Заря: Протокол 'химера'

АКТ I: ВХОЖДЕНИЕ В ТЕНЬ. Глава 1: Приглашение в "ЗАРЮ"

Москва, октябрь 1978 года, утро. Дождь, мелкий и въедливый, стучит по асфальту, превращая улицы в зеркала, где отражаются серые громады панельных домов и редкие силуэты прохожих, спешащих под зонтами или натянутыми на головы газетами. Кафе «Ромашка» на окраине города — невзрачное заведение с облупившейся вывеской — тонет в этом сыром полумраке. Над входом мигает одинокая лампочка, отбрасывая желтоватый свет на треснувшую штукатурку. Внутри пахнет дешевой растворимой бурдой, которую здесь называют кофе, вчерашними пирожками с капустой и сыростью, пропитавшей старые деревянные полы.

Сергей Костенко сидит у окна за шатким столиком, покрытым клеенкой в блеклый цветочек. Ему тридцать, хотя внимательный взгляд серых глаз, цепкий и глубокий, мог бы принадлежать человеку постарше. Лицо его, чисто выбритое, с резкими скулами, пока не несет той жесткости, что позже станет его визитной карточкой. Волосы, темно-русые, аккуратно зачесаны, но одна прядь упрямо падает на лоб, выдавая легкую небрежность, которую он себе позволяет. На нем неброское, но добротное пальто цвета мокрого асфальта и костюм, сшитый так, чтобы не привлекать внимания, но подчеркивать подтянутую фигуру. Капитан КГБ, он выглядит как человек, который умеет быть незаметным, но никогда не теряет контроля.

Перед ним — чашка с остывшим кофе, от которого поднимается слабый пар, и газета «Правда», раскрытая на статье о трудовых достижениях тракторного завода. Сергей не читает. Его пальцы, длинные и точные, машинально постукивают по краю блюдца — тихий, едва уловимый ритм, выдающий внутреннее нетерпение. Он ждет. Наблюдение — его работа, и он в ней хорош, но эта рутина, эта бесконечная череда мелких заданий начинает тяготить. Сегодняшний объект — инженер из какого-то НИИ, некто Григорий Петрович Соколов, — подозревается в передаче «нежелательных» данных иностранному журналисту. Ничего серьезного, скорее формальность: бумаги, о которых идет речь, не секретны, но их утечка может вызвать лишние вопросы. Обычная возня Холодной войны, где каждый шаг просчитан, а каждый промах — повод для разноса.

За окном, сквозь мутное стекло, исчерченное струйками дождя, Москва живет своей утренней жизнью. Прохожие, в одинаковых серых плащах и кепках, торопятся к метро или автобусным остановкам. Мимо кафе, гудя, проезжает «Жигули», разбрызгивая лужи. Где-то вдалеке слышен гул трамвая, лязгающего по рельсам. Сергей следит за улицей, но его взгляд то и дело возвращается к входной двери кафе. Соколов должен появиться с минуты на минуту.

В углу заведения старушка в цветастом платке пьет чай, медленно размешивая ложечкой сахар. За стойкой буфетчица, женщина лет сорока с усталым лицом и крашеными в рыжий волосами, лениво протирает стаканы, бросая редкие взгляды на немногочисленных посетителей. Радио на подоконнике тихо хрипит, передавая утренние новости: голос диктора вещает о новых успехах в сельском хозяйстве. Атмосфера в «Ромашке» — как и во всей стране — пропитана какой-то вязкой обыденностью, где каждый знает свое место, а любые отклонения вызывают настороженность.

Сергей отпивает глоток кофе — горького, с металлическим привкусом — и морщится. Его мысли блуждают. Он вспоминает, как еще в Высшей школе КГБ мечтал о больших делах: разоблачении шпионских сетей, сложных операциях, где его аналитический ум мог бы развернуться в полную силу. Вместо этого — вот это: кафе, дождь, Соколов, который, скорее всего, просто болтливый дурак, а не предатель. Но Сергей не жалуется. Он слишком дисциплинирован для этого. Просто где-то в глубине души тлеет искра — желание чего-то большего, чего-то, что заставит его сердце биться быстрее.

Дверь кафе скрипит, и в помещение врывается холодный воздух. Сергей поднимает взгляд, но это не Соколов. Какой-то работяга в промасленной куртке заказывает пирожок и чай «на вынос». Буфетчица, не скрывая раздражения, бурчит:

— С утра одно и то же, ни минуты покоя. Пирожки вчерашние, брать будете?

Работяга кивает, бросает мелочь на стойку и, забрав сверток, уходит. Сергей снова переводит взгляд на улицу. Его пальцы замирают на блюдце, но тут же возобновляют свой ритм. Он замечает, как за окном мелькает фигура в знакомом потертом плаще — Соколов. Инженер идет быстро, низко опустив голову, словно стараясь спрятаться от дождя или чужих глаз. Сергей внутренне собирается. Пора работать.

Он поправляет газету, делая вид, что углубился в чтение, но каждый его мускул напряжен, готов к любому повороту событий. Соколов должен зайти в кафе, заказать что-нибудь и ждать встречи. Журналист, если все пойдет по плану, появится минут через десять. Сергей знает, что делать: наблюдать, фиксировать, при необходимости — вмешиваться. Но пока он просто ждет, растворяясь в сером утре Москвы, где каждый — и охотник, и добыча.

Скрип входной двери кафе «Ромашка» разрезал монотонный гул утренней Москвы, словно нож — ветхую ткань. В проеме появился Григорий Петрович Соколов, объект наблюдения, чья сутулая фигура в потертом плаще цвета выцветшего хаки казалась продолжением серого дождливого пейзажа за окном. Его лицо, худощавое, с глубокими морщинами у рта, выглядело так, будто его обладатель не спал несколько ночей. Короткие, тронутые сединой волосы были влажными от дождя, а очки в тонкой металлической оправе запотели, заставляя его щуриться. Соколов замер на пороге, оглядываясь с той осторожной нервозностью, которая выдавала человека, чувствующего за собой слежку, но не уверенного, откуда ждать подвоха. Его взгляд метался по углам кафе, скользнул по старушке с чаем, по буфетчице, наконец, на долю секунды задержался на Сергее Костенко — и тут же отскочил, словно обжегшись.

Сергей, не поднимая глаз от газеты «Правда», почувствовал этот взгляд, как легкий укол. Его пальцы, только что постукивавшие по блюдцу, замерли, а тело напряглось, готовое к любому движению. Внешне он оставался воплощением скучающего служащего: плечи чуть расслаблены, одна рука лениво переворачивает страницу, другая покоится у чашки с остывшим кофе. Но внутри его разум уже работал на полных оборотах, раскладывая ситуацию на составляющие. Соколов пришел. Один. Пунктуально, как и ожидалось. Нервничает, но это норма для человека, который знает, что за ним могут следить. Вопрос: появится ли журналист? Или это пустышка, очередная проверка на бдительность?