Завтра непременно взойдет солнце

Пролог

Чернила судьбы

С тех пор, как Камынчжан завершила свой земной путь и вознеслась на небеса и стала Богиней Судьбы, прошло много времени. При жизни она обладала большой мудростью и за это получила в качестве вознаграждения бессмертие. В обязанность Камынчжан теперь входило записывать в книжных свитках судьбы людей начиная от первого младенческого крика до последнего вздоха. Насколько легок или труден будет жизненный путь человека зависело от его деяний в предыдущих жизнях. Богиня Судьбы исправно трудилась во благо людского рода, кропотливо прописывая судьбы. Всем честно и по заслугам отмеряла счастье и невзгоды. Из года в год Камынчжан усердно трудилась, не позволяя высохнуть кисти. В ее тушечнице всегда была полна чернил. С временем ее кабинет превратился в огромную библиотеку свитков с судьбами людей, и она продолжала расти.

Словно лепестки сакуры от дыхания весеннего ветра сыпались столетия. Одни поколения людей сменяли другие. Мир не стоял на месте — человечество росло, работы у Богини Судьбы все прибавлялось. Старушке Камынчжан стало труднее поспевать за непрерывно рождающимися людьми. В ночь перед Соллаль[1], обмакнув в очередной раз тонкую кисть в растертую тушь, она окинула взглядом бесчисленные свитки с еще не написанными судьбами, устало вздохнула и вернула свой рабочий инструмент обратно в тушечницу. Миска ттоккук[2], которую Камынчжан планировала съесть после того, как закончит дописывать свитки, уже давно перестала дымиться и подернулась мутной пленкой. Поесть в новогоднюю ночь горячего супа снова не удастся.

«Мне нужны помощники, — прикрыв от усталости глаза выдохнула Камынчжан. — Мне нужны те, кто сможет облегчить эту нескончаемую работу и разделит со мной часть судьбоносных свитков.»

Из-под опущенных ресниц выкатилась слезинка безысходности и побежала по щеке богини. Лунный луч коснулся маленькой капельки, и та заискрилась серебристым светом. Камынчжан стало щекотно и она смахнула натруженными пальцами непрошенную влагу с лица. Переливающаяся мерцающими серебряными искрами слеза упала в тушечницу. Остатки туши поглотили в себе каплю, вышедшую из глаз Камынчжан, и она исчезла в недрах судьбоносных чернил. Все замерло в комнате Богини Судьбы. Но уже спустя мгновение тушь начала искриться и переливаться тем самым серебряным светом, которым одарила слезинку луна. Черная, искрящаяся тушь вдруг вспенилась и забурлила кипящим котлом. Богиня судьбы удивившись отпрянула и было, потянула руку к тушечнице, чтобы рассмотреть поближе, но та взмыла вверх и черная, искрящаяся, бурлящая лужица застыла в воздухе.

Камынчжан недоумевающе смотрела на то, как черная клякса из туши то растягивается длинной полосой, то сжимается обратно, принимая причудливые формы. Лунный луч снова заглянул в окно богини и коснулся внезапно ожившей туши. Черный светящийся комок застыл. Но как только луч исчез он снова пришел в движение и начал расти. Тушь росла и меняла формы до тех пор, пока, не приняв человеческие очертания, не застыла перед Камынчжан. Луна вновь заглянула в окно и коснулась серебряным лучом человека из туши и черный цвет, осыпался, словно старая, облупившаяся краска с листа рисовой бумаги. Перед изумленной Богиней Судьбы предстал черноволосый, белокожий молодой мужчина, на вид лет двадцати. Бледные губы были безмолвны, а глаза сомкнуты. Присмотревшись к юноше, Камынчжан обнаружила, что тот не дышал. Родившееся в присутствии богини тело безжизненно висело в воздухе словно глиняная болванка, ожидая, когда к ней прикоснутся руки мастера. Камынчжан быстро сообразила, что нужно делать. Она подошла к человеку из чернил, кончиками пальцев коснулась его пухлых губ, приоткрыла его рот и вдохнула в висевшее в воздухе тело жизнь, поделившись с ним своей божественной силой. Серебряный свет, подаренный луной, пробежался по телу. Юноша втянул носом воздух и открыл глаза. Полная луна заглянула в окно Камынчжан, будто хотела проверить что получилось с помощью ее серебряного света, бросила последний тонкий луч на юношу и тот опустился на дощатый пол библиотеки.

— Вот и славно, будет мне помощник, — пробормотала Богиня Судьбы и бросила взгляд на луну. На мгновение ей показалось, что небесное светило согласно кивнуло. Но уже через мгновение луна скрылась за темными тучами и Камынчжан перевела взгляд на стоявшего перед ней обнаженного юношу.

— Так не пойдет, — осуждающе покачала головой Камынчжан и подошла к столу.

Среди исписанный свитков она отыскала клочок рисовой бумаги, взяла в руки кисть и потянулась к тушечнице. Но внутри не обнаружилось ни капли — все ушло на создание лунного чуда. Недовольно крякнув, Камынчжан взяла брусок сухой туши и принялась растирать его.

— Госпожа… — раздался за спиной богини приятный мужской голос, отчего она невольно вздрогнула. Повернулась к говорившему и посмотрела на юношу. — Позвольте мне помочь. Давайте я разотру тушь.

Он протянул руку в сторону стола и хотел сделать шаг, но испуг, появившийся на лице богини остановил его. Та затрясла головой и предупреждающе вытянула ладонь вперед:

— Не надо! Я сама!

Юноша покорно замер и остался ждать на месте.

Быстро справившись с тушью, Камынчжан капнула немного воды в тушечницу и развела чернила. Обмакнула кисть и быстрыми, легкими движениями нарисовала на листе ханбок[3] и хва[4]. Затем она взяла лист бумаги в руки, поднесла ко тру и тихонечко дунула на него и на пол, прямо под ноги юноши упали не нарисованные, а из настоящей ткани ханбок и хва.

— Одевайся! — Приказала ему богиня и деликатно отвернулась.

Молодой человек послушно подобрал с пола одежду и принялся натягивать ее на себя.

— Надо дать тебе имя… — Задумчиво произнесла Камынчжан и потерла перепачканными тушью пальцами подбородок. — Как бы тебя назвать?..

— Я помню серебряный свет, когда был тушью, — отозвался за спиной юноша.

— Верно, с серебряных лучей луны все и началось, — согласилась Богиня Судьбы.