Заповедник простых чудес

Глава 1. Пепел и Пыль

Автобус был последним унижением. Не сверкающий лакированной древесиной дилижанс, запряженный гиппогрифами, не портал, разверзнутый могучей дланью архимага, а ржавая, пропахшая бензином и остывшим потом жестяная банка на колесах. Она подпрыгивала на каждой колдобине, отдаваясь во всем теле Льва тупой, монотонной болью. Казалось, сама вселенная, которой он собирался повелевать, теперь лишь глумилась над ним, тряся его, как последнего неудачника, на ухабах реальности.

Он прижался лбом к холодному стеклу, наблюдая, как за окном мелькают однообразные пейзажи: бесконечные поля, изредка прерываемые чахлыми перелесками, и унылые, серые деревеньки. Это была не просто провинция. Это было Небытие. Место, куда не долетают отголоски великих заклинаний, где никто не слышал о Верховном Магическом Соборе и где начисто отсутствовал флюид высшей магии. Здесь пахло навозом, пылью и тоской.

Лев закрыл глаза, пытаясь заглушить внутреннюю дрожь. Под веками тут же вспыхнули огненные буквы, выжженные на его позоре:

«Лев Орлов. Итоговый экзамен.

Оценка: НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНО.

Волшебная механика:НЕУД.

Теургия и призыв:НЕУД.

Магическая история:УДОВЛ. Практикум:КРИТИЧЕСКИЙ ПРОБОЙ. Рекомендация Совета:ОТЧИСЛЕНИЕ.

Ввиду отсутствия врожденного дара,представляющего интерес для Академии, дальнейшее обучение признано нецелесообразным.»

«Критический пробой». Это звучало так мягко, почти научно. Не «катастрофа», не «позор», не «крах всех надежд». Просто «критический пробой».

Он снова увидел себя в Зале Практик: высокий сводчатый потолок, сияющие обсидиановые полы, напряженные лица экзаменаторов. Его задачей было проявить элементаля огня — не просто язычки пламени, а разумную, подконтрольную сущность. Он заклинание знал наизусть. Отточил каждую интонацию, каждый жест. Он чувствовал, как могучие потоки энергии струятся через него, готовые вырваться наружу ослепительным фениксом. Он был на вершине, на острие. Еще мгновение — и он докажет всем, всем этим снобам, смотревшим на него свысока только потому, что он не из магического рода, что он достоин.

И это мгновение настало. Энергия хлынула из него… и тут же вырвалась из-под контроля. Не феникс. Не элементаль. Слепая, яростная, идиотская энергетическая вспышка, которая не создала, а разрушила. Она срикошетила от защитных куполов, взорвала три измерительных кристалла и подпалила бороду самому маститому члену комиссии, магу Элигию.

Гробовая тишина, прерванная лишь его собственным прерывистым дыханием и шипением тлеющей бороды. И взгляд Элигия. Не гневный. Жалостливый. Это было в тысячу раз хуже.

— Орлов, — произнес он, сметая пепел с риз, — магия — это не титанические усилия. Это точность. Тонкость. Ты пытаешься расколоть орех кузнечным молотом, когда нужен щелчок пальцев. Увы, молот — это все, что у тебя есть.

«Критический пробой». Да. Он провалился. Продавил пол, провалился в подвал, и теперь этот автобус вез его на самое дно мира.

— Следующая! Обыкновенск! — проскрипел водитель, и Лев вздрогнул, оторвавшись от стекла.

Автобус, с стоном выпустив сжатый воздух, остановился на обочине. За дверью открывалась картина, от которой стало муторно на душе. Не город. Большое село. Две улицы, мощенные брусчаткой, покосившиеся деревянные домики с резными наличниками, пара каменных двухэтажек советского вида. В воздухе висела сладковато-прелая дымка от печных труб и запах свежескошенной травы. Тишина была оглушительной после грохота двигателя.

Лев взял свой потрепанный дорожный саквояж — вся его бывшая жизнь умещалась в одну сумку — и вышел. Дверь захлопнулась за ним, автобус фыркнул черным дымом и покатил дальше, оставив его в звенящей, неподвижной тишине.

Он был здесь. В Обыкновенске. Месте своей ссылки. Месте, где ему предстояло, по милости Академии, занять должность «муниципального мага-стажера» — последнюю ступеньку в карьере, дальше которой только полное забвение.

Нужно было найти местный совет, представиться. Лев вздохнул, поправил сумку на плече и побрел по главной, как ему показалось, улице. Его шаги гулко отдавались по брусчатке. Он обратил внимание на тротуарную плитку. Она была странной: не однородного серого цвета, а какая-то… рябая. Местами она светлела, приобретая молочный оттенок, местами темнела, и на этих темных участках проступали причудливые разводы и узоры, словно морозные на окне.

«Наверное, брак при производстве», — безучастно подумал он.

Навстречу ему, постукивая палочкой, шла старушка в цветастом платке. Лев, движитый остатками столичной привычки, попытался отойти в сторону, но старушка вдруг остановилась как вкопанная и уставилась на него во все глаза. Не на него, а на его ноги.

— Ох, родимый, — просипела она, — да ты весь в пыли-то! Иди осторожней, а то наш тротуар тебя совсем запечатает!

Лев с недоумением посмотрел на свои ботинки, действительно покрытые дорожной пылью, потом на старушку, но та уже заковыляла дальше, что-то бурча под нос.

«Запечатает? Что за бред?» — мысленно пожал он плечами. Местные, видимо, были не в себе.

Он шел дальше, и постепенно его начало охватывать чувство, от которого сводило желудок. Он был не просто не в своей тарелке. Он был в чужой вселенной. Здесь пахло не озоном после кастовых заклинаний, а пирогами и дымом. Вместо гудящих энергетических потоков он чувствовал лишь слабые, едва уловимые вибрации, похожие на фоновый шум. Это было мучительно. Как пианисту, привыкшему к роялю, сесть за расстроенное, с оборванными струнами пианино.

Наконец он увидел здание с криво висящей табличкой «Администрация Поселения Обыкновенск». Домик был одноэтажный, деревянный, с резным крылечком, больше похожий на чью-то дачу.

Лев потянул за скобу тяжелой дубовой двери и вошел внутрь. В небольшой комнатке с натертым до блеска полом за столом сидела женщина лет пятидесяти с суровым лицом и невероятно пышной прической, убранной в шиньон. Она что-то усердно писала в огромной гроссбухе, водя пером по бумаге с сосредоточенным видом. На столе у нее стояла кружка, из которой поднимался пар, закручивающийся в идеальную, неподвижную спираль. Лев замер, наблюдая за этим явным нарушением законов физики. Микро-теургия? Но зачем? Чтобы чай не остывал?

Глава 2. Язык, которого нет в книгах

Утро в Обыкновенске начиналось не с боем колоколов Академии, возвещающих о начале лекций по высшей теургии, а с петушиного крика. Пронзительного, бесцеремонного и на удивление бодрящего. Лев открыл глаза. Он ночевал в маленькой комнатке при администрации, которую Галина Петровна назвала «казенной квартирой для командированных». Комната пахла старой древесиной, сушеными травами и тишиной.

Вчерашнее вечернее умиротворение куда-то улетучилось. На смену ему пришло трезвое, будничное ощущение собственной нелепости. Он, Лев Орлов, варил кашу домовому. От этой мысли щемило под ложечкой — то ли от стыда, то ли от смутного любопытства.

Его размышления прервал стук в дверь. —Орлов! На ноги! Работа ждет! — прокричал за дверью голос Галины Петровны.

Через пять минут, не успеть даже как следует умыться, он уже стоял перед ней на улице. Утро было по-настоящему прекрасным: роса на траве, воздух чистый и прохладный, солнце только поднималось над крышами, окрашивая все в золотистые тона.

— Завтрак зарабатывать будем, — без предисловий заявила Галина Петровна и двинула вглубь улицы. Лев покорно поплелся следом.

Они шли не к жилым домам, а к окраине, где огороды сменялись лугами, а потом начинался лес. Воздух становился гуще, наполнялся ароматами хвои, влажной земли и цветущих трав. Лев машинально анализировал их: зверобой, тысячелистник, что-то мятное… Академия учила его определять компоненты для зелий, но здесь они пахли не ингредиентами, а просто жизнью.

Наконец они остановились у невысокого, почти игрушечного домика, сращенного с огромным, разлапистым дубом. Часть стен были бревенчатыми, часть — словно вырастала из самого дерева. Вокруг цвели невиданные Львом цветы: алые колокольчики, которые покачивались без ветра, кусты с синими ягодами, светящимися изнутри, и странные грибы, шляпки которых медленно поворачивались, следя за солнцем.

— Здесь живет наша Марфа Садовница, — объявила Галина Петровна. — У нее беда с яблоней. Раньше справлялась сама, а теперь годы… Поможешь.

— С яблоней? — растерянно переспросил Лев. — Что с ней? Болезнь? Вредители? Древесные черви-пожиратели?

Галина Петровна посмотрела на него так, будто он только что предложил призвать демона для прополки грядок. —Сходи, посмотри. Марфа все объяснит. Я к полудню вернусь, посмотрим на твои успехи.

И она ушла, оставив его одного перед этим сказочным, но от того не менее пугающим домом.

Лев подошел к калитке, сплетенной из живых ивовых прутьев. Она была не заперта, а просто перехвачена стеблем вьюнка с нежными белыми цветками. Он осторожно отодвинул его и вошел.

Тут же его обступило пение птиц, но не простое, а какое-то… многоголосое, сложное, словно целый оркестр старался исключительно для этого сада. Пчелы гудели в такт, и даже листья на деревьях шелестели с особым, мелодичным ритмом.

Из-за дуба вышла женщина. Высокая, худая, в простом холщовом платье, с седыми волосами, заплетенными в одну толстую косу до пояса. Ее лицо было изрезано морщинами, но глаза… глаза были ярко-зелеными, молодыми и невероятно внимательными. Она смотрела на Льва не как на чужого, а как на интересное, новое растение.

— Ты новый, — сказала она не вопросом, а констатацией факта. Голос у нее был низкий, шелестящий, как осенняя листва. — Галина говорила. Пойдем, покажу.

Она не представилась, не спросила его имя, просто развернулась и пошла вглубь сада. Лев, ошеломленный такой прямотой, поспешил за ней.

Сад был лабиринтом из зелени, цветов и деревьев. Тропинки виляли, вели то в солнечные полянки, то в тенистые уголки. Марфа шла быстро и уверенно, и Лев едва поспевал, то и дело натыкаясь на ветки, которые, как ему казалось, сами тянулись, чтобы его задеть.

Наконец они вышли на небольшую поляну. Посередине росла старая яблоня. Она была огромной, с мощным, искривленным стволом и раскидистыми ветвями. Но с ней явно было что-то не так. Листья на одной половине дерева были тусклыми, с желтоватыми пятнами, а несколько крупных ветвей выглядели сухими, безжизненными. Под деревом лежали недоразвитые, сморщенные яблочки.

— Вот, — сказала Марфа, указывая на яблоню своим узловатым пальцем. — Тоскует. Не помогает ничто.

— Тоскует? — не понял Лев. — Это… болезнь такая? Грибковая инфекция? Может, корневая гниль? Позвольте, я проведу анализ.

Он снова достал свой ясеневый жезл, чувствуя себя глупо. «Диагностикус флора» — стандартное заклинание для выявления болезней растений. Он направил жезл на ствол. Энергия вырвалась из него привычным, резким импульсом.

И случилось то, чего он никак не ожидал.

Вся яблоня содрогнулась. Листья на здоровых ветвях зашумели с явным неодобрением. Цветы вокруг поляны на мгновение сомкнули лепестки. Даже птицы замолчали. А из-под земли, прямо из корней яблони, вырвался слабый, но отчетливый импульс… боли. Немой, растительной, но абсолютно реальной боли.

Лев отшатнулся, будто его ударили. —Что это? Что вы сделали? — резко спросила Марфа, и в ее глазах вспыхнул зеленый огонек.

— Я… я просто хотел диагностировать… —Ты ее ударил, — сказала она просто. — Грубо ткнул палкой. Ты же не кричишь в ухо больному человеку, чтобы спросить, что у него болит?

Лев онемел. Он смотрел на жезл в своей руке как на орудие пытки. Он всегда считал магию инструментом силы. Более тонким, чем меч, но все же инструментом воздействия, подчинения. А здесь… здесь все было иначе.

Марфа подошла к яблоне и положила ладонь на ее шершавую кору. Движение было до боли естественным, словно она гладила старого друга. —Прости его, — прошептала она. — Он не знает. Он из тех, кто громких слов ищет.

Она закрыла глаза, и ее лицо стало сосредоточенным. Лев не чувствовал никаких всплесков энергии, никаких заклинаний. Но ему казалось, что между женщиной и деревом происходит тихий, невербальный разговор. Через несколько секунд она открыла глаза.

— Она старая. Рядом росла подруга-груша. Ее зимой бурей повалило. С тех пор яблоня тоскует. Света не видит.