Запретная для авторитета

Глава 1

Агата Стрельникова, 7 лет

Я сидела на жестком стуле, поджав ноги, пока мама хвасталась:

— Она у нас получила грамоту, представляешь?!

Взгляд отца ненадолго задержался на мне, он сверкал от гордости.

— Опять?

— А ее учительница была так впечатлена рассказом, что прочитала его вслух всему классу.

— Ну, конечно, она была впечатлена, — сказал он. — Мне нравятся все истории, которые Агата пишет для меня.

Мама посмотрела на меня сверху вниз.

— О, покажи папе рисунок, который ты нарисовала.

Я показываю ему лист бумаги. Он с улыбкой смотрит на него, и тут охранник объявляет, что у нас осталось пятнадцать минут.

Я замерла. Не смотри туда, сказала я себе.

Как всегда, я старалась притвориться, что никаких охранников здесь нет. Так же, как я пыталась притвориться, что на нем обычная одежда, а не тюремная. Так же, как я пыталась представить, что мы сидим за кухонным столом дома, а не в унылом месте, где пахнет металлом и страхом.

Здесь не было слышно ни звуков старенького холодильника, ни шороха занавесок, ни шума стиральной машины. Только гулкие шаги и железные двери, открывающиеся и закрывающиеся четко по минутам. Еще не будучи достаточно взрослой, чтобы понять, что такое тюрьма, я однажды спросила, почему он никогда не ходит с нами домой.

— Папа сделал кое-что плохое, дочь. А что происходит, когда мы делаем плохие вещи?

Я подумала о том, как мама говорила мне «никакого телевизора», когда я не убирала свою комнату.

— Нас наказывают, — ответила я.

Он кивнул и сказал:

— Правильно. Папа сделал кое-то плохое, и теперь ему придется остаться здесь.

В то время я не думала, что «кое-что плохое» может быть чем-то действительно плохим. Мой папа любил меня, и я любила его в ответ. Он рисовал мне картинки, писал стихи и рассказы, присылал много писем. Он всегда улыбался мне и был рад моему приходу. Никогда не злился и не грубил. Всегда говорил мне, что любит меня и гордится мной. Иногда его взгляд становился жестким, но только не тогда, когда он смотрел на меня.

Разглядывая мой рисунок, он улыбнулся.

— Отличная картинка. Очень необычная. Ты настоящая выдумщица, дочка, — он наклонил голову. — Ты какая-то тихая сегодня. Что происходит в твоей умной голове, Агата?

Я прикусила губу. Мне не хотелось говорить об этом. Не хотелось, чтобы мама знала, что что-то не так. Но не было смысла говорить, что со мной все в порядке. Папа всегда знал, когда я лгала. У него была какая-то суперспособность.

— Я кое-что слышала, — я не хотела говорить это шепотом, но победить себя не смогла.

— Что ты слышала? — мягко спросил он.

Я не хотела произносить ничего вслух, громко. Не могла.

— Это были девочки. В школе. Одна услышала, как ее родители кое-что обсуждали, и она рассказала остальным, — а потом они все дразнили меня и обзывали папу ужасными словами, но я не стала говорить это вслух. Это только заставило бы маму плакать.

— О чем они говорили?

— О тебе.

— Понятно. Что именно ты услышала, дорогая?

Я сглотнула.

— Что ты убивал людей, — мой голос снова сорвался на шепот.

Мама шумно втянула носом воздух.

Его мягкое выражение лица не изменилось.

— Это все, что сказали твои одноклассницы?

Я медленно покачала головой.

— Они сказали, что ты не мой папа. Сказали, что мама вышла замуж за тебя, когда ты уже был в тюрьме, — они также сказали, что мой настоящий папа был женат на другой тете и что он намного старше мамы.

— Послушай меня, моя дорогая Агата. Есть очень большая разница между отцом и папой. У меня был отец, но его не было в моей жизни, поэтому он не был моим папой. Понимаешь?

Я кивнула.

— Твоего отца нет в твоей жизни, что еще раз доказывает, что он недостойный человек, но я — часть твоей жизни. Я — твой папа. Не позволяй никому заставить тебя думать по-другому.

Я снова кивнула.

— Ты еще услышишь обо мне много плохого, дочка. Что-то будет правда, что-то — сплошные выдумки. Ты всегда можешь спросить меня об этом. Я расскажу тебе столько правды, сколько смогу — для того, чтобы понять некоторые вещи, ты еще слишком мала. Но что бы ты ни услышала, ты никогда, никогда не должна забывать одну очень важную вещь — папа любит тебя. Хорошо?

Я сглотнула.

— Хорошо.

_________

Дорогие, добро пожаловать в мою новую книгу!!

Буду очень рада вашей поддержке лайкам и комментариям!)

История планируется довольно большой, никуда не расходитесь❤️

Проды в первую неделю будут каждый день, а дальше либо через день, либо раз в два дня, но по две главы.

Обнимаю!

Глава 2

Агата Стрельникова, 11 лет

Еле поднявшись с земли, я посмотрела на свою коленку. Она была грязно-красной, с большим порезом посередине.

— Надо чем-то промыть и заклеить пластырем, — сказала Софа Наумова, моя лучшая подруга

Я не любила пластыри. Из-за них все чесалось. А промывать мне тем более не хотелось. Ссадины ужасно жгутся, когда их промывают.

Коля сморщил нос.

— Фу. У тебя кровища.

Софа нахмурилась, злясь на старшего брата.

— Это твоя вина, тупица. Ты поставил ей подножку.

— Нет, я просто обводил ее. Это же футбол. Сама ты тупица.

Она фыркнула на него.

— Идиот.

Повернувшись ко мне, Софа взяла меня за локоть.

— Пойдем, пойдем внутрь, — мы зашли ко мне домой. Когда мы были в коридоре, я остановилась, потому что услышала разговор.

— Катюш, скажи мне правду. Что случилось? — спросила Марина, мама Софы и Коли. Она была подругой моей мамы — единственной ее подругой, если честно, — и моей крестной.

— На прошлой неделе звонил кто-то, сказал, что с телевидения, — ответила мама. — Он снимает документальный фильм о громких преступлениях. Он хочет включить в него Андрея. Он ездил в тюрьму, чтобы взять у него интервью.

— Готова поспорить, что Андрею это понравилось.

— Нет, он прогнал этого парня. Андрею не нравится, когда средства массовой информации втягивают его имя в свои сюжеты снова и снова — он не хочет, чтобы эти ужасы касались Агаты, — мама снова фыркнула. — Я тоже ответила ему, что не заинтересована в интервью. Он нарисовался у меня на пороге два дня назад и предложил еще денег. Я снова отказалась. Тогда...

— Тогда что? — надавила Марина.

— Сегодня он ходил в школу Агаты; пытался заговорить с ней после уроков.

— Что?

— Он сфотографировал ее.

— Вот же урод, — пробормотала Марина. — Как Агата?

У меня свело живот, когда я вспомнила, как незнакомец окликнул меня и просил подойти ближе. Но я не шелохнулась тогда и не шелохнулась сейчас. Несмотря на то что я чувствовала, как кровь стекает по ноге, влажная и теплая, я не двигалась.

— Кажется, она в порядке. Она не стала с ним разговаривать, а закричала «тут кто-то чужой!» и заставила всех подбежать туда. Андрей так разозлится, когда узнает об этом.

— Правда? — Марина говорила так, будто не верила в это.

— Он любит ее. Он любит меня.

— Ты действительно в это веришь? Честно?

— Он начал получать предложения от женщин буквально в тот день, когда его бросили в это мерзкое место… — сказала мама, голос у нее стал каким-то резким. — Он получает очень много писем. Когда я писала ему, я не думала, что он попросит меня навестить его, но он это сделал. Ты слышишь? Я не просто пришла. Он пригласил меня.

— Катя, я все это знаю, но…

— Он был таким милым. Кажется, он понял, как мне одиноко. Он знает, каково это — быть одиноким. Он восхищается тем, что я не сделала аборт и не отдала Агату; тем, что я пыталась устроить хорошую жизнь для нас.

Я нахмурилась, гадая, что означает слово «аборт».

— Как только он увидел ее, буквально влюбился. Он сделал мне предложение. Из всех тех женщин, которые пытались привлечь его внимание, признавались в любви и просили его жениться на них. Он. Выбрал. Меня, — мама сделала судорожный вдох. — Ты знаешь, что его мать прошла через то же самое, что и я. Но она не любила его, не пыталась защитить. Оставляла одного, могла забыть его покормить, им вечно не хватало денег, а ее бесконечные мужики издевались над ним и, изображая из себя великих воспитателей.

Мои руки сжались в кулаки, и я тяжело сглотнула. Я не понимала, как можно так относиться к собственному сыну.

— И когда он смотрит на тебя, Кать, он видит, что был прав — его мать могла бы быть лучше, и он думает, что был прав, избив до смерти своего отчима. Ты меня слышишь? Он виноват в смерти собственной матери. Он мог бы…

— Я знаю, что он сделал, Марина

Меня начало трясти. Мама сказала мне, что девочки в школе лгали, что он никого не убивал. Но он убил. Слезы затуманили взгляд, и глаза жгло так же сильно, как и порез на колене. Кровь все еще стекала по ноге, смачивая носок, но я все равно не двигалась.

— Теперь он другой, — сказала мама. — Он говорил, тюрьма меняет людей. У них нет ничего, кроме времени. Времени подумать и поразмышлять. Он сожалеет о том, что сделал.

— Он социопат. Они не чувствуют ни любви, ни вины, ни раскаяния.

— Я в это не верю.

— Как ты думаешь, что случится, если Андрей выйдет из тюрьмы? Хотя он не выйдет. Даже по УДО. Но что, по-твоему, случится, если его выпустят?

— Я думаю, мы будем счастливы.

— Я думаю, он совершил бы новое преступление.

Тогда я выбежала обратно на улицу.

Глава 3

Агата Стрельникова, 15 лет

Спина болела от тяжести рюкзака, и я поправила лямку на плече. Почти дома, подумала я, подходя к обочине. Это был отстойный день, состоящий из контрольной по математике, противостояния с сучкой Леной и наказания за пощечину сучке Лене. Это неважно, что костлявая дура начала первая. Нет. Никому не было никакого дело. Ну и ладно. Как только машина проехала, я перешла улицу и зашагала по дорожке к своему двору. Я нахмурилась, увидев, что входная дверь приоткрыта, и тут же услышал спор.

— Мы не переедем, — отрезала мама.

— Тебе здесь не место.

Я знала этот голос. Елизавета Ивановна Баранова. Не самая приятная женщина, по любым меркам и стандартам.

Семья Барановых была богатой и заносчивой. Елизавета Ивановна, «матриарх» семьи, владела несколькими магазинами и еще каким-то подпольным бизнесом в нашем районе. Она также была моей бабушкой по отцовской линии. Биологически, во всяком случае. А на практике? Не то что бы она испытывала ко мне хоть капельку родственной любви.

— Не понимаю, почему это должно вас беспокоить, — мама стояла на своем. — Мы вообще никаким боком вас не касаемся.

— Да, но вы живете здесь, — в ее тоне слышалось отвращение. — Я предлагаю тебе такие деньги, за которые ты сможешь нормально устроиться где-нибудь подальше отсюда, — добавила Елизавета Ивановна.

— Мне не нужны ваши деньги, и я не хочу быть в другом месте. Это мой дом. Это дом моей дочери.

— Дочери, которая сломала нос моему внуку

— Ну, если бы ваш драгоценный внук не пришел сюда, чтобы поиздеваться над Агатой, этого бы не случилось. Он схватил ее за горло! Вы должны радоваться, что она только ударила его головой.

— Он просто защищал свою девушку.

Нет, не защищал. Лена была первоклассной стервой, способной устроить драму на пустом месте. Одной из причин, по которой она издевалась надо мной, было желание произвести впечатление на моего сводного брата, Артура.

— Твоя дочь угрожала этой девочке, — сказала Елизавета Ивановна. — Она совершенно дикая. Вечно лезет в драки.

Дикая? Если я не проводила время с Софой или Колей, то читала или писала. И это я дикая? Я не ввязывалась в драки, я давала отпор, когда люди загоняли меня в угол или причиняли боль — тут прослеживается явная разница.

— Я видела, как она одевается, — продолжала Елизавета Ивановна. — Ни одна девушка в здравом уме не будет ходить в таком виде. Она такая же порченная как и урод, за которого ты решила выйти замуж.

Год назад я не то чтобы решила стать готом, но просто решила носить все черное. Людей я пугала своими пирсингами и жуткими линзами со зрачками, как у ящерицы. Но с моей поганой семейной ситуацией, я и без того была готова к издевательствам. Люди называли меня уродом, и я давал им отпор, отбиваясь от их оскорблений.

— С моей дочерью все в порядке. И у вас хватает наглости называть ее непутевой, когда ваш внук фактически напал на молодую девчонку?

— Артур злится, и этого следовало ожидать. Если бы ты не соблазнила моего сына, его брак был бы удачным. Но Лида так и не смогла забыть о предательстве Марка, и теперь они разводятся.

— Не могу сказать, что я ее виню — ей давно следовало его бросить. А что касается соблазнения Марка… Мне было восемнадцать, и я была достаточно наивна, чтобы поверить, что он любит меня и что он уже разводится с Лидой. Я думала, что мы станем семьей.

— Семьей? Ты ничего не знаешь о семье. Ты унизила свою, когда соблазнила женатого мужчину!

— Учитывая, что ваш сын отказывается признавать свою дочь и никогда не давал денег на ее содержание, я не думаю, что ваша семья в том положении, чтобы бросать камни в мой огород, — мой богатый папаша Марк мог бы позволить себе поддерживать нас. Но вместо этого он отрицал, что я его дочь. Поскольку я больше всего походила на свою мать темными волосами, это могло бы сойти ему с рук... если бы я не унаследовала его глаза — один зеленый, второй голубой. От этого совпадения никуда не денешься!

Я была ходячим, говорящим напоминанием о его неверности. Так что, да. Барановы очень ненавидели меня и мою маму. Тем более, мама немногим позже вышла замуж за осужденного убийцу. То, что я была как-то связана с этой ситуацией, еще больше запятнало их семейное достоинство.

— Я никогда не просила у Марка ни рубля, — сказала мама. — Никогда не беспокоила никого из вас, все эти годы. Почему вы просто не можете оказать мне такую же любезность?

— Строишь из себя невинную овцу. В тебе нет ничего хорошего. Ты утверждаешь, что любишь свою дочь, но я в это не верю. Ты доказала это, когда вышла замуж за Калинина. Ты должна была понимать, какие проблемы это принесет ей и как это омрачит ее жизнь, но тебя ничего не волновало. Нет. Ты заботишься только о себе и о том, чего ты хочешь. Я слышала о мальчике, который явился в ее школу, разглагольствуя и бредя о том, что он сын Калинина, а она украла его отца. Единственное, что ты сделала для нее хорошего — отказалась менять фамилии.

Я могла бы сказать Елизавете Ивановне, что она зря тратит время, пытаясь заставить маму чувствовать себя виноватой за брак с Андреем. Ничто и никогда не заставит ее пожалеть об этом. Мама была так расстроена, услышав, что проклятый урод, Рома Теряев, появился в моей школе после того, как присылал мне странные письма, но не настолько, чтобы это заставило ее усомниться в правильности своих решений. На самом деле она плакала, жалея, что не может поговорить с Андреем об этой ситуации. Она опиралась на него, как на костыль. Что касается отказа от его фамилии... мама вообще-то хотела, чтобы мы сменили фамилию. Андрей не позволил, так как это привлекло бы к нам лишнее внимание.

Глава 4

Одиннадцать лет спустя

Припарковав машину у кафе, я выключила зажигание и устало вздохнула. Я с подозрением относилась ко всем, кто говорил, что любит понедельники. К каждому. Хорошо хоть моя смена начиналась только в полдень.

Софа, которая тоже работала тут официанткой, предложила как следует потусоваться на выходных. Мы вернулись домой только под утро, и у меня совершенно не было ни сил, ни желания на взаимодействие с этим миром. Я винила только себя. На самом деле нет — я винила Софу.

Выскользнув из машины, я неуверенно походкой иду к кафе. Голова того и гляди треснет. Наше кафе, которое изначально планировалось как семейное, часто наполняли одни мужики, потому что рядом был автосервис. Одним из совладельцев кафе и сервиса был дядя Дима Наумов, муж тети Марины - маминой лучшей подруги. Я безумно любила их обоих.

Я не совсем подходила для этой работы. Я не была общительной, болтливой или веселой. Честно говоря, я больше знакома с миром книг, чем настоящих живых людей.

Изначально я начала работать в кафе, чтобы помочь тете Марине после того как все официантки разбежались. И, как говорится, нет ничего постояннее, чем временное. К тому же, я просто не могла отказать тете Марине.

Она всегда была рядом со мной так, как мама, несмотря на свою любовь ко мне, никогда не была. И за всю свою жизнь назвать своей мамой Марину мне хотелось намного чаще, чем кого либо другого.

Когда дверь открылась, я увидела дядю Диму.

— Привет, Агата.

— Доброе утро, дядь Дим, — я зашла в мастерскую. Здесь пахло металлом, смазкой и краской.

— Как погуляли? — спросил он.

— Вчера было хорошо, сегодня не очень.

Дядя Дима рассмеялся.

— Эх, девки, не умеете вы пить!

— Наверное. А где Коля?

Дядя Дима вздохнул.

— Тоже видимо никак не оклемается после запоя. Не знаю, когда явится, — Коля работал на отца и тоже просто обожал технику.

— Слушайте, я хотела вас предупредить. Один журналюга, пишущий об убийцах, оставил мне голосовое сообщение. Он хочет взять у меня интервью об Андрее. Я удалила его номер и не буду перезванивать, так что не удивлюсь, если он может нарисоваться здесь, — к сожалению, такое уже случалось. — Его зовут Никита Литвинов.

— Никита Литвинов, — повторил дядя Дима. — Понял, принял. Чтоб им пусто было! Когда они от тебя отстанут! Кровопийцы!

Да, мне бы тоже хотелось это знать.

— Предупреди Колю. Я пошла работать.

— Скажу ему. Сделай одолжение, Агат, принеси мне кофейку, ладно?

— Будет сделано.

Я повернулась... и замерла, увидев, как почти два метра крепких мышц выскальзывают из черного блестящего Порше, разговаривая по мобильному телефону. Его мускулы переливались под рубашкой словно волны. Черные брюки явно были сшиты на заказ, а блестящие ботинки наверняка стоили кучу денег. Несколько верхних пуговиц белой рубашки незнакомца были расстегнуты, обнажая крепкую шею с золотой цепью шириной с мой палец, этот мужчина выглядел как серьезный человек. Очень серьезный. И, да, во рту у меня просто пересохло.

Он шел длинными, расслабленными, уверенными шагами. Двигался вальяжно. Спокойно. Плавно. Полностью контролируя себя. Словно тигр. Его темные волосы были зачесаны назад и блестели на солнце, как нефть.

Черт побери, мои гормоны внутри устроили цунами.

Я изучала его, пытаясь определить, сколько ему лет. Наверное, около тридцати пяти. В нем чувствовалась зрелость.

Жесткие, бездонные, ледяные голубые глаза вдруг нашли мои. И все как будто перевернулось вверх дном. Электрический разряд влечения сильно ударил под дых, посылая гул сексуальной энергии в уши и мурашки по коже. Это была не похоть. Нет, похоть не захватывала и не заставляла задерживать дыхание. Это было что-то гораздо сильнее. И это чертовски пугало.

Софа постоянно говорила о сексуальной химии, о том, как она заставляет учащаться пульс и путает мысли. Честно говоря, я не верила, что она существует. Просто не верила. У меня было бурное воображение, конечно, но во многом я была очень практична. Я закатывала глаза при мысли о такой интенсивной, пьянящей страсти. Я не понимала, как можно превратить кого-то в лужу одним лишь взглядом.

И все же, сейчас со мной это случилось. Я чувствовала себя в засаде. Серьезно. Это появилось из ниоткуда и теперь…

Незнакомец закончил разговор как раз на пороге сервиса, не сводя с меня глаз. Мой желудок сжимался почти до боли, а нервы, казалось, готовы были вот-вот взорваться. Он был умопомрачительно горячий. Однако его привлекательность заключалась не только во внешности. Он казался вопиюще опасным. Ужасно соблазнительный экземпляр.

Я почувствовала, как мое лицо разгорелось красным цветом. Он не пропустил этого. Он не упустил вообще ничего: его глаза буравили меня, впитывая каждую деталь. Я по сравнению с ним была просто замухрышкой. Длинные темные волосы были собраны в хвост. Рубашка и юбка — совершенно обычные и дешманские. Лицо не накрашено. Когда его взгляд снова встретился с моим, что-то неудержимо дернулось животе, меня, казалось, физически тянуло к нему. Его опасные флюиды привлекли бы многих девушек, но я взяла за правило держаться подальше от плохих парней. Я не хотела стать своей матерью.

Глава 5

Открыв дверь и войдя внутрь, я ощутила запах кофейных зерен.

Открытие планировалось только через пятнадцать минут, поэтому все столики были пусты.

В большом помещении было всего два человека. Руслан, бармен, возился со стаканами, а Софа облокотилась на барную стойку с убитым видом. Ее голова медленно поднялась, когда я вошла.

— Уже жалеешь о выпитом? — спросила я.

— Нет, черт возьми, — ответила она. — Только о водке с энергетиком. Определенно жалею.

Положив свои мясистые кулаки на барную стойку, Руслан сузил на меня свои глаза.

— Ты выглядишь помятой.

— Все дело в водке. А ты-то у нас прямо майская роза!

Он хмыкнул и похлопал себя по пивному животу.

— Просто я так люблю свой пресс, что защищаю его несколькими слоями жира.

Фыркнув, я прошла за бар и вошла в дверь с надписью «Только для персонала». Запихнув куртку и сумочку в шкафчик в комнате отдыха, я вернулась в зал и приготовила дяде Диме кофе.

— У меня к тебе просьба, — сказала Софа.

— Да ну? — я вопросительно выгнула бровь.

— Дело в том, что... хозяйка квартиры грозится явиться ко мне с проверкой…

Понимая, к чему все идет, я бросила на подругу страдальческий взгляд.

Только не проси меня снова прибраться в твоей квартире, — в представлении Софы уборка заключалась в том, чтобы запихнуть все вещи ногами в шкаф.

— Но ты так хорошо убираешься! Ты единственный человек, которого я знаю, у которого до смешного вылизанный дом.

— Софа, давай сама.

— Пожалуйста, — взмолилась Софа, молитвенно сложив руки.

— Хорошо, — я тяжело вздохнула. На самом деле наведение чистоты всегда меня успокаивало, поэтому уборка у Софы будет даже в радость.

— Ура! Ты лучше всех! — она по-детски похлопала в ладоши.

— Ты просто тряпка, — сказал мне Руслан. — Не волнуйся, я никому не скажу.

— Я не тряпка. Я та еще стерва на самом деле, — я обошла барную стойку, чтобы подойти к выходу. — Так, мне нужно отнести кофе Степанычу. Я сейчас вернусь.

Надеясь, что «мужик из крутой тачки» уже ушел, я выскользнула за дверь с одноразовым стаканчиком в руках.

Дядя Дима стоял на парковке и с кем-то разговаривал. Черный Порше стоял тут же. Вот же блин! Ладно, я просто оставлю кофе внутри и быстренько испарюсь оттуда.

Взяв себя в руки, я направилась к открытой двери. До меня донесся звук голосов, и я остановилась, как вкопанная.

— Я был удивлен, узнав, что у вас работает падчерица Андрея Калинина, — сказал голос, такой глубокий и грубый, что казалось, он вибрирует. — Вы действительно думаете, что это хорошая идея, Марина?

— Ну и что в этом такого, — ответила тетя Марина. — Она — даже не его родная дочь. Почему меня должны волновать такие вещи?

— А меня вот они волнуют. Теперь это и мой бизнес, я не хочу, чтобы эта мадам привлекала к нему негативное внимание.

— Ты надумываешь, Герман.

А, так значит, «мужик из крутой тачки» — это Герман Перов. Он недавно купил половину сервиса и половину кафе у друга дяди Димы, который хотел продать свою долю и переехать. Я не знала Германа, но знала о нем. Большинство людей в нашем городе знали.

Я знала, что он владеет несколькими ночными клубами и вкладывает деньги во многие предприятия, которые разбросаны по всему городу. Ходили слухи, что не все его заведения были законными, но я понятия не имела, насколько это правда. Я также слышала, что у него были связи практически везде и он был человеком, которому нельзя перечить.

— Может и так, — согласился он. — Но разве то, что она помешана на внимании, хорошо?

— Ты с чего взял эту дурь, Герман? — спросила тетя Марина.

Да, действительно, а когда я была такой? Если уж на то пошло, я всю свою жизнь избегала внимания.

— Ты когда-нибудь встречался с ней, Герман? - снова спросила тетя Марина.

— Нет. Никогда в жизни не видел ее. Но я навел справки о ваших сотрудниках, поскольку теперь они стали и моими. Ничего хорошего об Агате Стрельниковой я не услышал. Люди говорят, что она одевается как неформалка. Серьезно, Марина, кто носит линзы со змеиными зрачками? Это чучело весь народ распугает!

Я поморщилась. Я не ношу такие линзы со школы, кто слил ему такую устаревшую информацию!

— Боже мой, ну в детстве она такое носила, — Марина продолжала меня защищать. — Но это было сто лет назад. Со всеми бывает. Ты тоже наверняка вытворял всякое по молодости.

— Я никогда не занимался такой ерундой, как перерезанные вены для привлечения внимания.

Где, черт возьми, он услышал эту чушь? Тетя Марина явно потеряла дар речи, а такое случалось нечасто.

— Ну, как и Агата, так что у вас даже есть что-то общее, — наконец сказала она. — Я бы знала, если бы моя крестница пыталась покончить с собой.

Глава 6

Следующие несколько часов я провела, принимая заказы, собирая грязные тарелки и протирая столы.

Всякий раз, когда в потоке посетителей наступало затишье, я начинала отключаться, наблюдая за сценами, разворачивающимися в моей голове. Свои книги ужасов я публиковала под псевдонимом, так как не хотела, чтобы их связывали с Андреем. Мой псевдоним, Нонна Шварц. Я не стала слишком известным автором, но у меня были хорошие читатели, и я зарабатывала книгами достаточно, чтобы работать в кафе неполный день.

Единственные, кому я рассказывала о своих книгах, были мама и семейство Наумовых. Я доверяла им и знала, что они никогда не проболтаются об этом другим. Я в какой-то степени доверяла и Руслану, но не настолько, чтобы раскрыть ему что-то настолько личное для меня. Мама, конечно, рассказала своему муженьку, поскольку от него у нее не было секретов.

Отвлекая меня от мыслей, Софа подошла ко мне и незаметно наклонила подбородок в сторону парочки, шипящей друг на друга в углу.

— Боже, неужели они не могут ругаться погромче? Я не слышу в чем там у них дело!

— Тебе уже лучше? — я хихикнула.

— Голова больше не гудит.

Двери распахнулись, и Коля вошел внутрь. Он ткнул Софу в щеку и потрепал ее по волосам.

— Привет, мелочь.

Она усмехнулась.

— Иди в дом престарелых попросись, дедуль.

Коля только посмеялся, а потом повернулся ко мне.

— Агата, мне срочно нужен твой кофе. Сделай для меня и для отца, пожалуйста.

— Конечно, — я пошла готовить заказ.

Руслан прислонился к стойке, наблюдая за мной.

— Почему у тебя получается вкусно, а у меня помои?

— Это заслуга одного из моих бывших, он был баристой в модном кафе.

— Эй, Агат, что там у тебя случилось с этим Германом? — спросил Коля. — Вы так пристально друг на друга смотрели.

Я бросила на него взгляд и заметила, что он рассеянно улыбается компании девушек. Хорошо. Может, он не заметит, что из-за его вопроса я чуть не выронила чашку.

— Похоже, он считает, что падчерице Андрея Калинина не стоит здесь работать.

— Что? Чертов мудак. Ты должна была сказать мне, — Коля повернул голову.

— Зачем? Он имеет право на свое мнение, даже если оно тупорылое. Забей, — я поставила две чашки на барную стойку. — Вот.

Кивнув в знак благодарности, Коля взял их.

— Если он еще раз ляпнет что-нибудь подобное, скажи мне.

Я умиротворенно улыбнулся, но его пристальный взгляд говорил, что моему «конечно» никто не поверил. Тем не менее, он ушел, ничего не прокомментировав. В этот момент я почувствовала, что Софа пристально наблюдает за мной.

— Что?

— Ты сейчас так разволновалась, — тихо ответила она. — Коля не заметил, он был слишком занят мыслями о том, как удержать член в штанах при виде тех девчонок. Что в Германе Перове заставляет тебя так волноваться?

Я замешкалась, не зная, как объяснить.

— Скажем так, он пугающе красив.

— И что? К тебе постоянно подходят красивые парни. А ты никогда не краснеешь.

Я прикусила губу.

— Возможно, там было немного той химии, о которой ты так любишь говорить.

— Насколько много? — глаза Софы загорелись.

— Блин, Софа, избавь меня от своих любовных фантазий.

Она рассмеялась.

— Черт возьми, это круто. Так ты планируешь что-нибудь с этим делать?

— Учитывая, что он говорил обо мне так, будто я кусок дерьма на его ботинке и он скорее вылижет пол, чем прикоснется ко мне, то нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Оказывается, Сорокина наплела про меня всякого. Я не только наркоманка, но и однажды чуть не покончила с собой, чтобы привлечь внимание.

Софа ахнула.

— Злодеяниям этой стервы нет конца и края, — она расстроенно вздохнула. — Ну, переиграй и уничтожь их обоих?

Ее мысли в точности повторили мои.

После окончания смены я сразу же направилась домой. Моя родная многоэтажка была недалеко от работы. Хоть дом был и старым, сама квартира была нормальной.

Тем не менее, Софа регулярно предлагала мне переехать к ней, поскольку ее дом был посвежее, и вдвоем снимать квартиру намного выгоднее. Но я не смогла бы жить с человеком, который, казалось, собирал вокруг себя весь беспорядок мира.

Поужинав и переодевшись в спортивный костюм, я устроилась на диване со своим ноутбуком и вошла в электронную почту, которую завела специально для читателей. Там было несколько писем от людей, прочитавших мои книги, что заставило меня улыбнуться.

Я никогда не думала, что стану писательницей. Но тяга к творчеству у меня была всегда. Писательство было для меня не только терапией, но и развлечением.

Для меня такое хобби не было похоже на «работу». Не то что бы это было легко. Нет, было сложно и изнурительно, но именно за это я его и любила.

Глава 7

На следующий день после работы я заехала к маме. Остановившись у дома, я увидела, что она копалась в палисаднике. Мама жила в небольшом домике в частном секторе. И единственной ее страстью, кроме Андрея Калинина, был ее сад.

Цветы, кустарники, декоративные хвойники окаймляли всю территорию. Лебедь из покрышек, стоящий посреди этой красоты, должен был выглядеть неуместно, но вполне неплохо дополнял вид.

С моей стороны наши отношения с мамой были немного неловкими и натянутыми. Да и как они могли быть гладкими, учитывая ту жизнь, которую она для нас создала? Но мама все еще жила в этом пузыре, где ее мир был идеальным. В этом мире не существовало никакого напряжения между нами.

Хотелось бы мне, чтобы она смирилась с реальностью? Нет, потому что было несколько случаев, когда ее пузырь лопался - например, когда ей присылали оскорбительные письма семьи тех, кто пострадал из-за Андрея.

Такие события почти заставляли ее признать истинные масштабы боли, которую он причинил другим. Результат, правда, оказался отвратительным. Водка. Слезы. Снова водка. Гораздо проще было позволить маме жить со своими фантазиями.

Когда я шла по дорожке, выложенной моей матерью, на меня обрушились ароматы цветов и трав. Она подняла голову и приветливо улыбнулась мне. В ее бесхитростной улыбке и мягком голосе всегда присутствовало что-то отстраненное.

- Привет, дочь, как дела?

Я натянуто улыбнулась.

- Отлично. А у тебя?

- У меня все хорошо. Я бы обняла тебя, но руки грязные…

Я села на нагретую солнцем деревянную ступеньку крыльца. Вдалеке играла музыка, и дети смеялись. Но у мамы было тихо.

- Что ты сажаешь?

- Не сажаю. Привожу в порядок. Чертовы соседкины куры опять все потоптали, - проворчала она.

Я наморщила лоб.

- Ты сказала ей об этом?

- Она только запричитала и руками похлопала. Что с них взять с этих старушек, - мама глубоко вздохнула. - Что делала сегодня?

- Ходила за продуктами. Потом работала, - и ломала голову, пытаясь понять, что происходит. Черт, не хватало еще, чтобы кто-то узнал, что Нонна Шварц - это псевдоним. То, что они отследили его до меня, было очень плохо. Но я понятия не имела, кто этот человек, как он узнал и будет ли использовать информацию против меня. - А ты?

- Ничего особенного. Написала письмо твоему отцу после работы. А потом вышла в сад, чтобы разобраться с этим бардаком.

- Ты собираешься ехать к нему на свидание?

- Конечно.

Я потерла бедра.

- Я думала поехать с тобой, - потому что у меня были вопросы, на которые Андрей, возможно, сможет ответить. Учитывая, что я навещала его редко и исключительно для того, чтобы угодить маме, можно было подумать, что она с подозрением отнесется к тому, что я хочу навестить его. Но на ее лице не было ничего, кроме восторга.

- О, он будет счастлив! Он так по тебе скучает. Он всегда спрашивает о тебе.

При мысли о встрече с Андреем у меня заурчало в животе. Сидеть напротив человека, который убил человека, но настаивал, что любит тебя и считает своим ребенком... врагу не пожелаешь.

- На работе все в порядке?

- Все прекрасно. Может, работа в библиотеке и не кажется кому-то работой мечты, но мне она нравится. Не только потому, что я люблю книги, но и потому, что там тихо. Спокойно.

- Кто-нибудь, кроме соседки и ее кур, беспокоил тебя? - спросила я, стараясь сохранить тон непринужденным. Мне пришло в голову, что человек, связавшийся со мной, мог также играть в игры с мамой, особенно если дело касалось Андрея.

Мама нахмурила брови.

- Ты говоришь о Барановых? Ты же знаешь, они не вспоминают про меня в последнее время. Что-то случилось? Они опять докапывались до тебя?

- В последнее время - нет, - меня вообще беспокоил на данный момент разве что таинственный интернет-преследователь - и вряд ли он приходился мне родственником. - Я имела в виду журналистов.

- Никто меня не трогал… разве что какой-то писатель, который хотел взять у меня интервью о твоем отце.

- Литвинов?

- Он самый. Я сказала ему, что не заинтересована в беседе с ним, - мама сняла перчатки и положила их на крыльцо. - Он на тебя тоже выходил?

- Нет. Он оставил мне голосовое сообщение, но это все

- Тогда почему ты выглядишь такой взволнованной?

- Я не волнуюсь. Я просто проверяю.

- Хм, - неубежденная, мама окинула меня изучающим взглядом, рассеянно проводя пальцем по цветку. - Единственный человек, с которым у меня были проблемы в последнее время, - это соседка, так что не переживай. - Останешься ужинать?

- Не могу. Я сказала Софе, что помогу прибраться в ее квартире.

- Удачи тебе, - мама весело фыркнула.

Да, я была уверена, что она мне понадобится.

Глава 8

Стоя посреди однушки Софы полчаса спустя, я могла только качать головой. Одежда была разбросана повсюду. Крошки, казалось, покрывали большинство поверхностей. Грязные тарелки и кружки были свалены в раковину. Мусор вываливался из переполненного ведра на пол.

Технически, последнее, что я должна была хотеть — это убираться, но уборка помогала мне думать. Кроме того, это было бы выходом для гнева. И я была рада любому отвлечению.

— Итак, с чего мы начнем? — спросила Софа.

— Во-первых, тебе нужно избавиться от половины своих вещей.

— Но они мне нужны, — она нахмурилась.

Я указал на кучу хлама.

— Тебе нужны все эти батарейки, квитанции, ручки и мелочь? Тебе нужны все эти журналы, фантики от конфет и пустые контейнеры из-под доставки? Правда?

Я открыла ее шкаф и грустно вздохнула.

— Как ты находишь что-нибудь в этом ворохе тряпок?

— Если я сложу все аккуратно, то не смогу как следует рассмотреть, что там лежит.

— Тогда сверни каждую вещь в рулон и положи в ряд.

— Хм. Ну не знаю, — на мгновение задумавшись, промямлила она.

Я еще раз огляделась.

— Думаю, нам пора начинать, — мы включили музыку, налили вина, а потом принялись за работу.

В течение нескольких часов мы оттирали, чистили, мыли и пылесосили. Самый страшный беспорядок был в ванной.

Затем мы навели порядок в каждой комнате, организовали ее гардероб и шкафы, выбросили испортившиеся продукты и собрали в мешок одежду, которая ей больше не нужна, чтобы отнести ее на мусорку.

Пока я работала, мои мысли успокаивались. И нервозность, из-за которой я дергалась весь день, наконец-то покинула меня. Когда мы закончили, я выдохнула. Хотя спина и руки болели, и у меня голова кружилась от резкого запаха средств для уборки, я чувствовала себя хорошо. Мне стало легче. Софа практически с разбега плюхнулась на диван.

— Никогда больше не буду так зарастать грязью. Никогда, — мы обе знали, что она выдает желаемое за действительное. Услышав звонок своего телефона, я напряглась. Каждый раз, когда на мой телефон приходило уведомление, я задавалась вопросом, не является ли оно очередным письмом от незнакомца. До сих пор от него больше ничего не было слышно.

Облизнув губы, я достала телефон из сумочки и проверила его. Сообщение было, но от другого человека. Напряжение спало, но раздражение не исчезло. Мне до смерти надоело так реагировать каждый раз, когда я слышала этот проклятый гудок.

— Все в порядке, Агата?

— В порядке, — я весело подмигнула Софе.

Она не выглядела убежденной, но и не настаивала. Я подозревала, что это лишь вопрос времени, прежде чем она попытается меня раскусить.

Подозрение оказалось верным. Несколько дней спустя я вытирала стол, когда Софа прошептала мне на ухо:

— Я все жду и жду, когда ты сознаешься из-за чего так нервничаешь…

— Я просто немного на взводе. Такое бывает, когда я подбираюсь к концу книги.

Софа покачала головой.

— Это другое. Ты не просто на взводе. У тебя кажется не на шутку разыгралась паранойя. Ты все время сканируешь взглядом помещение, выглядишь подозрительно.

Она была права. Я регулярно оглядывала кафе, мысленно отмечая всех, кто приходил и уходил. Я думала, что делаю это незаметно. Очевидно, нет.

— Этот Никита-журналист тебя донимает?

— Нет. Он оставил мне еще пару голосовых сообщений, и все.

— Тогда что случилось?

— Ничего, — заметив время, я бросила салфетку за барную стойку и обратился к Руслану. — Я на перерыв, — он только кивнул. Я повернулась. И чуть не столкнулась с Софой, которая, очевидно, еще не закончила допрашивать меня.

Она открыла рот, чтобы заговорить, но тут дверь распахнулась и... это было странно, но как будто воздух вокруг наэлектризовался. Стал густым и липким. Оглянувшись через плечо, я увидела, что Герман Перов вошел в зал. Мой желудок сжался в предвкушении, но я полностью проигнорировала это. Или, по крайней мере, попыталась.

— Судя по твоим красным щекам, — шепотом начала Софа, — я могу предположить, что во всем виноват Герман. Оно и неудивительно. Он очень горячий. Я б его…

Дойдя до бара, он сказал Руслану:

— Кофе. Черный, — хотя он и не добавил «пожалуйста», грубо не прозвучало.

— Будете пить здесь или сделать с собой? — спросил Руслан.

— С собой.

Руслан повернулся ко мне.

— Агата, можешь сделать черный кофе навынос, пока не ушла на перерыв?

— Конечно, — готовя заказ для Германа, я чувствовала на себе его взгляд, но сама на него не смотрела. Даже когда поставила стаканчик на барную стойку и пододвинула к нему. Я не была трусихой. Просто зрительный контакт... ну, мое тело всегда возбуждалось, когда мы встречались взглядами. Оно мне надо?

А еще мне не нужно было, чтобы мои гормоны исполняли очередной счастливый танец. Поэтому я продолжала не обращать на него внимания, пока отходила в комнату отдыха, чтобы взять свой мобильник и бутылку с водой из шкафчика. Я снова проигнорировала его, когда направилась на улицу, где устроилась на скамейке. Устроившись поудобнее, я открыла заметки на своем телефоне.

Глава 9

Собирая пустые кружки, Софа нахмурилась, увидев выражение моего лица.

— Все нормально?

— Ага, типо того… — отрешенно ответила я.

— Нет, ненормально. И ты расскажешь мне, почему, — этот свирепый настрой я испытывала на себе много раз — она не собиралась отступать. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Софа появилась в моей квартире в тот же день.

Она практически ворвалась внутрь, заявив:

— С тобой что-то происходит. Только не говори, что это не так, Агата. Я больше не куплюсь, — с покорным вздохом я опустилась на диван и подобрала под себя ноги. Честно говоря, это было бы облегчением, рассказать кому-нибудь о ситуации со странным письмом. От пережитого стресса у меня заныло в груди. Поначалу я никому не говорила об этом по двум причинам: во-первых, я привыкла сама разгребать собственные проблемы. Во-вторых, я не успела как следует осознать происходящее: оно казалось мне слишком сюрреалистичным.

Сюрреалистично или нет, но это происходило, и я не могла это игнорировать.

— Ты должна пообещать, что не будешь говорить об этом ни единому человеку в мире.

Немного успокоившись, Софа кивнула и поудобнее устроилась в кресле.

— Хорошо, давай, расскажи мне.

Я облизнула губы.

— Неделю назад я получила письмо. Точнее, оно пришло на мою авторскую почту. Оно было от читателя, некоего Ивана. В нем была ссылка на сайт, который является интернет-сообществом писателей, где они делятся своими историями. Одна из его историй... она была обо мне.

— О тебе? — Софа наклонила голову к плечу, крайне озадаченная.

— Почти один в один. Персонажа звали Ната Сельникова, и она писала книги под псевдонимом Мона Шац. Отец Наты, а не ее отчим, был убийцей. В книге было так много деталей из моей жизни — издевательства, готическая фаза, даже тот случай, когда меня схватил псих с ножом. Ни одно настоящее имя не упоминалось — даже имя Андрея. Но это была моя жизнь.

Софа ошеломленно вздохнула, на ее лице проступили тревожные морщинки.

— Это еще не все, — предположила она.

— Конец истории был очень странным.

Сглотнув, Софа потерла шею ладонью.

— Да тут все офигенно странно.

— История закончилась моей смертью. В последней главе я умерла, меня зарезал тот псих. Как ты знаешь, это было два года назад. Но в его истории я не спаслась, отделавшись лишь порезом на губе. А мне нанесли множество ножевых ранений.

— Ублюдок, — она провела рукой по волосам. — Ты думаешь, Иван — тот человек который сделал это с тобой? Он жалеет, что не убил тебя в ту ночь?

— Я думала об этом, но вряд ли. Когда на меня напали той ночью и тот урод порезал меня, он испугался и сбежал. Я все еще думаю, что он хотел только ограбить меня.

— Но возможно, что Иван — если это вообще его настоящее имя, что маловероятно, — хотел бы, чтобы тебя убили в ту ночь.

— Или он просто пытается меня напугать. Лично я думаю, что это так.

— Ты была в полиции? — она нахмурилась в задумчивости.

— Чтобы сказать что? Привет, кто-то написал обо мне рассказ. Ты правда думаешь, что их это заинтересует? Даже если и так, что они могут сделать? Нет ничего противозаконного в том, чтобы написать историю, похожую на историю моей жизни. Я думала связаться с сайтом, чтобы они удалили ее, но она не нарушает никаких их правил, так что их тоже это не волнует. Кроме того, обращение в полицию раскрыло бы, что я занимаюсь книгами. О том, что падчерица Андрея Калинина пишет книги, узнают все, Артур уж точно об этом позаботится. — Я не хочу, чтобы мои личные проблемы касались моего творчества.

— Если Иван много о тебе знает, то он либо тот, кто живет здесь, либо незнакомец, который расспрашивает всех о тебе. Не замечала тут кого-нибудь странного?

— Нет. Это единственное сообщение, которое я получила от него, и в письме не было ничего, кроме похвалы моим книгам.

Она наклонилась вперед.

— Прочитай мне письмо.

Я достала телефон и нашла письмо.

— Вот оно...

Дорогая Нонна,

Я хочу, чтобы вы знали, как сильно мне понравились ваши книги. Чтение — это моя любовь, и через вас я смог попасть в удивительный, хотя и страшный мир. Я обычно не пишу рецензий, но ваша первая книга понравилась мне настолько, что я оставил отзыв. Я прикреплю ссылку к этому письму. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прочитайте. И, пожалуйста, продолжайте писать, а я буду продолжать читать.

С наилучшими пожеланиями, Иван Т.

Я убрала телефон.

— В писательском сообществе его зовут Сумрак

— Сумрак, — повторила Софа, наморщив лоб. — Возможно, Иван одержим не тобой, а Нонной Шварц. Он мог пытаться узнать о ней больше, а потом каким-то образом обнаружил, что это псевдоним — возможно, он отследил его до тебя. В любом случае, это плохо, потому что означает, что он одержим кем-то. Ты ответила на письмо? — Софа прикусила внутреннюю сторону щеки.

Глава 10

По дороге с работы в пятницу я заглянула в аптеку. Голова раскалывалась почти весь день, и это меня дико бесило. В данный момент меня раздражало все — кондиционер делал воздух слишком холодным, музыка была слишком громкой, а запах чистящего средства — слишком сильным.

Правда, головная боль не была неожиданностью. Я плохо спала. Мой мозг не мог отключаться по ночам. В голове крутилось слишком много вопросов о таинственном Иване. И отсутствие ответов беспокоило меня больше всего. Единственное, что приносило мне облегчение, — это писательство. Я могла исчезнуть в другом мире, где не было никаких интернет-преследователей.

Я полностью закончила первый черновик своей новой книги, который был по большей части лишь скелетом сюжета. Теперь мне нужно было наполнить его жизнью. Но сначала мне нужно было избавиться от боли..

По пути к кассе я заметил хрупкого, седеющего и очень знакомого мужчину. Я улыбнулся.

— Здравствуйте, Борис Алексеевич.

Он отвернулся от стеллажа, чтобы посмотреть на меня. Борис Алексеевич был мужем моей старой и любимой учительницы. Он одарил меня широкой улыбкой.

— Агата, миленькая, как ты?

— Все отлично, спасибо. А вы как?

Он похлопал меня по плечу.

— Согласно возрасту. Заглянула бы к старикам в гости!

— Обязательно, — зажав бутылочку подмышкой, я рассеянно постукивала упаковкой с таблетками на своей ладони. — Как Анна Ильинична?

— Хорошо, хорошо, — нахмурив брови, он подошел ближе. — Послушай, я хотел, чтобы ты знала... звонила какая-то девушка и задавала о тебе вопросы от имени этого… ну как его…? А, Германа Перова!

— Правда?

— Правда. Она спрашивала, знаем ли мы тебя; какое впечатление у нас сложилось о тебе; общалась ли ты с Калининым; не употребляешь ли ты наркотики. Я даже не думал, что кто-то может спрашивать о таком — ну не о тебе же так говорить!

Хм. Похоже, Герман либо сомневался в утверждениях Лены, либо копал тот компромат, который мог бы оправдать мое увольнение.

— Я сказал ему, что, если у него есть вопросы, то он должен задать их сразу тебе, — добавил Борис Алексеевич. — Полагаю, ты не знаешь, почему его заинтересовала?

— Он купил половину мастерской и кафе дяди Димы. Ему нужна информация о работниках.

— Понятно-понятно… О, было еще кое-что. Я забыл об этом, пока Герман не пришел со своими вопросами. Он не единственный, кто проявляет к тебе интерес. Несколько месяцев назад к нам ломился парень и утверждал, что познакомился с тобой на каких-то танцульках и потерял твой номер, поэтому надеялся тебя разыскать.

— Правда? — пробурчала я, желудок скрутило. Я не давала свой номер случайным незнакомцам.

— Он казался славным малым и говорил о тебе будто действительно общался лично, но что-то в нем было не так. Он не упоминал Германа. Его интересовала только ты.

Узел в моем животе затянулся.

— Что именно он хотел узнать?

— Кроме того, что он спрашивал, где ты живешь, он не задавал прямых вопросов.

— Вытягивал у вас информацию.

— Да. Я прикинулся дурачком и сказал, что плохо тебя знаю. Но я подумал, что должен тебе об этом рассказать. И забыл. А вот сейчас вспомнил!

— Спасибо, — я похлопала его по руке. — Как он выглядел?

— Густющие темные волосы. Прищуренные глаза. Рябой какой-то. Лет двадцать на вид.

Я заставила себя сохранять спокойное выражение лица, даже когда воображаемые холодные пальцы сжали мое горло.

— Спасибо, что рассказали. Берегите себя. И передайте Анне Ильиничне привет.

Все еще чувствуя тошноту, я вышла из аптеки. Проглотив таблетку, я сунула упаковку и бутылку в сумочку. Мне нужно позвонить Софе, подумала я, выходя из магазина и направляясь к своей машине. Она бы...

Какая-то машина плавно остановилась около меня, двигатель мурлыкал, как дикий зверь. Это был знакомый черный порше.

Вот черт. Мой пульс участился. Я замерла, когда стекло опустилось. Там сидел Герман. Он смотрел на меня, взгляд его был нечитаемым.

— Садись.

Я удивленно моргнула.

— Прошу прощения?

— Нам нужно поговорить.

Я вздохнула.

— Слушай, я знаю, что ты не в восторге от того, что я работаю у тебя, но...

— Дело не в этом.

— Тогда чего ты хочешь?

— Как я уже сказал, нам нужно поговорить, — он указал подбородком на пассажирское сиденье. — Садись.

Да он издевается.

— Нет.

— Боишься?

— Нет, — я гордилась тем, как убедительно звучала, учитывая, что это была полная ложь. — Но у меня нет привычки садиться в машины к незнакомцам.

Даже если части меня была любопытно узнать, о чем идет речь.

Он уставился на меня, на его щеке дрогнул мускул. Затем двигатель заглох, и дверь машины распахнулась. Мое сердце ударилось о ребра. Он грациозно вышел из машины и направился ко мне. Между нами вспыхнула старое доброе сексуальное напряжение. Тепло расцвело внизу живота и затопило меня.

Глава 11

Я, как послушная овечка, поплелась за Германом в кофейню. Он открыл дверь и жестом предложил мне войти первой. Я шагнула внутрь и оказалась в окружении ароматов кофе и выпечки. Людей было немного.

Положив руку мне на поясницу, Герман подвел меня к столу. Я проклинала себя за то, что позволила ему распоряжаться собой. Мне следовало самой выбрать стол, подумала я. Но теперь уже поздно.

Я сомневалась, что такие забегаловки - привычное для него место, но он не выглядел неуверенным. Мне было завидно наблюдать за тем, как спокойно и непринужденно он выглядит в этой обстановке.

Я задалась вопросом, испытывает ли он дискомфорта хоть когда-нибудь.

Официантка появилась быстро. Улыбка, которой она одарила Германа, была такой яркой, что, наверное, повалила бы его на пол, если бы он стоял на ногах.

- Привет, что я могу вам предложить?

Он не смотрел на нее, отвечая:

- Только эспрессо, - и вопросительно выгнул бровь, посмотрев на меня.

Официантка наконец-то, казалось, заметила меня.

- Здрасти. А вы что будете?

Я вытащил салфетку из держателя, смахнул ею крошки со столешницы и сказала:

- Капуччино, спасибо, - я подождала, пока мы с Германом останемся одни, и только потом продолжила. - Почему мы здесь?

Осознав, что я неестественно неподвижна, я заставила свои мышцы расслабиться.

- Ты не ответила на мой вопрос по-нормальному. Я спросил, кто для тебя Николай.

- Как я уже сказала, он важен для меня, - я вздохнула.

- Это может означать многое.

- Ты прав, может.

Он обхватил пальцами мое запястье, и, черт возьми, это было похоже на удар током.

- Больно, правда?

Да, больно. Возможно, между нами всего лишь связь на уровне гормонов, но она ужасно сильно выбивала из колеи. Боже, как же здесь было жарко.

Его большой палец провел по моему пульсу.

- На коже реально ни одного шрама. Сколько же ты заплатила хирургам?

- Кучу бабок, но это определенно того стоило.

Его губы дрогнули - ухмылка исчезла слишком быстро, чтобы я могла быть уверена, что она вообще была. Отпустив меня, он откинулся назад и облокотился одной рукой на спинку соседнего стула.

- Тебя действительно все равно что люди думают о тебе?

- Да, если речь не идет о ком-то, кто мне дорог.

Появилась официантка и, улыбнувшись Герману еще одной ослепительной улыбкой, поставила перед ним кофе. Она выглядела немного разочарованной, когда он не обратил на нее никакого внимания. Он был слишком занят тем, что искал в моих глазах... что-то.

Мой же кофе любезная барышня практически швырнула на стол и была такова. В лицо мне повалил пар, что нисколько не помогло покрасневшим щекам. Как только она ушла, я схватила пакетик с сахаром и встряхнула его.

- Что все это значит?

Он поднял свою кружку и сделал глоток.

- Твой кофе вкуснее, - он наклонил голову. - Николай - твой парень?

- Он не продается, извини.

- Я расцениваю это как «нет», иначе ты бы просто ответила мне прямо.

Насыпав сахар в чашку, я размешала кофе ложкой.

- Если тебе нужны прямые ответы, скажи мне прямо, почему мы здесь.

Он побарабанил пальцами по своей чашке, пока тянулись секунды молчания.

- Ты знаешь, что было моей первой мыслью, когда я увидел тебя? Я подумал: «Твою мать, эти губы. Такие полные. А маленький шрам делает их еще более соблазнительными. Самая сексуальная девчонка, которую я видел в своей жизни!» Правда, ты меня потрясла. Выразительные глаза, охренительный рот, волосы, изгибы именно там, где мне нравится, - он сделал паузу. - Мы здесь, потому что я хочу тебя, и мне нужно знать, стоит ли Николай или кто-то еще на моем пути.

Как раз в этот момент мои гормоны пошли вразнос. Я тяжело сглотнула, желудок сжался.

- Тот факт, что ты невысокого мнения обо мне, стоит на твоем пути, - у меня было самоуважение, и я не собираюсь ложиться в постель с человеком, который относится ко мне с таким отвращением. - И еще тот факт, что ты мне не нравишься.

- Но это не значит, что я не могу трахнуть тебя так хорошо, что ты будешь кричать.

Мой пульс участился. Я бросила быстрый взгляд на людей вокруг нас. Никто не услышал его за звуками орущей музыки, смехом людей и спорами детей. Мой взгляд вернулся к Герману, когда зазвонил его мобильный. Он достал телефон, отменил звонок, а затем бросил его на стол. Признаться, мне даже нравилось, что он уделял мне все свое внимание.

- На чем мы остановились? - он потер подбородок. - Ах, да, мы говорили о том, что я заставлю тебя кричать.

- Я не кричу, - Коля называл меня тихушницей, потому что я обычно затихала непосредственно перед тем, как кончить. Когда мы были вместе, он воспринимал это как вызов, намереваясь однажды услышать, как я… и теперь я видела, что Герман тоже чувствует вызов.

Глава 12

Я направилась к своей машине. Трясущейся рукой я отперла дверь и забралась внутрь, совершенно раздосадованная и на Германа, и на себя. На него — потому что он просто не хотел отступать, а на себя — потому что мне нравилось, что он так просто не отступает. Правда, порой я была сама себе злейшим врагом.

Я как раз застегивала ремень безопасности, когда у меня зазвонил телефон. Увидев, что это Софа, я ответила:

— Привет.

— Просто хотела убедиться, что ты благополучно добралась до дома и все в порядке.

Я улыбнулась, согретая этим беспокойством.

— Я еще не дома. Заезжала в аптеку. Встретила Бориса Алексеевича, — улыбка угасла, и я потерла затылок. — По его словам, кто-то, очень похожий на Рому Теряева, приходил к ним утверждал, что знает меня.

— Этот мелкий ублюдок… — Софа вздохнула.

Да, он был больным уродом. По какой-то хреновой причине парень был абсолютно уверен, что он — биологический сын Андрея Калинина. Он презирал меня за то, что я заняла его место в списке любимчиков Андрея, и считал, что все должны знать, что я обманщица. Это была совершенно нелогичная ситуация. Кто захочет, чтобы отец был убийцей? Очевидно, Рома хотел.

Я рассказала о нем Андрею, и он сказал, что Рома присылал ему письма, в которых утверждал то же самое. Поскольку Андрей был бесплоден, не было ни малейшего шанса, что Рома — его сын. Рома якобы был шокирован и возмущен тем, что Андрей не принял его, как своего ребенка.

Возможно, он решил, что раз Андрей так легко принял меня, как дочь, то и с сыном может прокатить. Но все пошло не по плану.

И это разозлило Рому настолько, что он прислал мне несколько очень грубых писем. В одних он злился на меня за то, что я «украла» его отца. В других он говорил так, словно мы были родственниками, и я забирала все родительское внимание. Это было, мягко говоря, странно.

Потом он резко отступил. Больше никаких писем, никаких конфронтаций, никаких попыток связаться с Андреем. Рома больше не беспокоил меня... до этих самых пор.

— Ну, это должен быть он, — сказала Софа. — Вот и нашелся этот дурацкий Иван.

— В этом есть смысл. Но, думаю, это не он. По сюжету, убийца — это мой биологический отец. Разум Ромы — это странное место, где я то ли его сестра, то ли настоящая самозванка, — я ущипнула себя за переносицу. — Я поговорю с Андреем об этом при встрече.

— Расскажешь мне все, что узнаешь!

— Конечно.

— Поезжай домой другим маршрутом — я слышала, что нужно менять маршрут, когда у тебя есть преследователь.

Я вздохнула.

— Меня не преследуют

— Все равно стремно. Увидимся завтра.

Связь оборвалась, и я положила телефон обратно в сумочку. Я искренне сомневалась, что сегодня мне будет легко уснуть. Но я думала не о преследовании. В моих мыслях был только Герман.

Ты хочешь именно того, чего хочу я, Агата; ты хочешь, чтобы я забрал тебя домой прямо сейчас и трахнул так жестко, что ты будешь чувствовать меня еще несколько дней.

Я действительно этого хочу. Проведя рукой по лицу, я застонала. Мой живот все еще вздрагивал, грудь болела, и я была жутко влажной. Если он мог сделать это со мной всего лишь несколькими словами и жарким взглядом...

Пробормотав ругательство, я засунула ключ в замок зажигания, жалея, что никогда раньше не попадалась на глаза этому симпатичному ублюдку.

Глава 13

Субботнее утро выдалось насыщенным. Оно шло по тому же графику, что и всегда, когда я ездила с мамой к Андрею: проснулась в пять утра. Позавтракала. Приняла душ. Оделась. Вышла из дома в шесть, чтобы забрать маму, которая всегда была наготове. Затем мы направились прямо в тюрьму.

Как правило, мама болтала без умолку всю дорогу, радуясь, что скоро увидит своего “благоверного”.

В отличии от мамы, я преуспела в своих попытках презирать Андрея. Не только из-за его поступков, но и потому, что когда-то он заставил меня полюбить его.

В детстве я обожала «папу», который присылал мне письма и стихи, рисовал картинки и заставлял меня чувствовать себя любимой. Но вскоре я поняла, что он показывал мне только то, что хотел, чтобы я видела, — или, может быть, то, кем он хотел быть.

Как бы то ни было, я никогда не встречала настоящего Андрея Калинина из плоти и крови. Не во всей его красе.

После того как нас пропустили через бесконечное количество дверей и досмотров, мы попали в комнату посещений. Мама выглядела взволнованно-счастливой. Я позволяла ей жить в своем счастливом мире, но сама не питала фантазий о том, что мы — нормальная, счастливая, любящая семья. В нашей ситуации не было ничего нормального. Ничего нормального в том, чтобы сидеть напротив социопата, когда он улыбается тебе так, будто ты ангел, посланный ему прямо с небес.

У меня по спине пробежал холодок. Я не хотела там находиться. Я хотела уйти. Добраться до дома. Съесть торт и мороженое, столько, чтобы лопнуть от передозировки сладким.

— Дочь, ты нормально?

Я кивнула маме, выходя из оцепенения.

— Да, все хорошо.

В этот момент привели Андрея. Одетый в свою обычную тюремную робу, Андрей огляделся по сторонам и улыбнулся нам.

— Ты хорошо выглядишь, милая, — сказал он маме. Взгляд его бледно-голубых глаз переместился на меня. — Агата, дочка, давно не виделись.

— Привет, — я не выдержала и слабо, неискренне улыбнулась ему, путаясь в собственных чувствах. Наша связь бесила меня, но я была благодарна за то, что мама может быть хоть немного счастливой только из-за этих обстоятельств. Сделать ее счастливой своими силами я бы никогда не смогла. А несчастная мама разрушала саму себя.

Все еще улыбаясь, он сел на стул напротив нас.

— Я люблю, когда меня навещают мои девчонки. Расскажите мне, как у вас дела.

Большую часть разговора я предоставила маме. Меня говорить никто не заставлял, опасаясь, что я больше вообще не приду.

Однажды Андрей сказал мне, что не расстраивается из-за моего нежелания ходить к нему — ведь это почему-то означает, что они с мамой правильно меня воспитали. «Воспитали» — это не то слово, которое я бы употребила в этом случае.

Мама похлопала себя по руке.

— Мне нужно в туалет. Я сейчас вернусь.

Когда она ушла, Андрей наклонил голову.

— Тебя что-то беспокоит, моя дорогая.

Не желая терять время, я сказала:

— Мне нужно знать, не писал ли тебе кто-нибудь, не задавал ли вопросы, не интересовался ли мной…

— Вопросы? — он наморщил лоб. — Какого рода вопросы?

— Личные вопросы. А может, кто-то просто упоминал обо мне?

Он побарабанил пальцами по столу.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

Зная, что он будет откровенен со мной, только если я буду откровенна с ним, я рассказала о своем сталкере.

Его глаза сузились и ненадолго вспыхнули чем-то темным, от чего у меня по коже пробежали мурашки, но в остальном выражение его лица не изменилось.

— Тебе следовало сообщить мне об этом раньше, — его голос был низким, с легким оттенком угрозы.

— Кто-нибудь упоминал обо мне?

— Честно говоря, да, упоминал. Но я сомневаюсь, что он стал бы играть в такую игру. Некто по имени Никита Литвинов хочет получить мою историю. Он не похож на многих людей, которые приходят сюда, чтобы взять у меня интервью. Для него дело не в сенсации. Дело не в преступлениях, из-за которых я оказался здесь. Его интересует психология моих действий.

— Психология твоих действий?

— Он знает, что я, можно сказать, образцовый заключенный. Он интересуется, не перевоспитали ли меня брак и отцовство. Интересуется, почему такая, казалось бы, нормальная женщина, как твоя мать, посвятила себя мне. Ему интересно, каково это для тебя — иметь меня в качестве отца; как это может повлиять на человека и сформировать его. В этом смысле он хочет составить наш профиль, то есть узнать о нас все, что только можно. На самом деле он не видит в нас людей. Мы — объекты, которые нужно рассматривать, изучать и исследовать. Но не игрушки, так что я не думаю, что он и есть… этот Иван

— Он связался со мной и мамой, попросил об интервью.

— Я так и думал, — пробормотал Андрей, выражение его лица потемнело.

— Есть кто-то еще?

Он покачал головой.

— Кто-то, кто подходит под описание Ромы Теряева, ходит по моим знакомым, выдавая себя за человека, с которым я познакомилась на тусовке, и пытается выудить у людей информацию обо мне.