В суждении о людях больше нашего портретного сходства,
нежели тех, над кем мы смеёмся.
Интерес к «психам» у меня с детства.
Началось всё с удивления и любопытства к пугающей «непохожести» на остальных. Сосед Антошка, мандариново-рыжий, словно живое воплощение мульт-героя, перенёс в младенчестве церебральный паралич и, как результат, был «немножечко того».
Конечно, так думали мы, его сверстники, ведь он казался странным, прибывшим с Марса инопланетянином, не разговаривавшим так, как мы, не лазившим по деревьям и спортивным снарядам, как мы, и даже не умевшим врать, как мы. При всей своей Богом данной внешней приятности он невнятно выговаривал звуки; слушая собеседника, он разворачивался к нему боком, выворачивая голову, как обычно делают собаки, налево и вниз, и косил своими глазами цвета чёрного чая, в который добавили лимон, – золотисто-карими и блестящими. Он весь был аурумно-бронзовый в переливающейся меди волос, щедрых конопушек, рассыпанных солнцем по аккуратному носу, плечам, рукам и спине. Золотой и вечно кривляющийся.
В нашей компании его, изгоя, затюкали бы, если бы не родители Антона, которые однажды совершили вечернее паломничество по домам лидеров нашей дворовой козаностры. Разговаривали долго, взывали к милосердию и не требовали – просили относиться к Антону как к младшему брату, дать ему шанс стать полноправным членом нашей «нормальной» банды.
У него был печальный опыт общения с себе подобными в интернате для инвалидов – улучшений не происходило в развитии и, даже наоборот, намечалась деградация.
Позже я много раз замечал, как люди становятся лучше не из-за поощрений или личного желания, – а просто потому, что рядом находятся более сильные, более удачливые, умные и талантливые. Там, где мозг находится в расслабленном состоянии, развития не бывает.
Камни не растут на асфальте, но и на пляже тоже. Помню, я удивлялся, помогая собирать дедушке камни на огороде по весне и осенью. Мне всегда казалось, что это специально некие злые мальчишки всю зиму и лето швыряют в огород моим старикам мелкий волшебный гравий, который, попадая на благодатную почву, оживает и начинает расти.
«Камни растут», – улыбался дед в ответ на моё сердитое ворчание, что «недавно вот только собирали и снова куча камней». Потом я решил, что камни растут только там, где им интересно: собирая их, мы с дедом и бабушкой разговаривали на интересные темы, подшучивали друг над другом, а уж бравых историй из молодости деда было не исчерпать…
Но я отвлёкся. Добродушно навесив ярлык неопасного психа на дэцэпэшного рыжего товарища, мы согласились с родителями Антона, и больше не дразнили и не потешались над юродивостью.
А он в правду оказался не дураком. Вынужденные терпеть его в своей компании, прислушивающегося и мычаще-бормочущего, со временем научились разбирать в его «ЫВЭ» «Привет!», в «Дэ Ига» – «Где Игорь?». И вдруг поняли, что за его «нерзбрчво» стоит обычный физический недостаток, а его ненормальность – только в наших головах, не более. И мне начинало представляться, что Антоха заколдован в уродливого Цахеса, и стоит волшебнице провести по его рыжим вихрам рукой, как он станет таким же, как мы,– выпрямленным и болтливым.
Летом, целую неделю, когда нашу банду разметало по бабушкам-дедушкам, мне пришлось общаться с Антоном: выбора не было. Не идти же к врагам из соседнего микраша с белым флагом…
Сначала я страдал от заминок в наших диалогах, обычные игры не клеились, и тогда я придумал идеальный выход. Музыку можно было слушать не разговаривая, подпевать иностранщине как попало, а в «контр страйках» и «диаблосах» хватало коротких эмоциональных возгласов типа «козлы!», «заходи слева!», «нн-на, собака!» и им подобным. А спустя много лет я нечаянно узнал, что та неделя, которую я провел с бронзовым инвалидом и которую считал безвозвратно вычеркнутой из лета, изменили Антона.
Он увлекся музыкой и компьютером. Что-то начал сочинять, ещё будучи подростком, позже стал профессионалом, и его треки уже звучали в игрушках, получали ротацию на радио…
В общем, он успешно сломал стереотип рыжего «психа» и даже приобрел поклонников. Сегодня, кажется, он работает в каком-то центре для таких же, как и он сам. С единственной поправкой – косить стал немного меньше и кривляться. Занятия с матерью и наши похвалы оказались тем самым волшебным «сим-салабим». Последний раз я его видел года четыре назад, в парке, с симпатичной девушкой под руку, которая терпеливо ждала окончания его тянущихся фраз. Антон представил её мне как свою будущую невесту.
Я долго и мучительно думал, пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост… Пока не понял: наши представления о нормальности и ненормальности – мираж. Мы чаще судим людей не по их поступкам, а по тому, что навешано на нас – обществом, семьёй, дворовыми друзьями и коварным «зомбоящиком». Мы зомбированы чужими комплексами, стереотипами. И от того мы сами – крошащийся песчаник. Обрести внутреннюю свободу от всех этих чужих нашёптываний; внимание в нужный момент – больше ничего не нужно для роста. И уважение. Их не хватает на самом важном этапе – и этот attention-авитаминоз делает из нормальных людей серийных маньяков и алчных политиков, суицидников и людей опасных профессий, гиперактивных детей и забитых аутсайдеров... Всем им, в нужный момент, когда камень нуждается в поливе и пристальном внимании, тактильном ощущении человеческой ладони, именно в этот момент про них забывали, игнорировали или критиковали, примеряя на себя чужую жизнь, что, впрочем, одно и то же.