В палате царила тишина, нарушаемая лишь равномерным, убаюкивающим писком аппарата жизнеобеспечения, к которому я была подключена. Этот звук стал фоном моей жизни, напоминанием о том, что моё время ускользает, как песок сквозь пальцы.
Я знала, что мне осталось недолго. Год и несколько месяцев, проведённых в этих белых стенах, с их запахом лекарств и стерильности, убили во мне даже крошечную надежду на чудо.
Когда-то, в детстве, лёжа на холодном, пахнущем сыростью полу приюта, я грезила о яркой и счастливой жизни, где есть дом, тепло и руки, что крепко обнимают.
Реальность оказалась куда скромнее… но даже она была мне дорога. Я правда хотела жить. Не для кого-то, не ради чего-то — просто ради самой жизни, со всеми её мелочами: вкусом свежего хлеба, запахом дождя, звуком шагов на улице.
Но болезнь оказалась жадной и нетерпеливой. Она забирала у меня всё: сначала силы, потом зрение, потом возможность ходить. Оставалось только ждать. Ждать, когда холодная рука смерти коснётся моего плеча, и я не смогу оттолкнуть её.
В этом монотонном ожидании единственной отдушиной были приходы моего лечащего врача. Старенький, добрый, с мягкими глазами и руками, пахнущими мятным бальзамом, он напоминал мне сказочного мудреца, который случайно забрёл в этот мир. Когда я только поступила, он часто сетовал на несправедливость судьбы и говорил, что я обязательно справлюсь. Его слова, возможно, не могли меня спасти, но согревали так же, как когда-то редкое зимнее солнце за мутным окном приюта.
Я ждала каждое его появление, как редкий подарок. Ведь за пределами этих стен у меня уже ничего не осталось.
Но я так и не смогла сдержать обещание верить в будущее. С каждым днём оно казалось мне всё более призрачным, и, словно понимая это, он перестал говорить о завтрашнем дне. Вместо этого нашёл другую тему — ту, что умела вытаскивать меня из вязкой тьмы мыслей.
Он читал мне книгу. Не спеша, по нескольку страниц в день, так, чтобы хватило надолго. Эти минуты стали моей маленькой радостью.
И вот сегодня, как всегда после ужина, дверь тихо приоткрылась.
— Ну что, голубушка, начнём с того места, где остановились? — его голос был удивительно умиротворяющим, мягким, как шум дождя за окном. Он всегда приносил с собой странное ощущение, будто время вокруг замедляется, и можно просто дышать без боли.
— Конечно! — я улыбнулась в предвкушении. — Я жду не дождусь, когда эту Юкино поймает главный герой и наконец отомстит за всё, что она натворила с Харукой. Как вообще можно быть такой глупой и злобной, имея все привилегии? Я бы на её месте жила тихонько и наслаждалась богатой, безработной жизнью. Или вообще открыла бы магическое кафе с самым вкусным кофе и пирожными.
Я говорила горячо, увлечённо, и, наверное, выглядела как ребёнок, которому дали любимую игрушку. Болезнь сделала мой голос тихим и хрупким, но в эти моменты он снова обретал живость, и даже дыхание становилось ровнее.
Сейчас мы читали типичную романтическую историю — в ней злобная соперница вставляла палки в колёса главной героине, пока главный герой не появился, чтобы спасти её и в финале предложить руку и сердце. Я любила такие сюжеты, они были предсказуемы, но в этом и заключалась их прелесть: они всегда дарили безопасное тепло, где всё заканчивалось хорошо. Обычно я относилась к злодейкам спокойно, без лишних эмоций, но Юкино Харухимэ зацепила меня.
Она была богатой, избалованной девчонкой, чей мир с детства лежал у её ног. Но в отличие от многих других бумажных злодеек, у неё была грустная, несправедливая предыстория. И я, лежа в своей больничной постели, не могла не откликнуться на это, ведь лучше других понимала, каково это, когда судьба ломает тебя.
— Думаешь, ты справилась бы лучше в роли Юкино? Как ты там сказала… открыть кафе? — в голосе врача звенели лёгкие, тёплые нотки смеха, будто он уже представлял меня за стойкой с чашкой кофе.
— Да! — я оживилась, забыв на мгновение о слабости в теле. — Ну вот считают её проклятой… и что? Зачем бегать и унижаться, выпрашивая крохи любви? Мнение людей — это пустой звук. Нет смысла из кожи вон лезть, чтобы быть кем-то другим. Я бы лучше жила своей жизнью, нашла хобби, которое люблю, и брала от жизни всё, что смогу.
— Как интересно ты размышляешь… — он на миг задумался, и голос его стал ниже, глубже. — Думаю, я с тобой согласен. Юкино потеряла себя, слишком сильно ища одобрение окружающих. И, когда не нашла, погрузилась во тьму.
Он помолчал, словно хотел что-то еще добавить, но лишь тихо вздохнул и уже обычным тоном произнёс:
— Ладно, время у меня не резиновое, давай начинать.
Сегодняшние главы оказались особенно насыщенными — с погонями, откровенными разговорами и трогательными моментами, от которых у меня становилось теплее в груди. Я слушала, стараясь запомнить каждое слово, ведь впереди было ещё столько всего…
Засыпая, я улыбалась, уже предвкушая, как завтра мы узнаем продолжение. Но завтра для меня так и не наступило.
Той ночью я умерла.
Пробуждение оказалось странным — настолько, что я сначала решила, что всё это мне просто снится. Подо мной была мягкая, будто облако, кровать, а плечи укрывало пушистое одеяло, тёплое и чуть тяжёлое. В воздухе витал едва уловимый аромат орхидей, свежий, чистый и чуть сладковатый.
Это было, мягко говоря, непривычно.
В больнице, где я провела последний год, кровати были жёсткими, холодными и такими неудобными, что я умудрилась отлежать себе всё, что только можно. Спина болела так, что иногда хотелось выть.
А сейчас… боли не было. Не слышалось и привычного писка аппарата жизнеобеспечения, к которому я уже давно привыкла, как к шуму дождя за окном.
Что это значит? Меня перенесли? И почему никто не разбудил?
Я попыталась открыть глаза, ожидая встретить ту же кромешную тьму, что и каждый день в течение долгого года. Но вместо неё меня ослепил резкий, яркий свет. Я зажмурилась, сердце забилось так быстро, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет. Несколько секунд я моргала, не веря в происходящее, пока наконец не смогла различить очертания над собой.
Над моей головой раскинулся расписной потолок — золотые завитки, цветущие ветви сакуры и лёгкие мазки небесно-голубой краски. Краски… Я видела цвета.
Я медленно повернула голову на источник света и замерла. За высоким, резным окном раскинулось утреннее небо, чистое и прозрачное, с лёгкими облаками, окрашенными розовым рассветом.
Губы сами дрогнули, и в носу защипало. Я не сдержалась. Слёзы катились по щекам, горячие, живые, настоящие.
— Я… вижу… — прошептала одними губами.
Спустя долгий, бесконечный год, я снова видела. И это был самый прекрасный рассвет в моей жизни.
Поверив в чудо, я осторожно попыталась пошевелить рукой. И… у меня получилось! Пальцы зашевелились, затем сжались в кулак, словно желая убедить меня, что это не иллюзия.
Я заплакала ещё сильнее от облегчения, от невероятной легкости в теле, от счастья, которое казалось таким хрупким, что я боялась его спугнуть. Всё, что казалось невозможным, вдруг стало реальным.
Не до конца понимая, что происходит, я решилась на немыслимое — встать с кровати. Ноги, которых я давно не чувствовала, неуверенно коснулись пола. Доски под босыми ступнями оказались тёплыми, как будто впитали в себя солнечный свет. Сердце стучало в груди так громко, что я почти не слышала собственных шагов.
Взгляд зацепился за высокое зеркало в резной, старинной раме. Оно стояло у стены, и его гладкая поверхность манила. На негнущихся ногах я медленно подошла к нему и застыла, как вкопанная.
На меня смотрела девушка с красотой, которая казалась невероятной. Её черты лица были тонкими и изящными, кожа сияла фарфоровой гладкостью, а длинные волосы, серебристым водопадом ниспадавшие по спине, отливали мягким лунным светом. Но всё это было лишь прелюдией к главному.
Среди шелковых прядей волос, торчали два пушистых, изящных… лисьих ушка.
Когда я подняла руку, чтобы коснуться их, отражение повторило движение, и пальцы наткнулись на что-то невероятно мягкое и пушистое. Шёлковая шерстка приятно щекотала кончики пальцев, а от её тепла по коже пробежали мурашки. Моё сердце пропустило удар.
— Этого… не может быть… — прошептала я, но зеркало упрямо отражало новую меня.
Не веря самой себе, я сильно ущипнула руку, до боли. Вскрикнула, рефлекторно отдёрнув её и поняла, что это не сон. Не фантазия.
Окинув взглядом комнату, я заметила на письменном столе целую гору документов, разложенных в аккуратном хаосе. Что-то во мне щёлкнуло, и я почти бросилась к нему, едва не споткнувшись о собственные ноги.
Первое же письмо, распечатанное неровно, будто в спешке, заставило меня нахмуриться. Второе — подняло брови от удивления. А когда я пролистала записную книжку и увидела в ней имена, даты и короткие, резкие заметки… ноги подкосились сами.
Я осела на пол, вцепившись в блокнот, и вдруг расхохоталась. Смех вырвался нервный, надтреснутый, но освобождающий, как будто я смеялась не только над ситуацией, но и над всем прошедшим годом своей жизни.
Слёзы катились из глаз от абсурдности происходящего. Утерев их тыльной стороной ладони, я снова подняла взгляд к зеркалу. Там сидела она… нет, теперь уже я. Девушка с лисьими ушками, серебристыми волосами и слишком живым, чуть ироничным взглядом.
— Хотела оказаться на месте злодейки? — выдохнула я, чувствуя, как губы сами растягиваются в улыбке. — Что ж… получите, распишитесь.
И впервые за долгое время мне стало по-настоящему любопытно, что будет дальше.
Дорогие читатели!
Спасибо, что нашли время для моей истории! ❤️
Добавляйте в библиотеку, чтобы не пропустить продолжение, и ставьте звездочки — это огромная поддержка)
Подписывайтесь на меня, и тогда мы точно не потеряемся:
https://litnet.com/shrt/oM-L
Обойдя свой новый дом, я убедилась, что здесь, кроме меня, никого нет. Он оказался небольшой, но удивительно уютной квартиркой, в которой было только самое необходимое: спальня, крохотная кухня, крошечная гостиная, ванная комната и узкий коридор. Всё выглядело почти по-современному, как в моём мире, разве что стены украшали изящные японские узоры, а вместо привычных дверей стояли лёгкие бумажные перегородки, мягко шуршащие при движении.
Я подошла к окну, и сердце чуть быстрее забилось. С высоты моего этажа открывался вид на оживлённые улицы, где внизу неспешно шли люди, а между самобытными домами сверкали вывески и фонари. По ритму движения было понятно: квартира находится в самом сердце города. И это ощущалось так странно, будто я оказалась в центре событий, которые ещё даже не начались.
Вернувшись в спальню, я взяла с прикроватной тумбы личный дневник, который листала ещё утром, и устроилась на мягкой постели, подогнув под себя ноги. Страницы были плотно исписаны аккуратным, почти каллиграфическим почерком, каждая дата обведена в кружок, а рядом с ней — подробные записи о каждом дне. Я раскрыла дневник, на коленях устроила ещё и письма, которые нашла раньше, и начала сравнивать записи с тем, что помнила о книге.
С каждой прочитанной страницей все становилось яснее: всё, что я видела вокруг, — это ещё пролог. События романа еще не начались. Мир затаил дыхание, готовясь к движению, а я оказалась в самом начале точки отсчёта.
Всего неделю назад Юкино переехала из родного клана кумихо в смешанный город. Для неё это было началом новой главы, для меня — редким шансом. Пока сюжет книги ещё не успел развернуться, а она не опорочила своё имя глупыми поступками и вспышками ревности, у меня было время всё изменить.
В голове быстро оформился план. Простой, как палка, но, на мой взгляд, жизненно необходимый:
1. Не встречаться с главным героем.
2. Не разговаривать с главным героем.
3. Не влюбляться в главного героя.
Последний пункт я мысленно подчеркнула три раза.
Перелистывая в памяти страницы оригинальной истории, я ясно видела: почти все беды Юкино были связаны с её безнадёжной любовью. Она бросалась в омут с головой, цеплялась за каждую улыбку, и, когда её чувства неизменно разбивались о стену безразличия, теряла рассудок.
Я же не собиралась наступать на эти грабли. Да, я не верила в любовь с первого взгляда, а уж тем более в любовь к мужчине, который, по законам жанра, принадлежит другой женщине. Но… лучше перестраховаться. Меньше контакта — меньше шансов, что моё сердце решит сыграть против меня.
В конце концов, если я собиралась выжить в этом мире и не повторить ошибок своей предшественницы, нужно было начинать именно с этого.
Долго сидеть и гонять в голове лишние мысли я не хотела. Вместо этого решила, что невероятно, до щемящей дрожи, хочу прогуляться. Я так давно не ощущала на коже теплый, свежий ветер, не слышала, как улица дышит своей жизнью.
Открыв шкаф, я замерла. Передо мной висел целый ряд красивой традиционной японской одежды — кимоно и юкаты разных цветов и тканей, аккуратно развешанные по цветам. Хоть этот мир и был странной смесью всего фэнтезийного, антураж здесь явно отдавал Японией, и это придавало месту особую самобытность, будто я шагнула в иллюстрацию старинной гравюры.
Мой взгляд зацепился за голубую юкату из лёгкого шёлка — она была удивительно нежной и легкой. Я протянула руку и, почти трепетно, сняла её с вешалки. К счастью, в прошлой жизни я увлекалась культурой Японии и азиатской модой, так что хотя бы представляла, как ее надеть. Иначе это могло бы обернуться настоящей катастрофой.
В коридоре меня поджидала обувь. Та самая — деревянные сандалии на высоких подставках, которые я прежде видела только в фильмах. Я вздохнула. Всё моё тело протестовало против идеи надеть их, но желание выйти оказалось сильнее страха. С опаской ступив в сандалии, я вдруг почувствовала, что они… удобны. Подозрительно удобны. Возможно, здесь они были зачарованы, ведь ступать в них было так же легко, как в мягких тапочках.
Я взяла с собой небольшую сумочку и немного денег, найденных среди вещей, и наконец-то открыла дверь.
Первый порыв тёплого ветра ударил мне в лицо, и я едва не расплакалась. Всё внутри отозвалось сладкой, почти забытой тоской по самым простым радостям: по воздуху, что не пахнет больничной стерильностью, по звуку шагов на каменной мостовой, по шуму далёких голосов.
Теперь у меня было всё, чтобы жить счастливой жизнью. И в этот момент я была на седьмом небе от счастья.
Смешанный город оказался зрелищем, от которого невозможно было отвести взгляд. Здесь, на узких улочках, переплетались самые разные судьбы и лица. Мимо проходили высокие мужчины с кошачьими ушами, девушки с хвостами, мерцающими на солнце, широкоплечие торговцы, чьи тени напоминали силуэты зверей, и хрупкие фигуры, в которых угадывались отголоски древних духов.
Чистокровных екаев я пока не встретила, похоже, в наше время они были редкостью. Но даже среди горожан с примесью человеческой крови можно было уловить клановую принадлежность, если приглядеться. У некоторых это проявлялось в цвете глаз, у других — в лёгкой ауре, что витала вокруг.
Например, мне навстречу шла девушка. С каждым её шагом воздух вокруг становился чуть прохладнее, и, когда она оказалась совсем близко, я ощутила, как мои ресницы покрылись крошечными капельками инея. Не больно, но ощутимо, как утренний мороз, что щекочет кожу.
Я проводила её взглядом, и внутри всплыло почти уверенное предположение: в её жилах текла кровь сильного екая, связанного с ледяной магией. Что-то вроде Юки-онны из легенд моего мира — той, что гуляет в снежную ночь и оставляет за собой следы, ведущие в вечную зиму.
Я неспешно прошлась мимо нескольких чайных. Внутри они были шумными, почти базарными — ни намёка на тихий уголок, где можно посидеть и насладиться напитком. Десерты, что подавали к чаю, показались мне однообразными: пирожки, печенье, да парочка видов сладкого риса. Вкусно, но… ужасно скучно.
И тут в голове вспыхнула идея. Та самая, что я совсем недавно озвучила доктору, ещё в своей прежней жизни. Магическое кафе. Место, где можно будет попробовать всё: от необычного кофе, меняющего вкус в зависимости от настроения, до пирожных, тающих на языке, оставляя сладкое послевкусие с оттенком магии.
Я поймала себя на том, что уже мысленно расставляю столики у окна и подбираю шёлковые шторы под цвет светильников. Чем больше я разглядывала эти чайные, тем менее безумной казалась моя задумка.
Пройдя чуть дальше, я увидела перед собой рынок.
Он встретил меня пёстрой картиной: длинные ряды фруктов, сияющих так, будто их только что сняли с ветки; горки сушёных сладостей, источающих густой медовый аромат; и лавки с магическими ингредиентами, каждый из которых выглядел загадкой, ждущей своего часа.
Разобравшись с местной валютой, я купила немного продуктов, и пока пухленький, весёлый продавец втягивал меня в разговор о сортах фруктов, рассказывая, какой из них лучше подойдёт для варенья, краем глаза я вдруг заметила его.
Невероятного красавца.
Да, чего уж скрывать, у меня всегда была слабость к симпатичным мордашкам. А если к этому прилагался добрый характер… ну, что тут скажешь — это был джекпот.
Парень был высоким и мощным, словно статуя, выточенная из камня, но при этом в его облике не было грубости, лишь благородная стать. Лицо с чёткими, приятными чертами притягивало взгляд. Его тёмная юката была небрежно распахнута до середины груди, и ткань чуть смещалась при каждом движении, открывая великолепный вид на татуировку — сложный узор, уходящий от шеи вниз, на широкие плечи и грудь.
В нём было что-то притягательное до невозможности, словно невидимая нить тянулась от него ко мне, не позволяя отвести взгляд. Я ловила каждую мелочь: лёгкий поворот головы, медленное движение плеч, едва заметную трещинку на губах. Он словно не просто стоял здесь, а заполнял собой всё пространство вокруг.
Где-то сбоку всё ещё звучал голос продавца, он распылялся, уговаривал, пытался снова втянуть меня в разговор, но его слова проходили мимо. В тот момент я была потеряна для общества и полностью принадлежала этому мгновению.
И только когда тот самый парень вдруг поднял взгляд и встретился со мной глазами, я очнулась. В его тёмных зрачках мелькнул немой вопрос, а в прищуре — лёгкое раздражение, будто я вторглась на чужую территорию. От этого взгляда в груди что-то болезненно сжалось.
Я поспешно пробормотала прощание продавцу, развернулась и почти бегом покинула рынок, чувствуя, как пылают щёки. Но даже среди уличного шума и запахов прилавков его взгляд всё ещё стоял перед глазами.
Домой я вернулась запыхавшаяся, вся красная — то ли от быстрой ходьбы, то ли от смущения. Сердце всё ещё билось чуть быстрее, чем следовало. Я сама не понимала, почему на меня так подействовала его приподнятая в немом вопросе бровь и тот пронзительный, почти ощутимый взгляд. Казалось, он видел во мне что-то большее, чем просто странную девушку на рынке.
Парень был и вправду эффектным. Даже слишком. В момент, когда мы встретились глазами, мне почудилось, что в его зрачках мелькнула вертикальная полоска, как у хищника. Это было странно, непостижимо… и безумно красиво.
Стряхнув с себя наваждение, я быстро приготовила себе что-то простое поесть, а потом позволила прохладной воде в ванной смыть усталость и остатки дневного волнения. Кожа приятно пощипывала, а мысли постепенно успокаивались.
С опаской легла в мягкую постель, в которую уже успела влюбиться, и сжала кулак под одеялом, словно проверяя, что моё тело по-прежнему здорово и послушно. Я надеялась, что всё это не окажется сном и что завтра я снова проснусь в этом уютном мире, с целым кошельком монет и новыми возможностями.
Но стоило глазам закрыться, как в темноте всплыл его образ. Почему-то это воспоминание не разжигало тревогу, а, наоборот, принесло странное спокойствие. И, не заметив, как, я уснула с едва заметной, но тёплой улыбкой на губах.
Ещё не зная, что этим днём я успела нарушить два из трёх пунктов своего тщательно составленного плана…
Боль в коленях была невыносимой, словно острые иглы впивались в кожу и медленно проворачивались внутри. Хотелось закричать, разрыдаться, упасть, но я не могла. Я должна была стоять.
Передо мной возвышалась женщина — высокая, статная, с осанкой, от которой хотелось инстинктивно опустить взгляд в пол. Её рыжие лисьи уши дрожали от гнева, а за спиной тихо колыхались девять роскошных хвостов.
— Сколько можно тебе говорить? — её голос был странной смесью: ярость и презрение прятались за удивительно ровной, почти ленивой интонацией. — Тебе нельзя выходить к другим детям, ты заразишь их своим уродством. За что мне вообще кицуне-мать послала такое отродье?
Каждое слово било сильнее, чем любая пощёчина. От них хотелось выть, рыдать, уткнуться в руки, спрятаться. Боль в коленях отступила, уступив место жгучей, удушающей обиде. Я хотела возразить, сказать хоть что-то, но…у меня не получалось.
Женщина, не спеша, запахнула свой дорогой наряд, подошла ближе и резко ударила меня ладонью по лицу. Щёка загорелась огнём, и этот жар оказался куда сильнее боли в коленях.
— Стой на фасоли и думай о своём поведении.
Она ещё раз смерила меня взглядом, в котором я видела не просто презрение, а полное отрицание моего существования. Затем развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что стены задрожали.
Я осталась одна, с пылающей щекой, затёкшими ногами и горлом, сжимаемым комом слёз.
Комнатка, в которой я оказалась, была чуланом — тесным, душным, и, что было хуже всего, абсолютно лишённым света. Темнота висела вокруг вязким туманом, в котором тонули стены, и от этого внутри всё холодело. Я всегда боялась темноты. Ещё в детстве она казалась мне живой, готовой в любой момент протянуть ко мне невидимые щупальца и поглотить.
И когда я поняла, что никто не придёт, никто не распахнёт дверь и не скажет: «Всё в порядке, выходи», — что-то внутри меня надломилось. Слёзы хлынули сами собой. Я задыхалась от рыданий, отчаянно закусывая губу, пока не почувствовала привкус крови.
***
Я вырвалась из сна, словно меня выдернули из ледяной воды. Воздуха катастрофически не хватало. Я хватала его ртом, словно голодная, судорожно втягивая каждую порцию. Сердце стучало как безумное, гулко отдаваясь в висках. Сквозь мутную пелену слёз я увидела над собой знакомый расписной потолок, но сразу этого не осознала.
Минуты тянулись бесконечно. Двадцать… может, больше. Я плакала, пока силы не оставили моё тело, и лишь тогда поняла: я больше не стою коленями на фасоли. Я вообще не в чулане.
Осторожно, всё ещё дрожа, я протянула руку в сторону, нащупала на стене резной переключатель и щёлкнула им.
Мягкий, тёплый свет магических ламп залил комнату, развеивая мрак и мои панические видения. Это была моя спальня. Чистые простыни, низкий столик у окна, аккуратно сложенные вещи… всё спокойно, тихо, безопасно.
— Это был… сон… — прошептала я, изо всех сил пытаясь унять бешеный ритм сердца, стук которого гулким громом отдавался в ушах. Грудь сдавило так, что казалось — ещё чуть-чуть, и я потеряю сознание. Я обхватила себя руками, словно пытаясь согреть изнутри, и вернуть ощущение, что мир подо мной всё ещё устойчив.
Но это был не просто сон.
За одну ночь я прожила всю жизнь Юкино — от первого крика в колыбели до вчерашнего утра. Я видела, как в её руках расцветают весенние цветы, ощущала тяжесть меча, который она держала слишком рано для ребенка. Не просто наблюдала, а была ею.
Теперь мы были неразделимы. Её воспоминания стали моими, мои мысли — её, наши характеры переплелись. И в этом было что-то пугающе естественное.
Удивительно, но вместо страха я ощутила странное тепло. Мы с Юкино были похожи. Одна и та же упёртость в глазах, умение стиснуть зубы и идти вперёд, даже если сил почти нет. Разница была лишь в том, что судьба повела нас по разным дорогам.
В детстве меня забрала из семьи служба опеки, и, как бы странно это ни звучало, я всегда считала, что мне повезло. Но вот Юкино… ей судьба такого шанса не дала. Её детство было пропитано болью и унижениями, и особенная жестокость исходила от того, кто по идее должен был быть самым близким человеком, от матери.
Великая глава клана, сильнейшая во всём регионе, не смогла смириться с тем, что её дочь родилась белой лисицей. Для неё это было не благословение, а позор, пятно на идеальной родословной. Служанки, не упускавшие случая уколоть и отыграться за собственные обиды, шептали мне со зловещим удовольствием, что в тот день, когда мать впервые увидела Юкино, она сразу же отдёрнула руки, будто прикоснулась к чему-то мерзкому и грязному.
После такой жизни решение покинуть родные земли и переехать сразу по достижении совершеннолетия казалось единственным возможным.
В смешанном городе всё иначе. Здесь никого не волнуют древние предрассудки и пустые суеверия. Даже если кто-то из кицуне и сторонился меня, это всего лишь несколько человек, а не весь город. Здесь можно дышать полной грудью… или хотя бы пытаться.
Я утерла слёзы тыльной стороной ладони и, сделав глубокий вдох, поднялась с кровати. Ноги были ещё чуть ватными, но послушными. Я вошла в умывальню, плеснула на лицо прохладной воды и почувствовала, как капли стекают по коже, смывая остатки сна и тяжёлых мыслей. Сделав несколько глотков чистой воды, медленно вернулась в комнату.
И тогда мой взгляд снова упал на зеркало.
В нём отражалась всё та же девушка, чья красота казалась неземной: длинные серебристые волосы, мягкий изгиб шеи, пушистые лисьи ушки, мерцающие при свете лампы. Но теперь, в отличие от того первого момента, я не чувствовала, что смотрю на чужое лицо. Каждая черта, изгиб губ, блеск в глазах… всё это было моим.
Этой ночью я окончательно переродилась, как Юкино Харухимэ — проклятая наследница великого клана.
***
Огромное спасибо за награды, Gabriel Cipher, анонимные пользователи
После целого года безделья в больничной палате я уже просто не могла сидеть на месте. Каждая клеточка моего тела жаждала движения. Мне хотелось идти куда угодно, лишь бы чувствовать под ногами землю, вдыхать воздух, слышать шум улиц.
За те несколько дней, что я прожила в этом удивительном городе, я успела обойти почти все улочки, заглянуть в самые укромные закоулки и даже завести знакомства. Особенно меня притянул рынок — шумный, пёстрый, наполненный ароматами свежей выпечки, пряностей и фруктов.
Там я и подружилась с парой милых торговцев. Каждый день, идя за свежими продуктами, я пробовала что-то новое: странные фрукты с нежным ароматом, овощи, которые невозможно было встретить в моём мире. Со временем мы начали общаться всё теплее, и эти встречи стали чем-то вроде моего маленького ритуала.
В тот день, едва я появилась у знакомых рядов, меня тут же заметила Мидори — добродушная женщина с круглым лицом и глазами, которые светились теплом. Увидев меня, она широко улыбнулась и, отложив товар, замахала рукой, подзывая:
— Милая, ну наконец-то! Иди-ка сюда, я тебе кое-что покажу.
Я ускорила шаг и подошла к её лавке. Мидори держала в руках необычный плод. Он был похож на крупную клубнику, но поверхность переливалась всеми цветами радуги.
— Красота, правда? Это радужная хосига, редкость даже в нашем городе. Говорят, если съесть её в одиночестве — вкус будет обычным, но если разделить с тем, кого любишь… — она многозначительно улыбнулась, — …то она раскроет своё настоящее волшебство. Знаю, ты ведь любишь всякие диковинные штучки. Попробуй одну, — Мидори протянула мне чистую ягодку.
Отказываться я, конечно, не стала. Плод оказался удивительно крупным, едва помещался в ладони. Первый же укус заставил мои уши предательски дёрнуться от удовольствия, сладость мягко накрыла, но за ней последовал лёгкий, едва уловимый холодок, как утренний ветерок в начале весны. Вкус был похож на клубнику… и в то же время совсем не похож. Он будто раскрывался слоями, меняясь с каждым мгновением. Я точно знала, что никогда в жизни не пробовала ничего подобного.
Я увлеклась настолько, что не заметила, как капля прозрачного сока скатилась по пальцу, оставив за собой блестящую дорожку. Ещё секунда — и она грозила упасть прямо на моё кимоно. Я уже открыла рот, чтобы попросить у Мидори платок, но… меня опередили.
Прямо на уровне моих глаз появился платок из тончайшего белого шёлка, а следом за этим, откуда-то из-за моего плеча, раздался глубокий, бархатный голос:
— Возьмите.
Я быстро дожевала ягодку и осторожно взяла платок, стараясь не коснуться протянувшей его руки. Сердце почему-то забилось чуть быстрее, а пальцы, сжимавшие ткань, оказались теплее обычного.
— Спасибо, — выдохнула я, оборачиваясь, чтобы взглянуть на своего неожиданного спасителя.
Но стоило мне увидеть его, как все мысли разом вылетели из головы. Мой язык будто забыл, как произносить звуки, а я сама превратилась в безмолвную статую, способную лишь глупо хлопать ресницами.
Это был он. Тот самый красавчик, чей взгляд на рынке несколько дней назад зацепил меня так, что сердце сбилось с ритма. И вот теперь он стоял передо мной — живой, близкий, такой, что до него можно дотянуться рукой.
Я почувствовала, как к щекам поднимается жар. Особенно от того, что он, не отводил взгляд, словно изучал каждую черту моего лица. Я сглотнула, попыталась собрать мысли в кучку и, наконец, выдавила из себя тихое, смущённое:
— Я постираю и верну вам платок…
Вблизи он оказался ещё более невыносимо великолепным. Широкие плечи, мощная шея, и этот запах… густой, обволакивающий, как осенний вечер у камина — кофе с корицей. Я на мгновение прикрыла глаза, впитывая его, и едва не забыла, что мы вообще разговариваем.
— Не стоит, — он чуть склонил голову, и на губах заиграла заразительная, уверенная улыбка. — Можете оставить себе… как напоминание о моей доброте.
Он выдержал паузу и добавил, глядя прямо в глаза:
— Но я был бы не против прогуляться с вами, прекрасная незнакомка.
От такого прямого заигрывания я почувствовала, как уши предательски дрогнули, а затем прижались к голове. Вот уж от кого я точно не ждала удара в спину, так это от собственных ушей!
— Ой… — тихонько вырвалось у меня, и я поспешно прикрыла их ладонями, надеясь, что он этого не заметит.
Конечно, заметил. Его взгляд стал чуть теплее, в уголках глаз притаилась едва заметная улыбка, словно он уже считал меня чем-то… очаровательным. А я, вместо того чтобы отвести глаза, всё продолжала тонуть в его, забыв обо всём на свете.
— Ваши прелестные ушки подсказывают мне, что вы совсем не против, — его голос стал мягче, но в нём по-прежнему скользило озорство. — Но всё же, — он чуть склонился ближе, — я бы хотел услышать это лично от вас.
Мужчина улыбнулся так, что у меня внутри всё перевернулось. Казалось, мой мозг просто вытек… да, именно через те самые уши, которые его так позабавили.
— Я… да… конечно, — выдохнула, чувствуя, как голос предательски дрожит. Пришлось прокашляться, чтобы вернуть себе хоть каплю достоинства. — Я не против с вами прогуляться. Куда вы предлагаете сходить?
— Почему бы нам не зайти в чайную? Мы сможем спокойно поговорить, узнать друг друга лучше… и всё это за чашечкой чего-то тёплого и ароматного.
Он протянул мне локоть — не просто жест вежливости, а по-настоящему галантное приглашение. Я невольно задержала взгляд на его руке, ощущая внутреннюю борьбу: принять или сделать вид, что не поняла намёка?
Такое прямое внимание смущало меня до дрожи. Раньше со мной ничего подобного не происходило. Ни в моём прежнем мире, ни в этом. У меня всегда была одна-единственная цель: выжить. И любые романтические увлечения казались пустой тратой сил и времени.
Но как бы я ни пыталась держать лицо, внутри меня что-то тепло расправляло крылья. Это внимание… оно льстило. Оно грело. И, если быть честной, чертовски радовало. Ведь красивый парень так открыто проявлял симпатию именно ко мне. И пусть я ещё не знала, куда это всё приведёт, но впервые за долгое время мне хотелось просто позволить себе плыть по течению.
Я ещё толком не придумала, как выкрутиться из этой ситуации, как этот обаятельный злодей начал мягко, но уверенно на меня давить.
— Как же зовут вас? — его голос был бархатным и чуть насмешливым, а взгляд — слишком пристальным, словно он читал мня, как открытую книгу. — Мне было бы очень интересно узнать о вас больше… намного больше.
И сидит, улыбается, чертёнок. Причём так, что хочется одновременно и спрятаться, и подойти ближе.
Мои уши стояли торчком, мех на них чуть взъерошился, а глаза и мысли бегали в разные стороны, словно испуганные воробьи. Я смотрела куда угодно, только не на него.
Вот же вляпалась. Я-то прекрасно знала, чем всё это закончится — и для меня, и для тех, кто по глупости решит влезть в отношения главных героев, которые в книге были буквально созданы на небесах.
Он может сколько угодно улыбаться, говорить комплименты и подсовывать мне шелковые платки, но как только появится оригинальная главная героиня, мои шансы испарятся. Нет, даже не испарятся — уйдут в минус. Причём с положительной вероятностью того, что меня ждет какая-нибудь темница… или, что ещё хуже, возвращение в клан.
«Нет. Нет. Нет! — я мысленно заорала, так что даже в груди защемило. — Я никогда не вернусь в клан!»
Я решительно отогнала эту мысль, но, бросив на него осторожный взгляд, всё-таки продолжила внутренний диалог с самой собой:
«Ну… может, если стараться не пересекаться с ними и не делать ничего, что разозлит Харуку, всё это пройдёт мимо меня. Может…»
Собравшись с мыслями и загнав сердце обратно на положенное место, я постаралась ответить ему как можно спокойнее. Но, как я ни пыталась, в голосе всё равно проскальзывали смущение, осторожность и тень недоверия:
— Юкино Харухимэ. Приятно познакомиться, — выговорила я и, пытаясь смягчить момент, изобразила улыбку… но по ощущениям вышло скорее что-то вроде оскала.
— Снежная принцесса весны… — медленно произнес Рэн, будто пробуя имя на вкус. — Какое красивое имя, прямо под стать вам.
Он не отрывал взгляда, и мне на мгновение показалось, что я утону в этих глубоких, светло-серых глазах.
— Спасибо, — пробормотала, чувствуя, как щеки предательски нагреваются.
Как бы я ни старалась держаться холодно и отстранённо, Рэн обладал каким-то магнетизмом. Его улыбка была опасным оружием, ей вполне под силу было растопить сотню ледников.
— Юкино, расскажите… чем вы занимаетесь? Что вам интересно? — его голос был мягким, но в нём слышалось неподдельное любопытство.
— Я… ну… — я замялась. Признаться, что толком ничем не занимаюсь, было стыдно. Я судорожно пыталась придумать что-то приличное, и тут шум от одного из посетителей подкинул мне блестящую идею. — Кафе. Я планирую открыть своё кафе. С вкусными напитками и сладостями. А из интересов… люблю читать и гулять.
Рэн чуть приподнял брови, и в его взгляде мелькнуло настоящее удивление. Кажется, он не ожидал от меня подобного. Но что ж… удивлять я умела.
И, как ни странно, именно эта его реакция окончательно меня успокоила. Мои уши вернулись в привычное положение, а сердце перестало стучать где-то в горле, возвращаясь на своё место в груди.
— Как необычно… Думаю, это вам подходит. Вы уже нашли здание? Сотрудников? Я мог бы помочь. У меня… маленький семейный бизнес, которым управляли несколько поколений нашей семьи, так что кое-что в этом я понимаю.
Он всё ещё улыбался, так ослепительно, что я почти физически ощущала, как таю. Ну как он так может? Улыбается, говорит такие тёплые слова, предлагает помощь… Не влюбиться в него — это, кажется, что-то из разряда невозможного. Но я всё же попробую. Хотя в глубине души уже знала, что провал близок.
— Нет, пока это только задумка, — призналась, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Думаю, скоро начну искать здание, а сотрудники мне не нужны. Я хочу заниматься этим сама: печь сладости и заваривать самые вкусные напитки. Это моя маленькая мечта.
И я даже не соврала… Ещё до болезни я работала в кафе, и мне нравилось. Там всегда было тепло, пахло свежей выпечкой и кофе, и мне было приятно дарить людям ту атмосферу уюта, которую сама так любила — через улыбку, через вкусно сваренный капучино.
— Сами? — он чуть склонил голову и снова улыбнулся. — Вы не перестаёте меня удивлять, Юкино. Ещё немного и моё сердце окажется в вашей безраздельной власти.
Рэн произнёс это почти мурлыкая, и слова, хоть и смущающие, ложились на слух так мягко, что сердце у меня начинало колотиться быстрее. А вместе с ним — и ушки… Предатели.
Мы ещё немного поболтали о погоде, о сладостях, и, когда вышли из чайной, вечер уже окутал улицы мягким полумраком.
— Можно ли вас проводить? — он галантно подставил мне локоть, как и днём. — Уже довольно поздно, и я бы не хотел, чтобы с вами случилась беда.
Я не стала спорить. Осторожно положила руку на его, и даже сквозь ткань юкаты ощутила, какой он тёплый.
Такой близкий контакт сводил меня с ума. Не зря он главный герой: красивый, обаятельный, и от него исходили едва ощутимые, но мощные волны силы. Это чувство было слишком явным, чтобы списать его на фантазии. Очевидно, он точно не человек. Вот только кто он — для меня оставалось загадкой. В книге до этого момента мы не дошли, а сама я в этих местных расах разбиралась, мягко говоря, поверхностно.
Мы шли рядом, и я ловила себя на том, что невольно подстраиваю шаг в его ритм. Он проводил меня до дома, и, уже на крыльце, его пальцы осторожно коснулись моих ушек. От этого лёгкого движения по телу прокатилась дрожь, будто сквозь меня прошёл тихий, но мощный разряд тока.
Я смотрела на него, пытаясь вспомнить, как дышать. Он же просто стоял и улыбался, так, словно видел меня насквозь.
«Нет, Юкино, не вздумай… Не вздумай! — шипела я сама на себя. — Это плохая идея. Очень плохая. Сюжет книги против тебя, главная героиня где-то рядом, ты — лишняя. Просто поблагодари и уходи. Да, уходи. Вот прямо сейчас».
…Но ноги не слушались.
— Что я наделала?.. — это была моя первая мысль, как только я открыла глаза. А за ней, будто ледяной дождь, обрушились неутешительные выводы: меня теперь точно либо убьют, либо бросят в темницу.
Вчерашний вечер упорно не хотел укладываться в рамки логики. В моём плане всё было просто. Чёткий список действий… и я умудрилась провалить каждый пункт. Особенно третий.
Я влюбилась.
И, что самое странное, мне стало смешно, до абсурда смешно, от того, насколько быстро и просто это произошло.
Рэн… он был восхитительным. Словно самими небесами создан как моя идеальная пара. Его улыбка грела сильнее солнца, а взгляд цеплял так, что уже не хотелось вырываться. И всё же я знала, знала этот чёртов сюжет наизусть. Мне отведена роль злодейки. Той, что страдает от неразделённой любви, совершает глупости и мешает главной героине. Я не должна быть центром этой истории.
Но с моим появлением здесь всё уже пошло не по плану.
В книге не было попаданки. Не было магического кафе. И уж точно первая встреча Юкино с Рэном выглядела совершенно иначе.
Так почему теперь, в этой новой, изменённой реальности, я не могу быть главной героиней? Почему должна смириться с ролью, которую мне навязал кто-то другой?
Я достойна лучшего. Достойна счастья. И, судя по тому, как он вчера на меня смотрел, Рэн… явно заинтересован во мне.
Выпив свой кофе с корицей, я почувствовала, что готова покорять этот мир.
Глоток за глотком я как будто возвращала себе силы, а аромат корицы ласково подталкивал: вперёд, действуй.
Планы на день были… грандиозные. Идея об открытии собственного кафе стала моим навязчивым спутником: она приходила в голову в больничной палате, шепталась во время прогулок, подкрадывалась в каждом разговоре. Так почему бы и правда не открыть его?
С торговцами я уже сдружилась, они улыбались мне как старой знакомой, а значит, проблем с поставками точно не будет. Осталось «всего лишь» найти здание, оформить всё в городском управлении… и убедить саму себя, что я справлюсь.
Я как раз переодевалась, собираясь в город, когда в дверь моей квартиры постучали.
Это меня насторожило. Настолько близких знакомых, чтобы они приходили без предупреждения, у меня здесь точно не было.
— Кто там? — я прижала уши, инстинктивно ожидая подвоха.
— Рэн, — из-за двери раздался тот самый бархатный голос, от которого у меня неизменно учащался пульс.
Услышав это, я заметалась по квартире, как мышь, которую застали в кладовой: сгребла бардак в шкаф, пригладила торчащие волосы, сунула гребень обратно на стол… и почти на световой скорости подлетела к двери.
Когда я её открыла… мир будто сделал паузу.
Рэн стоял на пороге во всей своей безупречной красе, и, что обидно, выглядел так, будто специально пришёл, чтобы лишний раз напомнить мне, что я смертельно уязвима к этому мужчине.
Казалось, он был ещё красивее, чем обычно. Или это я уже совсем пропала?
— Доброе утро, Юкино, — он чуть склонил голову, и солнечный луч, словно по чьей-то задумке, упал на его волосы, заставив их мягко блеснуть.
— Эм… утро, — выдавила я, всеми силами стараясь сделать вид, что не разглядываю его слишком откровенно. Хотя, кого я обманываю? Разглядывала. И ещё как.
— Можно? — он кивнул в сторону квартиры.
Я зависла на пару секунд.
Можно? Нет, конечно, нельзя! Тут же… стопка немытой посуды в раковине, крошки на столе, и моя гордость — плед с клубничками, растянувшийся на диване.
— Я… э-э… может, мы… — попыталась я дипломатично предложить альтернативу, но он уже переступил порог. Чёрт.
Рэн окинул взглядом комнату, задержав его на кружке с остатками кофе, потом на стопке книг, а затем — на том самом пледе. Его улыбка стала чуть мягче, теплее.
— Уютно, — произнёс он, и в его голосе не было ни тени насмешки, только тёплое одобрение.
Я фыркнула, стараясь спрятать в этом звуке тот факт, что внутри меня уже расправили крылья целая стая бабочек.
— Ну, если тебе уютно среди хаоса… — пробормотала я, опустив взгляд, чтобы он не заметил, как уголки губ сами собой предательски приподнимаются.
Он подошёл ближе, и всё вокруг будто сжалось, оставив нас наедине в крошечном пространстве, где слышно только наше дыхание.
— Я пришёл пригласить вас на прогулку. Куда бы вы хотели сходить?
Я чуть приподняла бровь.
Хм… вариант неплохой. Кто знает, может, он сможет мне помочь?
— Собиралась присмотреть место для будущего кафе, — ответила, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя внутри уже мелькнул азарт. — Если вы знаете что-то подходящее, я была бы благодарна за помощь.
И, чтобы уж наверняка обезоружить его, прижала ушки к голове. Не слишком явно, но достаточно, чтобы они выглядели чуть трогательнее обычного.
Рэн, конечно, заметил. В его глазах промелькнула тень улыбки, опасно тёплая и чуть лукавая, как у охотника, который видит, что добыча сама вышла на свет.
— В таком случае, думаю, у меня есть кое-что, что вам понравится.
Мы вышли из квартиры, и он предложил локоть, как делал это прежде. На этот раз я даже не колебалась, просто вложила свою руку в его. Было почти… привычно. И слишком приятно.
Шли мы недолго. Рэн почти не говорил, только иногда бросал на меня короткие взгляды и чуть улыбался, так, будто знал о моих мыслях больше, чем я сама. А мысли у меня… да, они всё ещё кружились вокруг того легкого, почти невесомого поцелуя в щёку. Стоило вспомнить — и внутри всё сжималось от тепла и смущения, а щеки наливались жаром. Даже ушки, эти маленькие предатели, выдавали меня, слегка дёргаясь от волнения.
Когда впереди показалось здание, я непроизвольно замедлила шаг. Оно было похоже на традиционную японскую чайную, но в архитектуре неожиданно угадывались изящные европейские линии — высокие окна с тонкими переплётами, изысканный кованый балкончик. Смешение стилей оказалось таким гармоничным, что я едва удержалась, чтобы не выдохнуть вслух восхищённое «вау».
— Хозяйка? — я замерла, не понимая, что вообще происходит.
— Всё верно, — спокойно кивнуло странное существо. — У вас есть сила пробудить это место ото сна.
— Ото сна?.. — я нахмурилась. — Что это вообще значит? И кто ты такой?
— Я дух этого здания, — с достоинством ответил он, сложив лапки за спиной, будто какой-нибудь мудрый старец. — Моя задача помогать достойным людям дарить радость другим. Первый хозяин поручил мне это несколько сотен лет назад, и с тех пор я исполняю его волю.
Слова прозвучали так торжественно и убедительно, что у меня голова пошла кругом.
Я резко обернулась к Рэну, надеясь, что он хотя бы внесёт ясность. Но вместо этого увидела его хитрую, довольную улыбку. И всё стало предельно ясно. Он знал. Знал с самого начала.
— Что это за здание? — выдохнула я, чувствуя, как в голосе вместо растерянности появляется твёрдость. — Ты же всё с самого начала знал.
Это не был вопрос, скорее обвинение. А ещё я поймала себя на том, что перешла на «ты». Но Рэн, кажется, был только рад этому, в его глазах сверкнула искра, а губы тронула ещё более обольстительная улыбка.
Он потянулся к моему ушку, слегка приподняв ладонь, будто хотел погладить и успокоить, но я увернулась.
Ещё чего. Не в этот раз.
Это не та ситуация, где можно отделаться ласками и игривыми жестами. Мне нужны были настоящие ответы, а не очаровательные улыбки.
Рэн заметил мою жёсткость и вздохнул, словно смиряясь с тем, что придётся быть серьёзным.
— Да, я всё знал, — наконец признался он. — Это здание магическое. Когда-то им заведовал мой друг, но… — его голос на секунду потемнел, и в глазах мелькнула тень. — Смерть никого не щадит, даже тех, кто сильнее обычных людей.
Он сделал шаг ко мне ближе, и я заметила, что теперь в его взгляде нет игривости, только уважение.
— Увидев блеск в твоих глазах и твою решимость, я понял: именно ты сможешь пробудить это место ото сна. Особенно его кухню. На ней можно готовить не просто десерты, а такие, что способны менять судьбы. Настоящие волшебные десерты.
Я стояла, ошеломлённая, чувствуя, как в груди сплетаются страх и предвкушение.
— Что значит «волшебные десерты»? В чём их особенность? — спросила, чувствуя, как любопытство пересиливает осторожность.
Рэн открыл рот, но ответить не успел, его перебил тануки, гордо выпятив грудь и слегка прищурив глаза:
— У каждого хозяина рождаются свои, уникальные десерты и их волшебные свойства. Всё зависит от вас. Во время готовки вы должны думать не только о вкусе, но и о том, что хотите подарить гостю вместе с угощением. Это может быть мелкая удача, добрые сны или, скажем, избавление от усталости.
— Такое правда возможно?.. — слова сорвались сами собой, дрожащим шёпотом.
Мир пошатнулся. Я думала, что ищу просто уютное здание под кафе, а в итоге наткнулась на настоящую реликвию.
Где-то глубоко внутри зашевелился протест: всё это звучало слишком невероятно, слишком похоже на плод разыгравшегося воображения. Но потом я сама себе напомнила — я ведь уже пережила невозможное. Я буквально переродилась в другом мире. Так почему бы и не поверить в магические десерты? Может, это и есть мой шанс.
Похоже, у судьбы на меня были куда более грандиозные планы, чем я могла себе представить.
Я всё ещё пыталась уложить услышанное в голове, когда почувствовала лёгкое движение. Рэн, воспользовавшись моей задумчивостью, осторожно коснулся ушек. Его пальцы прошлись по ним так мягко и бережно, что они сами собой дёрнулись, выдавая моё смущённое удовольствие. Я вздрогнула, но не отстранилась. Наоборот — тёплое прикосновение успокаивало, словно говорило: «Ты в безопасности».
Сначала я хотела возмутиться — ну правда, разве прилично вот так гладить девушку без предупреждения? — но все слова застряли где-то в горле. Внутри разливалось странное тепло, а бабочки, как всегда, решили устроить фейерверк прямо у меня в животе.
— Ты… невозможен, — пробормотала, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
— О чём так задумалась? — мягко спросил Рэн. — Если о десертах, то я могу подтвердить: всё правда. Хоть я и пробовал их всего один раз в детстве, но впечатление осталось на всю жизнь. Это было пирожное с клубникой… оно подарило мне уверенность и удачу в исполнении мечты.
— Мечты? — я прищурилась, не удержавшись от лёгкой усмешки. — Тебе-то зачем нужна была уверенность? Мне казалось, она с тобой с самых пелёнок.
Он мягко усмехнулся, чуть опустив взгляд, будто вспоминая что-то далёкое:
— Да, думаю, это прозвучит смешно. Но в детстве я мечтал… всего лишь выпить чай со своим дедушкой. Он был строгим, не терпел слабостей и никогда не играл со мной. Но я всё равно обожал его.
От этой милой, трогательной истории я невольно посмотрела на Рэна иначе. В книге он был описан слишком поверхностно, как и сотни других главных героев: красивый, сильный, с налётом таинственности. Но для меня именно такие мелочи, как память о дедушке и робкая детская мечта, открывали в нём человека. Настоящего, со своими слабостями и светлыми воспоминаниями.
Было удивительно приятно, что он доверился мне, позволил заглянуть в те воспоминания, которые редко кому показывают.
Рэн поймал мой взгляд, и, кажется, понял всё без слов. Его губы тронула мягкая, понимающая улыбка.
— Ну что ж, хозяйка будущего кафе, — он чуть наклонил голову, и в его тоне зазвенела игривая нотка. — Попробуешь что-нибудь приготовить? Я готов стать жертвой твоих экспериментов.
Я рассмеялась, но в груди защемило от нежности. Он не просто поддерживал меня, а будто подталкивал к тому, чтобы я поверила в себя и сделала шаг навстречу своей мечте.
Пока я задавала вопросы тануки о прошлых хозяевах этого места и одновременно разбиралась с хаосом на кухне, Рэн вызвался сбегать на рынок и закупить ингредиенты для моей первой «пробы пера». Хоть он и настаивал, что останется рядом и поможет, я буквально вытолкнула его за дверь. Сосредоточиться рядом с ним было невозможно: стоило ему улыбнуться или случайно коснуться моей руки, и все мысли тут же превращались в беспорядок.
Тануки, как оказалось, был прекрасным собеседником, он рассказывал истории о прошлом здания так живо и эмоционально. Под его рассказ уборка превратилась в приятный процесс, и к тому моменту, как Рэн вернулся, кухня сияла чистотой.
— Я принёс всё самое необходимое, — с порога объявил он, и я заметила, что корзина в его руках явно была переполнена. — Ну что, решила, что будешь готовить?
Я лукаво прищурилась и спрятала улыбку.
— Это секрет. Хочешь понаблюдать?
Рэн рассмеялся низко и мягко, ему нравилась моя игривая сторона.
— С удовольствием бы остался, но у меня есть ещё одно дело. Обещаю вернуться прямо перед дегустацией.
Он поставил корзину на стол, сделал шаг ко мне ближе и, прежде чем я успела отстраниться, легонько потрепал меня по волосам. Его пальцы едва коснулись ушек, и я поймала себя на том, что стою неподвижно, словно зачарованная.
— Удачи, — прошептал он так близко, что дыхание коснулось моей щеки. — У тебя всё получится.
И когда за ним закрылась дверь, я почувствовала, как сердце предательски стучит.
Оставшись наедине с кухней и молчаливым, но внимательным тануки, я глубоко вдохнула.
В груди жгло лёгкое волнение, будто я стояла перед экзаменационным кабинетом, хотя на деле всего лишь собиралась приготовить десерт.
Я аккуратно разложила продукты, которые принёс Рэн: свежие ягоды, сливки, мука, сахар… всё выглядело так привычно, и всё же — будто притягивало взгляд особым блеском. Тануки, устроившийся неподалёку, наблюдал с той самой спокойной уверенностью, от которой становилось чуть не по себе.
— Помни, хозяйка, — мягко напомнил он, — главное не в рецепте. Подумай о том, что хочешь подарить гостю. Десерт станет сосудом для твоего чувства.
Я прикусила губу. А что я действительно хотела вложить? Для первой попытки… наверное, простое желание. Пусть это будет тепло. Чистая искренняя забота. Чтобы каждый, кто попробует, почувствовал себя в безопасности, словно дома.
Пока я взбивала сливки, аккуратно нарезала ягоды и раскладывала тесто по формочкам, внутри словно звучала тихая мелодия. Я думала о том, как в детстве сама мечтала о маленьких радостях — о кружке какао, о мягком пледе, о том, чтобы кто-то сказал: «Ты молодец». Именно это я хотела передать.
Когда пирожные подошли к готовности, кухня будто ожила. Аромат, тягучий, сладкий, с ноткой тепла и чего-то волшебного, заполнил всё пространство. Он был настолько ярким, что я сама удивлённо приподняла брови и глубоко вдохнула, словно боялась упустить хоть каплю этого чуда.
— Вот… — тихо выдохнула я, открывая духовку и осторожно доставая противень. Горячий пар обдал лицо, щеки вспыхнули, но я всё равно улыбнулась, как ребёнок, получивший долгожданную игрушку. Стараясь не дрожать от волнения, я переложила первые пирожные на блюдо.
Я смотрела на них, словно передо мной было не скромное угощение, а настоящее сокровище. В груди поднялась тёплая волна — смесь гордости, облегчения и… странного трепета. Как будто вместе с этими пирожными я достала на свет частичку себя.
Тануки подошёл ближе, понюхал, и его глаза довольно заблестели.
— Тепло, — сказал он коротко, но в этом слове было больше, чем можно было описать. — Вы смогли вложить его.
Я вдруг ощутила, как щеки заливает краска.
— Не верится, что у меня получилось … — призналась я шёпотом, и даже ушки предательски дрогнули, выдавая моё волнение.
И именно в этот момент дверь отворилась — Рэн вернулся. Он увидел блюдо, увидел моё смущение, и на его губах появилась та самая улыбка, от которой у меня всегда подкашивались коленки.
— Уже все готово, — произнёс он. — Тогда я вовремя.
Он без лишних слов подошёл ближе и опустился за стол. Его движения были привычно спокойными, но в этом спокойствии таилась какая-то опасная сосредоточенность, будто он готовился к серьёзному испытанию. А ведь это всего лишь пирожное.
Я осторожно поставила перед ним блюдо. Рядом стоял тануки, скрестив лапы на груди, и выглядел так, словно собирался судить на кулинарном турнире.
— Ну… — я нервно поправила выбившуюся прядь. — Попробуй.
Рэн взял вилку и отломил кусочек. В этот миг мне показалось, что время замерло. Я даже не дышала, следя за тем, как он подносит пирожное ко рту.
Его глаза чуть прищурились, а потом… на лице появилось выражение, которое я раньше у него не видела. Он будто на секунду стал совсем другим — мягким, уязвимым.
— Это… — он замолчал, словно подбирая слова. — Это напоминает дом.
Я удивлённо моргнула.
— Правда?
Он кивнул и чуть улыбнулся, но улыбка вышла светлой, почти детской.
— Тот редкий момент, когда я возвращался к дедушке и, несмотря на его строгость, чувствовал себя нужным. Будто меня ждали. Именно так это и ощущается.
Я ведь и правда думала о том, чтобы вложить тепло и ощущение безопасности. И он почувствовал именно это.
— Я же говорил, хозяйка, — вставил тануки с довольным видом. — Ваши десерты откликаются на ваши мысли.
Я смутилась и чуть прижала уши, не зная, куда деть руки. Но Рэн посмотрел на меня так серьёзно, что я тут же замерла.
— Юкино, — он произнёс моё имя так, будто пробовал его на вкус, — ты даже не представляешь, какой у тебя дар.
Я нервно хмыкнула.
— Это всего лишь пирожное.
— Нет, — покачал он головой. — Это больше, чем еда. Ты подарила мне кусочек самого дорогого воспоминания.
И от этих слов у меня вдруг предательски защипало в глазах.
Чтобы немного отвлечься от нахлынувших эмоций, я начала рассуждать вслух:
Кафе постепенно оживало. Ещё недавно пустое, холодное здание теперь наполнялось голосами, ароматами свежей выпечки и тихим смехом гостей. Каждый день приносил маленькую радость: довольные лица клиентов, оживлённые разговоры за столиками, уютное тепло, которое словно само по себе поселилось в этих стенах.
Рэн же стал частью этого уюта так же естественно, как запах свежеиспечённых булочек. Он приносил необходимые ингредиенты, легко поднимал тяжести, чинил крышу, стоя на солнце с обнажёнными руками, и задерживался допоздна «на чай», хотя прекрасно знал, что я давно раскусила его. На самом деле он просто хотел проводить со мной больше времени, что определенно мне льстило. Но привычка поддразнивать меня оставалась за ним неизменно.
— Знаешь, — протянул он с нарочитым серьёзным видом, прищурившись, — твои порции слишком малы для мужчины вроде меня.
— Если бы ты меньше болтал и больше жевал, то наелся бы и крошкой! — парировала я, хотя уголки губ уже предательски дрожали от улыбки.
Он хмыкнул, довольный моей реакцией, а я, отвернувшись, поймала себя на том, что рука сама тянется к миске с тестом. Моя гордость бунтовала, но сердце подсказывало иное: замесить ещё одну порцию, только для него.
Так родилась наша негласная игра: он дразнил, я сердито фыркала, но каждый раз ловила себя на мысли, что жду его прихода. Что именно его взгляд ищу среди гостей. Что именно для него мне хочется печь особенные, «секретные» пирожные.
Даже тануки вмешивался: то якобы случайно подталкивал меня ближе к Рэну, то ворчал, что тот «слишком часто ошивается в чужом заведении», но хитрый блеск в его глазах выдавал, что он только рад нашим встречам.
Первые постоянные клиенты приносили с собой радость и уверенность: всё, что я строила, начинало оживать. Счастье было в простых вещах.
Но вместе с радостью в мою жизнь вошли и кошмары.
Каждую ночь, едва я закрывала глаза, передо мной появлялся чужой мир — искривлённый, искажённый, будто кто-то расколол зеркало и заставил меня смотреть на своё прошлое в уродливых обломках. Я шла по узким улицам, где здания тянулись ко мне мёртвыми пальцами, а окна смотрели пустыми глазницами. Воздух там был тяжёлым, вязким, и каждый вдох отдавался в груди болью, будто я пыталась дышать под водой.
И в самом сердце этого кошмара всегда ждала одна фигура. Моя мать. Высокая, скрытая в зыбкой тени, с глазами, в которых тлели угли. Она не делала ни шага, но я знала — всё вокруг двигалось только ради того, чтобы привести меня к ней.
— Недостойная! Лучше бы ты умерла! — её голос разрывал меня на части, оставляя рваные, кровавые раны.
Я пыталась убежать, но ноги увязали в чёрной жиже, поднимавшейся прямо из земли. Она липла к коже, стягивала дыхание, а чем сильнее я сопротивлялась, тем глубже погружалась в вязкую тьму. В ушах раздавался вой — не один голос, а сотни, переплетающихся в безумный хор. Они кричали одновременно, и внутри меня рождалось ощущение, что стоит мне задержаться хоть на миг, и я растворюсь, исчезну без следа.
Каждый раз, когда тьма почти затягивала меня с головой, я просыпалась с криком, в холодном поту, дрожа так сильно, что не могла удержать подрагивающие ушки. Сердце неслось, словно хотело вырваться из груди. И тогда, в полной тишине ночи, я чувствовала особенно остро, что этот сон был не просто игрой разума.
Особая природа кицуне всегда заключалась в иллюзиях. Чистокровных давно не осталось, но даже такие полукровки, как наш клан, были достаточно сильны. Я не сомневалась — кто-то нарочно насылает на меня эти видения, проверяет мою выдержку, пытается запугать. Но я знала точно: это не моя мать, ей никогда не было дела до меня. Значит, за кошмарами стоит кто-то другой.
То, что это происходит во сне, — верный признак его неспособности противостоять мне.
Я была сильнее. Пусть и давно не призывала эту силу, но белых кицуне не зря боялись испокон веков. Легенды, что называли нас проклятием, были лишь удобной выдумкой. Правда была в другом: такие как я могли убивать в иллюзии. Для обычных кицуне это лишь игра, их образы способны напугать, но не причинить настоящего вреда. Мои же — реальны, острее клинка, способные оставить рану не только в душе, но и на теле. И именно поэтому нас ненавидели, опасались и пытались сковать ненавистью, словно цепями.
После такой ночи сон больше не приходил. Я просто сидела на кровати, уткнувшись лицом в колени, пока дыхание постепенно выравнивалось. Когда за окном начали сереть рассветные сумерки, я заставила себя встать. Умыться, заплести волосы, пригладить непослушные прядки, накинуть рабочую одежду. Привычные движения помогали собраться с мыслями, возвращали меня в реальность.
Сегодня предстояло открыть кафе пораньше. Клиенты уже привыкли к сладкому запаху выпечки по утрам, и я не могла позволить себе подвести их только потому, что ночью бегала от кошмаров.
Когда я вышла на улицу, меня встретил туман. Каменные плиты мостовой блестели от ночной влаги, а воздух был холодным и влажным, прилипал к коже. В этом тумане город казался чужим, выцветшим и нереальным.
Я машинально подтянула шарф выше к лицу и двинулась к кафе. С каждым шагом сердце билось всё громче, будто предупреждало о чём-то, хотя причин тревожиться, казалось бы, не было. И когда дверь уже показалась сквозь белую дымку, я остановилась как вкопанная.
Прямо на пороге, свернувшись клубком, лежала белая кошка. Её шерсть была идеально чистой, будто снег, но глаза… они были открыты. Стеклянные, неподвижные, безжизненные. Казалось, они всё ещё смотрят — прямо на меня.
Это была угроза. Отвратительная, мерзкая по своей сути и в то же время ужасно глупая. Но достаточно явная, чтобы я чувствовала: на меня объявили охоту.
Мысли об этом терзали меня весь день. Я старалась улыбаться клиентам, приносить заказы вовремя, но сердце не находило покоя. В каждом шорохе чудился намёк, в каждом взгляде мимоходом проскальзывало подозрение.
Мысли путались, руки не слушались — всё валилось, словно сама реальность решила испытать меня на прочность. Даже обожглась, хотя обычно за плитой у меня движения были отточены до автоматизма. Боль быстро прошла, но неприятный осадок остался.
И как назло, Рэна не было рядом. Он уехал из города на несколько дней по каким-то важным делам, и пустота, которую он оставил после себя, оказалась слишком ощутимой. Не с кем поделиться тревогами, не от кого услышать привычное «ты справишься», произнесённое с его самоуверенной ухмылкой.
Тануки заметил, что со мной творится неладное, и буквально носился вокруг, ворчал, подталкивал к дивану и упрашивал хоть ненадолго прилечь.
— Глупая девчонка, — бурчал он, надувая щеки. — Ты же развалишься прямо здесь, посреди кухни.
— Не развалюсь, — отмахивалась я, не глядя на него.
Я не могла позволить себе сломаться. Не могла показать никому, даже ему, что тяжесть снов и сегодняшних событий давит слишком сильно. Я должна держаться. Иначе всё, что я построила, рассыплется, как карточный домик.
Полдень прошёл в напряжённом ожидании, и только под вечер, ближе к закрытию, я поняла, что интуиция меня не обманывала.
Когда я вынесла последний заказ, дверь с тихим звоном колокольчика распахнулась. В кафе вошла целая компания девушек. Четверо. Все — кицуне, и все как на подбор: высокие, стройные, с одинаково огненно-рыжими волосами, отливавшими золотом в свете лампы. Их шаги были уверенными, а улыбки — слишком вежливыми.
Я почувствовала, как тело напряглось ещё до того, как разум успел что-то осознать. По спине пробежал холодок, а ушки сами по себе прижались к голове. Эти девушки не просто заглянули выпить чаю. Они пришли ко мне.
— Добро пожаловать. Чем я могу вам помочь? — мой голос прозвучал ровно, хоть внутри всё было напряжено до предела.
Одна из девушек, с длинными, почти пылающими волосами, скользнула по мне насмешливым взглядом, оценивая.
— Мы бы хотели кофе, — произнесла она с тягучей вежливостью.
Они сделали заказ и прошли в центр зала.
Я старалась не показать тревоги. Но любое движение этих кицуне отзывалось во мне дрожью. Сердце билось слишком быстро, а интуиция шептала: с ними нужно быть осторожнее.
Когда заказ был готов, я аккуратно подошла к их столику и поставила перед ними чашки. Движения были отточенными, почти машинальными, я слишком хорошо знала, что не имею права на ошибку.
— Прошу вас, — сказала я и уже собиралась отойти.
Но вдруг одна из девушек специально уронила ложку, она звонко упала на пол.
— Ох, какая я неловкая, — её голос был наполнен притворным сожалением, а глаза блестели торжествующей насмешкой. — Не могли бы вы поднять?
Я глубоко вдохнула, пряча раздражение за привычной улыбкой.
— Конечно, — ответила так спокойно, как только могла, и нагнулась, чтобы поднять ложку.
И в тот момент, когда я уже собиралась выпрямиться, на голову мне хлынуло что-то обжигающе горячее, резкая боль пронзила кожу.
Они вылили на меня кофе.
Мир перед глазами поплыл. Горячая жидкость стекала по шее, обжигала руки.
— О боже, простите-простите, — протянула виновница, картинно прижимая ладони к губам.
В этих словах не было ни капли раскаяния. Я видела — уголки её губ дрожали от сдерживаемого смеха, а глаза откровенно сияли удовлетворением.
Остальные девушки переглянулись, и я видела, как они наслаждаются каждым мгновением моего унижения.
Внутри меня всё рвалось наружу — хотелось закричать, разбросать чашки, стереть с их лиц это превосходство. Хотелось показать им, кто я есть на самом деле. Но я сжала зубы так сильно, что они заныли, и заставила себя выпрямиться.
— Ничего страшного, — произнесла я ровно, как будто ничего не случилось. Голос дрожал, но я надеялась, что они этого не услышали. — Всякое бывает.
Я чувствовала, как спина покрылась мурашками, от холода и унижения одновременно. Моя рука, державшая ложку, дрожала, но я спрятала её за спиной. Не сейчас. Я не дам им повода назвать меня слабой.
Тануки, стоявший у стойки, уже сорвался с места, его глаза полыхали гневом. Но я остановила его взглядом. Если я позволю себе помощь сейчас — всё, они победили.
Спокойно. Ты сильнее. Не вздумай сломаться перед ними.
Я снова посмотрела на этих кицуне. Их рыжие волосы сверкали в свете ламп, улыбки были острыми, как лезвия. Они хотели видеть мою слабость. Но я упрямо вытирала кофе с лица и улыбалась так, словно их выходка меня не задела.
— Я заменю вам напиток, — сказала я тихо, но твёрдо. — На этот раз постараюсь, чтобы он оказался в чашке, а не на моей голове.
Я почти бегом ушла на кухню. В груди всё сжалось, дыхание сбивалось, а ушки… ушки жгло так, что хотелось выть. Я прижала к ним ладони, но от прикосновения стало только хуже.
Спокойно. Только спокойно.
Холодная вода хлестнула по коже, и я зашипела, будто обожжённый зверёныш.
На автомате открыла шкафчик, достала маленький глиняный сосуд с заживляющей мазью, что когда-то мне подарила Мидори. Холодная, с лёгким запахом мяты, она немного унимала боль. Я осторожно намазала ей покрасневшие ушки, морщась от жжения.
Я глубоко вдохнула, задержала дыхание и, собрав остатки сил, вернулась в зал.
Надо тихо убрать чашку и вытереть пол. Просто сделать свою работу. Сделать вид, что всё под контролем.
Именно в этот момент до меня донеслись обрывки разговора. Я остановилась в дверях, затаив дыхание.
— Харука, ну ты даёшь, — хихикнула одна из них, не особо стараясь быть тихой.
Эти девушки явно ждали, что я сорвусь, что покажу свою слабость.
Их жалкие попытки вывести меня из равновесия вызвали лишь легкую, почти незаметную улыбку. Как будто я наблюдала за возней котят, которые мнят себя тиграми.
Я выпрямилась, аккуратно поставила поднос на стойку и вернулась к ним с холодной, почти вежливой улыбкой. В этой ситуации она была самым сильным оружием.
— Всё ли вам нравится? — мой голос звучал ровно, без дрожи. Я гордилась тем, как спокойно он прозвучал, хотя внутри всё ещё бурлило от злости и ошеломляющих догадок.
Рыжие переглянулись, и одна из них, та, что смеялась громче всех, ехидно усмехнулась.
— О, у тебя ещё хватает сил улыбаться? Белая кошечка сильнее, чем кажется, — протянула она, будто пробуя на вкус каждое слово.
— Сильнее, чем вам хотелось бы, — ответила я тихо, но с такой твёрдостью, что их улыбки исчезли.
Они не заметили, но я видела: их зрачки едва расширились, хвосты нервно дёрнулись. Для кицуне язык тела говорил громче слов. Они боялись меня. И правильно делали.
В глубине души я ощущала, как едва заметно шевелится сила. Древняя, дикая, та самая, что всегда жила во мне. Белое пламя иллюзий, способное не только напугать, но и уничтожить.
Я почти ощущала, как образы рвутся наружу, умоляя воплотить их. Стоило лишь захотеть — и вокруг них закружились бы огненные змеи, сплетаясь в кольца, готовые оплести их шеи и сжечь до пепла. Достаточно было вздоха, и тени ожили бы, шепча им в уши слова ужаса, от которых кровь стынет в жилах. Всё это было во мне, доступное, послушное моей воле. Всё это я могла призвать, и никто бы не устоял.
Но я не сделала этого.
Я лишь шагнула ближе, глядя прямо в глаза Харуке.
— Наслаждайтесь кофе, — сказала я мягко. — Может, это последнее, что вам удастся выпить так спокойно.
Я развернулась и ушла, спиной чувствуя их взгляды. Каждое движение давалось тяжело, но я знала: сегодня я не позволю им одержать верх.
Они не ушли сразу. Напротив, сидели дольше, чем это было нужно для одной чашки кофе. Перешёптывались, посмеивались, бросали на меня косые взгляды. Я чувствовала, как каждая минута их присутствия словно вытягивает из меня силы и терпение. Даже стены кафе, обычно такие тёплые, казались холоднее.
Тануки выглянул из-за стойки, нахмурившись. Его мордочка сморщилась, хвост нервно подёргивался. Он шепнул:
— Выгони их. Они здесь не ради кофе.
— Знаю, — ответила я так же тихо, наклоняясь, будто протираю столешницу. — Но если я их выставлю, они устроят скандал. Мне это не нужно.
Тануки фыркнул и сердито захлопнул крышку кастрюли так громко, что одна из девушек обернулась.
— Милое заведение, — сказала она, громко, так, чтобы я услышала. — Жаль, хозяйка у него такая… неприметная.
Я сжала пальцы в кулак так, что ногти впились в ладонь.
— Иногда, — ответила я ровно, — именно неприметные вещи оказываются самыми ценными.
Каждое их слово было будто специально подобрано, чтобы больнее задеть. Я чувствовала, как во мне закипает раздражение и едва удерживала себя от того, чтобы не сорваться, сжимая подол фартука так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Когда их чашки наконец опустели, они с ленивой грацией бросили на стол несколько монет и, не оборачиваясь, неспешно направились к выходу, оставляя после себя запах приторных духов.
Дверь за ними захлопнулась, и в зале наступила тишина, настолько плотная, что я услышала, как громко стучит моё сердце.
Тануки подошёл ближе, его лапы мягко зашуршали по полу.
— Юкино, — сказал он серьёзно, без привычного ворчания, — это было испытание. Они проверяли тебя.
— Проверяли? — я горько усмехнулась. — Да они едва не обварили мне голову.
Я подняла со стола пустую чашку, и в отражении мутного стекла на миг показалось, что на меня смотрит белая кошка. Та самая, мёртвая, с неподвижными глазами. Я зажмурилась, мотнула головой, и видение исчезло. Но в глубине души я знала: это не случайность.
Ночью кошмары вернулись.
Едва я закрыла глаза, меня снова втянуло в искажённый мир.
Город распадался на куски. Под ногами плескалась чёрная жижа, вязкая и холодная, и каждый мой шаг сопровождался липким чавканьем.
Их голоса я услышала ещё до того, как увидела самих.
— Юкино-о…
— Белое отродье…
— Иди к нам…
Они смеялись. Сначала тихо, будто где-то вдали, но чем дальше я шла, тем громче становился этот смех.
Сквозь густой туман начали проступать силуэты. Те самые кицуне. Их рыжие волосы горели, как языки пламени.
— Ты чужая, — прошипела одна.
— Ты не достойна его, — добавила вторая.
— Кицуне без дома… без клана… без любви, — усмехнулась третья.
Четвёртая не говорила ничего. Она просто смотрела на меня. И её глаза были слишком знакомыми. Глаза той мёртвой кошки с порога кафе.
Я попятилась, но ноги снова увязли в жиже. Чёрные щупальца поднимались из неё, хватали за лодыжки, тянули вниз. Я дернулась, закричала, но голос сорвался и утонул в вязкой тишине.
— Умри… — прошипели они все разом, и их смех превратился в вой сотни голосов.
Зеркала вокруг задрожали, словно не выдержав напряжения, и осыпались на землю.
И в тот миг внутри меня что-то изменилось. Тонкая ниточка силы ожила и рванулась наружу, словно зверь, слишком долго запертый в клетке.
Я знала: если захочу, то способна уничтожить их прямо здесь, в иллюзии. Способна вырваться, превратив их смех в отчаянный крик. Эта мысль была сладка и опасна, как яд.
Но в тот самый момент моя рука дрогнула. Я замерла, и холод пробежал по коже.
Я боялась. Но не их, а себя. Силы, которую могла выпустить. Того, кем могла стать, если позволю этой тьме развернуться во всю мощь.
После ночного кошмара я чувствовала себя как выжатый лимон — дёрганая, уставшая и совершенно не собранная. Поэтому, когда в дверь внезапно постучали, сердце упало куда-то в пятки, а сама я едва не подпрыгнула на месте.
Сегодня у меня был долгожданный выходной. Я собиралась провести его в тишине и уединении: закутаться в плед, заварить чай, открыть книжку и попытаться забыть обо всём, что тянуло меня ко дну. Тем более Рэн должен был вернуться только завтра, и я заранее настроилась, что проведу день одна.
Я замерла на кухне, прислушиваясь, надеясь, что незваный гость решит уйти сам. Но стук повторился, на этот раз чуть настойчивее.
— Юкино, это я, — донёсся из-за двери знакомый бархатистый голос.
Мир будто перевернулся и снова заиграл красками. Рэн.
Не раздумывая, я рванула к двери, распахнула её настежь и, забыв про всякое достоинство, повисла у него на шее. Горячие слёзы мгновенно навернулись на глаза, я и сама не ожидала, что насколько сильно соскучилась.
— Ты вернулся… — слова прозвучали глухо, утонув в ткани его одежды.
Рэн тихо рассмеялся, тёпло и чуть удивлённо, и крепко прижал меня к себе. Его ладонь привычно легла мне на затылок, пальцы осторожно скользнули по волосам, словно он хотел убедиться, что я настоящая.
— Я ведь обещал, — просто сказал он.
А потом легко, словно я ничего не весила, подхватил меня на руки и шагнул внутрь квартиры. На улице за его спиной было серо и холодно, дождь барабанил по крышам и мостовой, а вместе с ним стало невероятно тепло и уютно.
Я зарылась лицом в его плечо, чувствуя запах дождя и знакомый запах кофе с корицей, который всегда сопровождал его. И в тот миг впервые за долгое время мне показалось, что кошмары отступили.
Он аккуратно посадил меня на диван, будто я была хрупкой фарфоровой статуэткой, и сам присел рядом. Я машинально подтянула ноги и закуталась в плед, словно хотела спрятаться не только от холода, но и от всего, что давило на меня последние дни.
Рэн внимательно посмотрел на меня. Его глаза, обычно спокойные и чуть насмешливые, сейчас были серьёзными, почти тёмными. Он, кажется, за одно мгновение заметил всё: и тени под моими глазами, и усталость, и то, что я избегаю его взгляда. Его ладонь легла на мою, и это простое прикосновение придало мне больше сил, чем я готова была признать.
— Ты выглядишь неважно, — сказал он тихо, с той мягкой заботой, от которой у меня сводило горло. — Что-то случилось, пока меня не было?
Я долго молчала, борясь сама с собой. Часть меня отчаянно хотела прижаться к нему, забыть обо всём и просто позволить себе слабость. Но другая — та, которая привыкла держаться до конца, — сопротивлялась. Я ведь столько раз клялась себе не жаловаться, не показывать никому, насколько мне страшно.
Но его взгляд… Он был слишком честным, слишком внимательным. Рэн не отводил глаз, словно ждал, пока я решусь. И я решилась.
— Вчера утром, — начала я, сжимая его пальцы, — на пороге кафе я нашла мёртвую белую кошку. Она лежала прямо у двери. Я подумала, что это… предупреждение. Или угроза.
Он нахмурился, но промолчал, давая мне выговориться.
— А вечером пришли особенные посетители. Четыре рыжие кицуне. Такие красивые, яркие… но от их взглядов становилось так холодно… Они смотрели на меня с такой брезгливостью, словно я была грязью у них под ногами. Не знаю почему, но они сразу возненавидели меня. — Я перевела дыхание, но слова уже сами рвались наружу. — Одна из них даже нарочно пролила на меня горячий кофе.
Я почувствовала, как он весь напрягся.
— А после они назвали меня «белой кошкой». Ты понимаешь, Рэн? Это всё не просто совпадение.
— Я не позволю им тронуть тебя, — произнёс он негромко, но в его голосе было столько уверенности, что внутри меня вдруг стало теплее. — Неважно, кто они и что задумали. Я рядом. И только это имеет значение.
После этих слов он осторожно заключил меня в объятия, и я почувствовала, как с моих плеч будто спадает невидимый груз.
Мы сидели в тишине достаточно долго, слушая только дыхание друг друга. Все эти события выбили меня из колеи, особенно встреча с «оригинальной» главной героиней, и я остро нуждалась в его тепле. В осознании, что он рядом, что именно я ему нравлюсь.
Позже, усадив его за стол на кухне, я поставила перед ним чашку ароматного кофе и тарелку с пирогом.
Вчера вечером, вернувшись из кафе и чувствуя, что нервы на пределе, я попыталась отвлечься: нарезала яблоки, щедро посыпала их корицей и замесила тесто. Пока пирог пёкся, запахи согревали кухню и меня вместе с ней, возвращая мне хоть какую-то почву под ногами.
Теперь же, я таяла от умиления, глядя, с каким удовольствием Рэн ел моё блюдо.
— У тебя же сегодня выходной? — спросил он, уже допивая кофе. Я кивнула, и он, чуть прищурившись, продолжил:
— Я приехал пораньше, потому что вспомнил, что сегодня в городе будет маленький фестиваль к началу осени. Не хочешь сходить?
Фестиваль начался ближе к вечеру, когда солнце медленно опускалось за крыши домов, окрашивая улицы в золотисто-алые тона. Город оживал, повсюду развешивали бумажные фонарики, и они загорались один за другим, будто маленькие звёзды спускались с неба, чтобы осветить людские улыбки.
Мы с Рэном шли бок о бок по узким улочкам, которые на глазах преображались: лавки выставляли сладости и украшения, из соседнего переулка доносился запах жареных каштанов, а где-то впереди играли флейта и барабаны, задавая особый ритм празднику. Люди смеялись, дети бегали с хлопушками, а девушки в ярких юкатах кружились, словно цветы в осеннем ветре.
Я поймала себя на том, что впервые за долгое время улыбаюсь искренне, без усилий. Всё это казалось невероятным: я, попавшая в чужой мир, среди фонариков и песен, рядом с мужчиной, чьё присутствие делало всё вокруг значимым.
Рэн то и дело бросал на меня мягкие взгляды, чуть насмешливые, но тёплые. Однажды он наклонился ближе и негромко сказал:
— Ты смотришь так, словно впервые видишь праздник.
Хоть это прозвучало как шутка, я была уверена, что Рэн даже не подозревал, насколько точно попал в цель.
Я действительно впервые оказалась на таком фестивале. В моей прошлой жизни почти всё было серым и пустым: болезни, бессилие, бесконечная усталость от самой жизни.
А здесь, меня встретило совсем другое испытание — отторжение семьи. Они всегда ходили на праздники, смеялись, наслаждались музыкой и огнями, а меня оставляли запертой в чулане, придумывая очередной нелепый повод для наказания.
И вот теперь я стояла посреди оживлённых улиц, где в воздухе пахло сладостями, вокруг загорались бумажные фонарики, и впервые в жизни могла сказать себе: я здесь, и никто не запретит мне быть частью этого.
Я глубоко вдохнула и, чувствуя, как горло предательски сжалось, тихо ответила:
— Наверное, так и есть.
Рэн уловил что-то в моём голосе. Его глаза чуть расширились от удивления, но вместо расспросов он просто мягко улыбнулся и протянул мне небольшой бумажный фонарик с белыми лепестками, купленный у старого торговца неподалёку.
— Тогда держи, — сказал он, словно между делом, но голос его был особенно тёплым. — Пусть останется на память о твоём первом фестивале.
Я осторожно приняла фонарик, будто он был самым хрупким сокровищем на свете. Сердце билось так сильно, что я боялась, он услышит. Это был всего лишь маленький жест, простая вещь, но для меня — целая вселенная. Он не требовал ответов, не лез в мои тайны, не задавал неудобных вопросов. Просто был рядом, словно говоря без слов: ты не одна.
И в этот миг я поняла, что хочу удержать это чувство как можно дольше. Ведь раньше у меня не было ни надежды, ни права мечтать о будущем. Рядом с ним, даже самые простые моменты — его смех, тёплое прикосновение, бумажный фонарик в моих ладонях — казались мне чем-то бесконечно ценным, как дыхание новой жизни, подаренной самой вселенной.
Если мне дан ещё один шанс, я не позволю себе снова его упустить.
Пройдя мимо небольшой закусочной, мы вдруг услышали оживлённый спор. Голоса были настолько громкими и эмоциональными, что заглушали даже шум фестиваля.
— Конечно, я выиграю в конкурсе! — почти выкрикнул худощавый чопорный мужчина в дорогом, но слегка старомодном кимоно. Он размахивал руками так, что казалось, вот-вот заденет прохожих. — У меня самая знаменитая и уважаемая чайная. Наша семья поколениями осваивала искусство десертов.
Он говорил так увлечённо, что на его губах блестели капельки слюны, и мне стало даже немного неловко за его чрезмерное рвение.
Его собеседник, пухленький мужчина с мягкими чертами лица и добродушными глазами, лишь усмехался в ответ. Его спокойствие резко контрастировало с напором оппонента.
— И что с того, что вы сотни лет изучаете десерты? — протянул он лениво, будто заранее наслаждаясь победой. — За эти сотни лет ваши сладости ни капли не изменились! Люди хотят новизны, и именно это я им подарю. Так что, будьте уверены, победа уже у меня в кармане.
Я замерла, невольно задержав шаг. Слово «конкурс» прочно зацепило моё внимание. В груди загорелся интерес, но подойти и спросить напрямую у меня не хватало смелости. Я переминалась с ноги на ногу, прокручивая в голове десятки способов, как вежливо вмешаться в их спор. Но каждый раз, когда открывала рот, язык словно деревенел, и слова так и не срывались.
Рэн, конечно же, сразу всё заметил. Его взгляд скользнул по моему лицу, и в уголках губ мелькнула тёплая, чуть насмешливая улыбка. Он прекрасно знал, что я хочу спросить, но стесняюсь. И как всегда, он решил вмешаться в тот самый момент, когда мне это было нужнее всего.
Он сделал шаг вперёд, легко и уверенно, будто спорящие мужчины были его давними знакомыми. Наглая самоуверенность в его голосе заставила спорщиков немедленно замолчать и повернуться к нему.
— Господа, здравствуйте, — произнёс он, чуть склонив голову. — Ваш разговор настолько захватывающий, что мы невольно заслушались. Не подскажете, о каком конкурсе идёт речь?
Я едва удержалась, чтобы не улыбнуться. В такие моменты я особенно остро ощущала, что рядом со мной мужчина, способный разрядить любую ситуацию и поставить всё на свои места.
Оба мужчины замолчали, будто только сейчас заметили наше присутствие. Худощавый, с приподнятыми бровями и надменным видом, смерил Рэна взглядом, словно оценивая, достоин ли он вмешиваться в разговор. Пухлый же наоборот улыбнулся шире, его глаза заискрились, будто появление слушателей только подогрело азарт.
— Ах, молодой человек, вы как раз вовремя! — воскликнул пухлый, хлопнув ладонями. — Речь идёт о ежегодном конкурсе сладостей, что будет проводиться через неделю на главной площади! Победитель получает не только титул лучшего мастера десертов, но и рекламу для своего заведения на улицах города.
— Это состязание не для дилетантов. Там важна традиция, уважение к истории и тончайший вкус, проверенный временем. — фыркнул худощавый, поправляя рукава своего кимоно.
Идея участия в конкурсе не давала мне покоя. Даже во сне я прокручивала варианты десертов, а проснувшись на следующее утро после фестиваля, я буквально слетела с кровати и отправилась в главное управление — записываться. Сердце колотилось, как у школьницы перед экзаменом.
Запись заняла меньше времени, чем я ожидала: вежливая девушка за стойкой подробно объяснила правила и рассказала суть испытания. Нужно будет приготовить своё оригинальное блюдо прямо на глазах у судей и горожан. Люди придут, чтобы наблюдать, как ты работаешь, а затем жюри попробует каждый десерт и вынесет вердикт.
Я нервно сжала документы в руках.
Готовить перед десятками незнакомцев?
Даже мысль об этом заставляла мои коленки дрожать.
Когда я вернулась в кафе, первым делом рассказала обо всём тануки. Он слушал меня с привычным видом равнодушного философа, хотя я знала, что за этой маской скрывается внимательный наблюдатель.
— Если так боишься, — вмешался он наконец, усевшись прямо на стойку и с важным видом начав чистить лапкой ухо, — то, может, выберешь то, что тебе будет легко приготовить? Зачем сразу замахиваться на что-то слишком сложное?
Я прикусила губу. Его слова звучали на удивление здраво. Да, может, я не стану звездой конкурса, но хотя бы не опозорюсь.
И в итоге я решила: сделаю тарталетки. Простые, но с моими акцентами вкуса и подачи. Пусть они не будут выглядеть слишком вычурно, зато я смогу показать, кто я есть.
Следующие два дня прошли в непрерывных раздумьях и пробах. Я разрабатывала и дорабатывала десерт до мелочей, снова и снова тестировала разные варианты начинки, пока результат не показался мне достойным. Остальные дни я посвятила закупке ингредиентов, тщательно выбирая каждый продукт, словно это было сокровище.
Я понимала: с моими тарталетками у меня мало шансов на победу против опытных мастеров с громкими именами и многолетней традицией. Но победа… она и не была моей целью. Я хотела доказать самой себе, что могу. Что я не слабая девочка, которой когда-то запрещали даже мечтать.
И этого, я знала, мне хватит.
Накануне конкурса я чувствовала себя странно спокойно. Всё было готово: ингредиенты аккуратно разложены на кухне, рецептура в голове повторена десятки раз, даже инструменты вычищены до блеска.
Но спокойствие оказалось обманчивым. Утро началось с тревоги.
Когда я открыла кладовую, мир словно качнулся. На полках зияла пустота: половины продуктов не было. Мука, масло, сахар… даже редкий сорт бобов адзуки, за которыми я бегала через весь город и которых хватало едва на одну порцию, — исчезли бесследно. Остались лишь пустые корзины и несколько жалких крупинок на полу, будто насмешка.
— Этого не может быть…
Я судорожно пересчитала всё ещё раз, заглянула в каждый уголок, даже в ящики и мешки, хотя прекрасно понимала, что это бесполезно. Результат был один — кто-то украл их.
Пальцы дрожали, когда я прижимала ладони к лицу. Мысли вихрем проносились в голове: что теперь? Отступить? Признать поражение, даже не выйдя на конкурс? Или искать выход? Но как? Я не готовила план «Б».
И тут же перед глазами встал её образ — Харука. Рыжая кицуне, которая улыбалась так, словно мир принадлежал ей. Кто ещё мог так «удачно» устроить подставу накануне конкурса?
Я стиснула кулаки, стараясь не разрыдаться. Это было так по-детски — плакать над рассыпанной мукой. Но вместе с продуктами будто вырвали и мою уверенность.
— Юкино? — негромкий голос за спиной заставил меня вздрогнуть.
Я резко обернулась. В дверях кухни стоял Рэн. Его взгляд сразу скользнул к пустым полкам, и лицо потемнело. Он не задавал лишних вопросов, просто подошёл ближе и обнял меня за плечи.
— Их нет… — выдохнула я, чувствуя, как горло перехватывает. — Все продукты исчезли. Всё, к чему я готовилась… они забрали.
Его рука сжала моё плечо крепче, и я услышала низкий, едва сдержанный тон:
— Я догадывался, что они не остановятся. Но не думал, что зайдут так далеко.
Я хотела что-то сказать, но в этот момент дверь в кухню распахнулась, и внутрь буквально вплыл наш пушистый «сосед». Тануки деловито поправил свой хвост и важно посмотрел на нас обоих, словно всё это было лишь маленькой неурядицей, а не катастрофой.
— Ну-ну, не стоит так драматизировать, — протянул он лениво, хотя глаза у него блестели живым азартом. — Пропали ваши скучные ингредиенты? Может, это и к лучшему. У меня есть идея получше.
Я моргнула, едва понимая, о чём он говорит.
— Получше? — переспросила я с хрипотцой в голосе.
Тануки важно кивнул.
— Обычные тарталетки — это, конечно, мило, но конкурс… он требует изюминки. А если вместо них ты приготовишь десерт с лунным нектаром?
— Лунный нектар? — я впервые слышала о таком. — И где же его взять? В ближайшем магазине у дома?
Тануки хохотнул, закрыв мордочку лапой.
— О, нет. Это редкий ингредиент. Его собирают только в горах, где растут цветы цукуёми. Их лепестки раскрываются лишь ночью, под лунным светом. Сок из них — и есть тот самый нектар. Без него десерт невозможен.
Моё сердце упало. Казалось, судьба сама смеётся надо мной.
— Но… конкурс завтра. Даже если я соглашусь, времени просто нет.
— Времени мало, — сказал Рэн спокойно, но уверенно. — Но этого хватит.
Я удивлённо посмотрела на него.
— Ты серьёзно? Ты же понимаешь, что эти цветы растут в горах? Это не просто прогулка.
— Тем более, — он улыбнулся краем губ. — Ты же не думаешь, что я позволю тебе отказаться только потому, что кто-то решил тебя запугать?
В его голосе звучала твёрдость, а в глазах — та самая уверенность, которую я всегда теряла, но находила рядом с ним.
— Я помогу найти этот ингредиент, — продолжил он. — Вместе мы успеем.
Я закрыла глаза и на мгновение позволила себе поверить. Тепло от его слов разливалось по телу. Может быть, это и правда был знак? Вместо того, чтобы идти проторённой дорогой, я должна сделать шаг в неизвестность.
Вечером Рэн зашёл за мной, и мы вместе двинулись в сторону леса. Я чувствовала, как сердце бьётся быстрее обычного, волнение никак не отпускало. Он, конечно же, сразу это заметил и лёгким, уверенным движением взял мою ладонь в свою, его тепло мгновенно прогнало часть тревоги. Так мы и шли — рука в руке, словно это было чем-то естественным и давно привычным, хотя для меня каждое прикосновение отзывалось внутри огнём.
Перед тем как подниматься в гору, мы переоделись. Я поймала себя на том, что не могу отвести взгляд от Рэна, его сильное, мускулистое тело в обтягивающей одежде буквально излучало мощь. Он был великолепен во всём: добрый, заботливый, красивый до боли в сердце. И каждый раз, когда мы проводили день вместе, я снова и снова задавалась одним и тем же вопросом: что я значу для него на самом деле?
Я притягивала неприятности, куда бы ни шла. Очевидно, он мог выбрать кого угодно — умнее, опытнее, достойнее. Но почему-то оставался рядом со мной. Даже после нескольких лёгких поцелуев в щёку, после этих очевидных искр, что пролетали между нами, наши отношения так и зависли в состоянии неопределенности. Он не спешил заводить этот разговор, а я всё откладывала момент, слишком стеснительная и до дрожи боящаяся услышать отказ. Но как же сильно мне хотелось стать для него кем-то большим.
Разочарование и сомнения вплетались в мысли. Может, всё не так просто, как мне кажется? Может, я чего-то не вижу или не знаю?
Рэн, будто почувствовав моё настроение, слегка сжал мою руку и попытался разговорить.
— Ты ведь ещё ни разу не поднималась в горы после того, как переехала сюда? — произнёс он своим бархатным голосом, и лёгкий разряд электричества пробежал по моей коже, когда его большой палец нежно погладил мою ладонь.
Все его слова и действия превращали мой мозг в кошачье желе. Жестоко. Особенно, когда мы так близки, а между нами по-прежнему висит это молчаливое «что дальше».
— Да, я даже в лес не ходила, — наконец призналась я, собравшись с мыслями. — Не очень люблю такие места.
— Почему? — Рэн удивлённо посмотрел на меня, в его голосе прозвучал искренний интерес. — Кицуне обычно чувствуют особенную связь с природой.
Да, кицуне действительно чувствуют природу иначе. Но как ему объяснить, что с самого детства лес был для меня вовсе не местом силы и вдохновения, а скорее испытанием на выживание? Родственники запирали меня там в самые страшные ночи. Когда луна поднималась в зенит, а лесные духи становились особенно беспокойными. Они называли это тренировкой, способом «закалить меня», но в их глазах всегда таилась надежда, что я не вернусь.
Я слишком хорошо помнила, как в восемь лет убегала от разъярённого волка, как пряталась в мокрой листве, сдерживая всхлипы. Каждый раз я возвращалась — избитая, исцарапанная, но живая. И каждый раз видела в их лицах разочарование. Они хотели, чтобы лес сделал за них то, чего они не решались сделать сами.
Эти воспоминания всё ещё ранили меня, как колючки. И я не могла рассказать обо всём этом Рэну. Не хотела, чтобы он смотрел на меня с жалостью или, что ещё хуже, с холодным сочувствием.
— Чаще всего да, кицуне любят природу, — я попыталась улыбнуться и легко отмахнулась. — Но не все такие. Я больше предпочитаю тепло и уют моей маленькой квартиры.
Я нарочно придала голосу игривую нотку, словно отшучиваясь. Но, возможно, Рэн уловил фальшь. Его взгляд стал мягче, чуть задумчивее, и в нём мелькнула тень грусти. Будто он понял, что я что-то скрываю, и это его немного расстроило.
К счастью, он не стал настаивать. Вместо этого перевёл тему разговора на что-то более легкое.
Мы продолжали путь, обсуждая лесные растения, редкие травы и корни, что можно встретить только в этих местах. С каждым его словом, с каждым внимательным взглядом я чувствовала, как напряжение внутри постепенно растворяется.
Когда тропа вывела нас на небольшую поляну, лес засиял десятками крошечных огоньков, над нами вспыхнули светлячки. Они мерцали так нежно, будто сами звёзды спустились к нам с неба, чтобы осветить дорогу. И в их свете Рэн, идущий рядом со мной, казался ещё более нереальным.
Чем выше мы поднимались, тем заметнее менялось окружающее нас пространство. Казалось, сама природа подстраивалась под наш путь. Звуки постепенно стихали, не исчезали совсем, но становились приглушёнными. Эта тишина была плотной, вязкой, насыщенной скрытой жизнью, словно в каждом листе и в каждой тени таилась какая-то тайна.
Когда мы наконец достигли вершины, тропа вывела нас к каменистому выступу. Между расщелин пробивался тонкий стебель, словно сотканный из лунного света. Его лепестки сияли мягким серебристым свечением, будто собирали в себе сияние ночи.
— Цветок цукуёми… — прошептала я, невольно затаив дыхание. Красота этого цветка казалась почти нереальной, словно он был создан не для земли, а для неба.
Я сделала шаг вперёд, не в силах отвести взгляд, но вдруг ощутила, как сильная рука резко перехватила меня за плечи. Рэн притянул меня к себе и отступил на полшага назад, закрывая собой.
— Осторожно, — его голос прозвучал глухо, почти рычанием.
И в тот же миг тишину прорезал хриплый, низкий рык. Воздух словно сгустился, наполнившись предчувствием беды. Из тени деревьев, медленно, шаг за шагом, выступило чудовище. Его массивное тело, покрытое чёрной шерстью, казалось неестественно тяжёлым и гибким одновременно. Пасть, полная острых клыков, блестела слюной, а глаза горели алым огнём.
Существо уставилось прямо на меня, словно в мире никого больше не существовало. Его взгляд прожигал насквозь, и я с ужасом поняла — я была его целью.
В следующий миг оно сорвалось с места, и земля вздрогнула от тяжести его прыжка. Острые когти разодрали почву там, где я стояла мгновением раньше. Лишь благодаря Рэну, который в последний момент резко дёрнул меня за руку и увёл с линии удара, я избежала верной смерти.
Я впервые сталкивалась с подобным чудовищем. Раньше все встреченные мною твари походили на обычных зверей, лишь чуточку искажённых магией, но никогда ещё они не были столь безумно агрессивными и… опасными. Это создание излучало чистую силу, волнами исходившую от его тела. Я почти слышала, как воздух трещит от перенасыщения магией.