Зарево. Оправдание хаоса

Часть 1. Штефани Шайер. Глава 1.

Посвящается моему путеводному огоньку и самому светлому человеку.

Маме.

Ты всегда жива в моем сердце.

Заснеженное бескрайнее поле. Белое небо. Мутная линия горизонта, теряющаяся в светлой дымке. Вокруг бесконечное серебристое полотно без единого пятна цвета – и нет ни звука, ни дуновения ветра, ни даже холода. Мои шаги тоже неслышные, невесомые; я не сразу понимаю, что вовсе иду. Из ниоткуда. В никуда. Тишина настолько всеобъемлющая, что движение собственной крови по венам чудится страшным грохотанием, удары сердца – грозным мифическим тараном, стремящимся пробить грудную клетку. Смутное предчувствие змеится по телу, оплетает, душит, но поднимаю глаза к перламутровому пыльно-серому небу. Снег валит крупными хлопьями. Медленно. Бесшумно. Кружится, оседает на мои волосы, плечи, руки.

Мои руки.

Опускаю на них взгляд. Вместо длинных перчаток до локтя – яркая алая кровь. Горячая. Липкая. И только в этот момент понимаю, что заснеженного поля больше нет: вокруг темный лес, вокруг черные деревья переплетаются клеткой. На небесах – острая косточка месяца. Стою по колено в недвижной реке, да только воды ее багряные, и скрываются в них безмолвные тела, правые руки которых заведены за спину. Пытаюсь выбраться, выкарабкаться, но лишь сильнее увязаю в трясине, что тянет на дно, все глубже и глубже, и мертвецы начинают шептаться со мной. Различаю их голоса, и словно знаю каждый. Зажмуриваюсь, чувствуя, как мертвые дотрагиваются до моих плеч, тянут за собой, а когда вновь распахиваю глаза, вижу пепелище. И горит все. Горит земля. Горит небо. Ничего не видно, кроме вспыхивающей тьмы и адова пекла. Я вся в крови, она стекает по моему лицу, бежит по моим рукам, по мечу, что сжимаю мертвой хваткой. И все вокруг пропитано кровью, разливающейся реками, полыхающей алым огнем.

Вкус пепла на губах. Шипение в моей голове. Черное солнце.

Падаю на колени, а следом – обрушиваюсь в снег.

Горячий кофе обжег горло, и тепло терпкого напитка разлилось по моему телу. Я тяжело выдохнула, прогоняя навязчивые образы ночного морока, и подняла глаза к небу, затянутому грозовыми серо-коричневыми тучами. На улице стоял зябкий предрассветный сумрак, а порывистый холодный ветер, столь непривычный для моего понимания середины лета, не приносил особенного наслаждения от пребывания на улице. В Центральных землях лето ласковое, приветливое (хотя в этом году с самой весны погода удивляла нехарактерными перепадами и проявлениями); а в Перешеечной области, где в теперь я находилась, ветра, вроде как, были привычным делом.

Все еще не могла осознать, что мы действительно пересекли таможенные границы земель и миновали двадцать три блокпоста. Эмоции твердили, мол, посмотри вокруг, насладись пейзажами, попробуй увидеть особенности здешней культуры; когда еще выпадет возможность вырваться из клетки ограниченных перемещений? Но рассудок упрямо отказывался воспринимать новые места через призму праздного любопытства.

Во-первых, работа пока еще не выполнена. Во-вторых, если в качестве предоставленных для таможенников документов сомневаться не приходилось, и ни на одном контрольно-пропускном пункте вопросов не возникло, никто не давал гарантии, что на обратном пути политический сыск – жнецы, – не заинтересуются фамилией, заверившей наши бумаги. Это даже не игра с огнем, это попытка пройти по леске над преисподней.

Заваренное зерно источало пряный аромат, и вдруг подумалось, что за последние месяцы, во время которых весь сон поглотили черный кофе и уйма работы, в моем организме стало излишне много этой горьковатой дымной жидкости, вместо крови бежавшей по венам.

Выкинула пустой бумажный стаканчик в урну, желая как можно скорее вернуться в прогретую машину, и, приподняв рукав кожаной куртки, посмотрела на часы. Еще и шести нет.

Внезапно вдали, над домами, в воздух поднялась стая птиц, и их трескучий крик эхом разнесся по округе. Тишина раннего утра немноголюдного пригорода лишь усилила плаксивый и тревожный гвалт, отозвалась перепевкой эха среди домов, подняла порывом ветра листву с дороги.

На сердце заныло, а горло отчего-то стянул спазм: точно все сомнения ушедших дней повалились невыносимым грузом на плечи.

Такой долгий путь проделан, такой серьезный риск висит над головой острием меча; оступится излишне легко, непомерно опасно. Опаснее, чем когда бы то ни было.

Поежившись, двинулась к небольшому белому трейлеру, громко стуча каблуками по асфальту.

— Поехали, — с ходу бросила Эндрю; он кивнул и, оправив ворот ярко-оранжевой рубашки, завел мотор. — И сними ты уже эти чертовы солнцезащитные очки! Где ты видишь хотя бы какие-то признаки солнца?

— Там же, где и ты смысл и практичность всей этой поездки, — парировал мужчина, глянув в зеркало заднего, а я цокнула, смерив Эндрю снисходительным взглядом. — Знаешь, я не устану повторять, что мероприятие очень рискованное. Ладно, не буду заикаться про документы для таможенников, которые ты где-то вырыла, хвала Богини Матери, везде пронесло спокойно. Промолчу про печати на бумагах и подписи сама знаешь кого… Промолчу, что после последних наших публикаций нам бы вообще нигде лицами не светить, ладно! Мы всегда на такие мелочи, как сохранности жизни, глаза закрывали, да? — хмыкнул он, не скрывая сарказма. — Но ты действительно думаешь, что хоть какую-то значимую или полезную информацию мы найдем здесь? В рядовом малонаселенном городке Перешеечной области? Практически на всей территории Государства введен комендантский час, на Востоке объявлено чрезвычайное положение; и я не говорю о полностью перекрытых трассах, и уж тем более не упоминаю повсеместные анализы и дополнительные социальные ограничения. И я не вспоминаю ужесточения контроля и слежки, Штеф! И не заикаюсь и словом о полностью закрытых Северных землях!.. — нас немного тряхнуло, и трейлер выехал на главную дорогу. — Туда, где мы действительно могли что-то раздобыть, нас не пропустят, инда если сами Небеса возьмут на себя роль наших протекторов. А это просто один из многих приграничных городков. Причем в чертовой северной части Перешеечной области! Рядом с границами!

Глава 2

Эндрю с Сэмом пристроились на раскладных стульях у трейлера, я, укутанная в плед, на ступеньке у входа в наш дом на колесах. Сидела, устремив взгляд на горизонт, где виднелись огромные трубы, из которых непрерывным потоком валил густой серо-бурый дым. Дрожь до сих пор не унималась, ребра давили; перед глазами стояли жуткие картинки, а в голове продолжали звучать крики и шум.

Да, я хотела сенсации. Мечтала, чтобы слухи оказались правдой. Мы все хотели этого, потому что знали, насколько поворотной может стать информация, способная пошатнуть власть Трех.

Но когда увидела эту правду вживую, то испугалась. Впрочем, нет, не испугалась – я была в ужасе. Преследования жнецов и сырость их казематов на секунду показались детским лепетом.

Мужчины внимательно изучали отснятый Сэмом материал, порой что-то восклицая и переговариваясь, а я... А я не могла пошевелиться. Не ожидала, что все будет так. То, что увидела в больнице, действительно повергало в ужас и заставляло совершенно иначе взглянуть на все происходящее в Государстве за последние месяцы. Усиленные таможенные контроли на дорогах, оборванные эфиры, перебои с электричеством, крысиные бега на политических должностях и общая напряженность; голоса оппозиционеров становились громче, но преследование их политической полицией – менее активным. Теперь все виделось в ином свете, а воображение рисовало кошмары наяву.

Правда, ужасные мороки все равно оставались где-то там, очень далеко и недосягаемо, а безумие в больнице напоминало горячечный бред. Если бы не большое количество людей в форме, машин, сигнальных огней и периодически срабатывающих сирен, то можно было бы представить, что после бессонной ночи я просто провалилась на мгновение в бессознательное состояние, и все это мне почудилось.

Бросила осторожный взгляд в сторону больницы. Высокий светловолосый полицейский кричал в рупор, призывая всех сохранять дистанцию. Изредка раздавались выстрелы. Я вздрагивала, боясь представить, что происходило внутри здания; и, хотя Эндрю с Сэмом настаивали на том, чтобы вернуться (или проникнуть) туда тотчас, я совершенно не желала вновь возвращаться, пока все не утихнет и не прояснится.

К тому же, мне, пожалуй, впервые не хотелось лишний раз ссориться с правоохранительными органами. Во-первых, была слишком встревожена и напугана для хладнокровных дискуссий. Во-вторых, наша репутация, уже подпорченная проникновением в чужие кабинеты, участием в громких и неоднозначных дебатах, освещением грязных дел значительных лиц, была в опасном шаге от пропасти; только-только удалось замять последствия репортажа, сделанного больше года назад на подорванной терракотовой организацией плотине на Волунтасе. Неправильное движение, неосторожное действие или слово сейчас – могли стать смертельным приговором. Представителям правительственных сил стоило копнуть лишь чуть глубже в наши документы, лишь чуть внимательнее прислушаться к вопросам…

Еще с полчаса назад смелость и отчаянность застилали мне глаза. Страх и ощущение промелькнувшей рядом смерти сейчас отрезвили.

Я глянула на Сэма и Эндрю; второй курил, держа сигарету большим и указательным пальцем и буквально высасывая из нее дым. Дорт же трепал свои волосы и, практически не моргая, следил за видео на мониторе ноутбука.

Мы никогда не страшились пробиваться через пластмассовые щиты в центр событий, и я не раз увлекала ребят за собой в сомнительные авантюры, но сейчас точно не хотела создавать еще одну историю противостояния с органами: потому что, в купе с определенными факторами, исход бы разыгрался не в нашу сторону. Я не могла рисковать жизнями Сэма и Эндрю.

Ибо, помимо факторов, первопричину которых знала и к которым сама была причастна, существовали и другие. Как минимум, почему мое досье пропало из базы жнецов. Воспоминания вернули в холодную ночь дороги сюда, в °22-1-20-21-14. Полночь. Блокпост. Пачка проверенных документов и полусонный таможенник. Жнец рядом с ним проверял наши документы, я готовилась исполнить заученный текст – грешков хватало, чтобы попасть под наблюдение политического сыска, но за время работы в "Багровых небесах" научилась отбиваться и разыгрывать роли, – но моего досье в базе внезапно не оказалось. Радоваться тому? Испугаться? Но всякое стремление проанализировать случившееся напрочь прогнали образы сегодняшнего утра.

Плевать. Сначала разберемся с больницей, соберем материалы, а потом будем действовать по обстоятельствам… Но в эту минуту рисковать своей сохранностью, пытаясь вернуться в медучреждение, абсолютно опрометчиво. Настолько, что даже я на это не решалась.

В животе противно заныло. Одинокий кофе оставался ни первый день единственным гостем моего желудка; где-то на грани сознания понимала, что следовало заставить себя хотя бы немного поесть… От столкновения рассуждений о еде и воспоминаний разорванных тел замутило.

Внезапно зазвонил телефон. Сэм с Эндрю синхронно обернулись, а я невольно содрогнулась, затем шумно выдыхая и пропуская сорвавшегося в трейлер Эндрю. Он впопыхах старался отыскать среди всякого хлама мобильный, в то время как раздражающая автоматическая мелодия на звонке продолжала задорно играть. Мы переглянулись с Дортом и тот, натянуто улыбнувшись, чуть приподнял видеокамеру.

В глазах его испуг, а лицо неестественно бледное. Но Сэм не изменял себе – все тот же "бессмертный оператор", до последнего не выпускающий камеру из рук. Я знала, он захватит абсолютно всё на видео, пусть и угроза накрывает подобно лавине.

Когда трезвонящий телефон был наконец-то найден, я опять вздрогнула, только теперь уже от резкого и громкого голоса Эндрю, который первым же делом похвалился будущим удачным репортажем перед своей женой – он, на мгновение забывшись, с восторгом описал то, что заснял Сэм, и то, как много военных и полицейских скопилось вокруг. Знаком показала мужчине следить за словами – звонок вполне могли прослушивать, – и, поежившись, тихо выругалась: весь скепсис Эндрю пропал, и его ничуть не тревожило, что он увидел.

Глава 3

Я обернулась в страхе увидеть что-то, что могло нас убить, разорвать, но увидела шанс на лучший исход, надежду – смутную, эфемерную, но надежду, позволившую поверить, что нам удастся сбежать из этого ада. Надежду на то, что мы будем жить.

В нашу сторону двигались военные; их было человек восемь, кого-то несли на руках.

— Хей! — вдруг закричала я, подпрыгивая и махая руками. Уверенность в том, что военнослужащие помогут, сразу одурманила, ведь кому как не им знать обо всем этом дерьме?!

— Тише ты! — одернул Сэм. — Они нас и так видели! Не привлекай лишнего внимания!

— Сэм, какое счастье, Сэм! — беспорядочно зашептала, целясь холодными пальцами за толстовку парня. — Нас вытащат! Мы вернемся домой!..

Дорт смерил меня недоверчивым взглядом, старательно изображая, однако, смирение. Я не обратила внимания на скользнувшее в его лице отчаяние, не хотела, наверное… Желала лишь, чтобы в голове прояснилось, сумбур и непонимание пропали, дурман страха отступил. Покинуть бы город, выбить вонь из носа, перестать видеть торжество хаоса и смерти. Пусть бы кошмар закончился и забылся – пускай не через день, не через месяц, пускай через годы, но стерся из памяти.

И мимолетный проблеск надежды помог воспрянуть духом. Усталость прошла, почудилось, что я способна горы свернуть. Лишь бы мне наконец-то объяснили, что происходит.

Но надежды обманчивы.

Забыв про страх и опасность, я потянула Сэма вперед – все придумается на ходу, легенду сформирую в моменте, – зашагав так быстро, как только могла. Ноги, словно свинцом налитые, уже не несли. Но на все плевать, скорее к военным, дабы получить ответы хотя бы на какие-то вопросы.

— Что происходит? — нервно и достаточно громко спросил Сэм, когда мы еще не успели сравняться с военными, и улица повторила его вопрос, подхватила порывом ветра; я, точно опомнившись, обеспокоенно глянула на Дорта. Он никогда не любил людей в форме, презирал все, что связано с оружием и насилием. Насколько отчаяние оглушающее, что парень готов первым завязать диалог…

Мужчина, уверенно идущий впереди группы, предупредительно поднес палец к губам, и заговорил только тогда, когда нас разделяло не более метра:

— Ничего хорошего, — он окинул нас внимательным оценивающим взглядом. Ва вид ему было около сорока–сорока-пяти; короткие засаленные черные волосы, кое-где тронутые сединой, темные густые брови, узкие губы. К груди он прижимал винтовку. — Так полагаю, ночь вы переждали где-то в изоляции? — и, не дожидаясь нашего ответа, продолжил. — Северная зараза охватила оставшиеся районы и за ночь скосила город. Эвакуация предприниматься не будет. Правительственные войска не придут. Безопасное место необходимо искать за пределами района самостоятельно.

Но в голове набатом била лишь одна фраза: "скосила город". Я пошатнулась. Скосила город? Вчера все было нормально. Всего ночь прошла. Скосила город. Вчера все было сравнительно нормально!

— Вы ранены? — спросил один из военных, стоявший чуть поодаль. Сэм отрицательно мотнул головой.

— Нет, но, похоже, раненые есть у вас, — осторожно начал он, — а мы знаем, где есть более-менее безопасное место; мы провели ночь в книжном магазине…. — Следом лихорадочно выпалил, — нам нужна помощь и…

— Ведите. Обсудим все на месте, — не дал договорить Сэму начавший с нами диалог. — Но без глупостей.

Сэм неровно кивнул и потянул меня, бесцеремонно рассматривающую военных, назад; группа состояла из мужчин и двух девушек, одну из которых, раненную, несли на руках. Ее куртку повязали ей на бедра, футболка пропиталась кровью — плечо сильно кровоточило, но девушка была жива: она, постанывая, изредка дергалась, и рвано глотала воздух.

Мужчина, за которым следовали остальные, поравнялся со мной и Дортом, и взгляд его был не менее выжидающим и заинтересованным, чем мой собственный. Военный был чуть выше Сэма; от него на каком-то физическом уровне веяло твердостью и уверенностью. Краем глаза я заметила, что в нашу сторону направлено несколько оружейных стволов.

Военные как военные. Черные костюмы, тяжелые высокие берцы, рюкзаки за плечами, разгрузочные жилеты, подсумки, куртки, наколенники и налокотники. На поясах военных – ножи, запасное оружие; у кого-то была кобура на груди, и кого-то на ногах. Несколько человек в шлемах.

— Как вам удалось пережить эти сутки? — хрипло спросил идущий рядом с нами мужчина, осматривая нас цепким взглядом. — Книжный магазин, да? Не сказать, что место ассоциируется с непробиваемым бастионом.

— Мы не были снаружи со вчерашнего дня, — ответила я резче, чем хотела. — Вчера, около полудня, мы закрылись в книжном магазине с сотрудницей. Цокольный этаж. Окон нет. Нас не видно, и нам не видно. И только сегодня решили выбираться. Мы ждали помощи, но ее не было. Пришлось рассчитывать только на себя. Откровенно говоря, мы вообще не до конца понимаем, что происходит… Если вообще хоть что-то понимаем.

Мужчина помолчал.

— Благодарите Матерь, — сорвалось с его губ горечью. — Окажись вы на улице вечером или ночью, то, скорее всего, не выжили бы, — военный задумчиво махнул головой, а я старалась не поддаваться панике.

— Роберт, — один из группы, высокий русоволосый и темноглазый мужчина подошел к шедшему рядом с нами и что-то нашептал ему.