Запрещено тебя любить

1. А ты оказывается женат.

Все события вымышленные. Любое сходство с реальными событиями случайно. Книга содержит нецензурную брань, табакокурение, немного алкоголя (вредит вашему здоровью!!!). Предупреждение 18+!!!

- Я говорил тебе. Не лезь!

Отец раздраженно откатывает кресло. Бесится.

Прикусив язык, потираю предплечье. Болит немного. Увидев синяк, папа наливается яростью. Еще немного и сдетонирует.

- Хватит этого! – рычит. – За каким чертом на задержание поперлась? Чтобы тебя там вот так, – тычет в синяк. – Упрямая, как ишак!

Что такого-то?! Округляю глаза. Отец зажимает грязные ругательства на кончике языка и в два шага покидает кабинет, оглушительно хлопнув дверью.

Выдыхаю.

Ровно через секунду в разъеме двери показывается голова Маши. Жена брата.

- Ну что? – шепчет. – Живая?

Обессиленно киваю. Господи, мне двадцать шесть. Почти!

Можно уже не контролировать меня, а?

- Пронесло.

Маша садится рядом. Гладит по желтоватому синяку.

- Маш, иногда хочется сбежать из города, – жалуюсь.

- Хватит, все нормально. Что ты его не знаешь? Поорет и перестанет.

- Да. Только в другой отдел переведет. Буду не у Зверева, где-нибудь в архиве сидеть. А я не хочу! – психую.

- Ну все, – хлопает по спине. – Увидимся вечером. Платье отправила с курьером. Надень его.

- Ладно.

Маша убегает, а я стыну. Не даст мне генерал спокойно работать. Маниакальное желание опекать не пропало никуда. Орет, рычит. И никуда от него не деться. Тружусь в отделе отцовского лучшего друга. Перевестись возможности нет, иначе потребуют попрощаться с работой совсем. Таковы кабальные условия.

Приходится выворачиваться наизнанку, чтобы вести те дела, что нравятся.

Вытягиваю из ящика тонкую сигарету, иду перекурить ссору с папой. Едва затягиваясь, когда в кармане куртки начинает трезвонить.

- Привет, Олег.

По телу разносится знакомое трепетное тепло. Все же голос у него какой. Бархатный рык, низкий, густой. Ааах, будоражит. Скучаю. Так зверски скучаю, что пальчики на ногах поджимаются.

- И тебе.

По спине льется сладенькая дрожь. Я обожаю в Жданове две вещи: огромный член и потрясающе низкий волнующий голос. И то и другое преступно красивое. Хотя, честно? Дело не только в этом, Олег уникум. Жить без него становится труднее, потому что … Сердце начинает биться сильнее, гулом отдает по коже. Влюбилась. Влюбилась так, что на стены бросает.

- Будешь вечером?

- А ты?

- Варь, я для этого ехал, – урчит. – У меня предложение.

- М?

- На пару часов отель до назначенного часа. Поедем? Очень соскучился, – голос падает ниже.

- Условие тоже, – забираю его тон. – К месту сбора приезжаем на разных тачках и делаем вид, что друг друга не знаем.

- Как скажешь, Варь, – чарующе бархатно вибрирует. – Трусы не надевай.

Закатываю глаза в предвкушении. Вот зараза …

Отключается.

А я как раз хотела.

Тушу сигарету, на минуту забегаю в кабинет, чтобы проверить все и закрыть замки. Сдав ключ, еду в любимый салон брендового белья. Так что Жданов обломается, придется в трусах, а не как всегда – первый голод у первой попавшейся стеночки.

Еду быстро. Выдернув портмоне из бардачка, лечу в бутик.

Киваю девочкам, комклекты уже забронированы. Забираю три, мигом задергиваю штору. Сбрасываю одежду. Рассматриваю себя в зеркало. Ничего … Ладная, подсушенная, где надо. Прессик немножко есть, вот грудь подвела, да. Двоечка. Но мне нормально. Не люблю большую. А вот Жданов любит. Мне так кажется.

Надеваю первый. Выхожу из примерочной к большим зеркалам. Оччень даже.

- Эй, помогите-ка! – из соседней кабинки капризный голос.

Мимо меня летит персонал. Да и черт с ними. Кручусь, детально себя изучаю. Проваливаюсь в мечты, где Жданов творит с вот этими подвязками всякое. Я тоже сильно соскучилась, низ живота скручивает от предвкушения.

- Симпатично.

- Что?

Рядом стоит стервозного вида красотка. Уперев руки в бедра, бесцеремонно гуляет по моему телу взглядом. Хмыкаю. Отвечаю тем же. Черт, какая она знойная. Напоминает танцовщицу восточных танцев. Грудь, попа – все как надо. И я – тёрка-живот, грудь с яблоко и небольшая жопка. Наесть что ли себе килограммов пять?

- Для мужа? – идеальная бровь летит вверх.

- Нет.

- А я для мужа, – крутится. – Кажется у него кто-то есть. Хочу назад вернуть все. Грех такого мужика упускать. Знаешь какой он у меня? –поправляет кружево на округлой заднице.

Зачем мне это откровение? Пожимаю плечами.

- Не мое дело.

2. Папа не разрешает с мудаками общаться.

Заторможенно смотрю ему в шею. Глаз поднять не могу. Сломаюсь к черту.

Напряжение звенит. Слепо комкаю сигарету в пальцах. Смаргивая, не понимая наблюдаю за действиями. Как табак крошится и ссыпается на платье. Платье … Ради него надела. Ради Олега.

Порывисто выдыхаю, тут же воздух снова хватаю и что? Будто в прорву скачивается. Нет кислорода и взяться ему неоткуда.

- Варь …

С ноги по лицу сбивает шепот. Облако рассеивается, таращусь Жданову в кадык, он двигается. Шея напряжена так, что жилами перехлестывает. Не к месту вспоминаю, как зацеловывала кожу. Как обнимала, гладила. А он сыто урчал, принимая ласку.

- Не объясняй, – хриплю.

По колыханию ветра понимаю, что шаг делает. Сжимаю кулаки, сбежать бы. Но я стою, как вкопанная. Надо принимать удары судьбы с поднятой головой. Судьба меня сейчас по морде мокрой тряпкой хлещет. Со всего маха! Принимаю.

- Какого черта не сказал, что женат?

Бросаю обвинительно, как прокурор. Сдержаться сил нет. Я хочу знать.

Впервые за время адового треша поднимаю взгляд. В нем так темно, густо. Пробивают молнии, собираются в кучу, чтобы дать мощный залп. Куда долбанет? Сердце уже в хлам, что остается? В колени или в живот? Там больнее всегда.

- Не посчитал нужным, – в противовес внешнему раздраю ровно и гладко звучит. Без сбоев.

Натужно усмехаюсь, собирая остатки выдержки. Вот так без сантиментов, да? В глаз навылет.

Жданов криво ухмыляется. Кожа на лбу натянута до предела, рубаха бугрится вздувшейся тканью. Что за цинизм, вашу мать. Знакомый лейбл мозолит воспаленные глаза. Пришел в моем подарке. В моем! И жену прихватил.

Хендерсон от меня, а жена для меня - комбо в одном флаконе. Голова взрывается от лютого сочетания.

- Охрененный поступок, Олег, – пытаюсь подкурить.

Зажигалка прощелкивает. Со злости бросаю на землю агрегат. В ту же секунду Жданов высекает огонь из своей, подносит к лицу. С дрожью смотрю на красивые узловатые предплечья и снова выворачивает. Обручалка укором в мозг врывается.

Зажмурившись, втягиваю огонек.

Выдохнув облако, ежусь. Обсыпает мурашками потоком.

- Это ничего не поменяет, – бесстрастно поясняет.

Брови ползут вверх. Мои. Не его, конечно.

Смеется?

Поднимаю взгляд. Хочу понять, шутит или что? Поймав в прицел, усмехается. Не отрываясь, скрещивает руки. Зеркалю, закрываюсь одной рукой. Молчим, сверля друг друга как какие-нибудь перфораторы, кто кого перебурит.

- А мне кажется очень меняет.

Снова мрачный смешок. Никотин облаком вырывается с уголка губ.

Жданов продолжает бурить с одержимой решимостью. Взгляд придавливающий, тяжелый, до самых кончиков пробирает. Скрытая решимость бушует, будто девятый вал на пиковом пике существует, но меня так просто не пронять. Держу оборону, в академии не зря лучшие результаты показывала. Сказали бы, что допом надо курсы по склеиванию разбитых сердец пройти, я бы потрудилась. Но их не было.

- Варь, я объясню.

- Не надо, – взмахиваю сигаретой.

Его рвет. Челюсть напрягается, зубы скрипят. Шумный выдох в сторону и снова горит заживо. В глазах полыхает, рвется. Еще минута, из кожи и костей вырвется.

- Да, я женат, – сипит. – Но я ее не люблю.

- Серьезно?

Из измученного тела вылетает нервный смешок. Такую банальщину всем лепят, ведь не только мне. Проглотив дозу спасительного дыма, чужим голосом выдаю.

- И не спишь с ней? Нет как его? – щелкаю пальцами. – Задора? Не стоит? Не возбуждает? Живете из-за … ну? Сочиняй!

Если скажет, что нет, зашибу. Вспомню все курсы, что по обороне прошла, с меня станется. Потому что сил терпеть больше нет. Я же живая.

Выдержанное сердце колотится со страшным перебоем. Жду ответа вымученно сгребаясь в целое. Спазмы крутят, в животе пусто и ноюще.

- Варь, все сложно, – зрачки дергаются едва заметно, но я замечаю. Все изменения замечаю, я же фейс. Но Жданов фейс лучше меня, обставил в два счета. – Здесь не время и не место для объяснений.

- Кто тебе сказал, что буду с тобой говорить? – натягиваю крошащийся на глазах покер-фейс. – Мне папа не разрешает с мудаками общаться.

Разворачиваюсь с прямой спиной, будто кол всадили. На негнущихся ногах иду к выходу. Сквозь заложенные уши слышу такой мат, что колени все же подгибаются.

И удар. Глухой удар в стену. Кулаком.

3. Тайфун. Ураган. Шторм.

Людей море. Никого не вижу. Таскаюсь с невесть откуда взявшимся бокалом. Стекло так и норовит выскользнуть из пальцев. Боже, останавливаюсь, топчусь на одном месте. Не дай Бог с ней встретится. Вряд ли смогу быть вежливой. Хотя причем Ирина? Когда Олег подлец.

Из глубин поднимается буря. Унимаю доступными методами, хрен чего помогает. Смотаться бы отсюда. Зализать раны в своей берлоге и как ни в чем не бывало проснуться. Так не будет же так. Сдохну от боли, пока Олега из крови вытравлю.

Сжимаюсь, когда на заднем фоне взрывается смехом жена Жданова. Резко обернувшись, ловлю в фокус. Красивая. Он с ней также, как и со мной?

Стискиваю зубы, вспоминая последнюю встречу. Брал меня везде, ни минуты не дал выдохнуть. Воспоминания покрывают с головой, даже запах чувствую. Стоны слышу, хрипы. Как он меня … везде и всюду. Жадный, ненасытный. Такой … не мой. Аааа!

Рвет желчью, кромсает.

На сто восемьдесят разворачиваюсь, делаю пару шагов. Знакомый аромат раскиселивает в три секунды. Родной такой запах с детства знакомый, ни с чем не перепутаю.

Даня. Не выдержав, тычусь в плечо. Брат сразу прячет в свои огромные лапищи.

- Варька.

Выдыхает в ухо, мгновенно перехватывая за талию. Ноги не держат. Надежный запах брата укутывает. И так становится … Вжимаюсь лицом в плечо, наплевав на макияж. Я сильная, да. Сильная, но не в этот раз.

- Данечка-а, – задушено шепчу.

Хват становится крепче. Тяжелое дыхание обволакивает. Я пугаюсь. Брат напрягается, как зверь. Опасаясь, что переборщила, пытаюсь оторваться. Не дает. Гладит по голове, склоняется. Злым шепотом рокочет.

- Кто падаль? Кого рвать?

Все, в раскат пошло. Мне как в детстве хочется влезть на руки и зарывшись в щетину мордашкой, выплакать свое горе. Останавливает одно, Даня бешеный демон, сдать ему информацию, значит кранты. Сметет. Так всегда было.

Промаргиваюсь, реанимируюсь в ущерб организму. Слишком быстро приходится мобилизоваться, подавив панику, потом с телом рассчитаюсь. Откидываюсь, натужно улыбаюсь.

- Никого. Расклеилась. Последнее задание вскрыло, да и Черная Борода раскатал, – безбожно вру.

- Че глаза красные? – всматривается. – Че бледная? Не ври.

- Даня, – устало вздыхаю. – Последнее дело вынесло. Тяжело было. Отец еще наехал, – заезженной пластинкой повторяю.

Брат скептически поджимает губы. Освобождаюсь из Даниных оков, он нехотя отпускает. Усматривает соринку и схватив руками за лицо, стирает что-то. Закатываю глаза. Знаю, что он высматривает. Чертов фейс. Параноик. Надеюсь, папа не сказал ему ничего.

- Варь, меня же не наебешь, – грубо высказывает.

Цокаю языком. Наряду с накатившей болью, немного отрезвляюсь. Даня не знает о Жданове. Да я понятия не имею, как отец узнал, мы шифровались как контрразведчики.

Суворов ждет. Недовольно двигает челюстями. Жжет своим рентгеном напалмом. Кривлю лицо, говорить опасно правду. Ситуация накаляется, я же мысленно ору. Не хватало Жданова, так еще цербер Даня попался.

- Ой, Варечка.

Звонкий голос невестки ложится легким успокаивающим покрывалом. Не спуская глаз с меня, брат грабастает жену и целует в висок. Одним движением присваивает, проверяя все ли хорошо с ненаглядной. И держит ее. Прямо как удав обвивает, собственник жуть какой. Как Машка выдерживает, не понимаю. В отношении Мани долбанутый чикаго булс!

- Н-ну? – грозно выталкивает, рассыпая искры.

- Даня, – Маша мгновенно соображает. Незаметно кивает и аккуратно пытается перетянуть внимание на себя. – Данечка …

Хмыкаю. Данечке уже … старпер он, какой тут Данечка. Но тот незаметно плавится. Маша его личный блокатор плохого. Вот как плывет, хоть и не показывает вида. Только сильнее Машку жмет.

- Отойдем в сторонку, – просит, давая отмашку рукой, маякует из-под подола практически. – Кое-что сказать надо.

Даня показывает мне, чтобы никуда с места не сходила. Я бы смоталась как можно быстрее, если бы не одно «но». Машка бледнеет, Даня оживляется. На горизонте появляется мой отец. Точнее, наш с братом. Я белею, ощутимо чувствую, как мелом заливаюсь.

Нет нигде носилок? Можно я туда лягу и унесу сама себя куда-нибудь? Хоть к черту на рога, только не сталкиваться больше ни с кем из троих.

Сердце бьется все медленнее. Отец спроваживает Машу. Она округляет глаза и немо выговаривая «не виновата» на полусогнутых идет куда ее послал папа.

Дан внимательно слушает отца, и … все. Суп-лапша-пиздец-наелись. Туши свет, делай ночь.

От досады хочется плакать.

Дан наливает разящей злобой. Его колошматит по полной программе. От бессилия почти оседаю на пол. Те двое – это конец. Это тайфун и шторм в одном флаконе. Действие его незамедлительное.

На секунду стихает звук, с громким хлопком двери в холле появляется Жданов. Ноги подкашиваются. Вся подготовка летит в пропасть, все рушится, падает. С треском проваливаю гордое звание лучшей на курсе снова и снова. Сейчас я девушка из восемнадцатого века, где моя нюхательная соль, а?

4. Разнос по факту.

Подобрав подол, влетаю в узкий закуток. От испуга переживания на второй план ушли. Если сейчас ничего не решу, все – аллес. Разнесут все.

- Прекратить! – высекаю.

На мой сдавленный шепот, что громче крика, оба оборачиваются. У Дана с губ почти пена капает. По глазам понимаю, что отец сказал лишнего. По спине сечет разочарование напополам с болью. Надо было самой Дане сказать, пресекли бы сейчас. Он должен понять, сам в такой же треугольник попадал. Но он выдрал Машу с боем, рискуя жизнью, а я вряд ли бороться стану. Не достоин.

Тревожно оглядываю куликово поле, пока без потерь. Набираю смелости в пустоты, вскидываю голову. Чтоб вас! Какой бы смелой не была, что против двух яростных и напористых вервольфов сделаю.

Жданов дергается вперед. Взглядом под кожу влезает. От посыла отбрасывает в сторону. Слишком по живому все.

- Варя, – просит.

Просить просит, а в голосе по-прежнему сталь вибрирует.

Качаю головой, ища стену рукой. Глаза заволакивает белым. Вскидываю руку, торможу порыв подойти.

- Стоять! – звенящий голос брата и глухой стук.

- Руки убрал, – резонирует Жданов.

Порывисто вздыхаю. Даня очень сильный и крутой, но Олег тоже не слабый. Стоят лицом к лицу, едва не рычат. Голоса перекрывают друг друга, их пониженные громче дикого ора.

- Дай поговорить с ней, – исподлобья сверкая глазами, цедит Жданов.

- Хватит! – пытаюсь влезть.

Тщетно. Кто бы слышал. От ситуации хочется взвыть. Они никак не расходятся. Даю себе слово, что поругаюсь с отцом, сколько можно лезть в мою жизнь. Маниакальный диктатор! Вся жизнь под его рукой. Дане сдал по полной, зная дикий нрав второго. Зачем?! Сама бы разобралась.

- Ты к ней больше не подойдешь, – звереет брат, прибивая Олега к стене.

Еще немного и в глотку вцепится.

- Даня!

От тревоги скручивает напополам. Если подерутся, нам всем каюк. Взываю к благоразумию, влетаю между ними. Дан от неожиданности отступает.

Толкаю его в грудь, заставляя отойти дальше.

- Варь, – набычивается. – На хуй он тебе нужен? Женат же, – презрительно косится.

Меня закорачивает. Ах, ты двуличный. А сам? А сам???

Нечего ко мне лезть. Сама разберусь. Жалею, что повелась и ткнулась в плечо в поисках поддержки, ведь знала какая реакция может быть. Он мне косы плел до третьего класса, конечно, сожрет за меня любого. Больше ничего и никогда не скажу.

- Не лезь, – задыхаясь, выдаю брату с хрипами.

- Иди ко мне, Варь, – тянет к себе Олег.

Пошатнувшись на высоких каблуках, падаю Олегу в руки. Он так крепко прижимает, что становится нечем дышать. Горячими губами втыкается в шею сбоку, слышу сдавленный стон. Почти оседаю от ощущения крепкого тела. Болтает, будто в шторм попала. Стою как на качающейся палубе, зацепиться можно только за Жданова. Я цепляюсь, чтобы не погибнуть.

Это ошибка.

Получаю разряд в двести двадцать, вздрагиваю. С отрывом лечу в другие руки. Словно в скалу врезаюсь. Брат как в самбо забрасывает меня за спину.

- Еще тронешь ее, – рычит, как раненый волчара. – Руки сломаю.

- Я тебя сам поломаю, – грозит Жданов. – Отдай.

Угроза зашкаливает. Меня разбивает об острые камни эмоций после угрожающего, собственнического «отдай».

Молочу Даню по спине. Ситуацией больше не владею. Вскакиваю на загривок брату, душу.

- Прекрати устраивать цирк. Я выросла! Задолбали!

Не то, что хочу в руки Олегу упасть. Не то совсем. Неужели непонятно им, что разрывает надвое.

- Я сказал, – мотает башкой. – Поняла?! На хуй нужен.

- Варя, – напряженно смотрит Олег. – Прошу выйдем. Я объясню.

Закрываю уши. Еще немного и заору. Жданов упрямо гипнотизирует. Обваривает посылом насквозь. Не видит никого кроме меня. Дана игнорирует.

Ааах, как же это все достало.

Уже поняла. По глазам поняла, как заклинило. Шея перерезана крупными венами, легкие как кузнечные меха раздуваются. Режет под колени виноватый взгляд. Там столько всего намешано. Столько всего, что становится намного больнее.

Солью по ране его намек на продажную вину проходится. Перестаю дышать. Я не могу набрать воздуха, потому что реально замыкает.

- Нет, – глухо бахаю. – Уходим, Даня, – беру брата под руку.

- Варь! – обваривает хват по голому локтю.

По телу яд, в голове напрочь размело. Нейронка в полной заднице. Я отключаюсь, не трогает ничего кроме долбаного ощущения от любимых предательских рук.

- Ммм.

Мычу и мотаю головой. В уголках закипают слезы. Сейчас все, предел. Надо сбегать.

- Ооо, – веселый голос разрывает пространство, – вы здесь, – Ирина влетает к нам. – Секретики? – подмигивает. Милый, – шагает к Жданову, отодвигая нас в сторону. – Я соскучилась, – вымазывает щеки яркой помадой.

5. Тебе лучше открыть.

- Куда так гонишь? На тот свет?

Ирина недовольно поджимает губы.

Одним взглядом заставляю ее замолчать. Фыркает и отворачивается.

Смыкаю челюсти, дальше некуда, но все равно жму. До крошева. До хруста. Раздирает внутри от злости и ярости. Выжимаю педаль в пол. Машина ревет зверем. Мне откликается. Я сам такой сейчас. За грудиной клокочет, бурлит.

- Ты все штрафы соберешь.

Отвечать охоты нет. Отдираю пальцы от руля, закидываю в рот сигарету. Не отрывая воспаленные глаза от дороги, подкуриваю. За две тяги половину спаливаю в надежде прочистить забитые мозги.

- Олеж, – на бедро ложится рука жены. Глаза застилает белым. Ладонь ползет к паху. Зажав сигу в зубах, пресекаю попытки Ирины. – Ты вообще? – морщится, потирая кисть. – Озверел?

- Заткнись.

- Ты что себе позволяешь?

Ничего не считаю нужным отвечать. Пишу Суворовой сообщение.

Жданов: «Варя, нам надо поговорить»

- Брось телефон, – орет жена, – ты хочешь, чтобы мы разбились?

- По работе, – цежу.

- Подождет твоя работа. Я тебе сказала!

Жданов: «Варя, ответь»

До рези в глазах пытаюсь увидеть, прочитано или нет. Как назло, свет от фонарей недостаточно яркий. Врубаю подсветку сверху. Прочитано.

Мне рожу как осколками стекла посекло. Болит, зудит, чешется. Какого вот так все? Я не так хотел. Не так.

Не простит же. Я ее знаю.

Жданов: «Вижу, что читаешь»

Ничего. По нулям.

Сильнее сжимаю руль. До треска кожи на костяшках. До боли. На очередном рывке газую. Обхожу машины впритирку, виляю как ебучий безголовый стритрейсер. Гоню, пытаясь выбраться из пропасти, куда сам себя загнал.

Ведь можно исправить. Я смогу. Я должен.

- Кому ты пишешь? – наклоняется Ирина.

- Сказал же, по работе.

Хмыкает. Гребанный хмык ожидаемо выбешивает.

- Да? А что за девушка с вами разговаривала? Так смешно, я с ней в бутике столкнулась. Выбирали белье. Подсказала ей что и как.

Лицо набок сворачивает. Для меня выбирала. Для меня …

Фантазии не к месту ярко вспыхивают перед глазами. Варя очень красивая. Такое тело, что летаю не приземляясь. Темперамент шкалит. Граната, а не женщина. Пока чеку в руке держишь, хоть что-то контролируешь, но херня в том, что чеку Варя сразу выдирает, сама решает, когда взрываться.

- Коллега, – цежу.

- Ммм, ясно, – обвинительно ревниво. – Часто будешь с ней работать?

- Ирин! – рву сухожилия. – Хватит!

С визгом торможу около подъезда. Перегибаясь, толкаю дверь.

- Выходи.

- А ты? – растерянно.

- Мне еще надо в контору заехать.

- Зачем? – округляет глаза.

- Затем! Иди сказал.

Молча выходит. Останавливается, внимательно смотрит. Объясняться не хочу. Хлопаю дверью, срываюсь с места. С облегчением понимаю, что дышать становится легче. Удавка на шею, а не брак. В жизни нужно иногда жертвовать, да?

С ненавистью смотрю на блеснувшее в свете обручальное. Сдираю зубами, сую в карман.

Жданов: «Варя! Еду к тебе»

Вот так в открытую еду в ней впервые. Плевать на все. Пусть Суворов хоть усрется там, когда узнает. Переживет как-нибудь. Злость подпитывает решения. Всех ненавижу, весь мир. Никого, кроме нее не надо сейчас.

В башке кроме Вари никого сейчас нет. Долбит имя звоном.

Варвара: «Не смей. Не пущу»

Ответила.

Сердце бесится, лупит, проламывая ребра. Резко заворачиваю на обочину, иначе реально не доеду. Вмажусь куда-нибудь с дуру.

Всматриваюсь в буквы. Перечитываю. Что нарыть хочу, хер знаю. Налаживаю кое-как работу организма, едва утихомирив дрожащие пальцы, набираю.

Жданов: «Все равно приеду. И тебе лучше открыть мне дверь»

Осторожно дышу. Жду, что скажет. Варя читает, но ничего не отвечает. Принимаю, как согласие. Ровно через пятнадцать минут останавливаюсь у пятиэтажки.

6. Иди к жене.

- Если не откроешь, дверь вынесу с петель. Варь!

Сползаю по полотну, поджимая под себя босые стопы. Вынесет. Знаю.

- Нам не о чем болтать, Жданов.

Говорю тихо, просто знаю, что слышит. Он всегда меня слышит, даже если молчу. Сжимаю пальцами виски, пытаюсь остановить поток мыслей, не получается. Бегут. Не спрашивая меня, бегут подобно грозному потоку на угловатых порогах.

- Варя, – сокрушительный удар. – Если не откроешь, буду крушить. Снесу!

Еще один удар.

Зажмуриваюсь. Мотаю головой, стискиваю зубы. Перед глазами образ Ирины яркими сполохами вспыхивает. И Олег вместе с ней рядом. Сквозь нарастающий грохот и страшный мат вижу, как целует его, как собственнически кладет руки на плечи.

Бах! Бах-бах-бах!

Закрываю уши.

- Уходи, – выдаю с расстановкой сквозь зубы.

- Открыла дверь, – рёв за стеной. – Быстро. Суворова!

Обдирает кожу на спине. В который раз когтями дерет по-звериному. Выгибаюсь фантому. Сдобренному отголосками грозового рокота. Ору в немом крике. Лицо сводит и перекашивает.

Зачем он так со мной. Не понимаю. Ведь думала, что пронесет, что не тронет дебильная доля брошенок. А теперь хоть разорвись надвое. Но я не могу. Мне по должности рыдать не положено. Я рыдать разучилась еще в академии. После мудака, которому девственность подарила. Сцепила зубы, улыбку на лицо надела и сгорев за сутки, снова воскресла.

Шум стихает. Настороженно вслушиваюсь, наполовину выплывая из реальности. Не надеюсь, что ушел ни разу. Жданов пока крепость измором не возьмет, ни шагу назад. Олег не сдается. Он делает шаг назад лишь для того, чтобы разогнаться, впиться смертельным хватом в глотку. И рвать.

- Варь, – сдержанный голос подпаливает сгоревшую в лохмотья душу. – Не уйду же.

Пару коротких вдохов реанимируют. Поднимаюсь на ногу, ищу опору. Едва нащупав, щелкаю замок. Дверь тотчас отпрыгивает в стену, оглушает грохотом. Держу оборону. Закрываюсь руками, топлю себя в оверсайз.

Жданов стоит взмыленный, как жеребец на скачках, пришедшей к финишу первым, потому что на него поставили абсолютно все. Нависает, опершись на своды двумя руками. Предплечья оголены. Вычурно пересечены крупными венами. Длинные пальцы подрагивают.

Отступаю под натиском, но взгляд не опускаю. Мантра - держу оборону.

- Пройду?

В глазах буря напополам с молнией. Глаза сверкают, рассыпают предупреждения. Ноздри трепещут и раздуваются. Я знаю. Знаю его такого. Наблюдала не раз. На шее колотится вена, почти наружу вылезает. Бьется так, что кажется слышу стук о натянутую кожу.

- Зачем?

- Грррмм …

Неясный звук заставляет дернуться. Еще немного и титанические усилия Жданова взорвутся к чертовой матери. Он и так еле справляется с гневом. Но я тоже … Сорри … Не тихая речка. Не я пришла с мужем, о котором Олег не знал.

- Иди к жене, – выплевываю с желчью.

Жданов ведет головой, будто пощечину получил. Медленно отводит взгляд, по лицу судорога идет. Зависает взглядом, а потом им же меня насквозь пронизывает.

Гетерохромийные глаза сражают. Там столько намешано …

- Пиздец ситуация, да? – хрипит.

Перехватывает дыхание. Бессильно снова съезжаю по стене. Свободный свитер задирается. Лишь усевшись, понимаю, что задрался, обнажив трусы, какие для него выбирала. Вместе с его женой. Вместе с ней, вот надо же так. Перфоманс судьбы.

От нелепости и тупой боли, поднимаю голову вверх. Пытаюсь смеяться. Выходит не очень. Я всегда была хреновой актрисой.

- Шел бы ты.

Повторяю, якобы вытирая слезы от смеха. Держу оборону даже таким ублюдским способом.

- Варь, – идет, садится, наклоняется. В нос забивается запах его воды. Сечет по нервам. Запах альфача и непокорного воина. Это его аромат. Задерживаю дыхание, медленно умираю. Внешне я кремень, но внутри в щепы. – Прости, не сказал. Надо было сразу.

- Прикинь? – прищуриваюсь, копая в себе злость.

Впиваемся друг в друга, как в один капкан попавшие. Зная, что зажало с потерями, рвемся: он ко мне, я от него. И все мысленно.

- Олег, – голос почти пропадает. – Нам не о чем больше … трахаться.

- Что ты сказала? – белеет, набирая обороты яростного гнева.

– Слышал.

- Всё?

- А что хотел? – почти взрываюсь. – Думаешь, буду за спиной отели собирать? Иди. К жене. Я сказала! – вызверяюсь.

- Ты ничего не знаешь.

Шипит.

Плавим пространство гневом и непониманием. Я хочу, чтобы Олег ушел, оставил в покое. Порыдаю без него. И так из последних держусь.

Как только собираюсь выгнать окончательно, над головами гремит.

- Ты как посмел прийти в дом моей дочери?

7. Потом.

Выпрямляюсь в немалый рост. Ретро-генерал пожаловал собственной персоной, пришел дочь от суки-гуляки защищать. Схлестываюсь взглядами. У Суворова желваки буграми ходят, пялится так, что только дым из бороды не идет. Понимаю почему подчиненные в штаны от гнева начальника не только ссут, а кое-что похуже. Вся херня в том, что я не подчиненный пока. Ссать не собираюсь.

- Как ты посмел прийти в дом моей дочери? – давит.

- Пап, – писк Вари взлетает раненой птицей в потолок.

Секундой разбивает вдребезги. Такая она сейчас … голая беспомощность. В моменте хочу схватить на руки, прижать и утащить в берлогу. Зализать царапины, вылечить. Не дастся. Пошлет на хер мелкими шагами. Не осуждаю ни разу.

- Замолчи, – рычу, хоть не прав со всех сторон. – Александр Михайлович, проблема?

Упрямо бычу на генерала. Сейчас рванет ядерка. Брови Суворова идут на излом, борода распушается, как хвост у бешеного кота. Старик распрямляется, еще чуть и всечет. Мельком оцениваю кулаки – пудовые. В ответ не вмажешь, так что челюсти моей пиздец.

- Паап! –набирает обороты.

- Ушла отсюда! – орет. – Бегом.

Варя взметывается искрами, загорается в секунду. Начальная растерянность улетучивается без следа. Осознано шагаю к ней, закрываю собой от гнева разбушевавшегося старого супермена. Варя посыл не принимает, небрежно пихает и избавляется от защиты, обогнув по боку.

- Прекратить, товарищ генерал. С поставленной задачей справлюсь сама. Попрошу Вас не вмешиваться в личную жизнь.

В голосе металл скрежещет.

Он полощется красной тряпкой на ветру. Хотя какая нахер тряпка, Суворов крепкий брезент, если так-то разобраться. Бесит, что Варя от защиты отказывается. Исхожу дерьмом на происходящее, схапать бы ее и донести хоть что-то. Цепляюсь за последние крохи надежды, а в душе подло выбивается красной строкой – ты в жопе, Жданов, ни одна баба не прощала мужику скрытый брак, какая бы подоплека под ним не скрывалась.

Похер! Каждая хочет быть единственной. На двух стульях не усидишь, даже если у стульев ножки из начиненных гранатами трубок.

- Я тебе слово давал? – орет.

Терпелке приходит конец. Выдвигаюсь снова вперед, почти в генерала утыкаюсь. Захватываю внимание на себя.

- Мне нужно поговорить с ней. Вы лишний.

- Отставить, майор.

- Мы не на службе, – бычу, нарушая все правила устава. – Не по форме. Я пришел к своей женщине и имею право …

Сносит нахуй в стену. Очумело трясу башкой. Искры вокруг разлетаются. Отфыркиваюсь, будто пес намокший. В челюсти разливается оглушительная боль. Варя вскрикивает и что-то говорит. Не слышу. Контузило что ли?

- … домой …не появляйся … жена! … пиздаболище … вон … раз … подойдешь … земли … сотру …

Твою мать. Ловлю землю под ногами. Сил как у мамонта вымершего. Кое-как сгребаюсь в кучу, собираю себя по осколкам. К щеке прилипает что-то ледяное. С трудом навожу взгляд, Варя втыкает полотенце со льдом. Перехватываю.

- Товарищ генерал, – скриплю просевшим голосом, – только потому, что Вы … – сглатываю злобу, не договариваю очевидного. – Только поэтому.

- Иди! Пиздюльва! – блюет желчью. – Султан, блядь.

Ответку зарядить не получится. Понимаю. Ни о чем не думаю, кроме того, что больше Варю не выцепить. Отморозится по полной проге. Хоть башкой дверь выбей.

Иду в ва-банк.

Игнорю присутствие генерала. Ловлю Варю в прицел.

- Один разговор. Любое время. Любое место, – глухо проминаю воздух. – Я все объясню.

Варя, хмурясь, отводит глаза. Делаю к ней шаг.

- Стой на месте, – рявкает. – Потом.

Даже если потому, что родитель здесь, она говорит, что «все потом», становится легче. Даже если показывает на дверь, уже не так невмоготу. Вываливаюсь на выход, на адреналине спускаюсь вниз. Отхожу от крайней стадии шизы в процессе.

Попадос. Реальный причем.

По левой стороне расползается припухлость. Нехреновая такая. Старый буйвол … Вмазал бы. Да совесть не позволяет. Мысли о Варе разрывают надвое. Не могу свыкнуться с мыслью, что лишусь ее раз и навсегда. Не готов.

Поднимаясь по ступеням, набираю номер. Молчит, а потом и вовсе в блок ставит. От досады скриплю зубами. Упрямая жесть. Злой как черт на максимальной скорости долетаю до дома, вваливаюсь в квартиру, на ходу сдираю одежду, сразу иду в душ.

Врубаю холодный. Напрягая все мышцы, стою, терплю и привыкаю.

Думаю о Варе. Член подрывает, соскучился невозможно. Ствол неумолимо наливается, тяжелеет. Падаю в мысли о ней, как в бездну лечу. Хочу … Хочу так, что уши закладывает.

Закрываю глаза. Мысли не остановить. Дышу, как трактор.

- Я скучала, Олег, – нежные руки обвивают спину, замыкаясь на животе.

Голое тело прижимается, губы утыкаются между лопаток. Ирина. Жена пришла.

Поворачиваюсь к ней.

- Ты смотрю тоже скучал.

8. Надо с этим что-то делать.

Приторный запах парфюма забивает нос и рот. Гель с цитрусом не справляется с долбанными духами. Задерживаю дыхание, пытаясь глубоко не всасывать густой аромат. Раздраженно дергаю плечами. Сколько раз просил, не поливайся как дешевка. Бесполезно. Че за бабы? Лишь воняло посильнее.

- Жданооов, – капризно.

Скользкие ладони смещаются ниже, задевая раздраженную плоть. Импульс независимо шкалит за красную линию. Не успеваю переключиться, волны отдают в поджавшиеся яйца. Ирка ловит головку, сжимает.

- Муррр.

Шкура на спине натягивается, пробирает холодом под горячими струями. Смахиваю водопад с лица, скидываю ладонь жены с члена. Лицом к лицу оказываюсь. Вода с силой льется, но и того хватает, чтобы увидеть боевой раскрас второй половины. Пиздец у нее загоны, даже косметика несмываемая. Кукла, а не баба.

- На хера в белье?

Показываю на кружево.

Она кокетливо закусывает накачанную резиной губу, медленно стягивает бретельку с какой-то хуёвиной. Независимо от мыслей взгляд роняю вниз. Крупный сосок и темно-коричневая ореола. Хмыкаю.

- Для тебя … – выдыхает томно.

- Че для меня? – бычу.

- Смотри.

Душевая у нас огромная. Ирка, раскинув руки, медленно поворачивается вокруг себя. Струи хлещут. Ну прям таитянка под водопадом. Не хватает красной помады. И пиздец, реклама из «О чем думают женщины» (герой М. Гибсона фантазировал о рекламе красной помады-прим.авт) подана в реале.

Ирка поворачивается, упирает руки в бедра, невесомо качает ими призывно. Мгм. Заебца наоборот.

Никак не отреагировав, беру губку, наливаю полфлакона геля, намыливаюсь. Я же мыться пришел?

- Олеееж.

Выносит от ебанутого имени. Я, сука, Олег, а не Олежа. По спине снова струей льется холодок. После разъеба генерала не по себе. Не потому, что по роже засветил. На это насрать. Варя! Под ложкой высасывает до дна, загибаюсь, как старый сапог.

- Ир, иди, – показываю на дверь. – Я устал.

Жена стягивает с себя трусы, как заправская стрипуха. Навидался таких вдоволь. Где только нахваталась. Чуть становится в прогиб, перекидывая влажные волосы на мокрое плечо.

- Помогу расслабиться. Хочешь … в рот мне …

Когда-то не брезговал. Стиснув зубы, драл Ирку, как сидорову козу. Так было нужно. Выбора, блядь, у меня не было. Задумчиво смотрю на жену. Придраться не к чему так-то, но у меня не горит. Не пылает.

Раздраженно смахиваю пену с лица.

Да на хер! Так случилось, что мы вместе, вот и все дела.

- Иди, Ир.

Отворачиваюсь, врубая сильнее воду. Шумом заглушаю просящий шепот жены. Ничего не хочу. Выйди ты отсюда на хуй!

Ира гладит спину, спускается ниже. Фыркаю, давлю чтобы ушла.

Благо уходит. Сопит обиженно, но уходит.

Закрываю плотнее дверь, упираюсь руками в стенки. Варюсь под кипятком. Как назло, Варя в голове кадрами вспыхивает. Извивается. Грудь в руку помещается. Пухлогубая. Поджарая. Жадная. Коса ее … Такое ощущение, что не я ее трахаю, она меня. Я под ней горю. Не ней дрожу, как последний пацан. Не девка, ведьма.

Вся ласковая, беспомощная наедине, а в жизни … Мужики сосут. Характер железный. С виду милаха, внутри Тор на максималках. И знает же, как себя подать, как действовать. Глазами хлопает, когда ей надо, а потом с двух рук из ПЯ (пистолет Ярыгина, надежный, высокая боеспособность, взят на вооружение в 2003 г, является базой - прим.авт) расстреливает в ошметки.

Судорожно со звуком вдыхаю. Пока думал, чуть не задохнулся. Прихожу в себя, моргаю. Член колом, в башке красным взрывы подсвечивают.

Попал ты, Жданов. Жопа твоя со всех сторон зажата. Шаг в сторону и полетит все к хренам собачьим. Еще оборону Суворовских продавить надо. Это было потяжелее задачи, поставленной ранее. Там доверия ноль.

- Олег, тебе еду подавать?

Крик Иры выносит в современные реалии. Бью по крану, вырубаю. Натягиваю на мокрое тело полотенце. Толкаю дверь и, оставляя за собой лужи, иду мимо жены.

- Олеж, есть хочешь?

- Нет.

На лице Иры мелькает удивление напополам с обидой. На самого себя выливается раздражение, справиться с собой без вариантов. Прет, как психбольного.

- Извини, – рычу.

- Может вина? Я понимаю, день был тяжелым.

- Не надо. Спать пойду.

- Я постелила.

- Лягу в гостиной.

- Почему?!

Слепо пялю в стену. Что за клоунада?

- Не еби мозги. Наверное, потому что мы давно спим в разных местах.

Хлопаю дверью, не включая свет, падаю на диван. Накрываю кипящую голову подушкой. В глазах Варя-Варя-Варя. Челюсть ноет, напоминая о запрете Черной Бороды. Но мне же похер.

Все равно свое возьму. Варя … Голая. Влажная. Возбужденная. Ааах, твою ж … Сжимаю зубы, из кожи вырываюсь напрочь.

9. Одно дело на двоих.

Все совпадения с реальной жизнью случайны. Ход действия героев и расследований выдуман автором полностью.

- Для расследования подрывной деятельности в отдел направлен майор Жданов, – Зверев прицельно рассматривает сидящих за прямоугольным столом. – В последний месяц активизировались вербовщики. Основная угроза ложиться на молодняк. Умы неокрепшие, подвластны влиянию. Работу с молодняком ведет младший состав, наша задача выйти на основных заказчиков. Ответственным за операцию назначен Жданов. В команде: Суворова, Михалев, Казанцев и Любимов.

Зверев скупо роняет слова. В кабинете тишина давящая. Никто не шевелится. Я затаиваю дыхание, понимая, что влипла по уши, но протестовать не могу. Не положено. Это приказ.

Медленно едва заметно выдыхаю. В конце концов, это работа. Наши отношения никого не волнуют. О них знать никому не положено. Главное, вычленить и урыть тварей, которые обрабатывают уязвимый контингент.

Обнаглели дальше некуда, парни с ног сбились. Прокуратура тоже не спит, не ест. Ездят по адресам, пробивают компы и телефоны слабозащищенных. Иногда старше попадаются, их тоже немало. Мы берем вербовщиков, но никак не можем выйти на большую акулу. Эта тварь затаилась в мутных водах - не сыщешь. А мир большой. Поди отыщи …

Самое поганое трясти свою систему, там тоже хватает. Мало, но есть. Это хуже чумы, от которой надо избавиться.

Ради этого надо потерпеть, засунув свои печали подальше. И я засуну.

Зверев еще говорит, но я проваливаюсь в бездну. Лечу, даже не пытаясь себя удержать. Михалева срочно отпускают, и чертов Жданов садится на стул рядом. Тонкий аромат начинает вводить в оцепенение предательское тело. Дрожь. Влажность. Плыву.

Спина натягивается струной, что вот-вот лопнет и зазвенит.

- Ненавидишь?

Ноги подскакивают, отбивая дробь. Кашляю, чтобы замаскировать смущение. Зверев, не обращая внимая вводит группу в курс. Попутно слышу фамилии новых сотрудников архива. Отключаюсь, это не так важно.

Наша буря еще гуляет. Чувствуем веяние лишь вдвоем. Оно бродит по кабинету, грозясь выдавить окна и засыпать нас осколками. Что ж, выдержу.

- Пошел ты, – сухими губами шевелю. На них густая телесная помада, и хрен она помогает. Жарит и кукожит слизистую прямо под слоем.

- Я сказал, – медленно моргает. – Пока не поговорим, с живой не слезу.

Закипаю гневом. Сжимаю до хруста в пальцах ручку. Все нормальные в телефон пишут, я как дура с ручкой и блокнотом хожу. Староверка, вашу мать.

- Не слезай с Ирины, – испепеляю. – Подойдешь … Яйца оторву.

- Суворова! – рявкает генерал. – Где интереснее?

Поднимаюсь на вытяжку.

- Никак нет, товарищ генерал. Комар …

- Какой комар? – на минуту выпадает из образа и тотчас свирепствовать начинает. Молчу, пока шкуру снимает, стою не мигая. Выдохнув, гаркает. – Села. Майор Жданов, следите за сотрудниками.

- Есть! – вытягивается говнюк.

Опуская руку вниз, втыкаю в ногу брехуна остро заточенный карандаш. Не протыкаю, конечно, но неприятно. По-детски. Зачем делаю не знаю. Я не могу объяснить поступок. Жданов бледнеет. До слуха долетает.

- Ты, блядь, нормальная?

Молчу.

Совещание подходит к концу. Выходим из кабинета, направляясь каждый по свои отделам. Ныряю на служебную лестницу, пользоваться лифтом не хочу. Лучше считать каблуками ступени, чем толпиться со всеми в тесном замкнутом помещении.

Мысли скачут. Внутри пласты невысказанной, невыоранной дикой привязанности. Не сдамся. Закрою все, залью смолой. Ни один ключ не подойдет к замкам, ни один раствор не смоет. Был Жданов и нет теперь. Урод длиночленный. Женат он.

На ступеньке нервно поправляю подпяточник, новые туфли, чтоб их! Пластырь бы …

Оттягиваю капрон. Кровь, кажется. Ремонтирую потерю, путем натягивания лишнего, не успеваю подвернуть и спрятать подвисающий капрон в мысок. Чеканные шаги гулкой отдаются в тишине.

Нацепив айсберг на лицо, выпрямляюсь. Окатываю ледяным, шпарю холодом сквозь Олега. Жадно отмечаю, как идет ему форма. Бедра офигенные, плечи … Как у самбиста. Немков на минималках, пока в тяжи не попал (Вадим Немков – пятикратный чемпион России, 17 побед и 2 поражения – прим.автора)

- Старший лейтенант Суворова, – цедит через губу. – Мы не договорили.

- Нам не о чем говорить, товарищ майор. Все, что надо уже видела. Разрешите идти?

- Не разрешаю.

Молчим. Я, как мне кажется, беспристрастно стою, Жданов, прищурившись, протыкает взглядом. Молчим. Тишина громче крика. Бьется связанной птицей, ломает крылья. Взгляд Олега падает в расстегнутую блузку, пока поднималась одну вынула из петли. Исправлять ситуацию не могу позволить, не хочу дергаться. Не надо думать, что волнует его реакция.

Но она есть.

Ресницы Олега медленно падают. Слышу, как трещат нервы. Он неспеша проходится по мне взглядом. А я … Вижу, как у него встает. Лицо изнутри вспыхивает адским жаром, обваривает эмоциями, убивает наповал. Но я держусь. Я смогу.

10. Твои предложения.

*Глава, как и вся книга, содержит нецензурную брань. Поэтому стоит ценз 18+! Есть сцены с табакокурением и алкоголем (вредит вашему здоровью!)

Рожа горит после того, как приложила. Это не просто пощечина, это почти джеб. Норм. Даже не запыхалась богиня. Все предельно ясно, ответ на переход за черту понимания. Принимаю заслуженное, отсчитывая шаги по гулкому коридору.

Поговорили. Отлично, че, так и будет теперь детонировать.

Зло толкаю створку.

Суворова заходит за мной. Из открытой форточки лупит сквозняком, дверь притягивает, Варя ойкает, спотыкается врезаясь носом в мою спину. Сдавленный стон и зажатое лицо. Из глаз катятся слезы.

- Дай посмотрю, – грубо отвожу кисти.

Варя выдергивается, будто током шпарит в двести двадцать помноженные на два. Упрямо запирает боль в себе, обходит с боку.

- Обойдусь. Соблюдайте субординацию, товарищ майор. Младший состав справится без помощи. Вашей!

Любимов и Казанцев с интересом наблюдают за нашей зловещей перепалкой. Злюсь, хуле вылупились. Кино, что ли? Вызверяюсь, как пес, готовый вцепиться в глотки. Мужики непонимающе моргают. Встряхиваюсь, не знаю как себя в шкуру назад засунуть. Но, блядь, засовываю.

- Какого окна раззявлены?

- Так душно же, – отвечает Любимов.

Простой ответ выводит снова на рваную струну. Кидаю на стол трезвонящую трубу, Ире приспичило наебывать. Сколько раз говорил, не звони, когда на работе! Никак не уймется. А теперь и вовсе счастье прибыло, выходит на работу в архив. Здравствуйте, лишние глаза. Сраный тесть рад стараться угодить дочери.

- Не запаришься, – рычу.

Варя улавливает адресат входящего. Побелев, отворачивается. Что мне сделать, она жена моя. Запретить звонить не могу, как не пытался. Все эти звонки, пиздежь сотрудников, скрепки-папки и вся херня. Это как денонсация начинающегося адского пиздеца между мной и Суворовой.

Уловив настроение, парни рассаживаются, ждем еще Михалева, того снова вызвали. Пока вытаскивают что-то, обсуждают, исподволь наблюдаю за Варей.

Единственная, кто стоит. Безразлично пялит в окно. В подоконник так вцепилась, что пальцы сейчас изломает. В остальном кремень. Ни шиша не в мать. Батя говорил, Марина мягче.

В отца ведьма. В Черную Бороду! Вампирка, колдовка чертова. Всю душу выпила. Всю кровь ей слил к алтарю в жертву.

В который раз в груди трескается. Стоит мегера, перебирает свою косу. Плетет-расплетет. Вечные игры с волосами. Наяда, твою мать.

- Товарищ майор, – резко оборачивается. – Может без Михалева начнем. Я передам все.

- Я просил мнения? – жму больше, чем положено.

Разговариваю, как скот. Любимов косится. Так не принято, да? Потерпят. Новая метла по-новому метет, не так ли?

Варя смеряет холодным взглядом. Ничего не отвечает, скрещивая руки на груди. Лицо спокойное, а глаза сверкают. Взрывы в зрачках, шаровые молнии сталкиваются и разлетаются. В который раз зрительные сабли скрещиваем.

Чтоб тебя, Суворова …

Выдыхаю через ноздри. Не пронять, да? Последний вопрос визуально дает охеренно ясный ответ. Читаю – пошел ты.

Ну че? Тогда ок. Я понял. Не хочет даже узнать, что почем. Значит для нее связь была менее затратной, чем для меня. Поверить в такое может и сложно, но возможно.

Не хочет? За грудиной молотит, в шаге стою от ебучего принятия отторжения. Сука ты! Да скажи хоть что-то, хоть знак какой дай, что ж ты морозилка такая!

Отвожу взгляд. Даю себе передышку. Роняю группе, что пока выйду перекурить, как вернусь так начнем. Парни кивают, а на Суворову не смотрю.

Задолбала!!!

Я себя тоже не на помойке нашел. Да, у меня баба. Да, так вышло? Да, блядь, миллионы так живут! Что теперь? Отрубить себе башку? Могла бы понять, что же непросто на нее полез. Не говорил, что люблю. Может надо было, я хер знаю. Только Варя не просила слова.

Что слова, я поступки совершал. Это важнее, чем трепотня.

Сжираю расстояние за пару минут. В курилке никого.

Пусто. Все получили от Зверева, шуршать по отделам погнали. Даже СОБР рассосался кто куда. Курю …

Она тоже курит. Должна же прийти сюда. Курю. Жду, как дебил. Признаю опять. Затем и вышел.

Вторую добиваю. Варя появляется не в курилке, на улицу идет. Пристраивается к урне, дымит. Как дрочер, пялюсь.

Тянет. Тянет! Тянет!!!

Ира обрывает трубу. Пишу, что занят. Отключаю телефон, всовываю в задний карман. Огромный соблазн выйти к Варе. Ведь спецом на виду у всех прячется, шансы подойти-предъявить на нулях.

Пох. Я подойду.

Торможусь лишь тогда, когда вижу брата. Цербер, набычившись, втирает ей что-то. Пытается забрать сигарету. Варя выставляет кулак. Дан качает башкой. Чмокает в пальцы и сваливает. Ревность голову отрывает. Понимаю, что клиника. Что брат, секу. Бесполезно, глаза кровью заливает, аж просачивается. Тут не ... ммм … сам себе объяснить не могу. Мужик по факту рядом. Любой! И полетела кукуха. Короче говорю ж, клиника.

11. Мясорубка.

Жажда одолевает. Меж тем понимаю, хапну из источника, начиненного ядом – сдохну. Да уже сдыхаю. Полумертвый стою, пока светом своих глаз пронизывает. И бросить бы все, наплевать. Пусть яд, пусть сдохнуть. Но ведь потяну за собой. Потяну! Завулон (кличка взята из «Дозоров» самим Олегом - прим.авт.) сожрет не только мою душу, эта сука еще троих заберет.

- В адеквате?

Взгляд внимательный. Даже нарочито сочувствующий. Меня ведет, а она уже взяла себя в руки. Я не забыл с кем дело имею. Жесткая, местами жестокая. Руку себе отгрызет, а из капкана выберется.

Знаю, любит же. Варя меня любит. Я чувствую. Неужели трудно поддаться, проявить чуткость и терпение. Наплевать на все в конце концов.

- Я да, а ты? В железную леди играешь?

- Что ты хочешь от меня? – бросает слова, как милостыню. – По работе общаемся без проблем. По личному - извини.

- С какого члена?

- Не с твоего, – нарочито показательно фыркает. Думает битое стекло в глазах не вижу, там его полно. Маскирует. Другой бы не рассмотрел, только Варю как свои пять пальцев знаю. – Что-то еще?

Мне хочется взять медпакет, вытащить шприц и вхерачить себе через одежду хоть какое-нибудь лекарство, чтобы отпустило. Рвет же на куски, я реально не в себе. Как можно до одури хотеть одновременно задушить и зацеловать женщину?

Преодолеваю трешак с ржавым скрежетом, на узлы вяжу. Втыкаю сигу в урну, обжигая пальцы.

- Я объяснил.

- Прекрасно, – заморожено плечами жмет. – Так … Ты женат. Но это ничего не значит. Давай, пожалуйста, трахаться дальше. Да? – прищуривается.

- Варь, – сбавляю обороты.

Она не сдается.

Да. Так. Чтоб мне сдохнуть, но все именно так.

Делаю шаг вперед, сжимаю пальчики. В ответ ничего. Вяло, безмолвно и никак. Это «никак» …

Лучше бы еще раз по роже заехала, все реакция была бы. По нулям. А меня снова в бурю бросает. Ведь несколько дней назад что вытворяла, как смотрела, как улыбалась. Живот скручивает диким спазмом, отдает по всему телу. Нутряк переворачивается, перемешивается, наступает полное опустошение и вместе с ним приходит тошнотворное сосущее ощущение.

- Олег, наши постельные приключения закончены. Все. Это конец, понимаешь?

Вскидываюсь. Как смириться, когда даже сейчас готов прижать к стенке, задрать форменную юбку и отодрать? Потому что в башку бьет звериное желание обладать сильной самкой. Покрыть и перфорастить до изнеможения, чтобы потом разморенную и удовлетворенную уговорить на дальнейшее.

- Нет. Я не согласен, – с наездом туплю, не объясняя больше ничего. Понимаю, как выглядит, но не могу раскрыться полностью. Не в моих силах. – Ты будешь со мной.

Задушил бы сам себя от того, что жалкий теперь, как обоссанный кот. Что-то блею и выпрашиваю. Вся херня в том, что готов им быть. Ни с кем другим никогда, а с ней … Такие дела.

Варя устало вздыхает. Прислоняется к стене, закрывается руками. Лицо подрагивает, ресницы порхают. Нежные прозрачные веки, шейка эта … сколько раз зацеловывал. Заливает знакомым трепетом, сгрести бы, отогреть. Но не стану. Наоборот, назад шаг делаю.

- Олег, – тихо, – знаешь, чего никогда не простит женщина?

- Н-ну? – жадно затягиваясь, не отвожу взгляд.

- Не того, что мужчина изменил.

- Во как? – жмурюсь от дыма, а у самого за ушами кожу ломит. – А что тогда?

- Предательства.

- Это неравнозначно?

- Нет. Переспать можно по дури, по пьяни, причина разная. Один раз! Один! Ты сделал это много раз. Ты жил с другой женщиной. Продолжаешь жить. Ты мог бы сказать, что женат, навешать лапшу на уши, что я единственная. Так вы все делаете? Но ты молчал. Прятался, как … – значительно прокашливается. – Щемился по углам. Знаешь, что самое хреновое?

В душе поднимается шквал армагеддона. Первая волна накрывает стремительно. Держу фокус Вари, не отпускаю. В оправдание сказать нечего. Пока нечего, поэтому пусть размазывает дальше. Плохо не это. В минуту, когда смотрю на нее, душу сечет мечами Хатори Ханзо. Крест-накрест перерубает до сухожилий. Обескровливаюсь мгновенно.

- Что? – хриплю.

- Мне даже в голову не пришло проверить тебя. Я же фейс, Олег.

- Че не проверила с такими возможностями? – тысячи ударов рассекают мясо.

- Я тебе верила, – припечатывает. – Не считала нужным. А сплетни по отделам не собирала и не собираю.

Признание шпарит по венам, точнее по остаткам вен. Они порваны. Жилы разодраны в хлам. Собираюсь по кускам, прежде чем ответить. Растираю в крошево горящую в пальцах сигарету, сминаю. Ничего не чувствую. На очередные шрамы плевать. Больнее от рубцов, оставленных загнавшим меня в угол враньем.

- Ты бы не верила.

Выдаю нагло, с сипом в легким. Булькаю, как тонущий.

Против воли быдлю, из всех сил сохраняюсь. Мне надо так.

- Зря, – первая реакция больная после всего дерьма проскакивает. – Это оказалось больно.

12. Лечить душу.

- Не знаю, что сказать, – Маша хмурится. – Может все не так просто, Варь?

- Спустись с небес на землю, – недовольно замечаю. – Давай сказки не станем придумывать.

Невестка поджимает губы.

Натягиваю панамку на глаза. Хоть чуть дохнуть. Неделя закончилась жарко. Реакция Жданова жарила. Не убирая козырек с глаз, нашариваю ледяной бокал. Смачиваю горло. Ожидаемая влага не тушит воспаленное горло. Как в песок сухой вливается. Все предсказуемо, я истощена. Как бы не старалась гнать на нейтралке, все равно скорость не гасится. Вся в броне, но за ней обломки летательных аппаратов.

Не хочу …

- Схожу еще за компотом, – ворчит Маня.

- Льда принеси, пожалуйста, – прошу, выдавая взглядом истинное отношение к невестке.

Люблю ее, не могу.

Ловлю контакт и выдаю. Маша, покачав головой, сдержанно улыбается. Уходит. Хорошенькая она у нас. Понимаю почему Дан бесится. При приближении любого носителя писюна скалится и капает психованной слюной, брызжет. Двоих детей родила, а выглядит на все сто. Хотя и лет ей уже немало, но это не меняет сути братца. Даня, отбитый насчет семьи. И меня пасет, и Машку, и Даниэлу. Про последнюю лучше не говорить. Долбанутый папаша, маниакально следящий муж и все в одном флаконе.

Кстати …

- Маш, привет.

Из дома выходит наша бомба стройняга. Смахиваю панаму, искренне счастливо взмахиваю рукой. Идет красотка.

- Данка, – присвистываю. – Отец одобрил такой разврат? – смеясь, указываю на откровенный купальник.

- Одни девочки дома, – отмахивается. – Дед и тот умотал. Мистер Бородуля погнал по делам. Один Ванька под ногами крутится. От папы дождешься прям. По его мнению, буркини мой наряд. И то! Лучше еще сверху в махровый халат замотаться, – жалуется. – И шлем! А лучше два сразу.

- Конец парням, да? – хохочу.

- Варь, какие парни? – плюхается рядом. – Мы с тобой плюс-минус рядом, много тебе накапало? Вот помнишь встречалась с одним и что? Трус оказался. Второй … говорить не хочу. Короче, ушла в работу. И папа еще как с ума сошел. Говорит, че тебе Данка замужем делать, гуляй лет до тридцати, сейчас время сдвинулось. Ну достал, – возмущается, – мне кажется у меня в квартире прослушка везде. Мне сколько лет?! – взвивается. – Дед еще! Этот хуже папы. Как начнет допрос, хоть ложись и сдыхай. Привезла как-то познакомиться парня. Знаешь, что устроил? – хлопает по шезлонгу ладонью. – Я думала, датчик в жопу засунет. Вел себя, как … – тараторит и тараторит. А я ее понимаю, не перебиваю даже. Знаю, о чем говорит. – И что? И ничего! Последний сбежал. После такого-то приема. Начала выговаривать деду, он глаза выпучил и такой, ой, внучааа, а я что, если они все безъяйцовые, если типа с дедом не может справится, то че потом ждать. А ты видела нашего деда! Он же сам сатана. Вот так! Чертовы фейсы! Я никогда замуж не выйду. Не дадут!

Откидывает парео и с разбега ныряет в прохладную воду бассейна. На эмоциях отмахивает под водой, мелькая гибким телом в бриллиантовом блеске. Красивыми сильными гребками справляется с расстоянием. Говорю же, красотка.

- Вот, – ставит Маша лед и компот. Тихо спрашиваю, что там у Даны произошло. Маша закатывает глаза. – Варь. Чертовы фейсы. Все! Не знаешь, что ли?

- Муж твой прям озверел.

- Сама знаешь их история с Данкой. Он ее бережет. Все никак по внутренним долгам не рассчитается. Не может себе простить, как пропустил первые годы детства.

Да. Было дело у них. Как вспомню, ужас (история Дана https://litnet.com/shrt/8gp2)

- Это ж клиника, – пожимаю плечами.

- Мгм, пойди и скажи ему. Сама.

- Спасибо! Нет! – передергиваю плечами.

Нас окатывает каскадом брызг. Визжим с Машей. Даниэла выныривает и ругается. Племянничек прибыли.

Ванька, не обращая внимания, снова карабкается из басса и снова и снова прыгает, устраивая черт знает что. Вылетает мама. Все начинают орать, кричать. Нет, никто не ссорится. Мы просто как большая русская семья стараемся перекричать друг друга и донести свою мысль. Становится шумно. А мне так хорошоооо.

С раненой улыбкой наблюдаю, как Данка гоняет Ваньку. Ванька, хохоча также сигает, окатывает сестру. Машка пытается навести порядок. А мама уговаривает всех выйти из воды и пойти уже поесть блинчиков. Она что зря готовила?

Я так всех люблю, сил нет. У меня сердце заворачивается от нежности. Поэтому приехала сюда, чтобы полечиться хоть немножко. За прошедшую неделю я истрепалась и истончилась. Надо добрать, наполниться.

- Варя, – несется на меня мокрый Ванька. – Шпасай!

Шепелявость рулит.

Это наш пароль. Хоть Ваня уже давно с прекрасной дикцией. Данку я люблю, но Ванька – это ж моя слабость. Раскрываю руки, ловлю племяша. Буйволенок влетает в меня. Шатаюсь, врезается неслабо. Двенадцать парню. Он почти ростом с меня. Все рассказывают о противных возрастах подростков, нету у нас проблем таких. Ванька бомба просто.

Смеемся, барахтаемся. Данка отступает. Ванька лезет ко мне на лежак.

- Че такая?

- Какая?

- Грустная, – отрывает ноготь.

Недовольно щелкаю по пальцу. Напоминаю о ножницах.

- Нормально все.

- Врешь ты, Варька, – вздыхает со взрослыми интонациями.

Щелкаю его по носу.

- Эй, мистер Шерлок!

- Варь, – грызет палец. – Ты это … тогда скажи хоть кто обижает. Мы с пацанами соберемся и наподдадим ему. Тока бате и деду не говори, мы сами справимся. Поняла?

Наваляет Жданову? Представляю. Нервно смеюсь.

Вот так его не любить? Прячу выступившие слезы под темными очками, киваю.

- Поняла.

Ванька с гиканьем сигает назад в воду. За шумом не сразу замечаю, как ворота отодвигаются и во двор плавно въезжают два наших цербера.

13. Опекуны.

Все сматываются в дом. Я же остаюсь. Родня знают мою фишечку - посидеть в одиночестве, не трогают какое-то время. Но маме ни по чем. Если она считает, что ее дитя страдает, значит помощь должна быть оказана так, как она считает нужным. И хоть что сделай.

- Что происходит? – садится рядом.

- Мам, – стреляю выразительно.

- Не мамкай! Я тебя не знаю, что ли, – возмущается, – ходишь как протухшая селедка.

Боже мой. Вот никогда в выражениях не стеснялась. А раньше была женщина-ромашка. Это Ванька ее взбодрил, мама до него слов таких не знала.

- Не закатывай глаза, – командует. – Что там со Ждановым?

Приподнимаюсь. Удивленно таращусь в глаза. Ну это вам что? Донес уже Черная Борода соображения своему заму в семье. Вот же шерочка с машерочкой.

- Мам, это мои дела.

- Сядь! – гвоздит взглядом. – Скажу кое-что.

Что у меня за жизнь? Мне не пятнадцать и даже не двадцать. Я старлей структуры, считаюсь неплохим сотрудником, МС по спорту и что? Все меркнет по сравнению с командами мамы. С папой и братом еще как-то могу справиться, но только в стенах работы, а дома … Дома я сопливая Варька. Пипец какой-то.

- Слушаю, мам.

Она оглядывается. Придвигает шезлонг, наклоняется.

- Ты у меня взрослая, Варь. Твое дело, как будешь двигаться дальше. Отношения … все такое, – задумывается. – Скажу за отца Олега. Жданов старший, по сути, мужик очень даже ничего. Сталкивались, – внимательно слушаю, знаю немного о нем, мама, будучи в кризисе с папой с ним работала. – Сама в курсе. Так вот сегодняшний Жданов-младший от первой незрелой любви, поэтому и назван также как отец. Олег Олегович. Мать его умерла, вот … Яна решила поддерживать. Не знаю, что произошло там. Не знаю, что за брак. Отец этой Ирины, он большой человек, но думаю, что, если младший Олег хоть чуть походит на своего отца, то брак лишь по голому расчету. Там другое, что-то нечисто.

- Мам! – прерываю. – Он женат. Дело не в том, какой у него отец.

- Ох, Варя, – вздыхает мама. – Знаешь, как трудно разобраться в истинном положении вещей. Думаем одно и вроде есть все доказательства, а на деле другое.

- Я верю фактам, – сопротивляюсь.

- Верь. Одно другому не мешает.

- Разберусь.

- В кого ты, Варя? – подпирает щеку. – Вроде внешне такая мягкая, внутри помесь отца и Даньки. Взрыв.

- В себя, – пожимаю плечами.

- В отца ты, – треплет волосы. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Как считаешь нужным, так и делай. Просто хотела сказать, что иногда белое это не только белое. Смотря под каким углом смотреть.

Опускаю глаза. Упрямо мотаю головой.

Не надо ко мне лезть … Несмотря на дикую любовь к маме … Не надо. Озверею тогда.

Она понимающе улыбается. Сердце захлестывает нежностью. Дает мне минут десять и зовет к столу. Как раз хватит времени дух после разговора перевести. Но в доме папы не бывает чуда одиночества. Едва мама скрывается, как ленивой походкой шпарит Даня. Приехал так, что никто и не заметил.

Вот же сохраняются мужики так в сорок пять. Завидки берут. Мы пашем над собой, как проклятые, а эти … С утра умылся и красавец. Ох зверюга брат. Машина мышц и стальной взгляд. Даже улыбка не обезоруживает, все равно внутренний волчара в стойке наизготовку всегда. Вроде улыбается, но понимаешь, что в глубине вервольф перед тобой.

Ныыырррок! Без брызг. Надо же.

Где же мне было женихами разжиться, когда вот такое грозное чудовище рядом. Эх!

- Успокоилась? – отфыркивается, выныривая рядом.

- А я расстраивалась?

Дан цокает языком. Набирает пригоршню воды, лениво окатывает. Треснуть бы, да в бассейн за собой утащит. Знаю я его.

- Варя, забудь его, ок?

Начинаю набирать обороты. Вот чего ко мне все лезут? Опекуны, блин. Раздраженно передергиваю плечами. Дан валится рядом на лежак. Одной рукой придвигает к себе. Цепляюсь, чтобы не свалиться.

- Не лезь, – шиплю. – Мне не пять лет и шоколадки ты мне больше не таскаешь.

- Дурочка, – вздыхает. – Не разведется он, Варь. Яйца крепко привязаны.

Информация больно бьет в солнечное сплетение. Разнюхал уже. Пробил по каналам. С него станется. Сопротивляться бесполезно, ведь знаю брата. Любая тень над моей головой, и он вот, уже разводит руками. С одной стороны, за такого любая сестра душу продаст, но с другой … Можно я сама, а?

В голове шлак, вычленяю одно единственное.

- Откуда сведения о том, что привязаны?

- Хм, – отворачивается. – Выясняю еще. Но лучше тебе забыть о нем. Работать можно, а вот остальное. Не лезь больше туда. Прошу по-братски. Опасно, Варь. Все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Как всегда, навел тень на плетень.

Мне хватает малого, чтобы струной разрезало по сердечку. Кровь хлещет сразу, не остановить. Любое воспоминание об Олеге – проникновение горящего прута в скукоженную плоть. Больно. Очень больно. Не понимаю иной раз, как держусь. Гоню из памяти все, что касается кадров, связанных с его женой, а они снова и снова с памяти воскресают. А когда пересекаются с «нашими» становится невмоготу. На куски раздирает.

14. В машине на серпантине.

Варя заходит последней. Сухо здоровается, занимает свое место. Молча провожаю ее взглядом. Реакции нет. Сразу достает блокнот, хмурясь, перелистывает, залипая на страницах. А я под общий гомон на нее залипаю.

В кабинете галдеж, но я будто в тишину проваливаюсь. Сам себя слышу, как тяжело дышу. Не хотел бы смотреть, выдаю ведь с головой нервяк, глаза сами Суворову находят, как бы не сопротивлялся. Неделя прошла, пост держу почище подвижника.

Кремень. Скала. Сидит, не двигается, как статуя замерла, только пальцы страницы перелистывают.

- Начнем, – прибиваю. – Михалев.

- Поступила информация на Петренко. Футбольный фанат. Организация дебоша.

- Это не наше, – влезает Любимов. – Пусть опера занимаются.

- Наше. Статья дюже подходящая. Надо проверить. Ордер на обыск вот, – протягивает мне. Пробегаю глазами. Правда, это наш клиент. – Думаю найдем с избытком.

Конечно, наш. Я этого мудака еще по прошлой работе знаю. Ворочает и остается чистеньким. Нахеровертил в последнем, но мы его отпустили. Так было нужно.

- Найдем. Он уже есть в базе, – коротко сообщаю.

- Так я поеду?

Лучше было часов в шесть утра. Самое лучшее время. Вся херня в том, что, если упустить … Короче ехать надо сейчас.

- Едет Суворова.

Варя поднимает голову. Впервые за время прихода сюда срезаемся взглядами.

- Риски минимальные пока, – подчеркиваю.

- Я поняла.

- На блокировке кто? Если решит сопротивляться?

- Михалев и еще одного возьмите.

- Я одна пойду в квартиру?

- Нет.

- А кто со мной?

- Я, Суворова.

Опускает взгляд. Игнорирую недовольство. Мы в одной команде, так вышло. Потерпишь!

Малодушно отмечаю, да кого угодно можно было к сраному Петренко послать, но это возможность. Хотя бы такая ебанутая, но возможность. Иначе без вариантов. Еще неделю морозить будет, а там могу за себя уже не ответить. Наворочу с вышкой.

Далее погружаемся в работу над поставленными задачами. Совещание проходит быстро и слажено, потому что в группе думающие, четкие. Закончив, собираемся на выезд. Внештатник сообщает, что Петренко дома, так что торопимся.

- В мою машину, – приказываю Суворовой.

- Я с Михалевым.

- Сказал. В мою машину.

- Не надо так со мной разговаривать, майор Жданов.

- Выполнять приказы, старлей.

Намеренно шпарю обидой. Другого не вижу выхода. Насупившись, идет. Дверь не открываю, садится сама.

Пока завожу, бешусь, какого хрена сидушки двигаются взад-вперед, а не друг к другу. Сейчас бы вплотную дистанцию сократил и ничего бы моя Суворова не сделала. Врубаю скорость. Кошусь на Варю, нутряк вибрирует. Сжимаю пальцы добела, так сильно дотронуться хочу. Коснуться бы щеки, почувствовать тепло кожи, проникнуться. Отгрызет же, не глядя.

Сссука.

Убиться о лобовуху.

Мышцы сводит, но коснуться будет мало. Как маньяк последний хочу влезть под кожу, раствориться, влиться в самый центр сердечка. Железный замок не дает. Ключа нет отпереть, его забрали. И отдадут … Но я вырву. Сам украду. Еще немного осталось.

До дома доезжаем в минимальные сроки. Не глядя друг на друга, поднимаемся по лестнице. На звонок долго никто не отвечает, уже думаю, что внештатник ошибся, но ни хера. Ключ проворачивается. Сносим бугая внутрь.

- В чем дело?

- Здорово, Петренко, – Михалев сует под нос бумагу.

Я сразу прохожу в комнату. Голая девка вызывающе таращится. Мерзота, хоть бы прикрылась.

- Оделась быстро.

Недовольно кривится, вылезает и натягивает шмот. Растаскиваем их по комнатам. Тварь проходит мимо Вари и внезапно бросается на нее.

Зверею. На мое бросается. Не даю Суворовой самой ответить на выпад, высекаю из зоны прикосновения. В секунду гандона вырубаю, прибив к стене. Нахлобучившись с последних событий, херачу по полной, пока не оттаскивают.

Дебил приваливается к стене, неадекватно смеется, размазывая по роже кровь.

- Я теперь найду даже то, чего нет, – рычу, злясь за Варю.

- Попробуй.

- Попробую. Тащи его куда-нибудь.

Михелев надевает наручники, прет его в кухню. Парни обыскивают хату, а я зажимаю в прихожке Варю.

- Испугалась?

В эту секунду забываю, что она МС и фейс, сейчас она для меня просто девушка. И взгляд ее … Я больше не могу. Я не могууу!

15. Коса на кулак.

- Мне пугаться нечего, – отворачиваюсь от Жданова. – Пуганная.

Труднее всего делать вид, что я не я и попа не моя. Так, кажется, маленькие девочки говорят. Забыла уже. Взрослым труднее лишь потому, что эфемерная задница становится осязательнее и неприятно реальнее. Я в ней, алло. Кто об этом знает кроме меня? Да, пожалуй, никто, так что пляшем. Неумело, спотыкаясь, но пляшем.

Жданов не отходит. Продолжает наблюдение, будто он доктор, а я больной. На глазах у всей группы. Рыцарь, тамплиер неудачник. Я бы сама справилась, не таких рубила. Петренко с виду здоровый, а так мешок с жиром. Ничего такого.

Независимо выматываюсь из тисков. Куда там, стоит как будто ему внезапно спину скрючило и не разогнуться.

Да что он держит?! Мучает. Пялится, будто ранена от нападения. Знает же, как тяжко близость тел переносить, даже если через одежду.

- Дай пройду, – хриплю.

Медленно моргает. Роняет горячий порочный взгляд на губы. От посыла кровь сворачивается в лохмотья. Олег облизывает свой рот и сипло выталкивает.

- Подожди меня в машине. Мы тут сами.

Сразу ответить не могу. Сила, идущая от колдуна, парализует. Как контуженная, каркаю в ответ.

- Зачем дал приказ, что в группе?

Ничего не говорит. Из комнаты доносится визг мадам, чары мгновенно рассеиваются. Двусторонне вздрагиваем.

- Подожди, – сухо бросает и отходит.

Остаюсь без тепла. Передергиваю плечами.

Хмурюсь. Все ясно. Не мытьем, так катаньем. Недовольство нахлобучивает гребнем. Вообще-то я время теряю, в отделе есть что делать. Базу проверить времени не мало требуется. А тут … Начальник, блин. И ведь приказа не нарушить.

- Варь, – мягче. – Иди.

Детское упрямство заставляет встрепенуться. Поджимаю губы, сухо сообщаю Жданову, что не собираюсь никуда уходить и если уже я здесь, то доведу все до конца. Как ни странно соглашается.

Дальше рутина. Парни методично переворачивают квартиру, пока не находят доказательства вербовки и подготовку к актам, что противоречат УК. В который раз задумываюсь, сколько их таких? Судя по работе, что нормально спать не дает, много. Не живется людям хорошо, ищут на задницу приключения. Как бы их не заверяли кураторы, что ни хрена не будет, мы убеждаем и доказываем обратно. Кому-то приходит прозрение, кому-то нет.

Петренко из последних.

- И че? – трепыхается нагло.

- Ниче, – гудит Михалев. – Узнаешь.

- Вам все, мусора. Вас прикроют, – корячится.

- Дебил, не понял кто приехал к тебе?

- Один хрен. И мусарню нагнут. И вас нагнут, – рассыпается понтами.

Парни пакуют его, забирают технику. Я справляюсь с девой. Передаю знакомым операм. Пусть детальнее допрашивают. Судя по всему, она снята на ночь, вряд ли что знает, но нужно проверить.

- Слышь, ты, – корячится Петренко, – с косой. Эй!

Передергиваю плечами. Я понимаю, что вешу немного, хрупкая с виду, наверное, но … Могу всечь. Меня же не зря Даня тренировал. А он у нас почти Халк и вообще я МС, чем горжусь. Это внутри доводы сейчас перебираю. Внешне ничем не выражаю особенности неприятия.

- Рот закрой, – советую. – Наговоришь лишнего.

- Ответку отгребешь, – выламывается. – За разбитый нос.

Мимо проходит Жданов и еще раз мажет Петренко по лицу. Тот взвывает, оседая по стене. Сторонюсь, пока мрачный Олег проходит, так и не посмотрев на меня. А я не ждала.

Выбора нет, сажусь назад в тачку Жданова-султана. Молча пристегиваюсь, отворачиваюсь детально рассматривая унылый пейзаж в окно. Олег возится. Понимаю почему, ждет пока со двора машины наших свалят, будет больше места для маневра. Только маневры не снаружи будут, а внутри.

Тишина затягивается. Олег просто сидит, уставившись перед собой. Не двигается, не дышит. Застыл. Вряд ли его так поразило задержание, но и сидеть на расстоянии вытянутой руки тоже сил больше нет. Я не из камня выточена и сердце все еще пульсирует той самой больной красной жидкостью, как бы не маскировалась под безразличную статую.

- Поехали, – не своим голосом говорю. – У меня базы горят.

Молчит.

В груди запекает. Разворачиваюсь корпусом, насколько салон позволяет, мечу ломаные молнии. Пронять Жданова рисованным возмущением, это все равно что в театре получить роль, не имея актерского образования. Или залезть на сцену после пьяного караоке. Эффекта ноль.

Не движется.

- Олег, – зову, наплевав на все, лишь бы завел машину, увез. Мне надо быстрее пресечь пребывание на минимально маленькой территории. – Хватит стоять.

Затяжно кивает. По губам скользит едва заметная вымученная улыбка. И все бы норм, но Жданов поворачивается. Его взгляд … Судорожно сглатываю комок.

Пепел и разруха. В самых зрачках, на самом дне творится такой же ад, как и у меня. Только тут мы схожи, как близнецы. Широкие плечи немного опускаются под давлением обстоятельств, я и сама копируя обвал тела, не могу держаться, как хотелось бы. Раздирает внутри.

16. Титаник против айсберга.

Накрывает лавиной. Отбрасываю все противоречия под напором Жданова. Лишь минуточку позволяю себе забыть обо всем, иначе просто умру от голода. Да, он - моя доза. Звучит старо как мир, это так. Вот возьму немножко и пошлю его к чертовой матери. Пусть катится.

- Моя …

Три буквы проваливаются в рот. Жданов обрушивается со всей изголодавшейся страстью, я же знаю его. Он стихия, если дорвется, то разрушит все, будет метать, пока не оставит голую равнину. Я на секунду …

Принимаю поцелуй, беру свое тоже. Отдаюсь напору, разрешаю себе забыть, что скотина женат, что вернется вечером домой и ляжет в одну постель с ней. В отместку впиваюсь в шею, давлю в точку, чтобы было больно. Жданов принимает, рычит, но не отрывается, лишь сильнее прижимается. Врывается своим лживым языком, лижет жадно и так … Ненавижу!

- Все, – пытаюсь закончить пытку.

Одолевает дрожь, отрываюсь от него. Потому что выдержать натиск выше сил. Жданов не отпускает. Лишь на миг оторвавшись, бросает горящий взгляд. Зарабатываю оттиск на сетчатке, не понимаю, как можно быть таким двуличным. Что-то в очередной раз во мне ломается. Противоречия, мощно сталкиваясь, рождают очередной вулкан.

- Какой все, – сопротивляется, набрасывается. – Мне до «сдохнуть без тебя» пять секунд осталось.

- Не сдох пока, – дышу ему в небритую щеку, – и дальше будешь жить долго и счастливо.

- Без тебя не хочу.

- Думаешь, буду третьей?

- Варь …

В грудь вбивает притяжение, оно ломает. Подчиняет. Броня рушится, как бы не пыталась выставить щит. Жданов лишь усиливает, отступать не собирается. Ломовой прием, никак не иначе.

- Олег!

Отталкиваю, но это все равно что переть титанику против айсберга, пробоина неизбежна. Жданов отстраняется, глаза наливаются кровью. Разлет от стекла в глазах за секунду меняется на злость.

- Ты че делаешь? – орет. – Ты, блядь, решила, что вот так пошлешь меня на хуй и все?

Ни в какие рамки не входит обвинение, он охренел? Едва справляюсь с порывом зарядить по наглой физиономии, используя отточенный годами прием по назначению. Не знаю, как удерживаюсь.

- Пошел ты, – выдавливаю. – И не лезь больше.

- Не лезь? – издевательски. – Тебе это мешает? – сдирает кольцо, швыряя за окно. – Так все, больше нет причины.

- Причины? – взрываюсь. – А дома у тебя кто? Стена?

- Да насрать кто у меня дома. Главное, ты!

В груди переплетается неясная природа. Понимаю одно, Жданов будет переть напролом, ничего не помешает. Мои чувства в расчет берет или нет? По всем показателям – нет.

Трясет от перепалки. Выбрасываю изломанный окурок в окно. Достаю новую сигарету. Бросить все и свалить отсюда, пока не поздно единственный выход. Хватаю сумку, только никто выйти не позволяет. Втягивает назад, зажимая в тисках.

- Мне на нее наплевать, – влетает откровение в ухо.

Зажимаюсь.

- Так разведись.

- Я не могу, понимаешь.

Вот и все. Вот и все, что нужно понимать и знать. Остальное тупо слова.

- Тогда иди, а меня оставь в покое. Тебе потрахаться не с кем? Жена не дает? А бельишко купила для шикарного вечера, – кровоточа, язвлю.

Жданов меняется в лице.

- Я не спал с ней.

Горькое разочарование шпарит по телу. Они так все говорят, да?

- Ой, хватит. Хватит, а! Не сплю, не люблю, вынужден. Сказочник.

С болью вырывается. Не могу представить, как он ее трахает. Господи, выражаюсь, как гопница, но выхода нет. Профессия откладывает отпечаток, я жесткая, да. Не могу иначе. Подбирать высокопарные слова не мое. Такая работа, все сухо и по факту. А боль … Ее и сожрать можно, спрятать в глубине, закрыть на семь замков. Переживу. Я переживу.

- Спасть хочу с тобой, – сечет, – не с ней.

Вздрагиваю.

- Не неси херню, Жданов. Говоришь, как киношный герой.

- Звучит так, но я не могу без тебя. Ты поняла? Ты, сука, поняла? У меня стоит днем и ночью. Все мозги вытравила. Давай оставим все, как было, Варь.

- О тройничке мечтаешь? Не выйдет.

- Ты дура?

Отворачиваюсь, выдержать посыл, что выражает не могу. Сильнее меня. Понимаю, что перегибаем и я, и он.

Связь … гребаная связь. Как разрубить ее, я не знаю. Не нахожу ничего лучше, чем вырваться и свалить из тачки. Доберусь сама.

- Ты все равно будешь спать со мной, Варь, – яростно орет. – Наша связь нерушима. Нерушима! И тебя тоже без меня ломает. И да, будешь третьей, такие обстоятельства. И я не отступлю! Поняла?!

17. На усилении.

Встречаемся в отделе позже. Таранит мимо меня, будто не выворачивался наизнанку перед ней в машине. Лицо топором и ни одной эмоции. Железная кнопка ни больше не меньше. Намеренно задеваю плечом, не сильно, но чувствительно. Немного пошатнувшись, выворачивается. Ничто ее не берет.

От точечного прикосновения жарит. Жарит как на сковородке в аду. Встает несмотря ни на что. От любого контакта деревенеет. Не падает сука, не гасится пожар. Бляядь, аж в пот кидает.

- Глаза разуй, – все, на что разражается.

- Потерпишь.

Иду в толчок рожу умыть. Окатываюсь ледяной водой, шкура шипит и трескается. На свежие зарубцованные раны кислотой проливается. Да твою мать. Не заживает. Вода за шиворот льется, по грудине скатывается. Горю, блядь.

Едва придя в себя, выматываюсь в коридор.

- Олежа.

Гадство!

Оборачиваюсь. Идет расфуфыренная жена. Даже сюда как на тусовку наряжается, ничто ей не указ. С таким-то папкой это нормально. Как всегда, законы не для всех работают. В сторону жены – законов нет и не будет.

- Что тебе?

- Ну что ты грубишь?

Кошкой стелется. Неприязненно кошусь, как выворачивает губы. Что за манера строить из себя Лолиту, не понимаю. Бабе далеко не двадцать даже. Жмется-мнется. Клички дурные, хлопанье глазами, лопочет как недоразвитая. Бесит.

- Ир, – пресекаю. – Хватит.

- Я соскучилась, – хомут ложится на шею. Длинные ногти скребут затылок. – Ты такой холодный стал.

Сую лапы в карманы. Беспристрастно моргаю. Стал?

- Какой и был, – поправляю ровно.

- Было и по-другому, Олег. Помнишь? – уходит в обворожительные, по ее мнению, ноты.

Зачем напоминать, а? Ей лучше знать, но Ира упорно переворачивает картину. Живет, закрыв глаза, а че? Удобно.

Скриплю зубами.

- Мне работать надо.

- Ммм, какой плохой мальчик.

Мимо, как назло, проходит Варя. Невидяще смотрит перед собой. Матерюсь про себя, все спецом что ли разворачивается. Теперь вообще пиздец. Ни шанса не будет. Дергаюсь на шаг назад.

- Папа вечером в гости позвал. Поедем? – снова навешивает.

Сука! В башке рвется. Позади стихают шаги. Они будто реквием по надежде ржавыми гвоздями в крышку рухнувших надежд вбиваются.

- Нет. Занят.

Скидываю руки, сваливаю куда подальше. Поступаю как последняя мразотина, и нигде в душе не шевелится. И что? Она знала.

Злой как черт вваливаюсь в кабинет Вари. Зачем? Я хер знаю.

- Фильм бомба, Варь! – распинается Казанцев. – Пошли, че киснуть дома?

Че за …

Застываю нелепым памятником в проеме. Казанцев распинается перед Варей, втирает лютую дичь про голливудщину, рисуется. Раньше не замечал рвения, сейчас что изменилось. Понравилась так? Сидит не на стуле, на стол примостился. Футболку спецом задрал, чтобы терку продемонстрировать или че?

- Не знаю. Дела есть.

- Да забей ты, – отмахивается. – Куда в последний раз выходила? Запарились на работе. Ни сна, ни покоя. Пошли, Суворова.

Улыбается.

Она ему улыбается. Контакты не теми полюсами присоединяются, херачит замыкание. Если согласится?

- Может и правда сходить, – размышляет.

Казанцев тянет дебильную лыбу. Радуется мудак.

- Казанцев! – гаркаю.

Вскакивает. Одергивается, в секунду приводит себя в порядок. Ебло серьезное, как у депутата на избирательном участке. Варя тоже поднимается, но вот как раз ей бы хорошо сейчас не отсвечивать. Зашибу обоих.

- Я.

- Петренко допросил?

- Его допрашивают.

- Бегом исполнять. Лично доложишь.

- Есть!

Казанцев незаметно сигнализирует Варе. Меня окончательно взрывает.

- Казанцев. Остаешься дежурить. Ночью еще будешь колоть Петренко. Поступила информация, что он связан с людьми, которые нам еще интереснее, чем были «до».

Варя испепеляюще сжигает взглядом. А ты как хотела?! В обратку упрямо давлю. Сказал нет, значит нет. Или я, или никто.

Подвядший Казанова скисает. Козыряет и сваливает.

- Даже если уберешь всех мужиков в радиусе ста км, все равно ничего не светит.

- Еще один мужик … хоть в песочницу пригласит, и ты согласишься … Имей ввиду.

- Пошел ты, Жданов! – ее тоже перекашивает.

- Куда? – свирепею.

- На хрен! Работать в твоей группе не буду. Воспользуюсь положением отца.

- Сдаешься? Слабачка? Ты же фейс, Суворова. Должна даже сатану выдержать, – беру на слабо, потому что боюсь - правда свалит. А я такое не планировал. – Кстати, ты сегодня дежурная. Это приказ. Базы горят!

18. Никто не дотронется.

Чертова лампа! Долбаный Жданов!

Со скрипом отъезжаю от стола, устало расправляю плечи. Боже мой, уже час ночи. Зажимаю урчащий желудок, поесть забыла, как всегда. Хотя что говорю, вру. Кофе съедено достаточно. Аж в горле горчит.

На минуту прикрываю глаза. Желтоватый свет наяривает сквозь веки. Говорю же, чертово все. Устала.

Дверь в кабинет открывается напористо и нагло. Заходить так может лишь один человек. Невольно сжимаю кисти чуть напряженнее и стараюсь не дышать. Делаю вид, что я дохлая бабочка.

Тяжелые уверенные шаги, а потом рокот.

- Ешь.

В нос бьет нежнейший аромат мяса. Против воли во рту скапливается поток слюны, и чтобы не подавиться, приходится сглотнуть. Получается шумно. Бесит такая слабость. Хотя поди скажи урчащему на весь кабинет желудку. Он не ел пару дней нормально.

Не открывая глаз поворачиваюсь лицом к стене. И только потом раскрываю очи.

Долго будет стоять над душой?

Стоит. Уходить не собирается. Разбрызгивает свои флюиды по воздуху, дыши Варя хоть захлебнись.

- Варя, ты можешь сколько угодно пялится на стенку, – сдержанно рычит, – но жрать никто не отменял.

А че мы такие спокойные, забыл, как рычали друг на друга недавно?

- Не хочу.

- Хочешь, – уверенно.

Заходит сбоку. Выбрасываю руку, предусмотрительно останавливаю.

- Стой, где стоишь.

Порывистый тяжелый выдох. Шаги замирают. Скрипит кресло под тяжестью тела.

- Поговорим?

Опять? Недовольно втягиваю воздух. Мы все выяснили. Неужели непонятно.

- Олег …

- Как продвигаются дела по базе?

Ну если по работе, то … Разворачиваюсь. Сосредоточено нахожу точку, что фиксируется на линии волос Жданова и докладываю.

- Проработав часть, могу сообщить следующее. Группы по обработке формируются в несколько цепочек. Последняя цепочка исполнителей, – протягиваю распечатку, – те, что были замечены и взяты операми в Северном районе. Фамилии самых проблемный предоставляю, прошу … – начинаю отчитываться.

Привожу доводы, подтвержденные фактами. Жданов внимательно слушает и вникает. Но я понимаю, что сказанное всего лишь цепочка айсберга и его интересует не обсуждаемый планктон, а то, что лежит на дне. Только работа такая, что без тщательного штудирования нудной информации не тронешься с места и ему это тоже известно.

Двигаю еще один лист со схемами. Там выведены аналитические линии, которые ведут во вторую ветку. Судя по оживившемуся выражению лица, попадаю верно.

- Смотри, если мы правильно спрогнозируем, можно выйти на Черкашина, а он в свою очередь замешан еще в одной ветке. В той, что нас приведет как раз …

- К организации сетевой вербовки.

- Да.

Меня немного отпускает. Несмотря на близость, чуть ослабляю вожжи. Точнее не так, стараюсь не реагировать и не смотреть на Олега в прямой контакт. Искры никто не отменял.

- Ты устала, – горячая ладонь покрывает мою.

- Нет, – вытягиваю и прячу в рукав свитера.

- Я же вижу.

Сглатываю комок.

- Олег, раз уж нам выпало работать в одной команде, я бы попросила.

Твердо смотрю на Жданова. Хотя внутри болтушка из органов.

- Варь, хватит, – глухо роняет.

- Не хватит. Вы, видно, Олег Олегыч решили, что все равно по-вашему будет. Так вот – не будет.

Максимально закрываюсь, потому что понимаю тактику, стоит чуть расслабиться и все – капкан. Жданов сродни терпеливому охотнику плетет силки. Уже попадала. Спасибо, рвать наживую себя больше не желаю.

Олег складывает руки на столе, кладет голову. Стриженый затылок настолько уязвим, что с трудом преодолеваю желание протянуть руку, погладить. Харам (в переводе с арабского – «запрещено» - прим.авт), Варвара. Если не хочешь занять позорное место любовницы, то харам.

Жданов измученно поднимается. Битым стеклом рассыпая, глухо признается.

- Ты мне нужна.

Хлещет кипятком по горбу. Сгибаюсь.

- А ты мне нет.

- Врешь.

- Не вру, – закусываю начинающую трястись нижнюю губу. – Возвращайся к жене.

- Она мне не нужна, – с жаром выталкивает.

- А ты мне не нужен, – пожимаю плечами.

- В прошлую встречу другое говорила.

- Так и ты мне, – развожу руками, – не говорил, что женат.

- У меня причины.

Слова, как гвозди. Вбиваются в запястья и ноги, прибивают. Жарит на солнце, сводит с ума. Какие причины, когда все так … Я же живая, зачем он так …

Закупориваю отверстия, забиваю глиной.

- Да ты что? Я тебе игрушка, что ли?

19. Без вариантов.

Ведь понимаю – врет. Где бы она мужика нарыла так быстро, но тем не менее внутри дерёт. А если? Ведь мне не помешало скрыть информацию о жене, так что Суворовой стоит. В голове рвутся снаряды гнева. Поделать что-то с ними по нулям шансов. Взрывает присвоение по полной.

- Ну? – против воли голос ввысь рвется. – Давай вываливай. Кто?

- Не пойти бы Вам, – брызжет ядом, – майор Жданов … – красноречивая пауза рассекает позвоночник – поработать.

- Вся ночь впереди, – балансирую на последней связке.

- Дел много. Боюсь не справимся.

Снимаю тарелку с мясом со стола, юзом проезжаю по поверхности сейфа. Варя пытается смыться, но хер там. Нагло блокирую выход, усаживая назад. Нависаю сверху.

Перед глазами шелковые пряди. С ходу под желудок пушкой лупит. Обожаю их. Втыкнуться бы носом и втянуть до боли щемящий аромат. Духи у Суворовой особые. И сама пахнет, как чародейка. На минуту поддаюсь соблазну, хватаю секундой запрещенку, как ломаный нарк втягиваю полоску запаха.

Приход с ног сшибает.

- Что ж ты такая … – хриплю.

- Товарищ майор, – трескающе-предупреждающе. – Вот руки не надо распускать.

- А то что?

Стыдно. Остановить себя не могу. Понимаю, что скатываюсь глубже в быдляче-панцанскую манеру общения. С Суворовой иначе не получается. С Варей чувствую себя, как ни с кем другим. Бешеная мамба моя. Лютая богиня.

- А ничего, – отрезает. – Забери свою еду. И проваливай.

Покормил, твою мать.

Пусть бесится, главное, чтобы мясо в мусорку не полетело. Не жрет же ничего зараза противная. Неужели трудно засунуть в себя хотя бы половину порции, на лице глаза в половину, осунулась, как белка, что желудь просрала (сравнение с крысо-белкой из мультфильма «Ледниковый период» Почему Жданов Варю с ней сравнивает понятия не имею. – прим.авт).

Поест, отвалю.

Грубо шарашу по столу. Угрожаю.

- Субординация, старлей.

- Вот именно! – отталкивает.

- Гадина упрямая! – обойдя стол, вновь падаю в кресло.

Это несерьезно.

Два взрослых человека нахраписто спорят, как малолетки. Варьке еще хоть как-то простительно, но я-то! Плющит и растаскивает. Так всегда с ней. Из штанов выпрыгиваю каждый раз. Приходит нещадно давить сущность, что, радостно поджав хвост, с лету прыгает на шею хозяйке, зализывая насмерть. Хер ты сейчас ее залижешь. Язык пересох.

Теперь сущность подрублена под колени. Обстоятельствами и ебаным браком, что обещал быть таким безоблачным, беспроблемным, несущим освобождение. Капкан оказался с секретом.

- Прости? – скорчив мину, выталкиваю. – Не хотел обидеть.

- Тем не менее удалось. Иди, а? – напористо просит.

Качаю отрицательно. Уходить хочу меньше всего.

- Ничего больше не будет, ты ведь на продолжение надеешься? Нет. Я не собираюсь ложиться третьей в постель.

- Ты никогда не была, – рычу. – Третьей.

- Смеешься? Я и так сожрала дерьма больше, чем надо. Отпустим друг друга, Жданов, – бессильно обреченно выдыхает, – отпустим пока не искрошились в капусту. Знаешь же, если схлестнемся, добра не будет.

Схлестнемся да. Тогда конец. Знаю. Все я знаю. И все равно цежу.

- А может я хочу схлестнуться.

Вскакивает, как ужаленная. Взлетает на стол коленями, коса через плечо летит. Сверкает белками, как инопланетянка.

- Зачем? Забыл, как забрало у меня падает? Ты же видишь, как пытаюсь не скатиться в сраную бабскую сущность. Ненавижу кликуш и дебильных «мстительниц». Но если не внемлешь … – тяжелое дыхание ухает по волнам – ударю по-другому. Во вред себе и тебе.

С больным уязвленным удовлетворением киваю.

Суворова уникальна. Любая другая баба давно бы устроила адские разборки, но Варя … Нет. Если губожопые творят дичь, не понимая, что выглядят еще тупее в глазах окружающих в ебанутой «мести», на которую мужикам положить, то такие как Варвара поступают иначе.

Кто сказал, что не хочу такого «иначе»?

- Твое забрало помню.

- Тогда не будем.

- Думаешь сможешь меня забыть? Так быстро?

Бью по больному, потому что мне еще херовее. Хуже от того, что понимаю, если отпущу Варю, она когда-нибудь оклемается, а вот мне пиздос по факту будет. Я сдохну без нее. Внутри шевелится умирающая мысль, ведь она любит. Я не придурок, еще могу отличить правду от лжи. Она всегда меня любила. Нельзя настолько быстро отказаться от человека. Вот я от нее не могу. Не хочу и не буду.

- Мм? – повторяю.

Варя стекленеет.

Даже дыхание становится тише. Подаюсь вперед, всматриваюсь.

- Я почти забыла, Олег.

- Врешь!

- Нет.

- Проверим?

Выезжаю чисто на пацанячей импровизации, потому как серьезнее сейчас не получится. Какой придурок будет задвигать весомые вещи, когда дома жена. Пусть она хоть какая, но жена.

20. Спаринг.

- Не спать, Суворова, – резкий окрик приводит в чувство.

С дуру поперлась на тренировку. Но если бы не пошла, окончательно чокнулась. Надо выплеснуть дурную энергию.

- Начали, – Даня поднимает лапу.

Стряхиваю морок. Концентрируюсь. Сжимаю перчатки и выдаю комбо. С Данилой не забалуешь. Отдергивает, поправляет и снова заставляет доводить до автоматизма. Уже молчу, что у самой разряд давным-давно, кому-кому, брату наплевать. Для него я всегда не так делаю. Хотя хвалит тайком, знаю же.

- Мягче, – рыкает. – Не вымещай.

Я не вымещаю. Я ни разу не вымещаю.

Просто надо поймать разрядку, вот представляю как вмазываю в лицо Жданова. Прям в нос. Хккк! Сломала. В щепки! В мясо размазала.

- Варя! – глушит брат. – Остановилась.

Упираю ладони в колени, нагибаюсь тяжело дыша.

- Кого метишь? – присаживается, заглядывая в лицо. – Его?

На брата не смотрю. Он моя слабость. Кого угодно вытерплю. Папу-маму снесу без эмоций, а вот брат без вариантов.

- Не начинай, – хриплю.

- Я не начинаю, – недовольно дергается. – Села, – показывает на мат.

Сажусь. Тянет волосы, хмуро вырываюсь.

Сколько можно-то?

- Сиди, – недовольно ворчит, – нет же никого. Я тебе эти косы с малых лет перекручиваю. Ничего страшного. Никто тебя не увидит.

- Даня, ты достал.

- Ишь ты, – плетет быстро и споро. – Выросла. Зараза тощежопая.

Забывая обо всем, цокаю.

- Еще глаза закати, – бурчит.

- Не по возрасту, – мотаю головой вслед за руками Дани. – Ты все?

- Все, – крепит резинку. – Вот теперь хорошо.

Не спорю. Даня так показывает, что он рядом. Не понимаю почему избрал путь плетения кос, но ритуал максимального доверия у нас именно в этом.

- Еще раз, – встает, манит пальцами. – Теперь все как надо делаешь. Ясно? Дышишь. Биение сердца нормальное. Никто не мешает. Мысли сосредоточены. Работаешь корпусом. Раз … Раз. Ногу заводи. Ногу, блядь, заводи. Корпус. Удар. Удар. Так. В центр. Держи локти. Лицо не свети, страхуй. Так.

Старательно выполняю команды. С Даней только выкладываться, по-другому не проканает. Доводит до нужной кондиции, потом стягивает футболку и снимает лапу.

- Спаринг.

- Дань! – возмущаюсь. Я ночь пахала.

- Спаринг.

Невозмутимо натягивает перчатки.

- Я легонечко.

Психуя, выхожу на круг. Вот не хотела, но всеку. Хоть раз да достану медведя.

Пока примеряюсь, концентрируюсь, силы помалу приливают. Организм работает по памяти, понимает, что надо держаться. Даня внимательно следит за мной, ведет по кругу. Оценив, поднимает руки, фиксируя стойку.

И вдруг.

- Давай я вместо нее.

Хриплый окрик останавливает. У меня внутри снова все обрывается. Даня леденеет. Не поворачиваясь, небрежно бросает.

- Проебешься.

- Посмотрим.

На ковер заходит Жданов. Стягивает шмот. Сразу отворачиваюсь. Слишком по живому шпарит воспоминание.

- Я тебя не приглашал, – цедит Даня.

- Варю будешь выжимать? – с неодобрением бросает в ответ. – Она не спала.

- Сам разберусь с сестрой. Не твое дело.

- Она мой сотрудник. Значит, мое.

- Желаешь подменить?

- Очень.

- Ну тогда лови.

Вот же гад, а не брат. В лицо Жданову летят обрезные. Он, не моргая перехватывает их. И также не глядя на меня надевает.

- А меня никто не хочет спросить? – встреваю с напором.

- Нет, – в два голоса.

Отлично. Прям покровитель на покровителе. Задрали уже. Мне как бы не тринадцать.

- Зря, я бы сказала, что о вас думаю.

- Потом изъяснишься, – бросает брат, отодвигает за пределы.

- Может хватит, – наезжаю на них. Понимаю, что вместо банальной тренировки сейчас мордобой будет. – Разойдитесь.

- Варя! – снова в два голоса.

Психуя, вылезаю с мата. Назад не оборачиваюсь. Судя по глухим ударам и сносящей волны злого тестостерона, волки схлестнулись. Сжатые яростные выдохи и удары-удары-удары.

Мне самой будто по спине лупит. Подгибаюсь.

- Вау, – восхищенный выдох рядом.

Поднимаю глаза. Ирина завороженно таращится на ринг. Глаза мгновенно затягивает поволокой.

- Какие они, - сглатывает. – Звери просто. Не мужики, мечта. Как же повезло, что один из них мой.

21. Касаться запрещено.

- Твой брат тоже ничего, – не отводит взгляд. – Он твой брат? Правильно?

Сука! На дыбы становлюсь. Внутренне, конечно, не внешне. Прячу истинные чувства. Не хватало еще брызгать здесь. Я не демонстрирую ничего, в руках держать себя обучена. Хотя, если бы … Если бы …

На яростный бой не смотрю. Не могу поднять глаза. Физически не вывожу. Тело не подчиняется. Мужчины бьются. И это не тренировка, это выяснение отношений, своеобразное отстаивание границ. Ведь оба меня отстаивают, я же понимаю. Каждый в своих рамках, но … Идиоты!

- Тестостероновые придурки, – сквозь зубы шиплю.

Закипаю. Чертов адовый треш бульканья и рвущиеся пузыри запечатываю. Оскаливаюсь как злобная фантастическая тварь, это единственное что могу позволить.

- Ну какие звери, – не унимается. – Олег! Ааах!

Имя полосует. Хлещет. Рвет. Ненавижу …

Даню ей надо? Я скорее руку себе отгрызу, чем дам хоть малейший повод думать как-то не так о моей семье.

Захлебываюсь.

Молча рассматриваю костяшки. Впервые с момента нашего «охренительного» знакомства хочу ей тупо всечь (автор против любого насилия, Варя в моменте. Девушка всего лишь человек – прим.авт.)

Она перебарщивает. Если так своего налюбливаешь, зачем нализывать взглядом Даню. Люби своего!

Режущая мысль рвет на куски.

Я могу стерпеть в свою сторону, но в сторону семьи брата - не надо трогать, иначе могу перестать себя презентовать ледяной статуей, могу и лавиной засыпать. А о том, что человек, которого я когда-то любила … Спала, то есть … Ннне могу! Ннне хоччууу! Не любила. Не любила!!!

Отряхиваюсь. С ходу в седло вскакиваю. И все за ребрами сильнее клокочет. Потому что не могу показать свою мучительную боль.

Наотмашь. В накат! В куски!

- И? – поднимаю взгляд.

Агрессивно? Что ж, так оно вот. По-иному не выходит.

Хрясь! Кто-то хлестко приземляется на мат. Глухой шлепок и прыжок.

- Закончили? – рык Дана.

- Нет! – с агрессией.

Тяжелое дыхание и снова уши заполняют хлопки ударов. Возвращаю Иринино внимание к себе. А у самой мысли крутятся с оглушительной скоростью: упал и снова поднялся. Незаметно выдыхаю вместе с … женой … его женой.

- Чччерт! – выдыхаю.

Иринины брови летят вверх. Удивлена? Хмыкаю.

Ответить она не успевает.

В дверь вламывается наш сотрудник. Зовет срочно Олега. Молча отхожу в сторону. Ирина же напротив, спешит наперерез уходящему Жданову. Сажусь на ковер, поправляю кроссы, и, подняв руки вверх, предплечьями закрываю уши.

Не вижу. Не слышу. Не слышу …

В затылок всверливается чрезмерное внимание. И это брат, я знаю. Олег вряд ли сейчас будет смотреть. Чуть заметнее веду шеей, пытаюсь избавиться от наблюдения. Без вариантов.

- Я зайду, – звенит Ирина. – Нам надо …

Глухой раздраженный рокот в ответ.

Притягиваю плотнее руки. Конечно, ИМ надо. НАС теперь не существует.

Дверь снова хлопает.

Тут же поднимаюсь, но вместе со мной внимание переключает и жена Олега. Нависая на веревке, оттопыривает сочную задницу. Меня это злит. Злит так, что с ног почти сносит. С лютой неприязнью наблюдаю.

Даня с каменным лицом натягивает футболку, собирает перчатки.

- Вы что-то хотели? – холодно бросает, замечая интерес.

Тон адски неприветливый. Он и так с женщинами не ласковый, а с такими, как Жданова и вовсе. Еще немного и блеванет.

- Смотрю на мастера, – смеется Ирина, – Вы настоящий мужчина. Повезло же вашей жене.

Захлестывает желчь. А ей, стало быть, не повезло. Да?

- Что-то еще? – брат даже не смотрит.

- Пожалуй все, – продолжает жрать взглядом.

Меня коротит от нахлынувших эмоций. В пылу забываю даже об Олеге. Хотя помнить о нем теперь чревато. Медленно подхожу к ней и собираюсь расчертить долбанные границы, останавливает звонок.

Сквозь возмущение не сразу слышу, кому брат отвечает по телефону.

- Маш, что там? – голос смягчается, падает в низы и бархатом оборачивает сразу же. – Я скоро буду. Привезти что? Нет не детям, именно тебе что? Да обойдутся наши сколопендры, скажи, что ты хочешь. Ок … Понял. Да понял я. Люблю. И я скучаю. Давай, детка, выезжаю уже.

Скашиваю взгляд снова. Ты посмотри, она даже не подумала отойти от ограничителя, там и висит. Слушает, поблескивая яркими губами.

Сжимаюсь и вибрирую. Черт побери! Ведь проецирую все не только поэтому, ведь Даня не единственная причина.

Едва-едва торможусь. Не бросаюсь вперед лишь потому, что мой Суворов так и не оторвав трубу от уха, идет ко мне, целует в лоб и показывает, что уходит домой. Хлопаю по плечу. Иду за ним к двери, но в последний момент передумываю. Убедившись, что в обозримом пространстве пусто, возвращаюсь.

22. Ответ на вопрос.

Выбрасываю бычок в окно. Тяну из пачки снова. Тупо равнодушно мну в пальцах фильтр. К глотке отрава подкатывает. Все, хорош. Это уже четвертая будет.

Как же все загребло.

Прикрыв глаза, вжимаюсь затылком в подголовник. В висках землетрясение очередное. Нет покоя нигде. Ни в жизни, ни в душе. Черная моя душа-то, ох, какая же черная. Думал хоть с Варькой отойду, почувствую, заживу, воскресну. Не дано … Со всех сторон в тисках.

Зажмуриваюсь до боли.

Тишины. Тишины хочу.

Тишины в молчанье сколотом.

Легким ветром вольно пролечу …

(**группа Антиреспект)

Льется из динамиков. Вот и я тоже хочу той самой желанной тишины. Не жизнь, сплошная перестрелка. Достало все. Так и не открыв глаз, растираю лицо.

Тишины хочу, чтобы допьяна!

Тишины и не жаль память стертую …

Чтоб тебя! Остервенело подкуриваю. Пару тяг и иду снова в гребаную адскую жизнь. Ровно двести шагов и я там. Эти двести шагов. Я их ненавижу.

Вокруг меня все злостью напитывается. Как в кино, замедленном растянутые кадры расходятся. Проваливаюсь в них.

- Здравствуй, Олег, – приводит в чувство старенькая соседка. – Чего стоишь? Замер и ни шагу. Случилось чего?

Натягиваю улыбку. Отрицательно киваю, и чтобы не пугать одуванчика сиплым прокуренным рыком, скрываюсь поспешно за дверью.

Пять лестничных пролетов. Семьдесят пять ступеней. Две двери на площадке, одна из них наша. Справа. С ненавистью таращусь на тяжелую основательную дверь. Сим-сим! Не открывайся. Просто, блядь, не открывайся. Там ничего для меня хорошего больше нет.

Шаг назад. Сажусь на ступеньку. Равнодушно слепо направляю взгляд в окно. Пусто. Природа унылая, вся наизнанку.

Меня вывернуло тоже.

В душе жалею, что не дался Дану. Сначала повелся на поводу у чувств, а потом взыграло. Не хотел перед Варей соплей выглядеть. Хотел, чтобы она видела. Взыграло пацанячье, с ней всегда так. Я всегда хотел для нее был первым. Везде и во всем. А надо было лечь под Суворова. Может за физической болью легче бы стало. Хоть на миг бы на ту самую боль переключиться, но сколько бы не рвали … оно не болит.

Не могу без Вари.

Навылет. В куски. В мясо!

Жестокие тоже умеют любить, пылко и предано. Но у жестоких больше цепных обстоятельств. Жизнь … Ничего не поделать. Ни-че-го! Мы слишком от многого зависим, чтобы взять и перечеркнуть свою судьбу. И не только свою.

- Твою мать.

За грудиной ноет, будто раскаленный ерш залез и возится, никак не желая найти себе место. Тяжко.

Она ведь даже не смотрит больше. В глазах зима. Обжечься можно от лютого мороза в зрачках. А меня каждый раз жарит, когда Варя рядом. Каждый раз держу себя в руках. Да мне сраную нобелевку (престижная международная премия. Олег несколько искажает смысл. По его мнению, терпение и самоконтроль туда тоже должен входить, но на самом деле нет, - прм.авт) надо давать за самоконтроль.

В очередной раз хочу достать телефон, чтобы снова глянуть фотки. Но я себе запрещаю. Ведь не выдержу. Я же к ней поеду. И плевать на все. Хотя какой плевать … Я должен ждать. Должен! Сцепляю зубы. Еще немного и в крошево, но надо терпеть.

- Долго тут будешь?

Хм. Даже не заметил. Молча поднимаюсь и иду в квартиру. Ирина вздыхает, входит за мной, щелкает замок.

- Что с тобой?

- Устал.

Сбрасываю обувь. Не глядя на жену, иду в душ.

- Есть будешь?

- Нет.

- Я все равно накрыла. Ты весь день на бегу.

Закрываю дверь, врубаю кран громче. Ирина не перестает бухтеть. Напряженно выдыхаю.

Лучше закинусь и пойду спать. Сегодня сил нет слушать нудеж и тем более огрызаться. Я в хлам по раздолбанному нутряку. Проблемы везде, на все три шестьдесят градусов. По расследованию отстаем, свидетель пропал. Варя послала куда подальше. Дома – тюрьма. У бати по-прежнему полная жопа. Такие дела. И не смыть их ни хера. С досадой щелкаю по рычагу.

- Долму сделала, – маячит жена. – Попробуй.

Без аппетита съедаю немного и тянусь за кофе. Ирина недовольно замечает.

- Что опять?

- Что ты имеешь в виду? – равнодушно отсекаю.

- Ты как зверь, Олег. Из-за Суворова, что ли психуешь?

Челюсти замыкает. Фамилия по нервам бьет.

Ирина откидывает волосы. Заискивающе улыбается, теребит ворот шелкового халата.

- Ну подумаешь посмотрела на него, – разводит руками. – Это все из-за того, чтобы ты хоть немного приревновал.

- А я когда-то тебя ревновал?

Кипяток проливается немного, попадает на руку. Я ни хера не чувствую. Странно.

- Мне плевать, Ир. Плевать кому ты строишь глазки. Поняла? Было. Есть. Будет. Все просто – плевать.