Злата и последний медведь

Пролог

Тайга дышала. Глубоко, мерно, словно спящий великан. В ее древних легких шумели кроны лиственниц, вздыхал под ногами мох, и где-то в самой чаще, в недоступных человеку урочищах, бился медленный, как вечность, пульс земли. Эвенки, дети этой земли, с молоком матери впитывали ее законы и ее страхи. И самый древний из страхов, смешанный с почтением, был страх перед Ним — Духом Хозяином. Седым Медведем.

Он был не просто огромным зверем… не слепой силой… Нет. Это древний дух тайги, ее кровавая совесть и карающая десница. Старожилы поговаривали, что шкура его побелела от бесчисленных зим, что приходили век за веком, и глаза его, глубокие, как лесные омута, знали цену каждому живому существу, от комара до лося. Хранитель тайги безжалостный, но справедливый, не терпящий жадности и предательства. Охотник, взявший лишнее, поднявший руку на самку с детенышами, срубивший священное дерево — был обречен. Тайга замечала все. И Седой приходил, чтобы взыскать долг.

Его появление не было просто нападением. Это был суд. Говорили, что перед ним гаснут звуки. Замирает ветер, умолкают птицы, и наступает гнетущая, звенящая тишина, в которой слышен лишь трепет собственного сердца. Он приходил из ниоткуда — огромная, поросшая седой шерстью тень, пахнущая хвоей, снегом. Это Зверь не рычал, а лишь смотрел в самую душу. И в этом взгляде грешник читал свой приговор. Он наказывал не для пропитания, а для очищения. Для баланса. Добрым же, уважающим лес, живущим по его законам, он мог указать путь к богатой дичи, отвести от пурги, вывести к дому, когда человек уже заблудился.

Шли годы. Легенда стиралась, превращаясь в сказку для туристов. Современные охотники, вооруженные карабинами с оптикой, спутниковыми телефонами и цинизмом, посмеивались над «деревенскими байками». Тайга стала для них ресурсом, территорией, полигоном. Они брали свое, не задумываясь о дани. До поры.

А потом тайга снова начала дышать по-другому. Тяжело, настороженно. Сперва это были лишь шепотки на заимках, переходящие из уст в уста с оглядкой на темнеющий лес. Потом тревожные звонки в райцентр. Потом появились официальные сводки. Пропал опытный таежник, группа охотников отправилась за изюбрем и не вернулись все. Следов борьбы, признаков нападения зверя — ничего. Они просто растворились в зеленом молчании. Еще один. И еще.

В поселке сгущались сумерки, и тени от домов ложились длинными и неестественными. Мужики на крыльце магазина дымили не глядя друг на друга.

— Степаныча нашли… — произнес один, подняв взгляд к небу. — Вернее, его карабин. Замятый в землю, будто в глину. А ствол… — мужчина сплюнул себе под ноги, — скручен в бараний рог.

— Медведь? — седовласый достал из кармана горсть семечек и принялся лузгать, в очередной попытке побороть пагубную привычку.

— Какой медведь так может? — фыркнул его сосед. — И следов… следов-то нет. Вообще. Как в воздух и испарился.

Для наглядности мужчина выпустил несколько клубов дыма и развеял их рукой.

— Говорят, у Афоньки из геологов трое пропало. — покосился на тающий дым мужчина лет сорока на вид, поправив овчинный жилет. — Палатку нашли пустую. Еда на месте, спальники разбросаны. Будто ветром их вымело.

— Не ветром… — выдал дед Игнат, поправив шапку, — не ветром…

Воцарилась тягостная пауза.

Игнат, хрипло выдохнул, не глядя на собеседников, уставившись в темнеющую чащу за рекой продолжил:

— Он вернулся. Старик. Баланс пришлые нарушили. Он пришел судить.

— Да что ты сказки рассказываешь, дед, — отмахнулся один из мужчин, гася остаток. — Давно в это никто не верит. Да и все прекрасно понимают, что без пришлых с голоду давно бы померли в этой дыре. Кому шкуры сбывать? А ягоды?

— Тайга всех прокормит, — строго посмотрел на него дед Игнат. — если к ней с почтением, конечно. Духов уважать надо, и чтить их законы.

— Да хват…

— Не мы их придумали, не нам их нарушать, — не дал договорить дед, — если, конечно, жизнь дорога.

После этих слов все присутствующие почувствовали на себе тяжелый, безразличный взгляд из мглы. Тайга замерла, прислушиваясь. Она знала, что ее Хранитель бодрствует. И его правосудие безжалостно.

Глава 1

Видавший виды уазик цвета выгоревшей хвои, сделав последние усилие, съехал с относительно ровного асфальта трассы и тут же, с глухим стуком, провалился в первую же яму. Это произошло так внезапно и резко, что мир перед глазами Златы качнулся. Резкий рывок вверх, и лишь туго натянутый ремень безопасности, болезненно врезавшийся в ключицу, удержал её от того, чтобы не пробить головой потолок, обитый потрепанным дерматином. Она мысленно поблагодарила свою привычку пристегиваться, которой девушка не изменила даже под насмешливым взглядом Дмитрия Егоровича, когда только садилась в машину.

Пожилой водитель, мужчина с морщинистым лицом, только крякнул себе в седые, пышные усы, косясь на перепуганную пассажирку. Его шершавые, мозолистые руки с пятнами солярки, спокойно лежали на руле, будто ничего не произошло.

— Это тебе не Москва, девочка, — усмехнулся он хрипло, и в его голосе звучала усталая снисходительность. — Тут жизнь реальная. Без прикрас.

Злата, стараясь скрыть дрожь в руках, поправила тонкий шарф на шее.

— И без асфальта. Да и вообще, я не из Москвы, — буркнула девушка, чувствуя, как по щекам разливается краска.

Глупый, детский протест.

— Да ну! — Дмитрий Егорович искренне удивился, бросая на неё быстрый взгляд.

— Я только училась в столице, а родилась и до института жила в Черноземье… — начала Злата, желая доказать, что она не избалованная столичная барышня.

Договорить, правда, девушка не успела. Следующая выбоина, глубокая и коварная, подстерегала их буквально через десяток метров. Уазик снова подпрыгнул на ухабе, и Злата с силой клацнула зубами, едва не откусив кончик языка. Сладковатый привкус крови защекотал нёбо. Все аргументы разом показались смешными и незначительными перед лицом этой безжалостной, булыжной реальности.

Смирившись с реальностью, она что есть сил вцепилась в холодную, облезлую ручку двери и отвернулась к окну. Стекло было прохладным, и сквозь его слегка мутноватую поверхность проплывали уральские пейзажи. Бескрайние леса, тёмные, почти чёрные от хвои, уходили волнами за горизонт. Кое-где золотились редкие березовые рощицы, словно острова света в этом суровом море тайги. Промелькнуло заброшенное поле с покосившимся столбом, обвитым сухими стеблями вьюнка. Воздух, врывающийся в щели двери, пах смолой, влажной землёй и чем-то острым, горьковатым.

Злата закрыла глаза, пытаясь унять подкатывающую тошноту. Кажется такая тряска для нее чересчур, а впереди еще дорога по реке.

Поселок Оленье встретил Злату резким ветром с Подкаменной Тунгуски, пахшим рыбой, влажным мохом и дымом печных труб. Несколько десятков бревенчатых домов, покосившихся от времени, цеплялись за берег, словно боясь быть смытыми могучей рекой. Злата вылезла из машины, растирая затекшие пальцы. Водитель только усмехнулся, косясь на нее, а потом направился в сторону магазина, здороваясь с мужчинами, сидящими перед входом на лавке.

— Ну, — произнес Дмитрий Егорович, обернувшись перед дверью. — Удачи тебе, немосквичка.

Люди, немногочисленные и коренастые, встретили её сдержанными, изучающими взглядами. Их молчание было плотной стеной, и Злата чувствовала себя незваной гостьей, нарушившей чей-то древний покой.

— Дмитрий Егорович! — вскрикнула девушка, поежившись.

— Что?

— А как найти Трофима?

— Накой он тебе? — нахмурился один из сидевших на лавке мужчин.

Он выглядел значительно моложе остальных. Кожаная куртка нараспашку и длинные волосы, собраны в низкий хвост, а взгляд настолько колючий, что пробирает до самых костей.

Не успела Злата ответить, как водитель перебил его.

— Отстань от девочонки, — хмуро отедрнул Дмитрий Егорович. — На краю деревни живет Трофим. До конца улицы иди прямо, там на отшибе дом. Да только он гостей не жалует.

Девушка вытащила с заднего сиденья свой рюкзак и небольшую сумку через плечо. Багажа у нее было минимум, только то, что действительно нужно и что может унести сама.

— Спасибо, — кивнула Злата, разворачиваясь в указанном направлении.

На радушный прием девушка не рассчитывала. Да и с чего ему быть? Она здесь чужая — городская чудачка, которая приехала позабавиться, а люди здесь живут. Злата не была профессиональным этнографом или фольклористом, тьфу-тьфу, потому что с гуманитарными науками у нее совсем туго. Но ее всегда интересовали легенды здешних мест, хотя бы по тому, что семья девушки давным-давно бежала отсюда. По-другому тот спешный переезд никто из родных не называл. В один день все собрались и практически без вещей, с одной авоськой ее бабушка с сыном уехали в Черноземье… все, кроме дедушки. Поначалу он писал письма, обещал закончить дела и приехать к семье, но этого так и не случилось. После пришла телеграмма, где указывалось, что дед пропал в тайге. Только бабушка, при упоминании этого всегда крестилась, поминая какого-то Хозяина.

Эта история всегда интересовала маленькую Злату, а после зудела под кожей, требуя узнать правду о деде.

И теперь, когда девушка шла по тропинке в том самом поселке, ее единственной надеждой узнать правду был Трофим.

Изба старого лесника стояла на отшибе, и её смолистые бревна дышали теплом и ухоженностью. Сам Трофим оказался невысоким, жилистым стариком с лицом, испещренным морщинами вперемешку со старыми шрамами. Его глаза, узкие и темные, внимательно изучали её, пока она, запинаясь, объясняла цель своего приезда — диссертация, эвенкийский фольклор, исчезающие легенды… и дед…

Трофим молча кивнул, жестом приглашая девушку в дом.

— Деда твоего помню, — сказал он скрипучим голосом. — Хороший человек был. С тайгой уважительно. Не чета нонешним.

Он согласился помочь. Они долго разглядывали старые фотографии. А потом Трофим, уже за вечерним чаем, глядя на полыхающую печь, начал говорить о главном. Не о старых преданиях, ради которых она приехала, а о новых, которые рождались на глазах. Он говорил неспешно, вязко, и слова его ложились на душу тяжелым, холодным грузом.