав. Мало ли, Злата, может, и по одному ему на всю общину вздыхала… А вот по ней самой сколько? Почему-то не хотелось узнавать.

Внезапно на меня снизошло — это же описание условий, в которых жил Адамир! И о чудо, тот уже был готов взять меня замуж! Нет, а что! Идеальный вариант. Он на вид серьёзный, рассудительный. Да к нему не то что Всеслав… К нему медведь подходить не захочет, пока пять раз не подумает!

Надо будет как-нибудь незаметно сходить, поговорить с ним. Желательно, пока в карты не сыграно. Должна быть причина, почему Адамиру вдруг взбрело в голову жениться. Хотелось услышать от него лично.

От мыслей о моём спасителе стало приятно на душе. Я взяла в руки чарку с отваром и приблизила, вдыхая аромат сухих трав. Пряча улыбку.

***

Так как потом бабушка пришла к нам домой и полоскала отцу мозги допоздна словами, какой плохой и безответственный — это я ещё смягчила! — на следующее утро он ушёл куда-то, сухо бросив «по делам».

Мама вздохнула, но промолчала. У неё настроение тоже было в упадке. Что интересно, перед Радоной она защищала его как могла, хотя, помнится, до этого бранила.

Я сидела на лавке сонной, не привыкшей вставать настолько рано. Расчёсывала волосы большим деревянным гребнем и про себя ругала петуха, что вот уже несколько минут подряд с завидным усердием испытывал на прочность свои голосовые связки и мои нервы.

Но внезапно эта птица вдруг издала нелепый звук, похожий на кряканье, и замолкла. Я аж перестала вычёсываться и, затаив дыхание, подумала — неужели мои проклятья дошли к местным богам?

Всё оказалось проще: из окна разглядела, как к нашему дому, распугивая гуляющую во дворе живность, бежала женщина. Вся перепачканная, заплаканная. Я её не знала, надеялась, что Златина память выручит. Но та пока молчала.

— Мама, там… — громче позвала я, встав с лавки. Что-то ещё добавить не успела. Ранняя гостья забарабанила в дверь кулаками.

Матушка тут же подоспела на шум, выглянула в окошко и поспешила открывать.

— Живда? Ты чего в такую рань? Что стряслось?

— Староста! Староста дома? Зови старосту!

— Нет его, — помрачнев, ответила мама. — Ушёл с ранья.

— О-о-о-ой! Боги! Горе-то како-о-ое!

— Да что ж не так, Живда? Объясни толково!

Женщина, рыдая, закричала громче:

— Пропа-а-а-а-ал! Сгину-у-л!!! Наде-ея!

Мама вся побледнела, на лбу чётче проступили морщины.

— Кто пропал? Мой Власий?

У меня от такого предположения, всё внутри в комок собралось, гребень выпал из руки на пол. Нет, только не это! Я ведь только обрела нормального отца!

К нашему облегчению Живда отрицательно замотала своей растрёпанной головой.

— Не-е-ет! Дитя моё! Мой Перва-а-а-ак! Боги-боги!!! По что мне така беда?! А-а-а!!!

Я испытала облегчение, но тут же одёрнула себя — ребёнок пропал! Нечему тут радоваться!

— Когда пропал? Откуда пропал?

— Вечор на закате пошёл по малину в лес и не вернулся.

— А чего ж ты раньше не сказала, Живда, чего молчала?!

— Таки до сего подобного и не случалось, всегда со сбором возвращался, далече не заходил никогда. Я на поле уработалась, поздно вчера пришла, глядеть не стала. А днесь гляжу — его нема! Постель не тронута, холодна! Горе мне, горе! А-а-а-а!

— Есений!!! — заорала матушка подняв голову в сторону лестницы на верхний этаж. — Беги скорей! Разыщи тятьку! Хоть из-под земли достань!

Тут же послышался голос, быстрый топот, звуки сборов. Брат мой новый, кажется, был шустрый, как ветер в метель.

Но и я не собиралась у моря погоды ждать! В прошлой жизни я часто выступала добровольцем в поисковые отряды. Детей тоже искать доводилось. Правда, исход бывал разным, но удачи тоже случались.

У меня имелся опыт — вот, что главное! И я могла его применить, помочь, пока не стало поздно.

Недочёсанные волосы начала на ходу заплетать в косу и одновременно с тем побежала к лестнице. На мне домашнее платье, надо было переодеться во что-то поудобнее, в чём придётся по местности плутать. Долго.

— Злата! Ты-то куда? — окликнула меня матушка.

— Как куда? Народ собирать! Поиск организовывать!

Я даже не заметила, как произнесла сложное слово, но Надея не передала значения и поняла меня.

— Этим тятька твой должон заниматься, не ты, он старший!

— Пока он придёт, столько времени драгоценного потеряем! Нельзя ждать! По домам пройтись я могу и сама!

Мама говорила вслед ещё что-то громкое, но я уже не слушала. Почти летела на второй этаж, думая, где взять штаны и рубаху.

Быстро сообразила — у меня же есть братья! По крайней мере у одного из них одежду можно было попросить прямо сейчас, пока не ушёл. Вряд ли откажет.

Глава 14. Видение

Я сосредоточенно смотрела на собравшихся селян. С напряжением заметила среди лиц недовольное, смотрящее голодным коршуном — Всеслава, но промолчала, прогонять не стала. Сейчас на счету каждый помощник.

А ещё меня хотели оттащить в сторонку две девушки — Сияна и Любава. Память Златы с радостью откликнулась, стоило заметить их приближение. Подружки, отлично. Подружки — это полезно.

Но мы же тут не посплетничать собрались, в самом деле! Чтобы не расстраивать их, я обещала поболтать обо всём что угодно после того, как найдём мальчишку.

Я вновь оглядела собственноручно собранный отряд, который в моём воображении представлялся чуть больше. Какая-то часть не восприняла всерьёз выряженную в мужские тряпки девку и не пошла следом, предпочитая сначала дождаться старосту. Я не винила их, некогда было.

Важнее, что большинство сейчас стояло прямо передо мной. Они успокаивали рыдающую Живду, обсуждали пропажу и… меня.

Некоторые не смогли не заметить во мне изменений. И от этого бросало в дрожь. Ну конечно! Прежняя Злата не побежала бы на всех порах собирать людей, а сначала дождалась бы Власия и делала бы так, как он скажет. А это… что-то новое, диковинное, как они говорили.

И всё же сейчас о собственной конспирации думать не получалось, ведь цена заминки — чей-то ребёнок. В суматохе я успела погреть уши, чтобы было понятнее, кого искать, ведь ориентировками в этом времени и не пахло.

По словам местных, потерялся десятилетний мальчишка, худощавый и длинный, с веснушками и небольшой шепелявостью. Что ж, негусто, но всё же приметы довольно яркие.

Ещё Живда рассказала, что жила недалеко от леса. Значит, в этом направлении и стоило начать поиски.

Я уж хотела было повести народ, но тут голос запыхавшегося отца прилетел в спину:

— Златка! А ну обожди! Иди ко мне, кулёма!

Я закатила глаза. Ну почему сейчас? И так уже много времени потеряли! Однако селяне, завидев своего вожатого, приободрились и приготовились внемлить ему. Стало понятно, что больше меня слушать не будут, ведь подоспел авторитет более весомый, значит, не оставалось ничего, кроме как подойти.

— Папа, послушай… — Начала я, но Власий меня перебил.

— Это ты послухай. Щаз же домой к мамке иди. Нечего по кустам в мужицких портах ходить, ты давеча в этом же лесу чуть не расшиблась! Я дале сам, это старостины заботы.

Я скрестила руки на груди и выставила вперёд ногу, чтобы было видно, что собиралась привести аргументы. Власий любил свою дочку, ругать у всех на глазах не стал бы. Надеюсь.

— Какой ты хитрый! Я, значит, всю общину подняла на уши, прошлась по домам, собрала людей, уже знаю, с чего начать поиск. А тут вдруг приходишь ты и говоришь всё бросить! Нечестно!

Отец нахмурился и поджал губы. По глазам его видела, что он понимал несправедливость ситуации, но не мог допустить, чтоб всё выглядело так, будто пошёл на поводу у девчонки.

— Чем докажешь, что достойна с нами идтить? — спросил он, прищурившись.

Я уж хотела изложить план, по какому маршруту собиралась двинуться и на какие детали надо обращать внимание при поиске, но вдруг раздался другой голос, женский, уже знакомый. Голос Ванды, на который все сразу обратили внимание.

— Мне видение было. Ежели пойдёт Злата, то пойдёт и лесник. А с ним больше надёжи, что отыщется мальчишка.

На Ванду все смотрели по-разному, кто напряжённо, кто со страхом, кто с брезгливостью. Я же была удивлена и немного рада её появлению. Точнее, словам, что она сказала.

Адамир! И как я во всей этой кутерьме не додумалась сразу? Он же в лесу как в воде рыба!

Народ настроился к этой идее явно скептически. Кто-то выкрикнул из толпы:

— Да чего эту ведьму слушать? Она небось в сговоре с сим бесом Адамиром! Хочут всех нас сгубить!

— Дуралей! — бросила Ванда ядовито. — Для какой мне нужды вас губить? А уж тем паче — путаться с бесом лесным! Он мне не меньше вашего немил!

— Ой ли? — подхватил внезапно Всеслав. — Бьюсь об заклад, вы спите с ним! Кувыркаетесь под деревьями аки звери! Ха-ха-ха!

Кто-то вторил ему смехом, а я вся побледнела и ощутила, что каждая мышца в камень застыла. Кулаки сами собой сжались. Клянусь, не знаю, почему, но я была готова броситься на него через толпу, словно медведица, защищающая берлогу.

Только в этом не оказалось надобности. Стоило Ванде задержать взгляд, что-то взять из кармана и бросить себе за плечо, как Всеслав закашлялся на всю улицу. Смех остальных подпевал резко затих.

А сама Ванда с мягкой улыбкой ответила:

— Погода хороша сегодня, благоволят духи природы моему настроению. А то ведь могла и прибить тебя, паршивец. Днесь дам совет — за языком следи.

Вдруг, видно уверовав в ведьмино могущество, из толпы выскочила Живда. И, обливаясь слезами, свалилась перед ней на колени.

— Молю-ю-ю-ю!!! Молю богами!!! Спаси моего сынка!!! Первака моего спаси-и! Душу за него могу тебе положить!!!

И женщина вцепилась за подол её юбки. Начала реветь ещё громче, что даже у меня глаза от увиденного стали влажными. А ведь где-то в другой жизни так же убивалась и моя мама, узнав о моей участи…

Но ведьму слёзы Живды совсем не разжалобили. Она резко вырвала свою юбку у той из рук и почти равнодушно обронила:

— Полно тебе, баба. Утри сопли. Я уже поведала, как сына твоего спасти. Бери дочь старосты и иди к избушке лесничего.

Больше Ванда не собиралась ничего говорить. Окинула всех присутствующих тяжёлым взором и остановилась на мне, но промолчала. Отвернувшись, побрела своей дорогой. Но долго провожать её взглядом не вышло.

Безутешная Живда подползла ко мне и принялась просить, как нищенка милостыню:

— Злата, девонька! На тебя всю уповаю! Поди до Адамира, проси за меня Первака моего найти! Буду вечной тебе должницей!!!

И она вновь разрыдалась, закричала гибнущей чайкой.

Разве я могла отказать убитой несчастьем матери? Тем более, Ванда права, с умением Адамира ориентироваться в лесу, поиск мальчика с большей вероятностью может увенчаться успехом.

Глава 15. У дома Адамира

Хозяина дома не оказалось, когда мы с отцом пришли к лесному теремку. Входная дверь заперта, никто не откликался. Лишь птицы из кормушки разлетелись кто куда, пока мы пытались дозваться Адамира.

Власий ругался, что вечно того не сыщешь днём с огнём, когда надо. Да и я тоже нервничала. Если не помощь лесника, кто знает, получится ли найти того мальчика, Первака?

— Пошли, доча, — сказал мне отец, развернувшись. — Нету его тут. Не будем же мы дотемна стоять? Мужичонка искать надобно.

И я была абсолютно согласна. Вот только предчувствие не позволяло сдвинуться с места, внутренний голос настаивал, что надо подождать. Не знаю, с чего вдруг, но я просто была уверена, что Адамир где-то рядом и скоро вернётся.

— Ещё чуть-чуть, пап, — ответила я, высматривая мужской силуэт в деревьях. — Ты иди, успокой Живду, скажи, чтобы поиск рядом с её домом начинали. Я дождусь Адамира и с ним приду к вам.

— Ага, шиш! Оставить тебя тута одну одинёшеньку неведомо на скока? Ещё чего прикажете, сударыня?

Я закатила глаза, но промолчала. Отца можно понять, беспокоился. Но и мне надо было придумать, как с Адамиром наедине остаться, чтобы о своей проблеме с излишне настойчивым ухажёром поговорить.

В нескольких шагах от меня, в кустах за спиной, что-то зашумело. Я напряглась. От неожиданности пятки кольнуло от страха, который стал бы ещё сильнее, не окажись отца рядышком.

Спросила его, глядя в направлении затихшего шороха:

— Слышал, пап?

— Чего?

Ответ поразил. Округлила глаза и подумала — неужто показалось? Не может быть, я слышала тот звук так же явно, как слышала сейчас шелест листьев на ветру!

Но тут за спиной раздался твёрдый мужской голос, из-за которого я чуть не пустила в ход крепкие исконно русские ругательства. Хорошо, что сдержалась, перед отцом было бы как-то совестно грубо выражаться.

— Злата? Староста? С чем пожаловали?

Долгожданный лесник вышел к нам с лукошком, полным рыжих опят. Сначала выглядел удивлённым, а потом улыбнулся, рассмотрев меня. Я еле выдержала на себе его пронзительные, синие глазища. Почему-то стало неловко.

Но пока хлопала глазами и думала, как выгляжу со стороны в штанах брата, отец нашёлся первым и вышел вперёд, чтобы сказать:

— Выручай. Мальчонка из общины пропал. Ушёл вечор в лес по ягоды и доселе не воротился.

Предназначенная мне улыбка быстро ушла с лица Адамира. Тот стал серьёзным и внемлющим, стоило услышать о пропаже ребёнка. А меня от такой его стремительной перемены почему-то в жар бросило. В такой-то момент, вот я дурёха!

— Где искали уже? — спросил Адамир, и отец помрачнел, растерялся…

— Ну, мы…

— Неужто и не начинали? — Адамир нахмурился догадавшись. — Ты во мне, староста, дурака увидал? Кому это боле надобно быть должно? Вам или мне?

Власий набычился, приготовившись яростно спорить. Открыл было рот, но тут влезла я. Возможно, так нельзя, да. Но и допустить, чтобы они тут взялись пререкаться, я тоже не могла.

Во-первых, и так много времени потеряли. А во-вторых, рассорятся ещё не дай бог… точнее, языческие боги. Вдруг после этого Адамир не захочет помогать?

— Не сердись, Адамир, это я отца попросила. Думала, ты дома. Сразу сказала, что к тебе идти надо, что ты поможешь… — Встав на носочки, заглянула в его глаза и тише добавила: — Ты ведь поможешь, да? А я пойду с тобой! Буду тихо как мышка.

Взгляд Адамира утратил суровость, морщины на его лбу разгладились. Он смотрел на меня всего пару секунд, а потом уверенно кивнул.

— Хорошо, девица, будь по-твоему.

— С ним? Ага, как же! — Власий стукнул по земле своим посохом. — Домой воротайся, Адамир сам управится.

— Коль хочет, пусть идёт! — неожиданно вступился он за меня. — Гляди, как разоделась, приготовилась, небось, всю общину на уши подняла… Так чего этому пропадать?

— В лесу опасливо! Тебе ли не знать?

— Она будет со мной. А я лес как длань* свою знаю. Вот тебе моё слово, войт, не случится с ней ничего!

Отец скрипнул зубами и глянул на меня. Знал, что я уже всё решила, но всё равно спросил:

— Правда с ним пойдёшь? Не боязно? Гляди, какой он мужик здоровый, ратный. Вдруг зашибёт ненароком?

Глянула на Адамира и покраснела. За одними только его широкими плечами можно было укрыться от всего на свете! Да-а-а… Это точно! Здоровый! За таким как за каменной стеной!

Я еле сдержалась от глупой улыбки, ведь отец всё ещё ждал слов, пристально рассматривая моё лицо.

— Да, пойду, — ответила я смело и приблизилась к Адамиру на пару шагов. — Он спас меня всё-таки. С ним мне ничего не грозит. А ты иди, пап, успокой народ и Живду. Начните искать около её дому.

Отец покачал головой, но отпустил. Обнял на дорожку.

— Ох, доча, какая ты у меня уже взросленькая, рассудительная стала… Коль считаешь, что так лучше, пускай. Токмо будь аккуратнее, чуть что, и сразу домой!

— Ладно. Матушке передай, чтоб сильно не тревожилась.

— Адамир! — Голос отца зазвенел стальными нотками, стоило ему разомкнуть объятия со мной. — Смотри мне! Молись Перуну, чтоб со Златой ничего не стряслось, покамест она с тобою. Ежели до потёмок к дому не воротится, разыщу тебя и шкуру спущу, понял?

— Ну коль так, то я сам тебе свою шкуру принесть готов, войт.

— Надеюсь, проверять нужда не припрёт.

Власий поцеловал меня в лоб и пошёл по тропе к общине, опираясь на посох. Пока смотрела ему вслед, что-то внутри меня дрогнуло, глаза стали мокрыми. Так вот она какая, отцовская любовь. Строгая, но сильная…

Непонятно, кому хотелось плакать больше — Златиному телу или Аниной душе. Чтобы не думать об этом, я зажмурилась на секунду, затем обернулась к Адамиру. Тот всё стоял молча, грел мне спину взглядом и почему-то выглядел бледным.

Но тут опомнился и поспешил меня успокоить:

— Не кручинься, козочка. Ежели плутать по лесу не хочешь, я и сам могу найти мальчонку. Ты скажи токмо, кого искать и с чего начать.

Глава 16. Слово на языке

Как выглядел Первак, я в общих чертах рассказала уже на ходу. Боялась, что скудных описаний может не хватить, но Адамир успокоил тремя уверенными словами — «Найдём, краса, найдём».

Эти поиски разительно отличались ото всех волонтёрских рейдов, в которых мне доводилось принимать участие раньше. В другой жизни, разбившись на маленькие группы по трое-четверо мы бродили допоздна при полной экипировке, с фонариком в одной руке, с картой и ориентировкой — в другой.

Притом мы кричали так громко, что эхо голосов остальных членов поисково-спасательного отряда иногда долетало из других концов радиуса.

В одну из таких вылазок, помнится, я надорвала голосовые связки так сильно, что пришлось идти к врачу. Неделя удалённой учёбы, потом лекарства, ингаляции, общение с мамой только с помощью записок.

Голос полностью восстановился только месяц спустя, и я смогла на собственной шкуре прочувствовать, что это такое — хотеть столько всего сказать, столько эмоций пытаться выразить голосом… А никак!

И вскоре после того, как поправилась, я отправила добрую часть своих студенческих сбережений в фонд помощи глухонемым и слабослышащим.

Моя мама ещё головой покачала, мол, эх, Аня-Аня, купила бы что-нибудь для себя! Но я знала: в душе она всегда гордилась моим стремлением помогать всем кому не лень. И часто хвалилась перед соседками, какая я у неё сердобольная альтруистка.

Я вылезла из воспоминаний о прошлом, когда вдруг начала падать, запнувшись о ползущие по земле стебли дикого вьюна.

Раздался громкий голос Адамира, я вздрогнула, замерла… И это странным образом спасло меня от столкновения с землёй. Я ощутила на своих плечах грубоватые мужские ладони. До такой степени горячие, что будто братской рубахи на мне и не было, а часть этого жара ушла от плеч к щекам. На меня в упор смотрели синие и чистые, как два Байкала, глаза Адамира…

— Боги и предки! Как же испужала ты меня, Злата. В который раз житьё моё проносишь перед очами…

— В который? — спросила я, про себя подмечая, что его руки всё ещё на мне, а мои щёки стали всё румянее.

— Во второй.

— А первый когда был?

Адамир помолчал, спешно увёл взгляд от моего лица, будто застуканный за хулиганством. Но ответил. Тихо… И с каждым словом, сказанным с трудом, его руки на моих плечах сжимались всё сильнее, но не переступали грань боли.

— Да вот… Давеча… Егда на камне твою голову увидал…

— Ты правда испугался? — Продолжала расспрашивать я, не до конца понимая зачем.

Наверное, всё ещё не хотела, чтобы руки от меня убирал. И стало так стыдно… Мы мальчика искали, а я… хотела постоять ещё так подольше, лишь бы теплом его рук насытиться. Понимая, что это неправильно, моя совесть уговорила ноги отступить на шаг.

— Ладно, странный вопрос, извини. Кто угодно испугался бы, увидев на земле девушку с разбитой головой. Давай Первака искать.

Жилы на шее Адамира дёрнулись, будто собирался ещё что-то сказать, но передумал и лишь коротко кивнул.

Мы пошли дальше, но на сей раз он попросил идти аккуратнее. И я старалась. Шла по его следам, внимательно разглядывая на земле каждую травинку и опавший листик. Контролировала собственные шаги, зачем-то следила за дыханием.

Мы всё ещё продолжали молча идти, неизвестно как далеко уже были от дома. Адамир не спешил звать Первака, а я же не хотела ему мешать.

Умом понимала: леснику лучше знать, как вести себя в лесной чаще. Ни память Златы, ни уж тем более моя, ничего о здешних краях не знала. При этом, ни на секунду мою голову не посетила мысль, что мы можем потеряться следом за мальчиком.

Адамир шагал настолько уверенно, что я просто чувствовала себя защищённой от любой напасти, откуда бы та не нагрянула. Смотрела ему в спину и… любовалась. В какой-то момент опомнилась и спросила себя — может, всё же попробовать завести разговор? Не хотелось бы, чтобы он вдруг подумал, что мне с ним скучно.

— Адамир, — обратилась я полушёпотом. — А почему бы нам его не позвать? Например: «Ау-у! Отзовись, Первак!»

— Это будет рано и зря. Я пока не чую мальчонка, только зверьё встревожим.

— Не чуешь? Это как?

От Адамира послышался странный вздох пополам с обречённостью, будто проболтался о чём-то таком, о чём никому больше не следовало знать. Я уж успела решить, что всё, с темы соскочит, а мне потом неизвестно сколько придётся голову назойливыми мыслями забивать!

Однако он продолжал поражать меня сегодня своими ответами.

— Это знаешь чему подобно, Злата? Будто слово, что на языке осталось, а вымолвиться никак не могёт. Оно мается, в башке мечется, да мает тебя заодно, покамест не вылетит из устов. Было у тебя?

— Да. Предчувствие или что-то вроде.

— Вот.

— А как ты понимаешь, вылетит ли это слово или останется?

— Я и не ведаю. Иду, что старец, наощупь, в потёмках. По звуку, по троганью да по запаху.

Ого, вот оно что! Я даже радовалась, что Адамир всё ещё шёл впереди и не видел, как приоткрылся мой рот от удивления. Кто бы мог подумать, что у него столь хорошо развиты органы чувств! Уж не значило ли это, что он какой-нибудь удалой богатырь, местный супергерой? А шрамы его остались после многочисленных подвигов…

Это бы много чего объяснило!

Щёки расцвели дикими маками, когда до меня вдруг дошло — чисто теоретически, Адамир и меня мог видеть, слышать и чувствовать по-другому. Чуть более… глубоко.

— Притихла ты, девица, что-то, — заметил он, слегка повернув ко мне голову. — Испугал тебя рассказ мой?

— Нет-нет, всё нормально. Сказка про Машеньку и Медведя вспомнилась. «Высоко сижу, далеко гляжу. Не садись на пенёк, не ешь пирожок…»

Адамир усмехнулся.

— Про медведя, значится? Не слыхал такой.

— Если хочешь, расскажу как-нибудь потом.

— А чего мне вдруг не хотеть? Сказки и былины — это милое дело.

— Значит, договорились… Ой!

Я всё ещё глядела под ноги, чтобы не запнуться, и увлеклась болтовнёй. Поэтому не сразу заметила, что Адамир остановился, и врезалась носом в его рельефную спину. Как неловко…

Глава 17. В лесу

Кто бы мог подумать что когда-нибудь мне доведётся радоваться тому, что залезла в чужие штаны…. А сейчас смотрела на здоровенное препятствие впереди и понимала — перелезать в платье было бы проблематично.

Сомневаюсь, что настолько огромные деревья дожили до современности! Баобабы в Африке бы позавидовали!

Пока я разглядывала эту махину, Адамир успел ловко забраться на дерево, не прилагая усилий. Хотел тут же протянуть руку помощи, только я оказалась проворнее. Решила вспомнить тренировки в спортзале и на скалодроме.

Карабкаться получалось неплохо, почти хорошо, но всё же чувствовала, что новому телу не хватало выносливости и гибкости. Эх, наверстать бы!

Адамир, не ожидав от меня такой подвижности, сидел на дереве на корточках с чуть вытянутыми руками и не шевелился. Один раз бросив беглый взгляд, заметила, как приоткрылись его губы, приподнялись брови, глаза расширились…

Я точно его восхитила! И от этого испытала ещё больше радости.

— Вот елоза*… Обожди, не надорвись! — спохватившись, сказал Адамир. — Иди-ка сюды…

Он наклонился и крепко взял меня под мышки, плавно потянул вверх, точно пёрышко из подушки. Я напряглась, но даже не успела пискнуть, как уже стояла коленями на коре.

— О… Ух ты… — только и смогла протянуть я, оглянувшись назад и вернув внимание к Адамиру.

— Ну Злата… Ну и чудная ты… Неужто упасть нисколь не страшилась?

— Не страшилась. Рядом же ты.

Глаза Адамира стали ещё больше, и что-то как будто зажглось глубоко в них. Что-то яркое и… дикое?

Но сам он промолчал на несколько секунд, а после сказал об очевидном. К слову, совсем не о том, о чём мне очень хотелось поговорить. Не о нашем с ним будущем браке.

— Идём, малец уже близко. Шустрее управимся — шустрее назад воротимся.

Ага, и шустрее обсудим нашу дальнейшую жизнь. Он ведь так и не сказал, с чего вдруг загорелся идеей на мне жениться. Да ещё и в таком возрасте…

Нет! Я не считала его старым, просто ему около сорока на вид… Неужели за столько лет ни с кем никогда не жил? Никого не любил? Не знал женщины? Не поверю!

Весь из себя отстранённый, закрытый… Из чего же складывалось прошлое того, кто так пристально меня разглядывал?

Когда мы слезли с дерева, то стали внимательно изучать открывшуюся перед нами полянку. Всю землю застелили опавшие с деревьев зелёные и жёлтые листья. Высохшие семечки клёнов и растрепавшиеся серьги берёз…

Особенно неторопливо продвигался вперёд Адамир, а я с замиранием сердца наблюдала. Как часто останавливался, прикрывал веки, шумно втягивал травянистый воздух ноздрями.

Глядя на его движения, в голову мне почему-то лезли сравнения с хищным зверем, пытающимся напасть на след добычи. И от понимания, насколько сильно ему это подходило, у меня тихонько начинали трястись поджилки на ногах.

Ощущала себя травоядной зайкой перед волком. Нет, даже не волком, непонятно, перед кем именно, но точно перед кем-то очень опасным.

Я опустила взгляд в землю, чтобы не смотреть на Адамира и попытаться утихомирить странные мысли, но тут заметила ещё большую странность рядом с подошвой обуви. Крупную и спелую ягоду малины.

Подняла её с земли, осмотрелась. И, что интересно, нигде не заметила малиновых кустов поблизости. Значит, как-то иначе её сюда занесло.

— Адамир! Посмотри, Адамир! — радостно воскликнула я и подбежала к нему с этой ягодой, будто с крупной денежной купюрой, найденной на улице. — Кажется, мы очень близко!

Мой спутник кивнул.

— Да, Злата. Учуял я эти ягоды.

Ну вот… Надо мной пролетел обломинго. Гордость от собственной наблюдательности мигом испарилась, оставив горький осадок. Ах, вот, значит, как! Я в сердцах шлёпнула Адамира по плечу той же рукой, в которой держала малину. С влажным звуком размазала её по ткани мужской рубахи.

Судя по его стальным мышцам, боли он совсем не испытал, но очень удивился.

— Ты чего, Злата?

— Учуял… Учуял, значит… — шипела я с обидой, вытирая липкую руку о штаны брата. — А мне сказать? Эх ты, а я думала, мы напарники!

Адамир вздохнул и вдруг положил свою увесистую руку мне на плечо. Улыбнулся легонько. Погладил, так мягко, что моё сердце на радостях сорвалось и ускакало в живот. Или даже ещё чуть ниже.

Великий Стрибог, или как там его… И что мне делать? Краснеть? Бледнеть? Млеть? Злиться? Нет, злиться теперь уже не выходило. Нечестно!

— Не серчай, девица, извини старого дурачину. Мне и в ум не приходило тебя обидеть. Коль хочешь, буду о каждом услыханном звуке говорить.

— О каждом не надо… Но вот это вот — важная улика! — Я смягчила тон, понимая, что из-за жара его руки на себе, не могу продолжать сердиться. — Ладно, проехали.

— Куда? На чём проехали?

Захотелось рассмеяться от его умилительной реакции, от этого искреннего непонимания, но сдержалась. И поругала себя за то, что не думая бросила это инородное здесь выражение. Надо лучше фильтровать всё-таки.

Ещё какое-то время прошло для меня в прочёсывании местных лесов, нетронутых и живописных, прежде чем Адамир увидел что-то вдалеке. Побежал не на полную прыть, так, чтоб я успевала за ним.

И вот мы уже стояли наподалёку от глубокого оврага, заглянули, а там, на дне… Мальчишка! Очень похожий на того, о ком люди из общины говорили. Только почему-то не двигался. От пугающего предположения у меня похолодели руки.

Адамир, заметив реакцию, тут же поспешил успокоить:

— Живой. Видать, упал и не смог вылезть. Умаялся и спит.

— Ух, ну хорошо!

— Я за ним. А ты подсоби мне, ладно? Отсель его примешь.

— Ага.

— Эй, малой! — громче позвал Адамир. — Просыпайся, все тебя обыскались.

Первак слабо зашевелился, сонно раскрыл глазёнки… И вздрогнул, трепыхнулся.

Но всё же решил показаться смелым, взросленьким, поэтому спросил:

— Ты кто, дядь? Леший? Съесть меня пришёл? Не подходи!

Мальчик дотянулся до палки и воинственно вытянул как оружие. Меня же эта реакция поразила и ввергла в непонимание.

Глава 18. Приглашение

Когда мы слаженно достали Первака из оврага, тут же стало ясно, куда подевались все собранные ягоды. Его пальцы и лицо пестрили от засохших пятен малинового сока. Я бы рассмеялась от умиления, если бы момент не был таким серьёзным и напряжённым.

Мальчишка немного посидел на твёрдой земле, выравнивая дыхание, приходя в себя. А потом, всхлипывая, рассказал, что случилось.

Дело было так: он собирал ягоды и, решив доказать себе, что уже взрослый, зашёл дальше в лес, чем обычно.

Долго бродил, заблудился, проголодался, съел все ягоды, а лукошко у того огромного поваленного дерева бросил, чтобы легче было через него перелезть. Несколько ягод отложил в карман, но какие-то из них выпали, когда бродил по поляне. А потом набрёл на овраг и свалился туда.

И что удивительно, больше всего мальчишка боялся, что мамка заругает его за непослушание или за то, что слопал ягоды. Не холода, не голода и не зверей, а мамку!

Только лишь бросив на него один взгляд, Адамир как-то очень уверенно сказал, что Первак зашибся при падении и вымотался из-за случившегося, но будет жив здоров. Главное, первое время дать себе восстановиться. Поэтому он и понёс мальчика на спине.

Как же до абсурдного хотелось, чтобы Адамир понёс меня… Ну ничего, придёт ещё моя очередь. Залезу и не слезу с него больше до конца этой жизни…

Так, всё, стоп. Надо в срочном порядке брать себя в руки, а то птицы на весь лес засмеют и от этого смеха повалятся с веток!

Обрадованные тем, что всё более-менее хорошо разрешилось, обратно мы дружно решили возвращаться другой проторённой тропой, прямиком к домику лесничего. Подальше от больших препятствий.

Поначалу Первак угрюмо сопел, но на полпути, ощутив себя в безопасности, явно расслабился и принялся эмоционально болтать о себе, о Живде и о том, как нисколько не боялся, молился богам и верил, что всё обойдётся. Адамир ему бодро отвечал, успокаивал да делился своими байками о лесных похождениях.

Я улыбалась и внимательно вслушивалась. Потому что мне правда было интересно, а ещё надеялась из разговора узнать что-нибудь о здешнем укладе жизни.

Оказывается некий Барыш, друг Первака, недавно стал старшим братом, и его родители на днях собирались затеять гуляние на всю общину в честь новорождённой дочери.

— Златка, ты же придёшь? — спросил Первак, с надеждой глядя на меня во все глаза с высоты роста Адамира.

А я что? Я не могла отказать ребёнку, недавно пережившему такое страшное приключение. К тому же, отец как староста точно там будет. Значит, должны быть и мы с матушкой и братьями.

— Приду, куда я денусь.

— А ты, дядь?

— Я? — удивлённо переспросил Адамир. — Чего ж мне там делать?

— Плясать, песни петь, пироги есть, — ответил Первак весело. — Я Барышу скажу, что ты меня вытащил с ямы, он радый будет тебя пригласить. Приходи, дядь.

— Не знаю, малец, из меня плясун неважный, да и певун тож.

Я понимала — Адамир сомневался, потому что не хотел смущать своим присутствием на празднике других людей из общины. Он там будет чужой среди своих… Но не для меня! Остальные пусть как хотят, а я уже настроилась, что мы с Адамиром почти молодожёны!

— Я буду танцевать! — Сказала вдруг и сама себе удивилась. Но поздно уже было брать слова назад. Адамир явно заинтересовался, а Первак повеселел ещё больше. — Да, точно… И, может быть, петь. А ты посмотреть приходи. Договорились?

Это что ещё за новости? Я в своей-то жизни не помню, когда последний раз в клуб или на дискотеку ходила… А тут с чего-то возомнила себя лучшей танцовщицей всея Руси! Ну как так можно мозги растерять из-за мужика?! Стыдно должно быть!

Но стыдно не было, было волнительно и приятно, потому что это убедило Адамира.

Он покачал головой и рассмеялся. Смерил меня таким тёплым взглядом, что, как будто поникшие от осени цветы заново распустились и к нему потянулись.

Эх, хотела бы и я одним из этих цветочков быть…

— Ну коль зовёшь, толь приду, милая.

Милая... Я покраснела, а про себя подумала, что теперь надо поучиться хороводы красиво водить... Значит, надо будет с подружками танцы аккуратно обсудить.

Скоро Первак устал болтать и заснул прямо на спине Адамира, о чём тот как-то сразу понял не глядя, потому что зашагал ещё аккуратнее и заговорил ещё тише.

— Поведаешь, что тебя тревожит, девица?

— О чём ты? — спросила я в ответ, хотя уже предчувствовала, в какую сторону пойдёт разговор. Сердце чаще забилось.

— Сперва рассудил, что ты переживаешь за мальчонку, поэтому в думах вся. А сейчас он здеся, целёхонек. Гляжу на тебя и понимаю, что не в том причина.

— Да… Не в том…

— А в чём тогда ж? Ты не боись, как есть дай знать, всё решим.

Я вздохнула, стыдясь посмотреть ему в глаза. Не каждый день просишь взрослого серьёзного мужчину взять тебя в жёны, чтобы любвеобильного дурачка от себя отвадить.

Но делать было нечего, сама же хотела весь день об этом с ним поговорить. А заодно и узнать, какая ему самому выгода.

— Адамир… Ты меня только правильно пойми… Я хотела поговорить о том, о чём ты тогда с отцом спорил… про меня…

Он вдруг остановился. Резко, я аж не ожидала, но так, что крепкий сон Первака не встревожился.

Посмотрел себе под ноги странным взглядом. Мне стало неловко, поэтому я тоже остановилась и начала терпеливо ждать, пока он пошевелится и скажет хотя бы словечко.

А спустя мгновение, что показалось мне ужасно долгим, Адамир наконец кивнул чему-то в своих мыслях и ответил:

— Я в тот вечер много рассуждал о споре с твоим тятькою… И вот, к чему пришёл… Прав он во всём. Известно, что ты, Злата, молодая, красивая. Тебе нужен такой же ладный жених, а не старый сыч. Прости, про женитьбу брякнул не подумавши, шибко в себя поверил там, где не следовало. Так что не кручинься, козочка, не буду неволить тебя своими узами брачными. Можешь дальше скакать на здоровье.

Я побледнела и чуть не прижалась к смолистой сосне спиной от услышанного. Передумал? Ну здрасьте приехали!

Глава 19. Отцовский наказ

Не зная, что сказать, я замерла с приоткрытым ртом, рассматривая Адамира. А тот всё продолжал изливать душу:

— Да и верно ты сказала, не по-людски играть в карты на тебя, не вещь ты. За милого сердцу мужика девица замуж и без всяких игр выскочит.

— А я и выскочу! — ответила я, не сдержавшись. Громче, чем следовало, но Первака всё равно не разбудила, и ладно. — Что, не веришь?

Адамир отступил на шаг назад, видно, потеряв равновесие от услышанного, но устояв на ногах. Посмотрел на меня большими глазами, губы его слегка приоткрылись. Он молчал какое-то время, рассматривая меня внимательно. До каждой волосинки, выпавшей из косы из-за ветра.

И наконец спросил:

— Стряслось чего дома?

Блин… А ведь он прав. Стряслось, только не дома. Хотелось, чтобы Всеслав от меня поскорей отцепился. Но дело не только в этом! Я правда не против была бы за него выйти.

С другой стороны, он меня про дом спросил, так что…

— Нет. С чего ты взял? — ответила я.

— А чего тебе вдруг замуж? Ещё и за такого…

— С тобой разве что-то не так? Ты добрый, хозяйственный, заботливый.

Адамир усмехнулся и медленно пошёл дальше по тропинке. Я — за ним.

— Полно тебе, Злата… Ты за свою жизнь небось и не видала боле мужиков никаких. А их много на свете.

— Зачем мне много? Мне нужен один.

Он вдруг остановился, тяжело вздохнул и многозначительно глянул на спящего на его спине мальчишку.

— Угомонись, козочка, погоди. Не сподручно сейчас с тобою о сём говорить. Надобно мальца отдать матери.

Его слова были правдой. Незачем ребёнку, пусть и спящему, греть уши разговорами о нашей женитьбе. Это дело взрослых. Но всё же надо было дать понять, что мы ещё не закончили.

— Тогда, как будем у твоего дома, я за отцом схожу и за Живдой. А потом вернусь, и поговорим. Никуда уже не денешься от разговора!

— Деваться я, краса, и не собирался. Буду ждать тебя.

***

Так и получилось, я привела их к его дому. Стоило Живде увидеть сына, сидящего на крыльце лесного домика, она бросилась бежать к нему так, что опавшие листья с земли полетели в разные стороны. Разревелась и не успокаивалась долго. Никто ей не мешал, мы понимающе смотрели, давая выплеснуть эмоции после случившегося.

Я только поглядывала на Адамира иногда, и волнуясь и предвкушая скорый разговор.

А затем, когда поутихла, женщина подошла ко мне и обнимать бросилась.

— Спасибо тебе, детонька! Спасла моего сыночка, жизнью второю наградила. Кабы не ты, из ума бы я выжила с горя.

— Ну что вы! Спасибо Адамиру скажите, это он меня к Перваку через лес привёл.

Живда дёрнулась и посмотрела на него таким взглядом, будто только сейчас заметила его присутствие. Смотрела долго своими воспалившимися глазами, но так и не сказала ни слова. Кивнула и всё.

Хотелось, конечно, отчасти упрекнуть её в этом. Адамир столько сделал, а она и одного слова доброго пожадничала!

Но и разбираться было бессмысленно, она ведь чуть не потеряла сына, может, просто не отошла ещё…

— Пока Злата бегала за вами, я ему трав к ногам приложил, — объяснил Адамир, показав на обмотанные тряпицами ноги мальчика. — Ушибы облегчить должно, токмо снять надобно будет перед сном. Да до завтра лучше не становиться ему на ноги, пущай отдохнёт. Я могу отнести до вашего дому.

— Папа отнесёт! — выпалила я, понимая, что если сейчас вернёмся в общину, то обещанный разговор и сорваться может. — Отнесёшь?

— А чего нет? — кивнув, ответил Власий. — Он не шибко тяжёлый.

Отец взял мальчика на руки, а тот и спросил:

— Староста, а можно дядька Адамир на празднество к семье Барыша придёт? Он меня вытащил из оврага, пусть погуляет со всеми нами.

— Это у Барышевых родителей вопрошать надобно, а не у меня.

— Но ты ж не против? Поговоришь с ними?

Отец задержал подозрительный взгляд на Адамире, но всё-таки согласился.

— Пущай приходит, коль захочет.

Я чуть было не подпрыгнула на месте от радости, будто коза, но сдержалась. Надо сохранять достоинство перед посторонними.

Дело было кончено, причём благополучно. Пора было возвращаться домой... Но не мне...

Живда пошла к общине впереди, а отец с Перваком на руках тут же за ней. Но вдруг остановился и, обернувшись, спросил:

— Златка, идёшь?

— Ты иди-иди, я вернусь позже.

— Чего вдруг? Нечего тебе тута делать одной!

— Но ты сам мне дал время до потёмок!

— Чегось? Не бреши, не было такого!

— А кто сказал, что ежели до потёмок к дому не ворочусь, то ты с Адамира шкуру спустишь? — Я тут же посмотрела на него, ища поддержки. — Адамир, было?

— Было, краса, было.

— Вот! Значит, время есть ещё.

Отец поворчал про себя, явно не желая меня оставлять. Но у него на руках всё ещё был Первак, да и Живда ждала неподалёку. Поэтому он сдался, наказав напоследок:

— Смотри мне, кулёма! Голову на плечах держи! И ты, бес старый, тоже!

Почему-то мы единогласно ничего ему не ответили... Но стоило стихнуть тихому шороху травы под ногами ушедших и скрыться с глаз силуэтам, я повернулась к Адамиру. Сердце гулко застучало в груди.

Лес, его дом, мы одни... В первый раз одни, если не считать ночи, когда он нашёл меня раненой.

Вздохнув, я спросила, скрестив руки на груди:

— Ну?

— Ну пойдём, потолкуем… Жёнушка...

Я не смогла не заметить лёгкую подколку в последнем слове, но и не обиделась. Пусть смеётся, пока ещё холостой. Чуяло сердце, осталось недолго.

Глава 20. В его доме

Взяв оставленное на крыльце лукошко с опятами, Адамир поднялся на крыльцо, открыл дверь, но заходить в дом не спешил, пропускал вперёд. А я засмотрелась на ставни окон.

На них была вырезана целая картина из дерева! Вензеля, листья и ветки, кедровые шишки, полосатый бурундучок с раздутыми щеками, точно живой…

— Красиво… — протянула я восхищённо. Как зачарованная хотела уж протянуть руку, но опомнилась, что надо сначала спросить. — Ой… Можно потрогать?

— Как же не можно? Потрогай.

Я провела пальцами по рисунку, ощущая лёгкую шероховатость и непередаваемую словами фактуру натурального дерева. Странно получается… В своей прошлой жизни я выступала против вырубки лесов, а тут… Даже срубленное и пущенное под инструмент мастера это дерево как будто всё равно жило и дышало.

— Ух, впервые вижу такое чудо! Где ты достал эти ставни?

— На три версты ближе к солнцу.

Я посмотрела в сказанном им направлении и удивилась.

— Так там же лес…

— Ага. Ладные там растут клёны. Один после перуновых копий* повалился, так я его сюды приволок…

— В одиночку? Целый клён?

Чуть отведя взгляд, Адамир тише договорил:

— Ну… Я его на чурки порубил топором. Сколь-то раз туды-сюды ходил.

— Вот как… — И до меня вдруг дошло: — Постой!.. Так ты эти ставни сам сделал?

— Ну да… Слава Сварогу, руки знают древесное ремесло.

Я чуть не запищала от переизбытка эмоций. Ещё и рукодельный, ну куда деваться! Всё страннее и страннее от того, что такой мужчина холост. Неужели он обрекал себя на одиночество только из-за шрамов?

Тут где-то под кустом однозначно завалялся подвох. Знать бы какой…

— Ты молодец, Адамир. И красивые ставни — это, конечно, хорошо, но я серьёзно поговорить хочу, помнишь?

— Ну так заходи.

Только сейчас заметила, что входная дверь всё ещё распахнута, и хозяин дома всё это время терпеливо ждал, пока я вдоволь поглазею на окна. Стало неловко. Я поспешила зайти внутрь. С каждым шагом сердце всё более сильно трепетало, словно дикая пташка, пойманная в хитрую ловушку.

Умом понимала, в чём дело. Впервые я по своему желанию пересекала порог жилья не просто мужчины, а того, кому хотела стать женой. Так что, выходит, этот дом скоро мог стать и моим.

Меня встретила небольшая комнатка с печкой, высоким потолком и узкой лесенкой наверх. Было немного темновато из-за того, что солнце сейчас уже светило на другой стороне.

В сравнении с моим домом и домом Радоны, украшений и мебели стояло мало, но это восполнялось красивой ручной работой, в которой эта самая мебель и выполнена.

А ещё мне понравилось, как тут пахло — чистотой, мёдом, хвоей и какими-то сушёными травами, настойками. Из-за нахождения в природе здесь дышалось свободно, полной грудью.

В углу, в куче, лежали непонятные мне предметы, инструменты и дощечки с нацарапанными на них знаками. Я бросила на эту кучу лишь один короткий взгляд, как Адамир сразу объяснил:

— У меня тут не убрано, не ведал, что придёт желанная гостья. Садись вот.

Он приставил ко мне массивный стул с искусным узором солнца на спинке. Снова сделанный своими руками. Каждый луч этого солнца был объёмным, а дерево имело тёплый золотистый оттенок с прожилками.

Только я хотела присесть, как заметила кое-что странное. Потемневшие следы на сиденьи, похожие на царапины. Неужели у Адамира водилась собака или кошка?

— А это… откуда? — спросила я, прежде чем приземлиться.

Он почему-то слегка побледнел, но ответил:

— На улицу выносил. Оставил без пригляду — и на тебе. Зверёк покоцал.

Разложив собранные грибы на столе, Адамир подошёл к высокому шкафу в другой части комнаты и достал оттуда глубокую деревянную миску ягод — ароматной красно-розовой землянки прямо из леса. Поставил передо мной.

— Угощайся, краса. Как знал, собрал днесь на заре. Сладкая, я пробовал.

Ягода и правда всем своим видом звала её оценить, но кто знает, может, он решил меня так незаметно подкупить, задобрить, чтобы получить преимущество в скором разговоре?

Нет уж, не выйдет! Я намерена была стоять на своём до победного!

— Спасибо, но я буду есть только вместе с тобой, — ответила я и уточнила: — Ты же её помыл?

— Вестимо, помыл, в воде родниковой. Грязной её есть невкусно ведь.

Отлично. Я дождалась, пока Адамир возьмёт землянику первым, после чего сама попробовала.

М-м! И правда, сладкая, сочная…Такую не найдёшь ни в одном продуктовом нашего мира, даже за дорого.

Яркий вкус ягод придал мне решимости действовать, и я спросила в лоб, решив больше не оттягивать:

— Ну так что? Замуж возьмёшь?

— Ох, Злата… — Адамир вздохнул тяжко, потёр ладонью лицо, будто пытаясь понять, не спал ли. — Чудно это как-то выходит, не как у всех людей… Какой тебе с меня прок?

— А тебе с меня? Ты же первый предложил, с отцом спорил…

— Помню.

— Тогда почему передумал? — Я начала нервничать и перешла в словесную атаку. — Решил, что так неправильно? Ладно… Тогда зачем начинал? Чтобы отца моего позлить? Показать, какой ты крутой?

Не знаю, с чего эта мысль пришла мне в голову, просто вопросов, страхов и сомнений в голове летало слишком много, трудно было удержать их все под контролем… Вот и вырывались, один за другим, да ещё и громче, чем хотелось изначально.

Что, если он и правда хотел лишь нос старосте утереть, в должниках оставить? А потом подумал и решил, что не нужна такому взрослому мужику глупая, наивная девка, которая ночью по лесу бродит?

Или, может, ему не нравилось, что я так активно согласие выражала? Поскромнее хотел кого-то?

У меня руки совсем ослабели. Чтобы очередная ягода не выпала на пол, я поспешила вернуть её в миску.

— Тихо… Ну что ты, что ты… — ответил Адамир, качая головой. — Тятька твой ни при чём вовсе.

— А что при чём?

Он вздохнул, поднялся. Начал мерить комнату шагами. Думал о чём-то да взгляды странные бросал на меня молча. Не выдержав, я тоже поднялась, чтоб не чувствовать себя неловко.

Глава 21. Мы (Адамир)

Рядом с нею сердце билось, что молот о наковальню, и сим громом все думы в голове заглушало. Помимо одной — о Злате. Вот она, со мною наедине, всего в одном шаге. Манила каждым взором, каждым движением. Аки самая могущественная колдунья. И от чар её деваться мне было некуда…

До того красивая, что на неё одну в целом свете и смотрел бы до скончания своего века. До того смелая, что с её смелостью даже зверь мой внутренний не желал связываться. Токмо недовольно повизгивал вдали разума отчего-то.

Не по нраву была Злата моей дикой хвори. И не знал я, то ль радоваться этому, а то ль беспокоиться? Что, ежели в первую пору зверь её сторонился, а после одним днём взбесится и…

Такое ведь уже бывало. В ту ночь, в лесу.

О боги, поберегите её милую душеньку. Даже думать не желаю, что может с нею произойти!

И чего она, красна девица, нашла во мне, старом затворнике? Можа, благодарность за спасение со светлым чувством спутала? Можа, ещё одумается? Отговорю-ка, отважу от себя по-хорошему… А то ведь сил всё меньше и меньше её красоте противиться!

Но вот она просит взять её, шепчет, дескать, шрамов моих не боится, касается перстами нежными… Ох… Что творит! Бесёнок, а не девка! Никак измором взять решила! Знала же, что за черту мне не зайти.

Я был уж шибко близко… Настоль, что чуял запах её кожи и томное дыханьице на бороде. Глянул на манящие девичьи уста, в которые так и жаждал впиться до беспамятства, но не мог себе позволить.

Хотел познать её всю. До дна испить, как самый сладкий и самый крепкий мёд. Да заместо этого смог прохрипеть лишь…

— Ох, Злата… Пожалей ты меня… Не дразни, не глумись.

— Не дразню. Только сначала женись.

Она одарила меня красивой улыбкою, а в голове зашумело, что молитва древнему божеству: женись, женись…

Я бы женился! На ней — хоть в сей миг. И раз уж она так просила, то дурак я, что ли? Сам желал того же самого до бессилия. Чуял, что если упущу её, то так и сгину.

— Правда хотишь, дабы я на тебе женился? — спросил я тихонько, глядя на её румяное личико. Волнение мною овладело, как мальчишкой.

— Хочу… А ты хочешь взять меня в жёны?

— Столь же сильно, сколь жить эту жизнь. Только ж, Златушка… Серьёзно это всё, не игрушки.

— Знаю.

— Не будет обратной дороги. Понимаешь? Коль возьму в жёны, до конца тебе это нести. Просыпаться, засыпать под одной крышей станем, в одной койке… Горести и радости разделим. Боле не отпущу, загребу тебя аки медведь в берлогу своими ручищами.

Лишь чутка она призадумалась, да кивнула. С ещё более счастливой улыбкою.

— То, что надо, — молвила голоском нежным.

От её ответа готов я был на весь лес голосить о своей радости. И богам без устали молиться, благодарить за неё — щедрый дар их. Который неясно за какие заслуги у меня в руках очутился.

И так уж хотел расцеловать я Злату, что ещё чутка, и затрясся бы весь. Но поспешил взять себя в руки, да посильней. Раз она вверяла мне себя на всю жизнь, то всё статься должно чин по чину.

И видя её веру, я сам укрепился духом. Пора. Я крепко взял её нежные ручонки своими. Рассмотрел, полюбовался, да торопливо повёл из дому.

— Мы куда, Адамир? — спросила она, подивившись, но шла за мною.

Ишь как сказала… Мы. Вкупе. Единое.

— Идём у тятьки твоего позволенье просить. Или обождать хочешь?

— Да нет... Пошли, чего тянуть?

Бежали, почти не разбирая дороги, распугивая птичек и зверюшек мелких. Даже впопыхах обломили какие-то кусты, да вышли к общине. Смеясь, плелись к дому Власия, точно захмелевшие дурни.

Люд из общины глядел нам вслед, шептался, украдкой перстами в нас тыкал. Другая бы уж смутилась, выказала переживание о том, что сплетни поднимутся. Только Злата никого будто и не видала, шла без остановки, изредка глядя на округу.

И ничего ей боле не надо было. Да и мне тоже. Бес со всеми этими злословами!

Только переступили порог с ней, как я на всю хату в порыве чувств крикнул:

— Хозяин! Выходи, поговорим!

Матушка Златина к нам быстрее вышла из соседней горницы. Оглядела нас двоих, будто мы из Нави вылезшие. Да тут же очи свои от страха скруглила. Длань как при мигрени к челу приложила.

Заходила кругами, как раненая лань, да начала мужа звать:

— Власий, Власий!!! Поди сюды! Вразуми их!

Разрази меня Перун… Видать, почуяла сердцем материнским, о чём вскоре разговор затеется. И точно не хотела отдавать свою дочку мужику из лесу. Я понимал её, но коль так желало сердце Златы, то готов рядом с ней стоять до последнего.

У неё ещё был шанс слова свои воротить.

Глянул на Злату. Та с болью смотрела на мать, но не отпускала моей руки. И того сильней в меня вцепилась, аки в стальной оплот. Я покрыл её перста своими, погладил в утешение. Ничего, козочка, всё рассудим. Рядом со мною можешь теперича не страшиться ничего.

Власий на крики вскоре показался. Не поспел спуститься с лестницы, как уже своими бровищами хмурыми готовый был меня к земле, что вошь, придавить.

— Чего тебе надобно, аспид ядовый? — спросил он гласом недобрым.

— Папа, мы…

И вот «мы». Вновь... Нравилось сердцу моему, как она это говорила.

— Ша! — Власий перебил Злату. — Ты лучше, дочка, от него отойди.

— Не пойду! — сказала она, воспротивившись. — Адамир — мой жених.

Во те раз! Обскочила всех козочка. Я ещё слова не вымолвил, а она уж всё для себя решила. Её решимость мне всё боле по сердцу становилась.

Мать тут же к стенке прислонилась, стала охать да обдувать себе чело краешком косынки. Отец сжал кулаки. Дёрнулся ко мне уж, да передумал. Не хотел Злату под горячую руку загнать ненароком.

— Отойди, кому говорю! — громче вторил Власий. — Не суйся в разговор мужицкий!

— Войт, ты сам всё слышал. Злата хочет быть мне женой, я — ей мужем. Обещаю радеть* о ней до смерти. Всё, что захочет, деять* для неё, и более.

— Хочет быть тебе женой, говоришь? Да кому ты брешешь, плешивец! Я Златку с роду знаю, она бы ни в жизь за такого, как ты! Чем околдовал её, живо говори!

Глава 22. Женский разговор

Как только Адамир с отцом и Есением ушли в одну из комнат наверху, остаток дня потянулся ужасно долго, и я никак не могла найти себе места.

Матушка, видя моё настроение, пыталась отвлечь как могла. Сначала мы вместе налепили пирожков. И пока она подготавливала мясо, я, ей на удивление, вызвалась сделать ещё одну начинку из кореньев и зелени.

Наверное, за эти несколько дней стало выглядеть странным то, как я старательно избегала все продукты животного происхождения, кроме молока. Я явно видела лёгкое недоумение в глазах родни во время каждого приёма пищи. И с лёгким страхом ждала дня, когда меня охватит слабость из-за недостатка железа, а люди начнут расспрашивать.

Витаминов и мясозаменителей ждать не приходилось. Неужели и правда придётся мясо есть? Фу, нет… Пока я ещё держалась.

Это ещё одна причина, почему мне поскорее нужно было выйти замуж. Чтобы снизить шансы проколоться. Адамир-то не в курсе вкусовых привычек настоящей Златы.

После готовки мы с матушкой перемыли посуду. И теперь, насухо вытирая глиняную тарелку, я с волнением поглядывала на лестницу. Сердце учащённо билось, с силой толкая кровь, что аж покалывало кончики пальцев.

Тоскливо вздохнув, выглянула в окно. Солнце уже готовилось к закату... Что ж они так долго там? Будто не два простых мужика в карты играли, а лучшие гроссмейстеры — в шахматы на всемирном игровом турнире.

Нет, надо успокоиться. Пусть лучше как следует играют, на кону как-никак свадьба!

— Золотце, очухайся наконец, — резко обратилась матушка. Я тарелку чуть из рук не выронила! — Боги, приди в себя! Так и до дыр недалече дотереть!

— Ой, мам, прости… Волнуюсь очень... — Опять глянула в сторону лестницы. — А зачем с ними пошёл Есений?

— Известно дело зачем. Приглядывать, дабы честно всё было. Адамиру дай волю — колдунством своим победу одержит.

Я цокнула языком и, поставив тарелку на стол, взяла следующую.

— И ты веришь в эти сплетни?

— Как не верить, коли его даже ведьма Ванда боится?

— Ведьма — не самый надёжный источник.

— А причём тута вода? — спросила матушка с удивлением.

— Какая вода?

— Как же… Источник!

Упс. Прокололась. Надо срочно выкручиваться и придумывать объяснение.

— Ну источник… эм… там вода чистая, прозрачная. Через такую воду всё видно, она покажет то, что на самом деле. Так вот, Ванда — источник ненадёжный, не покажет она правду.

Пока матушка хлопала глазами, переваривая мои слова, я мило улыбалась, а про себя думала — боги, помогите!

К счастью, пронесло. Она поверила, улыбнулась и, подсев на лавку рядышком, взяла из моих рук тарелку. На столе оставила.

А после поцеловала в макушку и с нежной гордостью проговорила:

— Как точно ты выдумала, моя умница... Как подумаю, что такая светлая головушка достанется дикарю лесному… Ох, горе мне, горе…

— Мам, не надо так говорить. Адамир хороший, он спас мне жизнь.

— И что же, всю эту жизнь ему теперь отдавать? Так, золото моё… Коли на то пошло, давай с тобою как взрослые бабы говорить.

Слова её стали твёрже, но тише. Я напряглась, приготовилась внимательно слушать. Неужели намечался открытый разговор матери и дочери?

— Решила ты за Адамира выйти… Допустим. За быт я не переживаю, ты у меня хозяюшка, всегда за советом можешь прийти. А ты о нём как о мужике думала? Как будешь с ним на одре* лежать?

— Мама… — краснея, прошептала я.

— Что, мама? Не шутки! Это часть супружьевой жизни. Мужичьё до этого дела охочее, особливо по первости! — Надея вздохнула и добавила ещё тише: — Ты ж у меня не тронута, а этот бес вон какой здоровый, всё тебе там изранит!

Ой. А вот это, кстати, очень может быть…

Я-то настолько подробно не думала, когда и как у нас всё случится. Но раз Адамир жил в лесу один все эти годы, значит, у него давно не имелось отношений…

Что, если успел забыть, как с женщинами обращаться? Как мне следовало себя вести? Были ли здесь какие-то средства от боли? Или, может, намазаться чем-нибудь скользким? Например, маслом. Льняным там, подсолнечным...

Представив это, не смогла сдержаться и засмеялась, чуть не упав с лавки.

Сначала матушка смотрела на меня дико, а потом и сама улыбнулась. Легонько поддела в плечо, чтобы успокоить.

— Вот вишь, тебе и самой смехотворно от дум об этом, а с сердцу милым должно быть приятно и волнительно.

— Хах… Ха-ха… Ну… я… мне волнительно! Очень! Это я, чтобы шибко не смущаться, как к шутке отношусь. Но мне правда волнительно!

— Дочка, так это ж не шутки. Ежели он боль тебе сделает, тут же мне говори! Я и тятьку твоего спрашивать не стану, сама зятька зашибу.

Глаза Надеи были полны праведного материнского гнева, а её руки сжали тряпицу для посуды так сильно, что стало понятно: слова совсем не пустые. Мне ещё тревожнее стало, и непонятно, за кого больше, за неё или за Адамира.

— Не придётся, мама, — сказала я примирительным тоном. — Когда надо будет, я поговорю с ним. Он, вроде, не глупый, поймёт, что аккуратнее надо быть.

— А дети как? Подумала, как от него понесёшь, как родишь?

— Прекрасно рожу, когда настанет время, — ответила я, лишь бы скорее уйти от неудобной темы.

Как стыдно всё-таки...

— И всё же ты подумай, доча, ещё не поздно.

— Поняла-поняла! — Я поднялась с лавки, кинула задумчивый взгляд на лестницу. — Пойду я.

— Куды? К ним? Нельзя! Тятька строго наказал, дабы ты там не мешалась!

— Я во двор, воздухом подышу свежим.

— Неужто дурно тебе сделалось? — спросила матушка, испугавшись.

— Нет, просто жарко тут.

— Как знаешь, дитятко, только шибко долго там не ходи.

На это я лишь кивнула и пулей выскочила на выход. Хватит с меня на сегодня откровенности.

______

*Одр — постель.

Глава 23. Сплетни

Матушка была обеспокоена правильными вопросами, но это всё-таки наше личное дело с Адамиром. Сами решим, в какой позе на одре лежать и сколько детей делать! В конце концов, мы пока не женаты!

Оказавшись на крыльце, я с облегчением вдохнула побольше вечернего воздуха. Свежего, прохладного, с лёгкой горечью от летевшего из трубы печного дыма. Но всласть надышаться природой мне опять было не дано. Потому что под оградой собралось много любопытных жителей общины, которые с удовольствием обменивались сплетнями как болячками.

— Что-то мужик тот страшный всё носу не кажет… Уж не прибил ли его староста за то, что дочерину ручку подержал?

— Златка тож хороша… Давеча Всеславу глазки строила, а теперича надоел он ей, якшается с лесничим. Тьфу, огурство*!

— Так он же ж с камня её поднял, видать, теперь благодарность ото всюду исходит. Ха-ха-ха!

— Камень был знатный, да навернулась она о него шибко, раз уж такой бес стал ей мил.

— Тю! Уж не она ли там, на крылечке?

Вот блин, меня заметили. Значит, просто сбежать уже не выйдет… Подумают ещё, что я их испугалась!

А мне было плевать на их низкие сплетни. Наоборот, пожалеть хотелось этих людей бедных! Насколько же их жизни были скучными, раз они позволяли себе совать носы в чужие!

Игнорируя народ и их просьбы подойти, пружинистым шагом направилась в огород. Просто так дальше стоять на крыльце было бы странно, лучше сделать вид, что я тут по делу.

Склонившись над грядкой с вьющимися по земле ростками гороха, я с усердием начала выдёргивать сорную траву, представляя на её месте волосы всех сплетников и завистников!

С моим появлением они не успокоились, а ещё сильнее разошлись, как будто нервы на прочность проверяли. Я же старалась не обращать внимание на непрекращающиеся разговоры, не лезть со спором, пусть это и было тяжело…

Обстановка в нашей семье и так сейчас непростая. Я боялась, что ляпну лишнего со злости и руганью с односельчанами только хуже сделаю.

Я уже успела посокрушаться, посомневаться во всём. Что, может, зря я это затеяла? Может, лучше было бы Всеслава по-другому отвадить? Попросить отца или братьев уши в трубочку ему скрутить. А я… зря втянула в это Адамира.

Ох, Адамир… Тут же мне вспомнилось, как несколько часов назад мы стояли у него дома в неприличной друг от друга близости… Как смотрел на меня, как шептал своим голосом взбудораженным…

Совершенно точно он был ко мне неравнодушен, да и я постоянно замечала за собой, что смущалась от его взглядов. Сердце ускоряло биение от слов, ласково им произнесённых.

В нашей необычной ситуации мне пока ещё было странно и непривычно называть это ощущение особым словом, но оно имело неплохие шансы когда-нибудь так назваться!

Я взглянула на дом. Уже почти всё решилось. Нутром чуяла, что у Адамира получится, что наше счастье близко. Если сейчас вдруг сгоряча всё отменю из-за гнусной молвы, то поступлю нечестно по отношению к нему и к себе тоже!

А вообще, если вспомнить свою прошлую жизнь, то я всегда старалась дела до конца доводить. Раз уж подняла всех на уши, не буду изменять традициям. Меня всё устраивало!

С этими мыслями я отбросила очередной сорняк с комьями земли на корнях, как следует вымыла руки в предназначенном для этого корытце и с улыбкой пошла обратно в дом. Любопытный народ всё так же игнорировала.

Негоже невесте в день помолвки поясницей на грядках светить. Для меня это всё-таки праздник!

Захлопнув входную дверь, я сходу поспешила к лестнице наверх, ловя спиной летящие возгласы Надеи:

— Куды! Нельзя тебе! Кому сказано, азартные игры не девичьего ума!

— Переодеться хочу! — радостно ответила я, убегая. — Жених должен видеть меня красивой!

— Он покамест тебе не жених.

— Это мы ещё посмотрим!

И я, хихикая, на втором этаже скрылась.

Мимо той двери, за которой велась игра, кралась почти на цыпочках. Но в итоге не выдержала, остановилась. Прислушалась.

Там было тихо, происходило непонятно что. Лишь изредка доносились шорохи и приглушённые ругательства, принадлежащие то одному, то другому мужчине.

Ладно, нельзя греть уши дальше, всё равно ничего не понятно было. А то не дай боги вдруг выдам себя из засады, и Власий на Надею будет сердиться. Скажет, недоглядела.

Я заперлась у себя в комнате, сняла вещи, грязные после ползанья у грядки. Бодро подошла к большим сундукам с платьями. За счёт того, что староста — человек небедный, этого добра у Златы с лихвой хватало. Стало даже интересно на секунду, успела ли она их все поносить?

Что ж, не могла сказать, что не буду рада выполнить за неё эту прекрасную миссию. Только бы у Адамира дома нашлось место под все одёжки. А если и не найдётся, то ничего, можно поделиться с девушками из общины.

Те платья, что лежали сверху, я сразу отсеяла. Память прошлой их хозяйки подсказала, что надевались они чаще других как повседневные. Пришлось залезть глубже. Так сказать, по сусекам поскрести, чтобы найти подходящее под образ невесты.

То самое платье оказалось вскоре найдено. Белое, длиной в пол, расшитое узором из нежных розовых цветов и листьев. Изумрудный бархатный поясок кончался пришитыми к нему завязками из розового шёлка. Недолго думая, я залезла в него, заплела золотистые волосы. Ощущение в этом наряде было сказочным, будто я — царевна из древнерусской легенды.

И только хотела посмотреться в зеркало, как совсем недалеко раздался грохот, что-то упало. Как раз в той комнате, где отец играл с Адамиром. Сердце сделало болезненный удар от тревоги.

Подбирая юбку руками, я поспешила на звуки.

Дверь, за которой всё случилось, распахнулась. Из комнаты в проходную вышел Адамир. Сперва взгляд у него был уставший, задумчивый, но стоило меня увидеть — прояснился, вернул себе насыщенный цвет лазури. Губы его улыбнулись, а следом и мои.

Адамир поспешил подойти ко мне и уже вблизи с восхищением изучил.

— Ну что? Выиграл? — спросила я нетерпеливо.

Визуал к главе 23

Платье Златы

Платье Златы

Успевайте приобрести сейчас, после завершения книга будет стоить дороже!
Скидка на эту книгу 15% с промокодом litnet041115 ! Приятного чтения!

Загрузка...