Весть из дома. Первая за долгие и тяжёлые годы.
От письма с подписью "Белоснежке" пахло духами матери — смесь розового масла и руты. Белая бумага, кровоточащая чернилами, и алая колдовская печать на конверте. Такие письма не доставляет почтальон. Такие письма приходят от отправителя к получателю за секунды и находят его, где бы он ни был.
Где бы он ни прятался.
А потому Белоснежка застыла, глядя на конверт на столе.
Семь долгих лет она скрывалась от матери и её проклятого колдовства. Семь долгих лет Белоснежка пряталась, скиталась, меняла имена, города и историю, лишь бы попросту спастись. Полицейские участки, поддельные документы, кражи, голод и бесконечное бессмысленное существование. Лишиться всего, сбежать из дома без денег и связей — очень страшно.
Но все эти ужасы меркли по сравнению с тем, что происходило дома.
Пояс от платья, больно сдавливавший шею. Острый гребень, царапавший так глубоко и болезненно, что кровь хлестала фонтаном. И яды. Яды повсюду: в еде, в дверных ручках, в зубной щётке, в мягких игрушках. Они действовали слабо, но обладали накопительным эффектом, так что ни один патологоанатом не заподозрил бы отравления. Белоснежка тоже не догадалась бы, если бы не бабушка.
Бабушка, которой благодаря стараниям матери и её ядовитым зельям больше нет.
Белоснежка почувствовала, как ей стало трудно дышать. Одно письмо — и она больше не взрослая женщина, а маленькая девочка, шею которой сжимает пояс нежного праздничного платья. Она кричит, но из сдавленного горла не вырывается ни звука, она плачет, но слёзы не трогают ту отстранённую, безжалостную женщину, в которую превратилась её мать. Ей больно так, что в глазах темнеет, ей холодно настолько, что она не может пошевелиться, и ей страшно до такой степени, что сердце заходится в болезненном приступе.
Белоснежке потребовалось время, чтобы успокоиться, взять себя в руки и вспомнить, как правильно дышать.
Всё хорошо. Белоснежка — больше не ребёнок. Она умела драться, пользоваться оружием и вполне могла постоять за себя. И пришла она к этому тяжёлым путём, мучительным, не прощающим слабости и лени.
Белоснежка больше не была Белоснежкой. Её звали Аннет Арно.
И на таких ведьм, как её мать, её учили охотиться.
Белоснежка провела пальцами по своему столу, заваленному полицейскими отчётами, запросами и объяснительными, взяла ручку, блокнот и нарисовала крохотную печать Лерайе, после чего вырвала листок и прижала его к письму. От бумаги повалило облако густого красного дыма.
Ясно. Мать и письмо заколдовала.
С одной стороны следовало его разорвать, сжечь и никогда не вспоминать. Но с другой...
С другой Белоснежка скучала по дому, и эта тоска была до того невыразимо сильной, что отзывалась ноющей болью в груди. Там остался папа, остались многочисленные слуги, учителя, гувернантки, которые всегда были ласковы к маленькой Белоснежке. Да и сама мама когда-то была добра к ней. Когда-то, так давно, словно с тех пор минули столетия, эта властная женщина обожала свою единственную дочь и видела в ней своё отражение.
Но что случилось потом? Белоснежка не знала.
И потому все эти семь лет она жила с мыслью, что однажды вернётся к жестокой ведьме. Нет, не для ликвидации. Белоснежка все эти годы мечтала прийти к ней, разрушив её подлые чары, подобраться так близко, что мать не сможет сотворить даже малейшего колдовства, и посмотреть в эти родные и свирепые зелёные глаза.
И задать один единственный вопрос.
За что?
Вздох, сорвавшийся с губ Белоснежки, был тише зимнего ветра в спящем ночном лесу. Она провела пальцами по обезвреженному конверту, сломала печать, открыла послание.
"Моей маленькой принцессе и любимой дочери Белоснежке.
Родная, надеюсь, это письмо найдёт тебя в добром здравии. Наша разлука продлилась семь долгих лет, и слова не в состоянии передать того страха, что мы с твоим отцом испытали за тебя. Мы не могли тебя найти, и это вселяло в нас робкую надежду, что ты жива и, подобно тому, как ты любила в детстве, спряталась от целого мира в пышном саду, ты спряталась и от нас...
Но теперь мои зеркала ясно видят тебя, и я могу рассказать о горе, обрушившемся на наши головы.
Прошлой ночью твой отец, наш дорогой король Бран Фендигайд умер.
После твоего исчезновения он быстро занемог. Силы покидали его, его рассудок ослабевал, и свои последние годы он встретил в постели. Месяц назад наш возлюбленный король стал совсем плох. Он перестал узнавать меня, забыл себя, бредил.
Но до своего последнего вздоха он надеялся на встречу с тобой, дочка. Он умер, произнося твоё имя.
Мне жаль, что первая весть из дома будет омыта слезами. Мне жаль, что между нами случился жестокий разлад. Мне жаль, что магия настолько затуманила мой рассудок, что я собралась лишить жизни ту, кого люблю больше самой себя.
Мне жаль, Снежка. Горе утраты, боль разбитого сердца и одиночество отрезвили мой одурманенный разум.
Пожалуйста, приезжай. Простись с отцом. Меня не будет рядом на похоронах, если ты этого не захочешь.
Мама".
Белоснежка зажала рот ладонями, но подавить всхлип так и не смогла. Она не плакала. Простое слово "плакать" не подходило для боли, которая спазмами вырывалась из тела, для слёз, которые слепили глаза, и для разорвавшегося в клочья сердца.
Она знала, что мать лгунья, что это лицемерная и заносчивая ведьма. Но лгать о смерти отца она бы не стала. Слишком сильно мать им дорожила, держалась за него, любила и учила Белоснежку быть хорошей женой.
А значит, это правда.
Белоснежка помнила его добродушное лицо, его смеющиеся глаза, помнила его голос и его раскатистый хохот. С папой она была в безопасности, рядом с ним мать скрывала свои зловещие чары.
Но однажды король надолго уехал, покинул семью на долгие годы, и девочка, чувствуя себя брошенной, сбежала из родного дома.
Все эти годы Белоснежка мечтала хоть раз его увидеть и не могла позволить себе такой роскоши.
А теперь его нет.
Естественная ли это смерть? Или мать всё же помогла ему? Она писала, что его подкосило исчезновение дочери, но...
Но папа никогда не был таким слабым. Он решал проблемы, а не бежал от них. Так почему же он "занемог", а не бросился искать дочь?
И это её извинение...
Белоснежка не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Она так забылась в скорби, что не замечала ничего вокруг.
А когда у неё хватило сил, чтобы что-то замечать, за окном стояла глубокая и непроглядная ночь.
Прежде чем отправляться домой, Белоснежка должна была посоветоваться со своим учителем. С тем, кого считала своим защитником, вторым отцом, тем, кто дал ей новую жизнь и научил всему, что она умела.
Семь лет назад, когда небо разразилось бурей, когда тряпки, в которых Белоснежка ушла из дома, совсем истрепались, когда от голода, высокой температуры и невыведенного яда она совсем ослабла, он пришёл. Пришёл, когда у маленькой девочки не оставалось никакой надежды, когда она уже мысленно простилась с жизнью и была готова увидеться с бабушкой.
Вот тогда своим затуманенным взором она и увидела эти яркие, синющие глаза. Они светились в темноте, излучали спокойствие, силу и сострадание.
Учителя звали Проксима Центаури. Он был старым вампиром — жестоким, как и все они, но милосердным к своим детям. Белоснежка узнала о нём задолго до побега из дома. Она и бежала в надежде найти крышу над головой у доброго Проксимы.
Но путь оказался слишком далёк и тяжёл для маленькой девочки. И если бы не учитель, если бы не его дар предвидения, она бы так и умерла в грязи, холоде и безо всяких надежд.
Вот и сейчас надежда оставила её. Все чувства оставили Белоснежку, и к вампиру за советом шла пустая, выпотрошенная горем оболочка, которая зачем-то до сих пор была жива.
Она была спокойна. Слёзы закончились прошлой ночью. Они вернутся — это обязательно произойдёт — но для начала нужно дождаться, когда в спутанном сознании девушки появится хоть одна ясная мысль.
Сейчас голова была, как в тумане.
Белоснежка рухнула на диван, потёрла пересохшие глаза под тёмными очками. В приёмной у Проксимы стены были покрыты слоями детских рисунков, а на мягких диванах было слишком много плюшевых игрушек. Что сказать? Проксима — способный учитель, мастер боевых искусств, профессиональный убийца, но отеческую любовь контролировать не мог.
Здесь были и рисунки Белоснежки. Семь крошечных гномов в разных потаённых местах приёмной.
Она пыталась найти взглядом одного из них, когда в приёмную вошёл посетитель.
Он был весь в чёрном — от лакированных ботинок до воротника пальто. Рыжий до такой степени, что цвет переходил в красный. Похоже, демон гнева. И он был вооружён. Даже будучи в подвешенном состоянии Белоснежка видела изгиб на его теле, который возникает при ношении наплечной кобуры. Нож на бедре и, возможно, в рукаве.
Он пришёл с оружием к Проксиме. Это запрещено.
А если у учителя видение? Он же совсем беспомощен в это время.
— Эй, — Белоснежка поднялась с места. — Положи оружие.
— Свали с дороги.
Дважды Белоснежка ни у кого ничего не просила. Она напала. Возможно, слишком резко, возможно, слишком грубо — как её и учил Проксима. Думать нельзя. Думать она будет потом. Сейчас нужно действовать.
Она выкрутила руку демона, опрокинула его и умело придавила коленом сверху. Белоснежке недоставало мышечной массы, но все её недостатки обычно компенсировались техникой. Драться она не любила, но умела.
— Слышь, мелкая...
— Я сказала. Положи. Оружие.
Демон только тяжело вздохнул, и Белоснежка ощутила идущий от его тела плотный жар. Сначала он просто грел руки, потом стал обжигать, а после от демона и вовсе отлетели искры. Белоснежка сжала зубы, стараясь игнорировать боль.
— Тебя не учили...
Он вырвал руку из захвата.
— ...что на мужчин...
Оттолкнулся от пола. Белоснежка отскочила, чтобы не свалиться.
— ...напрыгивать нужно...
Блеск ножа. Свист стали. Секунда — и Белоснежка прижата спиной к стене с лезвием у горла.
— ...с другой стороны?
Глаза демона горят. Нападение не пугает его, не впечатляет, но он взбешён настолько, что готов сбросить человеческий облик.
А с таким Белоснежка не справится. Не стоит даже пытаться.
Проксима велел всегда здраво оценивать свои возможности и не рисковать жизнью просто так.
И тогда — от испуга или от беспомощности — из неё вырвалось ЭТО.
Её сила. Мощь, отравившая ей жизнь.
— Э?
Демон смотрел на неё, выгнув бровь, и ярость в его глазах сменилась нежностью, эйфорией, а потом и вовсе превратилась в искреннюю любовь. Он выронил нож, расплылся в глупой улыбке, прижал ладонь к стене, глядя в лицо девушки.
— Не помню, за чем я пришёл, но рядом с тобой я знаю, что пришёл куда надо.
Белоснежка нахмурилась, отведя взгляд в сторону.
— Тогда оружие на стол, — ответила она. — И поживее.
— Так точно, сочная попка.
Господи...
Пока демон сбрасывал с себя весь свой огнестрельный панцирь, из кабинета выглянул Проксима. Как всегда — безупречный. Строгий белоснежный костюм, рубашка с кружевами, белые волосы гладко зачёсаны назад. И глаза — синие-пресиние, такие спокойные и родные.
Рядом с ним Белоснежка оттаивала. Рядом со старым вампиром всегда было так хорошо и спокойно, что ей хотелось плакать от облегчения.
— Папа...
Она подбежала и крепко-крепко обняла Проксиму, уткнувшись в плечо — как когда-то в детстве.
— Ну-ну, Ваше Высочество, — произнёс он. — Не надо так волноваться.
Белоснежка мотнула головой, зажмурившись.
— И прекратите использовать гламор. Нергалу не к лицу быть таким покладистым.
Но контролировать ЭТО у неё никогда не получалось. Гламор проявлялся сам по себе и обычно ни к чему хорошему не приводил. Белоснежка не знала, как он действовал, но видела, что все вокруг становились добрыми, покладистыми и заботливыми.
А порой и агрессивными.
Как мать.
Вздохнув, Проксима позволил ей войти, усадил на кресло, всунул в руки чашку с горячим шоколадом. Для старого вампира он так хорошо разбирался в человеческой пище, что порой это поражало.
Гламор развеялся. Кожа перестала сиять молочной белизной.
— Принцесса, — Проксима сел перед ней в кресло. — Я соболезную вашей утрате.
И тогда скорбь вернулась вместе со слезами. Белоснежка сжала зубы, провела пальцами по глазам. Боже, да сколько у неё слёз?! Разве это возможно — так долго и так часто плакать?
Оказалось — да.
— Я... вот.
Она протянула вампиру конверт с письмом матери. Из-за душащих её слёз девушка была не в состоянии произнести ни слова.
Проксима открыл послание. Он знал, что в нём написано, предвидел это, так что читать не было нужды. Вампир попросту дал Белоснежке время, чтобы успокоиться.
Утирая слёзы, девушка вперилась взглядом в письмо. На конверте было написано "Белоснежке", да и мать в тексте упоминала её имя. Девушка не стёрла его. Как небрежно.
Впрочем, Проксима и так знал, как её зовут. С первой встречи.
В тот день, когда маленькая девочка проснулась в больничной палате, когда температура отступила, учитель пришёл поздороваться с ней. Проксима сжал её руку, и Белоснежка поразилась тому, насколько холодной была его кожа.
— Как тебя зовут, малышка?
Она не произносила своего имени. Никогда. Колдовские зеркала матери могли на это среагировать, и тогда она нашла бы Белоснежку, добралась бы и убила.
— А... Аннет Арно. Это я.
Проксима лишь улыбнулся.
— Вы очень осторожны для своего возраста, юная принцесса. Но вам не о чем волноваться. В моём приюте колдовство фейри благого двора не действует.
Глаза Белоснежки округлились.
— А с вашим гламором... что ж, придётся лечить его медикаментозно. Вас слишком долго отравляли, и, к сожалению, вам уже никогда не вернуть контроль над силами.
В тот день Белоснежка впервые разрыдалась от счастья и впервые, даже будучи слабой и измождённой, крепко обняла своего второго отца. Он знал её тайны, знал, от чего она убегала, рядом с ним было безопасно, надёжно и спокойно. О большем замученная девочка и не мечтала.
Белоснежка моргнула, успокаиваясь, медленно выплывая из воспоминаний.
— Что мне делать, папа? — тихо произнесла она. — Она снова захочет меня убить.
Проксима тяжело вздохнул.
— Если я скажу вам остаться здесь, принцесса, вы услышите меня?
— Конечно!
Но это была ложь. Разве могла Белоснежка сидеть дома, не узнав всей правды? Разве могла она спокойно спать, зная, что у неё больше не будет возможности попрощаться с родным отцом?
И разве могла она вечно бегать от вероломства матери?
Нет. Она должна вернуться. Чем бы это для неё ни обернулось. Должна, как бы ни было страшно.
Она так долго готовилась к этой встрече.
— Ваша ложь может обмануть любого живого человека, принцесса. Какое счастье, что я давно мёртв!
Белоснежка всхлипнула громче.
— Вовремя же я пошутил. Прошу прощения, принцесса.
Она мотнула головой, давя эмоции. Пусть лучше шутит. Проксима всегда был чудаковатым — и ради одной воспитанницы меняться ему не стоило.
— Я... заглянул в ваше будущее, принцесса. Знайте, что если я вам расскажу хоть что-то, то это непременно обернётся катастрофой. Это во-первых.
Белоснежка коротко вздохнула.
— А во-вторых?
— Во-вторых, вы не отправитесь в своё королевство одна. Я подыскал вам спутника и, вижу, с Нергалом вы уже познакомились.
— С демоном?! Он же...
— Я слышал своё имя!
Нергал с грохотом открыл дверь кабинета. Если он и постучался, прежде чем войти, то сделал это один раз. И тот — ногой.
Грубое, невоспитанное существо, лишённое малейшего изящества.
— Чё за херня, батя? — произнёс он. — Почему мои пушки оказались на столе?
Белоснежка резко подскочила, уперев руки в бока.
— Какая бестактность! Спешу напомнить, что ты — не в своём родном свинарнике, а рядом с герцогом вампиров и дамой!
Нергал посмотрел на неё, потом на Проксиму.
— Бать?
Вампир смущённо улыбнулся.
— Это Аннет. В её отделении дисциплина и тренировки были помягче, чем у тебя.
— Тц, — демон закатил глаза. — Соплячка, а гонора, как у графа Калиостро.
— Меня, в отличие от некоторых, хорошо воспитывали.
— Бать, ты меня вызвал, чтоб её убить? А то чё она зря мучается?
— Аннет, это Нергал. В кругах экзекуторов его прозвали Охотником.
Белоснежке эта кличка ни о чём не говорила.
— А знаешь, за что, мелкая? — демон лениво хрустнул шеей. — Обычно моя цель — бешеные оборотни. И порой заказчики просят содрать с них шкуру, вырвать клыки. А иногда и вырезать сердце.
Он был очевидно горд собой — настолько, что весь светился самодовольством и ощущением собственного превосходства. Белоснежка же попыталась сохранить каменное лицо. В школе Проксимы каждого учили бороться с агрессивной нежитью, эффективно устранять её. Но чтобы сражаться с бешеным оборотнем, нужно и впрямь быть невероятно умелым.
Признавать этого Белоснежка не хотела.
— Попасть в зверушку серебряной пулей и я могу. Тоже мне, достижение.
— Слышь, ты...
— Отставить, — произнёс Проксима, и два его ученика, вымуштрованные годами тренировок, замерли, выпрямились, умолкли. — Вам придётся подружиться, хотите вы этого или нет.
Нергал скривился, после чего правдоподобно изобразил рвотный позыв.
— Это мой приказ. Нергал, ты сопроводишь Аннет в Трамонтану.
— Э? Мелочь, ты чё, фейри?
— Представь себе.
Он расхохотался.
— А я думал, вы повыше и посимпатичнее.
Если бы Белоснежка не была морально истощена, она бы его ударила.
— Так, бать, в чём подвох? — спросил демон, утирая слёзы.
— Иметь дело придётся с силами природы, оборотнями, отравителями... также, это другой мир, и он, возможно, будет недружелюбен к тебе.
— Ну и чё? Попробует мне навредить, я его расху.., — он скосил взгляд на Белоснежку. — Сожгу. Ну и за эту мелкую — тоже.
— Его боевой задор покажется вульгарным, — Проксима перевёл взгляд на Белоснежку. — Но в этом его основное преимущество.
Белоснежка поджала губы.
— Всё будет хорошо, Аннет. Даже если однажды покажется, что нет никакой надежды.
Не "если", а "точно" покажется. Проксима мастерски умел нагонять ужас своими ободряющими наставлениями.
— Отправляйтесь с рассветом. И прошу вас...
Белоснежка и Нергал одновременно посмотрели на учителя.
— Не доверяйте незнакомцам.