Зельеварение для перфекциониста (и его кошмара)

Глава 1. Идеальный беспорядок

Воздух в лаборатории №7 был идеальным. Он пах свежевымытым каменным полом, воском от полированных деревянных столов и едва уловимым ароматом высушенной лаванды, которую лорд Каэлен раскладывал по углам для абсорбции посторонних запахов. Каэлен, или просто Кэл для тех немногих, кого он удостаивал такой чести (таковых не было), стоял перед своим главным инструментом — безупречно чистым серебряным котлом. Его отражение в полированной поверхности было искажено, но всё так же безупречно: ни одна прядь тёмных волос не смела выбиваться из строгой причёски, а складки на его мантии лежали с геометрической точностью.

Он с наслаждением расставлял склянки с ингредиентами. «Корень аконита, измельчённый. Глаза тритона, сушёные. Печень тритона, порошок.» Каждая баночка стояла на специальной подставке с названием, выведным каллиграфическим почерком. Алфавитный порядок. Идеальный баланс, его царство и его святилище.

Дверь в лабораторию с грохотом отлетела, ударившись о стену и сбив с неё хрупкую карту магических потоков, которую Кэл вывешивал каждое утро.

В проёме стояла она, Маэвис Рид. В одной руке она сжимала потрёпанную сумку, из которой торчали пучки каких-то трав и угол пергамента, а в другой кружка с дымящимся содержимым, пахнувшим как будто бы жжёным сапогом. Её русые волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались десятки непослушных прядей, а на её рабочем халате красовалось несколько многообещающих пятен неизвестного происхождения.

— Утра! — бросила она жизнерадостно, проносясь внутрь вихрем хаоса и развевая свитки на его столе.

Кэл застыл, чувствуя, как по его спине пробежала ледяная волна. Он медленно выдохнул, пытаясь вернуть себе душевное равновесие.

— Маэвис, — произнёс он, и его голос прозвучал как скрип льда. — Дверь. Она имеет ручку именно для того, чтобы её использовать. Без лишнего акцентирования.

— А, прости! — Мэвис махнула рукой, ставя свою кружку прямиком на его чистый стол, оставляя мокрый, пахучий круг. — Руки были заняты. Кстати, у тебя не найдётся щепотки порошка драконьего когтя? Вчера закончился, а мне для утреннего эликсира бодрости нужен.

Кэл вздрогнул. Его порошок драконьего когтя был расфасован по герметичным сосудам и хранился в секционном шкафу под замком. Под замком.

— Мои ингредиенты не являются общедоступными, — сквозь зубы произнёс он. — И, если мне не изменяет память, сегодня твоя смена в лаборатории начинается после полудня.

— Планы поменялись! — пропела она, уже роясь в своём мешке и вываливая на соседний стол ворох кореньев, перьев и несколько сверкающих камушков. Стол мгновенно приобрёл вид места преступления после нашествия диких зверей. — Утром пришла гениальная идея для зелья невесомости. Если добавить в стандартный рецепт перо феникса и… э-э-э… что-то ещё, то эффект должен продлиться втрое дольше!

Кэл с ужасом наблюдал, как она нашла его новую, идеально отполированную серебряную ступку и начала без церемоний толочь в ней какие-то тёмные зёрна.

— Это… это моя ступка для измельчения глаз циклопа! — выдохнул он, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.

— Не переживай, отмою! — пообещала Мэвис, не прекращая работы. — Ой, смотри-ка, кажется, я нашла твои сушёные мандрагоры! Они валялись у меня в сумке. На, держи.

Она протянула ему смятый бумажный пакетик, из которого на идеально вымытый пол посыпались крошки. Крошки сушёной мандрагоры. Его величайший кошмар стал явью.

Кэл закрыл глаза. Перед ним стоял выбор: либо он сейчас прочитает заклинание, которое превратит Маэвис Рид в безобидного садового гномика, либо… он пойдёт на эскалацию. Холодную, вежливую и беспощадную.

Он выбрал второе.

Не говоря ни слова, он развернулся, подошёл к своему шкафчику и достал пергамент и чернила. Тщательно вывел: «Глаза тритона, НЕ СМЕШИВАТЬ с печенью тритона! Вкусовые качества зелья ухудшаются на 73%». Он подошёл к полке, где стояли соответствующие банки, и с удовлетворением приклеил записку на самое видное место.

Потом его взгляд упал на её кружку на его столе. Он взял её с таким видом, будто поднимал с земли дохлую крысу, аккуратно поставил на её стол, а на своём, на месте кольца, положил идеально сложенную льняную салфетку.

Война была объявлена. Первый выстрел прозвучал. И это был выстрел идеально сложенной салфеткой.

Мэвис, закончив толочь зёрна, заметила его действия. Она посмотрела на салфетку, потом на его непроницаемое лицо, и на её губах появилась хитрая улыбка.

— Ой, Каэлен, — сказала она сладким голосом. — А я тут вчера нашла у себя пару твоих любимых чёрных чернил. Думала, вернуть, но они такие скучные! Так что я их немного… улучшила.

Она подмигнула ему и вернулась к своему зелью, которое начало издавать тревожное бульканье и менять цвет на ядовито-розовый.

Кэл почувствовал, как у него заныло в висках. Он посмотрел на свой письменный набор. Что она имела в виду под «улучшила»? Он с содроганием представил, что его строгие чёрные чернила теперь могут быть, к примеру, перламутрово-фиолетовыми.

Он глубоко вздохнул. До полудня оставалось ещё четыре часа. И он уже понимал, что это будут самые долгие четыре часа в его жизни. Лаборатория №7 больше не была его царством. Она стала полем битвы. И битва эта явно будет грязной.

Глава 2. Первая битва за лабораторию №7

Кэл медленно, с подозрением, приблизился к своему письменному набору. Его перо с идеально заточенным жалом лежало на держателе, рядом стояла изящная хрустальная чернильница. Он заглянул внутрь. Чернила были по-прежнему густого, глубокого чёрного цвета. Никакого перламутра. Он почувствовал лёгкое, почти стыдное разочарование, возможно, она просто шутила, чтобы вывести его из равновесия.

— Что-то не так? Ищешь вдохновение? — раздался с другого конца лаборатории жизнерадостный голос Мэвис.

Кэл проигнорировал её и решил проверить на практике. Он обмакнул перо, собираясь сделать пометку на чистом листе о сегодняшнем эксперименте. Перо скользнуло по пергаменту, оставляя за собой... совершенно обычную чёрную строку. Он уже был готов отбросить подозрения, как вдруг заметил нечто странное. Буквы начинали слегка менять оттенок. В течение нескольких секунд чёрный цвет превратился в насыщенный, ярко-розовый, который к тому же мерцал на свету, словно в него подмешали растёртый жемчуг.

Он отшвырнул перо, как раскалённый уголь.

— Что вы наделали?! — его голос, обычно безупречно контролируемый, дрогнул от возмущения. — Это... это непрофессионально! Это чернила для официальных протоколов Совета!

Мэвис обернулась, широко улыбаясь. Её зелье в котле теперь булькало веселыми зелёными пузырями.

— Ну, не знаю, не знаю. По-моему, куда веселее. Смотреться будет просто отпадно! Представь, «Отчёт о расходе магических кристаллов за третий квартал», но весь в таком праздничном цвете! Сразу видно, что к работе подходили с душой.

— С душой? — Кэл с трудом сдерживал себя, чтобы не стереть эту розовую мерзость с пергамента магией. — Магический Совет ожидает от нас строгости, точности и... сдержанности!

— А я ожидала от жизни большего веселья, но мы не всегда получаем то, чего хотим, — парировала она, ловко подбрасывая в котёл щепотку чего-то сияющего. — Расслабься, Каэлен! Эффект временный. Через пару часов поблёкнет. Ну, или через день. Я не особо следила за пропорциями стабилизатора.

В этот момент её зелье издало громкий хлопок, и облако зелёного дыма окутало её стол. Когда дым рассеялся, Мэвис стояла, покрытая с голов до ног блестящей золотистой пылью, похожей на искрящуюся пудру. Она чихнула, и из её носа вырвалась маленькая радуга.

— Ого! Побочный эффект! — воскликнула она с искренним восторгом, разглядывая свои блестящие руки. — Нежданно, но приятно. Кажется, я всё-таки переборщила с пером феникса.

Кэл смотрел на неё с ледяным презрением, но внутри у него всё кипело. Эта... эта алхимичка превратила его святилище в цирковой шапито. Он выпрямился, отряхнул несуществующую пыль с мантии и принял решение. Если Совет обрёк его на это соседство, он будет действовать в рамках правил. Своих правил.

Он молча подошёл к шкафу с чистой посудой, достал новую, безупречную ступку и пестик, вернулся к своему столу и поставил их на строго отмеренное расстояние от края. Затем он развернул свой кожаный футляр с инструментами и начал раскладывать их: серебряные ложечки разного размера, щипцы, мерные мензурки. Каждый предмет ложился на специальную бархатную подложку с выгравированным контуром.

Мэвис, тем временем, пыталась стряхнуть с себя блестящую пыль.

— Эй, педант, у тебя нет случайно заклинания против навязчивого блеска? А то я, похоже, теперь до следующей полной луны буду сверкать, как новогодняя ёлка.

— Мои заклинания не предназначены для устранения последствий чужой некомпетентности, — отрезал Кэл, даже не глядя на неё. — И, если вас это беспокоит, в уставе Гильдии, параграф седьмой, пункт третий, чётко указано: «Маг обязан содержать свою рабочую зону в чистоте, дабы не подвергать опасности себя и коллег». Ваша текущая... блестящая проблема, безусловно, подпадает под определение «опасности», так как неизвестный магический реагент может вступить в непредсказуемую реакцию с моими ингредиентами.

Мэвис закатила глаза.

— Ой, да ладно тебе! Это же просто блёстки! Самое страшное, что может случиться, твой скучный серый мантий станет немного праздничнее.

Внезапно дверь в лабораторию снова открылась, но на этот раз без грохота. На пороге стоял пожилой маг в мантии Совета, с свитком в руках. Он выглядел уставшим.

— Лорд Каэлен, магистр Рид, — кивнул он им. — Направляю уведомление. Завтра утром Совет проведёт выборочную проверку качества зелий. Будьте готовы предоставить образцы ваших текущих работ. Особый интерес представляет зелье усиления магического щита.

Как только дверь закрылась за посыльным, в лаборатории воцарилась звенящая тишина. Даже Мэвис на мгновение замолчала. Проверка Совета была серьёзным делом.

Кэл медленно повернулся к ней. На его лице впервые за весь день появилось нечто, отдалённо напоминающее удовлетворение.

— Ну что ж, магистр Рид, — произнёс он ледяным тоном. — Похоже, вашим «творческим поискам» пришёл конец. Совет ждёт результат. Стабильный, предсказуемый и соответствующий высочайшим стандартам. И я не позволю вашему... блестящему хаосу поставить под угрозу мою репутацию.

Мэвис упёрла блестящие руки в боки. Её глаза сверкнули не только от золотой пыли, но и от азарта.

— О, хочешь посоревноваться, педант? Отлично! Посмотрим, чьё зелье окажется сильнее. Моё, сваренное с душой и искренним желанием сделать мир интереснее, или твоё, выверенное до миллиграмма и пахнущее скукой?

Кэл едва заметно улыбнулся. Это была не улыбка радости, а холодное, уверенное движение губ хищника.

— Это не соревнование, магистр Рид. Это демонстрация превосходства. Приготовьтесь к поражению.

Война в лаборатории №7 только что перешла на новый, официальный уровень и ставки в ней стали неизмеримо выше.

Глава 3. Зелье по регламенту и котел анархии

Усмешка Каэлена исчезла так же быстро, как и появилась, сменившись привычной маской холодной собранности. Однако в глазах его застыл стальной блеск решимости. Проверка Совета была не просто формальностью; это был экзамен, от которого зависели финансирование, репутация и, что самое главное, право на единоличное пользование лабораторией. Он не собирался упускать свой шанс.

— Прекрасно, — произнёс он, и его голос вновь приобрёл бархатисто-ледяные нотки. — Это как раз даёт нам возможность действовать в рамках чётких инструкций. — Он повернулся к массивному шкафу, отщёлкнул сложный магический замок и извлёк оттуда толстый фолиант в тёмно-коричневом кожаном переплёте. — «Официальный рецептурный кодекс Гильдии Магов, трёхтысячное юбилейное издание, с дополнениями и поправками». Рецепт зелья усиления магического щита находится на странице четыреста семьдесят третьей.

Он с лёгким стуком положил книгу на свой идеально чистый стол, аккуратно открыл её на нужной странице и развернул так, будто демонстрировал священную реликвию.

Маэвис, ковыряя в зубах кончиком пера (к большому ужасу Каэлена), лениво подошла поближе и скривилась.

— Ой, вот это, с этими скучными картинками и таблицами? Оно же работает еле-еле! Щит получается такой, что его мыльный пузырь сильнее.

— Это проверенная временем, стандартизированная формула, — парировал Кэл, проводя пальцем по строчкам. — Её эффективность составляет ровно восемьдесят семь целых и четыре десятых процента. Ни больше, ни меньше. Предсказуемость краеугольный камень магии, магистр Рид. Не то что ваши... импровизации.

— Мои «импровизации» щит делают непробиваемым! — вспылила Маэвис. — А не «предсказуемо треснувшим» на восемьдесят семи процентах!

— Непробиваемым и с побочным эффектом в виде радужных бликов и пения оперных арий? — язвительно заметил Кэл, бросая взгляд на её всё ещё блестящие волосы. — Совет ожидает надёжности, а не циркового представления. Итак, — он откашлялся, переходя к делу. — Согласно регламенту, работа над официальным заказом ведётся в отдельной, стерильной зоне. Поскольку у нас всего одна лаборатория, я предлагаю чёткое разграничение пространства и времени.

Он достал с полки идеально ровную деревянную планку и несколько гвоздей.

— Что это? — с подозрением спросила Маэвис.

— Разграничительная линия, — невозмутимо ответил Кэл, прикладывая планку к полу ровно посередине комнаты. — С этой стороны моя рабочая зона. С той ваша. Вы не переступаете через неё, я не переступаю через неё. Инструменты и ингредиенты не пересекают линию без крайней необходимости и последующей дезинфекции.

— Да ты серьёзно? — Маэвис смотрела на него, как на инопланетянина. — Мы что, первоклашки в школе?

— Мы профессионалы, магистр Рид. И мы будем вести себя соответствующим образом. Теперь о времени. Чтобы избежать... перекрёстного загрязнения магических потоков, я буду работать над зельем с восьми до двенадцати часов утра. Вы с двух до шести дня. Это позволит атмосфере лаборатории стабилизироваться между сеансами.

Маэвис фыркнула, но спорить не стала. Её мозг уже работал над своим планом. Пусть этот зануда варит свою скучную жижу. Она приготовит нечто такое, что у членов Совета глаза на лоб полезут.

На следующее утро Кэл начал работу с религиозной точностью. Ровно в восемь он переступил через свою разграничительную линию с подносом, на котором в строгом порядке были разложены ингредиенты. Он начисто протёр свой котёл специальной тканью, пропитанной очищающим эликсиром. Затем он разложил мензурки, ложечки и весы, сверяясь с кодексом после каждого действия.

Его процесс напоминал танец, медленный, точный и лишённый каких-либо эмоций. Он отмерял капли росы с паутины лесной феи с точностью до миллиграмма. Перетирал пыльцу лунного цветка ровно тридцать три раза по часовой стрелке и тридцать три против. Каждое его движение было выверено и осмысленно.

Маэвис, наблюдая за этим со своей стороны, не выдержала.

— Эй, Каэлен! А ты не боишься, что у зелья от такой тоскливой жизни щит вообще с тоски рассыплется? — крикнула она через комнату.

Кэл даже не повернул головы.

— Молчание, пожалуйста. Идёт процесс кристаллизации намерения. Любая вибрация, особенно исходящая от вашего голоса, может нарушить хрупкое энергетическое поле.

Маэвис скривилась и принялась громко греметь склянками на своей половине, готовя ингредиенты для своего варианта зелья. Она на глазок насыпала в свой поцарапанный, закопчённый котёл щепоть измельчённого когтя горного тролля, добавила лепесток огненной лилии и, подумав, швырнула туда же горсть тех самых блестящих чешуек, что всё ещё покрывали её одежду.

— Для блеска! — весело пояснила она в сторону Каэлена.

Тот лишь вздохнул и продолжил свою работу.

Когда его время истекло, Кэл тщательно убрал своё рабочее место, накрыл котёл стеклянным колпаком и, бросив предупреждающий взгляд на Маэвис, удалился. Его половина лаборатории сияла стерильной чистотой.

Маэвис тут же ринулась в бой. Её процесс не имел ничего общего с танцем. Это был ураган. Она бросала в котёл ингредиенты, руководствуясь интуицией, иногда нюхала варево и, хмыкнув, добавляла что-то ещё. Дым над её котлом менял цвета с фиолетового на ядовито-оранжевый, а по лаборатории разносился то запах жжёной карамели, то аромат грозовой тучи. В какой-то момент котёл затрясся, и из него вырвался маленький огненный салют.

— Всё в порядке! Это просто выходят излишки энергии! — крикнула она в пустоту, словно оправдываясь перед невидимым Каэленом.

К вечеру оба зелья были готовы. Зелье Каэлена было разлито по идеально одинаковым хрустальным флаконам и имело вид спокойного, серебристого вещества, мерцающего ровным, холодным светом. Зелье Маэвис булькало в единственной глиняной кружке, переливаясь всеми цветами радуги и издавая тихое, но настойчивое гудение.

Они стояли по разные стороны деревянной планки, глядя на результаты своего труда. Между ними висело молчание, густое и напряжённое, как магический туман.

Глава 4. Битва зелий и радужный чих

На следующее утро в лаборатории №7 царила неестественная чистота. Каэлен прибыл за час до визита комиссии, чтобы протереть уже и без того сияющие поверхности и проверить, не пересекла ли какая-нибудь пылинка разграничительную линию. Его зелье, разлитое в три хрустальных флакона, стояло на отдельном бархатном подносе, и каждое светилось ровным серебристым светом, как три маленьких, идеально откалиброванных луны.

Маэвис ворвалась за пять минут до назначенного времени, сбив с двери табличку «Мастерская. Идёт тонкий процесс». Её зелье булькало в большой стеклянной колбе, которую она прижимала к груди, как драгоценность. Оно переливалось глубокими фиолетово-золотыми переливами и временами издавало мелодичный звон, словно в нём танцевали крошечные хрустальные колокольчики.

— Не волнуйся, не пролью, — бросила она Каэлену, заметив его тревожный взгляд на колбу. — Хотя, если пролью, думаю, тут на полгода щит магический появится. Неплохой бонус к уборке, да?

Каэлен не удостоил её ответом. В этот момент дверь открылась, и в лабораторию вошли трое магов Высшего Совета. Во главе старый маг Аргиус, чья длинная седая борода, казалось, была заплетена с той же педантичностью, с какой Каэлен раскладывал свои инструменты. За ним следовали две женщины: строгая маг Сигрид с орлиным носом и невозмутимая маг Илва, которая внимательно изучала всё вокруг, будто составляя мысленный каталог нарушений.

— Лорд Каэлен, магистр Рид, — произнёс Аргиус, его голос был сухим и скрипучим, как ветка старого дерева. — Совет ожидает демонстрации ваших работ. Начнём с классического рецепта.

Каэлен с лёгким поклоном подал поднос с флаконами. Сигрид взяла один, поднесла к свету, оценивая цвет и консистенцию, и кивнула.

— Безупречно. Стандартная концентрация, чистота исполнения. Переходим к тесту.

Он подошёл к специальному магическому манекену в углу лаборатории и наложил на него базовый защитный барьер бледно-голубого цвета. Затем он вскрыл флакон и капнул на барьер одну каплю зелья Каэлена. Щит вспыхнул ровным серебристым светом, стал заметно плотнее и загудел низким, стабильным тоном.

— Усиление на восемьдесят семь процентов, как и заявлено, — констатировала Илва, сверяясь с магическим измерителем. — Эффект стабилен, побочных колебаний нет. Предсказуемо и надёжно.

Каэлен позволил себе едва заметную улыбку удовлетворения. Его взгляд скользнул в сторону Маэвис, говоря без слов: «Вот как следует работать».

— Теперь ваша очередь, магистр Рид, — обратился к ней Аргиус, и в его глазах мелькнуло любопытство, приправленное изрядной долей скепсиса.

— С удовольствием! — Маэвис жизнерадостно подошла к манекену. Её зелье в колбе зазвенело громче. — Только предупреждаю, эффект будет... ярким.

Она плеснула на тот же барьер добрую ложку своего зелья.

Произошло три вещи одновременно. Во-первых, барьер вспыхнул ослепительным пламенем, которое, однако, не жгло, а превратилось в плотную, непроницаемую стену из переливающегося перламутра. Во-вторых, манекен заиграл всеми цветами радуги, словно его окутало мыльными пузырями. В-третьих, измеритель в руках Илвы затрещал и замигал красным светом.

— Сто... сто двадцать процентов усиления! — изумилась Илва. — Но показатели скачут! Стабильность на нуле!

— Зато красота какая! — воскликнула Маэвис, гордо наблюдая за своим творением.

— Это не «красота», магистр Рид, это — неконтролируемый выброс энергии! — строго сказала Сигрид. — Защита должна быть стабильной, а не... карнавальным представлением!

В этот момент барьер издал громкий хлопок и... запел. Тонким, высоким голосом он выводил арию из популярной оперы. Аргиус поправил очки и уставился на манекен с видом глубокого недоумения.

— Побочный эффект, — быстро пояснила Маэвис. — Незначительный. Щит-то держится!

— Держится, — согласился Аргиус, нахмурившись. — Но может ли Совет рекомендовать зелье, которое... исполняет арии и переливается всеми цветами радуги для защиты, скажем, королевской сокровищницы? Это неприемлемо!

Каэлен не выдержал.

— Я предупреждал, господа члены Совета. Магистр Рид предпочитает эффектность эффективности. Её методы это насмешка над основами магической науки.

Внезапно Маэвис чихнула. От напряжения или от паров своего же зелья, было непонятно. Но это был не обычный чих. Это был чих, достойный её творения. Из её носа вырвалась не радуга, как в прошлый раз, а маленькая, но идеально сформированная радужная сфера, которая, пролетев через лабораторию, звонко ударилась о щит на манекене.

Бззз-ВЖУУУУХ!

Щит, и без того нестабильный, среагировал мгновенно. Он не погас и не взорвался. Он... трансформировался. Радужная сфера слилась с ним, и щит превратился в гигантский, мерцающий мыльный пузырь, который, медленно оторвавшись от манекена, поплыл по лаборатории. Он парил в воздухе, переливаясь и отражая в себе ошеломлённые лица магов.

В лаборатории воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением пузыря.

Первой заговорила Илва, разглядывая пузырь с научным интересом:

— Любопытно. Защитные свойства... полностью изменили природу. Это теперь сферический поглощающий барьер. Невиданный феномен.

Аргиус смотрел на пузырь, потом на Мэвис, потом снова на пузырь. Его лицо выражало целую гамму чувств: от гнева и раздражения до нескрываемого изумления.

— Магистр Рид, — наконец произнёс он. — Ваше зелье... это хаос, воплощённый в жидкой форме. Оно непредсказуемо, нестабильно и нарушает все мыслимые протоколы.

Он сделал паузу, и в его глазах мелькнула искорка.

— Однако... мощность усиления впечатляет. Совет не может принять его в текущем виде. Но... мы не можем и полностью его отвергнуть. — Он повернулся к Каэлену, лицо которого стало каменным. — Лорд Каэлен. Ваше зелье безупречно, но консервативно. Магистр Рид... обладает уникальным, хотя и абсолютно неуправляемым даром.

Аргиус обвёл их обоих тяжёлым взглядом.

— Совет выносит следующее решение: вы продолжаете работу. Вместе. Ваша задача объединить безупречную точность лорда Каэлена с... оригинальным подходом магистра Рид. Мы хотим зелье, которое будет и мощным, и стабильным. Срок одна неделя.

Глава 5. Диктатура педанта и бунт алхимика

Тишину в лаборатории нарушало лишь тихое гудение радужного пузыря, который, плавно покачиваясь, завис под самым потолком. Он отбрасывал на стены и пол причудливые разноцветные блики, которые, казалось, насмехались над стерильным порядком Каэлена.

— Принудительное сотрудничество? — наконец выдавила из себя Мэвис, сжимая кулаки. Её первоначальный восторг сменился жарким возмущением. — Ты слышал себя? «Буквально следовать инструкциям»? Я не твой подмастерье, Каэлен! И я не намерена превращать свою магию в скучное следование пунктам!

Каэлен уже развернул на столе свежий свиток пергамента. Его рука с идеально заточенным пером (он, разумеется, заменил чернила на стандартные чёрные) была подвешена в воздухе, готовая к письму.

— Ошибаетесь, магистр Рид, — его голос был ровным и не оставляющим пространства для возражений, как стена из полированного гранита. — Начиная с этого момента, вы именно что мой подмастерье в этом конкретном проекте. Решение Совета не предполагает вариантов. Или вы выполняете мои требования, или я составлю подробный отчёт о каждой вашей ошибке, каждой нестабильной молекуле, и мы оба лишимся финансирования. Вы действительно хотите, чтобы ваша... уникальность осталась без крыши над головой?

Он посмотрел на неё, и в его взгляде не было злорадства. Была холодная, чистая логика. Это бесило ещё сильнее.

— И что ты собираешься делать? — вызывающе спросила Маэвис, переступая с ноги на ногу и разбрасывая блёстки. — Составлять график моих чиханий?

— Если потребуется, — невозмутимо ответил Каэлен и принялся выводить на пергаменте идеально ровные строки. — Пункт первый. Все ингредиенты проходят двойную проверку: вашу — на предмет «творческой пригодности», и мою — на предмет соответствия эталону чистоты и весу. Пункт второй. Процесс варки делится на этапы. После каждого этапа пауза для моих замеров и корректировок. Пункт третий. Никаких импровизаций. Никаких «щепоток на глазок». Никаких... — он бросил взгляд на парящий пузырь, — ...побочных эффектов, меняющих фундаментальные свойства конечного продукта.

Маэвис смотрела на него, и ей хотелось закричать. Она чувствовала себя дикой ланью, которую пытаются загнать в клетку с бархатными подушечками и табличками «не шуметь».

— Хорошо, — неожиданно сказала она, и на её лице появилась хитрая ухмылка. — Играем по твоим правилам, педант. Но учти, если твои правила задушат магию, виноват будешь ты. Показывай свою «двойную проверку».

Каэлен кивнул, удовлетворённый её капитуляцией, и подошёл к шкафу с ингредиентами. Он достал коробочку с высушенными лепестками лунного руты.

— Эталонный вес для начальной стадии три с половиной грамма, — объявил он, отсыпая порцию на крошечные весы с ювелирной точностью. Весы показали 3.51. Каэлен пинцетом убрал одну крошечную песчинку. Стрелка замерла на 3.50. — Идеально. Ваша очередь.

Он протянул ей весы. Маэвис с преувеличенной серьёзностью взяла их, поднесла к носу, громко понюхала.

— М-м-м, пахнет стабильностью и тоской, — провозгласила она. — Одобряю!

Она смахнула лепестки в свой котёл, который уже начал издавать нетерпеливое похрюкивание.

— Стоп! — рука Каэлена легла на её запястье. Прикосновение было холодным и быстрым, как удар змеи. — Вы не сверились с весом.

— Я же видела, ты всё уже отмерил! — возразила Маэвис, пытаясь высвободиться.

— Правила есть правила. Ваша проверка, — он указал на пустые весы, — не была осуществлена. Высыпайте обратно.

Маэвис замерла, глядя на него с немым возмущением. Затем с силой выдернула руку.

— Ладно! Хорошо! — она схватила ложку и с преувеличенной театральностью начала вылавливать из котла мокрые лепестки. — Вот твои три с половиной грамма тоски! Держи! На, проверяй! — она швырнула раскисшую массу на весы, забрызгав стол.

Каэлен смотрел на это безобразие с ледяным спокойствием.

— Весы испорчены. Процедура начинается заново. С чистым инструментом.

Это продолжалось несколько часов. Каждый шаг сопровождался бесконечными проверками, сверками с кодексом, спорами о температуре плавления кристаллов и степени помола корней. Маэвис чувствовала, как её творческая энергия, обычно бурлящая фонтанчиком, превращается в густую, вязкую грязь отчаяния. Её котёл, обычно такой отзывчивый, булькал вяло и неохотно, а зелье имело унылый серо-коричневый цвет.

— Добавляем слёзы горного ручья, — диктовал Каэлен, заглядывая в кодекс. — Три капли. Отмерять пипеткой.

Маэвис механически выполнила процедуру. Зелье слабо шипнуло и стало ещё мрачнее.

— Что дальше? — безжизненно спросила она. — Может, споём ему колыбельную по нотам?

— Следующий этап стабилизация на медленном огне в течение получаса, — проигнорировал её намёк Каэлен. — Я буду каждые пять минут замерять колебания магического поля.

Маэвис посмотрела на своё унылое варево, на лицо Каэлена, озарённое холодным светом измерительного прибора, на парящий под потолком веселый радужный пузырь, наследие её свободной магии. И в ней что-то надломилось.

— Знаешь что? — тихо сказала она. — Ладно, стабилизируй. Я... я пойду подышу. А то от твоей стабильности воздух становится слишком густым.

Она сняла запачканный халат и бросила его на стул. Каэлен, увлечённый замерами, лишь кивнул, не отрывая глаз от шкалы прибора.

Маэвис вышла в коридор, притворив за собой дверь. Но она не пошла «подышать». Она прислонилась к стене, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Затем её рука потянулась к карману. Она достала маленький, завязанный на узелок мешочек. В нём была щепотка того самого блестящего порошка, что остался от её предыдущего эксперимента. Порошок, который Каэлен приказал утилизировать.

Она развязала мешочек и посмотрела на него. Это был бунт. Маленький, тихий, но её бунт. Она не могла позволить ему полностью убить магию в её котле.

Быстро оглянувшись, она проскользнула обратно в лабораторию. Каэлен стоял спиной, записывая показания. Маэвис на цыпочках подошла к своему котлу. Серо-коричневая масса булькала так же тоскливо.

Глава 6. Чернила, блестки и башни из слоновой кости

Янтарное сияние зелья мерцало на суровом лице Каэлена, подсвечивая мельчайшую дрожь у его губ. Он молчал так долго, что Маэвис почувствовала зудящее желание нарушить тишину какой-нибудь едкой шуткой. Но что-то в его окаменевшей позе удерживало её. Это была не ярость, а нечто более глубокое — холодное, безмолвное разочарование, которое било больнее, чем любой крик.

— Вы не просто нарушили протокол, магистр Рид, — наконец произнёс он, и его голос был низким и ровным, словно скатывающийся с ледника камень. — Вы продемонстрировали полное пренебрежение к самой сути того, что значит быть магом Гильдии.

— Ой, да брось ты, Каэлен! — не выдержала Мэвис, хотя её бравада звучала чуть фальшиво. — Смотри, какое красивое получилось! И пахнет... ммм... корицей и могуществом! Разве это плохо?

— «Красивое», — повторил он с лёгкой, язвительной усмешкой. — Вы думаете, магия существует для того, чтобы быть «красивой»? Вы понятия не имеете, на какой тонкой грани мы балансируем.

Он отвернулся от котла и медленно прошествовал к большому зарешечённому окну, выходившему на центральную площадь Арканума — столицы магического мира. Вечерние огни зажигались в высоких башнях, выстроенных в строгом геометрическом порядке.

— Вы видите это? — он указал рукой на город, раскинувшийся внизу, подобно идеально вычерченной карте. — Это не просто город. Это живой организм, каждую секунду существующий благодаря предсказуемой и надёжной магии. Водопроводы, орошающие сады Академии, работают на гидромантии, выверенной до капли. Уличные фонари зажигаются от единого кристалла, чьи импульсы синхронизированы с движением солнца. Защитный купол над архивом Сокровенных Знаний... — он бросил взгляд на Маэвис, — ...держится на зельях, подобных тому, что я создаю. На зельях, которые не поют арий и не превращаются в мыльные пузыри от чиха.

Маэвис нахмурилась, подойдя к окну. Она видела этот город каждый день, но всегда воспринимала его как данность, величественный, но бездушный.

— И что? От одного мерцающего зелья весь твой идеальный мир рухнет?

— Один кривой шаг может вызвать лавину, — холодно парировал Каэлен. — Вы хоть раз задумывались, почему Гильдия имеет такую структуру? Почему существует иерархия? — Он не дождался ответа. — Потому что магия это не искусство для развлечения скучающих аристократов. Это инструмент. Опасный и он должен быть в руках тех, кто понимает ответственность.

Он вернулся к столу и снова уставился на мерцающее зелье, как на ядовитую змею.

— На вершине Высший Совет. Маги, которые десятилетиями доказывали свою преданность стабильности и порядку. Они управляют потоками магии, поддерживают баланс и заключают договоры с элементалями. Ниже архимаги, отвечающие за ключевые направления: оборону, инфраструктуру, здравоохранение. Их работа это математика. Никаких импровизаций.

— А мы? — тихо спросила Маэвис.

— Мы? — Каэлен усмехнулся. — Я архимаг-зельевар седьмого уровня. Мои зелья используются стражами на северных рубежах. От их качества зависят жизни. А вы... — он посмотрел на неё, и в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на жалость, — ...вы — талантливый, но неуправляемый алхимик-одиночка. Вы занимаетесь тем, что в лучшем случае называют «прикладным экспериментаторством». Ваши зелья могут купить для забавы на празднике или чтобы удивить гостей. До сегодняшнего дня Совет смотрел на ваши выходки сквозь пальцы, потому что вы безвредны. Но сейчас... сейчас вы полезли в большую лигу. И здесь ваши блёстки и чихи не просто неуместны. Они преступны.

Его слова висели в воздухе, тяжёлые и обжигающие. Мэвис сжала кулаки. Она всегда считала Гильдию скучной, закостенелой организацией, а её представителей напыщенными занудами. Но сейчас, глядя на освещённый, идеально отлаженный город, она впервые смутно ощутила масштаб системы, которую считала своей врагиней.

— Так что же, по-твоему, мне нужно? — спросила она, и в её голосе прозвучала неподдельная растерянность. — Перестать быть собой? Стать такой же... выверенной, как твои мензурки?

Каэлен вздохнул. Гнев в нём поутих, сменившись профессиональной усталостью.

— Вам нужно научиться направлять свой дар, а не потворствовать ему. Хаос можно обуздать, но для этого требуется дисциплина. Та самая, которую вы так презираете.

Он подошёл к полке и достал простой деревянный брусок.

— Начнём с малого, — сказал он, и его тон смягчился на полтона. — Вы будете измельчать корень мандрагоры. Не «на глазок», а ровно до состояния пудры. Ни крупинки крупнее. И пока вы не добьётесь идеального результата, мы не притронемся к котлу. Это скучно, это монотонно, но это основа.

Маэвис смотрела на брусок, потом на его серьёзное лицо. Впервые за весь день она не стала спорить. Молча она взяла ступку и пестик, положила внутрь кусок корня и начала давить. Звук был грубым и невыразительным после мелодичного звона её зелья.

Каэлен наблюдал за ней, скрестив руки на груди. Башни Арканума за окном продолжали сиять ровным, не мерцающим светом. В лаборатории пахло корицей, могуществом и горьковатым запахом мандрагоры, запахом суровой, негламурной работы. Война не закончилась, но на смену битве пришла осада.

Глава 7. Пудра мандрагоры и трещина в ледяной стене

Монотонный стук пестика о ступку стал саундтреком лаборатории №7. Маэвис сжала инструмент так, что костяшки пальцев побелели. Она вкладывала в каждый удар всю свою досаду, всё своё возмущение. Крошки мандрагоры разлетались по столу, и она с раздражением смахивала их на пол.

— Медленнее, — раздался спокойный голос Каэлена. Он стоял в двух шагах, наблюдая за её работой с видом преподавателя, терпеливо обучающего неуклюжего ученика. — Цель не раздробить, а измельчить. Равномерными, круговыми движениями. Вы пытаетесь убить корень, а не превратить его в пыль.

— Может, он этого заслуживает? — проворчала Маэвис, но темп сменила. Пестик заскользил по дну ступки, издавая противный скрежещущий звук. — Скучный, противный, пахнет землёй... Идеальный ингредиент для тебя.

— Он пахнет землей, потому что он часть природы, — поправил её Каэлен. — А природа, при всей своей кажущейся хаотичности, подчинена строгим циклам и законам. Ваша задача понять структуру, а не сломать её.

Он подошёл ближе, и Маэвис невольно напряглась. Его тень упала на ступку.

— Вот, посмотрите, — он указал на содержимое. — Вы оставляете крупные волокна. Видите? Они будут создавать неравномерность в зелье, как камень в потоке воды. Всё должно быть единородно.

— О, великий маг, открой мне тайну идеальной пудры! — с сарказмом воскликнула Маэвис, отбрасывая со лба выбившуюся прядь. — Я вся во внимании.

Каэлен, к её удивлению, не огрызнулся. Вместо этого он молча протянул руку.

— Позвольте.

Она с недоверием отдала ему ступку. Его пальцы, длинные и удивительно ловкие, обхватили пестик с такой же точностью, с какой он держал перо. Он не стал давить с силой. Его движения были плавными, почти медитативными. Пестик описывал аккуратные круги, прижимаясь к стенкам и дну ступки с постоянным, равномерным давлением.

— Видите? — он говорил тихо, не глядя на неё, сосредоточившись на процессе. — Не сила, а постоянство. Вы чувствуете, как материал поддаётся? Сначала он крошится, потом начинает слипаться, и только после этого превращается в ту самую пудру. Это три фазы. Их нельзя пропускать.

Маэвис смотрела, как грубый корень под его руками постепенно превращается в мелкий, однородный порошок цвета слоновой кости. В этом была какая-то странная, гипнотизирующая красота.

— Фу, какая скука, — выдохнула она, но уже без прежней злости. Скорее с признанием.

— Скука это фундамент стабильности, — ответил Каэлен, пересыпая полученную пудру в маленькую фарфоровую чашечку. Он поднёс её к свету. Пудра лежала идеальным бархатистым слоем, без единого комочка. — Ваше зелье сияло, магистр Рид. Но сияние ошибочно принимали за силу. Настоящая сила вот здесь. В совершенстве исполнения, попробуйте снова.

Он протянул ей новый кусок корня и чистую ступку. Мэвис вздохнула, но взяла. Она попыталась повторить его движения. Сначала выходило неуклюже, пестик скребул и подпрыгивал.

— Не сжимайте так сильно, — посоветовал Каэлен. Его голос прозвучал прямо у неё за ухом, отчего она вздрогнула. Он не прикасался к ней, но стоял достаточно близко, чтобы она чувствовала исходящее от него прохладное спокойствие. — Расслабьте кисть. Позвольте весу инструмента делать работу.

Она попробовала. И о чудо! Через несколько минут корень начал поддаваться именно так, как она видела у него. Это было мелкое, незначительное достижение, но почему-то оно принесло странное удовлетворение.

— Ну как? — спросила она, стараясь звучать безразлично, и показала ему результат.

Каэлен внимательно посмотрел, взял щепотку пудры и растёр её между пальцами.

— Лучше. На семьдесят процентов. Но видите эти мелкие крупинки? — он указал на едва заметные вкрапления. — Это всё та же небрежность. Она копится, как снежный ком. В магии нет мелочей. Только детали.

Внезапно с потолка на них сверху опустился тот самый радужный пузырь. Он мягко коснулся плеча Каэлена и отскочил, оставив на его тёмной мантии маленькое переливающееся пятно.

Каэлен замер и посмотрел на пятно с таким выражением, будто на него упал слизень. Маэвис фыркнула, пытаясь сдержать смех.

— Кажется, моё «преступное» наследие к вам благоволит, архимаг.

К её величайшему удивлению, уголок рта Каэлена дёрнулся. Это было почти незаметно, но несомненно.

— Оно нарушает правила хранения магических артефактов, — произнёс он, но уже без прежней суровости. Скорее с оттенком усталой констатации факта. — И, кажется, обладает зачатками назойливости.

— Хочет, чтобы его заметили, — парировала Маэвис. — Знакомое чувство.

Она снова погрузилась в работу. Стук пестика стал ровнее, увереннее. Лабораторию наполняло лишь его монотонное постукивание да тихое гудение пузыря, который теперь плавал между ними, как нелепый, но мирный свидетель перемирия.

— Ладно, — наконец сказала Маэвис, вытирая лоб тыльной стороной руки. — Допустим, я измельчу эту мандрагору в пыль раскалённого солнца. И что дальше? Мы будем так готовить каждый ингредиент? Мы умрём от старости, прежде чем сварим пол-зелья.

— Мы будем готовить его до тех пор, пока вы не поймёте, что дисциплина это не ограничение, — ответил Каэлен, возвращаясь к своим записям. Его перо снова заскользило по пергаменту. — Это инструмент. Самый мощный из существующих. А теперь, если вы закончили философствовать, продолжайте до идеального состояния ещё далеко.

Но на этот раз в его словах не было прежней жёсткости. Была лишь утомительная, неизбежная настойчивость учителя. И впервые Маэвис подумала, что, возможно, за всеми этими правилами и таблицами скрывается не просто зануда, а человек, который верит в свою правоту. И, что ещё страшнее, возможно, он не на сто процентов неправ.

Она вздохнула и снова взялась за пестик. Война не закончилась. Но один крошечный оплот в крепости её противника был, кажется, взят. И захвачен он был не блёстками и не взрывами, а горстью идеально измельчённой мандрагоры.

Глава 8. Дом, где пахнет хаосом и яблочным пирогом

Ступка и пестик остались лежать на идеально вытертом столе Каэлена. Маэвис вышла из башни Гильдии, и вечерний воздух пахший дождём и жареными каштанами с уличных лотков, показался ей глотком свободы. Вся её спина ныла от непривычной позы, а в пальцах сохранялась память о монотонном скрежете. «Идеальная пудра», — проворчала она про себя, с наслаждением разминая шею. — Как будто мир рухнет из-за какой-то крупинки».

Она свернула с парадной мостовой, выложенной гладким булыжником, в лабиринт узких улочек района, который местные называли «Горшок». Здесь воздух был другим, густым, пряным, с примесью дыма из печных труб и запахов десятков трав, которые сушили на подоконниках. Дома стояли вплотную друг к другу, кривые, но прочные, с пёстрыми ставнями и горшками с геранью на ступеньках. Это был её мир. Мир, где «идеальная пудра» измерялась не граммами, а щепоткой, брошенной «на глазок, чтоб душа радовалась».

Дом Маэвис был таким же, как и все, невысоким, с потемневшей от времени дверью, на которой висел скрипучий знак в виде котла, из которого вырывались причудливые разноцветные клубы пара. Она толкнула дверь, и навстречу ей ринулся вихрь запахов: свежеиспечённый яблочный пирог, сушёный чабрец, дымок от камина и едва уловимая, но стойкая нота какой-то магической приправы.

— Мэви! Это ты? — из глубины дома донёсся тёплый, грудной голос. — Ужин на столе! И скажи своему отцу, чтобы шёл мыть руки! Он опять возится с этими червяками!

— С огненными слизнями, мама! — тут же раздался обиженный басок из-за приоткрытой двери в подвал. — У них сегодня линька! Это критический момент!

Маэвис улыбнулась, сбросилa потрёпанный плащ на ближайший крючок, зацепив заодно веник, который тут же недовольно зашуршал и поскакал в угол. Она прошла в главную комнату, служившую одновременно кухней, столовой и гостиной. Всё здесь было немного кривым, очень уютным и явно любимым. Полки ломились от склянок, пучков трав и странных безделушек, привезённых из странствий. На массивном деревянном столе дымился пирог, а у камина, уткнувшись носом в лапы, храпел упитанный кот окраса «испачканный сажей».

Её мать, Элоди, женщина с седыми волосами, убранными в небрежный пучок, и весёлыми морщинками у глаз, помешивала что-то в большом котле. На ней был передник, испещрённый пятнами всех цветов радуги, каждое из которых рассказывало историю какого-нибудь кулинарного или алхимического эксперимента.

— Ну как ты? — спросила она, одарив дочь быстрым оценивающим взглядом. — Опять этот чопорный архимаг довёл тебя до скрежета зубовного? Я по спине вижу, весь день за столом просидела.

— Он заставил меня толочь мандрагору, мама, — с драматическим вздохом сообщила Маэвис, плюхаясь на скамью и протягивая руку к пирогу. — Три часа! До состояния «идеальной пудры»! Я чуть не умерла со скуки.

— Ага, а сама вся светишься, — фыркнула Элоди. — Когда тебе действительно скучно, ты приходишь и молча ложишься мордой в стену. А сейчас у тебя глаза горят, как у кошки, которая мышь поймала. Поцапались опять?

В подвале что-то грохнуло, и на кухню вывалился её отец, Барни. Невысокий, коренастый, с окладистой бородой, в которой запуталась пара сухих листьев. Его руки были по локоть в земле, а на плече сидел ярко-оранжевый слизень, лениво шевелящий рожками.

— Кто с кем поцапался? — с живым интересом спросил он. — Мэви, ты опять того... как его... лорда-зануду довела? Говорил я тебе, подсыпь ему в чернильницу зелья правды, он тебе всё про себя и расскажет!

— Барни! — строго сказала Элоди, но глаза её смеялись. — Не подстрекай ребёнка!

— Я не ребёнок! — возмутилась Маэвис, но тут же отвлеклась на слизня. — Пап, а он не сбежит опять, как в прошлый раз? Твои «огненные слизни» тогда пол-улицы слизью измазали, пока мы их ловили.

— Хэмфри? Ни за что! — отец нежно потрепал слизня по спинке. — Мы с ним друзья. Он у меня теперь для мази от ожогов слизь даёт. Вдесятеро эффективнее магазинных! — Он сел за стол, сгрёб в ладонь кусок пирога и с наслаждением надкусил. — Так что там с архимагом?

Мэвис, наконец отломив себе кусок пирога, принялась рассказывать. О зелье, о Совете, о радужном пузыре и о бесконечной пудре мандрагоры. Она говорила горячо, с жаром, размахивая руками, подражая холодному голосу Каэлена и корча рожицы.

— ...а он говорит: «Настоящая сила в совершенстве исполнения!» — передразнила она, складывая лицо в каменную маску.

Барни фыркнул, чуть не подавившись пирогом.

— Ну, в чём-то этот сухарь прав, — заметила Элоди, разливая по мискам густой овощной суп. — Если бы я бросала в пирог яблоки, как ты ингредиенты в котёл, мы бы давно остались без зубов. Всё нужно делать с умом.

— Но не до такой же степени! — возразила Маэвис. — У него там каждый гвоздик в шкафу пронумерован! И знаешь, что самое противное? — она понизила голос, хотя кроме них и кота в комнате никого не было. — Сегодня он показал мне, как это делать. И у него... получилось красиво. В своей дурацкой, тоскливой манере. Но получилось.

Элоди и Барни переглянулись. В их взгляде мелькнуло понимание.

— Ох, дочка, — вздохнул отец, отодвигая тарелку. — Похоже, он тебя зацепил по-настоящему. Не как враг, а как... вызов.

— Враньё! — вспыхнула Маэвис. — Он меня бесит!

— Именно так всё и начинается, — загадочно улыбнулась мать. — Сейчас бесит, а потом вдруг понимаешь, что без его ворчания уже слишком тихо. Ладно, иди умойся с дороги. А потом поможешь мне разобрать сушёные грибы. Там среди поганок нужны только те, что с синим отливом, понимаешь? Без твоего творческого подхода!

После ужина Маэвис поднялась в свою мансарду под самой крышей. Здесь царил её личный, ни на что не похожий хаос. На столе вперемешку валялись перья, пергаменты с недописанными рецептами, пакетики с блёстками и порошками. На полках стояли склянки с зельями, которые тихонько переливались в темноте. Она плюхнулась на кровать, заваленную пёстрыми подушками, и уставилась в круглое слуховое окно, в которое была видна одинокая звезда.

Глава 9. Урок арифметики для алхимика

Солнечный луч, пробивавшийся через высокое окно лаборатории №7, упал прямо на лицо Маэвис. Она прищурилась, пытаясь сосредоточиться на пергаменте, который Каэлен положил перед ней с видом хирурга, вскрывающего пациента. На листе ровными столбцами были выведены цифры, формулы и графики, напоминавшие ей забор из гнилых досок, скучный и непроницаемый.

— Итак, магистр Рид, — голос Каэлена звучал ровно, как гул магического кристалла. — Прежде чем мы приступим к следующей фазе, необходимо проанализировать причины нестабильности вашего первоначального состава. Всего было выявлено семь ключевых точек расхождения с эталоном.

Маэвис с трудом сдержала зевок. После вчерашнего вечера, проведённого в уютном хаосе родного дома, эта стерильная комната казалась ей склепом. Даже радужный пузырь, сегодня утром встретивший её весёлым подпрыгиванием, не смог развеять гнетущую атмосферу.

— Семь? — она скептически хмыкнула, подперев щеку рукой. — Может, просто округлим до десяти для ровного счёта? Или до пяти, чтобы быстрее закончить?

Каэлен посмотрел на неё поверх пергамента. Его взгляд был тяжёлым и безразличным, как гиря.

— Магия не терпит приблизительности, магистр Рид. Давайте начнём с первой и самой вопиющей ошибки. — Он ткнул длинным пальцем в первую строку. — Соотношение пламени саламандры к слезе лунного света. Вы превысили рекомендуемую дозировку на сорок три процента.

— Ну и что? — пожала плечами Маэвис. — Пламя это сила! Чем больше, тем мощнее щит!

— Ошибаетесь, — парировал Каэлен. — Это как пытаться разжечь костёр в деревянном доме. Да, будет жарко, но ненадолго. Избыточная энергия нестабильна по определению. Она искажает магическую матрицу, что мы и наблюдали в виде... — он с лёгкой гримастой взглянул на пузырь, — ...побочных визуальных и акустических эффектов.

— Эффектов! — оживилась Маэвис. — Именно! А вы говорите «ошибки»!

— Эффекты, приведшие к полной непригодности зелья для заявленных целей, — холодно заметил он. — Перейдём ко второй точке. Температура пассивного кипения. Вы поддерживали её на уровне девяносто градусов, в то время как рецепт требует ровно восемьдесят семь.

— А кто вообще эти ваши «рецепты» писал? — вспылила Маэвис, вскакивая со стула. — Какой-то древний дед, который боялся лишний раз котел тронуть? Магия должна быть живой! Горячей! Она должна бурлить и пениться!

— Она должна работать, — отрезал Каэлен. — А ваше «бурление» привело к преждевременному испарению летучих компонентов. Щит, возможно, и получился бы «горячим», но его продолжительность жизни сократилась бы втрое. Вы хотите, чтобы стража на стенах каждые пять минут перезаряжала щиты?

Маэвис хотела возразить, но слова застряли в горле. Она представила стражника в дождь и ветер, лихорадочно пытающегося влить в амулет её шипящее и переливающееся зелье. Картинка вышла не из приятных.

— Ладно, — с неохотой пробурчала она, снова садясь. — Допустим. Что там у тебя следующее? Пункт три, кажется?

— Пункт три, — Каэлен склонился над пергаментом. — Время настаивания на фазе луны в зените. Вы проигнорировали его полностью.

— Ну, я была занята! — оправдалась Маэвис. — У меня как раз идея пришла добавить щепотку растёртого радужного обсидиана для...

— Для полного разрушения астральной связующей нити, — закончил за неё Каэлен. Его голос приобрёл опасную мягкость. — Магистр Рид, вы понимаете, что ваша «идея» могла бы не просто создать ещё один поющий пузырь, а вызвать каскадный разрыв магического поля в радиусе пятидесяти футов?

Он смотрел на неё не с упрёком, а с чем-то похожим на научный интерес, как на опасный, но любопытный образец.

Маэвис почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она никогда не думала об этом. Для неё магия была игрой, яркой и взрывной. Она не считала последствия.

— Я... я не думала, — тихо призналась она, отводя взгляд.

В лаборатории воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным гудением приборов Каэлена. Даже пузырь замер в воздухе, словно прислушиваясь.

— Это и есть корень проблемы, — наконец сказал Каэлен, и в его голосе неожиданно прозвучала не укоризна, а констатация. — Вы не думаете, вы чувствуете. И пока вы не научитесь делать и то, и другое, ваши зелья будут оставаться красивыми игрушками. Опасными игрушками.

Он отложил пергамент в сторону.

— Цифры, магистр Рид, — сказал он, и его тон смягчился на полтона, — это не скучные закорючки. Это язык, на котором мир описывает сам себя. Понимать его, значит говорить с миром на одном языке. А не кричать на него в надежде, что он вас услышит.

Маэвис молча смотрела на стол. Луч света теперь освещал её руки, испачканные вчерашней мандрагорой и чернилами. Она всегда гордилась этими пятнами, знаками жизни, творчества. А сейчас они казались ей лишь свидетельством беспорядка.

— Хорошо, — выдохнула она, поднимая на него взгляд. В её зелёных глазах горел новый огонь, не бунтарский, а решительный. — Объясни. Объясни мне, как этот твой язык работает. Без вот этого... — она махнула рукой, указывая на все его таблицы разом, — ...всего этого. Объясни, как ты это видишь.

Каэлен замер на мгновение, изучая её. Казалось, он искал насмешку, но найдя лишь искреннее любопытство, медленно кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Забудьте на время о цифрах. Представьте, что каждое зелье это музыка. Не та какофония, что рождается в вашем котле, а сложная симфония. Каждый ингредиент это инструмент. У каждого своя партия, своя громкость, своё время вступления. — Он подошёл к полке с ингредиентами и взял банку с пыльцой лунного света. — Вот флейта. Чистый, высокий звук. — Потом взял склянку с пеплом саламандры. — А вот барабан. Громкий, ритмичный. Если они будут играть каждый сам по себе, получится шум. Но если дирижёр, то есть вы знает партитуру, они создадут гармонию.

Маэвис слушала, широко раскрыв глаза. Никто никогда не говорил с ней о магии таким образом.

— А моё зелье? — тихо спросила она.

Глава 10. Пудра мандрагоры и пропасть между «ты» и «вы»

Слова Каэлена повисли в воздухе, словно магическая формула, требующая немедленной активации. "Снова. С первого такта." Маэвис кивнула, её пальцы сами потянулись к ступке и пестику, лежавшим на идеально вытертом столе. Но прежде чем она успела начать, её взгляд упала на его лицо. На его губы, которые только что произнесли эти слова без привычной ледяной формальности и это задело её за живое.

— Ладно, — сказала она, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. — Начнём с первого такта. Но сначала ответь мне на один вопрос. Почему ты до сих пор обращаешься ко мне на «вы»?

Каэлен, уже собравшийся открыть кодекс, замер. Его брови чуть приподнялись, выражая лёгкое недоумение, будто она спросила, почему вода мокрая.

— Это общепринятая форма профессионального общения между коллегами в стенах Гильдии, магистр Рид, — ответил он, и его голос вновь приобрёл привычные бархатисто-холодные нотки. — Особенно когда между коллегами существуют значительные различия в статусе и... подходе к работе.

— Значительные различия? — Маэвис фыркнула, отложив пестик в сторону. — Каэлен, мы с тобой уже неделю делим одну лабораторию. Ты видел, как я чихаю радугой. Я видела, как у тебя дергается глаз, когда я кладу ложку не на ту полку. Мы прошли через проверку Совета и вынужденное сотрудничество. Мы уже не просто «коллеги». Мы... — она поискала нужное слово, — ...соседи по несчастью, а соседи говорят друг с другом на «ты».

Он наблюдал за ней с тем же научным интересом, с каким изучал нестабильное зелье.

— Формальности существуют для поддержания дистанции, магистр Рид, а дистанция необходима для объективности. Личные отношения или их видимость могут помешать профессиональной критике.

— Помешать? — Маэвис рассмеялась, но беззлобно. — Каэлен, да ты меня уже так раскритиковал, что моим потомкам будет передаваться в легендах! Ты называл мои зелья «опасными игрушками», «цирковым представлением» и «насмешкой над магией»! Мне кажется, на «ты» твоя объективность не пострадает. Она, наоборот, станет только ярче!

Уголок рта Каэлена снова дёрнулся. Он откашлялся, чтобы скрыть это.

— Это не вопрос яркости, а вопрос правил. Гильдия это не деревенская таверна, где все друг друга называют по имени и хлопают по спине.

— Ага, а то что? Спина испачкается? — не унималась Маэвис. — Посмотри на себя! Ты говоришь о музыке, о симфонии, о чём-то живом! А сам прячешься за этими «вы» и «магистр Рид», как за каменной стеной. Тебе не кажется это... противоречием?

Каэлен на мгновение замолчал. Он посмотрел на свою половину лаборатории, безупречную, стерильную, где каждая вещь знала своё место. Потом его взгляд скользнул на половину Маэвис, с её пёстрыми пятнами, разбросанными свитками и тем самым радужным пузырём, который сейчас покачивался у потолка, словно одобряя её слова.

— Вы... ты неправильно понимаешь предназначение стены, — наконец сказал он, и в его голосе прозвучала неуловимая усталость. — Стена защищает не только от внешних угроз. Она защищает и то, что внутри, от самого себя. Порядок нуждается в защите от хаоса. Так же, как и хаос... — он бросил на неё быстрый взгляд, — ...иногда нуждается в защите от самого себя.

Маэвис притихла, поражённая этой мыслью. Она всегда считала его правила проявлением заносчивости и снобизма. Но теперь в его словах она услышала нечто иное, почти что... заботу. Не о ней, конечно, а о неком балансе, который он пытался сохранить.

— Знаешь что, — сказала она тише, подходя ближе к разграничительной линии на полу. — Я думаю, твоя стена кое-где уже дала трещину. Или ты забыл, как вчера называл мандрагору «скучной и противной»? Это было чистой воды «ты»-высказывание, архимаг.

Каэлен покраснел. Слабый румянец выступил на его обычно бледных щеках, и он отвернулся, делая вид, что поправляет идеально ровный ряд склянок.

— Это было... профессиональное отступление, вызванное крайним раздражением, — пробормотал он.

— Крайнее раздражение? — Маэвис улыбнулась во весь рот. — О, значит, я всё-таки могу тебя вывести из себя? Это прогресс! Раньше ты только глазом дёргал.

— Магистр Рид... — он начал строго, но она перебила его.

— Маэвис. Можешь звать меня Маэвис. Все так делают. Даже члены Совета, когда не хотят, чтобы я что-то взорвала.

Каэлен вздохнул. Это был долгий, глубокий вздох человека, проигрывающего битву, которую он даже не хотел начинать.

— Очень хорошо, — сдался он. — Маэвис. Но только в пределах этой лаборатории. И только... — он сделал паузу, подбирая слова, — ...в контексте нашего вынужденного сотрудничества.

— Ура! — воскликнула Маэвис, подпрыгнув на месте и рассыпав блёстки с своих рукавов. — Слышишь, пузырь? Он сказал «Маэвис»! Теперь мы почти друзья!

Пузырь, словно в ответ, весело подпрыгнул и отбросил на стену радужное зайчик.

Каэлен смотрел на это представление с выражением человека, который только что подписал пакт с не совсем чистыми силами, но уже начинает сомневаться в своей правоте.

— Можем ли мы теперь, — произнёс он с подчёркнутой терпением, — вернуться к пудре мандрагоры? К «первому такту»?

— Конечно, Каэлен! — жизнерадостно ответила Маэвис, с энтузиазмом хватая пестик. — Сделаю самую идеальную пудру на свете! Такую, что ты сам позавидуешь!

Она принялась за работу, и на этот раз в её движениях была не только решимость, но и какая-то новая, странная лёгкость. Преграда между «вы» и «ты» была, если не разрушена, то, по крайней мере, покорёжена. И лаборатория №7 от этого внезапно стала чувствовать себя не полем боя, а... мастерской. Пусть очень странной и полной контрастов, но уже общей.

Каэлен же, наблюдая, как она старательно растирает корень, поймал себя на мысли, что формальное «магистр Рид» действительно звучало бы сейчас неуместно. И это осознание было одновременно тревожным и... интересным. Как новый, неисследованный магический феномен.