Мороз и солнце…короче, погода гАвно (да-да, от слова «гавкает!»). Шутка, пусть и неудачная. Топать по сугробам удовольствие сомнительное, особенно когда мороз такой, что пробирает до костей. И как говорил Задорнов – смеркалось. Дорога вела меня домой через старое заброшенное кладбище. Ну так получилось.
Морозный воздух щипал лицо, и будто обжигало лёгкие холодом. Солнце, хоть и висело на горизонте, было больше украшением пейзажа, чем источником тепла. Всё вокруг казалось заледеневшим, замершим в безмолвной зимней картине. Ветер утих, но холодная тишина, настойчиво нависающая над местностью, ощущалась ещё сильнее.
Заброшенное кладбище простиралось передо мной, окружённое серыми, осыпающимися оградами. Сугробы выросли почти по колено, скрывая старые надгробия и тропинки. Лишь несколько узких, протоптанных дорожек пересекали это белое царство, намекая на редких гостей. Заснеженные кресты едва виднелись из-под толщи снега, словно забытые стражи этого места. Сквозь оледенелые ветви деревьев, будто уродливые тени прошлого, пробивался слабый свет зимнего дня, придавая кладбищу особую, зловещую атмосферу.
Скрип снега под ногами был единственным звуком, нарушавшим это холодное безмолвие, словно земля здесь давно устала ждать, когда её снова потревожат.
Я неохотно вытаскиваю руку из кармана. Как только тёплая варежка касается ледяного воздуха, чувствую, как мороз кусает кожу. Но хуже всего, что за варежку цепляются ключи — и тут же с лёгким звоном они вылетают в сугроб. Прямо на чью-то могилу.
Сначала просто стою, ошеломлённая. Ступор. Меньше всего на свете хочется копаться в сугробе на кладбище. Особенно здесь. Особенно… Да к черту, просто не хочу рыться на могиле. Но мысль, что без ключей домой не попасть, давит сильнее. Вроде можно и плюнуть на это все, пойти альтернативными методами и… С раздражением и тоской вздыхаю:
— Ладно... — почти шепчу, будто кому-то надо было это объяснить. — Пофиг, нафиг и вперед!
Я приседаю на корточки и начинаю разрывать снег, стараясь не думать о том, на какой «кочке» копаю. Варежки промокают, пальцы немеют, но я продолжаю шарить в белой массе, чуть ли не погружаясь туда с головой. И вдруг слова сами собой вырываются, жалкие, как будто я оправдываюсь перед безмолвной могилой:
— Домой не смогу попасть… Домой, нужно домой…
Снег не поддаётся, кажется плотным, как камень. Пальцы дрожат не только от холода, но и от странного ощущения, что кто-то наблюдает. Тишина становится ещё гуще, а я сижу тут, почти разговариваю с призраками, в отчаянной попытке вернуть себе хоть каплю контроля.
Я продолжаю копаться в снегу, когда вдруг позади раздаётся насмешливый голос:
— Ну, ты выбрала не самое удачное место для своих поисков.
Я резко оборачиваюсь. За мной стоит мужчина, в его глазах светится лукавство, а на губах играет тёплая, хоть и слегка насмешливая улыбка. В свете умирающего зимнего дня его фигура кажется странно знакомой, хотя я его точно не видела раньше. Или не точно?!
— Ключи потеряла, - нехотя признаюсь я мужчине и тот усмехается.
Он приседает рядом со мной, и прежде чем я успеваю сказать хоть слово, его рука быстро окунается в сугроб. Несколько движений — и вот, на его ладони мои ключи.
— Вот они, — спокойно произносит он и протягивает их мне. — Домой всё-таки попадаешь. Причем нормальным путем, через дверь.
Я поднимаю на него взгляд, смущённая и одновременно благодарная, сердце почему-то начинает биться чаще. Мы обмениваемся короткими взглядами, и, неожиданно для самой себя, я понимаю, что этот случайный момент будет началом чего-то важного.
— Спасибо, — тихо отвечаю я, принимая ключи из его рук.
— Не за что, Валерия, — он улыбается. – Я Алекс.
Так я встретила своего будущего мужа — на заброшенном кладбище, среди сугробов и шуток, которые согрели холодный зимний день.
— Мам! Мам!! Мам!!!
Радость материнства говорите? Ну вот оно как-то так и выглядит.
— Отстань! - я укрываюсь одеялом с головой, лишь бы не слышать этот подростковый непрекращающийся вой.
Но сын не отступает.
— Тебя в школу вызывают, а папа отказался идти. Сказал, что еще один вызов и кого-нибудь поубивает.
— Угу.
— Ну мам, - он пытается отобрать у меня подушку, но я вцепилась в нее руками и ногами.
— Сирота ты.
— Ну мам!
Я вздыхаю и сажусь на кровати, вглядываясь в лицо своего сына. Ему четырнадцать, киберспортсмен, и, что удивительно, уже успешный. В его возрасте добиться таких результатов — настоящее достижение. Но вот в школе... В школе всё как всегда: постоянные проблемы, и нас с мужем вызывают туда буквально через день. Обычная история — серьёзные разговоры с учителями, директором, завучем, психологом, и этот его беззаботный взгляд, как будто всё это просто досадная мелочь. Да-да, сына это даже забавляет все.
Он стоит передо мной, на лице смесь раздражения и какой-то невинности. Как ни странно, даже после всех проблем я не могу на него долго сердиться. Это мой ребёнок, и хоть он постоянно заставляет нас волноваться, я всё равно чувствую гордость за его достижения. С другой стороны, дочь — наша гордость. Ей двенадцать, она умница, талантливая, пунктуальная. По ней школа не плачет, она учится, как положено, и радует нас каждый день. На фоне её успехов сын часто кажется полным балбесом, но это ведь не значит, что мы его меньше любим.
Я закатываю глаза, но сдержанно улыбаюсь:
— Ну что ж, опять к директору?
— Не, пока только к классухе, - Миша усмехнулся.
— Ключевое слово «пока», - я закатила глаза. – Ладно, брысь отсюда!
Сын кивнул и моментально покинул комнату, прикрывая за собой дверь. Да, мы не запрещаем с мужем заходить к нам в особых случаях, а школа, увы, это особый случай.
Встав с кровати, я быстро иду в ванную. Ледяная вода бодрит, заставляя хотя бы ненадолго проснуться. Быстро умываюсь, чищу зубы, а потом подхожу к шкафу, вытаскивая привычный набор одежды. Черные джинсы с прорезями на коленях — немного дерзко, но мне нравится этот стиль. Приталенная футболка, которая подчёркивает фигуру, и кожаная куртка. Всё, как у настоящей рок-звезды, как будто готовлюсь к сцене, а не к очередному походу в школу.
Я обуваюсь в свои ботинки на массивном каблуке, которые уверенно стучат по полу. Останавливаюсь на мгновение перед зеркалом в прихожей. Хрупкая, невысокая, с короткими тёмными волосами и серыми глазами. Всё на месте. Несмотря на легкую усталость, выгляжу идеально.
Как по команде, в прихожей появляются дети. Сын смотрит на меня чуть удивлённо, как будто снова восхищается моим стилем, а дочь просто улыбается — она всегда такая спокойная и организованная.
— Ну, кто меня ждёт? — спрашиваю я, поднимая бровь.
— Я же говорил, классуха, — отвечает Миша, стараясь не смотреть в глаза.
— Не «классуха», а классная руководительница, — тут же поправляет Алиса, смотря на брата с лёгким укором.
Миша закатывает глаза и, будто пропустив её слова мимо ушей, бросает:
— Да всё равно мозги мне парить будут из-за прогула в пятницу.
Я вздыхаю, не зная, что на это ответить. Типичная ситуация. Мы же с ним уже говорили, как прогулы влияют на оценки, на отношение учителей, но он как будто не слышит. С другой стороны, в этот раз я сама разрешила ему этот прогул, ради крупного турнира, который, кстати, Мишка выиграл. Ну, что ж, готовлюсь к очередной беседе и к очередному «выносу мозга».
Алиса единственная, кто улыбается. Она любит учиться, всегда серьёзно относится к школе, и, хоть у неё нет друзей в классе, её это совершенно не беспокоит. Она уже приняла решение, что школьная социальная жизнь не для неё. Все её друзья — в танцевальной школе, где она занимается бальными танцами. И это решение я уважаю и поддерживаю. Алиса знает, чего хочет, и идёт к своей цели. И да, это тот повод из-за которого меня дергают в школу из-за дочери.
— Ну что, поехали? — с лёгким вздохом спрашиваю, бросая последний взгляд в зеркало и уже представляя, как пройдёт этот день.
Мы покидаем квартиру и начинаем спускаться по лестнице с седьмого этажа. Лифт, как всегда, не работает — что-то уже стало привычным. Шаги звучат гулко, а за моей спиной слышу тихие препирательства Алисы и Миши. Как обычно, они спорят кто займет место впереди в машине. Я только улыбаюсь, зная, чем это закончится.
На улице нас встречает прохладный осенний воздух. У подъезда стоит наша чёрная иномарка, слегка покрытая тонким слоем грязи, как и всё вокруг в это время года. Слякоть уже начинает меня выматывать — осень такая красивая и яркая, но каждый шаг по этой жиже утомляет.
Алиса и Миша, не добившись успеха в своём споре, в итоге оба садятся на заднее сиденье, буравя друг друга взглядами. Я же сажусь за руль, пристёгиваюсь и завожу двигатель. Наш дом, находящийся рядом с кладбищем, до сих пор полупустой. Люди будто боятся здесь жить, хотя лично мне это никогда это не мешало.
Дорога перед нами пустая, и мы быстро едем к школе. Город словно замер в этом осеннем пейзаже: яркие, но уже облетающие листья, влажный асфальт, на котором кое-где ещё блестят лужи. Мы мчимся по пустым улицам, и я стараюсь не думать о предстоящем разговоре с учителями.
Я поднимаюсь по лестнице в школу и вскоре оказываюсь перед злосчастным кабинетом. Оксана Юрьевна, классная руководительница Миши, как всегда уже ждёт меня. Среднего роста, с идеальной прямой осанкой, одетая строго и по-деловому, она стоит у стола, поправляя очки на носу. Её лицо словно высечено из камня — всегда с выражением постоянного праведного возмущения. Встречи с ней не вызывают ничего, кроме раздражения. Каждый раз, когда я вижу её, меня охватывает странное чувство, что моё присутствие ей только в тягость. Впрочем, это чувство взаимно.
Мы видимся слишком часто, и с каждым разом наше общение становится всё более напряжённым. Оксана Юрьевна слегка поджимает губы, как будто собирается начать лекцию ещё до того, как я успела войти в кабинет.
— Здравствуйте, — сухо произносит она, глядя поверх своих очков, будто уже предчувствуя долгий разговор с нерадивым учеником.
— Здравствуйте, — отвечаю сдержанно, внутренне уже готовясь к очередной словесной баталии. Своего сына, если понадобится, я и сама отчитаю дома, а вот в обиду кому бы то ни было я его не дам - сама обижу (шутка!). Особенно… «классухе».
— Валерия Алексеевна, — начинает Оксана Юрьевна, сдерживая явное раздражение в голосе. — Мне непонятно, как вы позволяете своему сыну тратить столько времени на эти… компьютерные игры. Он снова прогулял школу в пятницу! Это недопустимо! Миша вместо того, чтобы сосредоточиться на учёбе, гоняется за какими-то турнирами. Вы же понимаете, что это в будущем ему ничего не принесёт? Он просто тратит своё время впустую!
Она смотрит на меня с таким осуждением, что я на мгновение теряю дар речи. Внутри всё кипит, но я стараюсь сохранить спокойствие. Мысленно напоминаю себе, что мой сын уже один из лучших в своём деле. Он зарабатывает около пяти тысяч долларов в месяц, не считая призовых, и это только начало. Я знаю, что у Миши есть будущее, и оно будет прекрасным, даже если Оксана Юрьевна этого не видит.
Я глубоко вздыхаю и, стараясь удержаться от сарказма, отвечаю:
— Я понимаю ваше беспокойство, Оксана Юрьевна, но, поверьте, у Миши есть свои цели и достижения, которые важны не меньше, чем школьные занятия.
Оксана Юрьевна, видимо почувствовав, что я не собираюсь сдаваться и уступать ей, делает ещё один шаг вперёд, её голос звучит всё более напористо и резче:
— Валерия Алексеевна, вы не понимаете всей серьёзности! Вы буквально ломаете жизнь собственному сыну, — её голос стал чуть громче, а лицо выражало не столько заботу, сколько осуждение. — Игры — это пустая трата времени! Вы с мужем обязаны запретить ему заниматься этой ерундой! Если вы не возьмёте ситуацию под контроль, последствия будут катастрофическими!
Её слова бьют по мне словно молот, и внутри нарастает волна раздражения. Чувствую, как руки невольно сжимаются в кулаки, и кровь начинает стучать в висках. Как она смеет?! Её пронзительные глаза будто пробуравливают меня, ожидая послушания, как от провинившегося школьника. Но это мой ребёнок, и она — не в праве мне указывать, как его воспитывать.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь сохранить спокойствие, хотя с каждой секундой делать это становится всё сложнее.
— Оксана Юрьевна, — мой голос тихий, но холодный, почти ледяной. — Что для моего сына лучше, решим я и мой муж. И, поверьте, мы точно не собираемся запрещать ему то, в чём он действительно успешен.
Она замолкает, но по её лицу видно, что мои слова её взбесили. Уголки её губ поджаты, как будто она с трудом удерживается от сарказма, и глаза сверкают осуждением. Внутри неё будто бушует шторм. Но меня это уже совершенно не волнует.
— Миша не тратит время впустую. Он зарабатывает на киберспорте больше, чем многие взрослые. У него есть реальные цели, и я не собираюсь перекрывать ему дорогу, которая приносит ему не только деньги, но и удовлетворение.
— Но школа… — пытается возразить она, но я перебиваю её, всё ещё держа себя в руках.
— А ваша задача, Оксана Юрьевна, давайте уже не будем забывать об этом, дать ему необходимые знания, а не вмешиваться в семейные дела и решать, что для него лучше. Если у вас есть претензии по учебной части — я готова это обсудить. Но решать, как и чем Миша должен заниматься вне школы — это не ваше дело. Да, пятницу действительно Миша пропустил и если потребуется – отработает.
Она смотрит на меня с тем самым раздражением, которое я уже привыкла видеть. Эти приподнятые брови, тонкие, сжатые в нитку губы — ей не нравлюсь я, ей не нравится мой подход к воспитанию, ей не нравится, что я осмеливаюсь иметь собственное мнение. Но всё это для меня не имеет значения. Её осуждение, её напускная строгость — пустое место передо мной.
— Вы меня поняли? — спрашиваю я, сохраняя холодное спокойствие, глядя прямо ей в глаза.
Она явно поняла, что не победит в этом споре, но, при всём своём раздражении, не позволяет себе сорваться. Да, мы с ней ещё встретимся.
Я решительно встаю, не дожидаясь дальнейших комментариев. Оксана Юрьевна продолжает смотреть на меня с недовольством, но я больше не собираюсь тратить своё время на пустые разговоры. Её осуждающий взгляд буквально прожигает мне спину, но я уже мыслями далеко отсюда.
Школьный коридор кажется пустым и тихим. Мои шаги эхом отдаются в этом холодном, словно стерильном пространстве. Каждый шаг — это освобождение от этого тягостного разговора. Я уверенно направляюсь к выходу, и с каждым шагом раздражение внутри меня постепенно уступает место облегчению.
Алиса сидела на уроке, устремив сосредоточенный взгляд на учительницу, которая объясняла новый материал по математике. Её осанка была идеальной, как на тренировке по танцам — прямая спина, сложенные на парте руки. Она привычно фильтровала окружающий шум, не обращая внимания на шепот и пересмешки одноклассников. Алиса знала, что в их школе она была чужой — так было всегда. Никто не пытался с ней заговорить, а она и не нуждалась в этом.
Её родители казались остальным странными. Мама, Валерия или как дома папа часто называл ее Лера, выглядела слишком молодой и красивой для обычной родительницы. Её яркие наряды привлекали взгляды, и некоторые учителя даже иногда перешептывались между собой, когда она приходила в школу. Отец, Алекс, был полной противоположностью — молчаливый, почти загадочный, появлялся в школе редко, и когда это случалось, его внушительное присутствие чувствовалось всеми вокруг, даже если он не произносил ни слова.
А брат Миша - балбес, казалось, только добавлял к их репутации «странной семьи». Он был шумным, задирающим всех в ответ на агрессию и при этом недавно выиграл очередной киберспортивный турнир, чем привлёк внимание всех, от учителей до учеников. Кто-то считал его молодцом, а кто-то просто хулиганом. Однако, никуда было не деться от зависти – такие деньги и выиграны каким-то балбесом.
Алиса тяжело вздохнула, прогоняя мысли о брате, о том, как вся школа обсуждает его победу, и снова сосредоточилась на объяснении задачи на доске. Урок был важнее. Её не волновали взгляды окружающих — ни сейчас, ни тем более когда она за порогом школы. Ведь танцы были тем, что для неё действительно значило всё, а школа... она была лишь промежуточной станцией.
Звонок прозвенел, возвестив о перемене, и класс зашевелился. Ученики начали торопливо складывать учебники и тетради в свои портфели, весело переговариваясь и обмениваясь шутками. Алиса тихо последовала за ними. Она бросила тетради и учебник по математике в рюкзак, стараясь не задерживаться, и, выйдя из кабинета, направилась по длинному коридору школы. Поднявшись по лестнице на третий этаж, Алиса вошла в нужный кабинет, где должен был начаться следующий урок.
Рутинно раскладывая на парте тетрадь и учебник, она внезапно ощутила что-то странное. Небольшая слабость охватила её, и в животе появилась ноющая боль. Это было неожиданно — нечто, чего она не испытывала раньше. Алиса нахмурилась, стараясь игнорировать дискомфорт, но ощущения становились сильнее. Вскоре она поняла, что не сможет сидеть на уроке в таком состоянии.
Она поднялась со своего места и тихо покинула кабинет, стараясь не привлекать внимания. Пройдя по коридору до самого конца, Алиса зашла в туалет и, убедившись, что никого нет поблизости, закрылась в одной из кабинок. Когда она опустила взгляд, её сердце замерло.
Она не ожидала этого — месячные. Ей казалось, что до этого момента ещё оставался как минимум год или два, и вот они начались внезапно, без предупреждения. Алиса растерянно смотрела на свои руки, не зная, что делать дальше. У неё не было с собой никаких гигиенических средств. Страх начал охватывать её сознание. Что делать? Как справиться с этим сейчас, в школе, где нет мамы, чтобы помочь и успокоить? Она ощутила лёгкую панику, но знала, что должна взять себя в руки.
Девочка почти стремительно вытащила смартфон из кармана, нервно пролистывая список контактов, пока не нашла номер брата. В её голове была только одна мысль: Миша должен помочь.
Звонок пошёл, и спустя пару секунд Алиса услышала его знакомый, немного легкомысленный голос:
— Привет, сестрёнка! Чего звонишь?
Она прижала телефон к уху и, пытаясь говорить как можно тише, яростно зашептала:
— Миша, я в туалете, мне нужны прокладки! Сейчас же!
На другом конце повисла тишина. Алиса закатила глаза, осознавая, что брат, скорее всего, пытается осмыслить услышанное.
— Эм... что? — наконец, ответил он, всё ещё явно не веря в серьёзность ситуации.
— Мишка! — сдавленно, но выразительно прошипела она. — Мне нужны прокладки, и если ты не принесёшь их сейчас же, я не знаю, что делать! Я на третьем этаже. Пожалуйста, поторопись!
Снова тишина, но уже короткая, как будто брат быстро переварил информацию и принял решение.
— Ладно, понял. Буду через пару минут, — ответил он спокойно, и связь оборвалась.
Алиса опустила телефон, сделав глубокий вдох. Она тихо вздохнула, чувствуя, как паника понемногу отступает. Хоть Миша иногда дразнил её, в такие моменты он всегда был на её стороне и приходил на помощь.
Минуты тянулись, и вот прозвенел звонок на урок, но Алиса всё ещё сидела в кабинке, нервно прислушиваясь к шагам за дверью. Она знала, что её одноклассники уже вернулись на урок, а учитель, скорее всего, заметил её отсутствие. Однако сейчас это волновало её меньше всего. Миша придёт, повторяла она про себя.
В тишине, нарушаемой лишь приглушёнными звуками из коридора, вдруг особенно громко послышался скрип двери. Алиса напряглась, вслушиваясь в осторожные, но уверенные шаги, и её сердце затрепетало. Вскоре она услышала тихий голос брата:
— Эй, сестренка, ты тут?
Она с облегчением выдохнула, едва не вскрикнув от радости:
— Да, да, я здесь!
Миша, видно, не сильно смутился походу в женский туалет, и хитроумно перекинул прокладку над дверью кабинки. Алиса быстро поймала её и поспешно привела всё в порядок. Когда она вышла, Миша стоял у противоположной стены, усмехаясь, как обычно, когда он был доволен собой. Он протянул ей ещё и маленькую шоколадку:
Я шла по школьному коридору со вздохом, сжимая руки в кулаки, едва сдерживая раздражение. Мои шаги были быстрыми и решительными, каждый из них словно подчеркивал внутренний гнев, который накапливался в течение всего дня. Алекс, как всегда спокойный, следовал за мной, его шаги мягкие, почти неслышные. Он всегда был рядом, но в такие моменты его хладнокровие могло показаться почти насмешливым.
— Ты так злишься, что от тебя уже дым идёт, — сказал Алекс с лёгкой улыбкой в голосе, едва заметной, но отчётливо слышимой.
Я понимаю его веселье — он всегда умел разрядить обстановку в самый напряжённый момент, но всё же... В глубине души меня это чуть раздражает, хотя я и знаю, что он не издевается, а просто видит ситуацию иначе.
Не обращая внимания на его слова, я ускоряю шаги и буквально влетаю в кабинет завуча, даже не стучась. Как только дверь резко открылась, я остановилась, окидывая взглядом Людмилу Ивановну, которая сидела за своим столом, явно погружённая в какие-то бумаги. Она подняла глаза и тут же нахмурилась, увидев меня.
Алекс остановился чуть позади меня, спокойный, как всегда, его присутствие ощущалось за моим плечом, и это придало мне уверенности. Завуч вздохнула, отложив бумаги, и по выражению её лица я поняла, что разговор будет не из приятных.
Я холодно смотрю на Людмилу Ивановну, стараясь держать свои эмоции под контролем, и задаю простой, но полный внутреннего напряжения вопрос:
— Что случилось?
Людмила Ивановна сдвигает очки на носу и отвечает с почти трагическим выражением на лице:
— Случилась катастрофа, Валерия Алексеевна. Ваш сын и дочь были замечены выходящими вместе из женского туалета. Это... недопустимо! Чем они там занимались? А если…
Я не даю ей договорить и резко перебиваю, сдержанно, но твёрдо:
— Меня интересует, что скажут мои дети, а не ваши предположения.
Людмила Ивановна замолкает, нахмурившись, и переводит взгляд на Мишу и Алису, которые встали рядом с Алексом. Миша какое-то время молчит, затем мельком смотрит на сестру, будто обдумывая, как начать. Алиса же, со вздохом, расправляет плечи и говорит прямо, не стесняясь ни своих слов, ни ситуации:
— У меня начались месячные, — говорит она, глядя прямо на завуча. — Прокладок с собой не оказалось, я попросила брата помочь. Он купил, принёс их мне, и потому мы вместе вышли из туалета. Ничего больше не происходило.
Миша кивает в знак подтверждения слов сестры:
— Да, именно так и было. Мы даже не успели ничего объяснить. Как только нас заметили, Людмила Ивановна начала делать выводы и обвинять меня в чём-то непонятном и, честно говоря, отвратительном. Она сама себе чего-то надумала, а нас просто обвинили без права голоса.
Я внимательно слушаю их и внутренне сжимаюсь от раздражения. Во мне всё кипит и бурлит от несправедливости, но я стараюсь оставаться спокойной. В конце концов, все стало совершенно очевидно: Людмила Ивановна даже не дала им объясниться и сразу начала придумывать себе какие-то пошлые сценарии, обвиняя моего сына и дочь.
Алекс, оставаясь внешне невозмутимым, бросает на меня короткий взгляд, затем поворачивается к детям:
— Алиса, Миша, выйдите и подождите нас в коридоре. У нас тут взрослый разговор намечается.
Дети, не задавая вопросов, сразу подчиняются. Они понимают, что отец не требует лишних объяснений — просто нужно выполнить его просьбу. Миша бросает ещё один косой взгляд на Людмилу Ивановну, но молчит, затем они оба тихо выходят из кабинета, закрывая за собой дверь.
Как только они исчезают за дверью, Алекс засовывает руки в карманы, его лицо всё такое же спокойное, но в его глазах появляется холодный блеск. Он делает шаг вперёд и, чуть наклонив голову, тихо, но твёрдо спрашивает:
— За что мы платим такие огромные деньги за эту частную школу, если даже завуч не в состоянии задать вопрос детям о том, что произошло, прежде чем делать выводы?
Людмила Ивановна слегка вздрагивает, её руки начинают беспокойно двигаться по столу, словно она пытается найти что-то, за что можно ухватиться.
— Вместо того чтобы разобраться в ситуации, — продолжает Алекс. — Вы выдернули их с уроков. Кто будет восстанавливать этот пробел в знаниях? И почему вы сразу решили самое худшее? Вы же профессионал, не так ли?
Его голос остаётся спокойным и уверенным, но с каждой фразой давление усиливается. Я молча стою рядом, наблюдая за выражением лица завуча. Оно меняется с каждым словом. Её самоуверенность постепенно испаряется, а на смену приходит нервозность. Она поджимает губы, пытаясь что-то сказать, но видно, что Алекс вывел её из равновесия.
— Я... я просто следую правилам школы... — начинает оправдываться Людмила Ивановна, но её голос дрожит.
Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как накапливающееся раздражение начинает выходить наружу. Ситуация дошла до абсурда.
— Людмила Ивановна, — мой голос звучит твёрдо, а внутри всё кипит. — Ваша реакция на эту ситуацию демонстрирует полное отсутствие компетентности. Вместо того чтобы разбираться с детьми и спрашивать их о том, что случилось, вы устроили драму, лишив их уроков, запугав, и не дали возможности даже объясниться.
Завуч пытается открыть рот, чтобы что-то возразить, но я поднимаю руку, не давая ей возможности перебить.
Ирина Дмитриевна села напротив нас, скрестив руки на коленях и мягко посмотрела на меня и Алекса. Её голос звучал спокойно и профессионально:
— Я заметила, что ваши дети, Алиса и Миша, проявляют признаки стресса и тревожности, особенно в условиях давления, которое на них оказывает обстановка в школе. Это нормальная реакция, учитывая их возраст и тот факт, что они сталкиваются с большими ожиданиями — как со стороны школы, так и, возможно, дома.
Я нахмурилась, чувствуя, как внутри меня нарастает раздражение. Это всё звучало слишком знакомо. Давление? Стресс? Я знала, что обстановка в школе непростая, но именно учителя, а не сама ситуация в классе, создавали для моих детей большие проблемы. Я посмотрела на Алекса, но он пока молчал, ожидая, что скажу я.
— Давление в классе? — я усмехнулась, но быстро взяла себя в руки, чтобы не звучать слишком резко. — Простите, Ирина Дмитриевна, но я вижу другую проблему. Давление на моих детей оказывает не классная обстановка, а учителя. Учителя давят куда сильнее и куда системнее, чем одноклассники. Постоянные замечания, придирки — особенно по отношению к Мише. А Алиса, несмотря на свою успеваемость, попадает под вопрос только из-за того, что у неё нет школьных друзей, что мы с мужем вообще не считаем проблемой.
Ирина Дмитриевна внимательно выслушала, слегка кивнув, и потом задала вопрос, от которого я невольно напряглась.
— Понимаю. Но, может быть, вы всё же рассмотрите возможность обратиться к психологу? Регулярные занятия могли бы помочь им справиться с внешним давлением и эмоциями. Это не обязательно постоянные встречи, но в таких ситуациях иногда полезно иметь возможность обсудить свои чувства с профессионалом.
Я снова посмотрела на Алекса, чувствуя, что моё раздражение растёт. Психолог? Мои дети? Нет, я знала, что они справляются. Они сильные и самостоятельные. Миша уже успешен в своём деле, а Алиса невероятно организованная. Им просто нужно время, а не дополнительный контроль.
— Я не вижу в этом необходимости, — твёрдо ответила я. — Мы с Алексом всегда открыты для разговоров с детьми. Если они почувствуют, что что-то не так или что им нужна помощь, они нам скажут. Они не из тех, кто скрывает свои эмоции.
Алекс, который до этого момента молчал, наконец-то заговорил, его голос звучал ровно и уверенно, как всегда:
— Наши дети достаточно осознаны и самостоятельны. Если им понадобится помощь, они об этом скажут, — он посмотрел на Ирину, его взгляд был спокоен, но твёрд. — И мы всегда рядом в нужный момент, чтобы поддержать своих детей.
Ирина слегка кивнула, признавая нашу позицию, но всё же добавила:
— Понимаю вашу точку зрения. Если вдруг что-то изменится, знайте, что двери моего кабинета всегда открыты.
Ирина Дмитриевна сделала паузу, задумчиво глядя на Алекса, и, слегка наклонив голову, задала неожиданный вопрос:
— Алекс Казатулович, вам не кажется, что ваша жена имеет некоторое превосходство и власть над вами?
На секунду в кабинете повисла тишина. Я мгновенно напряглась, готовая ответить, и не позволить ей продолжать развивать эту мысль. Но прежде чем Алекс успел сказать хоть слово, я все же резко вмешалась, с легкой усмешкой:
— Нет, ему не кажется.
Алекс, сидящий рядом, усмехнулся, как будто ожидал такой реакции. Его темно-зеленые глаза засветились чем-то снисходительным и теплыми искрами. Он прекрасно понимал, что я стою на своём, защищая наши отношения, и был готов предоставить мне эту «маленькую победу». Я знала, что он мог бы сам ответить, но его снисходительная улыбка — это был его способ показать, что он понимает, как мне важно было вступить в эту игру.
— Видите, — спокойно проговорил Алекс, его взгляд скользнул к Ирине Дмитриевне. — У нас всё прекрасно. Никакой власти. Только взаимное уважение.
В его голосе не было ни капли сарказма, хотя в его улыбке, возможно, и скользнула эта тень иронии, которая всегда сопровождала наши с ним разговоры о подобном. Я почувствовала, как он тихо поддерживает меня — так же, как всегда, когда кто-то пытается влезть в наши отношения и что-то там «проанализировать».
Ирина Дмитриевна, видимо, осознала, что затронула тему, где ей вряд ли удастся получить серьёзные ответы. Она улыбнулась натянуто и кивнула, как бы принимая нашу слаженность, но я видела в её глазах — она по-прежнему пыталась что-то разгадать.
— Хорошо, — ответила она, вздохнув. — Я рада, что у вас всё так прекрасно.
Алекс, как всегда галантный, открыл передо мной дверь, пропуская меня вперёд, и мы вышли из кабинета психолога. В коридоре Алиса с Мишей всё так же сидели на стульях. Алиса, с учебником в руках, выглядела спокойной, но я знала, как сильно она волнуется из-за пропущенных уроков. Миша, привычно погружённый в смартфон, выглядел безмятежно, как будто вообще не замечал всей этой суеты вокруг.
— Мы едем домой сегодня, — сказала я, глядя на детей.
Алиса подняла на меня взгляд, её лицо слегка напряглось, ведь она всегда была ответственна в учебе. Но сегодня был особенный день, слишком много нервов потрачено — для всех нас.
Алекс кивнул, как всегда молча поддерживая мои решения. Он знал, что это был правильный шаг, особенно после такого сложного дня.
Мы вышли из школы, и я чувствовала спиной взгляды, которыми нас провожали. Наша семья всегда привлекала внимание, и это было не потому, что мы были «обычными». Алекс — высокий, уверенный, почти непроницаемый, я — строгая и дерзкая, с детьми, которых не раз обсуждали за их особую независимость и зрелость.
Алиса переоделась в домашнюю одежду — удобные мягкие штаны и просторную футболку. Как только она натянула их на себя, то сразу почувствовала лёгкую ноющую боль внизу живота. Она вздохнула, прислушиваясь к своему телу, но знала, что это временно и скоро пройдёт.
На столе рядом с учебниками лежала шоколадка, которую ей дал Миша. Алиса развернула обёртку, отломила небольшой кусочек и с удовольствием его съела. Горьковато-сладкий вкус мгновенно поднял настроение, хотя боль в животе всё ещё слегка тянула. Девочка снова вздохнула и открыла тетради.
Несмотря на то, что день выдался не самым лёгким, она любила учиться. Домашние задания были для неё чем-то вроде игры — интересным вызовом, который приносил ей удовольствие. Тем более, впереди её ждал ещё один любимый момент дня: бальные танцы. Алиса знала, что через пару часов ей предстоит ехать на тренировку, и поэтому решила сейчас сосредоточиться и сделать как можно больше заданий на завтра, чтобы вечером освободить побольше времени.
Она достала учебник по математике и взялась за решение задач, её взгляд быстро пробегал по страницам, а в голове уже выстраивались нужные решения. Работа поглотила её, и, хотя живот всё ещё немного ныл, Алиса старалась не обращать на это внимания — перед ней стояла цель, и она привыкла её достигать.
Алиса сосредоточенно решала задачи, когда в дверь тихо постучали. Она оторвалась от учебника и, услышав знакомый шаг, уже знала, кто это. Вскоре дверь приоткрылась, и в комнату вошла мама, Валерия, с мягкой улыбкой на лице и свежевыглаженной тренировочной формой в руках.
— Принесла твою форму для танцев, — сказала Валерия, аккуратно повесив её на стул.
Алиса улыбнулась, благодарно кивая, и вдруг в голове вспыхнула идея, которую она давно обдумывала.
— Мам, — нерешительно начала она, но в её голосе было слышно волнение. — Можно мне... перекрасить волосы? Ну, и прическу другую сделать. Я просто... хочу новый цвет.
Валерия слегка приподняла брови, но на её лице осталась всё та же тёплая улыбка. Она подошла к дочери и, скрестив руки на груди, с интересом посмотрела на неё.
— Конечно, можно, солнышко, — с лёгкостью ответила она. — Но только нужно сначала узнать, какие красители безопасны для тебя в твоём возрасте. Мы же не хотим повредить твои красивые волосы, верно? У меня на примете есть один очень хороший мастер.
Алиса, обрадованная таким ответом, широко улыбнулась и мгновенно обняла маму, уткнувшись ей в плечо.
— Спасибо, мам! — воскликнула она, её голос звучал с радостью и облегчением.
Валерия мягко гладила Алису по волосам, чувствуя, как дочь прижалась к ней с благодарностью. Эти моменты близости были для обеих очень важны, и Алиса, почувствовав мамину поддержку, знала, что они обязательно найдут что-то подходящее, чтобы сделать её мечту реальностью.
Когда мама вышла, тихо закрыв за собой дверь, в комнате снова воцарилась спокойная тишина. Лёгкий аромат чистой ткани остался в воздухе, словно напоминание о её недавнем присутствии. Алиса перевела дух и снова сосредоточилась на учебнике. Её взгляд скользил по строкам задач, а рука уверенно двигалась по тетради, выводя аккуратные, ровные цифры и буквы. В такие моменты она забывала обо всём — её мысли были полностью погружены в мир чисел и формул. Учёба для неё всегда была чем-то вроде личного вызова, где каждое правильно решённое уравнение приносило ощущение маленькой победы.
Прошло ещё какое-то время, и Алиса с чувством удовлетворения отложила ручку. Домашнее задание было выполнено, и её внутренний перфекционист мог быть доволен. Она не любила оставлять что-либо на последний момент, предпочитая всегда делать всё заранее, чтобы потом наслаждаться свободным временем без лишних забот.
Она посмотрела на часы — пора было готовиться к тренировке. Алиса встала, аккуратно сложила учебники и тетради в рюкзак, следя за тем, чтобы они не помялись. Затем направилась к шкафу, где висела её идеальная спортивная форма. Переодеваясь, она аккуратно разгладила складки на штанах, потянув за ткань, чтобы ничего не смялось.
Закончив с переодеванием, Алиса уселась на край кровати и принялась собирать свою спортивную сумку. Она делала это методично, почти ритуально, проверяя каждый предмет: сменная обувь аккуратно уложена в отдельный отсек, бутылка с водой — в боковой карман, полотенце сложено так, чтобы не занимало слишком много места. Каждый элемент обдуман, каждая деталь имеет своё место. Алиса не могла позволить себе забыть что-то важное, ведь она всегда стремилась к идеальному порядку.
Пока её руки методично собирали сумку, мысли невольно перескочили к брату, Мише. Алиса не могла понять, как он живёт в своей хаотичной вселенной. Его день всегда был полон спонтанных решений, и, хотя ему это нравилось, Алиса часто замечала, как это её раздражает. Ей нужна была структура, порядок, план — без них она чувствовала себя неуютно. Она ценила своё расписание, каждый пункт которого был чётко выверен и позволял ей контролировать каждый момент своей жизни. Спонтанность, в отличие от Миши, для неё была скорее источником беспокойства, чем удовольствия.
Когда всё было готово, Алиса застегнула сумку, в последний раз проверив, что ничего не забыла. Её взгляд пробежался по комнате — всё было на своих местах, и она была готова к тренировке. Девочка поставила сумку у двери, удовлетворённая тем, что успела закончить всё, что планировала на сегодня.
Алекс, закончив разговор с Мишей, вышел в прихожую, его лицо оставалось спокойным, как всегда. Он был человеком немногословным, но каждый жест, каждое движение выражали уверенность и силу. Закрыв за собой дверь кабинета, он остановился на мгновение, взглянув на часы — пора отвозить Алису на тренировку.
Миша тихо постучал в дверь комнаты матери, ожидая её ответа. Он редко заходил без стука, зная, что она не любит, когда вторгаются в ее личное пространство. Из-за двери послышался мягкий голос Валерии:
— Входи.
Миша открыл дверь и, засунув руки в карманы, остановился на пороге.
— Мам, можно тебя на минутку? — начал он с лёгкой неуверенностью в голосе.
Валерия, сидя на кровати с ноутбуком, подняла на него взгляд и улыбнулась.
— Конечно. Что-то случилось?
Миша потёр шею, будто пытаясь подобрать слова.
— Слушай, мне завтра нужно кое-куда заехать. Можешь отвезти меня? Ну и деньги прихвати. Я с отцом уже обсудил всё.
Валерия нахмурилась, удивлённая просьбой. Обычно Миша не просил о таких вещах, предпочитая решать всё сам или просто занимаясь своими делами.
— Деньги? А что ты задумал, если не секрет? — спросила она с лёгкой улыбкой, чувствуя, что за этим стоит что-то большее.
Миша сел на край стула и, глубоко вдохнув, наконец рассказал:
— Помнишь, ты постоянно покупаешь кофе в том кафе недалеко от школы? Так вот, там работает мой одноклассник, Саша. Он официантом там подрабатывает. Мы с ним не особо близко общались раньше, но недавно узнал, что он копит деньги на операцию для своей младшей сестры. У неё там серьёзные проблемы, и ему нужно много денег для лечения и операции.
Валерия прислушивалась, внимательно изучая лицо сына.
— И ты хочешь помочь ему? — мягко спросила она.
Сын чуть заторможено кивнул, глядя в пол.
— Да, я подумал... Ну, раз у меня был хороший турнир, и я выиграл призовые, хочу отдать часть Саше. Он старается как может, а я просто играю в игры, да и куда мне пока такие суммы? На кухне обсудил это с папой, и он сказал, что это правильное решение. Как бы совпало желание и возможность помочь. Вот. Только мне нужна твоя помощь с деньгами и транспортом. Все-таки с такой суммой одному идти…сама понимаешь, а отец не может, он занят.
Валерия на мгновение замерла, тронутая поступком сына. Она всегда знала, что за его легкомысленным и иногда беспечным видом скрывается глубокое чувство ответственности и доброты. Её глаза смягчились, и она медленно закрыла ноутбук, убрав его в сторону.
— Миша, ты настоящий молодец, — сказала она, вставая с кровати и подходя к сыну. — Конечно, я тебя отвезу. И деньги я от нас с папой тоже дам. Это благородный поступок.
Она обняла Мишу за плечи, тот немного смутился, но всё же улыбнулся.
— Спасибо, мам. Саша и его сестра точно этого заслуживают.
Валерия с любопытством посмотрела на сына, и её глаза слегка прищурились.
— Чем болеет его сестра? — осторожно спросила она, пытаясь лучше понять всю ситуацию.
Миша, неохотно подняв взгляд, пожал плечами, но ответил серьёзно:
— Она после аварии. Лет пять назад попала в автомобильную катастрофу. Теперь учится заново ходить. У неё были множественные переломы, и для восстановления требуется дорогое лечение. Саша всё, что может, откладывает на её реабилитацию, но это капля в океане.
Валерия на мгновение задумалась, её взгляд потемнел, словно под грузом мыслей. Она была погружена в собственные размышления о том, как несправедливо бывает устроен этот мир, когда дети вынуждены бороться за своих близких так рано.
— До скольки работает кафе? — внезапно спросила она, выныривая из своих мыслей.
Миша взглянул на часы на стене, словно мысленно прикидывая время.
— Саша сказал, что его смена заканчивается через час.
Валерия тут же резко встала, словно приняла твёрдое решение. Она схватила ключи с тумбочки, одним движением накинула пальто и кивнула сыну:
— Поехали. Времени мало. Успеем. Зачем откладывать на завтра то, что можем сделать сегодня?!
Миша немного удивлённо посмотрел на мать, но не стал спорить. Он знал, что если она решила что-то сделать, она это сделает быстро и решительно, можно сказать импульсивно. Они быстро покинули квартиру, и вскоре уже сидели в машине, мчавшейся по вечерним улицам города.
Миша сидел рядом с матерью, наблюдая за тем, как свет от уличных фонарей скользил по их лицам. Внутри него было смешанное чувство: гордость за свой поступок и легкое волнение от предстоящей встречи с Сашей. Валерия, сосредоточенная на дороге, мельком взглянула на сына. Она чувствовала, что их поездка станет чем-то важным не только для Саши, но и для Миши.
Миша, сидя в машине и глядя на улицы за окном, не мог не думать о своей матери. Он всегда ею восхищался — дерзкая, четкая, Валерия никогда не была из тех, кто сомневался в своих решениях. Она всегда знала, чего хотела от жизни, и шла к этому без оглядки на мнение окружающих. Но при этом она оставалась вежливой и сдержанной, всегда умея найти подход к людям. Её нельзя было назвать мягкой, но она и не лебезила перед другими. Такая внутренняя сила в женщине всегда поражала Мишу.
Однако стоило только кому-то задеть её семью, и Валерия превращалась в настоящую львицу. Миша не раз был свидетелем того, как она отстаивала его или Алису перед учителями, соседями или даже случайными знакомыми. Её гнев был молниеносен и справедлив. Он знал, что мать способна разнести любую преграду на пути, если речь идёт о её детях. И это внушало ему чувство защищённости и гордости.
Я радовалась, что в нашей семье было две машины. С одной стороны, может показаться, что это лишнее — особенно когда живешь в небольшом городе, где до многих мест можно дойти пешком. Но иногда, как ни крути, это становилось необходимостью. У каждого свои дела, планы, и наличие двух автомобилей часто спасало нас от лишних хлопот. Вот и сейчас, отправляясь в кафе помочь однокласснику Миши, вторая машина оказалась крайне кстати.
Я сидела за рулем, поглядывая на дорогу, а в зеркале заднего вида — на своего сына. Миша с таинственной полуулыбкой смотрел в окно, не отрывая взгляда от мелькающих за стеклом пейзажей. Эта его загадочная улыбка всегда заставляла задуматься — о чем же он размышляет? Возможно, его мысли были о сегодняшнем дне или о том разговоре, который был с отцом. Он не говорил, что его тревожит, но я всегда чувствовала, когда в его голове вертелось что-то важное. Или, возможно, он просто наслаждался моментом — редким временем, когда мы едем вместе, без лишних разговоров, каждый погружён в свои мысли.
Осень вокруг была поистине прекрасной — золотисто-красные деревья обрамляли дорогу, и солнце едва касалось их верхушек. Я чувствовала, как тёплый свет проникает в салон автомобиля, создавая атмосферу спокойствия. Эта поездка к кафе не казалась чем-то особенно значимым, но я знала, что для того мальчишки, который подрабатывает там, она может стать важной.
— О чём задумался? — тихо спросила я, не отрывая взгляда от дороги.
Миша слегка повернул голову в мою сторону, но так и не ответил. Его полуулыбка никуда не делась, а глаза светились какой-то скрытой уверенностью, как будто он знал что-то, чего не знал никто другой.
Что-то в его взгляде напомнило мне Алекса. Да, дети действительно были похожи на Алекса внешне, однако характером пошли…даже не знаю в кого.
Мы ехали дальше в тишине, пока вдруг Миша не нарушил её неожиданным откровением.
— Мам, — начал он тихо, глядя в окно. — Знаешь, иногда мне снится сон... где ты — сильная ведунья, а папа — ведьмак. Такой сильный, что его можно сравнить с Кощеем Бессмертным.
От неожиданности я едва не сбилась с дороги. Подумала, что ослышалась, но когда взглянула на сына, его лицо было абсолютно серьёзным.
— Ведунья, говоришь? — я попыталась не улыбаться, хотя уголки губ всё равно чуть дрогнули. — Ну-ну... А папа, значит, по силе равен Кощею?
— Ну да, — Миша кивнул, задумчиво водя пальцем по стеклу. — Это странно, конечно. Но ты... там в этом сне — такая сильная. И... не совсем ты, как будто другая, но я знаю, что это ты. Вроде и ведьма, а вроде…не знаю.
Я посмотрела на него, слегка нахмурившись. Эти его фантазии иногда поражали своей детализацией. Но сны? Ещё и такие? Однако, способностями дети пошли в меня видимо.
— А ты не боишься таких снов? — спросила я, поворачиваясь к нему через зеркало.
Миша усмехнулся, и его загадочная полуулыбка вновь появилась на лице.
— Нет, — ответил он просто. — Наоборот, это как-то... круто. Я знаю, что это всего лишь сон, но иногда кажется, что в нём что-то большее.
Я молча улыбнулась и слегка покачала головой.
— У тебя хорошо развита фантазия, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринуждённо.
Миша рассмеялся.
— Может быть, — он наконец-то оторвался от окна и посмотрел на меня. — Но ведь в этом есть что-то, мам? Ты ведь всегда такая загадочная. Как будто знаешь больше, чем показываешь.
— Ну, загадочной ведуньей я точно себя не чувствую, — я тихо усмехнулась, переключая внимание на дорогу. — А папа? Ведьмак? Это уж точно перебор, не находишь?
Миша снова усмехнулся, но на этот раз в его взгляде мелькнуло что-то большее. Я ощущала, что за этими сновидениями скрывается не просто фантазия. Может, его разум действительно пытался донести что-то важное — или это всего лишь подростковые мысли, перерабатывающие увиденное. Но его слова прочно осели в моей голове.
Может, Миша видел что-то, чего не видели другие?
Я припарковала автомобиль у кафе и с легким стуком захлопнула дверь. Выйдя из машины, я направилась ко входу — знакомый запах кофе сразу ударил в нос, как только я пересекла порог. За прилавком стоял Саша — тот самый паренек, которого я уже видела не раз. Увидев меня, он смущенно улыбнулся, поправил фартук и вопросительно посмотрел.
— Чего желаете? — спросил он с искренним интересом, хотя я чувствовала, что его волнение никуда не исчезло.
— Две чашки кофе и тахикардию, — ответила я с лёгкой усмешкой.
Парень на мгновение задумался, но затем его губы растянулись в широкой улыбке. Он молча кивнул и начал готовить заказ, явно решив угостить меня чем-то особенно крепким. Я наблюдала за его движениями — Саша ловко управлялся с кофемашиной, и не удивительно, ведь делал это не в первый раз.
— У вас плохой день? — спросил он, не поднимая глаз от работы.
— Бывает и лучше, — ответила я, слегка пожимая плечами. — Но ничего, кофе всё исправит.
Саша коротко хмыкнул, а затем, когда он подал мне два стаканчика крепкого кофе, его глаза снова встретились с моими.
— Вот ваш «двойной удар» по нервной системе, — сказал он с добродушной улыбкой. — Надеюсь, поможет.
Саша жил в скромной хрущёвке, где всё дышало простотой и тихим уютом. Мы поднялись по тёмной лестнице, слыша скрип старых деревянных ступеней. В квартире царила тишина, лишь приглушённо работал телевизор. В маленькой гостиной, прямо напротив мерцающего экрана, в кресле дремала бабушка Саши. Её лицо было морщинистым, но спокойным, будто годы неумолимо наложили свой отпечаток, но не лишили этого внутреннего покоя. Мы не стали её будить, прошли мимо, стараясь двигаться как можно тише.
Саша и Миша сразу направились на кухню. Их приглушённые голоса смешались с гулом холодильника и звоном посуды, который раздался, когда Саша что-то торопливо доставал из шкафчика. Я осталась в гостиной на мгновение, прислушиваясь к этим домашним звукам, но затем медленно подошла к двери в маленькую комнату. Постучавшись и не дождавшись ответа, я тихо вошла.
Комната была крошечной, тесно заставленной мебелью, которая явно была тут уже много лет. В углу стояла кровать, и на ней лежала Таня — болезненно худая, с почти прозрачной кожей, сквозь которую проступали венки. Её лицо было бледным, глаза закрыты, и только тяжёлое, прерывистое дыхание говорило о том, что она всё ещё борется. В комнате витал лёгкий запах лекарств, смешанный с чем-то сладковатым и неприятным, как будто сама болезнь проникла в каждый уголок этого места.
Я сделала несколько шагов ближе, рассматривая эту хрупкую девочку. Она выглядела так, будто любое движение может причинить ей боль. Свет из маленького окна падал на её лицо, подчеркивая каждую черту, придавая ей какой-то эфемерный, почти нереальный вид. Это была не просто девочка — это был символ чужой боли и борьбы, которая казалась такой несправедливой для столь юного существа.
Внутри сжалось сердце.
Мне не нужно было оборачиваться — я чувствовала его присутствие, как всегда. Алекс стоял за моим плечом, его тёплое дыхание еле касалось затылка. Я тихо спросила, не отрывая взгляда от хрупкой фигуры на кровати:
— Это же твоя область?
Он коротко кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то непроницаемое, тёмное. Алекс не любил говорить о том, что делал в таких случаях, но я знала, что он редко отказывал в помощи, особенно когда дело касалось жизни и смерти.
— Проследи, чтобы ребята не зашли, — попросил он, и я вышла в коридор, оставив его с Таней наедине. Оставив Сашу и Мишу болтать на кухне, я прислушивалась к их приглушённым голосам и временному миру, который царил в этом скромном доме.
Когда я снова повернулась в комнату, дверь была приоткрыта, и я мельком увидела, как Алекс стоял у кровати, его пальцы едва касались холодного лба Тани. Он прикрыл глаза и начал что-то шептать — едва различимые слова, древние и непонятные, текли из его уст словно речные воды. Комната будто потемнела, время замедлилось, а воздух стал плотным и вязким, как будто сама реальность вокруг него гнулась под давлением какой-то неведомой силы.
Когда Алекс закончил, в комнате вновь стало тихо. Он кивнул мне, затем исчез, так же внезапно, как и появился, оставив после себя лишь лёгкий шорох и тяжёлое ощущение, что нечто важное произошло. Я знала, что ему нужно было время, чтобы восстановиться, и его работа здесь закончилась, но что-то в этой квартире всё ещё ощущалось чужим и тяжёлым.
Я повернулась и снова вышла в коридор, оглядываясь на кухню, где Саша и Миша всё так же разговаривали, не подозревая ни о чём.
Я снова перевела взгляд на Таню, её дыхание стало ровнее, а кожа, ещё несколько минут назад болезненно-бледная, теперь приобрела едва заметный розоватый оттенок. Это было почти незаметно, но для меня — очевидный знак. Алекс знал своё дело.
Усмехнувшись, я бесшумно покинула комнату и направилась на кухню, где Саша и Миша, сидя за столом, всё ещё что-то обсуждали. Их разговор оборвался, как только я вошла. Я присела рядом, чувствуя, как напряжение начинает спадать, и, посмотрев на Сашу, без предисловий спросила:
— Если Таня поправится, ты вернёшься в школу?
Саша поднял на меня взгляд, в его глазах отразилось полное недоумение, как будто мои слова дошли до него не сразу. Он нервно сглотнул, его руки, покоившиеся на столе, слегка дрожали. Несколько секунд он просто смотрел на меня, будто не зная, как ответить, и затем, будто потеряв дар речи, кивнул.
— Да... конечно, — наконец выдавил он, но в его тоне слышалась неуверенность, словно он пытался осмыслить происходящее. Что-то в моих словах его сбивало с толку, но он не решался задавать вопросы. Я видела, как его разум лихорадочно пытается найти объяснение, но он пока не знал правды.
Я вытащила из сумки конверт и передала его Саше. Он непонимающе посмотрел на меня, а затем медленно взял его, не открывая. Его лицо выражало смесь замешательства и благодарности, но я знала, что он пока не понимает всей сути происходящего.
— Возьми, — сказала я спокойно. — Пусть хоть немного поживёте получше.
Его пальцы нерешительно сжались на конверте, словно он не мог поверить, что кто-то вот так просто протягивает ему деньги. Саша открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я не дала ему времени на раздумья и протянула ему маленький пузырек с водой.
— Это лекарство, — добавила я, выдержав его взгляд. — Дай его сестре, как только она проснется. Она быстро встанет на ноги.
Саша смотрел на пузырек с недоверием, явный скептицизм отразился в его взгляде. Он сомневался, конечно. Кто бы в его возрасте не сомневался? Эти «чудодейственные» лекарства из сказок давно перестали казаться реальными. Но я не стала объяснять, что в этом флаконе — живая вода, настоящее волшебство. Кто в это поверит? Это слишком старо, слишком неправдоподобно для мира, в котором мы живем. Но я точно знала, что уже завтра всё изменится.
Когда мы с Алексом вошли в квартиру, знакомая тишина окутала нас, словно защищая от внешнего мира. Дети, едва поздоровавшись, быстро скрылись по своим комнатам — у нас было строгое правило: после девяти вечера я и Алекс уделяем время только друг другу. Алиса обычно проводила это время за книгами или занятиями по танцам, а Миша — погружался в тренировки или зависал в онлайн-турнирах. Каждый знал свои обязанности, и дом становился тихой крепостью, где взрослые могли позволить себе расслабиться и побыть наедине.
Я прошла на кухню, включив свет, который мягко разлился по комнате, озаряя каждую деталь. Алекс молча следовал за мной, как всегда, уверенно и спокойно. Он подошел к окну, задумчиво взглянув на улицу, где ночные огни города мерцали сквозь легкий осенний туман.
— Чай или что-то покрепче? — спросила я, слегка улыбнувшись.
— Сегодня пусть будет чай, — ответил он, отводя взгляд от окна и бросив на меня быстрый, но тёплый взгляд.
Я начала готовить чай, чувствуя, как усталость наконец-то отпускает меня. Мы с Алексом привыкли к таким вечерам — тихим, почти ритуальным, когда мир вокруг словно замедляется, оставляя нас наедине с нашими мыслями и друг другом. После долгих дней, наполненных шумом и заботами, эти моменты были спасением.
Как только чайник закипел, я разлила горячий напиток по чашкам и передала одну Алексу. Он взял её, коснувшись моих пальцев своими, и эта небольшая, почти незаметная связь наполнила комнату теплом. Мы присели на диван, бок о бок, не говоря ни слова — слов сейчас и не требовалось.
Мы с Алексом сидели на кухне, в полумраке ночной тишины, которая обволакивала дом, словно плотное одеяло. В чашках еще тлел горячий кофе — крепкий, почти горький, как наши разговоры о будущем. Я смотрела на темную поверхность напитка, словно пытаясь найти там ответы на вопросы, которые не давали покоя.
— Думаешь, стоит задуматься о переезде? — спросила я, не поднимая взгляда от чашки, мои мысли все еще блуждали где-то между настоящим и тем, что осталось в прошлом.
Алекс, сидя рядом, был как всегда спокоен, словно непоколебимая скала. Он сделал глоток кофе и медленно поставил чашку на стол.
— Мы можем остаться здесь. Я смогу защитить вас, — его голос был уверен, в нем не было ни малейшего сомнения. Но за этой уверенностью скрывалась та тень, что тянулась за нами с той самой поры, когда мы решили оставить прошлое позади. А может, оно само не хотело уходить.
— Я знаю, — вздохнула я, чувствуя лёгкую тревогу. — Но иногда мне кажется, что этого недостаточно. Прошлое всегда находит способ вернуться. И это пугает меня, Алекс. Мы бежали от той жизни, организовали здесь свой быт и…очень грустно, если это все разрушат.
Он посмотрел на меня, его взгляд был глубоким, но теплым. Затем, не сказав ни слова, он взял мою руку и чуть сжал её, так, что я почувствовала ту силу и уверенность, которые всегда шли от него.
— Мы справимся со всем, — мягко сказал он, не отпуская мою руку.
И в этот момент, как по сигналу, в дверь кухни постучали. Я вздрогнула от неожиданности, но тут же увидела в дверном проеме довольную мордашку Миши, который, казалось, всегда умел подбирать момент, чтобы прервать наши разговоры.
— Мам, пап, вы тут кофе пьете? — его улыбка была почти виноватой, но глаза весело блестели. Он выглядел так, будто не спал и просто искал повод присоединиться к нашему ночному отдыху.
— Пьем, — ответила я, чуть улыбнувшись и отпуская руку Алекса. — Заходи, если хочешь.
Сын вошел на кухню, и его беззаботное присутствие на мгновение разрядило ту тяжесть, которая витала в воздухе между мной и Алексом. Но где-то глубоко внутри я всё еще чувствовала это напряжение, точнее остатки этого напряжения.
Миша уселся напротив нас, глаза его весело блестели, и с легкой усмешкой он спросил:
— А как вы с папой жили в свои «древние века» без интернета?
Алекс, как всегда невозмутимый, откинулся на спинку стула и, будто в задумчивости, пожал плечами.
— Гуляли много, — начал он спокойно. — Играли в мяч, прыгали на скакалке, строили шалаши из веток и подручных средств. Времена были простые, но нам было весело.
Миша замер на мгновение, явно не веря своим ушам. Его брови взлетели вверх, а в глазах отразилось то ли удивление, то ли смешанные чувства.
— Шалаши? Скакалка? — повторил он с недоверием, как будто услышал рассказ о чем-то из другого мира.
Я заметила, как он обдумывает каждое слово, словно пытался воссоздать в голове образы того времени, которое казалось ему столь далёким и нереальным.
— А как вы познакомились? — наконец, спросил он, и в его голосе зазвучало живое любопытство. — Ну, это же наверняка какая-то супер-романтичная история!
Мы с Алексом переглянулись. В его глазах мелькнула искра воспоминаний, а на лице появилась та знакомая полуулыбка, полная скрытого юмора. Я тихо выдохнула, приподняв бровь, и, сдерживая смех, ответила:
— На кладбище.
Миша застыл, явно ожидая от меня какой-то шутки, его выражение лица сменилось на удивлённое, будто он пытался понять, где подвох. Через мгновение, убедившись, что я не шучу, он рассмеялся, громко и искренне, откинув голову назад.
Миша пришёл в школу, привычно накинув капюшон, как будто пытаясь спрятаться от утреннего шума и хаоса вокруг. Он только успел пройти через школьные ворота, когда его едва не сбил с ног Саша — тот появился откуда-то сбоку, словно вихрь. Миша едва удержался на ногах, усмехнувшись.
— Мишка! — Сашка моментально начал тараторить, будто всю ночь ждал этой встречи. — Где Валерия Алексеевна?
Миша фыркнул, не удержавшись от шутки.
— Валерия Алексеевна замужем, — ухмыльнулся он, глядя на приятеля. — И вообще, она дома. Нас сегодня отец привез.
Но Сашка не собирался смеяться. Он тут же ухватил Мишу за руку и потянул его в сторону, ближе к стене, подальше от любопытных ушей.
— Ты не понял, — зашептал Саша, глаза его блестели от восторга. — Таня! Сегодня утром она встала! Понимаешь? Встала и пошла!
Мишка широко раскрыл глаза, не веря своим ушам.
— Да ладно?! — воскликнул он, хотя стараясь держать голос приглушённым, чтобы не привлечь внимания окружающих.
Саша выглядел совершенно ошарашенным, будто сам ещё не до конца осознал, что это произошло. Он только кивнул, задыхаясь от переполняющих его эмоций.
— Сам в шоке, — пробормотал он, глядя куда-то мимо Миши, будто воспоминания о том моменте крутились у него перед глазами. — Я не знал, что так быстро будет... Но она пошла, Мишка. Твоя мама дала какой-то пузырек и он вылечил сестру.
Михаил почувствовал, как в груди разливается тёплое чувство радости за друга. Вся эта история с операцией, болью и ожиданием, наконец-то принесла свои плоды. Он сжал плечо Саши в знак поддержки.
— Это круто, Саш. Ты молодец. Думаю, что все твои усилия не прошли даром.
Миша хлопнул Сашку по спине, всё ещё улыбаясь от уха до уха. Радость друга была заразительной, и он был рад, что деньги пошли на такое важное дело. Вместе они двинулись по коридору, который уже заполнили ученики. Школа словно жила своей хаотичной жизнью: кто-то спешил на уроки, кто-то громко разговаривал, везде мелькали рюкзаки, книги и тетради.
Шум, гам, разговоры вперемешку с обрывками смеха окружали их со всех сторон, будто они были в центре бурного потока. Миша шёл уверенно, привыкший к этому шумному ритму, а Саша, всё ещё пребывая в лёгком шоке от новостей о сестре, шёл рядом, поглядывая на друзей, которым хотелось рассказать о случившемся.
— Эй, ты на химию? — Миша вдруг вспомнил, что их уроки скоро начинаются.
Саша кивнул, не особо обращая внимание на окружение, его мысли явно всё ещё были далеко, там, где Таня делала свои первые шаги. Коридор был как река, в которой они плыли против течения, но, наконец, они добрались до нужного кабинета. Около двери толпились ученики — кто-то обсуждал домашние задания, кто-то просто болтал, обмениваясь новостями. Шум стоял неимоверный, словно перед дверью собирался целый рынок.
Миша толкнул Сашу в бок:
— Ну что, расскажешь им всем, или будешь хранить секрет?
Саша лишь покачал головой, улыбаясь своей обычной застенчивой улыбкой:
— Да пусть пока все по-старому будет. Пусть Таня сама решит, когда говорить.
Мишка уважительно кивнул, понимая, что такие новости нельзя раскрывать вот так, сразу.
Саша, всё ещё раздумывая о том, что произошло с Таней, вдруг неожиданно сменил тему:
— Слушай, а как твоя мама? Валерия Алексеевна.
Мишка фыркнул, понимая, что разговор сейчас свернёт в довольно предсказуемое русло. Он уже не раз слышал от друзей что-то подобное.
— Саш, это моя мать, напомню, — Мишка усмехнулся и наклонился к другу. — И, если тебе интересно, у нее с отцом всё отлично.
Саша только вздохнул, мечтательно уставившись куда-то в сторону:
— Да я не про то... Просто... Валерия Алексеевна — это женщина мечта, знаешь? Уверенная, стильная, ну... ты сам знаешь и получше меня.
Миша не смог сдержать смешка, и в его взгляде промелькнула лёгкая ирония. Он знал, что его мать часто производит такое впечатление на людей со стороны. Валерия была неординарной женщиной, и её уверенность, стиль, а иногда и дерзость приковывали взгляды, особенно когда она появлялась в школе. Но то, что видели окружающие, было лишь частью её образа.
— Саш, ты, конечно, молодец, — усмехнулся Мишка, — но дома всё вообще не так. Мама... бывает весьма и весьма странной. Поверь мне, если бы ты видел, как она может иногда чудить, ты бы поменял своё мнение.
Саша удивлённо приподнял брови, будто не мог представить, что такая строгая и целеустремлённая женщина может быть другой.
— Странной? Это как? — спросил он, всё ещё в недоумении.
— Да по-разному, — Миша пожал плечами. — Например, может начать красить стены в ванной посреди ночи или затеять перестановку без предупреждения, когда никто не готов. А иногда она ведёт себя, будто сама ещё подросток — слушает музыку громче всех и танцует в кухне. Но самое забавное, что отец позволяет ей все эти странности, даже не морщась. Смотрит на неё и, знаешь, как будто думает: «Ну, это Валерия, что уж тут поделаешь.»
Саша рассмеялся, представляя такую картину.