Сижу на скамейке возле его подъезда. Жду.
Я знаю, что он вернулся из плаванья - на балконе окна открыты. Никита никогда бы так не оставил. Никита такой педант! Уезжая на несколько месяцев, всегда всё закроет, завинтит, проверит.
Он в городе.
Но уже очень поздно, неумолимо холодает, и ветер усиливается, гоняя по асфальту опавшую листву. А его всё нет.
Запахиваю с трудом на мне сходящуюся тонкую ветровку. До четырех месяцев живота почти не было видно, а к пяти он неожиданно начал увеличиваться так быстро, словно там внутри меня рос не ребенок, а арбуз!
Пытаюсь придумать, что ему скажу и как это сделаю. Но не могу!
Сейчас, спустя пять месяцев после нашего расставания, всё то, что он мне говорил в тот вечер, когда мы в очередной раз разругались вусмерть, кажется уже не таким ужасным. И даже то, что он не побежал за мной, чтобы остановить, тоже не ужасает - ну, я-то вообще пять месяцев не решалась к нему прийти! И да, он не пытался меня найти... Но, положа руку на сердце, стоило бы сказать, что я всегда умела прятаться! И отыскать меня в таборе у отца для Никиты было практически невыполнимой задачей.
Мне было так плохо сейчас, что я готова была оправдать всё! И простить ему всё...
Я только одного хотела. Чтобы он, наконец, вернулся домой. Увидел меня. Пусть выскажет все гадости, какие только придут на ум! И что я - взбаломошная, глупая, ненормальная, дикая цыганка! И что такой идиотки он за всю свою жизни ни разу не видел! И... Да что угодно!
Только пусть прижмет меня к себе, как раньше. Пусть поцелует, как раньше, мои волосы. Пусть психует и ругается, только снова станет моим...
Уткнувшись ледяным носом в воротник куртки, я вспоминала дни и ночи, проведенные вместе с ним. Это согревало и давало сил.
Я очень его любила. Нет, не так.
Я его очень люблю.
И он... Я уверена, тоже очень..
Иначе разве мог мужчина так целовать? Иначе разве признавался бы с таким жаром в своих чувствах? Говорил бы, что жить без меня, ненормальной, не сможет?
А какие он дарил цветы! Постоянно. Без причины и повода. А подарки!
Замерзшими пальцами касаюсь массивных сережек в своих ушах. Покачнувшись, они холодным ожогом толкаются в шею. Никита говорил, что эти серьги - настоящие, цыганские, что купил он их у какого-то там очень богатого барона в Италии, и я в них выгляжу, как гадалка, только тюрбана не хватает. И тогда я бежала к нашему шкафу, вытягивала первую попавшуюся вещь и сооружала на голове тюрбан. А он с хохотом ловил меня и... всё заканчивалось страстью... жаркими объятьями...
Он ведь простит меня, правда?
К одиннадцати часам уверенность в том, что Никита сегодня вернется домой начала таять. Как и время до последней маршрутки отсюда. А еще жутко хотелось кушать - в животе сосало так, что мутило и кружилась голова.
С трудом оттолкнувшись от скамейки, я встала и пошла прочь, решив, что завтра обязательно приду снова и дождусь его.
И в этот момент с улицы во двор свернула машина. Даже в кромешной темноте я, наверное, узнала бы его "девочку"! Специально, чтобы меня подразнить, он называл ее так... И ведь получалось! Я ревновала его даже к машине! Да что там! Я ревновала его даже к морю, которое отбирало у меня любимого на долгие месяцы!
Растерянно остановившись возле детских качелей, я замерла, судорожно подбирая, так и не придуманные слова.
Машина лихо затормозила неподалеку от подъезда, чуть ли не в вираже вмещаясь между двумя джипами соседей.
Я сделала пару неуверенных шагов в ее сторону.
Водительская дверь открылась. И оттуда шагнула, цокнув каблуками о тротуар, высоченная женщина явно намного старше меня, с длинными черными кудрявыми волосами, немного похожими на мои. Вульгарно нагнувшись, практически оголяя при этом тощую задницу, она заглянула в салон и игриво позвала:
- Никки, малыш, мы приехали, выходи!
- Отстань, - донеслось из салона. - Я сплю!
- Спать будешь в нашей квартирке, в нашей кроватке, под одеяльцем, - ворковала женщина, пытаясь выудить из салона мужчину.
Я уже узнала. Конечно, я узнала его! Разве могла не узнать - и эту машину, и этот голос, и это "Никки" - его друзья частенько так сокращали Никитино имя... И мне нужно было бы уходить, убегать отсюда! Но я стою и смотрю...
И где-то в глубине души мне верится, что вот сейчас Никита выйдет из машины, увидит меня и всё обязательно объяснится! Всё станет ясно и не больно. Всему найдётся разумное объяснение.
Никита пьян.
За почти год, что мы прожили вместе, я ни разу его пьяным не видела. А чтобы вот так, с трудом выползать из машины - в это даже поверить сложно.
-Девушка, а девушка, чего вы так уставились? - словно сквозь слой ваты до меня доносится голос женщины, которая его привезла. - Пьяного мужчину не видели, что ли?
И я не сразу понимаю, что это она говорит мне.
Я во все глаза смотрю на Никиту. Пошатываясь и матерясь, держась за машину, он распрямляется. И мы встречаемся взглядами.
- Дядя Ник, - Милана, шестнадцатилетняя дочка моей жены Илоны, стрельнув глазами в спину выходящей из комнаты матери, неожиданно накрывает ладонью мою руку, держащую вилку.
И я мог бы счесть этот жест за просто дружеский, практически родственный - я эту девочку по мере сил и возможностей "воспитываю" уже почти пять лет - но она начинает поглаживать мою кожу большим пальцем. И это переходит рамки.
Поднимаю глаза в лицо девчонке.
Отрепетированно, со знанием дела, но пошло, очень пошло стреляет в меня из-под густых и длинных, словно веера, накладных ресниц. Зачем шестнадцатилетнему ребенку накладные ресницы? Я не понимаю! Вместо того, чтобы учиться, она бесконечно хлопает ими, изображая из себя легкомысленную дурочку. Впрочем, она таковой и является.
Выдергиваю руку.
- У-у-у, чего это ты такой сегодня недобрый, дядя Ник? - дует губки. И вот хоть убейте меня, но мне кажется, что губы у нее подколоты! Ну, не такими они были, кажется, когда я в крайний свой рейс уходил!
- Милана, ты в курсе того, что такое "личное пространство" человека? - сухая и пересоленная яичница не лезет в горло, аппетит пропал окончательно, но я самоотверженно ем, потому что встать и уйти сейчас будет означать для этой девчонки победу надо мной в ее игре, каковой бы она там ни была!
- В курсе. Но мы же родственники. Почти, - закатывает глаза, ресницы слипаются, и мне даже кажется, что когда она начнет их возвращать в нормальное состояние, они не разлипнутся, и ей придется раздирать их руками. Но нет, разлипаются не синхронно и с усилием, заставляя свою хозяйку проморгаться. - А родственникам можно друг друга... трогать...
Слышу, как возвращаясь, стучит каблуками на домашних шлёпанцах Илона.
Притворно ласково улыбаюсь её дочке и говорю тоже ласково. Неласковые слова.
-Денег не дам. Можешь не просить.
-Почему? - корчит обиженную моську.
-Потому что заход на просьбу был в корне неверный.
-А я думала, что тебе понравится... папочка, - ядовито шепчет, срываясь из-за стола.
Мне не понравилось.
И не могло понравиться. Никогда.
Потому что все вот эти намеки на заигрывания, на подкаты с ее стороны отвратительны. А еще более отвратительно для меня то, что Илона подобные поползновения своей дочки в мою сторону явно поощряет. Как будто не понимает, что это переходит границы нормальных отношений!
Да и в принципе, я не желаю общения с женщинами как таковыми. Будь моя воля, я бы так и не уходил со службы. Море и давно слаженный коллектив лечили любые душевные раны. Но... Оказалось, что в 36 лет тоже можно быть негодным - неожиданно у меня появились проблемы с сердцем и пока временно, на год, а возможно, и на более длительный срок, я был списан на сушу.
Только однажды я позволил себе влипнуть в молоденькую девчонку. Да так, что просто еле выжил. Впрочем, выжил ли я тогда? Или что-то важное во мне умерло, а оболочка так и передвигается по земле до сих пор. Как биоробот...
-Никки, дорогой, что-то не так?
-А? - задумавшись, не понимаю, о чем это она.
Кивает на мою тарелку, в которой остаётся практически нетронутой, ненавистная яичница, которой я за неделю нахождения дома уже наелся просто до кукарекания.
-Не ешь... - обиженно дует губы.
Смотрю на неё. Красивая? Ну-у-у, это смотря что считать красотой.
Ухоженная. Ногти, макияж, волосы, одежда... Даже дома при параде всегда. Ну, во всяком случае, когда я дома. Я её, кажется, даже по утрам не видел растрёпанной и без помады. И никогда не видел ее настоящей.
- Ты чем сегодня заниматься будешь?
- Пара клиентов после обеда... и один поздно вечером, так что ужинать будете с Милашкой вдвоем, - Илона заглядывает в свой ежедневник на телефоне. - А ты?
И да, я в курсе, что она делает массажи мужчинам. И нет, меня это не торкает. И не торкало никогда.
Почему-то вдруг представляется, что на месте Илоны сейчас находится Яська... Такая, какой я ее помню. Роскошная внешне, и при этом наивная, непосредственная, жутко эмоциональная, невыносимо вспыльчивая, самое необычное создание, какое мне приходилось видеть в жизни... И она мне говорит, что будет массировать каких-то мужиков?
Во мне вихрем поднимается дикая злоба и желание убивать! А я, блять, это себе только представил!
А еще стоило бы представить, что она, возможно, замужем сейчас, что у нее, возможно, куча цыганских детишек...
Ярость мечется во мне, не находя выхода и возможности ее применить! Я понимаю, что у меня нет и быть не может никаких причин сейчас так агонизировать! Но аганизирую. Взрываюсь внутренне. Как обычно, когда вспоминаю о ней. А вспоминаю о ней я всегда невовремя...
- Тебя подвезти? Я еду знакомиться с коллективом. Решил согласиться и пойти замом в Лёхину фирму.
- Ну-у, подвези, - подходит со спины, обнимает сзади.
Нет, я всё еще не стал импотентом. И всё также, как и раньше возбуждаюсь от мыслей о сексе. И, наверное, от женских ласк тоже. Но секс с Илоной - это нечто механическое, как в спортзале - ритмично и бездумно, практически без эмоций, иногда даже думая о чем-то отвлеченном. Никакой радости. Никакого удовольствия.
-Я сказала Золотареву, что увольняюсь.
-Ясенька, дурочка моя стоеросовая, и как подобное тебе могло в голову прийти? - Валентина Александровна, подогнав свою инвалидную коляску вплотную к столу, тянется к чайнику, чтобы налить нам чай.
Как обычно дергаюсь, чтобы ей помочь, но меня останавливает строгий предупреждающий взгляд. Моя квартирная хозяйка, а по совместительству, женщина, спасшая жизнь не только мне, но и моей дочке, не любит, когда её отстраняют от работы. Старается по мере возможностей всё делать сама.
А ещё её надо звать Валюшей и только на ты.
-Я же тебе говорю, Валюша, что компаньоном нашего Лехи оказался Воронец. Тот самый. Отец Розочки. Я же тебе о нём рассказывала! - говорю с укором, искренне не понимая, как до Валентины Александровны не может дойти простая мысль - работать с Воронцом я не хочу и не буду! Я его видеть не могу. Причем физически. Когда вижу, просто умопомрачение какое-то наступает. - Ты не слышишь меня, что ли?
-Валюша у нас, конечно, инвалид, - закатывает глаза в своей обычной манере. - Но пока ещё не оглохла окончательно.
К ней надо привыкнуть. Она - специфический человек, с особенным чувством юмора, но потрясающей доброты. Она может обложить такими матами, что поверить в два высших образования, одно из которых у Валюши педагогическое, станет просто невозможно. Но при этом она для нас сделала столько, сколько не захотел сделать родной отец.
-Ну, прости, я не хотела тебя обидеть...
-Не прощу! - припечатывпет ладонью, увешанной перстнями, по столу. - Не прощу, если уволишься! Ты так любишь свою работу и из-за какого-то мудака должна её лишаться? Это надо быть совсем уж безвольной амёбой, чтобы свою жизнь так уродовать из-за кого-то! А тем более из-за козла, который бросил тебя беременной.
-Да он не знал, что я беременна...
-Ты уже его оправдываешь? - она ахает, подозрительно всматриваясь в мои глаза. - Батюшки мои!
-Да нет же! Нет!
Но я не знаю! Не знаю! Это глупо, невыносимо, неприятно, больно, но... Я когда увидела его чуть сознание не потеряла. И не от ненависти, нет! Хотя было бы логично. От восторга. От того, что он такой, какой есть - красивый невозможно. Да, немного более серьёзный и хмурый, чем раньше, но и ещё более мужественный, ещё более харизматичный... Из тех людей, которые входят в комнату, и все взгляды к себе приковывают.
Вот ничему нас, баб, жизнь не учит!
Сдаюсь. Сдуваюсь.
Падаю на табуретку, сложив руки на коленях.
- Что мне делать? Как жить? Я не могу каждый день его видеть? Я не выдержу!
- Я бы на твоем месте, - мечтательно протягивает Валюша. - Отомстила бы ему. Влюбила бы в себя до безумия, а когда он снова потеряет голову, когда будет на коленях умолять тебя быть только его, вот тогда и кинуть, послать на х.. со всеми вытекающими!
- Во-первых, не факт, что в прошлый раз он уже терял голову. Возможно, это только мне не повезло. А во-вторых, он вообще-то женат. На безымянном пальце кольцо.
- Мудак, ох, и мудак! - Валюша стукнула кольцами по столу, как делала в минуты наивысшего своего возмущения.
- Кто мудак? - вбежала в комнату Розочка.
- Да есть тут один...
- Роза, эт-то что за выражения? Разве можно так говорить девочке?
- Ну, Валюша же тоже девочка. Она же говорит! - моя маленькая черноволосая дочка с ногами забралась на табуретку и с любопытством оглядела стол в поисках чего-то вкусненького для себя.
- Валюша больше никогда так говорить не будет! - я выразительно посмотрела на старушку.
Та сделал вид, что закрывает рот на замок и даже изобразила виноватое выражение лица. Но по яростному взгляду ее я понимала, что разговор на эту тему не окончен, а Воронец еще не все нелестные эпитеты получил.
Нет, я не тешила себя бессмысленными фантазиями о том, как влюбляю его в себя, как, вскружив голову, бросаю, фигурально вытерев ноги о его чувства. Я боялась, что элементарно влюблюсь сильнее, чем он, и снова буду предана.
На телефон пришло очередное сообщение от Золотарева. Предыдущее я не читала, потому что ясно сказала ему, что увольняюсь. Директор был удивлен и не возражал. Правда, заявление я не написала, потому что Алексея позвал Воронец, а я сбежала, чтобы только не оставаться с ними рядом.
Вслед за сообщением начальник позвонил сам.
Поразмыслив, я решила, что веду себя странно, тем более по отношению к Алексею, который, как начальник, был всегда на высоте, да и как мужчина не раз выручал меня - да даже неделю назад сам, лично, менял нам розетки!
- Да, Алексей Романович! Я вас слушаю! - нарочно бодро и даже весело ответила я.
- Ясмина, это что за демарш был с увольнением? А? У нас завтра детский праздник, который на тебя записан! Послезавтра ты фотографируешь выездную свадьбу. В четверг юбилей у жены губернатора. А кто зал будет оформлять? Короче, ты как хочешь, но я тебя не отпускаю! Если вопрос в зарплате, то, честное слово, в январе обещаю повышение тысяч на пять, не больше! И...
Он замялся, словно хотел сказать что-то не совсем по теме, а так как я молча ждала и не вставила ни слова, продолжил:
Это был, пожалуй, самый нелепый день в моей жизни! Нелепый, глупый, дебильный день.
Отчаянно хотелось постучаться головой об стенку, чтобы прийдя в себя, вдруг понять, что мне моя действительность просто почудилась и на самом деле всё абсолютно иначе.
Я не хотел ее видеть.
Если бы мне сказали, что она будет работать у Лехи в фирме, ну, точнее, в нашей с ним фирме, я бы туда не пошел! Ни за что.
Усмехаюсь, закуривая у открытого окна.
Кому ты врешь, Воронец?
Ты бы всё равно пришел. Чтобы в ее лживые глаза посмотреть...
А когда-то её глаза казались мне самими красивыми в мире.
Ей было девятнадцать тогда. Она была неукротимой, невыдержанной, жутко эмоциональной, острой на язычок. Мы ругались постоянно, вспыхивая из-за мелочей, как спички. Потом мирились... Страстно, безудержно, так, словно это - наш последний день вместе.
Она была безумно красивой, чувственной, яркой. Когда я смотрел на нее, у меня перехватывало дыхание и в мыслях был только секс.
А секс с ней был вообще чем-то за гранью фантастики...
Зависаю на своём отражении в окне.
Бляять. Я и сейчас её хочу. Безумно.
Она стала ещё красивее. Ещё сексуальнее.
Память услужливо посылает в мозг картинки одна за другой.
Вот ведь всё у неё не как у людей - ни тебе коротких юбок, ни декольте, ни облегающих платьев, как у моей жены, но при этом так маняще, так притягательно, кажется, не выглядит ни одна женщина в мире.
Тонкая фигурка с гордо выпрямленными плечами, но при этом ткань белой футболочки так облегает высокую грудь, что глаза отвести невозможно. Какого хрена я даже это успел разглядеть? При том, что был поражён и убит этой встречей?
А лицо... А глаза? Каждый взгляд, как удар ножом в сердце. Смуглая кожа. Но не тёмная, с таким неопрятным грязноватым отливом, как у всех цыганок, которых я видел, а золотистая, словно подсвеченная изнутри. Чёрные брови, изогнутые, "говорящие". Смотрит на тебя, поднимая одну, и тебе чудится, что вот она - королева, с презрением рассматривающая своего никчемного пажа.
И Золотарёв на неё смотрел, истекая слюной...
-Ну, ты готов? - словно почувствовав мои о нём мысли, Леха вошёл в свой кабинет, где для меня был сегодня любезно поставлен новый стол.
-К чему? - вяло ответил я.
Я был готов. Да.
Потому что недавние мысли просто не оставили мне шанса не быть готовым... Но вряд ли Леха интересовался сейчас вопросами моей физиологии.
-Как это "к чему", Никита! Ты меня поражаешь! Мы не виделись два года! Два! Если не считать коротких разговоров по делу, то и не общались совсем. Нужно обсудить, дорогой, как работать будем, чем конкретно ты займёшься. Да и вообще... за жизнь, за дружбу нашу выпить. Расслабиться. Ты против?
Я пожал плечами.
Пить не хотелось.
Но и возвращаться домой тоже желания не было.
-Как предпочитаешь, в ресторане посидеть или сюда еду заказать? У меня везде связи, через полчаса будет всё в ажуре.
-Сюда.
Я вздохнул с облегчением, что можно будет, действительно, расслабиться, а не сидеть на людях и держать марку.
-Я тут ещё наших девчонок позвал - Ясмину и Лерочку. Только, чур, уговор, Яська моя.
От этого заявления я задохнулся дымом.
Леха всегда был ловеласом. Во время наших совместных плаваний в каждом порту находил себе подругу на ночь, причём обычно "по любви", как говорится, а не за деньги. То, что вечер без бабы для него не вечер, я знал давно. Но вот то, что Яська может повестись на подобное... Впрочем, за пять лет многое могло измениться.
Надежда просто расслабиться и выпить со старым другом медленно, но неуклонно тает, пока мы ждем заказ из ресторана и девочек, попивая коньяк из Лёхиных запасов.
А мне, блять, просто любопытно посмотреть на это... Ну, а что? Я-то все эти годы думал о ней с благоговейным трепетом, я думал о ней, как о гордой и неприступной. А оказывается, она тут зажигала с ловеласами, подобными Лёхе.
Вполуха слушаю болтовню Золотарева:
- Валерка наша ведёт торжества для взрослых, а Ясенька для детей. Никто лучше нее с малышней не умеет работать. Ну, и она фотки делает еще. Мирон, ну, тот красавец, что с бородой, профессиональный певец и за музыку отвечает. Тимоха - за видео и фото. Есть еще Лаванда, её сегодня не было, она декорирует залы, плюс, как администратор. И Серёга, он так на подхвате, и как водитель. Ты на него внимания особо не обращай - бывший военный, посттравм у него, сильное заикание, почти не разговаривает.
- А ты?
- О, дорогой! А на мне так вообще, кажется, всё - от переговоров с заказчиками, до работы с банками. А мы тут еще видишь, новое здание в аренду взяли. Так вот я тут хочу сделать что-то типа банкетного зала, чтобы народ у нас полный комплекс услуг мог получать - не только обслуживание и сопровождение праздника, но и сам праздничный стол. Вот я тебе и предлагаю буквально на выбор - что пожелаешь! Может как раз устройством банкетного зала и заняться, я, естественно, буду рядом, подскажу, помогу. А я уже по старым темам работать буду. Либо, если хочешь, наоборот...
- А ты что здесь делаешь? - первой произносит тот самый вопрос, который и я хочу задать, Валерия.
У меня нет вариантов ответа.
Молча развожу руками.
- Ой, только не говори, что наш ловелас решил сегодня зажечь с нами двумя одновременно, - прыскает Лерка, кокетливо заправляя прядки коротких светлых волос за уши. - Я вообще-то рассчитывала на ночь только с ним одним.
- Мы вообще о работе должны были поговорить. За ужином, - уточняю я.
Возле здания притормаживает машина доставки из небольшого ресторанчика, который часто сотрудничает с нашей фирмой по организации праздников.
- А вот и наш у-ужи-ин! - Лерка забирает у доставщика пакет с едой, второй он вручает мне. - Наш шеф, надеюсь, оплатил еду?
Доставщик что-то там шутит, облизывая Лерку взглядом.
Она сегодня чудо, как хороша. Вообще, ей очень идут платья, которые она обычно не носит, предпочитая брючные костюмы и строгий деловой стиль. Но сегодня на ней красное платье, шпильки, волосы завиты шикарными локонами. Явно хотела нашего шефа сразить наповал.
- Ну, что, подруга, пошли? - кивает мне на дверь.
- Может, ты сама тогда, м? - нехорошее предчувствие не отпускает, и мне очего-то хочется поскорее вернуться домой к дочке. - Я могу свой вопрос с ним и завтра обсудить.
Лерка сует нос в свой пакет и восхищенно мычит оттуда:
- Слу-у-ушай, когда ты еще такое поешь с нашей зарплатой? Пошли! Не боись, я Лёшеньку беру на себя. Поешь, поприкалываемся и свалишь. Тебе тут десять минут до дома быстрым шагом.
Ну, раз уж все равно пришла...
Да и вопрос об увольнении лучше уж решить именно сегодня. Потому что завтра, возможно, снова придется встретиться с Никитой. А я этого не желаю совершенно.
Пока идем по огромному гулкому ангару, который Золотарев желает переделать под банкетный зал, Лерка без умолку болтает о гостях с ее последнего юбилея. И вдруг, уже у двери в кабинет, практически без перехода спрашивает:
- Как тебе наш соучредитель? Ой, блять, и где таких мужиков делают? И, главное, как так получается, что они еще щенками расхватываются, а? Я б его...
К счастью, дверь в кабинет распахивается изнутри, лишая меня возможности услышать, что такого неприличного могла бы сделать с Воронцом Лерка.
- Ну, девочки, ну, чего так долго? - Золотарев забирает у нас пакеты, кивая, чтобы мы проходили скорее внутрь.
В кабинете, который чаще всего служит им не только для Алексея, но и для нас всех, за сдвинутыми в центре двумя письменными столами сидит Никита.
На столе перед ним бутылка коньяка и два уже пустых бокала.
Пячусь к двери.
Вот только этого мне не хватало!
Предчувствие не обмануло!
Успеваю развернуться и даже шагнуть за дверь, как Золотарев замечает мой маневр и бежит следом.
- Ясенька, куда же ты?
Вылетает в ангар, закрывает дверь, хватает за локоть, ласково прижимая к своему боку.
- Малышка, ты куда это? А-а-а-а! В дамскую комнату? Ну, сбегай-сбегай, мы без тебя не начнем.
- Домой я, - бросаю ему отрывисто. - И заявление об увольнении завтра занесу.
- Ты серьезно, что ли? - он меняется в лице. - Одурела? Ну, с чего вдруг увольняться? Тебя что-то не устраивает? Я ж вроде с зарплатой не обижаю. В ситуации твои вхожу. Помогаю, чем могу. Или как-то обидел все-таки?
Нет, на самом деле, он говорит правду.
Более того, такая вот работа ненормированная, когда я могу быть занята всего по полдня, дает возможность уделять время дочке. Да и даже если нужно отлучиться, а у меня мероприятие, и сам Золотарев и Лерка, и другие ребята из коллектива, всегда помогут, подменят. И зарплаты моей нам с Розочкой и Валюшей хватает. И Алексей дает мне возможность еще и фотографированием торжеств подрабатывать. Ну, и я просто люблю свою работу. Это тоже очень важно!
Но...
Хотя... постойте! А почему, собственно, Я должна увольняться? Почему Я должна всё терять из-за какого-то там... как сказала Валюша, мудака?
Или я что, бессловесная тварь какая-нибудь? Или я отпора не научилась давать? Да и кому отпор-то? Воронец женат, судя по кольцу. Я ему неинтересна. О дочке он не знает. И никогда не узнает. Потому что, кроме Валюши, рассказать некому. А она скорее язык себе откусит, чем меня предаст.
Я могу с Воронцом вообще не общаться. И всячески его избегать.
Но раз уж разговор об увольнении зашел, то надо бы из него и выгоду получить, а то когда еще получится шефа попугать?
- Ты знаешь, Лёш, я вот тут подумала, - беру его под локоть. - А чего это я правда взбеленилась? Вот если ты мне чуть зарплату поднимешь, то я и уходить не стану...
Обнимает за талию, затягивая в кабинет. Шепчет на ухо, делая вид, что пытается не дать Лере и Воронцу нас услышать, но на самом деле снова принялся за свое - губами вжимается в мою кожу, типа, целует. Это, наверное, по его задумке должно меня возбуждать. Но не возбуждает. Наоборот, неприятно, как будто к коже прикасается что-то мерзкое, наподобие змеи или лягушки.
- Конечно, Малыш, буду платить столько, сколько скажешь, - говорит это уже в кабинете.
Зачем-то смотрю на Воронца.
И он на меня. С презрением.
Ой, мамочки! Он еще что-то из себя строит!
А за его спиной, вжавшись грудью в его плечи, как змея вьется Лерка!
Куда я попала? Что за...
Это просто рефлекс, Воронец!
Когда только ты успел им обзавестись, учитывая, что с Ясминой встречался-то всего-ничего.
Но мышцы напрягаются, а кулаки сжимаются сами, когда я вижу, как Лёха ее зажимает.
Не позволяю себе развивать эту мысль. Это меня не касается. Пытаюсь отрешиться, обратив внимание на вторую девушку.
Яркая блонди в облегающем красном платье деловито накрывает на стол, заигрывая со мной:
- Никита... мы ж можем на ты, да? У нас тут не принято разводить церемонии. Так во-о-от, Никита, налей-ка даме капельку спиртного, - достает со знанием дела из Лёхиного стола еще два бокала, подставляет.
Наливаю. Толкает незамысловатый тост за знакомство, чокаемся, выпивает.
Когда в кабинет вваливаются, не разнимая объятий, Золотарев и Ясмина, продолжая обсуждать что-то свое, Валерия вдруг оказывается рядом со мной и, склонившись над моим ухом со спины, произносит:
- Похоже, наш шеф сегодня захотел экзотики. А я, получается, приглашена для тебя?
Пиздец. Приплыли.
Но расклад в стиле Золотарева, да.
- Я вообще-то женат, - усмехаюсь блондинке.
- Так и я не безнадежно одинока, - смеется она, пробегаясь ладонями по моим плечам, взъерошивая мои волосы на затылке. - А ты ничего так... Хорошенький. Сильный. Думаю, мне понравится с тобой...
Меня это будоражит, да.
Но вовсе не из-за ее откровенных намеков. К сожалению, не из-за них. А как бы все могло быть просто!
Меня будоражит то, что ОНА ЭТО видит!
Встречаюсь взглядами с Яськой. Там такой ураган, что на секунду мне вдруг чудится - это она, как раньше, ко мне... для меня горит... Что ревнует, что любит до сих пор. Меня словно волной подхватывает или как на качелях вниз - на мгновение даже дыхание перехватывает!
И я снова каменею под её взглядом. Приходится чуть подвинуться в кресле, расставить ноги, иначе хрен усидишь.
Но потом понимаю, что вот такая - растрепанная, с румянцем на щеках она, скорее всего, от того, ЧТО они делали там, за дверью! Целовались? Обжимались? Договаривались о предстоящей ночи?
- Та-а-ак! - тоном хозяйки застолья или профессионального тамады произносит Валерия, подставляя мне четыре бокала. - Первая пролетела, вторую крылом поманила. Не пора ли нам, друзья мои, вновь наполнить наши бокалы и выпить за... И выпить за настоящих мужчин. Их не так много осталось!
Смотрит на меня, намекая, что это был комплимент в мою сторону.
Все берут бокалы. Тянемся, чтобы чокнуться.
- Не чокаясь. За вымерший вид! - бодро выдает зараза - Яська и опрокидывает в себя коньяк.
Ошарашенный Лёха провожает глазами движение ее руки с бокалом к губам и обратно на стол, явно недовольный вычеркиванием себя дорогого из списка настоящих мужчин.
Ну, это, ребята, у вас там свои личные разборки. Я-то тут вообще не при чем. Мы чокаемся с Лерой, но она не дает мне выпить, закрывая ладонью край моего бокала.
- Предлагаю на брудершафт, за знакомство.
- Фу, какая пошлость, - кривится Яська.
- Это, малыш, не пошлость, а старинная русская традиция! - снисходительно улыбается ей Лёха.
- И эта старинная русская традиция, называется старым добрым немецким словом? - закатывает глаза к потолку.
Как в старые добрые времена в ее присутствии меня разрывают на части совершенно противоположные эмоции.
Хочется с одной стороны смеяться, потому что она умеет шутить и отбрить любого. И это реально смешно.
А во-вторых, хочется треснуть ее, потому что вот это всё, издевки ее эти, только в данный момент направлены на Золотарева, но в долю секунды направление может кардинально измениться, и она вывалит и на меня кучу своих ненормальных приколов.
Но смеяться её шуткам сейчас я не хочу. А треснуть... Не имею права.
Ловлю себя на мысли, что специально пью на брудершафт и целуюсь потом в губы с Лерой. Мне хочется, чтобы Заразе было так же ревниво, как и мне... Но...
Я вижу, как Золотарёв кладёт руку на её колено и... Сука, я вижу, как он ведёт ладонью вверх!
В этот момент звонит мой телефон.
С облегчением, что можно, наконец, не смотреть весь этот долбанный спектакль, выхожу за дверь.
Звонит Милана.
-Да?
-Ты где? - ревнивым и обиженным тоном, как будто она моя жена, а не её мать.
-На работе задерживаюсь.
-Я жду, давай скорее домой...
Какого хрена она мною командует? Какого хрена, блять, это всё происходит в моей жизни?
Впечатываюсь кулаком в один из столов, чтобы в мозгах хоть немного прояснилось.
Но не проясняется.
Наоборот. Вслед за мной из кабинета в огромный тёмный ангар вдруг выскакивает Зараза и, не глядя в мою сторону, несётся к выходу так, словно за ней погоня.
Это не моё дело.
Я не желаю с ней разговаривать.
Я вообще, сука, понять не могу, как моя жизнь вдруг попала в эту долбанную точку!
Но... Со мной происходит нечто странное. Словно на несколько мгновений отключается мозг - вспышка, вспышка, вспышка. И вот уже на крыльце я рефлекторно ловлю её за руку...
-Успокойся, - сжимаю крепче, почти до боли. Понимаю, что это перебор, но накрывает каким-то странным болезненным приходом - я столько раз мысленно делал ей больно, что сразу понять не могу, выдумка вот это сейчас или на самом деле происходит. - Что случилось?
-Кроме того, что все мужики козлы? Ничего.
-Он, - киваю на дверь за нашими спинами. - Приставал к тебе?
Ведь явно же оскорбил как-то, поэтому она и рванула прочь.
-Нет, ну, что ты! Наоборот, честь мне оказал - пригласил в свою койку. Я от счастья потеряла дар речи. Вот теперь бегу домой за пижамой.
Приставал, значит.
А она, значит, "не такая"... Или "такая", но не при мне? Или в чем Лëхин прокол?
И вот, Воронец, ты услышал от неё то, что и сам уже понял. Что делать будешь с этим знанием?
А хрен его знает! Она, в конце концов, больше не моя женщина! И не мне решать её проблемы и бить за неё морды... Тем более, что мне показалось, будто она и сама была не против зажечь с Золотаревым.
Меня словно переклинивает. Я вообще сегодня невменяемый какой-то.
Я забываю, чего от неё хотел. Просто вдруг понимаю, что я её держу за руку. По-настоящему. Это не сон. Не бред. Это сейчас со мной происходит.
Я столько раз представлял себе нашу встречу. И как говорю ей что-то обидное. За то, что бросила меня тогда. За то, что ушла. А больше всего за то, что мне было очень плохо без неё.
-Отпусти меня, - повторяет она. - Оглох, что ли?
Надо отпускать. Надо. Мне геройствовать и что-то доказывать ей нет никакого резона. А с Лёхой я могу и потом поговорить по душам на эту тему. Но разумные мысли не выживают в моей голове. Там сейчас всё занято эмоциями, большая часть из которых не к месту и не ко времени.
И, главное, я поверить не могу в то, что Яська сейчас стоит рядом со мной!
Я ведь искал её. Смешно вспомнить, но я даже в этом её.. в цыганском таборе был. Чуть не убили там, правда. И обокрали, как мальчишку сопливого - сам им все деньги отдал, как будто под гипнозом.
Хочется спросить ее, как она живет, как дела. Перевести разговор в нормальное русло - в конце концов столько лет прошло, может, пора забыть все обиды и просто как-то жить, раз уж нам придется работать рядом?
Но смотрю в ее лицо, и понимаю, что на любой мой вопрос в этом своем состоянии, она будет отвечать хамством. И это в лучшем случае.
Уговариваю себя, что, собственно, не очень-то и хотелось.
Наконец, отпускаю её руку.
- А ты всё такая же... Буйная, неукротимая...
- Дикая зараза? - усмехается она.
Я так ее звал когда-то, да.
Помнит.
И я помню.
Разворачивается, чтобы уйти, но потом вдруг передумывает и, обернувшись, говорит:
- И ты не изменился. На пальце кольцо, а ты зажимаешься с Леркой. Все такой же... потаскун.
Хочется сказать, что я вообще-то ничего такого уж компрометирующего себе с ее коллегой не позволил! Ну, выпили, ну, помассировала она мне плечи, ну, коснулась она своими губами моих, и что? Я-то дальше продолжать не намерен!
Но оправдываться перед Яськой? Да я лучше язык себе откушу!
- А ты завидуешь ей, да? Хочешь, чтобы с тобой "позажимался"?
- Да Боже, упаси! - решительно разворачивается к выходу снова и шагает, качая головой, типа, "куда я попала"!
А мои голодные глаза безотрывно смотрят на ее задницу, обтянутую облегающими джинсами. Она такая - кругленькая, упругая на вид... Раньше Яська ходила в одних платьях. Любила необычные, яркие. Умела одеться так, что и не хочешь, а внимание на неё обратишь. Но не по-цыгански нелепо, а со вкусом, который, как утверждала сама, достался от мамы-итальянки.
А теперь вот, вроде и обычно, как всё выглядит... И, в то же время, ей идёт, как же ей идёт! И джинсы, и футболка, обтягивающая грудь, и черные волосы, собранные в высокий хвост. Этой заразе всё идёт! Наденьте на неё мешок из-под картошки, она и в мешке будет самой красивой!
Ну, елки, Воронец! Ну, что за мысли? Чего тебя так размазало, а? Это просто спиртное виновато - я редко пью.
Берется за ручку, собираясь открыть дверь. На мгновение мешкается, явно собираясь еще что-нибудь мне выдать. Но я успеваю первым:
- Если что, я всегда к твоим услугам. По старой памяти.
- Придурок, - шипит, выскакивая за дверь, как ошпаренная.
Мой смех сам собой обрывается тут же, как только она уходит. А ведь до этого было весело!
Но как только я остаюсь один, накрывает каким-то таким знакомым ощущением... Потери.
Так, Воронец, возьми себя в руки! Ещё не хватало...
После ухода Яськи оставаться и пить дальше нет желания. И я решаю вернуться домой.
Машину приходится оставить возле офиса.
Такси неторопливо движется по засыпающему городу. Мне кажется, водила нарочно петляет, чтобы побольше заработать в неурочный час.
Но есть в этом медленном движении по пустеющим улицам что-то завораживающее. Сидишь на заднем, а не на водительском. Расслабленно смотришь на мелькающие в окнах здания, фонари, деревья, редких прохожих и думаешь...
Одновременно обо всём и ни о чем.
И я думаю.
И вспоминаю.
-Я пирог испекла, - Яська кричит это из кухни, как только я появляюсь на пороге квартиры. - Быстрее!
-Что случилось? - врываюсь к ней, думая, что, может, держит горячий противень, что помощь нужна.
Она сидит за столом, забравшись с ногами на стул, и большой ложкой, которой обычно помешивают суп, отламывает огромные куски пирога, смазанного шоколадом, сгущёнкой и чём-то ещё, разноцветным и мною не осознанным. Отламывает и засовывает себе а рот.
Вся перепачканная. Сладкая.
Протягивает мне угощение в своей ложке.
-Скорее! А то я весь съем и тебе ничего не достанется.
-Тогда я сначала попробую крем, - целую её, слизываю с губ сладости, пачкаясь и смеясь...
Всё сложилось так, как сложилось.
Наверное, это судьба?
Сначала я дико на неё злился! Потому что уйти после скандала - это неправильно! Потому что нужно было поговорить потом, позже, когда мы оба остыли бы. Но она психанула. Я тоже. И там ещё в конце была эта моя фраза...
-Ну, я пойду тогда? Потому что ты меня уже достал!
-А говорила, что любишь!
-Ошибалась!
-Ну, иди тогда!
-Вещи, будь добр, пришли доставкой!
-Ага! Щаззз! Забирай сразу, чтобы не надумала вернуться!
Но это я в сердцах тогда ляпнул! Потому что... Ну, теперь понимаю, что из нас двоих кто-то должен был быть мудрее и спокойнее, но тогда... Тогда спокойным и выдержанным я был на работе, а вот в чувствах не умел, не научился ещё сдерживать эмоции.
Вещи ее я тогда скинул с балкона. Старинный чемодан был сделан настоящими мастерами, видимо. Он даже не открылся в момент удара о землю. Яська подняла его, отряхнула и, показав мне фак, гордо удалилась в неизвестном направлении.
Я был уверен, что завтра вернётся.
Я помню, чем закончилась наша ссора так явно, как будто она вчера случилась. А вот из-за чего она началась, не помню, хоть убей.
Кажется, я что-то нелестное сказал о цыганях. Или ей показалось, что я пялился на ведущую какой-то программы? Или она нашла на моем пальто женский волос? Или это было в другой раз?
Мы были такие глупые, такие вспыльчивые - из ерунды такие скандалы раздували! Я её к каждому столбу ревновал. Она меня тоже...
А теперь вот у меня спокойная семейная жизнь. Всё размерянно, всё устаканенно, а вспомнить нечего, и желать нечего, и мечтать не о чем. Впрочем, зачем мужчинам мечтать?
Теперь я умею сдерживать эмоции.
Хотя... Может быть, дело в том, что эмоций нет?
А с Яськой я мечтал. О свадьбе. О наших будущих детях. О том, как она будет беременной от меня, неуклюжей, с круглым животиком. Как я буду, просыпаясь ночью, гладить ладонью своего сына у неё внутри...
Почему я не могу забыть то, чего не случилось? Почему не могу забыть свои глупые невозможные желания?
Такси поворачивает в проулок, где находится массажный салон, в котором работает Илона.
Нет, Илона никогда не была душевно мне близка. И мне, наверное, не станет легче, если я с ней сейчас встречу, но все-таки несколько лет мы прожили вместе, а так... По сути, у меня больше никого и не осталось...
Прошу притормозить у салона и подождать. Уже поздно, возможно, она заканчивает уже, и мы сможем поехать домой вместе.
Мобильный её отключён, иногда она так делает, когда клиент какой-нибудь важный. Салон элитный, клиентов ничего не должно раздражать, а мастера ничего не должно отвлекать.
Решаю сходить, потому что тупо хочется спать после выпивки.
У стойки, где обычно дежурит администратор, пусто.
Я пару раз бывал у Илоны - по её просьбе завозил ей какие-то мелочи, забытые дома. И даже знаком с владельцем салона и некоторыми сотрудниками.
Поднимаюсь на второй этаж.
В здании тихо - практически все кабинеты уже закрыты. В длинном коридоре темно, но из-под двери помещения, где принимает Илона, видна тонкая полоска света.
Подхожу ближе к двери, заношу руку, чтобы постучать, и тут оттуда, из кабинета доносится громкий стон.
Нет, я, конечно, может быть и принял бы этот стон за выражение удовольствия от массажа, но... Во-первых, стон явно женский, и стон явно принадлежит Илона, все-таки приходилось слышать... Ну, и характерное ритмичное постукивание не оставляет шансов как-то иначе интерпретировать происходящее.
Сразу извиняюсь за маты. Ну, сами понимаете, без них мысли мужчины об измене женщины как-то сложно представить...
-Отпусти! - с выражением шока на лице голая Илона пытается вывернуться из-под пузатого мужичка, который жарил её прямо на массажном столе. И вид у нее такой, словно он делал это против ее воли! Актриса...
Сконфуженный мужик с опадающим буквально на глазах членом опасливо дёргается в сторону своих шмоток, сложенных рядышком на кресле.
Вхожу. Осматриваюсь.
Хорошо устроились - музончик расслабляющий едва-едва звучит из колонки, на столике бутылочка вина и фрукты, дымятся ароматические палочки. Зашибись!
-Знаешь анекдот, - хмыкаю я, обращаясь к мужику. - Возвращается моряк из дальнего плавания, а его жена трахается в супружеской постели с любовником...
-Никита, прости! Я сейчас всё объясню!
-Мужик, - пузатый извиняюще смотрит на меня, с трудом попадая ногой в штанину. - Это ваши проблемы. Я тут ни при чем. Я заплатил за допуслуги и все дела, а замужем ли шлюшка или нет, салон инфу не предоставляет.
Пиздец, Илона, как низко ты пала.
-Да, не, ребят, меня там такси ждёт. Вы продолжайте, раз уж допуслуги оплачены.
Захлопывая дверь в кабинет снаружи, слышу, как Илона что-то там призывно кричит мне, как матерится мужик.
Навстречу несётся по лестнице администраторша.
-Простите, туда нельзя! - кричит мне испуганно.
Да я уже ТУДА сходил. Всё увидел.
Просто молча обхожу её и спускаюсь вниз.
Дааа, Воронец, ты и предположить не мог, что у тебя на голове уже ветвится давно...
Пиздец. Чо тут скажешь!
Но странным образом мне вдруг становится похуй.
И даже немного легче. Потому что я, придурок, сегодня весь день думал о Заразе и чувствовал какую-то иррациональную вину перед женой. Хотя ведь только думал! Ну, может, где-то в глубине души сожалел о том, что не сложилось с Яськой, но считал неправильным по отношению к Илоне такие мысли и душил их в себе.
А Илона, получается, спит со своими клиентами. И, возможно, давно.
А значит, я не виноват?
Дебильную мысль о том, что я теперь могу считать себя свободным и с чистой совестью разводиться, гоню прочь. Потому что вслед за нею тут же откуда-то появляется ещё более дебильная. О том, что Яська, кажется, не замужем... Ну, раз, Золотарёв к ней подкатывает. Впрочем, вон Илона замужем, разве это ей как-то помешало зарабатывать не только массажем?
Ох, бабы! Какие же вы суки!
Неужели и Яська такая?
Ты такой наивный, Воронец! Ты был уверен, что Илона "не такая"!
Звонит телефон. Жена.
Отключаю.
Поднимаюсь в квартиру. Не включая свет, захожу в спальню. Раздеваюсь, желая только одного - спать и ни о чем не думать.
Но думается! Думается о том, что меня нахер задолбало всё! Что я баб больше знать не желаю! Что все они - дуры и мерзкие создания! И я вот просто с завтрашнего дня завязываю со всеми навсегда! Ну, не судьба мне найти нормальную, чтобы семья, дети, покой дома, и верность, и любовь...
И с этими мыслями отрубаюсь, упав вниз лицом поперёк кровати.
Просыпаюсь от того, что спину массируют чьи-то руки, а на бедрах чувствуется тяжесть тела.
Илона часто после рейса делала мне массаж.
Ещё не вспоминив до конца о том, что нового я узнал вчера о своей жене, я уже испытываю какое-то омерзение, чти ли! И переворачиваюсь на спину вовсе не для продолжения, а чтобы это всё прекратить!
Но та, кто находится сверху, ловко приподнимается и опускается на мои бёдра уже с лицевой, так скажем, стороны!
Мне становится мерзко. Моментально вспоминается картинка, которую я увидел вечером.
Мерзко потому, что совать свой член туда, где совсем ещё недавно был член какого-то другого левого мужика, совершенно не хочется. Я даже не возбуждаюсь от того, как она начинает на мне ерзать, активно дергая бёдрами, как будто я уже в ней.
Пытаюсь ссадить с себя, ухватив за талию.
И тут понимаю, что это не Илона! Илона помассивнее, потяжелее, да и талия у нее тактильно помниться намного шире.
-Что за херня?
В это мгновение свет в спальне загорается.
И я в шоке смотрю на тот абсурд, который тут происходит!
На пороге стоит Илона. Вся такая целомудренная. В закрытой до самого горла блузке и джинсах.
А со мною рядом на кровати лежит Миланка. В материном пеньюаре и, кажется, без белья под ним...
Помогаю Лаванде надувать шарики - насосом получается делать это быстро и ненапряжно, не то, что губами. Она подготавливает запчасти для фотозоны - сегодня у нас юбилей у двенадцатилетней девочки, и мы решили его провести в стиле Барби.
Да-да, я отлично понимаю, что противоречу клятве, данной самой себе же, кстати! Она заключалась в том, что я не буду приближаться к Воронцу на расстояние десяти метров! Впрочем, формально требования клятвы можно считать выполненными, так как мы с ним в этот момент находимся в разных комнатах...
Но там, за чуть приоткрытой дверью, сейчас происходит та-а-акой разговор, что я не могу себя заставить уйти!
Воронец сознается в преступлении.
А Золотарев придумывает схему, чтобы его друг избежал наказания за это преступление!
Шикарно просто!
Суть преступления, похоже, состояла в том, что Воронца вчера жена поймала в постели с кем-то... Пока непонятно, с кем.
Вот же негодяй! Вот она - сущность Воронца! Изменщик! А я так и знала! Так и чувствовала! И хорошо, что Бог отвел тогда...
Третий шарик подряд лопается от того, что я слишком сильно его сжимаю. Но меня такие эмоции сейчас обуревают, что я сдержаться не могу!
- Ясь, ну, ты поаккуратнее, что ли! - просит Лаванда, с подозрением всматриваясь в мое лицо. - У нас шаров пудрового цвета и так маловато, а ты прям, как нарочно, именно их взрываешь и взрываешь!
Упс! Беру из упаковки белые, которых много.
Смещаюсь еще на пару шагов ближе к двери, чтобы лучше слышать...
- А ты что?
- Заставил Миланку одеться и повез в травмпункт, чтобы засвидетельствовали, что я ее не трогал и никак не принуждал.
- А они что?
- Засвидетельствовали. Полового акта не было, побоев или там синяков тоже нет.
- Фотку покажи!
- Какую? Из травмпункта?
- Да нет, Миланки этой твоей!
- Лёха, чего это моей, а? Я ее и пальцем не трогал! И в мыслях такого не было! Да она же ребенок совсем! Я что, по-твоему, совсем мудак?
Елки! Он еще сомневается! Конечно, мудак! Вот я, например, тоже могу подписаться под этим его определением! Еще какой мудак!
А эта история - позорище просто! Жесть какая!
Я так увлекаюсь подслушиванием, что совсем про шарики забываю. Так и стою с насосом, застыв у двери с открытым ртом и ловлю каждое слово. Даже не замечаю, что рядом пристраивается Лаванда. И тоже с интересом прислушивается к разговору нашего начальства.
- О-о, Никит, да тут деваха-то скороспелая. На вид ей лет двадцать, не меньше! Губы накачала, татуаж бровей, ресниц, а ногти! Пантера, а не девка!
- Блять, Лёха, я ее с одиннадцати лет растил! У меня никогда на ее счет и в мыслях не было ничего такого.
- А у нее?
Воронец тяжело и раздраженно вздыхает.
- А у нее, походу, было...
- А что Миланка в травмпункте говорила?
- Там, в основном, Илона говорила... Что? Ну, то и говорила, что я якобы периодически к её дочери приставал, что она замечала странности в моем поведении.
- Да ей-то так тебя подставлять зачем?
- А я ее вчера поймал на измене и, естественно, собрался подавать на развод.
- Да-а-а, Никитос, вот это у тебя вчера денек был!
-Эх, а я бы такому, как наш новый красивый шеф, ни за что изменять бы не стала! - вдруг раздается за моей спиной голосом Лаванды.
Резво поворачиваюсь к ней. Ну, точно! Подслушивала!
- А что? - по моему осуждающему взгляду читает мысли она. - Тебе можно, а мне нельзя, да? Тоже, между прочим, интересно!
В ангар открывает входную дверь Тимофей и, видимо, сквозняком тут же резко захлопывает дверь в кабинет, практически перед нашими с Лавандой носами!
Отскакиваем с ней синхронно с криком ужаса. Выпускаем под потолок два, накачанных гелием шарика.
Ну, вот! Как жаль, так и не узнаю, чем там дело закончилось!
Но в глубине души... Где-то очень глубоко... Я даже немножко рада, что с Воронцом произошла такая, вот неприятная история. Потому что... За столько лет просто вот до жути привыкла желать ему всяческих бед...
- Ну, ёлки! Я только сремянку в фургон отнес! - тут же начинает на нас ругаться Тимофей.
- Тимоша, ну, пожалуйста! Ну, достань! - хлопает черными ресницами милашка Лаванда. И по уши влюбленный в нее Тимофей, естественно, идет за стремянкой, чтобы достать шарики.
Возвращается буквально через пару минут, ставит стремянку, залезает и начинает доставать шарики - потолок высокий, поэтому это не так-то просто.
-Вы знаете, - приглушенным голосом вдруг заявляет Лаванда, придерживая стремянку. - Я однажды одна здесь вечером сидела, придумывала каркас для оформления входа в свадебный зал. И вооон оттуда, да-да, со стороны бабкиной части дома, услышала пение.
-Какая ты красивая, - с ужасом слышу произносимое мною же самим.
Воронец, ты точно умом тронулся! Это же - Зараза! А тебе, походу, мало проблем с бабами, ты ещё одну хочешь до кучи? Так Зараза тебе легко обеспечит парочку!
Но если она реально красивая?! Разве я виноват?
-Ты головой звезданулся? - спрашивает она почти ласково, подозрительно сощуривая свои чёрные глазищи.
-Да, - вру я. - И боюсь, заработал из-за тебя сотрясение.
Пусть лучше уж будет хоть такое объяснение, чем правда.
-Да почему это "из-за меня"? Ты сам на меня напал!
-Да нет! Это ты в меня врезалась и сбила с ног!
Начинает ерзать, пытаясь с меня встать. Неаккуратно проезжается бедром по ширинке. И.... естественно, Зараза! Я ж живой человек! И да, у меня всё работает, как надо!
Округляет глаза так сильно, что мне даже смешно становится.
-Ты совсем обалдел? - спрашивает, как будто от меня подобные вещи как-то зависят.
-Да я то тут при чем? Ты на меня практически верхом уселась. А это - нормальная мужская реакция.
-Ну, тогда я не удивлюсь, если с такими реакциями ты реально скоро сядешь...
Чего? Она слышала, получается! Да точно слышала! Иначе бы не смотрела так осуждающе!
Оглядываюсь вокруг. Все заняты вытаскиванием из-под стремянки пострадавшего парня, на нас совсем никто не обращает внимания.
Подхватываюсь с пола, ловлю её за руку и, пока не додумалась поорать, тащу через кабинет Золотарёва, который и не кабинет вовсе, а проходной двор какой-то, прямо туда, в старую пристройку, в которой Леха что там... Комнату страха сделать хочет?
-Куда ты меня тащишь? - пищит она.
-Обсудить вопрос моих реакций.
-Беру свои слова обратно, - тут же сдаётся, не принимая бой.
-Поздно, дорогая моя!
Залетаю вместе с ней в тёмную, какую-то жутко тесную, занавешенную непонятными тряпками внутри, комнату. Здесь неожиданно тихо. Как будто имеется специально созданная звукоизоляция. И ничего не слышно абсолютно извне, словно мы под воду нырнули.
-Ой, - пугается она, вжимаясь в меня сбоку.
-Страшно? - смеюсь, неожиданно забывая о своих реально очень больших проблемах.
-Очень...
Я помню. Когда ситуация реально швах, Зараза никогда не солжет.
Но если нужно сражаться, за своих будет биться до последнего.
Я зачем-то всё помню о ней до сих пор... Правда, теперь я для нее уже не "свой", чтобы за меня биться...
-Ты подслушивала?
-Зачем сразу подслушивала? Случайно услышала.
-Слушай, а давай ты мне поможешь?
-Я? Тебе? Да с какой стати?
А я и сам не знаю, какой такой помощи у нее собираюсь просить. Просто вот это всё произошло сейчас с падением, и я зачем-то притащил ее...
Где-то совсем рядом, буквально за стеной, в соседней комнате, вход в которую прикрыт закрепленным в проеме одеялом, вдруг раздается скрип. Не такой, как если бы открылась дверь и заскрипели несмазанные петли, а скрип половиц, как если бы кто-то неторопливо, с расстановкой, шагал откуда-то сюда, к этой комнате.
Окна занавешены тоже, а потому в сумраке создается ощущение чьего-то близкого присутствия.
Яська, не дыша, смотрит на меня с выржением ужаса на лице.
А меня разбирает смех! Потому что я уверен, там в другой комнате - кошка, ну, или сквозняком какую-нибудь доску шевелит, короче, есть какое-то реальное, нормальное объяснение, а не вот то всё, намек на что отражается сейчас в ее черных глазах.
Скрипение половиц медленно, но неуклонно движется в нашу сторону.
Дергаюсь к дверному проему, чтобы откинуть одеяло и просто посмотреть, что это за ерунда, но Яська хватает за руку и прижимается сбоку.
- Стой! Это же она!
- Кто? - едва сдерживаю смех, но не иду, не иду туда! Потому что... Ну, как пойдешь, если вот сейчас я держу ее за руку? Если она сама взяла... Если мы вдвоем, отрезаны от всего мира. И она напугана. А я могу ее защитить.
И хочу.
Провожу ладонями по ее плечам, вниз по рукам, до самых ладоней. Боже, какая же она... Нежная, красивая, теплая. Как у нее глаза блестят в полумраке... Сердце разгоняется в груди так сильно, что кажется, бьется уже где-то у самого горла!
- Никита, - шепчет она, чуть наклоняясь в мою сторону.
Мозг пронзает потрясающая догадка! Она хочет, чтобы я ее сейчас поцеловал!
От этой мысли волной возбуждения так торкает в мозг... и не только в мозг, что я перестаю соображать, и начинаю склоняться к ее губам, медленно, не отпуская взгляда.
- Никита...
Господи, мое имя, как музыка в ее исполнении... Дыхание перехватывает.
- Говорят, - вдруг загробным голосом произносит Зараза. - Что ведьма, которая тут жила, ненавидела мужиков-изменщиков. И каждого, кто каким-то образом попадал в ее владения, лишала мужской силы... Напрочь!
Практически бегом пересекаю кабинет шефа.
На столе у Золотарёва лежит мужская сумка. Такая - на ремешке через плечо. Это точно Воронца. Потому что у Алексея я такой никогда не видела.
Она чуть приоткрыта.
Притормаживаю. Не могу удержаться.
Внутри виден уголок бумажника, права в ламинированном чехле, телефон.
Одним пальцем приподнимаю край сумки, косясь на дверь - мало ли, вдруг кто войдёт, вопросов не оберешься!
Мне стыдно и страшно - вдруг кто-нибудь застанет за таким вот занятием, но предчувствие, что туда надо заглянуть, пересиливает стыд.
Под бумажником нитяной браслет.
Вздрагиваю, коснувшись его.
Узнаю.
Мой. Я его когда-то Никите делала.
По коже мурашки бегут от неожиданной мысли - Воронец хранил мой подарок все эти годы? Зачем?
Трогаю туго переплетённые яркие нитки. Они потерты и растрепаны, как будто все эти годы... он носил браслет!
Это... неожиданно.
Это немного меняет тональность.
Я не позволяю себе вдуматься, но глупое сердце сжимается.
Яська, это ничего не значит! Подумаешь, браслет! Да может, он засунул его в эту сумку сто лет назад и забыл думать! И просто так совпало...
Но сам факт... заставляет меня вернуться к двери, ведущей в старую часть дома. И отпереть замок. Потому что если хранил, то я его ТАМ одного не могу оставить, каким бы мудаком он не был!
Вопреки моим ожиданиям, Воронец в ту же секунду не выходит из тёмной жуткой комнатухи.
Заглядываю внутрь.
-Эй! Э-э-эй! Воронец! Ты здесь?
В ответ тишина.
Внутри никого.
Идти во владения старой ведьми очень не хочется. Потому что я не знаю, как другие, но я там, внутри, просто-таки ощущаю её присутствие! И её злобу! Ох, как она ненавидит всех людей! Ох, как желает, чтобы всем было плохо. Только она не может ничего сделать.
-Воронееец! - зову, переступая порог.
Там, внутри дома, много комнат. Но я дальше этой, самой крайней, ни разу не была. И не желаю быть.
Там - её владения, её жилище, хоть её самой уже нет на этом свете. Мама говорила, что мне передалось что-то такое, особенное от цыган, по отцовской линии. Я и сама попрой ощущала это. Вот, например, в тот день, когда увидела Никиту с женщиной возле дома. Меня словно кто-то в спину толкал именно в тот день, чтобы шла к нему.
Как будто этот кто-то хотел мне глаза открыть.
Но... Воронец всё ещё остаётся отцом моей дочери. Пусть отцом никудышным. Но я не могу его там... Мало ли... Вдруг эта ведьма с ним что-нибудь сделает.
С опаской на цыпочках пересекаю комнату и, отодвинув одеяло, перекрывающее вход в другую комнату, заглядываю туда.
И меня вдруг сметает ураганом. И пискнуть не успеваю, как оказываюсь впечатанной в стену спиной, а грудью... в твёрдое тело Воронца.
Зачем? Почему?
Не понимаю.
Да мозг и не желает понимать.
Мозг желает... думать о том, что ладно бы просто поймал и прижал... Ну, мало ли какие у мужчины реакции в критической ситуации (а она реально критическая - оказаться запертым в этой комнате, где старая ведьма жила!).
Но он зачем-то по волосам меня гладит!
А его сердце так бешено пульсирует в мою грудь, что мое, отзываясь на это биение, набирает скорость тоже.
Пахнет так же, как раньше. Умопомрачительно. Я этот запах не забыла! Хоть и надеялась забыть...
И ощущение мужского тела, крепкого, твёрдого под моими выставленными перед собой ладонями делает меня дурочкой - я знаю, что нужно оттолкнуть и уйти, но не могу!
Скажи ему! Скажи, чтобы отпустил!
Но я позорно молчу, пытаясь ещё хоть на минуту продлить крышесносное ощущение его объятий!
В комнате темно. И может... Может, он меня принимает за кого-то другого? Потому что разве стал бы он меня...
Но губы Никиты вдруг накрывают мои.
Задохнувшись, не могу удержать веки - они захлопываются. Мысленно клянусь себе, что это только на минуточку, а потом я обязательно его оттолкну...
Но язык его нагло толкается в мой рот. Так жадно, словно он, как и я, сто лет не целовался! В низ моего живота вжимается что-то твердое... И пусть у меня сто лет секса не было, я отлично помню, что это!
Оторвавшись от моего рта, жадно кусает губами шею, мочку уха, потом впивается зубами ниже, практически в плечо.
В моих ушах так долбит пульсом, что я не могу сразу понять, кто из нас двоих так сладко и горячо стонет. Но совершенно точно, это мои колени отказываются меня держать, подкашиваются, и я, как обезьянка, вцепляюсь в него руками, готовая на всё, лишь бы он ещё раз...
-Яся! Никита! Воронееец! - зовёт из кабинета Золотарёв. - Куда вы подевались, а? Странно...
Воронец отстраняется.
Переодевшись в Мальвину и лису Алису, Яська и девушка, которая занималась декорированием зала, проводят конкурсы для детей.
Я снимаю, вынужденно подменяя парня, на которого упала стремянка. По ходу, он сломал палец, и Лëха повез его в травмпункт.
Из меня оператор тот ещё. Снова, уже в который раз, камера зависает на Мальвине, отказываясь опускаться к визжащим от восторга детям.
-Я буду читать пожелалки, а вы громко кричите "Да!" и хлопайте, если согласны, или "Нет! " и топайте, если не согласны. Готовы? - весело тараторит Мальвина.
Боже мой, как ей идёт костюмчик! И парик... И макияж! И это просто - воплощение эротических фантазий какое-то! Поверх голубого платьица с кружевами по подолу надет тугой корсет, который не только подчёркивает тонкую талию, но и оч-чень соблазнительно приподнимает грудь!
И нет, естественно, там всё целомудренно прикрыто, но я-то вижу! И я-то знаю...
Я в какой-то эйфории нахожусь. В неуместной и странной эйфории.
У меня дома треш адский, а я тут размазанный и вдохновленный из-за того поцелуя. А больше из-за её отклика на него.
Не хочется думать о проблемах, хочется думать об Аське. Это просто чудо какое-то, что я теперь имею полное моральное право о ней думать! Ведь имею же? После того, что у меня дома произошло, я даже обязан ответить тем же.
Разум пытается рассуждать о том, что я просто застал Заразу в расплох, что отвечала она, возможно, вовсе не потому, что хотела отвечать, а просто... Почему просто, Воронец? Девочки если не хотят целоваться, то и не целуются.
Разум пытается втолковать неразумному сердцу, что я совсем ничего о ней теперяшней не знаю. А у нее там, может, семья и дети...
Но она отвечала! И этот факт рушить все разумные доводы, почему мне нельзя о ней думать!
Адский треш напоминает о себе сам.
Извернувшись, чтобы не съехать камерой с детей, достаю вибрирующий телефон из заднего кармана.
Илона.
"Мы с Миланой в отделении полиции. Собираемся написать на тебя заявление о совращении несовершеннолетней. Если не хочешь этого, приезжай к нотариусу через час. Адрес скину. Документы на квартиру взяла".
Сука! Хрен тебе, а не пол квартиры! По-хорошему ты уже и сама должна на квартиру себе заработать - вон какой прибыльный приработок имеешь!
Фоткаю ей фак, собираясь ответить без слов.
Какой-то мелкий чувак в клоунском носе и праздничном колпачке неожиданно комментирует откуда-то из-за моей спины.
-Ничего себе как не стыдно! Взрослый дядя, а материшься!
Пиздец. Вляпался. Сейчас растрезвонит своим родителям, которые отмечают День рождения именинницы во взрослой компании в соседнем зале!
Спасаю положение:
-Это был не мат, а морской язык жестов.
-Ага-ага! - снисходительно.
-Хочешь научу? - мозг лихорадочно соображает, что бы ему такое показать и, одновременно, как бы стереть из записи кусок, где он меня поучает.
-Ну, давай!
-Неси два красных шарика! - командую, устанавливая камеру на штатив так, чтобы она продолжала сама снимать Яську с детьми.
Шарики скоро оказываются в моих руках.
- Смотри, правая рука вверху, а левая параллельно полу вбок - это буква "П", теперь если обе руки вниз и соединить вот таким полукругом - это "о".
- Дай я, дай я! - пацан в нетерпении прыгает рядом, вытягивая руки в стороны шариков. - Попро-о-обую!
- Давай, я покажу слово "поздравляю", а ты попробуешь повторить для именинницы?
- Давай.
- Только смотри внимательно и запоминай!
Я увлеченно размахиваю руками, вспоминая морской язык жестов, пацан с явным напряжением на лице внимательно смотрит. Я даже не замечаю, что большинство детей тоже столпились возле нас за моей спиной и с интересом наблюдают за здоровым дядькой, который решил помахать шариками.
Потом, когда они, варварски повырывав шары из гирлянды возле фотозоны, разбегаются по залу, яростно размахивая ими друг перед другом, я с триумфом смотрю на Заразу - видишь, как круто и просто я сумел развлечь детей?
- Воронец, - шипит она разъяренной кошкой. - Ты что делаешь? Как нам их теперь собирать? Испоганил всё мероприятие!
- Наоборот, я их занял, - но уверенность быстро меня покидает, потому что дети начинают по-одному перебираться в зал для взрослых со своими шариками.
С ужасом смотрим в проем между залами.
Вот уже первый шарик шлепнулся в тарелку какому-то мужику. Вот второй с громким хлопком лопнул, заставив дородную даму, собравшуюся толкать тост, выронить на пол рюмку. Вот первый ребенок взвыл на весь ресторан из-за того, что красных шаров ему не досталось и пришлось взять "некрасивый синий".
- Чо теперь делать? - с надеждой смотрю на Заразу.
- Теперь нам нужно их как-то... удивить! Пошли, Воронец, будешь переодеваться...
В маленькой комнатке, служащей ресторану чем-то вроде кладовки, а нам гримёркой, достаю из большой сумки с реквизитом костюм для Воронца.
Он округляет глаза.
-Не-не-не, я ж не смогу! Это ж играть надо! Чо-то там изображать из себя. Я не умею!
В другой бы ситуации его растерянный вид, наверное, меня бы насмешил. Но сейчас уже не до смеха. Потому что мы стремительно теряем контроль над ситуацией. Я это чувствую. Как чувствую и растущее недовольство со стороны родителей. Вот-вот придут его высказывать нам...
Лаванда чуть не плачет в зале, пытаясь собрать детей и продолжить действовать по сценарию. Дети орут. Кто-то, судя по крикам, уже дерётся. Слышен звон падающих на пол вилок. Скоро до тарелок дойдёт...
Торжественно впихиваю Воронцу костюм. Если на Тимофея налезал, этому, конечно, совсем впритык будет. Никита крупнее и мощнее в плечах.
-Надевай! И побыстрее, а не то дети разнесут весь зал, и ущерб у нас вычтут из зарплаты!
-Окей, - тяжело вздыхает он.
И начинает раздеваться!
-Эй, - мгновенно отворачиваюсь, ворчу. - Можно было не при мне.
-Я всего-то до футболки разделся, - смеётся он. - Ты думаешь, что-то во мне изменилось с тех пор, как ты меня видела голым?
Меня бросает в жар.
От стыда. Конечно же, от стыда!
И, не найдя, что ему ответить, я сбегаю в зал к Лаванде, толком не объяснив Воронцу, что от него требуется.
Привлекаю их внимание, нараспев прокричав в микрофон:
- А кто хочет получить подарочки? И хоть сегодня у нас именинница Машенька, но подарочки могут получить все желающие! Кто хочет, быстрее бегите сюда!
Дети тут же толпой несутся в мою сторону. Кто-то сносит с пути стул. Двое пацанчиков лет девяти стукаются лбами и падают на попки. Но большая часть все-таки достигают меня и становятся полукругом.
Делаю знаки Лаванде, чтобы проверила, на месте ли наши задания для квеста.
По плану он должен был бы быть намного позже, но раз уж все так глупо перевернулось в сценарии, благодаря Воронцу, то надо срочно что-то менять!
- Итак, чтоб подарки получить, нужно постараться
И с пиратом одноглазым будем мы сражаться!
Говорю специально в микрофон, чтобы Воронец там, в подсобке, точно услышал и вышел к нам в зал.
Жду несколько секунд, косясь в сторону двери.
Но пират не появляется.
И, как назло, Лаванда выходит из зала, чтобы проверить, на местах ли подготовленными нами заранее задания квеста, которые разложены в самых неожиданных местах по двум залам и даже во дворике ресторанчика.
- Пират уже в пути, наверное, швартует свой корабль, - поясняю детям, а потом снова подношу к губам микрофон и говорю еще громче. - Чтобы подарки получить, нужно постараться, И с ПИРАТОМ одноглазым будем мы сражаться!
Уже немного паникуя, поглядываю на дверь в подсобку. Воронец! Ну, где же ты? Сейчас нам будет плохо, если ты не появишься!
Но его нет! Оглох он там, что ли?
- Пират где-то застрял! - "шутят"добрые детки.
- Он утонул!
- Пошел ко дну!
- Его сожрала акула! - кровожадно клацает зубами маленький рыжый толстячок лет восьми.
- Он напился рому! - со знанием дела выдает подросток лет двенадцати.
- Нет! Нет! Я знаю! Знаю, что с ним! - у кричащей это девочки так подозрительно хитро блестят глаза, что я уверена, она сейчас выдаст нечто, что и на уши не наденешь!
Но ее перебивают общим криком, визгами, кто-то кого-то толкает, доказывая, что лучше догадался о местонахождении нашего пропащего пирата.
Шум поднимается такой, что у меня буквально ухо закладывает! Растерявшись, не могу сообразить, что делать дальше!
Поверх детских голов встречаюсь взглядами с мамой именинницы, заглянувшей в зал. По выражению ее лица легко читаю, что она недовольна. Вот сейчас подойдет и скажет, что нас наняли для того, чтобы занять детей, и чтобы взрослые смогли нормально отметить праздник. Она. действительно, решительно шагает в мою сторону.
И в это мгновение дверь из подсобки в зал открывается, и оттуда кубарем вываливается нечто, отдаленно напоминающее пирата... и Воронца.
Высокие пиратские ботфорты явно надеты не на ту ногу! Пивной пиратский живот почему-то перевернут на спину! Борода от падения смещается на бок и располагается где-то под левым его ухом. Пиратская треуголка вообще отлетает под стол!
Мамочка!
- Эй, полундра! Все наверх! Что за шутки? Что за смех?
Мы веселья не выносим. Что хотим - берем, не просим.
Воронец говорит это хрипловатым басом, и, подманив пальцами стоящих к нему ближе всего двух мальчишек, с их помощью поднимается с полу и неторопливо поправляет свой костюм.
- Ну, что, Мальвина, я тебе скажу, - вдруг обращается ко мне не по сценарию. - Где-то тут, говорят, спрятан старинный пиратский сундук. И слышал я, что лежат в том сундуке несметные сокровища. Но найти его смогут только пираты. Есть тут пираты?
-О, мы вас очень просим! Пожалуйста! Ну, пойдёмте к нам! Мои гости хотят сфоткаться тоже!
Подпившие родители, забыв о своих детях, настойчиво тянут нас за стол.
Настойчивее всех мама именинницы, красивая блондинка в брючном костюме, пытается увести с собой нашего пирата.
Я всего-то на мгновение отвлекаюсь, чтобы отнести часть реквизита в машину, и... вернувшись, вижу его, сидящим с нею за столом!
Ох, Воронец, ох, кобелина!
Гости потихоньку расходятся, уводя своих спиногрызов. Именинница с оставшимися варварски вскрывает подарки.
А её мама, красиво закинув ногу на ногу, соблазняет Воронца!
-Ясь, а Ясь, а ты чего так на них смотришь? - Лаванда хитро улыбается мне.
-Как так? Смотрю, потому что у меня есть глаза, чтобы смотреть, - бурчу в ответ, запихивая праздничную мишуру в большой пакет.
-Как будто сейчас эта дама уводит твоего мужика.
-Глупости какие, - меня замечание Лаванды дико раздражает, но, раз уж она увидела и так это всё поняла, значит, и другие могут увидеть? И Воронец? Усилием воли заставляю себя вообще не смотреть в их сторону.
Но слышу, как звонко чокаются бокалы, как толкаются тосты.
-Поехали? - в зал заглядывает Сергей, наш водитель.
-Да у нас тут неожиданность, - Лаванда кивает в сторону стола. - Наш дубль-шеф решил отметить день рождения девочки.
-Ого, ну, вы решайте уже этот вопрос быстрее. В конце концов, уже поздно, всем домой надо, - ретируется Сергей.
-Ясь, иди, зови его, - говорит мне Лаванда.
-Нет, а я-то чего? Иди сама!
-Думаешь, я не видела, как вы с ним в лачугу старой ведьмы за ручку ходили? Всем расскажу, если не пойдешь! Иди! Мы с ним почти не знакомы.
У-у-у, шантажистка!
Иду. Пока иду, успеваю разглядеть, как блондинка гладит пирата пальчиками по запястью, как облизывает его горячим взглядом.
Интересно, она его до облачения в костюм приглядела или её конкретно пираты заводят?
Они успевают выпить дважды до того, как я останавливаюсь рядом.
Прокашливаюсь, чтобы на меня обратили внимание.
Но они так заняты друг другом и своим разговором, что на меня вообще никто не смотрит!
Прислушиваюсь. Мирон до сих пор не выключил музыку, хотя тоже собирается потихоньку, чтобы ехать вместе с нами.
- А ты женат? - она прикусывает губку, с надеждой глядя на Воронца.
- Пираты - люди вольные! В каждом порту по невесте, - шутит он. - Шучу. Нахожусь на стадии развода. Одинок и несчастен.
Шутит он! Но это она думает, что шутит! На самом деле я-то точно знаю, что это не шутки! У него реально баб куча просто! Жена, потом малолетняя любовница какая-то, потом с Леркой нашей тоже мутил недавно. И это только те, о ком я наверняка знаю! Да и что там с этим разводом, не известно еще! Может, так, для того, чтобы соблазнить женщину, ляпнул.
- И я одинока тоже, - она страдальчески сводит к переносице широкие татуированные брови. - Владкин отец нашел себе помоложе и свалил, кобелина такая. Хорошо хоть бабок отстегивает ежемесячно столько, что нам их хоть жопой ешь... О, прости за мой французский.
- Извините! - решаю, наконец, вмешаться я. - Мы уже собрались почти. Нам пора уже.
- Ну, так поезжайте! - взмахивает рукой, как бы отпуская нас, заказчица.
- Пират должен уехать с нами, - настаиваю я.
Потому что у нашей фирмы правила железные. Никогда не оставолять своих где-то в пути после работы. И никогда не работать в долг.
- И вы, кстати, не расплатились еще с нами.
- О, точно! Щаззз, - она неловко встает из-за стола.
Делает вид, что споткнулась и приземляется ровно на колени Воронца! Причем он ловко ее поддерживает и помогает поудобнее усесться!
Офигев от такой прыти, круглыми глазами смотрю на них.
Вот, Ясенька, как нужно мужчин завоевывать! Пришла, увидела, захомутала! А вот ты, глупая, со своими принципами точно обречена на вечное одиночество.
- Алёнушка, ты прости, но мне, наверное, пора. Злобная Мальвина, - кивает в мою сторону. - Выгонит меня с работы, если я не поеду с ними.
- Ты даже не проводишь меня домой? - дует губки она.
Я стою, как третий лишний, переминаясь с ноги на ногу, и чувствую себя форменной дурочкой.
- Я позвоню...
- О, ладно! Буду ждать, - воодушевляется она.
Воронец ловко ставит ее рядом со мной и устремляется к выходу. Забрав у клиентки деньги, догоняю его на крыльце.
- Зараза, ты чего меня раньше не вырвала из цепких рук этой... женщины?
- Еще секунду назад она была "Алёнушкой", - поддеваю его.
- Я просто пытался хоть как-то сохранить честь и достоинство.
-Эй, моряк, ты слишком долго плавал...
С трудом разбираю в его бормотании слова песни.
- Я тебя успела разлюбить...
-Что ж тебя развезло-то так, а? - Мирон дотягивает Воронца до нашей с Валюшей квартиры на первом этаже.
Тихонько отпираю дверь.
Господи, Валюша такого мне наговорит, когда поймёт кого именно я к нам притянула!
Что ж ты делаешь, Яська?
Я не знаю, как вообще так получилось! Просто Мирон спешит домой, у него там семья и дети. Лаванда снимает комнатку у злобной мегеры в двушке и туда ну никак не может привести мужчину. А где Серёга обитает никто не знает - он нелюдим и практически ни с кем не общается. Куда было Воронца везти? Не на улице же бросать пьяного человека?
Мои спят уже - в квартире тишина и темнота. Только в прихожей и горит старинное бра на стене.
Прислонив пьяное тело к стеночке в узкой прихожке, Мирон с надеждой смотрит на меня:
-Дальше сама справишься?
Киваю, молча машу ему, отпуская.
Ну, вот, Ясенька, ты снова сотворила глупость. Ты же клялась себе, что ни за что и никогда не позволишь ему даже приблизиться к Розочке. И ты сама привела его в свой дом!
Воронец начинает съезжать по стеночке на пол.
Подхватываю его, подскользнув под руку.
-Никита! - шепчу, слегка похлопывая по щеке. - Никита, давай, открывай глаза! Помогай мне!
Открывает. Смотрит удивлённо, как будто видит в первый раз:
-О, Ясенька! Ты настоящая? Или снишься мне снова?
Обманщик! Льстец! Только недавно с мамашей любезничал!
-Садись давай! Разую тебя, - усаживаю на танкетку.
С готовностью сползает, улыбаясь мне.
-Яська, стоп! Не трогай кроссовки! Подвинься поближе! - тянет руку к моему лицу, подаваясь вперёд так, что приходится, действительно, приблизиться, чтобы не свалился вперёд лицом.
-Тише! У меня тут... все спят уже!
Трогает пальцами мою щеку. Удивляется.
-Настоящая!
-Ты придуриваешься, что ли, Воронец? Мы с тобой целый день сегодня вместе на мероприятии работали. Что за...
Но он не слушает. Перебивает:
-А кто у тебя тут спит, а? Муж и семеро козлят... то есть... цыганят?
-Так! Замолчи! Давай сюда ногу!
С трудом стягиваю с него кроссовки.
Куда его укладывать-то?
Валюша спит в своей комнате. Там всё под неё приспособлено - так чтобы с коляски без посторонней помощи переместиться на кровать.
У Розочки - своя маленькая детская спаленка.
А я - в зале. На раскладном диване.
Койко-мест больше не предусмотрено.
- Вставай, алкоголик! Как тебя могло развезти так от нескольких рюмок? Я не понимаю!
- Это меня от горя так... развезло, - опираясь на меня, встает.
- Господи! Какое у тебя-то горе может быть? Никто ж не умер. Сам - вон, какой здоровенный. Денег море. Горе у него!
- Ты ж меня бросила. Вот и горе!
Как там говорится? "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке"? Бред! Вот у Воронца так не работает! Он в пьяном состоянии выдумывает покруче, чем в трезвом.
Завожу его в зал. Усаживаю в кресло.
- Сиди. Сейчас диван расстелю.
- Мы вместе спать будем? - интересуется деловито.
Нет, ну, наглец! Поразительно просто!
- Учти! Не дай Бог, начнешь ручонки свои распускать! Я тебе устрою тогда! На улице ночевать будешь!
- Вот еще! Нужна ты мне больно! У меня, знаешь, сколько желающих ручонки мои... это... ощутить на себе.
- Ну, вот и ночевал бы с желающими! А то, может, такси тебе вызвать? Еще не поздно!
- Не-не! Чо сразу такси? Я не дойду до него!
Стелю на разложенном диване свежую простыню, кидаю свою подушку с новой наволочкой и одеяло.
- Всё! Укладывайтесь!
Смотрит на меня неожиданно осмысленно. Мне казалось, что он на такой взгляд уже и не способен сегодня!
- Помоги раздеться, - говорит хрипловато.
- Нет уж! Сам! А лучше так ложись - не хватало еще, чтобы...
Обрываю себя на полуслове, чтобы не выдать ему "чтобы ребенок тебя полуголым увидел!" В душе еще теплится надежда, что он проснется и уйдет до того, как Розочка встанет.
Так и падает на диван. В одежде. Лицом в подушку.
Вырубается.
Постояв и подождав, понимаю, что теперь реально не притворяется - спит! На самом деле спит!
Ухожу в ванную, прихватив пижаму. Принимаю душ, переодеваюсь.
И самой не верится, что вот сейчас выйду, а он там, в моей постели лежит! Нереально же! Как подобное случиться могло? И зачем?
И как вы, молодой человек, оказались в нашем женском царстве? - я вдруг отчётливо слышу этот вопрос, произнесенный Валюшиным голосом с ноткой сарказма.
-В каком царстве, Валюша? - любопытным Розочкиным голоском.
-В женском царстве, деточка, в женском...
-Ну, как? Смотрю - дом стоит до небес. А в доме том заколдованные принцессы живут, - то ли насмешливо, то ли игриво голосом Воронца. - Я решил забраться в этот дом и посмотреть...
Просыпаюсь в ужасе. Приснится же такое! Но сон не заканчивается!
-Я тоже принцесса? - ахает Розочка.
-Похоже, ты одна тут принцесса и есть, - вздыхает Воронец.
-Чего это? Я тоже ещё ничего! Есть ещё порох в пороховницах, а ягоды в ягодицах! - возмущается Валюша.
-Валюша! - говорит Розочка. - Так нельзя говорить в присутствии мужчины!
Моими словами говорит, и тоном моим, поучительным.
Резко сажусь в кресле, выбираясь из неимоверной позы, в которую свернулась.
Боже мой! Это же всё сейчас на самом деле происходит! Воронец пробрался в наш дом! Как опасный вирус...
-А где твой меч? - интересуется Розочка, пока я, быстро запихиваю постельные принадлежности в шкаф.
-С ним неудобно было по стене подниматься. Пришлось оставить у подъезда.
-Ты всё обманывыаешь! - возмущается Розочка. - Я смотрела в окошко! Там нет меча.
-Может, враги его украли? - ахает Воронец.
Осторожно приоткрываю дверь. Выглядываю на кухню.
За столом с одной стороны сидит в своём кресле Валюша, с поощрительной улыбкой глядя на Воронца. А он - спиной ко мне. А Розочка у него на коленях!
Да, она такая - от новых людей вечно без ума, расспрашивает, выпытывает, в рот заглядывает, в переносном смысле, конечно же.
Валюша разливает из заварника чай и подвигает к Воронцу и Розочке свежеиспеченные оладьи.
Я думала, что она его растерзает сразу же, как увидит! А она, глянь-ка, любезничает!
Собираюсь, пока они заняты разговором, аккуратно проскользнуть в ванную.
-Ясенька, девочка моя! Наконец-то ты проснулась! Я уж думала ты решила рекорд сегодня поставить...
Останавливаюсь спиной к ним. Ощущение, словно меня сейчас застали на месте преступления.
Медленно оборачиваюсь.
Они все втроём с улыбками смотрят на меня.
-Мамочка! - Розочка тянет ручки, чтобы я её взяла.
По инерции шагаю к ним, беру, соприкасаясь своими ладонями с руками Воронца.
Встречаемся с ним взглядами.
У него такой... Странный. Умиротворенный какой-то. Ну, это первое определение, которое на ум приходит.
-Мамочка, мы с твоим парнем познакомились! - шепчет мне дочка на ухо.
С парнем?
-Валентина Александровна пригласила меня к себе завтра на день рождения, - сообщает Воронец, обменявшись с Валюшей влюблёнными взглядами.
Предательница! Говорила, если встретит его, то порвёт, как Тузик грелку!
-А сегодня мне пора, наверное, - встаёт и шагает ко мне. - Можно тебя на пару слов?
-Розочка, иди завтракай, - отпускаю ребёнка и захожу в предусмотрительно открытую передо мной Воронцом дверь в зал.
А что если он уже знает, что Розочка - его дочь? Что если он сейчас предъявит мне это?
Поправляю растрепанные после сна волосы.
Руки от страха дрожат.
Заходит. Закрывает дверь. Поворачивает замочек на ручке!
Растерянно смотрю в окно, боясь встретиться с ним глазами. Что делать теперь?
-Только не ори! Ребёнка испугаешь, - с этими словами каким-то ловким и быстрым движением аккуратно подсекает меня под колени.
И вот я уже лежу спиной на диване. Затылком на подушке, на которой он спал. А он, видимо, чтобы не дать мне заорать, накрывает своими губами мои губы.
Мужское тело опускается сверху, тяжело вжимаясь в меня.
От него пахнет лимоном и малиновым вареньем. И ни следа перегара...
Язык, не встретив сопротивления, влажно входит в мой рот.
Опомнившись, пытаюсь выкрутиться, но, кажется, делаю только хуже! Он крепко держит. Отрывается от губ. Шепчет на ухо:
-С утра мечтал это сделать! Лежал на твоём диване. Смотрел, как ты спишь в кресле. И умирал от желания.
Мне хочется возмутиться! Поорать! Поругаться с ним! Высказать кучу своих обид - они-то никуда не делись!
Но в ответ на эти слова во мне словно что-то обрывается, на глаза наворачиваются слезы.
Потому что мы могли бы жить в другой реальности... В той, в которой каждое наше утро начиналось бы вот так. И я не знаю, как Никита, но в этой реальности я была бы очень счастлива.
-Воронец, пожалуйста, отпусти меня...
Злость на весь женский пол копится во мне уже много дней. Пожалуй, с первой моей встречи с Яськой в фирме. Потом была Илона с клиентом. Потом Миланка. А теперь вот это вот...
Накопленная мною ярость неожиданно выплескивается в гнев, которым я не могу управлять!
Потому что он густо замешан на возбуждении, на страсти, на обиде, на ненависти и любви! Я заебался так жить! Просто не могу так больше! Я хочу разнести в щепки этот сраный мир, где у меня ни хера хорошего не выходит!
Я столько лет изображал из себя спокойного и уравновешенного человека, что накопил бешенства столько, что просто могу затопить им весь мир!
И разве я виноват, что именно Зараза всегда умела найти ту самую трещину, через которую моя ярость прорывалась на свободу? Талант у нее такой, блять!
Но зато мне потом всегда становилось легче...
Когда она впивается своими когтями в мою щеку, у меня темнеет перед глазами! Но не от боли. Конечно же, не от боли!
А потому что она, как обычно не желает ни разговаривать, ни слушать, ни идти на уступки! Да, что там уступки. Она не желает элементарно думать!
И все-таки да, мне больно. Но не физически.
Потому что ни одна моя баба, получается, не ценила меня настолько, чтобы... Чтобы что, Воронец? Чтобы любить?
А ты-то сам?
А я, сука, сам вот эту Заразу любил. И люблю.
И в бешенство я впадаю именно из-за понимания этой прискорбной новости.
Но если раньше очередная ссора раскидывала нас с Яськой в разные углы комнаты, и мы часами могли игнорировать друг друга. То сейчас меня словно перекрывает! Я просто не соображаю толком, что творю! И забываю, что в соседней комнате старушка с девочкой...
Я вижу перед собой красивое лицо, на котором написано чувство брезгливости и даже, наверное, ненависти ко мне! Мне очень хочется ЭТО стереть! Просто безумно хочется!
И она только бросает в разлитый бензин спичку, когда впивается в мое лицо своими когтями!
Я не думаю, что делаю.
Я просто делаю это и всё!
Закрыв ей ладонью рот, впиваюсь в шею губами, а второй рукой раскидываю в стороны ноги в тонких пижамных штанишках.
Моё тело, каким-то странным образом вдруг оказывается на ней. И ему пофиг на лупящие по плечам и бокам маленькие кулачки. Да не-е-е-ет, ему, сука, это даже заходит!
Отпускаю рот, чтобы зажать руки над головой.
-Чего ж ты не орешь, а? Ну, давай! Ори! "Помогите"! - подсказываю ей, прежде чем впиться в губы.
Не орет потому, приходит в голову дурацкая и неожиданно спокойная мысль, что у нее ребенок маленький в соседней комнате. Пугать не хочет.
Пока следующая настолько же дурацкая не сформировалась, я успеваю рвануть вниз до колен ее штаны. Ткань неожиданно лопается по шву и расходится в стороны, обнажая нежный гладенький лобок. Я вжимаюсь в него пальцами. Её бедра дергаются и она беззвучно стонет в мой рот.
Эмоции взрываются фейерверком так, что я теряю остатки разума! Ведь и раньше же так было... Мы и раньше мирились именно так - срывая друг с друга одежду, кусая, и делая засосы, трахаясь бешено, чуть ли не до отключки! Я не жил без этого столько лет! Это была не жизнь! Я без этого существовал!
И от ощущения, что наконец-то получил, дорвался, добился, от этого я просто не могу остановиться!
Да и надо ли?
Надо ли, если ее руки вдруг перестают неласково впиваться в мою кожу. Перестают отталкивать.
Надо ли, если из нее сочится влага, а я чувствую это своими пальцами.
Мокрая, страстная моя девочка.
Из одной крайности меня мгновенно бросает в другую! И вот уже вместо ярости я ослеплен дикой страстью.
Задираю вверх ее футболку, обнажая грудь.
Задыхаюсь от того, как это порочно выглядит - разорванные штаны, твердые сосочки, горящие глаза, распахнутый ротик.
Я знаю, что и она меня хочет.
Я знаю, что стоит мне сейчас войти в ее тело, она потеряет голову так же, как и я.
Но... По её щеке ползет слезинка. Уголки губ скорбно дергаются и опускаются вниз.
- Я не хочу так... Хочу, чтобы меня любили...
Мне приходится наклониться к ней, чтобы услышать то, что говорит еле слышно.
И мне бы сейчас просто сказать ей, что я ЛЮБЛЮ... Это ведь не будет враньем.
Но разве я могу так сказать? Разве могу? Это ее тело сдается мне, хочет меня, а глаза... глаза ее меня ненавидят!
- А отец Розы тебя любил? По твоей логике должен был бы... Раз уж ты дочку ему родила. Кто он был? Папашка твой цыгана нашел или ты снова своевольно выбрала гаджо?
Мне кажется, она испытывает истинное удовольствие, когда, размахнувшись насколько это возможно лёжа, несильно шлепает ладонью мне по щеке.
Ненормальная! Я толком еще успокоиться не успел, а она снова...
-Уходи! - цежу сквозь зубы, пока он удивлённо смотрит в мои глаза после пощёчины. - Прочь из моего дома!
Оттолкнувшись от дивана, одним плавным движением.
-Окей. Уйду. Но меня завтра пригласили на день рождения.
-Ещё чего! Я! Я тебя не приглашала!
-Ну, а день рождения не у тебя.
Отпирает дверь.
Розочка, маленькая предательница, словно дежурила в прихожей, тут же бросается к нему. Показывает какие-то игрушки:
-А у меня вот что есть!
Присаживается перед ней на корточки. С показным интересом берёт из её рук мягкие игрушки.
-И кто это у нас тут? Расскажешь?
-Розочка, дядя спешит. Ему на работу надо.
Пока дочка с умильной расстроенной мордахой смотрит на меня, Воронец с усмешкой закатывае глаза в потолок.
-Ну, мамочка! -начинает канючить Розочка.
-Я приду к вам в гости завтра, ладно? И ты мне всех-всех своих зверей покажешь. Хорошо?
Ну, вот умеет он, гад такой, с детьми! Что с толпой на празднике хорошо получалось, что вот с родной дочкой тоже.
Розочка тянет ручки, как всегда это делает со мной.
И он поднимает.
А я из другой комнаты смотрю на эту картинку, как на кадр из невероятного фантастического фильма. Я даже подумать не могла, что увижу когда-нибудь такое!
И да, конечно, дочка похожа на меня - та же смуглая кожа, чёрные волосы, тёмные глаза. Но... Что-то неуловимое - разлет бровей, форма губ, разрез глаз... Я не знаю, что именно, но в целом вижу, что если приглядеться, то вполне можно увидеть общие черты.
Хотя, к счастью, навскидку признать в Воронце отца Розочки невозможно!
И с этой успокаивающей мыслью я срываюсь с дивана, где сидела в каком-то бессилии и выхожу к ним.
-Так, малыш, иди к себе. Собирайся. У меня выходной сегодня. Поедем в магазин за туфельками.
Ребёнок, обожающий походы по магазинам, тут же переключается. И, соскочив с рук Воронца, убегает к себе.
-До свидания, Валюша! До свидания, Розочка! - зычно гаркает гад, заставляя меня вздрогнуть и отшатнуться в ужасе.
-До свидания, милок! - сладким голосом чуть ли не пропевает из кухни Валюша. - Не забудь! Завтра в шесть ждём!
-Всенепременно, - улыбается гад.
Накидывает куртку. Обувается.
Шагает к двери.
Задумавшись о том, как не позволить ему снова явиться в свой дом завтра, шагаю следом в узкий коридорчик к входной двери.
Зачем-то вдруг зажимает меня там. Пораженно застываю, упершись спиной в дверь.
Со стоном втягивает носом воздух, как будто нюхает меня. Это вообще дикость какая-то!
Но... у меня вдруг почему-то слабеют колени и приходится ухватиться за его плечи, чтобы устоять.
- Хочу тебя, - шепчет в ухо.
Меня словно молния прошивает от макушки до самых пяток! Глаза безвольно закрываются. Господи, ну, почему я так реагирую! Силюсь прервать это невыносимое ощущение - томления, легких волнущих спазмов внизу живота и в лоне. Но он ведет губами по шее вниз к плечу - неторопливо, едва касаясь, обжигая горячим дыханием, и я сокращаясь, словно пытаясь ощутить его внутри!
И не могу, не могу прервать!
- А теперь вижу, что и ты меня всё также хочешь, - выдыхает, прежде чем прикусить мою кожу на ключице.
- Мамочка, - где-то, по ощущениям очень далеко, зовет Розочка. И я, наконец, прихожу в себя!
Упираюсь в его плечи, отталкивая. Проскальзываю внутрь коридора, подальше от него.
Лениво отпирает дверь и не спеша выходит на площадку.
- Попробуй только прийти завтра, - произношу, берясь за ручку.
- А то что? Даже интересно, какое будет наказание, если вдруг приду!
Захлопываю дверь, дыша, как разъяренный бык!
Хамлюга! Ну, вот что за наглый такой мужлан!
"Хочет" он! Да мало ли кто и чего хочет!
Ярость клокочет во мне, требуя что-нибудь разорвать, разбить, разхреначить, только чтобы стало чуть легче!
- Ясенька, - зовет из кухни Валюша.
И я выдыхаю - этот человек точно не заслужил от меня ничего плохого, и не должен видеть какие-то там психи.
- Яся-я-я-а! Иди сюда скорее и расскажи мне о своем молодом человеке! Иначе меня разорвет в клочья от любопытства.
И вот ведь дилемма. С одной стороны, хочется сказать ей, кто это - и тогда, свое приглашение на день рождения Валюша для Воронца точно отменит. С другой, может, лучше не говорить - иначе ведь не оберешься расспросов. Да и представить сложно, ЧТО именно выскажет мне Валюша за то, что притянула Воронца сюда!
Но иду. Пока еще не зная, как буду выпутываться.
Выхожу на кухню. Смотрю в ее любопытные подслеповато щурящиеся глаза... И не могу соврать! Не могу, хоть убей!
Мысленно приготовившись выслушать о себе много чего неприятного, но честного, говорю шепотом, чтобы Розочка не услышала:
- Это был Никита Воронец. Тот самый. Отец Розочки.
- Что? - ахает Валюша, всплескивая руками и одновременно с ними еще и чашкой с чаем.
Бросаюсь за тряпкой, чтобы вытереть образовавшуюся лужицу на полу рядом с колесом ее коляски.
Боюсь поднять глаза на нее! Даже представить страшно, что она обо мне, дурочке слабохарактерной, теперь думает! Ведь когда я слезы лила неделями, едва передивагая ноги из-за токсикоза на поздних сроках беременности, я каждую минуту ей клялась, что никогда в жизни ни за что, ни при каких обстоятельства, знать не захочу Никиту Воронца, бабника, предателя, гада!
И вот...
Тру пол, хотя там уже давно нет лужи.
Получается опомниться только тогда, когда Валюша окликает.
- Ясенька, девочка моя, брось ты эту тряпку!
Смотрю на нее, рукой показывает на стул рядом с собой. Глаза подозрительно блестят.
Вот только не хватало, чтобы этот человек, заменивший мне и мать, и бабушку, и отца заодно, из-за меня расстривался!
- Валюша, ну, что ты! Не стоит оно того!
- Садись-садись, дорогая моя, - уже совсем другим, боевым, даже, скорее, деловым тоном говорит она. - Сейчас ты мне всё расскажешь, и мы вместе решим, как поступить с этим мерзавцем!
- Да как тут поступить! Просто больше не подпускать его на расстояние пушечного выстрела, да и всё!
- А может... А что если... А давай отомстим ему, а? - с бешеным воодушевлением, словно ей лет этак пятнадцать, а не семьдесят восемь, предлагает Валюша.
Отомстим... Наивная женщина! Да Воронец преподавал там, где мы учились! Отомстишь ему, как же... Скорее он снова гадостей наделает и укатит в очередное "дальнее плавание"! А вот тот факт, что я после этого останусь не с разбитым серцем, очень и очень сомнителен!
...На работе аврал, поэтому приходится выйти после обеда, несмотря на обещанный Золотаревым выходной. На завтра экстренно заказали организацию праздника, что называется all inclusive, с оформлением зала, с отдельным квестом для детей, с видео- и фотосъемкой.
Такие вот авралы в нашем деле случаются очень редко - всегда есть запись, и нечасто удается втиснуть крупный праздник в практически расписанное на месяцы вперед расписание.
Но вот завтра заказ будет оплачиваться по двойному тарифу!
Захожу в наш офис,оглядываюсь по сторонам - судя по антуражу, завтра нам предстоит свадьба.
Лава готовит фотозону серебристо-сиреневых тонах. Мирон в уголке обновляет плейлист - на весь ангар звучит "Ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела и плясала...", Золотарев виднеется в своем кабинете - разговаривает по телефону, раздраженно закатывая глаза и размахивая руками.
С облегчением понимаю, что Воронца нет.
Видеть его после сегодняшнего нет никакого желания!
- Лава! - машу рукой, пытаясь перекричать музыку.
Отвлекается, бросив криво стоящую зону, идет ко мне.
- Так. У взрослых классика. Никаких причуд, всё на наше усмотрение. Регистрация в ЗАГСе, нам только праздничный ужин на восемьдесят персон с конкурсами и музыкой обслужить и десяток детей. Разновозрастных - всё, как ты любишь!
Разновозрастные - это, конечно, беда! Тут надо еще придумать программу, чтобы интересно было малышам лет пяти и подросткам! Но опыт уже был, наработки имеются, выбора все равно нет - мероприятие завтра в пять. Поэтому, повздыхав с Лавандой о нашей нелегко доле, иду искать реквизит.
В моем уголке его почему-то нет!
Растерянно оглядываюсь во сторонам - реквизит в нашем общем кабинете не помещается, и я его обычно ставлю в ангаре в дальнем уголке, чтобы никому не мешался. И вот... В дальнем уголке нет ни одной из пяти разномастных коробок!
Отвлекаю Мирона, постучав по плечу. Снимает наушники, уменьшает звук, оборачивается.
- Яська, привет!
- Где мои коробки? - киваю в сторону пустого теперь угла.
- Кажется, тот угол новый злой после вчерашнего перебора шеф решил использовать для каких-то своих секретных целей.
- Ага... Ну, елки! А где мне мой реквизит искать? - ужасаюсь я.
Ужасаюсь потому, что если он вдруг выкинул всё, то завтра нас ждет провал! Я ж не успею подготовиться!
- Мне кажется, он в избушку старой ведьмы что-то носил, - пожимает плечами Мирон, отвлекаясь снова на свой экран с треками.
Вот кто ему дал право трогать мои вещи? Кто?
Мне просто разрывает от злости! И я чувствую, что не смогу сдержаться и обязательно выскажусь, когда его увижу! Да это вообще беспредел какой-то!
Не успеваю отойти, как Мирон ловит за руку.
- Ясь, мне кажется, он последний ящик туда как раз понес сейчас. Ты извини, что я не вмешался, я думал, что у вас с ним об этом договорено.