Змеиный виноград

Глава первая. Киртана

У змеиного винограда листья похожи на чешую, корни уходят далеко вглубь скал и под землю, а ветви переплетаются так, что не отыщешь, какая и куда ведёт. У него сладкие мелкие ягоды, из которых делают вино, пьянящее даже Великого змея.

***

— Моя дорогая Киртана, мы же оба знаем, к чему все идет, — ректор шагнул ко мне и внезапно оказался очень близко, настолько, что я могла бы рассмотреть морщинки в уголках его глаз, если бы осмелилась поднять голову. Вместо того я пробормотала:

— Господин Вестран, постойте, я не понимаю…

— Я присматривал за вами, еще когда вы были просто студенткой, поддерживал ваши исследования в аспирантуре, позволил открыть экспериментальный курс, а вы знаете, как относятся в научной среде к трансмагическим практикам… но я разрешил. Ведь так? — его пальцы жёстко обхватили мой подбородок заставив поднять голову, посмотреть ему в лицо.

— Все верно, господин Вестран, — согласилась я.

Внутри зрела неприятная догадка. Нет, не могут же слухи быть правдой!

Или могут?..

Эти насмешливые взгляды в ректорском секретариате, нервное хихиканье на кафедре, подмигивание кастелянши. «Когда ваша звездочка взлетит, милочка, не забудьте о тех, кто остался там внизу, — басила она. — Да и помните, что звездопад тоже случается». Я думала, что это относилось к тому, что мою заявку на исследовательский грант вот-вот должны были одобрить. Кажется, я ошибалась.

Пальцы ректора подцепили прядь моих волос, которая выбилась из прически, и сжали ее, слегка потянув.

— Вы же сами признавались мне в чувствах, я не ошибся?

— Нет, не ошиблись, — прошептала я, признавая им сказанное.

Потому что чувства были. Я себе никогда в этом не лгала.

Как можно было не влюбиться в него?

Ректор Вестран был назначен на это место в тот год, когда я поступала. Мы столкнулись в первый мой учебный день, я почти сбила его с ног, но он не разозлился, а по-доброму рассмеялся и предложил провести к аудитории, где собирались первокурсники. Моё сердце вдруг забилось с ужасной силой — взрослый, красивый мужчина, умный, позволяющий себе не смотреть сквозь студентов. Уже профессор! Он такой молодой, ещё сорока нет, а сумел защитился и получил такой высокий статус! Да, Академия Фиреральд не была самой первой среди академий в Эрумии, но находилась в столице, и мы старались не выбиваться из тройки лучших. И во многом это стало возможно благодаря новому ректору.

Я влюбилась в него до боли, желания меня преследовали, но это было тихое чувство. Я ничего не требовала от него, да и не имела на это право. Единственный раз, когда я позволила себе проявить чувства, это день защиты моего проекта при поступлении в аспирантуру. Удачной защиты. Он поздравил меня, а я на эмоциях призналась, что всегда считала его особенным. Он опешил, я смутилась. На этом все. К разговору мы не возвращались.

Почему же сейчас?..

— Значит, эти чувства не должны пропасть. Я думаю, что мы с вами готовы шагнуть дальше, — он провел пальцем по моей губе. Догадаться, о чем он, было несложно. Значит, слухи правы. Это было больно. — Это будет приятно, Киртана, вы не пожалеете. Вы же знаете, что господин Фиреральд, наш попечитель, три дня как умер? Вот-вот будут рассматривать его завещание… Скорее всего, академию ждут потрясения. Так вот ваш курс, конечно же, тоже никто не закроет. Я забочусь о своих женщинах…

О женщинах…

Тайное пламя, о своих женщинах?!

Я смотрела в красивое лицо ректора и не понимала: почему сейчас? Почему не несколько лет назад?

Я ведь действительно была влюблена. Я была готова на все, чтобы он меня заметил тогда, когда была на последних курсах, когда поступала в аспирантуру. Я бралась за сложные темы, даже выбила ректорскую стипендию. Тогда, когда я призналась ему в любви, тогда он мог бы взять меня. Я сама прыгнула бы к нему в кровать и даже не смутилась. Для него единственного я была бы такой…

Мои чувства остались без ответа, я только промучилась месяц, сгорая от стыда. Он сам поставил точку.

— Н-но ваша жена? — напомнила я.

— У Алиссии много дел, — промурлыкал он мне на ухо. — После рождения ребенка у нее совершенно нет времени на меня. Она и не узнает.

Я мысленно рассмеялась. Ах вот почему сейчас…

Ректор женился два года назад — и стал для меня табу. Потому что женат, потому что я не хотела обманывать.

Была поставлена точка теперь уже мной.

Притяжение физическое исчезло почти мгновенно, отрезало, чужой мужчина. Влюбленность превратилась в уважение и восхищение.

Я закончила аспирантуру — три года, потом принялась замещать преподавателей. Периодически мы общались с ректором на научные темы, он действительно одобрил мой курс, исследования которого были несколько на грани дозволенного научными рамками. Он защищал меня от научного совета, однажды помог донести тяжёлые книги у общежитию. Несколько раз мы пили в его кабинете чай с пирожными, я слушала о делах академии… Я бы не назвала это дружбой или близостью, прекрасно понимала, что мы с ним в разных пространствах находимся. Но «мы оба знаем, к чему всё шло»?

Глава вторая. Киртана

За дверью располагался ректорский секретариат. Я тут же наткнулась на внимательный взгляд двух пар глаз, выражение лица у секретарей было легко читаемым. Разнесут сплетни за несколько часов, поняла я. Но ничего поделать с этим не могла, даже ругаться или просить бесполезно. Так что я просто, не обращая внимания на взгляды, вышла в коридор и поспешила вернуться на кафедру. Несмотря на обеденное время, у меня еще было немало работы.

А предложение ректора… как мне вывернуться из своего нового положения, я подумаю в перерывах или вечером, или перед сном — когда-нибудь.

Были бы силы!

— Госпожа Гринфорест, контрольные!

На мой стол легла пачка исписанных листов бумаги. Я подняла глаза на старосту третьего курса и кивнула, благодаря. Парнишка тут же сбежал из помещения, торчать на виду у преподавателей ему явно не хотелось. Да и занятия уже закончились. Я бы тоже сбежала, сегодня в академии было не лучшее для меня время, но, увы, рабочий день продолжался.

Мои коллеги вели себя как обычно, кажется, слухи про меня и ректора еще не дошли. Но напряжение все равно ощущалось. Неизвестность тревожила.

Господин Кордес Фиреральд, куратор и владелец нашей Академии, ушел из жизни в возрасте шестидесяти двух лет, не оставив прямого наследника. Эрумия скорбела по своему сыну, в главном храме вывесили белые полотна и зажгли тридцать шесть газовых свечей, изобразив созвездия Эрумийских небес.

Состояние Фиреральда было сложно подсчитать, он входил в десяток самых богатых людей Эрумии. Он оставил завещание, что было мило с его стороны, ведь в зависимости от Фиреральда было немало людей. Обнародование должно было произойти сегодня. И Академия ждала, кому же теперь придется раз в год участвовать в открытии учебной сессии…

Хотя ходили весьма неприятные слухи, что Кордес Фиреральд отписал Академию государству. Несмотря на патриотизм и другие верноподданические чувства, все понимали, что это будет значить — закрытие доступа к счетам Фиреральда. На долгое время остановятся выплаты стипендий и зарплат, закроются грантовые программы и замрут исследования, некоторые навсегда. Все же нельзя сказать, что Верховный совет Эрумии числился среди самых щедрых меценатов.

— Всем хорошего вечера, — махнула рукой госпожа Саферен и потрепала меня по волосам, отчего меня тут же проняло дрожью. Неприятно, когда тебя так лапают без разрешения. Но она почему-то считала — раз я числилась ее помощницей, то можно все. — Киртана, не забудь оставить мне перечень оценок.

— Так рано? Господин Собайнар еще не вернулся, — кто-то поднял голову от стола.

— О, узнаю о завещании от мужа, он сегодня будет в Верховном суде в качестве свидетеля, так что успеет наслушаться, — рассмеялась она. — А мне опаздывать нельзя, вечером ожидается небольшой прием. Только родственники и друзья. Тридцать-сорок человек, не больше, но все равно нужно подготовиться… Увидимся завтра!

— Небольшой прием, — фыркнула госпожа Эрдилайн и закатила глаза, показывая всем своим видом, насколько ее раздражали манеры некоторых столичных господ так бездумно сорить деньгами.

Да уж, некоторым просто судьбой повезло иметь дополнительный источник дохода. Семейные накопления, зарплату мужа или другие средства.

Но не мне.

Ректор очень вовремя решил вспомнить о моем признании и своих заслугах.

Откажу ему — останусь без работы. И, скорее всего, без результатов исследований, рекомендаций и привилегий. Хорошо если дипломы отдадут.

В принципе протянуть пару месяцев на том, что было отложено на отдельный счет в банке, для меня еще возможно. Но что дальше? Где я буду жить, и как жить через эту пару месяцев?

Неизвестность неприятно скребла около сердца.

А еще место в общежитии могу потерять, после увольнения меня банально выставят за дверь с вещами.

Еще неделю назад я отправила сообщение тетке, стандартная проверка перед летними каникулами, как и что происходит в родном гнезде, но… Из поместья Гринфорест в ответ вчера прислали мешочек сухарей, причем доставка была за мой счет. Записка в пакете тоже была: «Милая Киртана, этим летом можешь не беспокоиться за нас и не приезжать. К тому же в твоей комнате будет ремонт, и в гостиной тоже, а домик садовника мы решили переоборудовать в оранжерею. Целую, твоя тетя Кармилла».

Тетушка как обычно была сама гостеприимность. Впрочем, я знала, что когда-то так и будет. С каждым годом меня хотели видеть в том доме все меньше. И хотя по бумагам половина некогда принадлежала моему отцу, а после его смерти по идее перешла в мое владение, на самом деле ни продать свою часть, ни сдать я не могла, а жить там и подавно. У меня не было того, что было у тетки, — связей.

— Киртана, а ты точно успеешь? — с сомнением покосилась на мой стол госпожа Эрдилайн, она преподавала в Академии точные науки. Я обвела взглядом стопки листов с сочинениями и вздохнула.

— Должна. Госпожа Саферен отдала мне свои часы…

— Как удобно, как раз в контрольную неделю, — хмыкнула Эрдилайн.

Думаю, старушка за свою длинную жизнь видела не раз, как более маститые преподаватели использовали стажеров, только-только окончивших аспирантуру. Отдавали часы за копейки, нагружали сверх меры, но куда деться, если оклад стажера покрывал только оплату проживания в общежитии и еду в столовой.

Глава третья. Киртана

— Проходите, места здесь, конечно, немного, — предложила я, первой входя в комнату.

В общежитии стажерам полагалась почти что квартира — одна комната, которая служила и спальней, и кухней, небольшой санитарный блок, широкое окно и самое важное для меня — балкон. Именно последний бросался в глаза в первый же миг всем, кто заходил ко мне в гости. Балкон был длиной почти в шесть моих шагов и шириной в три — достаточно, чтобы поставить там крошечный табурет и с десяток всевозможных горшков. И навес, чтобы солнце не светило и дождь не слишком заливал. И полку с различными удобрениями, лейками, инструментами. И крошечный ящик-теплицу с пряными травами, которые отлично подходили, чтобы разбавить стандартный рацион столовой в академии. В общем, вид из комнаты открывался впечатляющий.

— Охрана останется в коридоре, не беспокойтесь, — произнес господин Эдельдорн, вошел и замер посреди комнаты, не зная, куда себя деть. Я подумала, что ему не так и часто доводилось бывать в столь крошечных жилищах. Видно же, что костюм из отличной дорогой ткани, цепь и кольцо на пальце золотое, камни настоящие, на медальоне еще и ритуалистическими знаками что-то выписано.

— Присаживайтесь, — предложила я ему один из двух табуретов. Но на второй сама не торопилась садиться, потому что на него я как раз ставила еще вчера коробку с саженцами и толком не вытерла.

— Я постою, благодарю, — смущенно кашлянул этот пожилой господин и наконец приступил к делу. — Позвольте еще раз представиться, юная госпожа. Эдельдорн, старший судебный распорядитель Верховного суда. Нынче на мне обязательство вручить вам, госпожа Гринфорест, это письмо и тем самым выполнить последнюю волю моего друга и нанимателя господина Кордеса Фиреральда. Прошу вас, ознакомьтесь с содержимым, и мы продолжим.

Он протянул мне плотный и достаточно большой конверт, запечатанный, с одной единственной подписью — там было мое имя.

— Подтверждаете, что получили от меня уведомление о наследстве? — спросил он и протянул в мою сторону медальон. И я вспомнила, где уже видела такой. После смерти родителей ко мне так же приходил распорядитель, передавал то немногое, что принадлежало именно им. Памятные вещи, до которых не успела добраться тетка. И документы на поместье, которые дали мне право там жить и находиться до сегодняшнего дня.

— Да, подтверждаю, — я положила ладонь на медальон — и камень поменял цвет, стал прозрачным. Значит, задание распорядителя выполнено.

— Я подожду, пока вы ознакомитесь. Кордес упоминал, что вам понадобиться помощь, и, скорее всего, у вас будут вопросы, — Эдельдорн все же устроился на предложенном стуле. — А я, как лицо постороннее, не связанное никакими обязательствами перед семьей Фиреральдов, кроме самого Кордеса, могу на многие из них ответить.

— Хорошо, — задумчиво ответила я и взялась за конверт.

Наследство?

С чего вдруг?

Еще и от кого!..

Печать поддалась не с первого раза, внутри было немало документов. Я отодвинула в сторону беспорядок на столе и вытянула наружу содержимое конверта. Его можно было разделить на несколько частей. Во-первых, это был небольшой ключ с биркой, к нему прилагалась записка с адресом, где именно я могла найти ячейку, которую открывал этот ключ.

Странно.

Потом были сшитые документы на какую-то собственность, судя по схемам, это было что-то с землей и домом. Где же располагалось поместье, я так и не нашла, но название у него было — «Змеиный виноград». Я сразу же представила растение с таким же названием, росло оно ближе к югу, к побережью, небольшие треугольные листья его наслаивались друг на друга и блестели на солнце, совсем как чешуя, а желтые круглые плоды напоминали змеиные глаза. Оттуда и название.

К документам на поместье прилагалась еще форма подтверждения о владении, которую мне нужно было подписать. Или не подписывать, потому что я не совсем понимала, с чего вдруг совершенно чужой человек вдруг решил оставить мне наследство.

Причина должна была быть.

Последним я взяла в руки сложенные в несколько раз листы бумаги, они были запечатаны совсем как конверт и для основательности еще и обернутые несколько раз шнуром. Отправитель явно не хотел, чтобы содержимое хотя как-то стало понятным посторонним.

Я распутала шнуры и обнаружила, что это письмо, написанное от руки. И если до сих пор меня мучило подозрение, что все эти бумаги попали ко мне случайно, что кто-то ошибся именем или случалось недопонимание, то теперь — с каждой новой прочитанной строкой — я понимала, что подозрение это было ложным. С одной стороны, письмо явно нашло своего адресата, но с другой пришло осознание, как мало, оказалось, знала о родителях и о маме в частности.

«Нам не довелось с вами встретиться лицом к лицу, Киртана, но вы очень похожи на свою мать, — писал мужчина, которого я видела издали несколько раз в год и с которым я никогда не разговаривала, даже близко не стояла. — Возможно, Таная была не такой порывистой и рисковой, но определенно упрямой, как вы. У нее были силы отстаивать свое право на счастье. Пусть оно было скоротечным, пусть случилась трагедия, но я уверен, она была счастлива с мужчиной, которого любила. С дочерью, в которую вложила столько любви и сил».

И это было только начало.

В какой-то момент я отстранилась от строк и повернулась к господину Эдельдорну, хотела задать вопрос, но не знала как:

Глава четвертая. НоаТи

Сезон дождей всегда заканчивался штормами, на улицах Моарианны гудел и стонал ветер, под крышами прятались чайки, в воздухе было столько воды, что проще было отрастить себе жабры, чем пытаться втянуть его полной грудью. Шторм был бы не страшен обличью великого змея, дороги достаточно широки, чтобы скользить длинным чешуйчатым телом по ним… Но мне было рано возвращаться в море. Пока я ходил по этой земле на двух ногах, приходилось прикрывать голову широким кожаным капюшоном из собственной сброшенной более сорока лет назад чешуи.

Жесткий край плаща все равно поддавался порывам ветра и бил по колену. В такую погоду выходить из помещения мог только сумасшедший или тот, кто должен выйти, или тот, кто привык. Я мог отнести себя к каждой из трех категорий.

— Натаир-Итах! Это здесь! — из пелены дождя появился такой же закутанный стражник, но все равно шерсть на его лице была мокрой, а с длинного черного носа скатывались капли. Тонкие белесые усы повисли. Он хватал пастью воздух, но это и не удивительно, сейчас разве что морские магары чувствовали себя относительно неплохо.

Я кивнул и проследил за движением руки стражника. Он указывал на одно из зданий. Над широкими воротами едва были заметны стилизованные под узоры буквы «тае», значит, здесь подавали тае всех цветов со сладкими и солеными закусками. Популярный и недорогой завтрак. Кулак другого стражника уже стучал в ворота, вынуждая хозяев пошевелиться. Еще один мой сопровождающий нашел звонкий колокольчик для посетителей и дернул за язычок. Остальной отряд замер в отдалении.

Я же подошел к воротам и, прикрыв глаза, замер, пытаясь распознать через грохот воды другие звуки. Звуки шагов, разговоров, биение сердца… Еще не ночь, так что жизнь продолжалась за закрытыми ставнями, задернутыми пологами и поднятыми перегородками, под пологими крышами, покрытыми глиняной черепицей. Этот дом не отличался от соседних или любого другого на улице. Не так далек от центра города, не слишком богатый район, но и не бедный. Здесь всегда полно моряков и торговцев, неподалеку детская поляна для прогулок. Благополучные дома и жители.

Если бы все так просто было, то я бы не стоял сейчас здесь.

— Натаир-Итах, все готово, — склонился передо мной слышащий местного отделения стражи — тот, кто приносит новости, подслушивает сплетни, вынюхивает проблемы и недовольства жителей этой части города. Тот, к кому можно обратиться, вызвать тайно и исповедаться. Обычно их выбирали из магар с наиболее движимой формой, близких к природной магии, чтобы он в любом обществе казался своим. Я едва заметно кивнул и проследовал к уже приоткрывшейся створке двери.

— Что такое? — под ливень высунулось удивленное лицо с полосами плотной, уже растрескавшейся чешуи на щеках и редким рядом плавников на голове. Не змей, водный магара, немолодой. Он щурясь распознал в силуэтах в плащах стражников, а потом наконец заметил меня — и сразу же попятился назад, пропуская всех внутрь.

— Натаир-Итах, чем могу служить? — уже другой мужчина в богатой узорами накидке согнулся в поясе, прижимая руки к груди. Слуги за его спиной упали на колени.

Я же смотрел на внутренность дома.

Иногда только по внутреннему состоянию жилища можно сказать, что в нем происходит. Дом не бедствовал. А еще здесь чувствовалась тщательная забота — дерево натерто, тонкие тканевые перегородки между комнатами перетянуты и обработаны. Неловкая, явно женская рука попыталась украсить их узором из лепестков и листьев. Сложно сказать, насколько талантливым было исполнение, но я видал намного хуже. Жители Моарианны с удовольствием выставляли любые художества на общее обозрение. Потому что малому количеству магаров хорошо давалось рисование. А тут наоборот — такая скромность — рисунок был всего один и не в центре, а с краю и так, чтобы не бросался в глаза.

— Сейм Харац-старший, — коротко дал мне справку о хозяине этого дома слышащий. И он же обратился к сейму:

— Собери твою семью и работников, Натаир-Итах будет говорить.

Если магар и понял что-то, то не подал виду. Только кивнул. С Натаир-Итах — в данный момент со мной — не спорят.

Из бокового входа появилась служка — крошечная меховушка из лесных магар, протянула отрезы губковой ткани, чтобы впитать воду из шерсти, волос или одежды, кому как повезло. Двое стражников из ее же племени с одобрением проворчали, очень своевременно — мокрая шерсть не самое приятное. Так мне говорили.

Служка провела нас вглубь дома. Слева тянуло тае и выпечкой, значит, там был проход в лавку. Справа — только водой, значит, выход во внутренний двор. Приемная, где предложили осушиться, зал для встреч, где остались несколько стражей, и наконец внутренний общий зал — здесь как раз закончили раздвигать перегородки, чтобы вместились все.

Я сбросил капюшон и обвел взглядом собравшихся. Около двух десятков жителей дома расположились группами на коленях передо мной. В центре сам хозяин и его старший сын с молодой женой, морские магары. По бокам жались работники и слуги — много полукровок. Сейчас они меня не интересовали, внимание сосредоточилось на молодой жене наследника.

— Симми Телуир-Харац, — представил мне ее слышащий. Двойное имя рода значило, что брак договорной и временный. Скорее всего, имело место объединение капиталов, долг или клятва. Как только муж и жена исполнят то, что от них нужно, брак мог распасться. Среди морских магаров такое было нередким. Тому виной были и традиции воспитания, и особенности магии.

Глава пятая. НоаТи

Вечер не заканчивался, а шторм все набирал силу, стонал мне на ухо, шипел и грохтал. Где-то за завыванием ветра слышались крики, кто-то не запер ставни и теперь пытался справиться со стихией. Я верно уловил направление и жестом указал в ту сторону стражникам. Трое их них тут же сорвались с места, отмахиваясь руками от воды, пытаясь увидеть дорогу. Скорее всего, они в том доме и останутся. Был предел, после которого даже стражники не выходили на улицы — пик шторма.

Но страшен была не сама непогода, а те, кто появлялся в прибрежных водах в те часы.

— Натаир-Итах, подготовить экипаж или… — слышащий пытался перекричать шторм.

— Через три часа, — озвучил я прогноз. Именно столько должен был занять самый опасный период. — Через три часа выдвигайтесь к главному управлению. Сейм дознаватель будет ждать своих новых гостей.

Три часа ЭтаРе хватит, чтобы прийти в себя и не бросаться на теплокровных разумных, пытаясь их сожрать. До конца шторма он будет продолжать пугать всех оскалом, но, учитывая специфику его работы, это и к лучшему. К сожалению, его ветвь морских змеев всегда была более подвержена инстинктам и более уязвима из-за этого. Брат-близнец ЭтаРе, например, разбился о скалы у Эрумии, то ли за самкой погнался, то ли за жирным ламантином, и слишком увлекся.

— Да, Натаир-Итах, будет сделано, — склонился стражник и исчез под навесом, оставляя меня в одиночестве.

Вода все прибывала, по улицам лился поток, ливневые каналы едва-едва справлялись, хотя их исправно чистили каждый сезон. Наказание за неисполнение было неприятным — десяток плетей. Наказание за оставление без помощи в такой период — двадцать плетей. Наказание за самостоятельный выход из убежища — смерть. Хотя были удачливые смельчаки, которым удавалось и стихию пережить, и от змея сбежать.

Шелест чешуи я услышал уже на соседней улице. Чем ближе к портовому району, тем выше были заборы у домов. Я провел рукой по ближайшему, нащупал стилизованные изображения змеев и дев — легенды, которые окружали мой род, моих предков, что лишь женщина способна укротить Великого змея. В каждой легенде был и обман, и правда. Не просто женщина и не только женщина.

За поворотом я увидел его: толстый хвост скользил по камням улицы, длинное тело извивалось между заборами, вытянутая морда выискивала что-то среди домов, взволнованно вертелась, топорщила длинные усы, пробовала языком воздух и воду и совершенно не обращала на меня внимания. Змей был невелик для нашего рода. Я мог с закрытыми глазами сказать, что на хвосте у этого экземпляра есть белая полоса, такие же серебристые чешуйки мелькали на груди и возле головного плавника. Уж своего племянника я мог узнать.

КиоТи крутился у этого дома не первый год — идеальная иллюстрация всем тем легендам об истинных парах и другой ерунде. Только тянуло его сюда не из-за мифической привязанности, а из-за острого яркого запаха рыбы и специй. В доме была лапшичная — самая лучшая в Моарианне, уже седьмое поколение как здесь варили, жарили и резали. Главное блюдо — лапша с особенным острым супом, яйцами морских птиц и обжаренные в хлебных крошках крошечные соленые рыбные мальки.

Я пнул конец хвоста и, естественно, добился яростного шипения, змей развернулся быстро, даже слишком, для большого и, казалось бы, неповоротливого тела. Но мне было чем ответить. Руки уже изменялись, когти были достаточные, чтобы впиться в чешую племянника и продавить ее, дотянуться до мягкой внутренности мышц, причинить боль. Тот запоздало дернулся, прощупал воздух языком в моей стороне, понял, что ошибся, сменил тональность звука со злобной на извиняющуюся.

— Проваливай, — потребовал я. — И не возвращайся, пока не отрастишь себе ноги. Тогда и поговорим.

Молодой змей зашипел с издевкой, мол, ты не можешь мне запретить появляться здесь в шторм. Ведь это время, когда волны достаточно сильны, будто специально созданы, чтобы скользнуть с ними в порт. Я скривился, было глупо надеяться, что в пустой голове юнца было что-то кроме инстинктов и желаний. Но лучше бы он за ламантинами гонялся в проливе.

Впрочем, я знал, что он будет бледнеть-краснеть и кланяться до пола, когда сменит форму и ступит на эту землю своими собственными ногами. Сам таким был четыре десятилетия назад. Он будет беспомощным и ошарашенным, будет греметь костями обо все поверхности, биться ногами о камни, нечаянно царапаться, попадать себе пальцем в глаз, пытаясь откинуть назад волосы. Это будет смешно — учить его всему.

Часть знаний, которые в него вложили родители до первой смены шкуры, естественно, испарится, так что ему придется стать тише и внимательнее, потом и уверенность в собственной непобедимости уменьшится. Да и сложно считать себя таковым, когда вокруг немало сильных челюстей, мощных кулаков и острых мечей, способных проткнуть новую тонкую шкуру.

В обличии Великого змея мы познавали одиночество, природу и ее магию, простоту существования, инстинктов и смерти. В обличии двуногом нам был открыт этот мир, разумные создания и сложности связей между ними, речь и письмо, творчество и церемонии. Собственная уязвимость стимулировала думать головой, пользоваться всеми возможностями, предвидеть и принимать решения. В чешуе наш род впитывал, что такое страх и как нести смерть. В виде двуногом искал пару и создавал жизнь.

— Волны уходят, — толкнул я племянника в бок. Тот еще раз дернулся, облизав длинным языком забор лапшичной, чуть ли не надкусил его, но все же отступил. Инстинкты, которые привели его сюда, теперь звали обратно. Через десяток лет эти же инстинкты выбросят его на берег и заставят сменить форму.

Глава шестая. Киртана

Господин Эдельдорн провел со мной еще как минимум два часа, вежливо все разъяснял, дополнял картину подробностями, помогал составить план дальнейших действий. Как только узнал, что я собиралась приступить к выполнению своих новых обязанностей как можно раньше, воодушевился и даже предложил уже завтра встретиться с ним в Главном хранилище, именно там была ячейка, ключ от которой был в конверте.

— Не беспокойтесь, госпожа Гринфорест, в хранилище можно попасть абсолютно анонимно, так что вами никто не заинтересуется, если вы этого не захотите, — обнадежил меня Эдельдорн. — Тогда увидимся завтра или у вас есть еще вопросы?

— Отлично, — кивнула я и уточнила на всякий случай. — Подскажите еще, пожалуйста, могу ли я как-то забрать свой диплом, выписки о проведении исследований, результаты использования грантов, кроме как через ректорат?

Я уже решила, что буду увольняться. Меньше всего мне хотелось бы скандалить, но кто знал, как отреагирует ректор? Если он не подпишет мое заявление, то выходов у меня было несколько: или оставить все свои документы в Академии, или же ждать, пока через официальные каналы пройдет мое прошение до нужной инстанции Верховного совета и мое дело рассмотрят. А на это требуется время и деньги… Вот только и без дипломов оставаться не хотелось, забрать я также хотела все результаты исследований, программу своего курса и остальные наработки. Могла бы, и экспериментальные растения забрала бы, не было у меня желания оставлять ректору хоть что-то свое.

— Почему не через ректорат, так гораздо проще? — удивился Эдельдорн.

— Да, но ректор меня слишком ценит и может не захотеть отпускать, — я не смогла сказать это с улыбкой, все-таки скривилась, отвела взгляд. Все еще помнилось мне прикосновение ректора, на которое я не давала разрешение. Так что, конечно, Эдельдорн заметил мое выражение лица и всполошился.

— У вас что-то случилось, дорогая моя госпожа? — он нахмурился и наклонился вперед. — Не скрывайте, прошу, мой друг до своей смерти был уверен, что у вас все относительно хорошо. Он не следил пристально, это было бы неэтично, но достаточно было уделять немного внимания Академии — вы сами брали то, что это заведение могло вам дать — место для жизни и развития, средства, выделенные на новые исследования, опять же возможность открыть новые курсы для студентов. Да и стипендии были неплохие. Ректора опять же он подобрал из молодых энтузиастов, приличный семьянин…

На этих словах я не удержалась, хмыкнула, ну да, приличный, был. Господин Эдельдорн мгновенно отреагировал и сложил руки на груди:

— Эрумийские небеса, он же не был замечен, Кордес внимательно следил за подобным. Некоторые вольности между преподавателями, конечно, возможны, но только по обоюдному согласию…

— Это случилось после его смерти, сегодня, — решила я сразу сказать, а то пожилой господин занервничал и серьезно покраснел от гнева. — Мне просто сделали некрасивое предложение.

— Каков подлец! — высказался Эдельдорн и вздохнул. — От имени Кордеса хочу попросить у вас прощения.

— Знаете, тут уж никто не мог такого предположить, — хмыкнула я. — В любом случае предложение ректора меня не заинтересовало, тем более сейчас у меня появилась возможность изменить жизнь.

— Но так низко… — он промокнул выступивший на лбу пот. — Не смотрите на меня так, госпожа Гринфорест, я знаю, что отношения между разными кругами в Эрумии очень своеобразны. Что много и лжи, и неравенства, что для большинства подобные предложения обыденность. Но Кордес был уверен в Дамиане Вестране, в его совести и честности, а тот так легко предал это доверие, стоило только Кордесу уйти из жизни. И даже прощения у вас не попросить…

— Мне бы не за что было его прощать, это ведь не его решение, не его слова, — я похлопала господина Эдельдорна по руке.

— В общем, не беспокойтесь, госпожа, — сурово выпятил худую грудь Эдельдорн. — Ректора ждет суровая проверка, если он посмеет не подписать ваших бумаг!

— Спасибо, — улыбнулась я, немного успокоившись. Кажется, помощник у меня деятельный и занимал высокое положение в Верховном суде. Можно было считать это удачей. Или же еще одним прощальным подарком дядюшки, неспроста же он рассказывал обо мне своему другу, неспроста попросил именно его доставить мне эти бумаги.

Эдельдорн распрощался и покинул мою комнату. А я, оставшись в одиночестве, осмотрелась с какой-то обреченностью. Нельзя было потратить вечер впустую, следовало начать собирать вещи. Увы, слухи о том, что ко мне заглядывали представители власти, еще и с охраной, разойдутся достаточно быстро. Сначала среди студентов и персонала, но завтра об этом будут знать все, кому не нужно этого знать.

А лишние вопросы мне не нужны, учитывая подозрительные случаи вокруг этого наследства.

Так что я переоделась в чистое, но старое, закатала рукава и начала уборку. Все взять будет невозможно. Вещи следовало перебрать, забрать годные и удобные, остальные оставить в комнате для нуждающихся. Была такая в общежитии, куда захаживали студенты, да и работники, в поисках чего-то полезного. Туда же отправятся развлекательные романы и что-то из учебников, пледы и цветочные горшки, мелочи, которые нужны мне были в учебе и работе, тетушкины подарки — три шарфика мутной расцветки и огромная шляпа, частично обувь. Как бы ни было печально, но оставить придется и набор для экспериментов — начертательную доску увеличенного формата из плотного скользкого камня, большой набор мензурок и колб, да и коллекцию грунтов — вот куда мне ее тащить? Семена тоже нужно было пересмотреть — что полезное, что нет. И мой сад на балконе с теплицей…

Глава седьмая. Киртана

Центральный район столицы не зря считался одним из чудес Эрумии: некоторым зданиям были сотни лет, некоторые блестели так, что сложно было в солнечный день на них смотреть, и уж точно с любой точки города можно было разглядеть тонкий и высокий шпиль храма Эрумийских небес. Даже воздух здесь казался сверкающим и нереальным.

И до невозможного ясно ощущалась собственная обычность, бедность и потертость неновых ботинок. Хотелось опустить голову и смотреть только себе под ноги, но я сознательно распрямила плечи и подняла взгляд, хотя пальцы и вцепились сильнее в сумку на плече.

На перекрестках стояли разряженные стражи в золотистых доспехах, в руках они держали длинные копья, украшенные множеством лент, как след могущества императорской династии, как отзвук тех времен, когда императоры еще существовали. Последний представитель династии не пережил Войну клыков и когтей, впрочем, ходили слухи, что вовсе не магары тому виной.

Я обошла одного такого стража, присматриваясь к доспехам. Они были тонкими, поддельными, иначе выстоять полдня в таком облачении и в жару, и в дождь было бы невозможно. Естественно, копья также мало походили на реальное оружие. Так что к этим стражам обращаться в случае проблем не имело смысла. Наоборот, еще оштрафуют.

Ориентироваться в центре было проще всего по трем площадям — Храмовой, Золотой и Торговой. Доехать проще всего от Академии было до Золотой, далее передвигаться городскому бесплатному гластейну — платформам без сидений с двумя линиями перил и закрытой кабиной водителя — было нельзя, проезд только по разрешениям и для личного транспорта — гластейнов или запряженных лошадьми повозок. Обычные люди ходили пешком.

На Золотой площади располагалось здание Верховного совета — длинное, украшенное белыми колоннами, золотыми и алыми цветами, символами законности и власти. Здесь, если присмотреться, можно было найти гербы всех небесных родов, даже вымерших. Где-то был и герб Гринфорестов — скорее всего, крошечный и незаметный по сравнению с более богатыми родами, которые изначально селились в столице и ее округе. Внутри здания совета, а всех студентов из Академии водили сюда в первый год обучения, было много мрамора и позолоты, украшенные росписью потолки, величественные статуи и множество загадочных закоулков — потеряться можно. Но как только в глазах переставало рябить от бликов, открывалась истина — здесь все безлико, богато и покрыто пылью, использовалась едва ли треть кабинетов, большая часть мебели и украшений не имела ни малейшей исторической ценности.

Продав хотя бы десятую часть, можно было помочь обычным людям во время неурожая. Идиотская мысль, за которую надо мной смеялась вся группа.

Тогда я еще верила, что Верховный совет принимает свои решения, учитывая реальное положение дел в Эрумии. Потом эта вера сменилась сомнениями: а вдруг столица слишком далека от крайних границ страны и маленьких городков и селений. Хотя странно, в таком случае почему бы не поставить на местах ответственных людей, которые будут сообщать о том, что происходит в дальних регионах.

Я была наивной достаточно долго.

Но к сегодняшнему дню я пришла к пониманию, что обо всем всем давно известно, только исправления не нужны самому Верховному совету. Среди моего окружения было много преподавателей и студентов из небесных родов, изредка случались встречи с представителями других учебных заведений, и в принципе случайные разговоры только укрепляли меня в мнении: хочешь что-то изменить — измени это сама.

Только стоило быть осторожной, потому что любая инициатива, которая не вписывается в существующий порядок вещей, могла привести к катастрофе. Даже мои исследования можно было перекрутить так, что я являюсь пособницей магаров и хочу отравить жителей Эрумии. Стоило задеть словом или делом власть имеющих, как человек исчезал. Поэтому я так уважала ректора, ведь он был достаточно знатен и вместе с тем делал вид, что понимает, насколько важна моя работа, мой курс. Уважала, да.

Я шла мимо ярких витрин и красиво одетых людей, мимо личных гластейнов — новых, с новейшими магическими схемами в своей основе, с изысканными выгнутыми крышами и сверкающими фонариками над водительским местом, мимо старомодных, громоздких, но богато украшенных экипажей с животными в упряжи. Таких как я — безликих, обычных горожан — было немало, но в основном они были заняты, сосредоточены и погружены в работу, они прижимались к краю улицы, чтобы пропустить тех, кто более знатен и удачлив. Хотя никто не запрещал находиться даже в самом здании Верховного совета любому жителю Эрумии, ощущения могли быть не из приятных. Что-то будто шептало «тебе здесь не место».

Торговая площадь сейчас мало напоминала зарисовки давних времен, когда здесь и правда проходили ярмарки. Сейчас здесь торговали разве что прохладительными напитками. Вокруг Верховный суд, Главное хранилище, конторы правовых защитников, представительства торговых домов, несколько резиденций небесных родов, которые владели портами, рынками и связями с другими странами. Несколько блеклых зданий — представительства других стран, часть из которых до сих пор заброшенные, уже сто лет как. Естественно, о Хаддираке и Содружестве здесь никаких упоминаний не было.

Возле Главного хранилища было много охраны, шутка ли — здесь в ячейках оставляли такие богатства, которых лично мне не увидеть и за всю свою жизнь. Говорили, что даже императорские знаки отличия были. Может, ждали наследника или наследницу, а может, наоборот, их прятали, чтобы владельцы уж точно не нашлись. Ходили слухи, что императорская семья была отмечена особым знаком созвездия, именно он и изображен на императорских регалиях. Да только ясно, что это все сказочки. Очередные сказочки, которые возникали, когда это было выгодно, и исчезали, как только нужда в них пропадала.

Глава восьмая. НоаТи

Стражники нашли меня, когда на горизонте между темными массами низких туч появилась светло-розовая полоса. Шторм прошел, ветер все еще бросал капли в лицо всем, кто находился в порту, но это были мелочи. Последние капли свежести пропадали, таяли в воздухе, который становился теплее буквально с каждым моим вдохом. Летний сезон почти начался.

— Начнем обход, — я кивнул ожидающей меня группе, и мы двинулись от пирсов по одной из основных улиц Моарианны.

С рассветом вокруг стало даже слишком шумно.

После шторма требовалось привести в порядок город, пока не грянул очередной. Как только стихал ветер и вода переставала заливать все вокруг, население Моарианны выходило на улицы и старательно, быстро чистило их. Неважно, насколько высок твой статус и полон кошелек, правила были едины для всех, а за нерасторопных работников наказание мог получить их наниматель, который не проверил и не проконтролировал проделанную работу. Плеть никого не щадила.

Солнце светило все ярче, лучи пекли чувствительные глаза, мне приходилось щуриться. Жители в ответ напряженно косили на меня взглядом. Своим появлением я заставлял их работать тщательнее, хотя многие приветствовали меня с искренней улыбкой. В основном дети и те, кому бояться нечего, кто не хранил никаких мерзких или опасных секретов. Ходили же слухи, что Великие змеи могли читать память. Конечно, все было совершенно не так, но зачем развенчивать такие удобные заблуждения?

Жители суетились: вычищали ливневые каналы, поднимали решетки, выгребали все, что нанесло водой. Вытаскивали щипцами мусор, лили кипяток и едкие химические соли, чтобы не оседал на каменных колодцах рыбий жир. Торопились. Опасность забитых каналов понятна, город вполне могло затопить, что для жителей островов сущая катастрофа.

С сегодняшнего дня официально сезон дождей закончился, море успокоилось, преддверие лета. Уже сейчас солнце было палящим. А еще пара дней — и невыносимая влажная жара придет на острова. Моарианна, не очищенная от водорослей, остатков растений, рыбы и другого мусора, заполнится нестерпимой горячей вонью, появятся мухи и другие насекомые, от которых будут страдать сами же жители, зацветет вода в каналах, увеличится количество отравлений водой и едой…

Я поморщился. Хватало и того, что вспышки заболеваний так или иначе случались каждый год. Но они были локальными и виной тому чаще всего была обычная глупость, ленность и жадность, то в харчевне не свежую рыбу подадут, прикрыв запах специями, то тщательно бак для питьевой воды не почистят. Все же это не сравнится с теми эпидемиями, которые случались в самые первые годы после Войны клыков и когтей, когда на островах поселилось в разы больше магара, чем жило ранее.

Слишком много жителей — слишком много проблем.

Я помнил, что рассказывал мне отец, как строилась Моарианна. Город разрастался, город дышал, ел, пил сотнями ртов, топтал улицы сотнями ног и создавал грязь. Город спорил сотнями голосов, резал когтями, грыз, обманывал, пытался решать за спиной Натаир-Итах свои тайные дела. В прибрежных водах стало сложно протолкнуться, раздраженные змеи — а мы жили здесь с давних давен — бросались на лодки и корабли. Так что решение было одно.

Натаир-Итах ввел свод правил.

Первым же значилось: Натаир-Итах никогда не нарушает своих слов. И слово Натаир-Итах закон.

Правила едины для всех. Нарушение правил ведет к наказанию. Ни статус, ни деньги, ни возраст не значили ничего. Разве что для совсем маленьких детей делалось исключение.

Они разнообразны. Чистить улицы и придомовую территорию после ливней. Пользоваться очистными губками для канализационных сливов и менять их вовремя. Растить на участке деревья и не портить землю. Помогать в шторм всем, кто попал в беду. Не покрывать воров и убийц, не покрывать торговцев разумными существами и контрабандистов, не брать чужого, не убивать из корысти, не объявлять кровную месть без разрешения, не принуждать женщин и мужчин к совокуплению, не покупать жен без их согласия, не бить до смерти слуг...

Правил было много. Частично они касались сохранения жизни и природы на островах, особенно прибрежных вод. Пусть магара и были связаны с природой, но портить и топтать могли не хуже людей. Сливать мыльную воду напрямую в море или подбрасывать дохлую, уже ядовитую рыбу соседям. Правила регулировали отношения между разными видами магара. Никакой кровной мести без разрешения Натаир-Итах, все вопросы следовало решать только через стражников, слышащих или через суд.

Плети работали исправно вот уже столетие. Для оступившихся много раз существовала каторга — добыча металла или угля на материке. Вешали преступников реже, но и прегрешения в этом случае были серьезнее. Называя степень наказания, я не испытывал угрызений совести или сомнений. Я был уверен в своем решении. Так было, так и будет после меня.

— Натаир-Итах! Там!.. — я повернулся на звук, ко мне бежали двое детей, босоногих, крылатых. Не добежав, они неуклюже поклонились и тут же замахали руками и короткими крыльями. — Там, сейм Дотта послал нас найти стражу, привести кого-то… Там в канале…

Я кивнул посланникам и одновременно жестом указал части стражников следовать уже проложенному пути. Так будет проще, чем они толпой соберутся вокруг меня. К тому же день сегодня намечался хлопотный.

…От этого магара мало что осталось. Частично им подзакусил кто-то из водных тварей, возможно, из моих сородичей. В чешуйчатой форме, еще и в сезон дождей, когда рыбные косяки уходили в открытое море, особо выбирать не приходилось. Что попало в пасть, то и сожрал. Погибший относился к равнинным, то есть не был полностью покрыт мехом, как лесные, плоское лицо напоминало человеческое, уши были длинными, с кисточками мягкой шерсти на концах, прятались в густой гриве волос, от голого хвоста осталась едва ли половина.

Глава девятая. НоаТи

В городском управлении стражи царила легкая суета. Из года в год здесь ничего не менялось.

В приемном отделении толпились просители: как обычно — кражи, разрушения, пропажи, доносы на соседей и другие мелочи. Все это собиралось, вносилось в списки, учитывалось согласно реестру улиц и домов, а еще перечню проживающих в Моарианне. Приезжий не мог оставаться в городе без регистрации более пяти дней. После ему или ей необходимо было отметиться в управлении стражи и указать контактное лицо или место проживания. Так Натаир-Итах пытались регулировать количество жителей.

В Моарианне нельзя было жить на улице — для бездомных или обнищавших был открыт общий дом — отдельный для семей, мужчин и женщин. Иначе город превратится в свалку. Для тех, кто не имел удобств в собственном доме, или для пришлых работали общественные помывочные — в порту и возле ворот, повернутых в сторону Хаддирака. Для тех, кто не мог себя обеспечить, были общественные работы на полях вокруг города, на стройках, рыбных заготовках, в прачечных и харчевнях. Чаще всего работа была неприятной, тяжелой и грязной, но она давала возможность заработать хотя бы жменю мелких монет и получить бесплатную похлебку два раза в день. Для желающих и способных была возможность обучиться ремеслу.

Недовольные болтали о том, что Моарианна превратилась в тюрьму и даже чихнуть нельзя без контроля Натаир-Итах. Но эти острова многие столетия принадлежали змеям, мы не любили лишних запахов и суеты, не терпели перенаселенности, не желали работать за других, так отчего бы менять заведенный уклад?

— Натаир-Итах, — низко кланялись мне и отступали в сторону, пропускали. Бормотание заставляло меня морщиться. Целая ночь на ногах, поиски торговцев людьми, встреча с племянником и трупы утром — это не располагало к хорошему настроению.

— Не-не, не подходи!.. — завизжал вдруг кто-то и шарахнулся от меня подальше, стараясь пробиться через толпу и сбежать. Буйного, естественно, задержали. Скорее всего, этот магара или был виновен в чем-то, или хотел обмануть. Все же иногда заблуждения о том, что Великие змеи могли читать память, оборачивались на благо правосудия…

— Натаир-Итах, первые вечерние отчеты уже собраны, — сообщил мне дежурный секретарь.

— Я в допросную, бумаги — туда же, — кивнул я. — ЭтаРе там?

— Сейм Кор-се еще не выходил из своих комнат. Слуги знают, что нельзя заходить к сейму в сезон дождей.

— Хорошо, я сам его разбужу… И кувшин холодного разведенного виноградного сока в допросную.

— Будет сделано, Натаир-Итах, — снова поклонился секретарь и принялся строчить указание слугам. Я с удовольствием проследил за отлаженными действиями и шагнул на лестницу. Оттуда тянуло влагой и холодом — подвалом.

Система городского управления была достаточно простой и налаженной. Штат слуг насчитывал несколько десятков работников, были посыльные, были секретари, последние занимались в основной бумагами. Отдельно шел гарнизон, стражники и их казармы, приемная со слышащими, допросная с дознавателем, мертвецкая с местными работниками. А еще был мой кабинет. И малый и большой залы для приемов и собраний.

Помещение для судебных разбирательств находилось через площадь от городского управления — это уже уменьшало количество пришедших с прошениями или требованиями, уменьшало нагрузку на местных работников. Я уже который год раздумывал, а не выделить ли под приемную отдельно стоящее здание или же открыть вторую ближе к порту, например, чтобы разделить поток жаждущих общения жителей. Но пока дальше мыслей дело не шло.

— А, Лифф-се, уже утро? — встретил меня дознаватель свистящим шепотом.

На мой стук дверь не сразу, но приоткрылась. В щели показался желтый яркий глаз с вертикальным зрачком, но через пару мгновений темное веко опустилось, и я услышал шепот, а защелка на двери звякнула.

— Как твое состояние? — сразу же уточнил я, осматривая жилище ЭтаРе. Следов буйства не было, разве что в комнатах сильнее, чем обычно, тянуло влагой и тиной, видимо, где-то вода просочилась сквозь камень. Много раз предлагал ЭтаРе переселиться наверх или в отдельный дом, ведь эти помещения использовались всегда как экстренное или временное жилище, но он отмахивался.

— Клыки не торчат до подбородка — и хорошо, — вздохнул он. — Какой-то тяжелый был сезон, все кости крутит, чешуя проступает…

— Ты еще молод, чтобы жаловаться, — хмыкнул я, отодвинул стул и устало опустился на него. — Если так тянет, то, может, стоит подумать о доме в каком-то из огороженных заливов, чтобы было полно рыбы? Знаю, что это так себе совет — поддаться охотничьим инстинктам, и я бы скорее советовал найти себе пару, чтобы она держала тебя в шторм цепью, но…

— Да, пара так просто не находится, — хмыкнул он и прикрыл глаза, спрятал лицо в ладонях. — Запахи приятные есть, но пока не зацепило. Без МинРэ все немного не то, как если бы его смерть что-то изменила в моем ощущении мира.

— У змеев редко рождаются близнецы, — посочувствовал я, — к сожалению, подсказать ничего не могу на этот счет. Впрочем, времени у тебя еще немало.

— А я думал, ты мне расскажешь тайну, как твои предки так удачно выбирали себе жен и мужей, — он как будто стер сомнения и неприятные ощущения с лица и теперь ухмылялся. — Первый же договорной брак — и сразу удача!

— Тайна, которую я унесу в могилу, — хмыкнул я.

Глава десятая. Киртана

Один выходной день дал мне возможность разобраться полностью со всеми вопросами, которые не касались Академии. Сообщить немногим знакомым, чтобы не искали меня по прежнему адресу, сдать книги в Центральную библиотеку и написать однообразные письма заказчикам, которые интересовались моими разработками и покупали порой у меня улучшенные семена. Было бы неприятно узнать, что они потеряли интерес к моей работе из-за обрыва коммуникации. И оставалось только надеяться, что в Моарианне я смогу получать письма.

Мне даже удалось незаметно вынести вещи, которые я собиралась оставить у господина Эдельдорна до востребования. Может, кто из студентов и заметил мою суетливость и коробки, которые я стаскивала вниз по ступеням, но сплетни в студенческой среде далеко не сразу распространялись в среду преподавательскую.

Как писать заявление об увольнении, я не знала, с этим вопросом обратилась с самого утра к госпоже Эрдилайн. На кафедре мы с ней были одни, у кого-то из коллег уже начались занятия, но большинство просто пока не вернулось из внезапного отдыха. И, опять же, не все курсы Академии пока были подтверждены. Госпожа Эрдилайн на мгновение замерла, недоуменно таращась на меня, а потом на ее лице проступило понимание:

— Это из-за твоей работы?

— Не совсем, хотя и это тоже. Вы же знаете, мои исследования несколько экспериментальные, — пожала я плечами, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. Но, видимо, я не настолько умела в этой науке — скрывать эмоции. Потому что Эрдилайн прищурилась и вдруг мягко погладила меня по плечу.

— Ох, небеса, я не верила, но он не удержался, да? Дамиан, Дамиан… — вздохнула она, качая головой, и с сочувствием предложила. — Если хочешь, поищу для тебя вакантное место. Академической среды не обещаю, но секретарь в приличном доме или личный преподаватель для ребенка на домашнем обучении…

— Спасибо, я уже, можно так сказать, устроена, — поблагодарила я и не удержалась, поинтересовалась: — Вы знали, что может случиться?

— Ох, милая, я уже почти полвека работаю в учебных заведениях. Порой даже статус и семейное положение не исключают подобных предложений от мужчин, — она поморщилась, как если бы вспомнила что-то из своего прошлого. — Я знала родителей Дамиана, мне он казался хорошим мальчиком тогда, лет двадцать назад, да и потом... Но, увы, из хороших мальчиков иногда вырастают негодные мужчины. Некоторые из них еще долго делают вид, что благородные порывы им не чужды, чтобы потом вдруг пожимать плечами и оправдываться, что «так делают все, почему я должен отказываться». Но жаль, очень жаль…

— Поможете правильно составить заявление? — повторила я свою просьбу.

— Конечно, Киртана, на всякий случай доставай три листа, пусть будет больше экземпляров, вдруг захочет разорвать, — подмигнула она, но ее энтузиазм был пропитан грустью, видимо, задела ее новость, что ректор потребовал от меня физической близости. А может, и в жизни госпожи тоже не все было так гладко.

Объяснения госпожи Эрдилайн были понятными и четкими. Так что когда на кафедру заглянул господин Собайнар с вопросами о программе по точным наукам для последнего курса и отвлек мою помощницу, у меня уже на руках были написанные заявления. Теперь оставалось заставить ректора подписать их и получить от него распоряжение о выдаче моих документов и исследовательских работ. А с этим будет проблема, я не сомневалась. Но не уезжать же, бросив все!

— Ой, не ходила бы я туда на твоем месте, — подмигнула мне одна из секретарей, а ее коллега тихо, но издевательски рассмеялся, едва успев прикрыть ладонью рот. Я с некоторым удивлением покосилась на них: одинаковые бегающие глаза, усмешки, на лице женщины еще и румянец — и поняла, они знали о предложении ректора. То ли подслушали, то ли еще каким-то образом поняли, или опять же это только я была настолько слепа и глуха. Или же подобное уже давно стало обыденностью, и это было только вопросом времени, когда ректор заимеет любовницу, а может и двух, среди обычных стажерок или молодых преподавательниц. Откровение отозвалось неприятным покалыванием в висках.

— Почему? — несколько более грубо, чем хотела, переспросила я.

— Твое дело, мы предупредили, — хмыкнула секретарь и опустила взгляд в бумаги, как если бы меня больше в комнате не было. Остальные тоже замерли, шелестя документами или делая вид, что заняты. Кажется, они ждали какого-то зрелища… Так, может, действительно не заходить в кабинет ректора?

«Нет, не иди у них на поводу», — одернула я себя и решительно прошла к двери, сжимая заявление об увольнении, постучалась, услышала какой-то невнятный звук — кажется, согласие — и зашла в кабинет.

— Доброе утро, господин Вестран, прошу прощения за ранний визит, но я хотела бы обговорить… — затараторила я, быстрым шагом пересекая длинную комнату и останавливаясь возле массивного стола. Только тогда я подняла голову и осеклась, слова застряли в горле. Заодно стали понятны усмешки секретарей.

— Доброе утро. Что обговорить? — вместо ректора за столом расположилась его жена — Алиссия Вестран. Я уже видела ее — миловидная ухоженная блондинка из богатого небесного рода, она была всегда спокойна и держалась с большим достоинством, приобнимала мужа на талию, улыбалась мягко, смотрела тоже открыто, не свысока. Их с ректором пара казалась гармоничной и красивой. Поэтому я так быстро забыла, что когда-то мечтала об этом мужчине.

— Обговорить… — я растерялась, но ума хватила потянуться вперед и положить на стол перед женой ректора свое заявление. Она пробежалась глазами по бумаге и задумчиво постучала по ней пальцем.

Глава одиннадцатая. Киртана

Возле общежития меня неожиданно встретило оживление. Впрочем, учитывая последние новости — переход Академии под крыло Верховного совета, подобные собрания не должны вызывать удивление. Конечно, студенты хотели знать, что и как будет дальше, а собирать их возле общежития, чтобы они могли выслушать какое-либо объявление, банально удобно. Вот только я не увидела никого из преподавателей или секретариата, зато зачем-то присутствовали стражники и бегала туда-сюда кастелянша. Видимо, все-таки что-то случилось.

Мое подозрение укрепилось, поскольку студенты, стоило им меня увидеть, не бросились ко мне, а отчего-то расступились.

Я с волнением прошла по освободившемуся коридору и кинулась к входу в общежитие.

— Вот она! — встретила меня криком кастелянша, указывая на меня стражникам. Те повернулись разом, что не могло не напугать. В голове пронеслось паническое «неужели ректор меня подставил». Мог ведь. Например, сообщить в Храм, что я подозрительными исследованиями занимаюсь. И когда только успел?..

— Что не так, господа? — я напряглась, посматривая в их сторону с подозрением. Бежать нельзя, «попытка побега» не улучшила еще ничье положение. Тут или бежать наверняка, или не дергаться.

— Госпожа Гринфорест? — уточнил один из стражников и, дождавшись моего кивка, продолжил: — Нам поступил сигнал от кастелянши общежития Академии Фиреральд. Из вашей комнаты были слышны подозрительные звуки, она предположила, что вы проводите эксперименты… В непредназначенных для этого условиях…

Тон стражника менялся с каждым словом. По мере того, как и проступало удивление на моем лице, он понимал, что их вызвали по пустяковому поводу. Я, конечно же, мотнула головой:

— Я вообще в Академии находилась с самого утра и никаких экспериментов не могла проводить, вы это можете проверить.

— В принципе, мы уже проверили, вскрыли вашу дверь, — поморщившись, произнес стражник. — Вы же знаете, закон о магических правонарушениях достаточно суров.

Я мысленно выругалась и покосилась на кастеляншу, та старалась спрятаться за стражников и не показываться мне на глаза. И чем я ей не угодила? Неужели тем, что отказалась отвечать на ее недавние расспросы? Или она просто хотела проверить, насколько простирается ректорская власть, если уж меня она считала ректорской любовницей? Или все еще печальнее: кастелянше просто хотелось заглянуть в мою комнату?

— Ничего не нашли, да? — я хмыкнула, потому что стражники порядком опоздали. Ведь все, что могло сойти за запрещенное хотя бы издали, я вывезла вчера и отдала господину Эдельдорну на хранение.

— Но вскрыли недаром, — произнес неожиданное стражник. — Скорее всего, вас ограбили, госпожа Гринфорест. Пройдемся со мной наверх, нужно чтобы вы определили, что злоумышленник вынес.

Я уже собиралась сказать, что все важное было вынесено мной, и беспорядок, скорее всего, это следы того, как я разбирала и перебирала вещи. Но стоило мне увидеть что творилось за дверями моей комнаты, как слова застряли в горле.

Уходя сегодня утром в Академию, я оставила беспорядок — неубранную постель, посуду, неопрятные кучки на полу — ненужные черновики, лекции, бумаги, которые стоило сжечь, комья земли и рассыпанные удобрения — это я пыталась продлить жизнь растениям, которые найдут новых хозяев. А вещи на стульях — попытка пересмотреть гардероб. Вот только я ошибалась, думая, что понимаю, что такое беспорядок.

Все, что было не прикручено и не прибито, валялось на полу вперемешку. Все, что закрыто, вывернуто. Все, что прибито, вырвано. Оторваны даже толстые декоративные обои, которые я криво, зато самостоятельно наклеила еще в первый год после заселения в эту комнату, чтобы хоть как-то ее утеплить. Раскручены светильники, вывернуты с корнем растения…

— Мы подозреваем, что подобное… состояние, — стражник указал на полностью убитую комнату, — было создано специально, чтобы не сразу разобрались, что вынесли…

— Или просто вымещали злость, — поняла я, — потому что выносить было нечего. Или этот некто не нашел того, что хотел найти.

— Да? — удивился стражник.

— Дело в том, что я уволилась и собиралась съезжать, оттого большая часть вещей уже нашла новых владельцев или место хранения… — неопределенно произнесла я и положила руку на сумку, которая так и висела у меня на плече. Папка с документами на поместье была там, вместе с завещанием и другими моими ценными бумагами. Я не знала точно, как все пройдет с ректором, так что подготовилась основательно, чтобы не бегать ни за какой бумажкой в общежитие. И почти все деньги с собой взяла, чтобы расплатиться за услуги в суде или где еще. Да уж, вовремя.

— Не было никаких ценностей? — уточнил стражник.

— Конечно, были, — поморщилась я, — драгоценности, одежда, ценные инструменты, которые я хотела взять с собой. Возможно, что-то завалялось в этом беспорядке…

— Просмотрите, конечно, но сами не трогайте, позовите специалиста, — предупредил меня он. — Не хотелось бы, чтобы вы затерли какие-то следы.

— Да, конечно, — кивнула я и шагнула в комнату. Вблизи вид был еще более плачевным. Я ведь действительно оставила то, что собиралась брать с собой. А теперь и наряды все испорчены, и оставшиеся драгоценности матери пропали. Не все, я как раз повесила себе на шею один из кулонов, на запястье надела браслет, а еще кольца на пальцах — не оттого, что мне это было нужно, а на случай, вдруг что-то придется продать. А вышло, как вышло. Да и сомнительно, что их найдут даже по клейму.