Глава 1. Золотые глаза умеют лгать
Мальяна
Какой-то шум прерывает сон, я открываю глаза и первое, что вижу, — тусклый серый свет, пробивающийся сквозь тяжёлые бархатные шторы моей комнаты.
«Уже светает? Драконья мать, я что, проспала? Почему меня не разбудила Мэй? У меня же свадьба, я должна…» — пытаюсь пошевелиться, но тело словно чужое, а голова гудит так, как будто я выпила вчера целый кувшин вина, а не скромный бокал, чтобы отпраздновать последний вечер незамужней жизни. Что-то неприятно липнет между ног. Опускаю взгляд и замираю…
Кровь, бурые пятна на коже ни с чем не спутать.
«Но… откуда?! Я же не девственница… Что происходит?»
Вижу мужскую руку у себя на бедре, вздрагиваю.
Это же Стин, мой страж, мой друг детства. Но почему он… такой же голый, как и я? И почему его рука касается меня так… словно между нами что-то было и он имеет право находиться здесь в таком виде, рядом с дочерью своего господина.
«Нет. Нет-нет-нет, это невозможно!» — пытаюсь отстраниться, но гул в голове становится нестерпимым, а тело пронзает тысячей прострелов.
Шум становится громче: скрипит дверь, раздаются голоса, и я едва слышу их сквозь адский гул и панику в голове.
На пороге стоят мама, Бойран и Эйра. За ними мнётся свита в праздничных одеждах: музыканты с лютнями, слуги с подносами, уставленными фруктами и мёдом, чтобы жизнь молодых была сладкой… Только внутри растекается холодная ясность, что сладким уже ничего не будет…
Потому что позади всех стоит Теон.
Как и полагается знатному лорду-дракону, в церемониальном костюме, с эполетами, ошеломительно-красивый, похожий на принца из сказки, который пришёл за мной по старой традиции рода, чтобы разбудить невесту на рассвете, произнести свою часть клятв здесь, в её покоях, а потом отвести на публичную церемонию и повторить.
Сердце проваливается в ледяную пропасть.
— Мальяна, как ты могла?! — голос отчима обрушивается сверху, как удар кнутом.
Я пытаюсь встать, ищу глаза Теона, надеюсь, что он защитит, прикроет, поможет распутать этот клубок обмана. Поднимаю голову, огненный цветок боли вспыхивает с такой силой, что из глаз только что искры не летят. И лучше бы они не видели того, что видят: его глаза полны тёмного гнева — драконьи, с вертикальными зрачками и вспышками золота. Ещё вчера эти глаза были тёплыми, любящими и смотрели на меня с таким жаром, что хотелось раствориться в них. Сейчас же в них сквозит лютый холод: мой любимый, мой жених смотрит на меня так, словно я — грязь.
— Теон…
— Распутница! — Бойран гневно прерывает мою робкую попытку достучаться до любимого, делает шаг ко мне, тычет перстами, и я вздрагиваю, увидев, как лицо отчима перекошено от ярости. — Как ты посмела? И с кем? С собственным стражем!
Оглядываюсь, силюсь понять, что же произошло…
Но ответа нет, а в углу на манекене всё так же висит моё свадебное платье — белоснежное, расшитое жемчугом, похожее на немой укор.
— Прямо в день свадьбы! — брызжет слюной Бойран, и каждое слово впивается в кожу раскалённым железом. — После того, как вчера принесла клятву верности перед алтарём в домашней часовне…
— Я… я ничего не сделала, — голос срывается, горло сжато страхом. Хватаюсь за одеяло, пытаюсь прикрыться, но руки дрожат так сильно, что ткань выскальзывает. — Стин… скажи, что это не так! Скажи! Это же я… Малли!
Старое детское прозвище, которым друг называл меня, когда мне было десять, а ему четырнадцать, и он учил меня держать деревянный меч, вырывается само собой.
Стин поднимается на локте, ничуть не стесняясь наготы, а вот в глаза мне посмотреть не может, отводит взгляд. По коже пробегает холодок, и я чувствую, что сейчас на меня обрушится бездна.
— Но, миледи, — его голос глухой, но твёрдый. — Вы всё сделали, и сделали сами… Я бы никогда не осмелился, но вы… были настойчивы. Сразу после полуночи, едва ушла леди Эйра, вы попросили меня войти, сказали, что вам страшно, мол, что-то шумит за окном. Я вошёл, проверил, а вы обняли меня, сказали: «Стин, я люблю тебя, всегда любила. Хочу быть твоей хоть раз».
— Неправда… — шепчу одними губами, — такого не было, что ты такое говоришь…
— Я… простите, но я не смог отказать, — он запинается, но говорит уверенно, так, словно репетировал много раз и его не остановить, он скажет всё, что должно. — Я ведь всю жизнь люблю вас, столько ждал знака… А вы лишь намекали… Но дальше слов не заходило, а тут… — и он нежно прикасается к моему оголённому плечу.
Кажется, я не могу дышать. Мир рушится от этой чудовищной лжи, приправленной кровью на простыне, которой не должно быть, да голым стражником, по совместительству другом детства в моей постели.
— Зачем ты врёшь? — я отпихиваю его руку, всё во мне протестует против этих прикосновений, и я даже могу говорить, хоть слова и застревают в горле.
Он молчит, но главное уже сказано да так убедительно, с такими деталями: «полночь… шум… зашёл проверить…», что я ни на секунду не сомневаюсь: ему верят.
Тот самый Теон
Мы должны знать жениха в лицо!
Вот он, прекрасный Теон.
В этой книге, мои дорогие, подсказок в духе "От ненависти до любви" или "От любви до ненависти" не будет. Я буду держать вас в напряжении, а интриги здесь - мама не горюй!
Пристегните ремни, жара только начинается!
С любовью, ваша Ольга Ли!
Не забываем подписываться, ставить звёзды книге и вообще всячески поддерживать творческие порывы автора, ибо автор - простая земная женщина по ту сторону экрана, и я всё читаю, и мне приятно, просто знайте, мои золотенькие!
1.1
Музыканты переглядываются, слуги с подносами замерли, впитывают каждое слово, чтобы не пропустить скандал года. Понимаю, что гадкие, грязные сплетни разнесутся по всему замку и городу к полудню. Так и слышу шепотки: «Невеста дракона, да ещё со своим стражем. Да в день свадьбы. Да-да, прямо перед тем, как лорд-дракон пришёл за ней».
— Нет! — я едва могу говорить, но говорю: — Стин, что ты говоришь?! Я легла спать! Я даже не помню, как… Крови не могло быть, Теон, милый, ты же знаешь…
Смотрю только на любимого, на жениха-дракона, ведь он знает, он мой… первый и единственный мужчина. Моё всё, больше, чем свет солнца и воздух.
Вглядываюсь в его бездонные очи и молю взглядом: «Скажи им, защити меня. Ты же знаешь: всё это ложь. Ты был со мной, сам видел кровь… Сам шептал, что не можешь жить без меня…»
Воспоминание вспыхивает, острое и яркое: два дня назад за дальним углом сада, где растут старые дубы, Теон шепчет заклинание, и вокруг нас поднимается невидимый купол, воздух мерцает, искажается. Я смеюсь, когда он прижимает меня к шершавой коре дерева, его жадные, горячие руки уже задирают подол платья.
— Кто-нибудь может увидеть, — шепчу, а сама обхватываю его плечи, притягиваю к себе.
— Никто не увидит, — его голос низкий, хриплый от желания. — Обещаю… моя девочка, ты уже вся мокрая… — и он входит в меня, сладко и резко. Закусываю губу, чтобы не застонать слишком громко от этого запретного удовольствия, жар драконьей крови обжигает изнутри, золотые глаза любимого смотрят в мои, и в них всё: страсть, нежность, обещание.
— Моя… — шепчет он жарко и дышит в шею. — Скоро ты станешь моей женой и перед людьми и я смогу брать тебя, когда захочу. Какая всем разница, осталось всего два дня…
— Да-да-да, — задыхаюсь в ответ, притягиваю любимого, хотя ближе уже некуда.
После, когда удовольствие достигает пика, он помогает мне поправить платье, убирает лист дуба из волос и снимает защитный купол. Для всех мы выглядим просто как влюблённые, молодая пара драконов, гуляющая по старому саду и предающаяся сладким мечтам о счастливом браке.
И это далеко не первый раз. Мы давно стали любовниками, едва он посватался, я перестала терпеть. Внутри меня давно полыхал пожар любви и страсти к сильному красивому дракону, что не скрывал ни своего желания, ни намерений в отношении меня. Поэтому, едва лорд Эннас посватался и родители ответили благосклонно, последняя внутренняя преграда пала и я решилась…
Мы просто сбежали с пира в честь помолвки, и в укромном местечке за конюшней Теон расстелил свой плащ, серый, с серебряной вышивкой драконов. Прямо на нём всё и случилось. Любимый целовал каждый сантиметр моей кожи, шептал, как любит меня, как ждал этого момента, а потом овладел мной. Дракон покрыл свою драконицу. Мы были точно два изголодавшихся зверя, сильные, страстные, боль была короткой, острой, а потом — только тепло мускулистого тела, биение сердца жениха рядом с моим, его губы на моих… Когда всё закончилось, на светло-сером плаще остались багряные пятна, как первые маки в весенних полях.
Так почему же он смотрит на меня так, будто ничего этого не было? Ведь он же знает, знает, знает… что меня подставили!
— Теон… — сбивчиво шепчу, язык заплетается. — Мы же… ты же сам… Крови не могло бы быть, я же давно…
— На что ты намекаешь? — он делает шаг вперёд, в его глазах вспыхивает что-то опасное, горячее. — Как можешь, будучи голой в постели с… — он кривится, кивает на смятую постель. — Пятна на простынях и твоя нагота говорят громче слов.
Лучше бы он вонзил мне нож в грудь, наверное, это было бы не так больно.
«Почему он делает вид, что между нами ничего не было?» — по щекам катятся горячие слёзы.
— Видеть тебя не могу, — роняет Теон холодно, отстранённо. — Свадьбы не будет! Своим распутством ты обесчестила не только себя, но и всю семью.
Он разворачивается.
— Теон! — я всё же вскрикиваю сквозь слёзы, морально цепляюсь, держусь за него, как за спасительную соломинку.
Но он даже не оборачивается.
«Как будто со мной покончено», — разливается горечью по венам.
Его спина, широкая, прямая, — вот всё, что я вижу, вот всё чего достойна, после того что было между нами. Я помню, как обнимала эту спину, как чувствовала каждую мышцу, когда он брал меня, а я хотела ещё и ещё…
И вот он повернулся ко мне той самой спиной и предал так спокойно и буднично, словно я… никто для него.
Мне кажется, что рассудок рассыпается подобно кучке песка, я не могу, не могу понять, за что он так со мной: «Я люблю его, я отдала всё: тело, сердце, душу. Как он может выбросить это в бездну?»
А потом меня добивают окончательно:
— Бойран, — голос Теона доносится откуда-то издалека, словно сквозь воду. — Думаю, вы сами понимаете, что договор нужно расторгнуть. Я забираю свои земли и золото, что отдал за чистую, непорочную и воспитанную деву, коей ваша дочь, к сожалению, не оказалась.
«Чистую… Я и была чистой. И только для тебя! — мысленно кричу предателю. — Опомнись!»
— Лорд Эннас, — лебезит отчим, в его голосе слышна паника. — Давайте обсудим… У нас ведь есть и вторая дочь. Она ненамного младше Мальяны и чудо как хороша, посмотрите сами. К тому же… силы у неё, по словам жреца, гораздо больше. Мы пойдём… примем любые меры, чтобы загладить свою вину.
Та самая Эйра
Та самая Эйра, вы, конечно, догадываетесь, что к ней будут вопросы, пока просто посмотрим!
1.2
«Эйра, — холодеет внутри ещё больше, — он предлагает ему Эйру. А Теон молчит… не говорит ни да, ни нет».
Смотрю на сестру — та стоит, опустив голову. Но не возражает и не защищает меня. Более того, из-под длинных чёрных ресниц она смотрит на Теона, и я слишком хорошо знаю этот взгляд — так она смотрит, когда получает что-то, что давно хотела.
— Любые меры? — задумчиво тянет Теон. — Любые меры мы можем обсудить.
Меня сковывает льдом предательства, а в голове стучит: «Как я буду жить без тебя?»
Смотрю на Стина. Он уже натягивает штаны.
— Почему ты лжёшь? Мы же друзья с самого детства… Ты же… ты же как брат мне…
Он замирает на долю секунды, а потом натягивает рубашку как ни в чём не бывало и поворачивается. Лицо его удивительно спокойно.
— Прости, Мальяна, — он даже осмеливается смотреть мне в глаза. — Но я не буду лгать, к тому же все всё увидели и так. Ты пригласила меня войти и обняла, поцеловала, умоляла взять тебя, — в его глазах что-то мелькает и тут же гаснет. — Ты сама хотела этого, просто мы попались.
Предатель!
Мать, застывшая истуканом, приходит в себя, её лицо белое, как простыни, багровеет на глазах от гнева или стыда.
— Прикройте её, — всегда нежный голос звучит так, словно я уже мертва для неё. — О наказании мы ещё подумаем. Какой стыд!..
Служанка, сердобольная старая Мартина, которая нянчила меня с пелёнок, подходит с накидкой. Руки у неё дрожат. Она смотрит на меня, а в глазах плещется жалость. Но и она молчит.
Накидка падает мне на плечи, я кое-как запахиваю её.
— Эйра, — зовёт мать. — Иди, припудри носик, лорд Теон может захотеть увидеть тебя, и ты должна блистать.
— Мама… — голос сестры тихий, но я слышу затаённое ликование. — Может, не надо… может, это какая-то ошибка…
«Какая притворщица!» — в сердце саднит от предательства.
— Замолчи! — рявкает мать на Эйру, и я вздрагиваю. — Ты хочешь, чтобы мы потеряли всё? Земли, деньги? Союз с домом Эннасов? Из-за этой… шлюхи?!
«Шлюха?! Мама, моя воспитанная, кроткая, нежная мама назвала меня шлюхой… Я объясню, она поймёт, поверит, просто сейчас она в таком же заблуждении, как и все», — делаю шаг, ищу её глаза:
— Мама… — голос срывается на всхлип. — Мама, это ложь, клянусь тебе… я ничего не делала. Я не понимаю, как он оказался в моей кровати, между нами ничего не было, крови быть не могло, ведь мы с Теоном уже были вместе, он мой первый…
Мать смотрит на меня так, словно видит впервые, и то, что видит, вызывает у неё отвращение.
— Да? — её голос гневно дрожит. — И как тогда вышло, что ты голая с кровью между ног в объятиях стражника?
Она замахивается и… Резкая, звонкая, болезненная пощёчина окончательно размазывает остатки надежды на то, что кто-то выслушает и поверит.
Щека вспыхивает болью, голова дёргается в сторону, но это ничто в сравнении с тем, что творится внутри.
— Закрой свой поганый рот, обесчещенная! Перестань врать и порочить имя лорда Эннаса после того, как обесчестила всю семью! — шипит разгневанной змеёй мать. — Эйре ещё замуж выходить! Кто её возьмёт после того, как лорд-дракон откажется от брака с грязной потаскухой?! А что будет с нами, когда он заберёт земли, деньги?! Мы ведь уже отдали часть долгов из этих самых денег! Мальяна, как ты могла?! Как я могла воспитать такую блудницу?!
Каждое слово рассекает сердце болезненным ударом.
Шлюха… Потаскуха… Блудница…
Мать хватает Эйру за руку и тащит из комнаты. Сестра оглядывается на меня через плечо… один раз. И в её глазах блестит триумф, хоть губы и кривятся так, словно она сейчас разрыдается.
Дверь моей комнаты захлопывается. Щёлкает замок.
А из груди наконец-то вырывается крик, полный отчаянной звериной боли… Полный осознания, что моя жизнь только что разрушилась и руины уже не собрать воедино.
***
Мои дорогие!
Книга выходит в рамках Литмоба "Сестра-злодейка"
Все книги вы найдёте здесь - https://litnet.com/shrt/QqsT
Сестра-злодейка: иногда родные - хуже врагов!
13 историй после которых вы взглянете на родню под другим углом!
Глава 2. Ты вознесёшься!
Галина
УАЗик нещадно трясёт. Держусь за потёртый поручень над дверью и смотрю на бескрайнюю белизну алтайской зимы: горы, снег, ясное голубое небо, кажется, захочешь и взлетишь птицей.
«Вознесёшься, — усмехаюсь про себя, — прямо как название этой секты. А они молодцы, умеют зомбировать. Полгода, и уже думаю их словами».
Из динамиков льются шаманские напевы, гортанные, монотонные, от них мерзкие мурашки по коже, даже спустя полгода ежедневных прослушиваний. Бубен, звенящая струна, поющая чаша, горловое пение и слова на языке, которого я не понимаю, но который будто проникает в сердце, заставляет вздрагивать от чего-то необъяснимого.
Наставница, в миру Светлана Кошкина, а в секте Ярослава Светоносная, сидит рядом, закрыв глаза. Губы шевелятся в беззвучной молитве, ни дать ни взять хрестоматийная шаманка: на шее — десяток амулетов, обереги, камни, на голове шапка из лисы, платье в стиле бохо, сверху дублёнка из шкур оленя, пахнет от неё травами и чем-то сладковатым, приторным.
За нами, на задних сиденьях, ещё две женщины — Марина и Ольга. Обе в белых накидках послушниц поверх пуховиков, сидят с отрешёнными лицами, словно уже не здесь.
В боковом зеркале отражаюсь и я, выглядящая точно такой же сектанткой. Галина Соколова, майор ФСБ под прикрытием, а по легенде — Агата Смирнова, тридцати двух лет, разведённая, потерявшая ребёнка три года назад и ищущая утешения.
Полгода я хожу на их сборы, делаю вид, что нахожу утешение, истово взываю к божествам и рассказываю о снах, в которых общаюсь с несуществующим погибшим Ванечкой. В общем, делаю всё, чтобы войти в доверие к убийцам и мошенникам из секты «Вознесение». Меня периодически корёжит, но работа такая.
А сегодня всё закончится, в Горно-Алтайске соберётся вся верхушка: гуру Светозар, его ближний круг, самые ярые фанатики. И я появлюсь с маячком в ухе, замаскированным под серёжку, и микропередатчиком в подвеске на шее. Если всё подтвердится, и в жертву идолам будут приносить человека, то ОМОН ждёт сигнала, чтобы тут же накрыть секту.
Смотрю на заснеженные сосны за окном, и мысли сами собой уплывают туда, куда не надо.
К Лере, к сестрёнке, единственной, кто остался.
Три года назад после смерти мамы она ушла, тоже в секту. Не эту — другую, «Свет Истины». Просто, буднично оставила записку и попросила её не преследовать, мол, пошла искать истину.
Она искала истину, а я — её. Месяцами прочёсывала все возможные адреса, ездила по моргам, притонам, мониторила инфу по неопознанным трупам в соседних регионах. Использовала все ресурсы, которые у меня были.
Без толку. Лера словно сквозь землю провалилась.
Она всегда была немного чудной и ведомой, а после смерти матери и совсем двинулась, но мне было не до неё, я переживала утрату по-своему: загрузилась работой по самые гланды.
Какие, блядь, превратности судьбы! Я ищу чужих пропавших людей, внедряюсь в секты, вытаскиваю жертв… а свою сестру найти не могу.
«Может, она мертва? — скользит мысль холодная, как снег за окном. — Или просто не хочет, чтобы я её нашла…»
— Агата, — голос Светоносной выдёргивает меня из мыслей. Она смотрит на меня тёмными, почти чёрными глазами. — Ты готова?
Киваю, выдавливая благоговейную улыбку:
— Готова, наставница. Я… я так долго ждала этого дня.
— Сегодня ты войдёшь в Круг Избранных, — она кладёт жилистую руку с ухоженными ногтями мне на плечо, сжимает. — Гуру Светозар увидит твою душу, твой свет. И ты останешься в нашей обители навсегда, чтобы однажды вознестись!
«Навсегда в камере, сука, останешься ты!» — бунтует моё нутро.
— Благодарю, — шепчу и смиренно опускаю голову.
УАЗик сворачивает на узкую дорогу, в конце которой — высокий забор и ворота, а за ними — несколько построек. Деревянные дома, больше похожие на избы, из труб идёт дым. Вот она — обитель.
Сердце бьётся чаще. Проверяю маячок в ухе лёгким касанием — на месте. Подвеска на шее — тоже. Передатчик работает, ОМОН на связи.
«Осталось немного, просто продержись».
Машина останавливается, выходим. Мороз обжигает лёгкие, минус двадцать пять, не меньше, снег скрипит под ногами.
Нас встречают люди в белых одеждах. От приветственных улыбок и объятий хочется блевать, и, по ходу, только мне: все остальные благостные, словно уже вознеслись и парят в неведомом мне мире благодати.
— Сестра Агата, — меня представляют. — Новый свет в нашем Круге.
Второй круг объятий, руки чужих людей на моих плечах, спине. Пахнет ладаном, травой и по́том.
«Держись, Галя», — иду со всеми внутрь, в самый большой дом, наверное, тут и будет собрание.
В комнате жарко. Вижу в центре какой-то железный очаг, похожий на чашу для великана, в нём горит нестерпимо-яркий огонь, от его жара, смешанного с запахом какой-то прогоревшей травы, становится дурно: то ли от этого запаха и жара после мороза и пятичасовой тряски в душегубке, то ли от вида безучастных зомбированных лиц людей, стоящих вдоль стен. Здесь человек пятьдесят, не меньше, и кто-то ещё входит, так же, как и моя группа.
2.1
«Мои дом и жизнь в Новосибирске, ублюдок!»
— Благодарю, Гуру, — благоговейно шепчу и опускаюсь на колени, всё как учили.
Он подходит, кладёт руку мне на голову. Пальцы холодные, несмотря на жару в комнате.
— Сегодня ты пройдёшь обряд и войдёшь в Круг. И твоя душа освободится…
«А ты сядешь, и не освободишься никогда…» — склоняю голову ещё ниже.
— Встань! — приказывает он.
Ярослава берёт меня за руку, ведёт ближе к очагу. Остальные смыкаются вокруг нас кругом.
Музыка становится громче. Бубен и пение всё громче, некоторые начинают раскачиваться из стороны в сторону.
— Сестра Агата, — громко объявляет Ярослава, — пришла к нам с разбитым сердцем. Она потеряла дитя, мужа и себя. Но здесь, в общине, она найдёт новую жизнь, вознесётся!
Все начинают повторять: «Новая жизнь! Вознесение!»
Гуру поднимает руки. Круг затихает, лишь пара женщин, словно в глубоком трансе, покачиваются под нестерпимую какофонию, одна из них начинает петь на этом самом незнакомом мне жутком языке.
— Дитя моё, — вещает гуру, — сними мирские оковы, освободись от боли прошлого, здесь ты родишься заново...
Ярослава начинает снимать с меня куртку, потом свитер.
«Стоп. Вы что делаете? Про такое мне никто не говорил!»
Сердце колотится, мозг лихорадочно ищет пути отступления:
— Наставница, — шепчу, — можно я сама…
— Тихо, дитя, — её голос ласковый, но твёрдый. — Доверься.
Она стягивает свитер через голову.
Резко скрипит дверь, в дальнем углу какое-то движение, кто-то ещё пришёл на церемонию. Может быть, та самая жертва?
Вглядываюсь и замираю.
Худая, измождённая женщина протискивается вперёд. Светлые волосы коротко острижены, лицо измученное, но…
Это Лера!
«Лера, Лерочка, сестрёнка! Господи, неужели нашлась! Живая, здесь!» — едва сдерживаюсь, чтобы не закричать от радости.
А вот Лера не сдерживается, не думает ни секунды:
— Это не Агата, — громко и звонко говорит сестра знакомым до боли голосом. — Это моя сестра, Галя, она работает в полиции и никакого ребёнка у неё никогда не было.
Пока она изобличает меня, сердце делает кульбит, а потом мир замирает, концентрируется на мысли: «Ты жива, ты здесь… Я нашла тебя…»
А она продолжает, гневно тычет пальцем, для неё я — враг:
— Предательница! Ты пришла разрушить нашу обитель!
— Н-нет, вы меня с кем-то путаете, — я стараюсь выйти из воды сухой, надеюсь, что всё может обойтись, а сама думаю: «Что же ты делаешь, Лера, неужели эти сектанты тебе так дороги? Не сдавай меня, молю!»
Сердце сжимается в тревожном предчувствии.
— Лжёшь! — кричит она. — Ты моя бывшая сестра Галина Соколова, работаешь в полиции! Светозар, — она падает на колени, — умоляю, поверьте, это волк в овечьей шкуре! Она нас погубит! Посмотрите, — и она достаёт из-за пазухи какую-то мятую фотографию, тычет ею в лицо гуру, — вот!
Комната наполняется шепотками. Гуру щурится, вглядывается в снимок, поднимает руку — все тут же затихают.
— Полиция? — произносит он с усмешкой. — Нам ничего не страшно! Мы лишь поём песни шаманов и слушаем, что нам говорят духи!
Он замирает, прикладывает руки к ушам, закрывает глаза, мотает головой, все благоговейно ахают, едва не падают в обморок от такого перфоманса.
«Спектакль, дешёвый спектакль!» — меня корёжит.
— Духи говорили со мной, — Светозар оборачивается к толпе, — они велели очистить наш дом! Что мы делаем с предателями?!
— Очищаем от скверны! — ревёт толпа.
«Пиздец! — разливается холодная ясность, что ничего не обойдётся. — Твою мать!»
Хватаюсь за серёжку в ухе — маячок ещё работает.
— Код красный! — кричу во всё горло. — Где вы, ёб вашу мать?
Ярослава бьёт меня по лицу, да так внезапно, что не успеваю среагировать. И кто бы мог ожидать от этой сухонькой, больше похожей на иссохшего воробья женщины такую силу?
— Держите её! — командует Светозар.
Меня хватают за руки, окружают люди с фанатичным огнём в глазах, их много, я одна, но это ненадолго: сейчас прибудет подкрепление.
Под шаманские завывания неугомонной бабы, которая всё ещё в своём обдолбанном трансе «гуру» достаёт из-за пояса нож, длинный с чёрно-золотой рукояткой, явно ритуальный.
— Не надо! — пытаюсь вырваться, но меня держат два крепких мужика. — Вас посадят! Прекратите!
— Кровь предателя очистит и нас, и её, — провозглашает Гуру, и даёт нож Лере. — Она освятит её путь, смоет грехи и позволит вознестись!
— Лера, остановись! — голос срывается на визг.
— Прости, — шепчет она. — Ты вознесёшься и поймёшь…
Глава 3. Отдашь силу
Мальяна
— Откройте! — мой голос хриплый от криков. — Пожалуйста! Это ошибка! Я ничего не делала! — кричать уже не могу, стучу в дверь, пока костяшки не начинают болеть и кровоточить.
Но в ответ лишь тишина, понимаю, что всё бесполезно, ведь я стучу и кричу с самого утра, а сейчас солнце в зените, и никто так и не приходит. И всё же хочется сделать хоть что-то, чувствовать себя бессильной и беспомощной оболганной дурочкой — невыносимо.
Сползаю по двери на пол, голова всё ещё кружится, а тело двигается с трудом. Мне бы попить, сбить это горький привкус во рту, но воды в комнате нет.
«Что со мной произошло?» — в очередной раз пытаюсь понять и припоминаю вчерашний вечер до мельчайших подробностей.
Вот я примеряю платье, рядом мать, счастливая, суетливая, поправляет складки и не может на меня наглядеться, даже плачет: «Ты так похожа на своего отца…» Эйра смеётся, успокаивает мать, говорит, что я самая красивая невеста во всём Дуране.
Потом… лёгкий ужин, но я почти ничего не ем, слишком волнуюсь.
После ужина мы все идём в часовню, там Теон, прекрасный, как божество, я склоняюсь перед ним и произношу свою клятву связи, всё, как и полагается накануне свадьбы. Его руки горячи, а глаза ласкают меня, обещают счастье и любовь.
А после…
Я ухожу в свои покои, и ко мне приходит Эйра. У неё в руках бутылка вина и два бокала.
— Малли, — шепчет она заговорщически, — давай отпразднуем вдвоём, пусть это будет наш особенный последний вечер, ведь уже завтра ты возляжешь с мужем совсем в другом месте и я останусь тут одна и буду скучать по своей любимой старшей сестре.
Я растрогана, меня переполняют нежность и любовь к сестре, хоть на глазах слёзы, смеюсь и обнимаю её.
— Эйра, мне будет тебя не хватать, конечно, я проведу этот вечер с тобой и выпью вина, когда ещё так посидим…
— Я сейчас заплачу, — она улыбается, вытирает покрасневшие глаза и разливает вино, тёмно-красное, почти чёрное в свете свечей. — За твоё счастье с самым прекрасным женихом всего Южного Дурана.
Мы чокаемся, пьём.
Мне кажется, что вкус странный, какой-то горьковатый. — Необычное вино, — невольно морщусь от горечи.
— Мне тоже так кажется, наверное, с непривычки, — улыбается Эйра. — В других домах вон родители уже в четырнадцать столовое вино разрешают пить, а мы с тобой всё, как маленькие. Но, если что, это какое-то особое вино, я стащила его из тайного погреба отца, — и она заговорщически подмигивает. — Я шла на риск, так что, придётся выпить хотя бы бокал до дна!
— Риск должен быть оправдан, — смеюсь я, представляя, как Эйра крадётся в ночи к кабинету отчима.
— За тебя, — она поднимает свой бокал выше. — За то, чтобы ты получила то, что заслуживаешь!
Мы обе морщимся, но допиваем до дна, а потом болтаем обо всём и ни о чём, и в глазах у сестры я вижу грусть… словно я уже где-то далеко.
— Я так рада за тебя, — она обнимает меня, и голос её звучит глухо, как сквозь пуховое одеяло. — Но мне кажется, у тебя уже слипаются глаза, дорогая почти-жена лорда Эннаса!
И правда, я моргаю с трудом, веки словно налиты свинцом.
— Да, я бы поспала…
— Я пойду, сестрёнка, а ты ложись, поспи, завтра будет... долгий день, — что-то неправильное в её интонации, в этой многозначительной паузе, но сил спрашивать нет, я просто смотрю, как она выходит из комнаты, а потом… проваливаюсь в темноту, даже не успев раздеться.
«Так как же я оказалась раздетой в объятьях Стина и с пятнами крови, которой не должно было быть?» — я всё ещё сижу на холодном полу, дрожа как осиновый лист от эмоций и ужаса ситуации, в которой оказалась. Я будто в каком-то кошмаре и никак не могу проснуться.
Чёрные мысли лезут в голову: «Вино… оно было неправильное, слишком горькое. Дурман мог быть только в нём. Но… неужели это Эйра? Эйра опоила меня?
Нет-нет-нет, это невозможно!
Она моя сестра, она не могла, зачем…
Зачем ей опаивать меня, как-то договариваться со Стином, раздевать, измазывать кровью, лгать…» — меня передёргивает.
И всё же кто-то это сделал: опоил, раздел, привёл Стина, обмазал кровью, чтобы выдать за блудницу.
Неужели Эйра?
Вспоминаю, все взгляды, какими сестра смотрела на Теона с самого начала. А ещё… как я впервые увидела его на балу, как трепетала в тот самый день. Как полгода назад заходилось от счастья сердце, когда через пару недель после бала Первого огня, где он пригласил меня на танец, юный лорд впервые приехал в наш дом под благовидным предлогом «участия в ежегодной охоте на вепря».
Сестрёнка вся как-то подбиралась, стоило ему войти в комнату, находила любые поводы оказаться рядом, следовала за мной хвостом, смеялась над шутками Теона, спрашивала о драконьей магии, каким был первый оборот…
«Он такой красивый, — как-то сказала она, обнимая меня после того, как он посватался. — Тебе так повезло, Малли. Юный лорд Эннас — мечта любой драконессы!»
Мне нравилось это её восхищение, такое наивное, детское, ведь Эйра младше на полтора года, ей только на прошлой неделе исполнилось восемнадцать. Конечно, ей нравится Теон: золотые драконьи глаза, сила, благородство и красота. Такой, как он, просто не может не нравиться.
3.1
Щёлкает замок, и я вздрагиваю. «Они во всем разобрались, Теон вступился за меня!» — вспыхивает надежда, и я встаю с пола, держась за стенку.
Двое стражников и Лина, служанка Эйры, молча входят в комнату, никто из них даже не смотрит на меня.
— Что… — голос срывается.
Лина подходит к вешалке, на которой висит моё свадебное платье и аккуратно... снимает его и складывает себе на руки.
— Нет! — пытаюсь подойти, но колени подгибаются, и я падаю. — Это моё! Не трогайте!
Лина проходит мимо.
— Леди Мальяна, — говорит она тихо, — я просто выполняю приказ маркиза Бойрана.
— Но… зачем? — я боюсь услышать ответ, но он нужен мне. Я… просто не могу оставаться в неведении, что же происходит в замке, ведь моя жизнь и судьба висят над глубокой пропастью.
Но ни Лина, ни стражи мне не отвечают, и девушка просто уходит с моим прекрасным платьем. Оно должно было быть на мне, радовать глаз Теона… Драконья мать, я же примеряла его ещё вчера…
Я застываю у окна, пытаюсь понять, что же происходит, даже дёргаю решётку, пытаюсь наложить заклинание, чтобы сбежать, но… и она, подобно моему телу не слушается, словно меня не только опоили, но и лишили магии, как-то её заблокировали. А если так, то…
Это точно тёмные чары.
Я даже на кровать лечь не могу, там всё ещё эти запачканные не моей кровью простыни.
Опускаюсь в мягкое кресло и сижу, глядя в точку и прислушиваясь, не донесётся ли каких-то звуков из коридора. Неведение убивает.
Снова щёлкает замок, за окном уже вечер, снова двое стражей и одна служанка, она ставит на стол поднос. Хлеб, холодное мясо, долгожданный кувшин с водой и...
И кусок свадебного пирога.
Не узнать его нельзя — такую миндальную глазурь делают только на свадьбу. А сверху засахаренные фиалки — символ покорности и чистоты, ведь невесте полагается быть покорной, чистой и непорочной девой.
Всё внутри сжимается: «Какая насмешка… Они издеваются надо мной!»
— Уберите это, — шепчу. — Уберите…
Но дверь закрывается, снова щёлкает замок, и я остаюсь один на один со своим унижением, покрытым сладкой глазурью и причудливым цветочным узором на нём. Больше ко мне никто не приходит.
В комнате темнеет, свечи догорают, у меня даже нет сил разжечь огонь в камине, несмотря на начало лета, ночи ещё холодные.
Я лежу на полу и невидяще смотрю в потолок, тревога внутри вопит, как дикий олень во время гона: «Что происходит? Почему? Что делать?»
В какой-то момент я всё же закрываю глаза и засыпаю.
А когда просыпаюсь, то за окном — рассвет.
«Это мог бы быть наш первый с Теоном рассвет…» — сжимаю кулаки.
Прошли сутки, а кажется, что целая жизнь, столько мыслей я передумала.
Щелчок, скрип, распахивается дверь. Снова всё те же два стражника:
— Вставай, — говорит один. — Тебя ждут.
Сердце колотится, в нём снова вспыхивает надежда:
— Где?
— В семейной часовне.
«Неужели… неужели мы всё же женимся? Может быть, Теон хочет принести свои клятвы и просто забрать меня из этого дома, где никто мне не верит? Хоть бы так, Драконья мать, защити!»
Поднимаюсь, ноги уже не дрожат, оглядываю себя в зеркало: на щеке след от пощёчины, наверное, мать оцарапала, кудрявые волосы в беспорядке, под глазами тени — хороша невестушка. Закутываюсь плотнее во вчерашнюю накидку и иду за стражниками.
Слуги в коридорах смотрят на меня во все глаза, кое-кто отворачивается, от волнения в груди гобелены на стенах сливаются в одно коричневое мельтешащее пятно.
Доходим до маленькой семейной часовни. Когда-то здесь мать и отец обменялись брачными клятвами, а через полгода, когда отца убили в бою, Бойран, его младший брат и теперь наследник рода предложил беременной мной матери свою руку и покровительство. После соблюдения приличествующего трауру срока мама стала женой Бойрана в этой же часовне, а через пару недель родилась я.
Вся эта семейная история, полная драмы и крови, проносится в голове, пока стражники распахивают двери часовни.
Узкое зарешёченное окошко почти не пропускает свет, и внутри горит множество свечей, бросая какие-то жуткие тени на белый мраморный алтарь.
Лицо матери непривычно каменное, без единой эмоции. Губы Бойрана сурово поджаты, руки скрещены на груди, взгляд холодный.
Жрец в белых одеждах мне знаком — старый Крион из местного прихода, именно он должен был скрепить наш с Теоном союз, благословить клятвы.
Эйра и Теон стоят у алтаря вместе, слишком близко друг к другу, и от дурного предчувствия меня пробирает озноб. Но я держусь и вхожу внутрь, подхожу ближе к семье и вскрикиваю, когда вижу…
На руке Эйры брачный тонкий серебряный браслет с фиолетовыми чешуйками дракона, переливающимися в пламени свечей. Это не просто брачный браслет, это брачный браслет дома Эннасов.
«Браслет Теона!» — сердце пронзает острой иглой и мир останавливается.
3.2
Мать делает шаг вперёд:
— Лорд Теон Эннас милостиво согласился взять в жёны нашу Эйру после того… — ровный официальный голос матери всё же сбивается, она запинается на секунду, но тут же продолжает, — после того бесчестья и позора, которые ты навлекла на нас. Брак заключили вчера, освятили жрецом и консумировали этой ночью.
Кровь отливает от лица:
— Консумировали? Заключили брак?..
— Да, — просто говорит Бойран. — Лорд Эннас великодушно согласился на союз с Эйрой, и мы в неоплатном долгу.
«Вот зачем забрали платье… Моё платье… Она, она опоила меня и надела моё платье, а потом возлегла с ним, с моим Теоном!»
Смотрю на сестру. Она стоит, опустив глаза, но на губах играет едва заметная победоносная улыбка.
— Как ты могла? Выйти за моего…
— За своего жениха? — Эйра поднимает голову, и в её глазах — холодная уверенность. — У тебя больше нет жениха, сестрица. После того, что ты сделала, благодари небеса, что ещё жива! Я спасла нашу честь, нашу семью и будущее!
— Врёшь! Я ничего не делала! — взрываюсь и кричу. — Ты меня опоила и подставила! Теон, скажи им! Ты же знаешь! Ты лишил меня девственности! Ты знаешь, что я…
— Замолчи! — рявкает Бойран.
Но я уже рядом с Теоном, хватаю его за руку, за ту самую руку, что когда-то ласкала меня.
— Теон-Теон, одумайся! — шепчу, умоляю. — Пожалуйста… Это же я, Мальяна. Твоя Мальяна, вспомни кровь на серомплаще, вспомни купол невидимости в саду под старыми дубами. Вспомни, как ты говорил, что любишь меня. Может, тебя тоже опоили? Приворожили? Теон…
Он смотрит на меня, на краткий миг что-то мелькает в его глазах, а потом…
Он с силой отталкивает меня. Резко и грубо, так, словно я ему неприятна!
Спотыкаюсь и падаю на колени.
— Мало того, что лгунья, так ещё и неблагодарная! — в голосе любимого звякает драконья сталь. — Я даровал твоей семье милость, взяв в жёны твою младшую сестру, спас ваше доброе имя. А ты смеешь ко мне приставать и нагло врать, будто бы я был с тобой?
«Это не он! Мой Теон так никогда бы не сказал!» — отчаяние захлёстывает подобно мощной волне, лишает воздуха в лёгких.
— Держите её, — приказывает Бойран, — и на алтарь.
Стражники подхватывают, тащат к белой глади мрамора.
— Что… что вы делаете? Не трогайте меня! — пытаюсь вырваться.
— Тебя бы следовало казнить за то, что ты устроила, — холодно произносит мать. — Публично, на потеху простолюдинам, чтобы все видели, какая ты грязная и лживая нечестивица.
— Мама…
— Но лорд Эннас милостив, — продолжает она, не глядя на меня. — Он согласился взять твою силу в качестве компенсации за разорванный договор. А тебя… тебя всего лишь отправят в Дикую Пустошь. В поселение для падших женщин.
Леденящий ужас пронзает насквозь: «Нет-нет-нет! Дикая Пустошь. Это же хуже смерти!»
Земли за Чёрными горами, где лишь песок да ветер, а ещё… преступники и отверженные. Я же просто пропаду там, на тяжёлых каторжных работах.
— Нет, — шепчу. — Нет, пожалуйста… не надо, я не виновна!
— Надо было думать раньше, — роняет Бойран. — Как могли мы взрастить такое зло, Лурда? — и он картинно вздымает руки к каменному потолку.
Меня привязывают к алтарю, больно, верёвки врезаются в запястья и лодыжки.
— Прошу, отпустите! Я ничего не делала! Эйра, скажи им правду! Это всё ты! Ты сделала это…
Но Эйра молчит, всё так же стоит рядом с Теоном, и на её лице — спокойствие и... жалость.
— Драконья мать, — шепчет она, — кажется, наша Мальяна сошла с ума. Может быть, её безумство заставило сделать все эти гадкие вещи?
Теон сжимает её руку, а меня будто конь растоптал.
Крион подходит, в руках у него флакон с мутной зеленоватой жидкостью.
— Прости меня, дитя, — шепчет он. — Но таков приговор, твои родители имеют на это право, тяжесть твоего греха велика, да дарует Драконья мать тебе силы выдержать наказание!
И он зажимает мне нос и вливает отвратительное кислое зелье в рот.
Я делаю вдох, гортань сжимается, и зелье проглочено.
А потом начинается это: тело сводит судорогой, трясёт, а в под рёбрами вспыхивает пожар.
Жрец кладёт руки мне на грудь, начинает читать заклинание на старом языке, слова сплетаются в узор и плывут золотыми искрами, воздух вокруг его рук светится, ходит волнами.
Меня же охватывает такая боль, будто кто-то вытаскивает из меня внутренности, и я кричу.
А жрец всё читает, всё громче и громче, его глаза закатываются, он входит в транс, руки касаются моей груди, и я чувствую, как его сила, чужеродная и тяжёлая, проникает внутрь, цепляется за мою магию, которая теперь проснулась и боязливо шевелится под рёбрами.
— Нет! — шепчу одними губами. — Нет…
Но его руки уже извлекают золотистый свет, всю мою силу и магию. Я вижу её у него в руках — сгусток переливающегося золотого света, пульсирующий, словно живое существо.
Глава 4. Сделка
Галина
Бесконечный всепоглощающий холод заставляет испытывать постоянную, непрекращающуюся тревогу.
Да и как её не чувствовать, если я неизвестно где, плыву в какой-то чернющей пустоте. Даже не плыву, а просто есть, болтаюсь где-то в нигде. Никто и нигде.
Но больше всего пугает эта темнота без единого просвета, луча солнца, да хотя бы блика лампочки.
Это невыносимо.
«Сколько я здесь? Секунда? Час? Год? Вечность?» — силюсь понять и не могу, время здесь или не существует, или не ощущается.
А я всё прокручиваю и прокручиваю в голове: «Алтай, секта, Лера… Нож в животе. Пустое лицо фанатички. «Ты вознесёшься и поймёшь»...
Ясно одно: я умерла и меня зарезала родная сестра, хотя и неприятно, больно, но других объяснений у меня нет.
Это ад? Рай? Чистилище? Чёрная холодная пустота не похожа ни на что из того, что описывала бабушка, таская меня в церковь. Никаких котлов, ангелов, демонов, лишь одна сплошная пустота.
«Господи, — молюсь, — уже куда-нибудь меня определи. В ад, в рай, в чистилище — мне всё равно, только не это. Я больше не могу быть в этом нигде».
Мои нервы, крепкие, стальные, закалённые тренировками, сборами, психологическими тестами и работой под прикрытием, начинают сдавать. Я балансирую где-то на грани безумства, готова поверить и сделать что угодно, лишь бы выбраться отсюда хоть куда-нибудь.
«Может, это и есть наказание? Вечность в пустоте? За что? За то, что не спасла Леру? За то, что недостаточно старалась? За все убийства, что пришлось совершить на службе? За…»
— Ты то мне и нужна!
Я вздрагиваю… насколько можно вздрогнуть, когда у тебя нет тела. А потом вижу: впереди свет, золотой, тёплый. Живой.
Он прорезает тьму, подобно солнечным лучам, и в этом золотом сиянии… фигура. Очертания человека, сотканные из золотистых переливов, как будто кто-то взял солнечные лучи и сплёл из них существо.
От этого света ледяная пустота отступает, и мне становится тепло.
— Я? — выдавливаю кое-как. Голос звучит странно глухо, словно под водой. — Кто ты?
— Неважно, кто я, — голос мягкий, женский, но с оттенком затаённой боли. — Важно, что ты та, кто мне нужен, и я нашла тебя.
Золотая фигура приближается. Я вижу больше деталей: длинные волосы, струящиеся светом, тонкие руки, изящная шея, но лица… нет, только свет.
— Нужна? Для чего?
— Ты сильная, — говорит она, и свет вокруг неё пульсирует интенсивнее. — Я чувствую, что ты боролась и не сдалась. Даже когда тебя предали и убили. Твоё тело и сейчас ещё борется, хоть мгновения его и сочтены.
Я молчу, не знаю, что сказать.
— Мне нужен кто-то именно такой, — продолжает она. — Кто-то сильный и кто справится.
— Справится с чем? — голос звучит бодрее, внутри крепнет уверенность, что мне сейчас предложат какой-то выход из этого чёрного плена небытия.
— С моей жизнью, — сияние подрагивает. — С кошмаром, который в ней случился. И… отомстит за меня.
«Вот мы и подошли к твоему предложению».
— Чего ты хочешь?
Фигура вздыхает, дрожит ещё больше, словно от боли:
— Меня предали, опозорили, лишили всего: чести, любви, магии. Я почти умерла, у меня осталось совсем немного времени и сил, чтобы предложить сделку.
— Какую сделку?
Золотая душа делает шаг ближе. Теперь я чувствую её — не физически, на уровне энергии, эмоций: тепло, отчаяние, ярость, гнев — всё это исходит от неё волнами.
— Я могу дать тебе новую жизнь, перед тем как исчезнуть окончательно. Ты попадёшь в моё тело, станешь мной. А в обмен, отомстишь за меня. Накажешь всех виновных в моём позоре и смерти.
Я молчу, перевариваю слова: «Новая жизнь, другое тело, месть…»
Пока похоже на очередное спецзадание: внедриться и арестовать преступников. Такое я могу, с таким справлюсь. Да и потом… терять мне нечего.
— А потом? — делаю шаг навстречу. — Что будет, когда я отомщу?
— Потом, — свет вспыхивает, — можешь жить как захочешь. Моё тело станет твоим окончательно, моя жизнь — твоей. Я просто прошу… — голос дрожит, — дай мне клятву, что отомстишь. Что не оставишь их безнаказанными. Что они заплатят за то, что сделали со мной и ты раскроешь истинных виновников, заставишь их страдать…
Я смотрю на этот сгусток света, ярости и боли:
— Жизнь, говоришь? — повторяю медленно.
— Да.
— В другом мире?
— Да. В мире магии, драконов, интриг. В мире, где меня предала собственная сестра.
Меня пронзает боль, и для раздумий не остаётся места.
— Да! — голос звучит твёрдо и уверенно, почти как на работе во время оперсводки. — Я согласна. Я отомщу за тебя, клянусь!
Свет вокруг золотой фигуры вспыхивает так ярко, что будь я человеком, наверное, ослепла бы.
Глава 5. Внедрение
Галина
Стражник подводит меня к двери и открывает её одним резким движением, словно боится, что сбегу или наброшусь на него, хотя я едва держусь на ногах и каждый шаг даётся с таким трудом, будто из меня вышли все силы. Под рёбрами словно разверзлась пустота, и это очень странное чувство: вроде не больно, но неприятно, ощущение, что вырвали кусок души и оставили зияющую дыру.
«Хорошо, что пустота не болит, как рана от острого ножа, — вспоминаю эту ослепительную чистую боль и в животе что-то отдаёт, фантомно, слегка, но всё же. — «У человека нельзя отнять воспоминания», — вспоминаю фразу из любимого фильма про психопата-маршала и невольно усмехаюсь: — Даже у тела их не отнимешь. Сейчас в новом теле я чувствую старую боль и сложно сказать, что хуже — боль физическая, или боль предательства».
Мать Лурда (услужливо подсказывает память), следует за мной, останавливается на пороге, будто боится осквернить себя близостью к опозоренной дочери.
— Мальяна, собирай вещи, — говорит она ровно, голос без единой эмоции, отработанный, дежурный, каким говорят с прислугой или малознакомыми людьми. — Возьми самое необходимое, только то, что сможешь унести сама. Вечером тебя отвезут в управу, там ты переночуешь в общей камере, а на рассвете поедешь с остальными в обозе на Дикую Пустошь.
«С остальными, значит, я не одна, там будут другие ссыльные, преступники, падшие, изгнанники и бог весть кто. Неплохо, будет шанс слиться с толпой, понаблюдать, не привлекая внимания, насколько это возможно в ситуации с бывшей невестой дракона…» — киваю молча, не доверяя своему голосу, который может выдать меня интонацией, акцентом, чем угодно — я пока не знаю, как должна звучать Мальяна, какие слова использовать, как строить фразы и смотреть на мать.
Лурда, надо сказать, красивая женщина, выходит из роли, превращаясь из ледяного истукана в обычного человека, и смотрит на меня долгим грустным взглядом, в котором сожаление и боль. Конечно, она же мать, ей не может быть в радость случившееся с дочерью. «Любимой дочерью», — снова услужливо подсказывает внутренний голос. Необходимость разбираться со ставшей неудобной, согрешившей дочерью выжигает ей сердце, но долг есть долг. Мгновение, и её лицо снова становится каменной маской благородной дамы, которая не позволит себе показать слабости.
— Молись, Мальяна, — добавляет она тихо, почти шёпотом, и в голосе слышится что-то настоящее, человеческое. — Проси Драконью мать, чтобы она простила тебе грехи, очистила твоё сердце от скверны и дала силы пережить то, что ждёт тебя в Пустоши. У меня сердце кровью обливается, я… буду молить её, чтобы дала тебе второй шанс, чтобы ты выжила там…
«Возможно, ваша Драконья мать уже дала мне второй шанс, и какой…» — смотрю на неё, но молчу. Ведь я не та, за кого будет молиться эта несчастная женщина.
Дверь закрывается с глухим стуком, эхо разносится по комнате, и я слышу, как снаружи поворачивается ключ в замке. Вполне ожидаемо: меня заперли, как преступницу, хотя формально я всё ещё дочь этого дома и ни в какой не в управе.
Ну да ладно, главное, я наконец-то остаюсь одна, могу хоть немного прийти в себя.
Стою посреди комнаты, прислушиваюсь к звукам, к своему ровному дыханию, к стуку сердца в чужой груди и медленно оглядываюсь, включая профессиональный режим.
Пока есть возможность, хорошенько осмотрю место происшествия, так сказать, проведу анализ обстановки и поиск возможных улик.
Итак, передо мной прежнее жилище Мальяны, хоть и ненадолго, посмотрим, что мы имеем.
Комната, довольно просторная, примерно двадцать квадратов, явно предназначенная для человека благородного происхождения, — это видно по высоким потолкам с массивными деревянными балками, украшенными резьбой. Только вот позолота на резьбе выглядит слегка пошарпанной — время оставило следы, которые почему-то не поспешили исправить ремонтом. На стене напротив двери высокое с тёмными стальными решётками окно, сквозь них и мутноватое стекло пробивается дневной свет, тусклый и серый, окрашивающий всё в холодные тона, с такими окнами в комнате постоянно должен гореть свет или свечи.
Подхожу к окну, раздвигаю шторы пошире, выглядываю: средневековый двор, вымощенный серым булыжником, конюшни вдалеке слева, за ними сад, крытая галерея справа, несколько слуг снуют туда-сюда с вёдрами и мётлами, мужчина, по всей видимости конюх, выводит лошадь.
Чужая память вспыхивает неожиданно, накатывает волной, и я вижу явно, отчётливо: та самая конюшня, сумерки, в замке празднуют помолвку Мальяны, а сама Мальяна, то есть теперь я, обнимается с темноволосым красивым юношей лет двадцати-двадцати двух. Чувствую его запах, приятный древесный, с нотками фруктового вина, что подавали за столом, тепло рук и губ, он нежно и сладко целует меня, а я шепчу: «Да, сегодня».
Он обнимает меня крепче, а потом расстилает светло-серый плащ с красивой серебряной вышивкой («Драконьей», — шепчет голосок внутри), прямо на земле в том укромном уголке, который почти не видно отсюда. Его глаза вспыхивают золотом, зрачки становятся вертикальными, змеиными, «драконьими», смотрят с нежностью и желанием. Его тёплые чуть жестковатые руки касаются кожи, он шепчет:
— Я люблю тебя, люблю, люблю, — повторяет это снова и снова, как заклинание…
«Это и есть он, лорд Теон Эннас, тот самый жених, что не вступился за невесту, которую так любил», — мысли о нём мои, холодные, анализирующие, а боль в груди не моя, пронзительная, исступлённая, обжигающая.
5.1
Вспоминаю, как Мальяна почувствовала горечь вина, и улыбаюсь наивности девушки: алкоголь со снотворным или наркотиком — классический способ вывести жертву из строя. Эйра, кстати, умело притворилась, что в её бокале вино тоже горчит, а потом очень быстро ушла, не проведя с сестрой и получаса: «Я пойду, сестрёнка, а ты ложись, поспи, завтра долгий день».
Ну-ну, действительно долгий, долгий и последний. Кстати, как она вышла из комнаты, Мальяна и не видела, её просто вырубило.
«Значит, сестра — первый подозреваемый, мотив очевиден: ревность, желание занять место невесты, любовь к жениху, зависть — классика преступлений такого рода».
Продолжаю осмотр, методично, как учили. Справа от кровати ещё одна тумбочка, на ней ничего интересного, книга в кожаном переплёте, закладка торчит посередине. Пролистываю, понимаю, что знаю буквы, они быстро складываются в слова: любовь, семья, муж — любовный роман, всё ясно.
У последней, четвёртой стены стоит массивный платяной шкаф из тёмного дуба, резьба на дверцах изображает драконов, вьющихся вокруг стилизованного солнца — искусная работа мастера, но дерево потемнело, слегка потрескалось, а одна из дверец висит чуть криво, наверняка проблема с петлями.
Рядом со шкафом — туалетный столик, зеркало в некогда золочёной раме с такой же облупленной позолотой, как и во всей комнате, на столешнице — флакон, очевидно с духами, деревянная расчёска с несколькими застрявшими волнистыми волосками, шкатулка для украшений из инкрустированного дерева и пара свечей, основательно прогоревших почти до основания.
Подхожу к столику, сажусь на низкую скамеечку перед ним, смотрю на своё отражение.
«Вот она, Мальяна, а теперь я».
Бледное лицо, тёмные брови вразлёт, огромные серые глаза с поволокой усталости и боли, пухлые губы, небольшая ямочка на подбородке. Тёмно-русые кудри, длинные, спутанные, падают на плечи. Тонкая шея, острые ключицы, проступающие под полупрозрачной кожей. На правой щеке припухлость и царапина, вспоминаю пощёчину матери, как длинные ногти слегка оцарапали щёку.
«Симпатичная, но бледная, запуганная, выгляжу, как будто вернулась с того света, — невольно усмехаюсь, — неудивительно, учитывая, что технически я умерла и воскресла в чужом теле».
Открываю шкатулку, внутри бархатная красная подкладка, потёртая и выцветшая, и почти пусто: два простых серебряных кольца без камней, тонкая цепочка, которая явно носилась часто, судя по потёртостям на звеньях, брошь с тусклым зелёным камнем, похожим на малахит, в простой оправе, и… всё.
Для дочери аристократа, пусть и небогатого, весьма негусто, даже мало. Должно же быть какое-то золото, жемчуг, фамильные драгоценности?
***
Все, кто ждал визуал Мальяны - вот!
Мне она представляется именно такой. А вам? Похожа на картинку в вашей голове?
5.2
«Они и были», — чужая память снова подкидывает воспоминания. Старые, судя по тому, как медленно-тягуче, подобно густой смоле они всплывают: Мальяна притаилась за книжным шкафом в кабинете отчима, Бойрана. Пришла, чтобы положить книгу на место, но тут вошёл он, и девушка скользнула за угол. В последнее время он не в настроении, и попадаться на глаза лишний раз не хотелось.
Он садится за стол, склоняется над бумагами, лицо осунувшееся. Через пару минут входит мать, её руки сжаты в кулаки, спина прямая, на лице недовольство:
— Бойран, почему до сих пор не оплачены ткани? Я хотела сшить новые платья девочкам, Мальяне скоро поступать в академию, нужно готовиться, гардероб юной леди не возникает из воздуха…
— Лурда, мы на грани банкротства, — глухо говорит Бойран, не поднимая головы.
— Как?! — она отшатывается.
— Военные сборы выкачали из казны последнее — его величество потребовал удвоить налоги на содержание армии, и я заплатил, иначе бы лишился титула, возможности заседать в палате, да ещё и на земли арест наложили бы… А до этого я неудачно вложился в акции Западной торговой компании, обещали двести процентов прибыли за год, выглядело надёжно, говорили, мол, у них были контракты с королевским двором. А эти… — он грязно ругается, — обанкротились за три месяца. Главный управляющий сбежал с деньгами за море, и все вкладчики остались ни с чем. Кто бы мог подумать, такие приятные люди, и на тебе!
Лурда молчит, только губы сжимаются в тонкую линию.
— Ещё беда с лордом Арентайном, — продолжает Бойран, и голос звучит совсем уж безнадёжно. — Дал ему взаймы пятнадцать тысяч золотых под честное слово, без расписки, потому что наши семьи дружили сколько себя помню, он был свидетелем на свадьбе родителей… Его поместье сгорело дотла вместе с урожаем и скотом, поджог устроили чёрные диверсанты. Он разорён полностью, живёт сейчас в бывшем доме прислуги, практически на милостыню, платить ему нам нечем, и неизвестно, сможет ли он когда-нибудь отдать долг, ведь Эспена, его сына, убили в той бойне при Микане два года назад.
— Что же нам делать? — шепчет мать, и в голосе слышится паника, которую она пытается скрыть, но не может.
— Выживать, — жёстко отвечает Бойран, и Мальяна слышит в его голосе отчаяние и ярость. — Урезать расходы до минимума. Рента с крестьян уже собрана на два года вперёд, я выжал из них всё, что мог, больше брать не стоит, иначе начнётся бунт. Деньги теперь тратим только на самое необходимое: минимум прислуги, простая еда, оплата управляющего и стражи. Всё остальное — роскошь, которую мы больше не можем себе позволить. Украшения нужно продать, кроме самого необходимого для приличия. Новые платья… Только, чтобы найти девочкам удачные партии. В академию Мальяну мы теперь отправить не сможем, платить за её обучение нечем. Вместо учёбы ей теперь нужно искать жениха, достойного, богатого.
— Бойран… Неужто мы будем продавать своих дочерей?! — Лурда переходит в защиту: — Не для этого мы их растили. Тем более Мальяна! Она… она одарённая, у неё есть будущее, сможет стать придворным магом!
— Лурда, нам скоро будет нечего есть, как ты не понимаешь! Учёба Мальяны для нас сейчас неподъёмная ноша! — и Бойран ударяет кулаком по столу. — Повторяю, теперь и ей, и Эйре придётся подумать о будущем и поискать хороших женихов, и лучше не затягивать… У Мальяны не за горами Бал Первого огня, вот к нему, а не к академии и готовь её. Выходя в свет, она должна блистать, а сами мы… балы больше устраивать не можем, надо держаться на плаву, кормить дармоедов нам не по карману.
Из своего закутка Мальяна видит, как мать кусает губы.
— Драконья мать! Как раз перед тем, как девочки начинают входить в возраст согласия… Неужто мы их не выдадим нормально замуж?
— Их удачное замужество — наше спасение, — чеканит Бойран. — Если посватается кто-то стоящий, то мы раскошелимся и на свадьбу, и на всё, что должно, если за невесту дадут хороший откуп. Поэтому на Балу Первого огня Мальяна должна выглядеть так, будто никаких проблем у нашей семьи нет, проследи за этим. Всё должно идти как по маслу, никто ещё не знает о нашем бедственном положении, мы вполне можем рассчитывать на хорошую партию…
Память отпускает, и я сижу перед зеркалом, глядя на своё новое лицо. Картина упадка семьи складывается в голове: семья на грани банкротства, отчим влип в финансовые неприятности, мать в панике, и единственное спасение — выгодный брак старшей дочери с богатым лордом-драконом.
Мальяна была не просто невестой, она ценный товар, единственный актив, который может спасти семью от разорения и позора, от потери титула, земель и уважения.
А потом свадьба срывается, невеста опозорена, и на её место встаёт младшая сестра — запасной вариант, который, судя по всему, давно ждал своего часа, более того, подгадывал и гадил, чтобы скинуть с этой шахматной доски более везучую сестру.
Мотив миленькой сладенькой Эйры становится ещё очевиднее: она получает и богатого мужа, и высокий статус, и роль спасительницы семьи — всё, что должно было достаться старшей сестре.
***
Мои дорогие читатели!
Представляю вам ещё одну участницу нашего Литмоба Сестра-злодейка!
Кейлет Рель
Мой лучший враг, или Брачная практика
https://litnet.com/shrt/nj-i
5.3
Молодец, сестричка, несмотря на ревность и жадность, всё хладнокровно спланировала, просчитала возможные варианты. Даже не замарала рученьки убийством, просто опоила и бросила тень на честь сестры, растянула убийство во времени, ведь изгнание в Дикую Пустошь — это медленная смерть, которая оставляет руки чистыми. Если, конечно, пережить лишение силы, которое опять же делает кто-то другой… Закрываю шкатулку, поднимаюсь с места.
У стены, между шкафом и окном, стоит небольшой дорожный сундучок — потёртая кожа, железные оковы, массивный замок с ключом на цепочке. Видимо, сюда я и должна сложить свой скарб изгнанницы.
Посмотрим, что у нас в шкафу. Отрываю дверцу с небольшим скрипом.
Внутри аккуратно сложена немногочисленная одежда: несколько повседневных платьев из простого льна, крашеного хлопка, одно явно парадное — поношенное бархатное, есть и тёплое, грубой шерсти. Цвета в основном серые, тёмно-зелёные, синие, никаких ярких цветов, рисунков, кое-где вышивка, ткани недорогие.
Вспоминаю: новый гардероб собрали для переезда в фамильный замок Эннасов, ведь ещё и там будут играть свадьбу, теперь уже со стороны жениха. А здесь осталось то, в чём обычно ходила Мальяна, всё, что было покрасивее да подороже, достанется счастливой жёнушке Эйре.
Открываю сундук и складываю в него нижнее бельё из хлопка, кое-где штопанное, толстый шерстяной плащ с капюшоном, пару тёплых чулок, потёртые кожаные перчатки, пару платьев.
В ящике с нижним бельём нахожу позвякивающий при каждом движении кожаный мешочек. Развязываю шнурок, высыпаю содержимое на ладонь: девять серебряных монет среднего размера с чеканным профилем короля в короне, пять медных монет поменьше и одна золотая, самая крупная.
«Личные сбережения Мальяны, её карманные деньги, кажется, это немного, но лучше, чем ничего», — заворачиваю мешочек в льняное платье и продолжаю изучать добро в ящиках.
Обнаруживаю книгу в потрёпанном кожаном переплёте, углы стёрты, корешок потрескался, страницы пожелтели по краям. Открываю первую страницу и понимаю, что это не книга.
Аккуратный почерк, почти без клякс:
«Мой личный дневник. Начинаю в пятнадцатый год моей жизни. Мальяна Ренфорд, дочь лорда Бойрана Ренфорда и леди Лурды Ренфорд».
«Дневник — это золото для следователя, здесь могут быть записи о встречах, чувствах, подозрениях, деталях, которые помогут восстановить картину».
Листаю дальше, пробегаю глазами по записям: девичьи мечты о балах, недовольство преподавателем этикета, восторги по поводу нового платья, переживания из-за ссоры с подругой, мелочи обычной жизни благородной девушки.
Вот и последние страницы, совсем другие, на лицо взросление, мысли о Бале Первого огня и о Теоне: «Сегодня лорд Теон Эннас приехал в наш дом для ежегодной охоты на вепря, единственное светское мероприятие, что мы теперь можем себе позволить. После месяцев тайной переписки, после того танца на балу… Когда снова увидела его вблизи, у меня перехватило дыхание — так он красив: тёмные волосы до плеч, карие глаза, в которых то и дело мерцает драконье золото, а когда он подле меня, то зрачки становятся вертикальными. Говорят, так бывает у драконов, когда они испытывают сильные эмоции. Неужели… неужели он и правда влюблён в меня, и я всё это не придумала? Драконья мать, сильный дракон, высокий, широкоплечий, влиятельный и, кажется, очень богат… Когда он улыбнулся мне за ужином, я почувствовала, такое сильное сердцебиение, что даже испугалась, ведь нельзя так сильно любить кого-то. А я люблю, теперь в этом нет сомнений… Всё, как пишут в книгах, теперь я знаю, это правда, ведь впервые в жизни по-настоящему влюбилась».
От этих строк так и веет девичьей влюблённостью. Переворачиваю страницу, читаю о милых наивных мечтах в стиле розовых пони.
Вот уже интереснее: «Сегодня он впервые поцеловал меня — мы были в дальнем углу сада, где старые дубы закрывают поворот дорожки от посторонних глаз, Теон притянул меня к себе, поцеловал так страстно, что у меня закружилась голова, и сказал, что хочет просить моей руки… Большего счастья я и не желаю: хочу быть с ним всегда, хочу стать его женой не только по долгу и расчёту, но и по любви».
Пролистываю ещё несколько страниц — записи становятся интимнее, подробнее, и я понимаю, что читаю описание их тайных встреч, поцелуев, объятий.
А вот и первая близость, прямо на пире в честь помолвки: нежность… серый плащ… боль… его губы… пятна крови… я так его люблю!»
Читаю и чувствую отголоски эмоций Мальяны: нежность, трепет, любовь. Теон был божеством для этой девочки.
Только вот теперь я знаю, чем это всё закончилось — предательством. Он знал, что крови на простынях быть не могло, знал, что это невозможно, и всё равно отвернулся…
Закрываю дневник, кладу в дорожный сундук. Это могло бы быть уликой, которая хоть как-то защитила бы Мальяну, но уже слишком поздно: силу отняли, семья счастливо решила денежный вопрос и выдала за богатого сына лорда свою младшенькую, а жених… жених парень интересный. Весьма занятный, я бы сказала.
Дорогие читатели!
Приглашаю Вас в новинку 16+
Натальи Неждановой
Целительница для герцога: наперекор судьбе
https://litnet.com/shrt/9l4M
5.4
И покоя не даёт вот что: Мальяна любила его искренне, наивно, всем сердцем, отдала ему себя полностью, верила каждому слову. Он же публично отрёкся от неё, назвал потаскухой, хотя прекрасно знал, что никакой крови не должно было быть. Почему? Что заставило его так поступить? Почему влюблённый прекрасный принц из сладенькой сказочки не защитил свою принцессу и не увёл в прекрасное долго и счастливо? Ведь он прекрасно знает правду, и это значит…
Ему это выгодно, и луноликий ясноглазый Теон в сговоре с Эйрой!
Но зачем? Выбрал бы сразу её, Ренфорды с удовольствием отдали бы ему сразу младшую. За руку юного дракона никто не тянул, не заставлял, переспали они только после помолвки, которая состоялась гораздо позднее охоты на вепря. В чём тогда дело?
Выбираю самое добротное платье из оставшихся и начинаю переодеваться: «Давай подумаем логически, Галя. Что такого получил Теон, женившись на Эйре, а не на тебе, то есть Мальяне?
Приданное — всё то же — никакое. Сказать, что Эйра в миллион раз красивее — ну нет. Смазливая, миленькая, но не более. Думай, думай, ду…
Вот чёрт! Мать Мальяны ведь сказала что-то про силу, перед тем как жрец выполнил этот чудовищный ритуал: «Чудо, что такой сильный дракон согласился взять твою силу…» — и до меня доходит. Вот что будет с силой, которую отняли у Мальяны. Это те самые уступки, на которые был готов пойти Бойран, рассыпающийся любезностями перед богатеньким мальчиком, — вспоминаю его слова о том, что Эйра, мол, сильнее и одарённее, а он готов на всё…
Ложь, откровенная ложь — Эйра никогда не была сильнее и одарённее. Вот я — сильная, точнее, была сильной: когда жрец в Храме Пламени определил уровень моей силы, то родители даже поговаривали о том, чтобы отправить меня в академию в столице. Даже оплачивали дополнительные занятия, готовили потихоньку. Естественно, когда инвестор года Бойран просрал все семейные деньги, разговоры об этом быстро поутихли. Но Эйра никогда не была сильнее меня, никогда! И что же станет с той силой, что у меня отняли?»
Надеваю серые хлопковые чулки и пытаюсь вспомнить, всё, что Мальяна когда-либо слышала о таких наказаниях, жестоких, а потому редких, ведь ни один родитель не обречёт собственное дитя на такую ужасную участь.
«Ну почему же ни один… Бойран, которого Мальяна считала отцом, обрёк, мать не сказала ни слова против. Более того, что-то мне подсказывает, что об этом никто и никогда не узнает, всё останется в узком кругу сопричастных: родители Мальяны, змея-Эйра, Теон, старый жрец и Стин», — сердце разрывается от боли, и я встаю с кровати, начинаю мерить шагами комнату, чтобы хоть как-то унять чужие чувства.
«Отставить страдания, они тебе никто, — одёргиваю себя, — думай. Вспоминай!»
И я вспоминаю, о старой сплетне, свидетелем которой Мальяна стала на одном из светских вечеров, когда в семье ещё были деньги.
В то время Ренфорды устраивали ежегодный пикник, и картинка так и стоит перед глазами: в саду горят магические сферы, повсюду нарядные люди, веселятся, пьют десертное вино, снуют слуги с подносами закусок, а вот леди Сабина, жена лорда Болтона, оглядывается по сторонам и тихим голосом рассказывает матери прелюбопытнейшую историю. Мне лет девять, я играю в куклы с Эйрой, и никто не обращает особого внимания на двух девочек, увлечённых игрой, так что, не смотря на весёлый смех сестры, до меня доносятся обрывки разговора:
— …да-да, ходят слухи… неспроста старший сын Контонов, слабенький Лукас, так стремительно поднимается по карьерной лестнице.
— Думаешь, старый Горран кому-то дал денег? — голос матери такой же тихий.
— О, нет, откуда у этих бедолаг такие деньги… Я слышала, Контоны лишили младшую дочь силы за то, что та принесла в подоле, и, едва она родила, провели ритуал, а потом сослали в монастырь.
— Да ты что?! — в голосе матери ужас.
— Да-да, а потом её силу отдали Лукасу… — голос леди Сабины становится ещё тише, — а ведь Порша была сильной…
— Какой кошмар, — голос матери глухой, — бедная девочка…
— Сама виновата, — хмыкает леди, — нужно было блюсти девичью честь… Хорошо хоть ритуал пережила, говорят, едва не отошла к Драконьей матери…
Воспоминание тает дымкой, а я начинаю понимать мотивы любимого.
«Может быть, его опоила Эйра?» — надеется чужое сердце.
Может, и так, а может, и нет. Теон, конечно, силён, а его отец, старый лорд Эннас — советник его величества, сыну должность при дворе обеспечена в любом случае, в такой семье можно было родиться и слабым, всё равно будущее было бы самым радужным. Но ведь мы не знаем пределов человеческой жадности, может… может, у парня очень амбициозные планы на будущее и дополнительная сила бы не помешала? А тут такое удачное стечение обстоятельств: и женился на интриганке Эйре, и поиграл вволю с доверчивой Мальяной… и силу её получил…
***
Мои дорогие!
Приглашаю вас в книгу нашего литмоба «Сестра-злодейка»
[«Истинная неприятность для дракона»]
[Катарины Каррас]
https://litnet.com/shrt/wxU8
ТОЛЬКО ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ СТАРШЕ 16 ЛЕТ (16+)
5.5
В груди, там, где зияет пустота, болезненно ноет, не хватает чего-то. «Понятно чего, — прислушиваюсь к телу, к воспоминаниям, — не хватает силы, которую буквально вырезали из меня и поместили в закрытый стеклянный сосуд». Снова смотрю на себя в зеркало. Вот она я, вроде и целая, а вроде и ампутировали у меня что-то жизненно важное, без чего Мальяна не смогла.
А я смогу! Даст бог, ещё и верну, главное — оклематься, прийти в себя.
Пока что слишком много вопросов и слишком мало ответов и времени, похоже, что с уликами не густо, да и не нужны они уже никому, а допросить свидетелей сейчас точно не получится.
Остаётся одно — вспомнить всё, что знает Мальяна, и действовать по ситуации.
«Шикарный план, десять из десяти, — не могу удержаться от самоиронии. Поднимаюсь с колен, закрываю сундук. — Иди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что…»
Хотя, если удастся вырваться из Дикой Пустоши, то я знаю, с кого начну — с самого слабого звена, лже-друга детства Стина. Его либо подкупили, либо запугали, либо и то, и другое. Готова поспорить, наказание для него будет не таким суровым, как для меня, если его вообще как-то накажут…
Снова подхожу к зеркалу и усмехаюсь, глядя на щёку со следами удара. Бывало и хуже. Помню, как контрабандисты у меня вырвали ноготь во время пыток и отбили почки… а я держалась и не выдала себя.
«Справлюсь и здесь, у меня есть опыт, навыки, холодная голова и железная воля. Мальяна, ты выбрала правильно! — прикасаюсь рукой к холодной тёмной глади. — Я прорвусь!»
В коридоре раздаются шаги и голоса, наверное, идут за мной, прислушиваюсь, шаги всё ближе. Едва успеваю быстро надеть потёртые, но крепкие кожаные ботинки на низком каблучке, как раздаётся щелчок, и дверь открывается.
— Пойдём, Мальяна, — на пороге стоят мать, отчим и два стражника. «Любезная сестрица и милый женишок не пришли попрощаться», — отмечаю про себя.
Бойран кивает на сундучок, и один из охранников подхватывает мои немногочисленные пожитки.
Мы спускаемся в холл, и, пока идём по полутёмным коридорам замка, мне кажется, что из каждой щели на меня смотрят любопытные вострые глаза. Конечно, как могут слуги пропустить такое зрелище — опозоренная и лишёная силы бывшая драконица покидает отчий дом, чтобы отправиться в изгнание.
«Ничего, я выберусь, у меня есть то, чего не было у Мальяны, — умение выживать в экстремальных условиях, манипулировать людьми и убивать, если потребуется».
На войне все средства хороши, и пусть эту битву я пока проигрываю, но все следующие выиграю во что бы то ни стало.
Хотите злодейку?
Поздравляю, вы её получите! Самую настоящую, холодную и безжалостную. Я не посмотрю, кем вы были для Мальяны прежде, все вы заплатите за содеянное.
Это моё задание. А я всегда довожу работу до конца.
***
Мои дорогие!
проды будут выклвдываться по графику вт-чт-сб, возможны допы в вс, буду предупреждать заранее!
Ну а пока...
Эмоциональные качели, любит-не любит бывает не только у людей
Но и у ведьм с вампирами
Вот такие жаркие страсти 18+
И я дарю вам подарочные промокоды на книгу "Амори. Строптивая истинная".
https://litnet.com/shrt/aX4y
История Ареса и строптивой Лауры живёт здесь
https://litnet.com/shrt/iUUh
А промокоды - вот
BrESVOjE
и
LZCRVWpP
Хороших праздников!
Глава 6. Дорога начинается
Галина
Экипаж ждёт у крыльца, тёмный, закрытый, с маленькими зарешёченными окошками — больше похож на катафалк, чем на средство передвижения. Стражники уже загрузили сундук, теперь оглядываются на меня.
Бойран стоит поодаль, руки за спиной, лицо непроницаемое. Не подходит, не заговаривает, даже не смотрит в мою сторону. Для него я уже не существую, вычеркнута из семейной истории, как неудачная инвестиция, не приложившая усилий для улучшения материального положения у родственничков.
Мать же… мать подходит. Медленно, словно каждый шаг даётся с трудом.
— Мальяна, — голос тихий, надломленный.
Смотрю на неё — на красивое лицо с лёгкими морщинками у глаз, какие бывают обычно от улыбки, на сжатые губы, на руки, нервно теребящие край расшитого платка.
«Она страдает по-настоящему…» — замечаю, как от нервов у Лурды едва заметно дёргается нижнее веко правого глаза. Но это не отменяет того факта, что мать Мальяны позволила всему этому случиться.
Она порывисто обнимает меня, быстро, крепко, и в этом объятии столько отчаяния, что на секунду эмоции Мальяны накатывают волной: «Мама, мамочка, не отпускай, защити, скажи, что это ошибка…»
Выныриваю из этой удушающей волны силой воли. Не расклеивайся, не сейчас.
Мать целует меня в щёку, а её рука скользит к моей, мгновение… и что-то небольшое, но увесистое проскальзывает в ладонь — мешочек, кожаный, туго завязанный.
— Я буду молиться за тебя, — шепчет она мне прямо в ухо так тихо, что больше никто не слышит. — Каждый день. Драконья мать милосердна. Она поможет тебе… Она тоже мать… Она…
Голос обрывается, женщина отступает, всхлипывает и прижимает платок к глазам, пока я быстро прячу мешочек, запихиваю его под пояс и надеюсь, что его никто не заметит.
«Спасибо, мама, хоть что-то. Деньги никогда не повредят, особенно, если ты лишена магии и отправляешься в ссылку со всяким сбродом…» — кутаюсь в плащ, делаю вид, что мне холодно.
— Прощание окончено, Лурда, иди успокойся, выпей вина. Говорил же, тебя это только расстроит, — голос Бойрана звучит громко и властно. — Нам пора, хочу вернуться к ужину домой, её ещё нужно оформить…
Стражник открывает дверцу экипажа, кивает мне, мол, давай залезай.
Забираюсь внутрь, сиденье жёсткое, обитое потёртой кожей. Пахнет лошадьми и какой-то затхлостью, как будто долгое время этим экипажем не пользовались и он стоял где-то во влажном месте.
Дверца захлопывается, щёлкает замок снаружи.
Прислушиваюсь, как Бойран отдаёт распоряжения кучеру, а потом экипаж дёргается и трогается с места.
Смотрю в маленькое зарешёченное окошко — мать стоит на крыльце, платок прижат к лицу, плечи сотрясаются от рыданий. Мальчишка-подросток подводит Бойрану гнедую лошадь, и отчий дом Мальяны пропадает из виду.
«Прощайте, но не навсегда, однажды мы увидимся ещё. Обязательно увидимся…»
Экипаж нещадно трясёт, колёса скрипят, на жёстком сиденье чувствую каждую выбоину, а их тут много, невольно вспоминаю свою последнюю поездку — раздолбанный УАЗик и белизну снега за окном. Дёргаю дверь и понимаю, что замок крепкий и изнутри мне его не открыть.
«Ну естественно, дураков нет, кто бы дал мне такую возможность…» — достаю мешочек и внутри ожидаемо оказываются деньги: крупные монеты, золото и серебро, а ещё медальон с гравюрой матери. На душе становится немного легче, пусть я пока на дне, но хоть кто-то и хоть как-то меня поддержал.
— Спасибо, Лурда, — поглаживаю ребристую гладь медальона и складываю его обратно, тщательно прячу.
Осматриваю окно и понимаю, что, хоть тарантас и старый, но добротный, мне отсюда не сбежать. Берусь за поручень точно так же, как и в том сектантском УАЗике, и в быстро сгущающихся сумерках пытаюсь разглядеть, что же за окном в этот раз.
Не горы и снег, а тёмная зелень деревьев, деревянные простенькие домишки крестьян близ замка, потом поля, а потом каменные дома, и с ними на смену кочкам и ямам приходит брусчатка, на которой вибрации меньше, но зубы всё ещё выбивают дробь с непривычки к местному транспорту.
Едем по городу где-то с час, пытаюсь запомнить дорогу: вон приметная продуктовая лавка с мерцающими огоньками «У Марит», вон причудливая вывеска в виде огромного кренделя, вон похожая на античную статуя женщины в роскошных одеждах. В этой тряской коробке время тянется медленно, но я извлеку максимальную пользу, потому что однажды вернусь в отчий дом, и вовсе не с миром.
Лошади сбавляют ход, и мы, наконец, останавливаемся.
Всё тот же стражник открывает дверь.
— Выходите, — кивает, и мне кажется, что в его глазах мелькает сочувствие.
Вылезаю и оказываюсь перед серым каменным зданием в два этажа, от него так и веет провинциальным госучреждением: узкие окна, решётки, над входом — рисунок, на котором изображены щит, меч и весы. Если внутри на потолке ещё будет серенькая картонная плитка в крапинку, а на подоконниках — горшки с чахлыми цветами, то сходство будет десять из десяти.
Понятно без слов, что меня привезли в управу, местную тюрьму и суд в одном флаконе, на пороге которой уже стоит Бойран, мрачный, руки за спиной, на лбу морщина задумчивости.
6.1
Староста смотрит на золото, кажется, ещё мгновение и его усы по-тараканьи зашевелятся — такая алчность у него на лице.
— Ну… — он почёсывает подбородок, — я понимаю, лорд Ренфорд, семейная честь — дело важное. Конечно, можно решить вопрос… по-тихому.
Мгновение, и монеты исчезают со стола.
— Только, — добавляет он, — мне нужна хоть какая-то бумага. Заявление, прошение… что угодно с вашей подписью.
— Разумеется, — Бойран протягивает сложенный лист пергамента. — Вот, всё приготовлено заранее.
Пойзар натягивает очки, разворачивает пергамент, пробегает глазами и кивает:
— Хорошо, принято! — смотрит на стражника. — Увести в камеру.
— Ещё одно, — Бойран делает шаг вперёд, голос становится тише, — посадите её в хорошую камеру. Не к сброду. И… хорошо покормите, она всё-таки… была мне как дочь.
«Видимо, недостаточно, раз ты так охотно купился… — украдкой наблюдаю за реакцией старосты. — Хотя и на том спасибо: этот Пойзар, судя по сальным взглядам не прочь лично расспросить меня о так называемом падении и грехе блудницы…»
Тот усмехается:
— За отдельную плату, лорд Ренфорд, всё что угодно.
Бойран молча кладёт на стол ещё пару серебряных монет.
— Договорились, отдельная камера, приличная еда, — на лице коррупционера масляная улыбочка, и он машет рукой стражнику: — Веди уже!
Тот молча открывает дверь и проводит меня по узкому коридору, потом вниз по каменной лестнице. Здесь уже не так светло и приятно, мельком вижу большую камеру с облупленными стенами, на полу грязь, в углу какой-то пьяный храпит на лавке, другой ковыряет пальцем в беззубом рту. Дальше, становится совсем неприятно: пахнет сыростью и мочой, стены влажные, где-то капает вода, слышны глухие стоны и ругань из других камер.
Поворачиваем за угол, здесь чуть светлее и тише, останавливаемся у двери с железной решёткой, напротив которой даже горит что-то похожее на факел.
— Пришли! — стражник открывает, толкает меня внутрь. — Камера для особых заключённых, даже окно есть, но сбежать не надейся, сиди тихо, — бросает он. — На рассвете повезут в Пустошь.
Дверь захлопывается, ключ поворачивается в замке.
А я слышу чей-то всхлип, зажмуриваюсь, чтобы побыстрее привыкнуть к темноте, потом открываю глаза и вижу, что на одной из коек в самом углу сидит девушка.
Молодая, лет двадцати двух-двадцати трёх, хорошее платье, длинные светлые волосы заплетены в растрёпанную косу, лицо бледное, глаза красные от слёз. Правая рука прижата к груди неестественно, под странным углом.
«Сломана», — оглядываюсь, разглядываю место, где предстоит провести ночь. Камера небольшая, метра три на четыре, и всё, что в ней есть, две жёсткие деревянные койки у противоположных стен, отхожее ведро в углу да маленькое окошко под потолком, но сейчас через него пробирается лишь скупой лунный свет.
— Я Мальяна, — улыбаюсь и подхожу ближе.
Девушка вздрагивает, смотрит на меня испуганно, но потом понимает, что я не простолюдинка, и шёпотом выдыхает с облегчением:
— Слава Драконьей матери… Я уже испугалась, кого ещё привели. Думала, какую-нибудь воровку или… или хуже.
Сажусь на свободную койку.
— За что тебя? — стараюсь, чтобы голос звучал мягко, по-дружески.
Она всхлипывает, вытирает глаза здоровой рукой:
— Да так… подставили и выставили убийцей мужа.
«Всё по классике, все мы тут невиновные…»
— Подставили? — разыгрываю самое живое участие.
Она кивает, губы дрожат:
— Муж умер — сломал шею. Он с приёма вернулся такой хмельной, что на ногах еле стоял, а у нас в доме лестница крутая, я сама чуть не упала однажды… Шиган пошёл наверх и споткнулся… Я… я была в своей спальне, услышала шум, побежала, а там… — она хватает губами воздух, задыхается от эмоций.
— Тише-тише, успокойся, — сажусь рядом и кладу руку ей на плечо.
— Я ничего не делала, клянусь! А его брат заявил, что я толкнула, потому что хотела избавиться от мужа, чтобы прибрать деньги и земли к рукам. Но это ложь! Я… я любила его… Хоть сирота и бесприданница. Да я… я бы никогда, он столько для меня сделал, мой Шиган… — она беззвучно плачет.
«Не похоже на вранье, да и она такая тщедушная, худенькая, куда такой столкнуть мужика с лестницы… Скорее, это выглядит как классический делёж наследства: нарисовался алчный родственник, раз, и ты уже виновна. Особенно, если тот сунул на лапу кому-нибудь типа этого Пойзара. А уж в том, что коррупция здесь процветает, я убедилась буквально пятнадцать минут назад».
— А тебя? — она поднимает на меня красные заплаканные глаза. — За что?
Пожимаю плечами:
— Подставили и выставили блудницей.
Она охает, прикрывает рот рукой:
— Драконья мать… Как?
— Опоили накануне свадьбы, подкинули мужчину в постель. Утром жених пришёл за невестой, а там… — горько усмехаюсь. — Скандал, позор, разрыв помолвки.
6.2
Она кивает, вытирает слёзы:
— Хорошо хоть в отдельную камеру посадили… Я слышала крики из других… там страшно. Женщины дерутся, бранят друг друга… Я боялась, что меня… Итак рука, похоже, сломана, так ещё и раздели бы догола, отобрали вещи. И Пойзар этот с его ухмылкой… — Клару передёргивает от отвращения.
Не договаривает, но и так понятно.
— Не бойся, — говорю спокойно. — Пока мы вместе, никто тебя не тронет.
Она смотрит на меня благодарно, кивает.
— Большое тебе спасибо. Мне так страшно, ты не представляешь…
Мы тихо разговариваем о нашем прошлом, в основном говорит Клара, а я слушаю и мотаю на ус всё, что узнаю от товарки по несчастью.
Неожиданно приближаются тяжёлые шаги по коридору — нам приносят ужин, стражник просовывает через решётку два деревянных подноса: миски с густой похлёбкой — пахнет капустой и чем-то мясным, кусок сыра, пара ломтей чёрного хлеба, кружки с водой.
«Обещанная «приличная еда», по меркам тюрьмы, наверное, почти пир…» — чувствую, как желудок сосёт от голода, и понимаю, что съела бы сейчас и камень — так я голодна.
Беру поднос, отдаю Кларе её порцию, сажусь на кровать, начинаю есть деревянной ложкой. И эта капустная похлёбка, пересоленная, с жирными разводами на поверхности и кусочками какого-то мяса, похоже, свинины, кажется мне самым вкусным, что я когда-либо ела. Тело Мальяны истощено, и я ем, наплевав на этикет, жадно и быстро. Клара ест медленно, одной рукой, морщится от боли. Я доедаю и помогаю ей — придерживаю миску, пока она черпает ложкой.
— Спасибо, — шепчет она.
— Не за что.
Потом стражник забирает пустые подносы и гасит факел в коридоре.
— Спать, — бросает он. — Подъём утром ранний…
Темнота накрывает камеру. Только через маленькое окошко пробивается слабый лунный свет.
Ложусь на койку. Жёсткая, неудобная, но хоть не воняет.
«Ничего, спала и в худших условиях. Вспомнить хотя бы тот подвал в глухой деревне на границе, где два дня прятались от контрабандистов…» — прикрываюсь тонким шерстяным одеялом и закрываю глаза.
Клара бормочет слова молитвы перед сном, тихонько всхлипывает на своей койке.
«Хорошая девушка, вряд ли убивала… Хотя внешность бывает обманчива. Я вон от Леры не ждала того, что она сделала, всегда тихая, спокойная, немного мечтательная, а нож в меня вонзила. И не единожды… Тут тоже всё может быть, да и не моё это дело, мы с ней сейчас в одной лодке…» — проваливаюсь в сон, даже не успев додумать мысли. Тело так измотано, что энергии нет даже полежать и прислушаться к себе.
Глава 7. Дорога продолжается
Галина
Просыпаюсь от грубого окрика:
— Подъём! Быстро!
Открываю глаза: ещё темно, только-только рассветает, серый сумрак пробивается через окошко.
Стражник стоит у решётки, стучит дубинкой по прутьям:
— Вставайте, обе! Выход во двор! Без завтрака!
Поднимаюсь, разминаю затёкшую шею. Клара тоже встаёт, морщится, видимо, рука болит ещё сильнее после ночи на жёсткой койке.
Нас выгоняют в коридор, даже не дав умыться, потом ведут какими-то окольными коридорами, и вот мы поднимаемся по каменной лестнице. Мощёный двор управы, утренний холодный воздух, свинцовое серое небо и хмурые лица других арестантов — вот теперь моя реальность.
Во дворе стоят две большие повозки, большие, с высокими бортами и решётками вместо стен — самые настоящие клетки на колёсах. Вороные лошади («Особые дуранские», — всплывает в памяти) нетерпеливо переступают, тихонько ржут и рвутся в дорогу.
В одной повозке сидят мужчины, грязные, пропитые — отребье. В другой — две женщины, простолюдинки, судя по грубой одежде. Одна — полная, краснолицая, лет сорока, с жёстким лицом и цепкими глазами. Вторая — помладше, худая, с выбитым передним зубом и злой ухмылкой.
«Скорее всего, будет стычка, — сжимаю челюсти так, что ходят желваки. — Ничего, я прекрасно помню всё, чему училась, а их всего двое…»
Стражник открывает дверцу повозки с женщинами:
— Залезайте.
Я поднимаюсь по ступенькам первая, подаю руку Кларе. Мы проходим к свободной лавке напротив этих двух, и неприятности начинаются тут же — вполне ожидаемо.
Краснолицая сразу же тянется к Кларе, хватает за край плаща:
— Ого, какая барышня нарядная… Плащик-то шерстяной, тёпленький… Отдай, а?
— Не трогайте её! — говорю резко, отстраняя её руку.
Женщина оборачивается, смотрит на меня оценивающе, прищуривается:
— А ты кто такая, ишь защитница нашлась!
— Не твоё дело! — отвечаю холодно. — Руки убери.
— У тебя, я смотрю, — она кивает на мою оцарапанную щёку, — норов крепкий, уже проучил кто? Ты мне тоже сейчас плащик отдашь, вон, подруга моя мёрзнет…
— Я сломаю тебе нос, а твоей подруге выбью ещё один зуб, — жёстко улыбаюсь, глядя ей в глаза. — Только сунься, сука, будешь хлюпать кровью до самой Пустоши…
Она фыркает, но отступает, оказывается трусливее, чем я подумала. Худая подобострастно хихикает:
— Ладно, Лин, потом отнимем, когда эти две заснут...
Садимся на жёсткую скамейку напротив двух испепеляющих нас взглядами женщин, Клара прижимается ко мне и дрожит.
— Спасибо, леди Ренфорд… — в её голосе страх и благодарность. — Я глаз не сомкну, буду следить за ними…
Стражник, молча наблюдавший за нашей «трогательной встречей» с новыми сокамерницами, ухмыляется и запирает замок клетки.
Из клетки прекрасно видно, как в каждой повозке вперёд к вознице подсаживается вооружённый охранник, а откуда-то из-за угла выезжает ещё двое конных стражей.
— Готово, — кричит стражник. — Трогай!
Скрипят ворота, повозка дёргается.
Сопровождаемые вооружённой до зубов охраной мы начинаем наш путь.
«От таких будет сложновато сбежать, но я постараюсь…»
***
Мои дорогие!
Прода в вс будет!
***
А пока, хочу представить вам новинку от Лафи Сильвер.
Потрясающая история, новое видение старой доброй сказки про... Золушку!
Что если Золушка не божий одуван, а злобная стерва?
Задумывались когда-нибудь, что такое может быть? Лафи задумалась, и, если честно, я в восторге!
Антизолушка. Вся правда о любви и принцах.
https://litnet.com/shrt/gjFl
Предназначена для читателей старше 16 лет
7.1
Едем долго, весь день. Сначала по городу, где ранним утром на улицах открывают свои палатки торговцы едой, снуют мальчишки с газетами, метут улицы дворники. Все пялятся на нас, и Клара прячет лицо, забивается в самый угол. Я же пытаюсь незаметно напрягать мышцы: то на руках, то на ногах, доверия к двум сокамерницам у меня нет, а из Клары подмога слабая.
Моё новое тело молодое, сильное. Мышцы ног привыкли к физическим нагрузкам: лестницы в замке, катания на лошадях, а вот руки слабоваты, только игры с деревянным мечом да кожаным мячом в детстве и юношестве. Мать говорила: «Негоже знатной леди играть в рыцарей с простолюдинами. Леди пристало вышивать и готовиться к академии…» В общем, база неплохая, тело крепкое, но не помешали бы упражнения и тренировки.
Повозку продолжает трясти, а я… смотрю во все глаза, вдыхаю запах городка, и, несмотря на ситуацию, в которую попала, чувствую интерес к этой новой жизни и думаю, что оказалась в путешествии, которое всё откладывала.
Сначала работа, потом развод и болезнь матери одновременно, потом снова работа и поиски Леры, а мечты о поездке в другую страну остались лишь мечтами.
Что у меня было? Только работа. Ни семьи, ни друзей, ни даже кота. Как можно позволить себе всё это, если ты находишься под прикрытием по полгода? Даже Андрей, работавший в полиции, не выдержал и ушёл от меня в уютный быт с борщами и булочками бухгалтера Натальи. И я его не виню, я всё понимаю…
Пока размышляю о прежней жизни, мы выезжаем из города, проезжаем одну деревню, вторую, едем по лесу.
«Самый настоящий дремучий лес», — разглядываю густые кроны деревьев, что смыкаются над укатанной дорогой.
Лошади мчат как бешеные, скорость приличная, километров сорок-сорок пять в час, и я вспоминаю, что это особая дуранская порода, славящаяся своей выносливостью и скоростью. Повозку нещадно трясёт, асфальта в этом мире нет, а об удобстве заключённых никто заботиться не будет: нет ни одного поручня, и мы с Кларой вцепились в прутья клетки, чтобы не упасть и не биться о стенки.
Сзади едет ещё одна тарантайка — такая же, но с мужчинами. Видно через решётку: там человек восемь, может, десять. На повороте слышно, как они свистят, улюлюкают, кричат нам непристойности.
— Эй, красотки! — ревёт патлатый верзила. — Сладкие блудницы! Приедем в Пустошь — навестим вас! Ох охоч я до девок-то!
Худая с выбитым зубом ухмыляется, прислоняется к решётке и кричит в ответ:
— Зови как хочешь, милок! Денег за мои услуги у тебя всё равно нет! А я забесплатно мужиков не ублажаю!
В ответ доносится весёлый смех и крики, слов уже не разобрать.
Клара становится ещё бледнее, отворачивается, прижимает здоровую руку к лицу. Мне кажется, её знобит и нужен доктор, но кто сейчас будет лечить её? Нас даже завтраком не накормили… О каком лекаре может идти речь…
Солнце поднимается, клонится к закату и становится очевидно, что у Клары жар. Лошади бегут быстро, возница погоняет их, видимо, хочет успеть до темноты добраться до следующей остановки. Хочется пить и есть, за всю дорогу нас никто не удосужился ни накормить, ни дать воды.
«На привале скажу стражнику про Клару, может быть, как-то смогут помочь…»
Мы выезжаем из леса на холмистую местность, где-то вдали виден дымок, какой бывает в деревнях с печами.
А потом в свинцовом небе возникают чёрные точки и становятся всё больше, и я не верю своим глазам.
Сверху прямо на нас летят чёрные драконы.
— Гони! — кричит что есть мочи возница второй повозки. — Мы не отобьёмся, надо дотянуть до Гримсвиля.
Возница щёлкает кнутом, лошади тревожно ржут, и мы летим по узкой дороге так, что страшно даже мне, кажется, что повозка вот-вот опрокинется от этой скорости.
А драконы всё ближе, и я понимаю: мы не уйдём…
Яркая, ослепительная, вспышка бьёт справа, и всё тонет в крике, хаосе и ошмётках земли, что бьют в лицо…
Бах! Вспышка слева, грязь, и камни снова летят прямо на нас. Инстинктивно закрываюсь руками, пригибаюсь.
Лошади встают на дыбы, повозка резко дёргается, хватаюсь за решётку, чтобы не упасть. Клара рядом делает то же самое. А потом вспышек становится столько, что я просто жмурюсь от яркого света.
Драконы близко, огромные, чёрные как ночь, шипастые крылья с крюками, каждое метров на десять в размахе, а ещё мощные задние лапы с гигантскими когтями. Такими запросто можно убить человека просто сжав в лапе…
Из пастей вырываются языки пламени.
«Твою мать! Это реальность! Не кино, не спецэффекты… Самые настоящие драконы!» — сердце колотится, адреналин бьёт по вискам, а я замираю, глядя на чудо этого мира, и думаю, как выбраться из клетки и сбежать.
Может быть, это мой шанс выжить.
Что-то трещит. Это колесо соседней повозки не выдерживает адской гонки и весело скачет куда-то в сторону, пока телега с заключёнными медленно заваливается на бок.
— К оружию! — ревёт стражник, спрыгивая с козел, и снимает арбалет с плеча. — Лучники, драконьи стрелы! Атакуем снизу!
***
Пока идёт битва и все мы напряжены до предела, хочу предложить вам книгу из нашего литмоба от чудесного автора Ли Ан
7.2
Страж со второй повозки тоже хватается за арбалет, целится вверх, натягивает тетиву до предела.
Щёлк!
Болт взмывает в небо со свистом, но дракон уворачивается, легко, почти небрежно, взмах крыла, и он уже в стороне. Огромная туша проносится над повозкой, крыло задевает верх клетки — решётка звенит от удара, прогибается, я чувствую, как по прутьям идёт вибрация.
Ещё один дракон атакует сзади, оборачиваюсь — вижу, как пламя окутывает вторую повозку, ту, где мужчины. Деревянные борта вспыхивают мгновенно, огонь взвивается вверх. Крики, дым, запах горящего дерева и палёного мяса.
— Боже… — выдыхаю я.
Стражники выхватывают мечи, прикрываются щитами. Один пытается защитить возницу, но дракон налетает сверху — смертоносные когти впиваются в плечи, поднимают стражника в воздух, словно тот ничего не весит.
Мужчина орёт, размахивает мечом, пытается достать до лап дракона, но тщетно, тот захватил его так, что войн может лишь махать мечом, словно мальчик деревянной игрушкой, и ни разу не задевает врага. Дракон поднимается выше и разжимает когти. Стражник падает с высоты метров двадцати, закованное в железо тело ударяется о землю с глухим стуком. Больше мужчина не двигается, голова в тяжёлом шлеме лежит на земле под неестественным углом.
— Драконья мать… — так естественно произношу, словно всю жизнь это было для меня так же привычно, как сказать «боже мой».
Клара по-прежнему рядом, вжимается в угол повозки, прижимает сломанную руку к груди.
Оставшиеся стражники отбиваются как могут: стреляют из арбалетов залп за залпом, перезаряжают быстро, профессионально. Один болт попадает, впивается в крыло дракона.
Тот рычит от боли, звук режет уши, но раненый не падает. Взмахивает крыльями, набирает высоту, несмотря на кровь, капающую из раны чёрными каплями. Выше-выше-выше, а потом… летит молнией вниз, раскрывает пасть и исторгает такое пламя, что кажется, будто стена огня обрушивается на стражников. Те кричат, мечутся, пытаются укрыться за щитами, но огонь обтекает металл, находит щели. Один падает, катается по земле, пытаясь сбить пламя с одежды, воет от боли.
Другой крылатый тем временем добивает возницу: хватает зубами за шею, встряхивает, как кот мышь, хруст позвонков стоит в ушах. Кровь брызжет, орошает землю.
«Профессионалы… Это охотники, они знают, что делают, бьют точно, не тратят силы зря…» — смотрю на замок клетки, массивный, висячий, изнутри не открыть, нужен ключ или что-то, чем можно взломать.
— Бежим! — орёт кто-то, кто выжил и не обгорел из мужской повозки, голос хриплый, перепуганный.
Двое выбегают быстро, не оглядываясь, но зря — их тотчас настигает пламя, мгновение — и они падают, корчатся, дымятся.
— Леди Ренфорд! — голос Клары резкий, испуганный.
Оборачиваюсь и вижу, как худая девка с выбитым зубом — та самая, что смеялась и орала непристойности, набросилась на аристократку. Вцепилась в золотую цепочку на её шее и дёргает, глаза горят жадностью и злобой.
— Отдай, сука благородная! — визжит она, слюна брызжет изо рта. — Отдай, а то задушу на хрен!
Клара отбивается, толкает её здоровой рукой, пытается освободиться, бьёт локтем в грудь.
«Одной рукой справляется, как профи… у неё только одна целая рука, а она дерётся, как кошка, техника неплохая…» — отмечаю про себя.
Цепочка рвётся с треском, простолюдинка хватает её, сует за пазуху, потом тянет плащ, пытается стянуть с плеч:
— И это моё, госпожа богачка!
Клара снова отталкивает её.
«Неплохо для благородной дамы, очень неплохо… Сейчас я помогу…»
Но не успеваю: чувствую движение за спиной, оборачиваюсь. Толстая Лин стоит передо мной, сжимая в руке нож, похожий на самодельную заточку, небольшой, но опасный, сантиметров пятнадцать, с неровным лезвием.
— А я разберусь с тобой, защитница, — хрипит она, и в глазах сверкает злоба. — Ишь, нос мне ломать собиралась… Изуродую тебя так, мать не узнает!
Резкий выпад, она бьёт, целясь в живот…
Отклоняюсь влево, хватаю её запястье обеими руками, пальцы впиваются в её толстую потную кожу. Выкручиваю резко, с силой, используя её собственную силу против неё.
Противница взвизгивает, пальцы разжимаются, заточка падает на пол повозки с металлическим звоном, пинок — и оружие вылетает из повозки на землю. Не даю Лин опомниться, дёргаю за руку на себя, одновременно выставляю ногу. Та спотыкается, теряет равновесие, грузное тело качается и падает на колени с глухим стуком.
Делаю быстрый шаг за спину, обхватываю её шею предплечьем — удушающий захват, который отрабатывала сотни раз на тренировках, голова прекрасно помнит, как это делать, движения быстрые, чёткие, а вот мышцы рук… мышцы рук слабоваты. Кажется, что более крупная и сильная противница сейчас высвободится в своей отчаянной борьбе, но я держусь на чистом адреналине и первобытном инстинкте выживания.
«Или ты, или тебя! — стучит в голове. — А умирать я больше не собираюсь, так что, Лин, тебе крупно не повезло!»
***
Как думаете, мои дорогие, Галина справится?
***
7.3
Лин хрипит, дёргается, толстые руки пытаются вцепиться в мои, царапают, но я держу крепко и давлю. Она брыкается, но ясно, что уже проиграла. Чувствую, как под предплечьем пульсирует артерия, как напрягаются мышцы шеи.
Хруст — и я одерживаю победу: шея ломается, тело обмякает мгновенно, становится тяжёлым, безвольным. Отпускаю, и она падает лицом вниз.
«Извини, но ты первая полезла с ножом…» — вытираю руки о плащ, разворачиваюсь к Кларе.
Та всё ещё дерётся с худой, отбивается как может. Аристократка, несмотря на сломанную руку, держится молодцом, бьёт коленом в живот, царапает лицо.
Подхожу, хватаю худую за шиворот, дёргаю на себя, отбрасываю в сторону одним движением. Та врезается в решётку спиной, ахает, воздух выбит из лёгких. Я подхожу, наматываю растрёпанные волосы на кулак и несколько раз прикладываю её лицом о деревянную лавку, прибитую к полу нашей тюрьмы на колёсах. Воровка замолкает, теряя сознание.
Клара поднимается, тяжело дышит, прижимает сломанную руку к груди, волосы растрёпаны, на лице виднеются царапины и грязь.
— Спасибо… леди Ренфорд! — выдыхает, смотрит на меня с благодарностью и уважением.
Воцаряется тишина, резкая и оглушающая, будто мир замер. Драконы победили, и атака закончена. Крики стихли, и я понимаю: остались только они, запах гари и мы с Кларой.
Выглядываю через решётку.
Три дракона приземлились, огромные, чёрные, чешуя блестит, переливается тёмным металлом. Один из них — самый крупный, подходит к нашей повозке и смотрит прямо на меня золотыми глазами.
Воздух мерцает, контуры дракона размываются, сжимаются, будто кто-то лепит из пространства новую фигуру, кажется, я вижу даже, как двигаются мельчайшие молекулы в воздухе. Вот уже дракона окутывает свет, дымка, и через несколько секунд на его месте уже стоит… мужчина.
Высокий, метра под два, широкие плечи, узкие бёдра, атлетическое телосложение, тёмные волосы до плеч, резкие черты лица, квадратная челюсть.
Я поворачиваюсь, сжимаю кулаки, напрягаюсь, хотя понимаю, что против дракона, да ещё с подмогой я бессильна.
Клара делает шаг вперёд, выходит из-за моей спины:
— Айрон! — на красивом лице больше нет ни капли страдания или муки, она словно сняла невидимую маску и преобразилась, стала другим человеком. — Не трогай её, леди Ренфорд меня спасла, пока вы шли целую вечность, а у меня была сломана рука и не было зелья регенерации. И кстати, я уж было начала волноваться.
— Селеста, — он улыбается, — обожаю, когда ты говоришь «спасибо, что спасли»!
— А, так ты это услышал? — Клара-Селеста приподнимает бровь и нахально улыбается. Между ними витают невидимые флюиды, и я окончательно понимаю, что леди Клара Монт совсем не Клара и, по всей видимости, совсем не леди в том смысле, как его понимают в этом мире...
***
Мои дорогие!
Прода небольшая, но насыщенная, выкладывать следующую главу залпом не буду, честно скажу, хочу, чтобы вы немножко помучались (злодейский смех). Шучу!!! Хочу послушать ваши гипотезы о том, кто такая Клара-Селеста, Айрон, все эти драконы.
Жду ваши догадки!
Ну и обещаю, что субботняя прода будет огонь!
Глава 8. Новые возможности
Галина
Айрон обыскивает мёртвого стражника и достаёт ключ. Затем подходит к нашей повозке, вставляет ключ в замок. Щёлк, и дверца распахивается.
— Прошу, леди! — он подаёт руку.
Селеста выходит первой, спрыгивает с подножки легко, несмотря на побои, полученные в драке, жар и сломанную руку, которую всё ещё прижимает к груди. Я следую за ней, ноги немного подкашиваются — адреналин спадает, тело непривычное к таким нагрузкам требует отдыха.
Оглядываюсь и вижу примерно то же самое, что видела в своём мире неоднократно: мертвецов.
«Стражники, возницы, заключённые… Но ни одного дракона, нападавшие не понесли ни одной жертвы, лишь ранение одного ящера», — смотрю в сторону пострадавшего и замечаю, как поразительно быстро заживает тот от раны в крыле.
Магию этого мира я только что увидела воочию. Впервые за два дня прочувствовала на своей шкуре, оказавшись в эпицентре сражения.
Повсюду витает дух непременных спутников человеческих войн: кровь, грязь, дым от догорающей повозки. Два дракона стоят поодаль, их чешуя переливается на солнце. Один из них с тёмно-кобальтовым отливом на чёрной чешуе начинает мерцать, контуры размываются.
«Оборачивается человеком», — уже понимаю, что сейчас будет.
Селеста поворачивается ко мне, и на лице отражается благодарность, настоящая, без актёрской игры:
— Спасибо, что помогла. Я бы, конечно, одолела эту беззубую дрянь, если б не рука… но ты здорово упростила задачу. Я перед тобой в долгу.
— Пожалуйста, — пожимаю плечами. — Ты, кстати, отлично дралась, даже с одной рукой.
Она усмехается:
— Ты тоже, — изучающе смотрит на меня. — Зови меня Селеста, это и есть моё настоящее имя. И что-то мне подсказывает, — она прищуривается, — что тебя тоже можно звать по-другому, не так ли леди Ренфорд?
Колеблюсь секунду: «Стоит ли говорить правду?»
Но драконы только что вырезали целый конвой, чтобы спасти её. Если бы кто-то хотел меня убить, давно бы это сделал. К тому же… я спасла ей жизнь и никому из драконов ничего не сделала.
Пожалуй…
— Да, — выдыхаю. — Меня зовут Галина, и я совсем не леди Ренфорд, как ты уже догадалась, — невольно усмехаюсь и в тон Селесте говорю: — Так что, Галина. Можешь звать меня так.
Селеста кивает, словно ожидала этого:
— Галина… — пробует на языке. — Интересное имя… Ты не из нашего мира?
«Прямо в лоб, без обиняков…» — понимаю, что эта прямота меня подкупает. Очевидно, Селеста прекрасный переговорщик и отлично умеет работать под прикрытием. Даже я её сначала не раскусила, а я такие тесты в академии проходила, в таком пекле побывала, так что, снимаю шляпу перед талантами новой знакомой.
— Да, — отвечаю честно. — Я здесь всего второй день, и, как видишь, уже успела попасть в переплёт.
Она смеётся, коротко, звонко:
— Теперь ты из него выберешься! — девушка делает шаг ближе, голос становится серьёзнее: — Пойдём с нами, в наш Орден. Я вижу, — она окидывает меня взглядом, задерживается на моих руках, на ссадинах на костяшках, — ты нам подойдёшь.
— А кто вы? — спрашиваю осторожно. — Что за Орден?
Айрон, который до этого молча стоял рядом и наблюдал, делает шаг вперёд. Мужчина по-прежнему смотрит на меня внимательно, оценивающе, а золотые драконьи глаза с вертикальными зрачками не мигают.
— Орден Переменчивых, — произносит он низким голосом. — Мы особенные, обладаем тайнами, что позволяют менять обличья, судьбы и расклады сил.
Он замолкает и оценивает мою реакцию. Я же, хоть и ошеломлена неожиданным поворотом нашего путешествия в Дикую Пустошь и тем, в какой компании оказалась, стою спокойно, не выказываю лишних эмоций, пока в голове складывается картинка.
Айрон кивает на труп Лин в повозке:
— Ты сломала ей шею?
— Да, — отвечаю спокойно, не отводя взгляда. — Пришлось: она напала на меня с ножом.
Мужчина-дракон кивает и продолжает изучать меня. Потом медленно произносит:
— Ты убиваешь не впервые, это видно. Тебя этому учили — такая техника, скорость, хладнокровие не берутся из ниоткуда, — в его голосе лёгкий намёк на уважение. — Ты профессионал. Чему ещё тебя учили?
— Не только убивать, — спокойно обдумываю, сколько информации о себе можно раскрыть.
— Может быть, уже кто-то даст мне зелье регенерации? — в голосе Селесты слышится нетерпение. — Она нам подходит, Айрон, это же очевидно.
Мужчина усмехается, что-то говорит на незнакомом мне языке второму обратившемуся в мужчину дракону, тот подходит к Селесте и даёт ей маленький пузырёк с тёмно-зелёной жидкостью.
— Вот спасибо! — усмехается девушка и выпивает содержимое.
Пока она пьёт, Айрон подходит ближе ко мне, становится вплотную и разглядывает лицо, взгляд его задерживается на оцарапанной щеке, потом скользит ниже — по плечам, по рукам, по фигуре — оценивает не как мужчина женщину, а как командир потенциального бойца.
8.1
«Правду, я скажу правду, всю до конца», — чутьё подсказывает, что хитрить не нужно: сейчас решается моя судьба, и для меня вот-вот откроются новые двери в этом мире. Да такие… которые доступны не каждому.
— Внедрялась в тайные организации, — говорю спокойно, ровно. — Убивала, если нужно, врала, если нужно. Была кем скажут. Носила звание майор спецслужб, по факту была агентом под прикрытием.
В тишине после моих слов слышен лишь ветер и ржание лошадей. Селеста многозначительно приподнимает бровь, Айрон смотрит на меня не мигая… а потом медленно и хищно улыбается.
«Кажется, я прошла собеседование».
— А чем занимается ваш Орден? — теперь мой черёд задавать вопросы. — Расскажи подробнее.
— Тем же самым, — отвечает он просто. — Мы лучшие и самые дорогие наёмники Арраноса. Шпионы, убийцы, диверсанты, разведчики. Мы работаем на тех, кто платит, меняем ход войн, судьбы королевств, расклады сил, — он делает шаг ближе. — И если ты и впрямь так хороша, как мне кажется, то ты можешь решить все свои проблемы и стать одной из нас.
Ответ очевиден, нет ни единой мысли против: «Орден наёмников — то, что мне сейчас нужно: ресурсы, связи, деньги. Встану на ноги, получу возможность вернуться и отомстить, мы ведь не оговаривали сроки с Мальяной, а месть… Месть блюдо холодное, требующее хорошей подготовки!»
Смотрю на Айрона, Селесту, на драконов за их спинами и понимаю, что наконец-то вытянула лотерейный билет в этой новой жизни.
Уверенно улыбаюсь:
— Я ещё лучше, чем тебе кажется. В своём мире я была первоклассным наёмником.
Айрон усмехается:
— Мне нравится твой настрой, Галина.
И моё простое русское имя в его устах звучит гораздо лучше красивого прежнего. Да, я внутри Мальяны, но останусь собой, договора на смену личности у нас не было.
Один из драконов — тот, что подлечил крыло, взмывает в воздух, а затем плавно приземляется рядом. Воздух мерцает, и через секунду передо мной стоит мужчина. Высокий, статный, смуглая кожа, короткие чёрные волосы, пронзительные изумрудные глаза.
— Айрон, — говорит он коротко, — нам пора. Деревенские отправили дружину с вилами и копьями, лишние жертвы ни к чему.
«Лишние жертвы ни к чему» — звучит хорошо, значит, они не убивают без нужды, и мне это нравится.
Айрон кивает, потом поворачивается ко мне:
— Летим?
Селеста и Айрон смотрят на меня выжидающе. Смуглый дракон-мужчина — оценивающе.
«Итак, ты как в сказке — на перепутье. Только куда ни пойди, поймают, кроме мешочка с деньгами, помощи никакой не будет. Конечно, я полечу куда угодно, встречаться с деревенскими храбрецами и обьяснять, как так произошло, что я одна выжила, такое себе развлечение».
Поднимаю голову и смотрю Айрону в глаза:
— Я в деле!
Селеста улыбается, широко и довольно:
— Отлично! Добро пожаловать в Орден Переменчивых, Галина.
Айрон кивает:
— Летим, — и оборачивается к третьему мужчине: — Кейд, бери новенькую, я возьму Селесту. Яшир пусть замыкает, прикроет нас, да и он самый быстрый — отразит атаку в случае внезапного нападения.
— Лететь? — переспрашиваю. — На… на драконах?
Айрон усмехается:
— А как ты думала? У тебя в мире, как летают?
— У нас нет драконов… но я справлюсь!
Мужчина отходит на несколько шагов, перекидывается в дракона и в звериной ипостаси опускает крыло.
«Похоже на приглашение…» — и точно, Селеста мигом забирается ему на спину.
«Твою мать! Это всё правда! Я «Игру престолов»-то не досмотрела в своё время… А тут — настоящий дракон!»
— Не бойся, — кричит Селеста. — Это почти безопасно!
Подхожу к Кейду, пока я смотрела во все глаза на манёвры Селесты, тот тоже перекинулся в огромного крылатого зверя, опустил крыло, точно так же, как Айрон, и смотрит на меня одним золотым глазом размером с мою голову.
«Соберись, Галина! — почему-то в голове звучит голос полковника Нестеренко. — Ты летала на вертолётах, прыгала с парашютом — это то же самое. Только вместо лопастей — крылья, вместо металла — чешуя, пилот — дракон и нет риска, что парашют не раскроется!»
Влезаю на крыло, осторожно цепляясь за наросты. Забираюсь на спину, широкую, горячую, покрытую гладкой чешуёй.
Кейд терпеливо ждёт, пока я устраиваюсь.
— Держись крепче за шипы на шее, — раздаётся сдавленный, но вполне понятный рык. — И не отпускай.
Послушно хватаюсь за костяные шипы
— Готова? — спрашивает он.
— Готова, — выдыхаю.
— Тогда полетели!
Он делает пару шагов, и крылья распахиваются шире, взмах… ещё, ещё, толчок… и мы взмываем в воздух.
Земля стремительно уходит вниз, ветер бьёт в лицо, ревёт вокруг непокорным зверем, треплет волосы, а сердце ухает и уходит в пятки.
Глава 9. Испытание пройдено
Галина
Спустя восемь месяцев
Горная тропинка узкая, едва ли в два шага шириной. Слева — отвесная скала, покрытая мхом и цепкими корнями, справа — пропасть, внизу которой клубится туман. Даже после многих тренировок и не первого своего возвращения в обитель, иду осторожно. Внимательно смотрю под ноги, ставлю ноги аккуратно — одно неверное движение, и полечу вниз, а уж там, говорят, метров триста, не меньше.
Сума за плечами тяжёлая, груз внутри не самый приятный, но задания жрицы не обсуждаются. Груз неприятный, а вот что я прошла испытание — греет душу. На тяжесть я уже просто не обращаю внимания, за всё время, что провела в обители Ордена и не к такому привыкнешь.
«Надо же… восемь месяцев! Восемь месяцев с того дня, как я прилетела сюда на спине Кейда. Восемь месяцев обучения, заданий, тренировок до изнеможения. А самое главное — осваивания особой магии Переменчивых… Немудрено, что время пролетело так быстро, как восемь дней…» — тропинка сворачивает, закручивается серпантином, становясь такой узкой, что приходится идти боком.
Прохожу самое опасное место, выдыхаю: можно немного расслабиться. Поправляю заплечную суму и продолжаю путь.
Восемь месяцев я шла именно к этому дню.
Вчерашняя майор ФСБ в России, которая внедрялась в секты и ловила контрабандистов, теперь здесь, в теле мёртвой девушки, в тайном Ордене убийц и шпионов.
И кажется, что это время я прожила какую-то совсем другую жизнь, изменилась не только внешне, но и ментально. Да и как не измениться, когда узнала столько, что голова идёт кругом.
Во-первых, хорошенько довела до ума всё, что прежде умела, но на местный лад: с кровавыми мозолями, но научилась стрелять из арбалета как местные профи, теперь делаю ежедневно минимум сто выстрелов подряд без промаха, могу драться на мечах, использовать особые чёрные кинжалы, отточила до совершенства свои старые навыки айкидо.
Во-вторых, научилась составлять яды, дурманящие смеси, в том, чем мне предстоит заниматься, это очень пригодится.
Ну а в-третьих… с помощью магии овладела особым диалектом Арраноса и существенно подтянула некогда общий стародраконий язык, в высших кругах обеих стран сильные аристократы должны знать его обязательно. Мальяна учила, когда готовилась поступать в академию, но потом забросила. А если хочешь пользоваться силой, творить заклинания, создавать артефакты, без этого знания никуда.
Магия…
Только пожив какое-то время в Ордене, в этом мире, я поняла, что отобрали у Мальяны, почему золотая душа покинула тело. Даже я, даже сейчас спустя столько времени после извлечения силы чувствую пустоту, чувствую, что частицы меня нет. А ведь сила у меня теперь есть, пусть и не та что прежде, золотая и бьющая ключом, но какая есть, какую дали...
Теперь сила другая, совсем не золотая — тёмная, запретная в Дуране, позволяющая делать первоклассные тёмные зелья, менять лица так, что никакая иллюзия рядом не стояла. Её у меня пока немного, ведь я ещё не в Ордене, только готовлюсь вступить, но даже эти крупицы заставляют чувствовать себя на голову выше простолюдинов в харчевнях и постоялых дворах, где довелось побывать. На каком-то новом уровне я ощущаю: вот слабый маг, вот простолюдин, вот убийца. Просто знаю, вот здесь — опасность, кажется, что все мои чувства обострились во много раз.
«Чужая… чужая сила, тяжёлая, неприятная…» — прошептал отголосок Мальяны, когда я получила первые крохи.
«Так надо, это лучше, чем ничего. Или я с голыми руками должна идти на Стина, ставшую высокородной и недосягаемой Эйру, и уж тем более на «милого» Теона, внутри которого плещется твоя огромная сила?»
«Теон не виноват… — в который раз сжимается сердце. — Его опоили, как и меня…»
«Это мы ещё узнаем. Пока не мешай. Я делаю всё, чтобы обрести силу и возможности выполнить свой долг перед тобой. Если для этого нужно будет пользоваться тёмной силой — пусть, убивать — пусть, выполнить обязательства перед Орденом — пусть. Без Переменчивых для меня в твоём обличье закрыты все двери. В моём мире говорят «месть подают холодной». Нужно основательно подготовиться, пойми это и доверься. Я профи и слов на ветер не бросаю».
Отголосок Мальяны всё понял и больше не беспокоит терзанием. Оно и к лучшему: мне хватило своего горя, почти каждую ночь снятся мои последний мгновения, глаза Леры, нож… Хорошему сну это не способствует, а мне нужно быть сильной, сконцентрированной, настоящим бойцом, хитрым стратегом. Даже Селеста, с которой мы, похоже, крепко подружились, предложила зелье забвения, когда рассказала ей о плохом сне и ПТСР из прошлой жизни.
— Понимаю, — сказала она тогда, — я попала в Орден из дома запретных удовольствий, первое время совсем не могла спать… Но есть зелье…
— Нет, — внутри поднялась волна протеста. — Я должна всё помнить. Это мы оставим на самый крайний случай, если всё будет совсем уж невыносимо.
— Понимаю, — снова качнула головой подруга, — я тоже через неделю перестала его пить. Знаешь, с каким удовольствием я потом перерезала горло своему постоянному клиенту…
«Интересно, что почувствую я, когда убью последнего заговорщика?»
9.1
Тропинка выводит к небольшой площадке. Впереди расположены массивные деревянные двери, вырезанные прямо в скале, тёмное дерево покрыто резьбой: драконы, змеи, лица, смотрящие в разные стороны. На створках — символ Ордена: два профиля, сросшиеся затылками, один смотрит влево, другой — вправо. Старый и молодой, грустный и весёлый, разные и одинаковые в то же время, они ужасают и пугают одновременно, каждый раз когда смотрю на них испытываю самые разнообразные, будоражащие чувства.
Толкаю тяжёлую дверь, и она отворяется бесшумно, будто плывёт в пространстве, не издавая ни единого звука. Вхожу в ворота, и атмосфера меняется за секунду — здесь теплее, чем на горной тропинке, нет ветра, пахнет травами, дымом очага и чем-то ещё — сладковатым, пряным. Иногда, я думаю, что так пахнет… магия.
А иногда, что у меня галлюцинации и что магия не может пахнуть.
— Галина! — знакомый радостный голос — Селеста идёт навстречу быстрым шагом, улыбается. — Ну как? — останавливается передо мной, смотрит выжидающе, и я вижу в её глазах надежду.
Улыбаюсь в ответ:
— Можешь поздравлять.
Селеста выдыхает, улыбка становится шире, в глазах вспыхивает гордость:
— Я в тебе не сомневалась! — хлопает меня по плечу. — Ты лучшая из всех, кого я знаю, за восемь месяцев совершила настоящее чудо! Поздравляю!
— Спасибо, — внутри немного теплеет, я наконец-то позволяю себе расслабиться: задание выполнено, я в обители.
— Иди к жрице, — кивает в сторону лестницы, ведущей вверх. — Она наверняка ждёт тебя!
Киваю и направляюсь к каменным ступеням, узким и крутым, выдолбленным прямо в камне. С каждым шагом воздух становится холоднее, разреженнее, я поднимаюсь к самому сердцу горы, всё так же, как и всегда, оглядывая стены, покрытые причудливой резьбой: драконы, люди с двумя лицами, женщины, мужчины, старцы и младенцы.
И в очередной раз уверяюсь, что рисунки на камне снова изменились. Например, в прошлый раз на сотой ступени я видела лик старца с бородой, сегодня — мать с младенцем на руках.
«Ну вот, заканчивается и эта часть моей жизни, в которой я ученица и послушница, приходит время становиться кем-то новым…» — шаг, ещё шаг, от стен веет и теплом, и холодом — переменчивостью.
Поднимаюсь выше, ступени становятся круче: «Посмотрим, что скажет жрица».
Подхожу к последней ступени и кованные железные створки бесшумно распахиваются сами собой.
Храм Переменчивой ждёт.
Небольшой круглый зал, освещённый магическими сферами, парящими под сводами. В центре находится алтарь из чёрного мрамора с прожилками серебра, вдоль стен стоят десятки статуй, и у каждой — два лица: одно улыбается, второе плачет, одно молодое, второе старое, одно мужское, второе женское — переменчивость во всех проявлениях.
У алтаря стоит она — жрица Переменчивой.
Высокая, в длинном чёрном одеянии, расшитом серебряными нитями, капюшон откинут.
Сегодня лицо женское с белой кожей, но неизменно одно: оно из двух половин. Левая — молодая, гладкая, улыбающаяся, правая — старая, изборождённая морщинами, хмурая. Один глаз карий и тёплый, второй — голубой и холодный, и очи эти смотрят оценивающе, и от их взгляда по спине пробегает холодок.
— Ну как? — голос нейтральный, бесстрастный, словно она спрашивает о погоде. — Расскажи.
— Я покажу, — снимаю суму, ставлю на пол, развязываю шнурок. Аккуратно достаю сверток, завёрнутый в грубую ткань.
Разворачиваю и достаю… свой трофей…
Это голова мужчины.
***
Мои дорогие, прода небольшая, но больно уж эффетный конец получился, поэтому, сегодня немного.
Как вам трофей Галины?
Надеюсь, отрезанная голова никого не смущает, от себя добавлю - мы наблюдаем становление злодейки, возможно злодейки по внутренним ощущениям Галины, возможно и вы посчитаете, что она таковой становится, одно скажу вам точно - руки у неё будут в крови (впринципе, уже). Это тёмное фэнтези и мораль здесь может быть размыта, поэтому - голова.
Чья?
Узнаете в следующей проде.
9.2
Голова того, кто стал моим заданием. Неприметный, средних лет, волосы с проседью, небритое лицо. Глаза закрыты, рот приоткрыт. На шее сделан ровный срез — работа острого клинка и твёрдой руки, а ещё — ни капли крови, это уже работа специального зелья, которое я составила сама из трав, что тоже собственноручно собрала и подготовила.
— Вот, — кладу голову на алтарь.
Жрица смотрит на неё, но не касается, потом переводит взгляд на меня. Молодая половина лица улыбается чуть шире, старая — хмурится глубже.
— Расскажи, — повторяет она.
Выпрямляюсь, смотрю ей в глаза — в оба, и в карий, и в голубой:
— Я нашла его в Дивере, выходящим из борделя «Алое удовольствие». Следила два дня, подслушивала разговоры, убедилась, что это именно тот, кто нужен: хромота на правую ногу и перстень с гербом дома Тейлвуд подтвердили мои догадки. Когда уверилась в том, что объект тот, кто мне нужен и ошибки быть не может, притворилась невинной девочкой, готовой оказать… услуги, — при воспоминании корёжит, но голос мой всё такой же ровный, без эмоций, как бывает при важном докладе начальству. — Он поверил, повёл меня к себе в комнату на постоялом дворе, там-то я всё и сделала. Быстро, чисто, тихо.
Замолкаю и вспоминаю, как переживала накануне, как боялась, что меня вырвет, что дрогну, не смогу… Зря. Всё смогла, всё сделала как профессионал. Но повторять такого больше не хотела бы…
Жрица молчит, снова смотрит на голову, приподнимает её одним взглядом, крутит по оси.
— Тебя кто-то видел? — снова опускает голову мертвеца на алтарь.
— Нет, моего настоящего лица никто не видел. Сначала я была грязной нищенкой, просящей подаяние у борделя, потом временной разносчицей в таверне, а в конце — юной девочкой с улицы. Собой стала уже на тропе в обитель, когда была уверена, что за мной не следят.
— Молодец, — всё так же бесстрастно произносит женщина.
И это «молодец» снова звучит как похвала и недовольство одновременно, только жрицы умеют так говорить. Наверное, обычного человека уже бы трясло от такой манеры разговора.
«Но я не обычный человек», — думаю в тягучей паузе.
А потом жрица делает шаг ближе, смотрит прямо в глаза, и я чувствую, как этот взгляд пронзает насквозь, будто молодая старуха видит не только моё лицо, но и всё, что внутри: мысли, страхи, сомнения.
— Скажи, Галина Соколова, — голос становится тише, но не теплее, — а если бы он не убивал юных девочек, не торговал похищенными людьми, а был бы обычным купцом, торгующим тканями… ты бы выполнила заказ?
Меня пробирает дрожь. Вопрос простой и сложный одновременно.
Но от ответа зависит всё.
«Правда или ложь? А могу ли я что-то утаить от тебя?»
Чувствую, как в теле напрягается каждая мышца, но не отвожу взгляда:
— Я сделала бы всё, что приказал мне Орден, — голос твёрдый. — Работа есть работа, заказ есть заказ. Я выполняю обязательства и служу.
«Так было всегда… в прошлой жизни — ради долга, закона, справедливости. Теперь — ради цели, мести, выживания. Я по-прежнему на службе, только теперь мои дела не облечены в белые одежды закона…» — чувствую, как глубоко внутри трепещет отголосок Мальяны. Её наивная, чистая душа содрогается от моих мыслей, но я сильнее, я теперь хозяйка тела и не позволяю слабости прежней владелицы вырваться наружу.
«Прости, Мальяна, но мы договорились. Я делаю то, что умею, и ты выбрала меня именно поэтому!»
Жрица продолжает смотреть, я не знаю, сколько времени проходит — миг и вечность одновременно.
Но я никуда не уйду, я здесь.
Наконец Переменчивая медленно кивает:
— Ты справилась, — тон по-прежнему нейтрален, — и достойна вступить в Орден Переменчивых. Посвящение будет на закате. Сегодня, — она наконец-то моргает. — А теперь можешь идти.
— Благодарю, жрица, — склоняю голову.
Разворачиваюсь, иду к двери.
— Галина, — её голос останавливает меня на пороге.
Оборачиваюсь.
Она смотрит на меня обеими половинами лица:
— Ты знаешь, кто ты и умеешь служить. И это хорошо. Но не забывай, что даже убийцы могут выбирать. Помни об этом, особенно в конце пути. Ну а пока… мы будем помнить о том, что ближайшие пять лет твоя жизнь будет направлена на служение Переменчивой, и лишь потом ты сможешь приступить к своим личным делам.
Молча киваю. Выхожу.
Спускаюсь по лестнице, и с каждым шагом ощущение растёт, будто кто-то поковырял внутри, всколыхнул всё плохое и хорошее, перемешал и оставил разбираться самой.
«Кем я стану? Наёмницей, убийцей, шпионкой… служительницей Переменчивой. Правильно ли это? Как минимум, это то, что нужно, чтобы выжить здесь, чтобы отомстить…»
***
Возможно, вы разочарованы, что голова не Стина?
Ничего, мои справедливые (и немного кровожадные) мстительницы!
Для Стина у нас особый котёл, и всё впереди!
***
9.3
Выхожу на площадку, Селесты внизу уже нет, сворачиваю направо, иду по знакомому маршруту к своему жилищу.
Моя комната в дальнем крыле, миную молчаливого стража, вхожу в арку, за ней коридор, поворот. Открываю дверь.
Внутри просто: узкая кровать — у стены, деревянный шкаф для одежды, у окна — стол с книгами, стул. Никаких украшений, никакой роскоши, но есть всё, что нужно для жизни, и ничего лишнего.
Закрываю дверь. Снимаю плащ, вешаю на крючок. Стягиваю сапоги. Чувствую себя машиной, которой срочно нужна перезагрузка.
Ложусь на кровать, закрываю глаза: «Свершилось. Испытание пройдено, сегодня посвящение и я стану полноправным членом Ордена, начну новую главу этой новой жизни. Снова…» — стук в дверь отвлекает от мыслей.
Открываю глаза и поднимаюсь с кровати. Подхожу и открываю, уже зная, кто стоит за дверью.
Кейд.
Высокий, широкоплечий, тёмные волосы растрёпаны, в изумрудных глазах светится улыбка, в руках свёрток от которого божественно пахнет запечённым мясом.
— Слышал, у тебя всё хорошо? — глаза искрятся. — Могу поздравить?
Усмехаюсь, отступаю, пропуская его внутрь:
— И не только поздравить.
Он входит, кладёт свёрток на стол, пока я закрываю дверь на засов.
— Жду твои горячие поздравления, — говорю откровенно, даже вызывающе.
Мы смотрим друг на друга секунду, а потом он шагает ко мне, обнимает, притягивает к себе…
Горячие жадные губы находят мои, и мы целуемся, жарко, страстно, без слов, а его руки уже скользят по моей спине, талии, бёдрам.
Я не уступаю в своей страсти, расстёгиваю льняную рубаху на мускулистой груди.
Восемь месяцев не только тренировок, составлений зелий, изучения языков и искусства обмана. Пока я собирала себя из осколков, то обрела кое-что, что и не ожидала. Сначала и мысли не допускала, но потом всё случилось само собой, естественно. Одним тёмным вечером, когда я вернулась из горячей купели после долгого дня, полного изнурительных тренировок, он просто постучал в мою дверь и сказал, что я, похоже, была ведьмой в своём мире, потому что забрала его сердце, едва он увидел меня…
Я же наплевала на принципы и сама поцеловала его. Всю ночь мы предавались любви, и, кажется, с этого момента я ожила по-настоящему. Мгновения с ним стали настоящим спасением, помогли исцелиться какой-то части израненной души. Пусть они редкие, короткие, но настоящие. Именно тогда я понимаю: вот она я, живая, какая есть.
Кейд отстраняется, смотрит в глаза:
— Ты справилась. Я знал, что справишься.
— Я тоже знала, — улыбаюсь.
— Ты голодна, — кивает на свёрток.
— Очень… — шепчу, притягивая его обратно. — Но сначала ты…
В его присутствии я окончательно расслабляюсь и чувствую себя живой. Не оружием, не бойцом — просто живой земной женщиной со своими страстями и желаниями. Вполне конкретными и чувственными желаниями.
Он едва ощутимо усмехается:
— Как скажешь… Не хочу морить тебя голодом…
— О-о-о, я очень голодна, — кусаю его за губу.
Он страстно целует, расстёгивает платье, и я забываю обо всём. Есть только лишь горячие губы, спускающиеся всё ниже к трепещущему лону, полыхающее желание и мои стоны.
Здесь и сейчас нет майора ФСБ, нет мести, нет Мальяны… Ни прошлого, ни будущего.
Здесь только я и желанный мужчина.
Это всё, что имеет значение.
***
Мои дорогие,
Настала так себе погода (в Москве уж точно)
Самое время дежать в кроватке и читать что-то хорошее...
Поэтому дарю двум счастливицам промокоды!
На мою чудесную книгу о том, как в новом мире обрести себя, магию, и возможно, любовь!
Даже если твой муж скинул тебя с лестницы!
(простите, но чернуха наше всё)
Вашему вниманию книга Дракон желает нелюбимую жену!
https://litnet.com/shrt/oKi_
Книга здесь https://litnet.com/shrt/cZLw
А промокоды - вот!
iFehIuVY
и
J6rvYiOS
Хорошего воскресенья!
Глава 10. Одна из нас
Галина
Вечер накрывает обитель красным платком солнечных закатных лучей, наступает то самое время «на закате» в которое, как сказала жрица, состоится посвящение. Закат здесь ни с чем не перепутаешь — долгий, красивый, кроваво-красный. Он длится около получаса, а потом резко наступает ночь.
«Сейчас всё свершится», — стучит в голове, пока поднимаюсь по каменной лестнице к храму. На этот раз на сотой ступени вижу фигуру женщины с длинными кудрявыми, как у меня теперь, волосами и… без лица.
«Возможно, это знак, ведь переменчивые виртуозно меняют лица, да так, что ни один маг не почувствует».
И всё же сердце бьётся ровно, руки не дрожат. Я готовилась к этому восемь месяцев. Никакие мысли не напугают, даже о том, что эту фигуру, похожую на меня, увидела именно на сотой ступени, как будто кто-то знает, о чём думаю и за чем слежу. Этот вечер мой, я получу силу Переменчивой, чего бы мне это ни стоило.
Иду дальше, шаг за шагом, спокойно.
Железные створки распахиваются, впускают в храм.
Сейчас в нём всё иначе: полумрак поглотил пространство — магические сферы под сводами едва светятся, словно угасающие звёзды. Алтарь теперь чёрный, вокруг него выстроился круг из членов Ордена. Все в тёмных одеждах с капюшонами и безликих белых масках, абсолютно одинаковые. Невозможно отличить кто из них кто, даже пол не угадать.
Но мне это и не нужно, я пришла сюда не в загадки играть.
Круг расступается, прохожу в середину и встаю напротив алтаря.
Напротив меня стоит жрица. Сегодня она другая: чернокожая, высокая, но неизменно с двумя половинами лица. Левая — молодая, гладкая, с полными губами. Правая — дряхлая морщинистая с запавшей щекой. Один глаз сияет ярким золотом, второй — тускло-серый, мертвенный.
Она смотрит на меня и в никуда одновременно, и этот взгляд пробирает до самых костей.
— Мы собрались здесь, — бесстрастный голос разносится под сводами, — чтобы принять в Орден Переменчивой иномирянку Галину Соколову. Она успешно прошла испытание, как и каждый из вас.
Тишина. Из звуков — только моё дыхание и биение сердца.
— Прежде чем я начну, — жрица медленно обводит взглядом круг масок, — спрошу: есть ли возражения?
Тишина становится плотнее, давит на плечи, ни один человек не шевелится, не издаёт ни звука. Жутко, кажется, что белые маски смотрят на меня пустыми глазницами.
«Никто не против. Хорошо… А что было бы, если бы кто-то возразил?» — сердце бьётся чуть спокойнее, уверенность, что всё свершится, крепнет.
Жрица кивает:
— Тогда приступим.
Она хлопает в ладоши. Раз. Два. Три…
Магические сферы под потолком вспыхивают ослепительным светом, заливая храм холодным сиянием. Невольно прищуриваюсь, в глазах белые мухи от резкой смены освещения.
В руках служительницы Переменчивой словно из ниоткуда появляется чёрная чаша из какого-то матового камня, похожего на обсидиан. В ней плещется странная жидкость, мерцающая радужными переливами, так что кажется, что внутри плавают частички света.
Тяну носом, мысленно тянусь к магии, чтобы понять, что там в этой чаше, но не чувствую ничего.
«Странно… обычно магические зелья особенно пахнут и от них всё же исходит отголосок силы, а здесь — пустота».
Почти все зелья, что я делала, пока постигала науку смешивания трав и заговоров, фонили крупицей тёмной магии, которую я стала чувствовать тотчас, едва получила немного этой силы.
Члены Ордена по-прежнему стоят молча, неподвижно, как статуи, но я чувствую, все смотрят на нас, на меня, пока жрица подходит ближе, бережно держа чашу обеими руками.
Золотой глаз горит жаром, серый — леденит:
— Хочешь ли ты стать одной из нас? — голос тихий, но каждое слово звенит под сводами.
— Да, — отвечаю твёрдо, не отводя взгляда.
— Готова ли ты отринуть прошлую жизнь и служить во благо Ордена?
— Да.
— Готова ли ты возлечь с тем, с кем скажут?
Секундная заминка, внутри что-то сжимается — остатки старых принципов из прежней жизни. Но они давным-давно канули в Лету, а я… я теперь другая и пойду на всё.
— Да.
— Убить того, кого прикажут?
«Я убивала и раньше, по долгу службы. Теперь — за новую жизнь и силу».
— Да.
— Готова ли ты терпеть боль и менять личины?
— Да.
— Готова ли ты принять в себя особую магию Переменчивой?
И тут внутри шевелится Мальяна — её слабый отголосок сжимается, трепещет страхом. Она до жути боится этой магии, тёмной, запретной, чужой…
«Не переживай, — мысленно обращаюсь к ней. — Я справлюсь».
— Да, — произношу вслух, и голос звучит уверенно. — Я готова.
Жрица протягивает мне чашу, чувствую, как холодны её пальцы, когда наши руки на мгновение соприкасаются.
10.1
Ноги подкашиваются, но я делаю что сказано. Шаг, ещё шаг… и вот уже опираюсь руками на холодный чёрный мрамор… Или это уже не мрамор? Не знаю, зрение сейчас играет со мной злые шутки.
«Только бы не упасть…» — кое-как взбираюсь и ложусь на спину.
Камень ледяной, кажется, прожилки серебра из него впиваются в спину даже сквозь одежду. Над головой нависает каменный свод, резьба, магические сферы, слепящие глаза.
Мгновение, и их закрывает склонившаяся надо мной жрица, в её руках — ещё одна чаша, на этот раз маленькая. Женщина окунает в неё пальцы и, когда вынимает, на их кончиках блестит что-то белое, густое.
А потом она прикасается к моему лбу и начинает водить пальцами по лицу, разнося по коже и обжигающий, пронзительный холод, и огонь. Под кожей взрываются вулканы, течёт лава и одновременно с этим я чувствую странное, необъяснимое ощущение, словно кожа… да и не только кожа — кости, размягчаются, становятся мягкими, податливыми.
«Как пластилин в детстве, когда лепили фигурки… Только теперь этот пластилин — я…»
Жрица медленными плавными движениями обмазывает всё лицо: лоб, щёки, нос, подбородок… Ощущения усиливаются, кожа будто плавится и застывает одновременно.
А потом жрица начинает петь.
И меня пробирает дрожь, потому что уж больно похоже это пение на то, что я слышала в «Вознесении», только без отчётливых слов. Низкий гортанный звук будто вырывается из самого нутра жрицы. Древний и первобытный, он вибрирует в костях, отдаётся в черепе.
И все вокруг подхватывают, жуткие белые маски не открывают ртов, но я знаю, слышу — все они поют.
Вьетнамские флэшбэки мелькают в голове, я будто там, в том зале, посреди дыма очага и рокота толпы сектантов, фантомная боль в животе от ножа Леры снова напоминает о себе, хочется встать и уйти, но я не могу.
«Проживи свой ПТСР, — почему-то вспоминаю нашего штатного психолога Валерию Александровну. — Интересно, одобрила бы она такую практику почти полного погружения в травматичное событие?»
Голоса сплетаются, наслаиваются друг на друга, отражаются от каменного свода и возвращаются драматичным, ужасающим эхом. Кажется, будто сами стены храма поют, будто гора вокруг нас дышит и вторит этому древнему заклинанию.
Боль усиливается, жжение, пульсация, давление… Лицо горит и леденеет, мышцы сводит судорогой.
Жрица снова касается моего лица пальцами. И мне кажется — нет, я чувствую! — что она подобно умелому скульптору лепит из моего лица другое лицо…
Давит на скулы — и они двигаются, проводит по носу — и переносица меняет форму, надавливает на лоб — и кости неприятно хрустят, сдвигаются.
«Это невозможно… Кости не могут… Череп…»
Но это происходит, я будто на столе у жестокого костолома или пластического хирурга, который позабыл вколоть мне анестезию. Боль взрывается нестерпимой волной то тут, то там, эпицентров много. Кажется, что череп трещит, раскалывается, перестраивается, что каждая косточка лица ломается и складывается заново в другом порядке, послушная воле ледяных пальцев.
Голоса всё громче, пение переходит в рёв, заклинание достигает кульминации.
Я вцепляюсь руками в края алтаря, ногти скребут по мрамору.
«Не кричи-не кричи-не кричи! — зубы впиваются в язык. — Держись, Галя! Ты сказала, что готова терпеть, приняла клятву. Это всего лишь боль, она пройдёт!»
И она проходит внезапно вместе с пением, словно кто-то отрезал ножом. Тишина обрушивается на храм, оглушает сильнее любого крика.
Я лежу на алтаре и глубоко, судорожно дышу. Каждый вдох отдаётся в рёбрах, и мне снова кажется, что моё дыхание — самый громкий звук в этой мёртвой тишине.
«Всё закончилось…» — не могу опомниться, но уже чувствую, как спадает с меня напряжение, как расслабляется каждая клетка тела. Как внутри, там, где было пусто и больно без золотой магии, теперь растёт приятная наполненность, как я становлюсь цельной.
Ведь во мне теперь есть магия, и немало, чувствую, как она разрастается внутри, опутывает своими нитями, струится по венам. Жрица протягивает мне руку, и я благодарно её принимаю. Теперь она кажется горячей, держусь за неё и поднимаюсь, встаю на ноги. Мир качается, колени дрожат, но я стою.
— Поздравляю, — говорит жрица, и молодая половина её лица улыбается. — Теперь ты с нами, теперь ты часть лика Переменчивой, как и все мы, — она смотрит мне в глаза. — Используй свою силу аккуратно.
Члены Ордена молча синхронно кланяются мне, белые маски опускаются в знак приветствия. Потом разворачиваются и беззвучно уходят один за другим, словно бесплотные призраки, растворяющиеся в густой темноте за стенами храма в горе.
«А я… куда мне теперь? К себе? Просто и буднично?»
— Останься, — говорит жрица, словно прочитала мои мысли.
Она делает приглашающий жест, поворачивается и идёт к боковой двери, скрытой за колонной. Я пошатываюсь, но следую за ней.
Мы проходим по узкому коридору, освещённому магическими сферами. Жрица останавливается у одной из дверей, открывает её.
— Ты поживёшь пару дней здесь, — говорит она. — Успеешь привыкнуть к себе перед заданием, изучишь материалы. У тебя есть три дня.
10.2
Я вхожу в келью. Она похожа на мою — та же узкая кровать, шкаф, стол. Но на столе не только книги, там ещё лежит зеркало.
— Отдыхай. Я сама принесу тебе еды и целебных отваров, — шелестит она и закрывает за собой дверь.
«Никаких ключей и запоров, я вольна выйти, если захочу…» — невольно подмечаю, оставшись одна.
Прикасаюсь к лицу… Знаю, что оно уже чужое, даже не лицо Мальяны, к которому едва привыкла. Я его не вижу, но чувствую: оно другое.
«Интересно, как теперь я выгляжу?» — медленно подхожу к столу.
Беру зеркало дрожащими руками. Смотрю и…
Не могу сдержать изумлённого: «Ах!»...
Конечно, я догадывалась, что перемены будут, но чтобы такие разительные… Даже я ошарашена.
От прежней хозяйки тела остались лишь длинные тёмно-русые кудри и серые с поволокой глаза. Во всём остальном в этой красивой девушке, выглядящей так, словно она только что выиграла конкурс «Мисс мира» не осталось ничего от старого лица.
«Это не я… не может быть…» — шепчет крупица Мальяны.
«Это и не должна быть ты. Забыла, что это теперь я? К тому же… ты ещё не отомщена. С этим новым лицом и без всякого морока или чар тебя теперь никто не узнает».
Мальяна затихает, принимает.
А я не могу оторвать глаз от зеркальной глади, рассматриваю профиль, анфас, стараюсь найти какие-то сходства, но при всём желании не нахожу.
«Стин, Эйра, Теон… если уж я не узнаю себя, то вы не узнаете и подавно», — улыбаюсь своему отражению и, продолжая держать зеркало в руках, сажусь на узкую кровать.
Долго-долго изучаю себя, нахожу рабочую половину лица, улыбаюсь разными улыбками, хмурюсь, удивляюсь, сержусь, даже показываю язык, пока пробую мимику.
Удовлетворённо улыбаюсь и откладываю зеркало в сторону, прислушиваюсь к себе и чувствую, как теперь сильна. Не только физически, но и магически, потому что внутри меня плещется пусть и тёмная, но магия. Сильная, но послушная, подвластная мне.
Проверяю силу самым простым способом: разбиваю зеркало вдребезги, а потом собираю его воедино. Да, на это уходит время, сила, но это одна из самых сложных в магии вещей — восстановить вещь до первозданного вида.
«Как и в жизни, — я смотрю на восстановленное зеркало, придирчиво ищу недочёты и не нахожу. — Если зеркало я сделала таким же, как оно было, то себя прежнюю не верну. Нельзя вернуть того, кого уже нет. Даже если бы я была в своём теле, то после всего, что испытала, начиная с того злосчастного собрания секты, прежней бы никогда не стала.
А хотела бы я стать той Галиной, отчаянно ищущей сестру и винящей себя во всех бедах семьи… сильной, но слабой, живущей только долгом?
Нет. Как ни странно, в этом мире я гораздо счастливее, даже несмотря на то, что пришлось пережить и сделать.
За восемь месяцев я прошла путь гораздо длиннее чем вся моя земная жизнь в прежнем мире, такая мощная трансформация произошла с моими принципами, поняла, что вселенная безгранична и необъяснима, летала на драконе, даже спала с драконом», — усмехаюсь, вспоминая ласки Кейда, и чувствую лёгкое возбуждение и тепло в сердце при мысли о нём.
Но самое главное — я обрела магию.
Пускай она не совсем моя, как будто взята взаймы, но это не навсегда, я верну своё.
В этом я уверена!
Мальяна внутри трепещет, но уже не боится.
Всё свершилось.
***
Мои дорогие, прода в вс будет!
Визуал Галины-Мальяны 2.0 тоже будет, но не завтра, хочу немного потомить вас.
Глава 11. Жена лорда Монтгомери
Галина
Пять лет спустя
Придорожный постоялый двор «Отдых и покой» ничем не примечателен: обшитые деревом стены, чистые комнаты, приличная кухня и, главное, многолюдно, никто не задаёт лишних вопросов. Прислуге просто некогда, а лица постояльцев, преимущественно торговцев и мелких дворян, я уверена, забываются сразу, как только те покидают порог.
Идеальное место для встреч, которых не было.
Моя компаньонка — возрастная служанка, которая со временем прониклась глубокой симпатией к новой жене своего господина, мирно похрапывает в маленькой комнатке справа. Пара капель сонного зелья, и Инес спит так, что не разбудишь и пушечным выстрелом.
Сижу в кресле у окна, смотрю во двор, разглядываю экипажи таких же, как я, благочестивых матрон, которые едут молиться о ребёнке в главный храм Драконьей матери. Надо же… я и образец средневековой замужней женщины…
Чтобы не выделяться, выбрала самое скромное платье, невзрачное, серо-голубое с глухим воротом, волосы заплетены в скромную косу и спрятаны под платком, никаких украшений, кроме кольца замужней женщины на мне нет.
В зеркале сбоку отражается леди Галина Монтгомери, верная супруга вице-генерала северного Дурана, лорда Петаса Монтгомери, утешение для заката жизни одинокого вдовца, образец добродетели и женской покорности.
Улыбаюсь, как и каждый раз, когда думаю, как легко провести мужчину. Особенно стареющего богатого мужчину, который всю жизнь звёзд с неба не хватал, вырос в провинции, и единственной его заслугой стал подвиг двадцатилетней давности, за который молодого отпрыска знатной семьи приставили к награде и благополучно назначили вице-генералом спокойных в то время окраинных земель.
Вице-генерал в Дуране — это кто-то вроде генерал-майора в моём прежнем мире. Для человека, не дракона и не мага, это предел мечтаний, а дражайший лорд Петас именно таковым и является. Обычный мужчина с седыми волосами и приличным брюшком, счастливо живущий во втором браке со своей молоденькой жёнушкой, круглой сиротой, которую он самым героическим образом спас — отбил в тёмном переулке от грубого надругательства три года назад.
А там оказалось, что девица приехала в Меринас по делам своего опекуна, некого баронета Сноуберри, да потерялась в первый же день в непривычной для неё толчее города. Конечно, седовласый рыцарь тут же воспылал любовью к спасённой прелестнице, всячески превозносившей его добродетели, а престарелый опекун, из замшелого уезда, о котором Монтгомери до того и слыхом не слыхивал, с радостью дал согласие на свадьбу, определив за юной воспитанницей, как раз неделю назад вступившей в возраст согласия, вполне себе приличную сумму приданого в две тысячи золотых дублонов.
Дряхлый баронет Сноуберри, в действительности бывший одним из членов ордена, после уехал в свою глушь, и о нём более не вспоминали, он был нужен лишь для легенды. Я иногда езжу к «любимому дядюшке», он до сих пор остаётся отличным предлогом для моих тайных встреч с Кейдом.
«Интересно, что за все годы службы в ФСБ таких интересных и далеко идущих заданий мне не попадалось. Вот это — самая настоящая работа под прикрытием… Не только качественная легенда, но и новое лицо. Полное погружение!» — снова усмехаюсь про себя, вспоминая, как пять лет назад после того, как вступила в Орден Переменчивой, разглядывала себя в зеркало, удивляясь новой внешности. После этого я ещё много раз удивлялась разным вещам в этом дивном новом мире, но всё же тот вечер, когда жрица Переменчивой вылепила мне новое лицо остаётся самым странным, страшным и… потрясающим в моей жизни. Во всех моих жизнях… а их я уже прожила немало.
В дверь стучат: три коротких, один длинный — условный сигнал.
Открываю и улыбаюсь:
— Входите, — говорю негромко гостю.
Мой гость — мужчина средних лет, неприметный, русоволосый, с самым обыкновенным круглым курносым лицом, которое забудешь через минуту после встречи. Одет как средней руки торговец: коричневый камзол, простые штаны, сапоги в дорожной пыли.
Но я вижу намётанным глазом, как он двигается: плавно, уверенно, как все мы. Он прикладывает правую руку к груди, и я окончательно уверяюсь в том, кто передо мной, — один из нас, один из Ордена.
— Леди Монтгомери, — кивает он, прикрывая дверь. — Или мне всё же называть вас Галиной?
— Как вам удобнее, брат, — пожимаю плечами и протягиваю ему конверт из плотной бумаги, запечатанный красным сургучом. — Вот, как и договаривались.
Он берёт конверт так, словно взвешивает на ладони, потом аккуратно прячет в поясную суму.
— Что внутри?
— Планы по дислокации северных войск Дурана, расположение части гарнизонов, численность. Превосходные копии, уверена, что заказчик будет доволен.
— Да, я полагаю, что даже очень. Нынче такая информация стоит целое состояние.
— Благодарю, — киваю сдержанно, но внутри вспыхивает профессиональная гордость.
Три года работы, игры в идеальную жену генерала, чтобы войти в доверие, получить доступ к кабинету мужа, научиться копировать его печати, документы, если нужно — подделывать почерк так, что родная мать не отличит.
11.1
— Уверена! — не вдаюсь в подробности плана, что давно зреет в голове.
Он поправляет полы камзола.
— Ждите весточки, — смотрит серьёзно, внимательно. — Вы одна из лучших, Галина, за пять лет безупречной работы ни одного провала, — в голосе звучит искреннее уважение. — Думаю, вашу просьбу одобрят. Жрица не отказывает тем, кто честно отслужил свой срок.
— Благодарю, — опускаю глаза, изображая смирение, хотя внутри всё ликует. — Я служила и буду служить во благо Ордена.
Мужчина поднимается, кивает на прощание:
— Переменчивая с вами, сестра.
— И с вами, брат.
Он выходит так же бесшумно, как вошёл. Дверь тихо щёлкает, и я остаюсь одна, раннего гостя тут будто никогда и не было.
Медленно выдыхаю, подхожу к окну, смотрю вдаль, на дорогу, по которой то и дело проезжают повозки, видно выехали с утра пораньше, чтобы успеть в город на ярмарку, спешат одиночные всадники, проносится посыльный в ливрее на вороных дуранских Обычная жизнь обычных людей, которые не знают, что среди них ходят переменчивые — те, кто меняют лица и судьбы, убивают, шпионят, добывают информацию любым способом.
«Пять лет безупречной работы…» — слова брата из Ордена продолжают эхом звучать в голове.
«Наконец-то! Пять лет… Пять долгих лет я ждала этого момента. Теперь ты отомстишь за меня… но только виновным… не безвинному…» — слабый отголосок Мальяны напоминает о себе.
«Обязательно отомщу кому должно. Даже Теону», — подбрасываю дров в камин и сажусь напротив, смотрю, как разгорается пламя и потираю виски.
«Теон стал жертвой… — в сотый за все эти годы раз пытается убедить меня Мальяна. — Он не мог…»
«Это мы узнаем», — обрываю её, как и всегда. Эта слепая безграничная любовь к подлецу, что воспользовался юной доверчивой аристократкой на секунду вспыхивает где-то на задворках разума и угасает, подавленная моей волей.
Дрова весело потрескивают, а я чувствую, как спадает напряжение. Главные слова сказаны, я попросила разрешения на месть. Уверена, мне не откажут, я сделала всё, что можно, чтобы этот день пришёл.
«Чего я только не сотворила за эти пять лет…»
Вспышки воспоминаний проносятся в голове, как карты в колоде: лица, имена, задания.
Довелось побывать содержанкой купца в Морвенне, где выведывала секреты торговых гильдий. Была служанкой в доме графа-заговорщика в Арраносе — подслушивала бунтарские разговоры за закрытыми дверями.
Убивала, когда приказывали, соблазняла, когда требовалось, лгала так убедительно, что сама порой верила в свои легенды.
Но основным моим заданием — тем, что растянулось на целых три года — стал лорд Петас Монтгомери, один из генералов человеческой части армии Дурана.
«Не самый плохой муж, если честно, — усмехаюсь, глядя на огонь. — Не слишком требовательный в постели, вечно в думах о делах государственных да о том, как получить взятку пожирнее. Балует свою красивую молоденькую жёнушку, то есть меня, мехами да украшениями, старается компенсировать возраст».
Ещё Петас иногда захаживает в дом удовольствий мадам Жуан, где, по слухам, предаётся весьма специфическим забавам, но я делаю вид, что не в курсе, меня это устраивает: БДСМ-игры никогда не были моей глубиной.
Единственный сын Петаса, Аллан, во мне помехи не видит, ведь он в любом случае будет старшим и опекуном, если я вдруг забеременею. Но с каждым редким визитом к отцу молодой лорд улыбается мне всё шире: видит, что я не на сносях, а значит, наследство достанется ему, а не каким-то там отпрыскам молодой мачехи. В этом мире ярлык бесплодной готовы дать каждой, кто не понёс дитя в первый же год, а уж я со своими тремя годами… Немудрено, что парень подрасслабился.
«Если бы он знал, что я пью зелье бесплодия каждое утро… — довольно фыркаю. — Последнее, что мне нужно, это ребёнок от Петаса Монтгомери».
А я знай себе разыгрываю любящую преданную жёнушку. Даже в паломничество к главному храму Драконьей матери поехала, вон, целых два дня пути через соседнее герцогство, «чтобы молиться о беременности и просить благословения у самой Матери всех драконов». Говорят, она одинаково помогает и людям, и драконам.
Петас растрогался до слёз, дал денег на дорогу, велел взять лучший экипаж и охрану.
«Если бы ты знал, что я еду не молиться, а встретиться с человеком из Ордена и передать украденные у тебя же секретные документы… — качаю головой. — Быстро же я очерствела».
Хотя нет, не очерствела, просто Петас — всего лишь задание.
Потому что я чувствую, внутри меня есть любовь и мужчину, к которому теплится чувство, я очень скоро увижу.
«Кейд…» — при мысли о нём тёплая волна разливается в груди.
Мы видимся редко, но держим связь через личные зачарованные зеркала, маленькие, размером с ладонь, которые позволяют видеть и слышать друг друга на любом расстоянии.
Вчера вечером, пока Инес раскладывала вещи и готовила постель ко сну, я пошла в купальню, наложила лёгкое заклинание тишины и достала своё зеркало. Едва я прошептала заклинание активации, как поверхность замерцала, и через мгновение в ней отразилось лицо Кейда — те же пронзительные изумрудные глаза, та же лёгкая усмешка на губах.
Глава 12. Встреча у храма
Галина
Главный храм Драконьей матери возвышается над деревней Благое место — символично. Смотрю на холм, на котором будто парит величественное строение. Белый мрамор стен сияет на солнце, а серебряный купол слепит глаза. У широких ступеней, ведущих к массивным резным вратам, толпится народ — паломники со всего Дурана. Уверена, есть и те, кто невзирая на опасность прибыл даже из Арраноса. Когда человеком, или драконом, который в сущности то же самое, только с крыльями и чешуёй, овладевает отчаяние, то всегда есть последняя инстанция — религия.
«Ах, религия… мрак и опиум для народа… — невольно вспоминаю Леру. — Интересно, вознеслась она уже? Попала ли в какой-то другой мир или лежит глубоко под землёй? Нет, скорее всего, сидит в холодной камере за то, что сделала со мной. В любом случае, это её выбор».
Выхожу из экипажа, поправляю скромное платье, подвязываю платок.
Инес суетится рядом:
— Миледи, может, мне пойти с вами?
— Нет, милая, — качаю головой. — Это мой путь, моя просьба, мольба о ребёночке… Подожди здесь, я скоро вернусь.
Служанка понимающе кивает:
— Драконья мать осенит вас! Такая праведная женщина достойна семейного счастья!
«Праведная женщина», то есть я, благостно улыбается и с самым одухотворённым лицом направляется к храму.
«Сколько же здесь людей!.. — оглядываю толпу. — Половина, наверное, тоже просит детей. Вечная история: богатые и бедные, знатные и простолюдины — все одинаковы перед ликом беды, болезни, бесплодия… Всем нужна помощь высших сил, когда другой надежды нет».
Встаю в очередь паломниц, которая тянется вдоль левой стены храма, сворачивает за угол к входу. Впереди человек десять, всё это женщины разного возраста: совсем юные девушки — с надеждой в глазах, зрелые матроны — с усталыми лицами, пожилые дамы, которые, видимо, молятся уже не за себя, а за дочерей.
Напускаю на себя самый благочестивый вид: опускаю глаза, складываю руки перед собой, едва заметно шевелю губами, будто читаю молитву. «Идеальная картинка скромной паломницы, — усмехаюсь про себя. — Никто и не заподозрит, что под этой маской наёмница из Арраноса…»
Очередь медленно движется вперёд. Шаг, ещё шаг, поворот, вон уже и ворота.
И вдруг вижу её, между нами двенадцать человек, не близко и не далеко, но сердце пропускает удар, потому что это точно она…
Эйра.
Сердце выравнивается, а потом начинает стучать так быстро, что чувствую пульс в висках: «Надо же… Какая удача! — мысли несутся галопом. — Из всех возможных мест… Да ещё именно сейчас, сразу после разговора с братом из Ордена… Эйра здесь, в очереди паломниц!»
Она поправляет платок и стоит ко мне вполоборота, так, что прекрасно видно точёный профиль: тонкий нос, высокие скулы, пряди длинных тёмных волос, что выбились из-под расшитого платка. Отмечаю, что платье дорогое, бархатное, тёмно-зелёное с серебряной драконьей вышивкой — явно не для паломничества, а для выхода в свет. На шее — ожерелье с изумрудами, на пальцах — кольца.
«Богато живёт, — нисколько не удивляюсь, — жена младшего генерал-дракона, всё у него ещё впереди, и чин повыше, и связи покруче. Теону ещё нет тридцати, а уже какой карьерный рост… Немудрено, столько силы у меня отнял…»
Мальяна внутри протестует, но я отмахиваюсь, продолжаю наблюдать за Эйрой, впитывать, подмечать.
«Осанка горделивая, спина прямая. Но… — вглядываюсь внимательнее — что-то не так».
Эйра похорошела — это правда. Она всегда была хороша собой, но теперь… теперь в ней появился лоск, аристократизм, уверенность. Такую сразу выделишь в толпе, женщина, которая знает себе цену, притягивает взгляды. Но вместе с тем… в ней есть что-то надломленное, может быть, что-то в линии плеч, в том, как она иногда сжимает руки, в том, как её взгляд скользит мимо других женщин, будто она боится встретиться с кем-то глазами.
«Интересно… Что же с тобой случилось, милая сестрица? И почему ты здесь, чего просишь? Неужто того же, что и жена человеческого лорда Монтгомери? Иначе сейчас сидела бы дома, занималась детьми, как и положено примерной жёнушке… Но нет, ты здесь, неплохо бы узнать почему, познакомиться с тобой!»
Внутри шевелится Мальяна, её отголосок вспыхивает тревогой, страхом: «Не надо! Не подходи к ней… Она узнает тебя…»
«Успокойся, — мысленно обращаюсь к ней, — и не паникуй. Она не узнает, у меня другое лицо, ты забыла? Да и потом… теперь это я, а не ты. А мы с Эйрой не знакомы, только если по твоим воспоминаниям».
«Но вдруг… вдруг она почувствует…»
«Ничего она не почувствует. Я профессионал», — наблюдаю, как Эйра делает шаг, проходит вперёд в очереди.
На удивление, всё происходит быстрее, чем я думала: паломницы входят внутрь, проводят там минуту-две и выходят.
«Когда выйду, найду её и подойду, — прикидываю план. — Познакомлюсь. Это может составить отличную службу в будущем. Выйти на Теона через жену… Даже лучше, чем я планировала! Безопаснее…»
Мальяна внутри паникует сильнее: «Нет-нет-нет! Она узнает! Она поймёт!»
«Замолчи! — резко обрываю её. — Ты как мстить собираешься, кисейная барышня? Выстрелить из арбалета, словно трусливая шавка, и сбежать? Нет уж! Местью нужно насладиться сполна, и я обещаю тебе первое место в зрительном зале!»
12.1
Отголосок затихает, дрожит где-то на задворках сознания.
Между тем Эйра уже почти у входа, ещё две женщины, и её черёд.
Наблюдаю, как она входит в храм, и спокойно раздумываю над тем, что скажу красотке, чтобы уж точно завязался диалог: «Ты не знаешь, Эйра, но сегодня тебе предстоит очень интересное, я бы сказала, судьбоносное знакомство».
Скоро мой черёд, я уже в дверях и чувствую тихую прохладу храма, вижу высокие своды, резные колонны, запах ладана и свечного воска — всё очень напоминает прежнюю земную жизнь. На небольшом пьедестале высится огромная статуя Драконьей матери: женщина-дракон с крыльями за спиной, в одной руке она держит младенца-дракончика, в другой — яйцо. Каменное лицо строгое, но милосердное, а глаза… кажется, что они следят за тобой.
«Какая чудесная оптическая иллюзия, браво мастеру!» — опускаю глаза к источнику, что у подножия статуи. Вода бьёт прямо из камня, собирается в небольшую чашу, и оттуда паломницы черпают её серебряными ковшами[М.1] .
Сквозь приоткрытые двери вижу, как женщина, что была передо мной, всё ещё стоит на коленях, руки её сложены, она истово молится. Губы движутся быстро, отчаянно, не для виду — настоящая молитва, в которой боль и надежда.
«Заговорю с Эйрой о ребёнке», — окончательно решаю, когда читаю по губам просьбу паломницы о плодородии лона.
Она заканчивает молитву, берёт ковш, зачерпывает воду, выпивает, кланяется и уходит через узкую дверь позади статуи.
Теперь я: подхожу к источнику, опускаюсь на колени. Изображаю молитву, шепчу что-то невнятное, двигаю губами. Беру ковш, зачерпываю воду, делаю пару глотков: «Обычная вода, холодная и чистая, но никакой магии не чувствую. Хотя кто знает… может, для верующих она и правда святая, эффект плацебо никто не отменял».
Встаю, кланяюсь статуе и быстро выхожу.
Эйра стоит неподалёку от входа, смотрит куда-то вдаль. Лицо задумчивое, грустное, рядом с ней никого, это выход для тех, кто совершил молитву, и видно лишь одну паломницу, но она далеко, идёт под руку с высоким мужчиной, наверное, мужем. Сестра Мальяны без маски притворства, наедине с собой, мне это на руку, ведь она не ждёт подвоха.
«Сейчас или никогда», — иду в сторону Эйры, прохожу мимо и… запинаюсь около лестницы, будто у меня подвернулась нога. Мгновение… и я теряю равновесие и чуть не падаю прямо на неё.
— Ой! — вскрикиваю испуганно.
Эйра инстинктивно протягивает руку, подхватывает меня за локоть.
— Осторожно! — она говорит тихо, устало.
— Ах, простите! — выпрямляюсь, прижимаю руку к груди, изображаю смущение. — Простите, это от волнения… я только что испила воды из святого источника Матери, помолилась… Теперь буду спешить домой к любимому в надежде, что Драконья мать дарует нам дитя, — делаю паузу, опускаю глаза, — хоть мы и люди.
Эйра смотрит на меня, и в её глазах вспыхивает что-то, и Мальяна боязливо шепчет: «Узнала… она меня узнала…»
«Это вряд ли!» — осаживаю я её.
На лице Эйры скорее понимание: она видит такую же женщину, отчаявшуюся и страдающую от бездетности.
— Я тоже прошу ребёнка, — тихо говорит драконица, и голос звучит почти шёпотом. — Мы с мужем всё перепробовали… Осталось только паломничество.
Я принимаю самый понимающий вид, сочувственно киваю:
— О, я так вас понимаю! Мы три года в браке, а я всё никак не понесу. Уже и не знаю, что делать… — вздыхаю тяжело.
— А мы пять лет, — роняет Эйра, и в её голосе слышна усталость. — На меня уже косо смотрят при дворе. А у нас… у драконов, если за четыре года брака детей не появилось, то можно и… расторгнуть брак.
— Ах! — в порыве напускного сочувствия беру её за руку. — Всё наладится! Увидите! Вы дракон, мать смилостивится над вами!
«Пять лет… Значит, всё это время она бездетна. Интересно…»
Эйра молчит, внезапно крепко сжимает мою руку в ответ.
— А муж? — спрашиваю осторожно. — Он… поддерживает вас?
Эйра на секунду замирает, потом улыбается, натянуто, фальшиво:
— Конечно. Он единственный, кто меня поддерживает. Между нами такая связь… Крепкая, нерушимая.
«Врёшь, — понимаю мгновенно. — Ты врёшь. Он не поддерживает, скорее всего, винит тебя. Или хуже — изменяет. А может, и то и другое».
Какая благодатная почва открывается передо мной!
Мальяна внутри дёргается, пытается что-то сказать, но я затыкаю её железной волей.
— Мой Петас… У него есть ребёнок, взрослый уже сын… Мой муж уже не молод, это второй брак, он рано овдовел… так страдал, был одинок, и я хочу окружить его счастьем, чтобы детки, дом полная чаша…
— Петас? — переспрашивает Эйра. — Такое редкое нынче имя, старомодное, уж и не услышишь.
— Да, — улыбаюсь, — Петасу уже пятьдесят два, мой муж лорд Петас Монтгомери. А я, — тепло улыбаюсь ей, — его жена, леди Галина Монтгомери!
— Рада знакомству, — Эйра смотрит на мою руку с кольцом замужней женщины, — я леди Эйра Эннас, жена младшего генерал-дракона Теона Эннаса!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги