Дракон был здоровенным. Сразу понятно, не меньше двухсот – трехсот лет. Точнее не скажу, они после стольника как-то на один возраст все выглядят. Сама не видела, чтоб так, как сейчас, вблизи прям, но бабка рассказывала.
Но обычно все равно поменьше. А тут что-то нереальное просто.
Черный. Полностью черный. Никаких тебе переливов, красивых ярких чешуек и прочей ерунды. Да что говорить, я его даже не видела в темном углу пещеры! Просто что-то мрачное, чернущее, гнетущее. Ни возни, ни дыхания. Тишина и темнота.
Ящерица, чего с нее возьмешь, с твари холоднокровной.
Я осторожненько отползаю задом , пытаясь нащупать хоть какую-то опору, лихорадочно шару ладонями позади себя. Вслепую, само собой, потому что оглядываться бессмысленно, и так ясно, в какую сторону ползти. В сторону света, естественно.
А свет – это во-о-он там, в самом конце пещеры. Или в начале?
Не особо разбираюсь в таких вещах. Конец пещеры — начало пещеры… Неважно, главное подальше бы отсюда, пока еще двигаться способна. Пока живая.
Дракон не шевелится. Спит, что ли?
То есть, нормально все да? Прихватить себе прямо с автострады мирно бредущую в сторону ближайшей остановки транспорта селянку, не ожидавшую, вообще-то, нападения, приволочь ее в свою пещеру, швырнуть так, что неизвестно еще, какие повреждения получила, потому что болит просто ВСЕ, во всех местах разом! А потом, как ни в чем не бывало, улечься в самый темный угол пещеры и заснуть?
Это норма? Да? Вот не общалась я никогда с драконами, и дальше без этой радости обходилась бы! Честно-пречестно!
Неизвестно, сколько я еще в отключке пролежала… Может, он решил, что я мертвая? Может, драконы падаль не едят? А что я вообще знаю о драконах? Ничего, практически. И нет, бабкины рассказы тут вообще не помогут. Не о том она , потому что, рассказывала. Да и не особенно я слушала, если честно…
Только в памяти застряло, что чистых драконов, чистокровных, то есть, уже и не отыщешь. Повывелись за столько-то тысяч лет.
Но этот, судя по всему, исключение.
Я слышала, что одноцветность говорит о чистоте крови. Ну что ж, похоже, меня прихватил драконий принц. А они есть? У драконов? Драконьи принцы?
Все эти глупые несвоевременные мысли мечутся в моей голове, пока я задом, аккуратненько, подобрав юбки, ползу в сторону выхода, не сводя взгляда с темноты, клубящейся в углу, чтоб, в случае малейшего шевеления, опять прикинуться мертвой.
Дело движется плохо, потому что пещера нереально длинная. Ну еще бы… Зверюге нужна полоса для разгона и торможения. Такая хрень сразу не остановится… И на взлет тоже нужны потоки воздуха, разбег… Ну надо же, чего только в голову не придет, пока жизнь свою спасаю! И честь! Честь – это очень актуально!
Папаша ведь не поймет… Он и так меня еле-еле на учебу отпустил, дай ему волю, так вообще бы в четырех стенах запер! Да он, собственно, так и сделал… Сначала. И женихов начал искать. А то куда годится, девице сначала восемнадцать стукнуло, потом девятнадцать… А не замужем до сих пор! Позор, жуткий позор!
И вот сколько я ему про эмансипацию и равенство полов ни твердила, бесполезно. Единственная дочь, наследник нужен и все такое… Чертовы традиции аристократов!
Замшелые!
У нас, вообще-то, нормальная современная Империя уже лет двести как!!! И сам Император, говорят, очень даже прогрессивный мужчина! И дамы при дворе, жутко сказать, в брюках ходят!
А у нас…
Юбку — ниже колен. На лошади — боком, в дамском седле только. И не вздумай , по-простому, по-босяцки без седла скакать! Неположено благородной леди!
А что положено благородной леди?
Правильно, замуж выходить и детей одного за другим рожать, пока ее муж по девкам непристойным мотается…
Я такого насмотрелась у подруг бывших, всех, как одна, уже замужем сидящих…
И нет, мне такого счастья вообще не надо!
Высказала я это все папаше, а он у меня характером крутенек, брови сдвинул, дымом из ноздрей полыхнул, да и запер меня в башне высокой…
Но я все равно свое гнула, ругалась с ним, прямо так, с башни этой свесившись, и громко, чтоб не только в нашем дворе, но и в городке неподалеку слышно было, как самоуправничает их барон!
Папаша в долгу не остался, конечно же, волевым решением приказал мне еду ограничить и претендентов на руку и сердце почаще перед окнами башни проводить. Чтоб, значит, видела товар лицом, как говорится.
А еще полюбил приходить ко мне наверх и беседы нравоучительные проводить.
А я нравоучений всяких ужас, как не люблю!
Ну и дождался папаша, что я от расстройства душевного начала сначала предметы двигать (и не руками, ага), а затем на нем одежду подожгла, когда разозлилась на очередного подсунутого мне женишка.
Ох, видели бы вы его лицо!
Не водилось у нас, в роду чистокровных баронов Касси, магов! Что же, значит, не родная я? Нагулянная? Я на такие обвинения, да еще и в адрес матушки покойной, пуще прежнего обиделась, и башенку свою слегка повредила… И опять-таки, не руками…
Естественно, был скандалище, во время которого бабка Катаржина, та еще… хммм… порядочная женщина, призналась, что беда не во мне! А в том, что папаша мой – не урожденный Касси, а бастард. И бабка Катаржина его родила от дракона. И рассказала, покуривая и мечтательно закатывая глаза, потрясающую в своей простоте и безнравственности историю.
Сорок лет назад мой дед как раз в столицу уехал, а ей, видите ли, стало скучно. Поехала бабка моя на лошадке кататься. Ну а дракон мимо пролетал. У нас в провинции они не то чтоб косяками, но водятся. Водились раньше, вернее.
Бабка, а тогда женщина в самом соку, веселая и горячая, выехала на верховую прогулку, одна-одинешенька, дракон по своим делам летел, а она рукой помахала. Пошутила. Немного.
А у драконов-то зрение хорошее, разглядел, что красивая женщина. И машет ему. Сама. Зовет, стало быть. Явно познакомиться хочет. Ну и подлетел. А потом оно как-то закрутилось.
В пещере я сразу слепну, настолько яркий контраст между светом и мраком. И это хорошо, очень хорошо! Не вижу его глаз, выражения его жесткого лица. Но чувствую. Пока несет меня, провожу пальцами по шее опять, не могу удержаться, внутри все жжет, требует утоления, трогаю щеки в жесткой щетине, губы, твердые, крепко сжатые.
Дракон ловит мои пальцы, прикусывает и неожиданно говорит , низко и гулко, вроде бы тихо, но эхом по пещере отдается и моих ушах биение крови заглушает:
— Потерпи, золотинка… Сейчас…
Я – золотинка? Почему так странно назвал? Из-за цвета волос? Наверно, поэтому обратил на меня внимание: с высоты мою голову бедовую углядел…
Мысли исчезают так же, как и появились, странными тенями по краю сознания. Потому что вообще не важно, почему…
Важно, что дальше будет делать со мной. Хотя… Я знаю, что. Я же не дура, пусть и девственница.
И это внушает мне не страх, нет! Желание! Предательски острое, заставляющее в волнении цепляться за мощную шею, облизывать мучительно сухие губы, запрокидывать в бессилии голову и душить в себе низкие, пошлые стоны…
Почему так медленно идет? Донеси уже скорее!
Я, уже не останавливаясь, вожу ладонью по широченной груди, поглаживаю жесткие волосы и от этих молниеносных ощущений в голову бьет так, что хочется кричать. Но я только откидываюсь в бессилии и , все же не удержавшись, издаю тихий низкий стон, который отдается эхом в пещере. Призывный…
Дракон вздрагивает и ускоряется.
Его ложе неожиданно мягкое. Это странно, я думала всегда, что драконы на золоте спят… Смешно, если он и в самом деле на цвет моих волос повелся… Глупо так…
Он стаскивает с меня одежду, деловито и грубо, но не рвет, просто снимает, как шкурку с домашней колбаски. Я не сопротивляюсь.
Его руки на моей коже – о-о-о-о-о! – это нечто нереальное! Бьет множественными молниями каждый самый маленький участок тела! Дракон шумно дышит, похоже, он видит в темноте, потому что по мере моего обнажения, дыхание его учащается.
Я не вижу ничего. Меня раздевает сама тьма.
Потом мне резко раздвигают ноги, и в следующее мгновение я… Чувствую его ТАМ! Прямо ТАМ! Внизу! Его… Язык? Ах, распутная бабка Катаржина! Почему не предупредила , что так тоже могут мужчины делать? Или это только драконы?
Он лижет меня, с пошлыми хлюпающими звуками, проводит узким жестким языком по складкам, раздвигает, проникает В МЕНЯ! Каждое его движение – это маленький взрыв! Это полет со скалы! Я же разобьюсь! Я же не выдержу! Я же… А-А-А-А-А!!! Я не выдерживаю.
Тело трясет с такой силой, что дракону приходится держать меня за бедра, словно я могу ускользнуть.
Не могу! Не могу ускользнуть! Не хочу ускользать! Не хочу, чтоб это останавливалось!
Я выгибаюсь, ослепленная удовольствием, кричу. Эхо от моего крика отражается от стен пещеры, множится, накладывается на хриплое жестокое рычание.
Он злится? Ему что-то не нравится?
Я таращу слепые глаза в черноту, все еще подрагивая от произошедшего, ловлю желтый жгучий, полный радостного предвкушения взгляд, и уже через мгновение понимаю: ему все нравится. Просто он тоже хочет. Большего.
Тьма ложится на меня, прижимает к мягкому ложу, забрасывает безвольные ноги высоко на плечи, хрипит низко-низко:
- Сла-а-адкая… Золото мое…
А потом я чувствую… Давление. Боль. Заполненность. Ожог! И это тоже больно. Но по-другому. Так, что хочется двигаться, чтоб одновременно потушить и разжечь сильнее. Не знаю, как так можно, но это именно то, что я испытываю.
Тьма хрипит еще что-то о том, какая я красивая, какая я золотая, какую-то полнейшую бессмыслицу, которая странным образом дурманит голову еще сильнее, еще отчаяннее.
Тьма заполняет меня, двигается, вперед и назад, сначала медленно и неотвратимо, словно море, бьющееся сейчас о скалы в едином с нами ритме, завораживающем танце, которому я подчиняюсь, от которого я схожу с ума. Потому что тянусь к моему ( МОЕМУ!) дракону, подставляю губы. Мне хочется, чтоб он заполнил меня еще и здесь, мне это необходимо.
И тьма с радостью подчиняется. Меня целуют. Глубоко и грязно. Долго, не давая дышать, завораживая голову, ловя единый ритм с движениями во мне и волнами снаружи. И это длится и длится, то медленно и длинно, то быстро и ритмично, долго-долго…
Пространство вокруг нас наполняется звуками, полностью подстраивающимися под происходящее: плеск волн далеко внизу, хриплые выдохи, мои тихие стоны в такт каждому движению, эхо нашего порочного танца, кружащее, завихряющееся в кокон.
Мне уже давно не больно, просто безумно сладко и хочется тоже чуть-чуть двигаться, навстречу ему, хочется трогать, прижимать к себе, проводить ногтями по мокрой от пота спине, вдыхать полной грудью мускусный, тяжелый аромат возбуждения. И моей в том числе возбуждения!
Он сильный, этот черный бешеный дракон. Неутомимый. Словно железный.
И насыщается мною, не торопясь, обстоятельно, смакуя каждое мгновение.
И вот я уже даже не нахожу сил стонать, только тихо выдыхаю в такт глубоким, долгим движениям. И не могу понять, где я уже: в дурмане, или в реальности? Бессильно скольжу пальцами по широченным каменным плечам, не в силах их удержать, раскидываю руки в стороны, периодически проваливаясь в непонятный сладкий морок, полубред. Нет меня больше. Нет Катаржины Касси, дерзкой, веселой, неугомонной, вечной папашкиной занозы, бабушкиной любимицы…
Я больше не существую. Я — просто что-то аморфное, неспособное даже двигаться самостоятельно, неспособное мыслить. Только чувствовать. Только раскрываться еще сильнее, впуская в себя все больше и больше тьмы…
А тьма неумолима. Она все шепчет, целует, утешает, раскачивает в своих объятиях, не позволяя вынырнуть на поверхность.
А потом, совершенно неожиданно и без какого-либо перехода, я чувствую, как внутри опять начинает жечь драконий огонь, он ширится, растет, разливается по всему телу, и, словно понимая это, укоряет темп тьма. Вспыхивают и гаснут желтые драконьи глаза, и на мгновение я вижу жесткое лицо над собой. Я тянусь к нему, хочу провести опять пальцами, поймать это ощущение реальности, но пальцы мои снова прихватывают зубами, прикусывают, причиняя боль и разливая дополнительное удовольствие по телу.
Я прихожу в себя опять в темноте. С трудом разлепляю глаза, хотя, в принципе, могла бы и не стараться. Все равно не вижу совершенно ничего. Как слепая.
Дракона рядом не наблюдается, и неожиданно это ощущается, как потеря. За то время, что провела в его пещере( кстати, а сколько я провела в его пещере? Ни малейшего представления), уже успела к нему привыкнуть. К его постоянному присутствию, не холодному, как показалось в самом начле, а совсем наоборот… Словно горячий источник рядом, с ним тепло, жарко даже, томительно сладко и до дрожи правильно.
Господи, Катаржина, да ты как кошка. Погладили разок – и радостно растопырилась, да зад подставила. Вроде как, и стыдно должно быть… А нет, не стыдно.
В конце концов, моей вины в происходящем никакой.
Дракону с какого-то перепуга я понравилась, причем настолько, что схватил и к себе с логово упер. Такого на моей памяти и не было ни разу. Наоборот, драконы от дев отбиваются всегда любыми способами.
Потому что заполучить в любовники дракона – это ж радость. Нет, если замужняя, то никакой чести, конечно, но вот дева, да еще и не самых благородных кровей… Отличный способ получить все и сразу. Получится увлечь зверя, да надолго, и будешь в почете и достатке. Драконы, конечно, те еще твари скупые, но на своих женщин не экономят. Говорят. Замуж не зовут, не выходят у них женщины замуж, во грехе живут, но и не обижают ничем. Правда, даже в хрониках скупо упоминалось о том, что кто-то из драконов надолго со своей человеческой избранницей оставался. Они же звери, звериному подчинены. Поиграли и разошлись. Деву после дракона замуж брали с удовольствием, потому как при достатке.
А если еще и родить умудрялась – то все. Обеспечивала себе светлое будущее, а ребенку своему на всю жизнь – верный кусок хлеба. Ведь, даже если не проснется в отпрыске кровь драконья, то все равно будет под постоянным присмотром государства. И дети его – тоже. Мало нас, таких. Очень. Все наперечет.
А в нынешнее неспокойное время ( а когда оно спокойным бывало, интересно?) потребность в магах велика.
Ну, а коли в ребенке кровь драконья в правильной пропорции смешается, то вообще сказочное везение. Мало того, что, если мальчик, то запросто перевертышем может стать, а это сто процентов востребованность и счастливое, хоть и неспокойное будущее, а если девочка – то хорошая из нее может получиться волшебница. Такая, как я, например. Будет она двигать предметы, огненную магию приручит. И отправят ее после обучения в столице сначала на границу, охранять от северных варваров родину, а потом хорошую, а главное, такую же, драконьих вымесок, партию состряпают. Чтоб, значит, дети получились правильные. И попробуй отказаться!
Так что папаша все это подразумевал, когда отправлял именно сюда. Он явно сам намеревается мне женишка найти. Такого, чтоб его устраивал. Отучусь в Академии, тихо-спокойно, домой вернусь – и, под его мудрым отеческим присмотром – в столицу. Связи правильные налаживать. Не у нас же в провинции женишков искать? Нет, теперь мы , Касси, птицы высокого полета.
Одно дело – аристократишки замшелые, с кровью выродившейся, потому что далеко не все такие… ммм… веселые, как моя бабка Катаржина, и послушно женились да замуж выходили за таких же аристократов, а они все сплошь родня. И совсем другое – люди с искрой драконьей. Это же планку сразу так задрать можно, что с тобой и сам наместник в герцогстве считаться будет. Просто потому, что в родне у тебя – драконы.
Папаша сразу ситуацию просек, он у меня далеко не дурак. Деспот, конечно и самодур, но не дурак.
Так что люди драконов хотели, а вот драконы людей – не всегда.
Поэтому сейчас очень странная ситуация насчет меня.
Ну начался у него гон, у моего черного любовника, так в чем вопрос? Пошел бы к своим проверенным женщинам. Они у них есть. Я это точно знаю, тут секрета нет. Как уже говорилось, не дура, хоть и девственница. Была.
Воспоминания о потерянной девственности вносят немного уныния в мои мысли.
Учитывая, что дракон-то, сто процентов, жениться не станет, они не смотрят на древность рода человеческого, когда хотят женщину взять. А я не простолюдинка, чтоб радостно про шашни с драконом всем рассказывать. У нас все еще эта жуть про первую брачную ночь и вывешивание кровавой простыни принята. Не везде, конечно, но отдаленные княжества, да графства пользуют.
Ну да, не столица, нравы средневековые до сих пор…
Невеста должна быть чистая. И никому не интересно, что ее не по ее воле дракон в пещере валял…
Так что наставления папашины о том, чтоб беречь честь, я не выполнила. И продолжаю не выполнять, а совсем наоборот… И даже удовольствие получаю…
Эх, распутная ты девка, Катаржина Касси, а не потомственная дворянка. Хотя, в столице уже, говорят, невинные невесты — чистая условность, и женщины вовсю вкушают плоды эмансипации…
Но все равно. Мне, как и любой девушке, хотелось хоть каких-то эмоций во время этого процесса.
Любви, там. Нежности…
Сознание тут же услужливо подбрасывает эти самые эмоции.
Тьму, проникающую в меня, нарастающее удовольствие, сладкую заполненность, горячий язык, низкий шепот:
- Золото, золото мое, сокровище, мое, мое, мое…
Ух!
Опять горячо становится!
А ведь вроде только в себя пришла, дурман спал немного после слюны драконьей, проклятой!
Я досадливо передергиваю плечами и скатываюсь с высокого ложа.
Так. Надо бы найти отхожее место… Хотя, откуда здесь оно у дракона? У мужика все просто – вон тебе площадка, вон тебе – море. Делай все дела прям туда и не заботься о санитарии.
Я иду на выход, морщась от неприятных ощущений в промежности.
Мамочка моя, словно разворотили мне там все. Касаться страшно. Это с драконом, в угаре, да на обезболивающих, что в слюне содержатся, я ничего не ощущала неприятного. А сейчас очень даже ощущаю.
Словно в меня палку совали. Сучковатую. С занозами.
Пока ем, жадно и совершенно позабыв о манерах потомственной дворянки ( на самом деле, смешно вспоминать о манерах и цивилизованности после того, что он со мной тут делал все это время), дракон опять ложится на свою любимую твердую гору золота и закрывает глаза.
Это у него такой процесс, что ли, восстановительный?
Полетал, поохотился, украл девушку, отдохнул, обернулся, поимел девушку, отдохнул, полетал, поохотился, отдохнул…
Так, если верно рассуждаю, то следующий виток цикла уже скоро.
Я закашливаюсь, запиваю комок в горле вином, лихорадочно соображая, что же мне все-таки делать дальше.
Надо выбираться, очень надо!
Дракон, несмотря на гон, все же мыслящее существо, с ним можно договориться. Можно!
И вообще, какого, спрашивается, хре… Кхм… То есть, чего это он в гон-то сорвался? Они сейчас все, насколько я в курсе, на специальных микстурах сидят! И полукровки, и четвертушки, и даже седьмая вода на драконьей крови, с трудом оборачивающиеся раз в род по великим праздникам, и даже те, у кого оборота нет, но есть проклятое наследие дурной крови – гон.
Причем, он есть и у самцов, и у самок.
И, если у самок это выражается в постоянном хотении любви, и их удовлетворить несложно, был бы нужный ( или вообще любой) дракон рядом, то вот самцы – еще и завоеватели. Им не интересно, чтоб просто подставлялись. Им азарт вкусен и охота.
Короче, твари.
Хорошо, хоть ищут пару обычно только среди себе подобных. И, предчувствуя будущий кошмар, то есть гон, забираются куда подальше, к своим, и там уже развлекаются. А если не удается, то, как уже говорила, имеются запасные аэродромы и проверенные бабы.
Тот дракон, кстати, который с моей бабкой поиграл, тоже , наверняка, летел к себе на юг, пока не настигло.
А его взяло и настигло. Настигла, то есть. Бабка, чтоб ей икалось… И надо было ручкой помахать! А я теперь отдуваюсь за весь наш род!
В общем, раньше такие вещи случались почаще, чем сейчас.
А в последние сто лет изобрели специальные лекарства, которые их ящериность огненную сдерживают. И позволяют это дело хорошо контролировать.
И в связи с этим все тот же вопрос: какого, собственно, хе… Кхм… То есть, почему мне так повезло? И почему этот, отдельно взятый, и , судя по шкуре, нереально породистый ящер не на лекарствах? Почему он летает себе, спокойно, похищает невинных девушек и делает их не девушками?
Или на мне реально проклятие какое-то? А? Может, бабка Катаржина не все рассказала?
Все эти мысли в голове моей блуждают вторым планом, пока я ем и осторожно кошусь на неподвижную черноту в дальнем углу пещеры.
А на первом плане пока что только одна, но самая главная, основная мысль – КАК МНЕ ОТСЮДА ВЫБРАТЬСЯ???
Надо бы какой-то план разработать, да , Катаржина?
Пока змей спит и копит силы для следующего раунда.
Потому что, если он проснется, а у тебя не будет плана… Ох…
Тело сразу же начинает ныть во всех местах, подвергшихся истязанию, причем, боль эта странная. Такая… Томная, что ли… Влекущая.
Хочется себя потрогать там, где больнее всего.
И знаю, что будет еще хуже, но от этого почему-то только дрожь сладкая, и сердце стучит. Сильно.
Я осторожно делаю еще глоток вина, потому что в горле сухо.
Выдыхаю, пытаясь успокоиться.
Катаржина, это не ты.
Это дракон проклятый с его подходами.
Возьми себя в руки, Катаржина…
Пальцы непроизвольно тянутся к самому больному месту в моем измученном организме, воспринимая команду мозга «взять себя в руки» ну очень буквально.
Стоп!
Катаржина! Плохая девочка! Думай! Думай давай! Используй голову по прямому назначению, а не для того, для чего ее дракон совсем недавно использовал!
Так. Надо с ним поговорить. Он способен соображать, вон, поесть мне принес…
В человеческом виде он способен разговаривать.
В прошлый раз нам не удалось нормально перемолвиться, потому что дракон успел меня облизать, и все, что я была способна говорить, это : «Еще» и «Да» в разных интонациях и комбинациях.
А если б он меня услышал, если б я могла ему четко сказать «Нет», то, может, быть… Он, конечно, зверь, но больно мне не делал, не мучил, не был жесток. Наоборот, столько удовольствия, тайного, запретного…
Опять не о том, Катаржина! Это все последствия воздействия его слюны. И других жидкостей. Надо было мне все же смыть с себя это все. Может, там какое-то длительное воздействие…
Ладно. Возвращаемся к размышлениям.
Мне надо его как-то убедить отнести меня обратно с этой ужасной скалы в нормальный человеческий мир.
Как это сделать?
Разговаривать!
А для того, чтоб разговаривать, не надо позволять себя облизывать!
Все очень просто, Катаржина.
И совершенно нереально.
Я с досадой опускаю уже практически пустую бутыль с вином на пол, та предательски звякает, и на меня тут же раскрываются огромные , желтые, гипнотические глаза.
Ох, мамочка моя…
Я не оригинальничаю.
Опять отползаю задом в сторону выхода.
Дракон закрывает глаза.
Я замираю.
Уснул, что ли, на мое счастье?
А потом слышу шаги.
Он идет ко мне, неторопливо, камешки хрустят под босыми ступнями. Мне кажется, я этот хруст еще долго буду во сне слышать. В кошмарах, сладких и мучительных.
Я продолжаю ползти спиной к выходу, потом вспоминаю, что у меня есть язык, и пытаюсь начать им пользоваться:
— Послушай… Подожди… Подожди… Давай поговорим, пожалуйста! Мне не нравится, что ты меня притащил! Мне страшно! И вообще… Отпусти меня, а? Пожалуйста… Я никому, никому не скажу… Отпусти… У меня папа. И бабушка. И мне надо…
Он прерывает мой сбивчивый лепет, наклоняется, легко подхватывает за локоть, вздергивает вверх.
Он совершенно голый. И уже, похоже, очень возбужденный. Не то, чтоб я в этом разбиралась, но все же… Трудно не обратить внимания, когда такое… Такое…
Мы проводим в проклятой пещере три долгих дня и ночи. Все это время дракон берет мое тело, облизывает меня, не давая даже шанса на сопротивление, на прояснение в голове.
Он еще один раз улетает на охоту, приносит мне еду.
Терпеливо ждет, пока я насыщаюсь, либо делаю свои неотложные дела.
А потом берет мое тело так, как ему хочется.
И вот что я вам скажу, если ранее я считала себя вполне современной эмансипированной девушкой, имеющей представление, что такое плотская любовь, хотя бы в теории, разумеется, и даже картинки мне попадались весьма фривольные, и сказки пикантные из одной жаркой южной страны, переведенные нашими умельцами и снабженные нужными картинками, удавалось подсмотреть… Да и в городах, говорят, с этим вообще все просто, не то, что у нас, в провинции замшелой…
Так вот. Я думала, что знаю, что это такое.
Оказалось, вообще не знаю.
Потому что то, что со мной делал дракон…
Это нельзя было назвать новомодным словом «секс». Это нельзя было назвать устаревшим словом «любовь».
Это было… Этому не было названия. У меня, приличной девушки, не было.
И его способы проникновения в мое бедное измученное тело… Я и не думала, что можно ТАК.
Очень развратный дракон. Просто очень.
А потом все закончилось.
На четвертое утро я просыпаюсь одна, пожимаю плечами, тихонько ругаюсь, пока совершаю обычное утреннее омовение у каменной чаши, хотя, надо сказать, что неприятные ощущения как-то ослабли. Такое впечатление, что мое тело подстраивается под постоянные и немалые драконовские потребности.
Обматываюсь тяжелым плащом, выхожу на свет.
А буквально через минуту меня вносит обратно инерцией. Потому что приземляющийся дракон – это то еще зрелище. И ветер от его крыльев и его огромной туши сбивает с ног.
Дракон, проехав лапами по каменному полу пещеры, тормозит, разворачивается и идет ко мне.
Я, с некоторой долей обреченности и огромной долей предвкушения, снимаю плащ. Ну вот, опять…
Но дракон кладет передо мной… Заплечный мешок! Мой! Тот самый, что вылетел из ослабевших рук, когда он меня украл прямо с проселочной дороги!
Я хватаюсь за него, раскрываю.
Одежда! Моя запасная одежда, платье, ботинки! Белье, мамочка моя, белье!
Дракон смотрит очень даже однозначно.
И уходит в глубь пещеры. Слышно, как тихо взбирается на свою любимую гору золота и сворачивается там черным клубком.
Я какое-то время раздумываю над тем, одеваться, или нет?
И решаю, что не просто так мне были принесены вещи, которые я считала безвозвратно утерянными.
Скорее всего…
Скорее всего, меня отправят восвояси!
Наигрался, наконец!
Эта мысль неожиданно приносит боль. То есть, три дня и три ночи он меня здесь… Валял по любимой золотой горе, хрипел, шипел на ухо: «Золото, мое, моя золотая девочка, моя, моя, моя…»…
А теперь – все?
Вот так?
Просто?
Ах ты, гад чешуйчатый!
Ящерица бесчувственная!
Тварь огнедышащая!
Так, Катаржина, уймись!
Тебя отпускают! И даже не жрут! Это уже хорошо! Не ты ли недавно совсем хотела отсюда уйти?
Вот и уйдешь. Живой и даже невредимой. Практически….
Гад! Чешуйчатый! Сволочь!
Я одеваюсь, чувствуя, как текут слезы по лицу, смаргиваю их досадливо и злюсь на себя. Сильно, очень сильно злюсь!
Глупая ты, Катаржина Касси!
Натягиваю ботинки, напоследок умываюсь из каменной чаши, потом завязываю рюкзак. Ничего, Катаржина, все будет хорошо! Ты же не просто не-пойми-кто! Ты – Касси!
— Эй ты!
Мой голос звонко и зло разносится по пещере.
— Я оделась! Дальше что?
На меня из темноты опять светятся огромные гипнотические глаза, потом раздается шорох, хруст проклятых камешков по пещерному полу…
Я стискиваю зубы.
Не плакать, Касси! Нет!
Дракон обнюхивает меня, наклоняет голову, подставляя шею. Прокатиться предлагает?
Что, даже не в лапах полечу, как добыча, а наездницей?
Новомодное слово: прогресс.
Я взбираюсь, цепляясь за выступающие роговые чешуйки. Усаживаюсь, крепко держусь.
Дракон отходит назад, набирая расстояние для разгона.
Разбегается и вылетает из пещеры.
В этот момент я визжу так, что, кажется, у самой уши закладывает.
Потому что мы падаем, падаем, падаем бесконечных несколько секунд, пока дракон не расправляет огромные крылья и не начинает, лениво взмахивая ими, подниматься вверх.
Голоса, чтоб визжать, у меня уже нет, глаза, зажмуренные в момент падения, раскрываются…
Мамочка, моя мамочка…
Думала ли ты, что твоя маленькая девочка будет летать на драконе? Что будет смотреть вниз, на синее, бесконечное море, сливающееся у горизонта с таким же синим до безумия небом. Будет ощущать встречный ветер на лице? Что ее волосы, золотистые длинные волосы, будет ласкать настоящее морское солнце?
Я с восторгом взвизгиваю и подставляю лицо солнечным лучам. С огромным удовольствием.
Дракон, кажется, ощущает это мое состояние неподдельного восторга от поездки, потому что начинает то снижаться, то взлетать выше, заставляя меня хвататься за него сильнее и повизгивать от радости.
Он словно играет со мной, как большой, дурашливый жеребец Мартин, на котором я так любила кататься в родном папашином поместье.
Наконец, появляется знакомая проселочная дорога, с которой меня, собственно, и похитили.
Дракон снижается, тормозит, потом ждет, пока пыль осядет, и пригибает шею, позволяя мне спрыгнуть.
Я спускаюсь, подтягиваю лямки мешка, смотрю на него.
Он напоследок шумно обнюхивает меня, потом мотает огромной рогатой башкой, отгоняя прочь.
Я отхожу.
И смотрю, как он разбегается и взлетает над дорогой.
Летит, летит, летит…
И постепенно превращается в черную маленькую, расплывающуюся точку на горизонте.
Я с недоумением смаргиваю, чтоб навести резкость, и досадливо ругаюсь. Потому что щеки совершенно мокрые.
Как я добиралась до Академии – отдельная история, не очень интересная. Особенно, учитывая, что заплаченных за мою девственность и три дня безумия в пещере дракона монет хватило с лихвой.
И да, монет – это я погорячилась.
При виде одной-единственной монетки из кинутого мне на прощание гадским ящером кошеля, глаза у мужика из обменного пункта загорелись так, что я поневоле испугалась. Ну, мало ли, решит еще, что у меня другие такие есть. А я, вообще-то, впечатления серьезного не произвожу.
Худая, мелкая, с детским лицом.
Всякий обидеть может. И захочет…
Я немного напряглась, и пол в заштатной обменной лавке зашатало. Мужик сразу понял, что, пожалуй, со мной связываться не стоит. А то, мало ли, расстроюсь сильно… И останутся от дела всей его жизни только камешки обугленные.
Я не стала разубеждать, что вряд ли пока еще столько силы, да и дракон, гад, всю энергию выжрал…
Усмехнулась солидно, забрала деньги и быстренько убежала.
Полученных средств хватило на хороший обед, номер в гостинице, где я долго и с огромным наслаждением мылась, сушила волосы и валялась на мягкой кровати, и на такси до Академии. Последнее было особенно приятным.
Проселочных дорог мне по самое горло хватило. А, особенно, тех, кто над ними летает на свободном выпасе.
К самой Академии таксист отказывается подъезжать.
Оно и понятно, собранные в одном месте редкие звери пугают.
А мы, драконья кровь, редкие звери по нынешним временам. Хорошо, что сейчас не Средневековье, и ведьм и колдунов не сжигают на кострах. Но нравы все равно дикие.
Не зря же папаша от меня избавился моментально, как узнал, какая прелесть в его родовом гнезде завелась. Я думаю, десять раз перекрестился, что ему от его отца-дракона такого счастья не досталось. Ну а мерзкий характер у нас и по женской линии передается, так что тут не факт, что от ящера прилетело. Бабка, вон, до сих пор всю родню в страхе держит.
Мысль о бабке Катаржине натолкнула на идею позвонить. В гостинице я на радостях даже и не вспомнила, что обо мне волноваться могут, слишком была занята смыванием пещерной грязи и следов ээээ… драконьей страсти.
А потом как-то все опять закрутилось.
Ну ничего, устроюсь , как следует, и все решу.
И вот теперь я стою перед воротами Академии драконьей магии, разглядываю кованую вязь, наверняка, магического характера, размышляю, каким образом мне дальше поступать. Никаких опознавательных знаков, шлагбаума, сторожа в будке, пропускной системы.
Как быть? Просто подойти и постучать?
Или покричать?
«Эй, откройте, я – Катаржина Касси»?
Смешно.
Подхожу ближе, нерешительно провожу ладонью по кованому цветку.
И ворота начинают открываться.
Это настолько внезапно, что я даже отпрыгиваю назад. А потом собираюсь с духом и захожу. Ворота открылись совсем на чуть-чуть, словно кто-то там, с той стороны, оценил мои габариты.
Прохожу, замираю в нерешительности.
Ворота за спиной закрываются. Тихо, без лязга. И порыв ветра словно подхватывает меня, подталкивает в спину, указывая направление.
Я выдыхаю, поминаю бабку Катаржину, мамочку и проклятого дракона, и решительно топаю по дороге, похожей на дорожки нашего сада в южном стиле, в поместье папаши. Все ухожено, все зелено, справа и слева огромные лужайки, стриженые газоны, вдалеке , кажется, даже озеро поблескивает.
А передо мной конечный пункт моего путешествия. Большой замок тоже в южном стиле, с башенками, острыми перепадами крыш, разноцветными флагами на шпилях. Витражи огромных окон блестят в солнечных лучах. Красиво. Очень даже. И тихо. Тоже очень.
Я, наверно, не особенно понимаю, но все же, если это Академия, то есть, учебное заведение, то здесь должно быть много студентов?
Однако, никого нет.
Я стою перед замком в нерешительности, не зная, что делать дальше. Опять проводить ладонью по дверям? Или, может, здесь все же есть что-то вроде приемной комиссии?
Как-то странно встречают студентов…
— Ну и долго ты стоять собираешься, милостивая госпожа?
Неприятный скрипучий голос раздается откуда-то сверху, и я подпрыгиваю на месте от неожиданности.
В витраже, кругом оконце над массивными дверями, проявляется нахмуренное лицо. Меня изучают , потом вздыхают, закатывают глаза, бормоча что-то вроде : «Проклятые провинциалы», а потом опять снисходят до разговора:
— Ладонь на дверь положи. Надо завершить оформление.
— Ничего себе, бюрократия… — язвительно бормочу я, прислонив ладонь к двери. Происходит то же самое, что и с воротами. То есть отверстие , появившееся передо мной, четко соответствует особенностям моей фигуры.
Пока я размышляю, что происходит, когда заходят, например, двое, трое или вообще толпа, дверь за мной захлопывается, а я оказываюсь в большом вестибюле. Или холле? Наверно, холле. По крайней мере, тут присутствуют две огромные дубовые лестницы, массивные колонны, высокие цветные витражи и общее ощущение пафоса и невычурного богатства.
— Катаржина Касси?
О, а вот и физическое воплощение витражной физиономии. Сухой, высоченный и желчный старик, подошедший так тихо, что я опять подпрыгиваю от неожиданности, стоит возле меня и презрительно разглядывает сверху вниз.
— А чего такая трусливая? Всего боишься… Да еще и непунктуальная. Ты должна была три дня назад появиться.
— Я-а-а… Задержалась…
— Ну вот и плохо, — брюзгливо ворчит он, разворачиваясь и топая прочь в один из боковых коридоров, — все уже приехали, учебный год начался, как ты догонять планируешь?
— Так всего три дня же прошло…
— Не всего три, а целых три! — резко обрывает он меня, удаляясь, а потом рявкает, — ну и что ты стоишь? За мной!
Я торопливо бегу за ним, пытаясь запомнить путь, по которому мы идем, но это нереально, потому что из одного узкого коридора мы переходим во второй, потом в третий, потом сворачиваем в галерею, потом еще и еще… В итоге выбираемся на улицу, и старик указывает мне еще на одно здание, больше похожее на здоровенные старинные конюшни.
В корпусе общежития меня встречает еще один привратник, как две капли воды похожий на первого, что сторожит основное здание.
Слава богам, он не отличается зловредной язвительностью коллеги, а потому просто указывает мне номер моей комнаты и дает все необходимые пояснения.
Я иду по длинному коридору, отмечая, что здесь, по сравнению с основным корпусом, роскоши все же поменьше. Высокие потолки, дубовые двери, стены, до половины обшитые деревом. На этом, наверно, и все.
Нахожу номер своей комнаты.
Стучусь.
Никто не открывает. Ну, понятное дело, все на занятиях…
От прикосновения ладони к дереву, дверь распахивается.
Захожу, испытывая небольшое смущение. Все же здесь уже кто-то живет, лежат чужие вещи, человек настроил все под себя. И тут я врываюсь… Хоть и на своих правах, но все равно. Мне бы было неприятно.
Но деваться некуда, надо успеть на занятия, хотя бы на часть их, а потому я смело захожу, с любопытством осматривая свое новое жилье.
Все чисто, аккуратно. Бедненько.
Мне, выросшей в какой-никакой, а все же роскоши, тут кажется немного убого. Две кровати, два шкафа, два стола. Один санузел с душем. Уже хорошо, что отдельный, а то рассказывали про ужасы удобств, единственных на весь этаж…
На полу посреди комнаты – весёленький вязаный коврик из лоскутков. Что-то мне подсказывает, что это соседкин.
На ее кровати покрывало. Тоже лоскутное.
Мило.
Я прохожу к кровати со скатанным в рулон матрасом, кидаю сумку на пол, сажусь на стул. И выдыхаю.
Ну что, Катаржина Касси, как тебе дорога до Академии? Занимательно получилось.
Надо отдохнуть, принять душ, переодеться в форму. Кстати…
Встаю, направляюсь к шкафу. Ну отлично! Форма висит на плечиках.
На столе обнаруживается краткая инструкция по основным моментам: распорядок дня, названия корпусов, план-схема, имя моего наставника, номер моей группы. Расписание занятий на этот месяц. Очень грамотный подход. Мне уже нравится.
Я сверяюсь со временем и понимаю, что надо поторопиться.
Душ, переодевание, укладывание косы в пучок.
Все, готова.
Вечером, после занятий, буду уже обустраивать свой быт. А пока что – бегом в основной корпус. Через пять минут заканчивается занятие, и я успеваю на следующее. Название предмета вполне обычное – «Основы философии». Не думаю, что много пропустила. Нагоню быстро.
Возле двери выясняю у привратника, где можно позвонить. И получаю неприятную информацию о том, что звонки тут строго регламентируются и нужно заранее подавать заявку наставнику, чтоб согласовать время и дату.
Это как так, простите меня? Это что за нахрен, прошу прощения за мой просторечный? Во всем мире телефонами пользуются уже сто лет, и только здесь, в месте, где должны готовить будущее народа, людей ( ну и нелюдей), на которых возлагают столько надежд, какие-то дикие законы?
Страшно жалею, что не набрала бабушке Катаржине из гостиницы, но я в тот момент просто очень плохо соображала и почему-то решила лишний раз не волновать родных. Папаше-то, понятное дело, до меня было, как до табуретки, но вот бабка могла расстроиться. А когда она расстраивается, то всем окружающим ой, как несладко приходится.
Вот и решила звякнуть , когда уже до места доберусь. А тут такое!
Ладно, понятное дело, что вымещать недовольство на магическом привратнике попросту глупо.
Я только фыркаю, круто разворачиваюсь и спешу прочь.
Надо будет с наставником поговорить, уверена, что мне разрешат позвонить как можно быстрее.
И вот еще вопрос: рассказывать ли о моем дорожном приключении?
С одной стороны – надо бы.
Потому что дракон, зараза такая, явно был в гоне и явно не на сдерживающих лекарствах, а это запрещено законом. И где, как не здесь, в Академии, должны это понимать. Ясное дело, что дракон здесь не учился, потому что чистокровный. Тут одни полукровки сидят. А чистокровные в своих замках воспитываются. Ну, или , может, не в замках… Может, у них свои закрытые заведения есть. Нам, людям не приближенным к драконам, многое неизвестно.
Тут мне приходит в голову, что я с некоторых пор к драконам очень даже приблизилась. Особенно к одному. И особенно некоторыми частями… Но, конечно, все равно, толком ничего узнать не удалось за те три дня, что мы провели в его пещере. Только несущественные для общего развития вещи. Как пахнет, как держит, как шепчет во время того, что делает со мной : «Золото, мое золото…».
От воспоминаний тело моментально зажигается, а я с досадой ускоряю шаг. Проклятый дракон! Сильный какой! Все никак отраву из крови не вывести!
И поэтому я склоняюсь ко второму варианту. Никому ничего не говорить. Плевать мне на то, что где-то летает бешеный дракон.
Главное, чтоб не узнали, что он со мной побесился. А то будет мне слава даже не на всю Академию, а на весь мир. Это бабке Катаржине повезло, что никто не в курсе был ее маленького пикантного приключения.
А я не настолько везучая.
Макнут в грязь по саму макушку, папаша озвереет и вовсе от меня откажется. Нрав-то у него бешеный, драконий.
Так что, как бы мне не хотелось оградить мир от сошедшего с ума дракона, но своя рубашка ближе к телу.
Пусть другие ловят.
К тому же, ему в любом случае ничего грозить не будет.
Так, пожурят за испорченную девчонку.
Дракон же. Соль мира, чтоб его.
И вот всегда я знала, что мое колдовское мастерство ( хотя, это я хватанула, конечно, про мастерство, чутье, скорее, которое тренировать и тренировать), гораздо глубже и сложнее, чем мне казалось!
Потому что наколдовала я материализацию своих мыслей!
Иначе как объяснить появление на узкой дорожке между корпусов высокой, массивной фигуры, чьи экономные неторопливые и уверенные движения въелись в мышечную память тела, кажется, до конца дней моих?
Мне вот интересно: в древних сказаниях так же себя рыцари чувствовали, которые дракона шли воевать?
Идет он себе, значит, идет… Думает, может, о том, что сейчас в какую-нибудь харчевню заскочит, бражки попьет… Служаночку, там, потискает… Проведет время с пользой, короче говоря. А потом и домой можно. И, главное, врать по пути, что дракона поборол…
В общем, самые благостные мысли. А тут – РАЗ! И дракон!
На твоем пути!
Стоит!
Смотрит!
И глаза его все ярче и ярче загораются! Желтым страшным огнем!
В этот момент рыцарь, если он не трус, должен был смело целить копье и бросаться на дракона. Это если не трус и дурак.
А, если трус и дурак, то на землю валиться и латы от страха мочить.
А, если не трус и не дурак, то разворачиваться и бего-о-ом…
Короче говоря, я на бегу уже додумываю, кто я по категории рыцарей.
Слышу за спиной тяжелые удары ног, обутых в массивные сапоги, о гравий дорожки, хриплый повелительный рык, приказывающий мне остановиться, но даже и не думаю подчиняться.
Потому что не дура. Ну, может, немного…
Ноги-то все же подгибаются в ответ на его рычание. И совсем не от страха.
Но голова рулит и управляет телом, не давая сойти с ума от ужаса и навалившихся фантомных воспоминаний.
Да что там - фантомных? Мы распрощались только день назад! Да у меня все тело в его отметинах! Вся кожа в следах от его ласк! И между ног – мозоль, не иначе!
Очень странно, что после этого так хочется… Остановиться???
Нет! Нет, Катаржина Касси! Это в тебе еще память тела говорит! Уймись и беги! До общежития добежишь, а там привратник!
Почему-то я уверяю себя, что именно там возможно мое спасение.
И бегу.
Как маленький зайчонок от волка.
И практически добегаю, но на последних метрах нога подламывается, и я падаю на дорожку.
Упираю руки перед собой, потому что гравий – да с размаху – ой , как больно!
Но меня тут же вздергивают вверх, прижимают к жесткому телу и хрипло рычат в ухо:
— Попалась, золото…
Я только выдохнуть успеваю, в голове карусель, сил сопротивляться не хватает, пальцы вцепляются в жесткие предплечья, обтянутые какой-то грубой, похожей на кожаную, материей.
И через секунду уже вишу, прислоненная спиной к зеленой высокой изгороди, беспомощно болтая ногами, и смотрю в желтые страшные глаза своего дракона.
Нет, не моего… Или моего? После того, что между нами было?
Глупые мысли, несвоевременные…
Он держит меня одной рукой, легко так, прижимается, лицо его близко.
Слишком! Слишком близко!
Я начинаю задыхаться, его запах, к которому я даже привыкла за три дня нашего совместного… хм-м-м… времяпрепровождения, обволакивает по-новой, давит, лишает рассудка.
Я только бессмысленно раскрываю рот, как рыбка, пытаясь хотя бы горлом захватить побольше воздуха.
Глаза дракона наливаются немыслимой золотой силой, а затем он резко прижимается ко мне своими жесткими губами.
И-и-и… Все.
Вот просто ВСЕ.
Больше никаких мыслей, никаких сил, никакого воздуха.
Только он.
Его вкус, его одуряющий запах, его напор. Его сила.
Я сдаюсь сразу. Моментально. Тянусь к его плечам, обхватываю, он рычит, продолжая терзать мои губы, усиливать давление, а затем резко подхватывает и сажает себе на бедра. Я тут же, уже привычно, обнимаю его ногами.
Чувствую , как дракон мощно упирается прямо в мою промежность своим тяжелым орудием, и это так правильно, так привычно уже! Так нужно…
Вообще, все, что он делает, правильно. Все, что происходит – естественно.
Для меня. Сейчас.
И для него.
И меня не волнует совершенно, где мы находимся, кто нас может увидеть. И что будет дальше, тоже не волнует.
Как и то, что вообще виной происходящему безумию – моя глупость и слабость перед его напором, знаменитая драконья слюна, от которой любая одуреет, или все в комплексе.
Важно то, что мне хорошо. Так хорошо, как никогда раньше не было. Пожалуй, кроме тех трех дней у него в пещере.
— Золото, мое золото… — он рычит, кусает мою шею, обновляя свои следы, — сла-а-адкая…
И я радостно и с готовностью вторю ему своим стоном.
— Прошу прощения, господин Ассандр…
Голос привратника заставляет нас замереть.
Дракон с рычанием отрывается от моей шеи, оскаливается на полупрозрачную фигуру, невозмутимо парящую в паре метров от нас:
— Что?
— Вас требует к себе ректор Гронних.
— Буду через пять минут.
Привратник сухо кивает и исчезает. И вот интересно, почудился ли его укоризненный взгляд, направленный на меня? Скорее всего, нет.
Я, все еще находясь в дурманном состоянии, уже понемногу начинаю осознавать произошедшее. И основная , самая ужасная мысль – теперь про мою порушенную добродетель узнают в Академии. И где я после этого окажусь? Хорошо, если дадут возможность тихо жить под присмотром родственников ( вот папаша-то обрадуется). А, скорее всего, как опасную особь, не умеющую контролировать свои порывы ( и, как выясняется, не только магические, спасибо тебе , дурная наследственность бабки Катаржины), меня просто упекут в маленькую комнату где-нибудь в доме призрения, и будут извлекать только в минуты необходимости. Может, и учить даже будут…
В любом случае, здесь я не останусь. Потому что это позор какой, ужасный позор! Связь студентки с… А кто здесь мой дракон, кстати? Какую должность имеет?
И почему это должно меня занимать?
— Никуда не уходи, золото, — дракон внимательно изучает мое выражение лица, вдыхает мой запах и с видимой неохотой отпускает на землю.
Я прислоняюсь к зеленой стене, не в силах сдержать дрожь в ногах.
Понимаю, что все еще основательно не в себе.
И приказ дракона не помогает.
— У меня занятие…
— Какое еще занятие? — раздраженно рычит он, — ты искала меня, нашла. Радуйся. И жди здесь. Я вернусь. И заберу тебя.
— Итак, сегодня мы с вами начнем изучение философии, как науки, по циклам, - господин Солл щелчком пальцев разворачивает большое цветное панно, на котором слева указаны даты всего цикла и каждого периода в отдельности, а справа – краткое перечисление основных моментов.
Панно яркое, красочное и, кажется, магическое. По крайней мере, мне кажется, что мелкие фигурки драконьих и человеческих предков шевелятся.
— Все вы помните из курса «Введение в предмет», что произошло на раннем этапе, который мы условно называем «Древнейшие времена».
Здесь преподаватель делает паузу, осматривает аудиторию, приглашая к разговору.
Все молчат.
Кое-кто, как мне кажется, вообще под парту лезет. И я могу понять слабаков. У господина Солла очень тяжелый взгляд. Как и положено особи, в чьих жилах крови дракона более, чем на четверть. Его дед был драконом. Чистокровным.
Вот ведь безобразие! Аж досада берет!
И почему это мужчинам передается такая бешеная драконья энергетика, способность оборачиваться и прочие плюшки драконьей крови, а женщинам – только дурной нрав и неумение сдерживать свои порывы? Словно разделение происходит на этапе зачатия уже.
Мальчик – на тебе спокойствие, холодный змеиный взгляд, а, если повезет, еще и умение оборота в яркую огнедышащую ящерицу. Конечно, умению обуздывать свои порывы все и всех сжечь их тоже учить надо, но так как-то легче все проходит, насколько я знаю.
А вот драконья суть, наложившаяся на женскую, дает вкупе нечто дикое и вообще плохо контролируемое. Да и обучать нас сложно. По крайней мере, раньше так было. В те самые древние и уж тем более в древнейшие времена.
Мне это все еще в папашином имении рассказывал приглашенный учитель. Тогда никто не был в курсе проделок бабки Катаржины, а потому мне преподавали человеческую историю и философию. Которая, похоже, сильно отличается от драконьей, потому что сама тема драконов фоном прошла. Ну есть и есть. И почему я не интересовалась? Сейчас бы блеснула знаниями.
А ведь господин Солл как раз, похоже, упоминает материал, пройденный за те три дня, когда меня не было. Мысли сразу же возвращаются к основной, насущной, так сказать, проблеме. А именно одному чистокровному черному ящеру, господину Ассандру, чтоб ему своим огнем подавиться.
Его рычание, его поцелуй дикий, его слова ужасные.
Ужасающие для меня и моего будущего.
Не буду думать. Не о том сейчас надо.
Я переключаюсь на занятие, вижу, что господин Солл уже нашел себе жертву и теперь терзает его у панно с холодной жестокостью истинного драконьего потомка.
Парень, выбранный в качестве козла отпущения, краснеет, бледнеет, но терпит. И вообще, тоже проявляет холодность. Хотя, судя по количеству эмоций и неумению сдерживать их, драконьи предки у него где-то очень далеко присутствуют.
— Ита-а-ак, студент Вир, — тянет господин Солл, — я так понимаю, что вы ничего не можете сказать по сущ-щес-ству вопрос-с-са? А ведь я задавал задание.
— Я… Болел.
— Чем же? Похмелье, спешу вас заверить, не болезнь.
И, пока Вир таращит на преподавателя глаза, тот разворачивается к аудитории и наставительно продолжает:
— Вообще, в этом году с-с-студенты крайне недис-с-с-сциплинированные.
Его тянущееся «с-с-с» указывает на раздражение. Я спешно опускаю взгляд. Так и частичной оборота дождемся. Раздвоенного языка, например.
— Кто-то позволяет с-с-с-себе отмечать пос-с-ступление дикой пьянкой и отвратительным поведением, мешая ос-с-с-стальным с-с-с-студентам в общежитии. Кто-то вообще… Не с-с-считает нужным появиться на вс-с-ступительных мероприятиях…
В этот момент все, как по команде, пялятся на меня, и я очень сильно тоже хочу, как некоторые, залезть под парту.
И, если бы это помогло, так бы и сделала, честное слово!
И вот что за мерзкие характеры у этих тварей?
Ну ведь объяснила же я ему ситуацию до начала занятия! Сказала, что отстала от автобуса! И потом добиралась с приключениями. Сами приключения я описывать, естественно, не стала, но глаза сделала умоляющие. Раньше всегда прокатывало! Даже с папашей!
А тут…
Я неожиданно злюсь, тут же чувствую, как нагреваются поверхности ладоней, и спешно пытаюсь взять себя в руки.
За все три дня «взаимодействия» в господином Ассандром у меня не случалось никаких проявлений колдовства. Я и не вспоминала про них! А тут… Мамочки, сейчас ведь полыхнет! Я же не умею… Я же не смогу сдержать!
Но господин Солл неожиданно оказывается рядом, внимательно смотрит своими змеиными глазами, с неожиданно ставшими вертикальными зрачками, а потом ЧТО-ТО ДЕЛАЕТ.
Я не понимаю, что, но ладони мои жечь перестает и дышится легче.
— Хм-м-м-м… — он задумчиво оглядывает мое бледное лицо, — сведения о вас не отражают действительности. Обязательно отмечу это в обратной связи родственникам.
— Ка-ка-ка-а-акой обратной? За-а-ачем обратной? Не надо… — хриплю я, понимая, что облажалась по полной. И теперь меня отправят обратно. К папаше. И тот просто запрет в башне. Огнеупорной!!!
— Это уж мне решать, что надо, а что – нет. — Обрубает господин Солл и отходит от моей парты.
А я разглядываю ладони, машинально тру пальцами друг о друга. И чувствую, как все внутри леденеет.
Вот и все, Катаржина Касси, кончилась твоя свободная или несвободная жизнь… Я, видно, до такой степени опасна, до такой степени не могу себя контролировать, что уже необучаема.
И теперь проведу остаток жизни либо в башне отцовской, либо в богадельне государственной. Может, в самом деле, побежать найти проклятого господина Ассандра, и к нему напроситься в постель? Он не против, как я понимаю.
Но, сбежав и не дождавшись его в оранжерее, я , похоже, и этот шанс упустила.
От расстройства внутри все начинает вибрировать, и я не сразу понимаю, что вибрирует не внутри.
Снаружи. Парта вибрирует, и соседняя тоже. И панно волшебное. Это же… Это же ОПЯТЬ Я!!!
— Господин Ассандр, ваше присутствие здесь необязательно, — лекарь, невысокий спокойный человек, вежливо, но очень настойчиво пытается выпроводить взбешенного дракона из медкабинета.
— Обязательно, — рычит тот низко, и от этого звука у меня знакомо волнуется сердце.
Ох, Катаржина, какая ты все же падшая. Уже и от звучания его голоса тебя кроет, как бабочку.
Я прикрываю глаза, успешно притворяясь полудохлой лошадкой, которую заездил ретивый конюх, и лекарь тут же бросается ко мне.
И дракон тоже! Причем, его ящериное величество успевает раньше, подхватывает меня, уже практически сползшую с низкой кушетки на пол, на руки, и я опять не удерживаюсь от того, чтоб полной грудью не вдохнуть его запах. Такой… Такой… Тако-о-о-ой…
М-м-м-м…
И что ты делаешь, урожденная Касси? Ты стонешь? Как падшая женщина? Кошмар… Докатилась…
Дракон резко выдыхает, прижимает к себе сильнее, делает шаг в сторону двери.
— Господин Ассандр! — голос лекаря набирает обороты и неожиданно сильно бьет по ушам, — верните студентку на место!
— Она на месте! — рявкает в ответ дракон, и обороты его рыка ничуть не хуже ударяют в мою бедную голову.
— Я буду жаловаться ректору, — судя по всему , лекарь использует последние средства воздействия, но Ассандру, сжавшему меня еще жестче, похоже, плевать.
Проклятый дракон! Утащит ведь опять в свою пещеру, как и обещал!
Только теперь уже до конца дней моих.
Вот чует мое сердце…
Зачем тогда отпускал? Гад! Какой все же чешуйчатый гад!
— Асс-с-сандр, друг мой, полош-ш-шите девуш-ш-ш-шку на куш-ш-шетку, — новый голос, обманчиво мягкий, шипящий, обволакивает, лишает воли. И не только меня, судя по всему.
Потому что Ассандр подчиняется. Кладет меня на кушетку, на этот раз не с края, как в самом начале, когда только принес в медкабинет, а поглубже, к спинке.
Наклоняется, еле заметно проводит губами по скуле, оставляя горящий огнем след и заставляя задержать дыхание, и порывисто выдохнув, отступает.
— Твое рвение пох-х-хвально, — продолжает шелестеть голос, а я, превозмогая неизвестно откуда взявшийся страх, приоткрываю глаза и, пользуясь тем, что длинные ресницы прикрывают любопытный взгляд, смотрю на незнакомого мне мужчину.
Тоже дракона.
Тут уж без вариантов.
По одной давящей ауре можно понять.
У Ассандра не хуже, но как-то рванее, острее.
А здесь – плотная, обволакивающая муть, лишающая полностью сил и желания сопротивляться.
Думаю, не будь во мне граммулька драконьей крови, я бы вообще пластом лежала.
И не могла двигаться.
А я , хитрая Касси, еще и подглядывать умудряюсь. Хотя страшно до невозможности.
Новый дракон высок и статен. На вид ему больше лет, чем Ассандру, но это отражается скорее в выражении глаз, слишком уж они мертвенно-холодные, пустые. И не желтые, а какие-то блеклые, с голубизной. Так газ горит. Прозрачно. И страшно до жути.
Он смотрит на меня, и я не могу даже торопливо ресницы схлопнуть, потому что сразу этим себя выдам. Вот и не шевелюсь. Лежу себе, пытаясь удержать сознание на плаву.
И, что удивительно, с каждой секундой мне все легче и легче!
Или это он ослабляет давление?
— Интерес-с-с-сно… — бормочет старый дракон, — то ес-с-с-ть даже так… Милейш-ш-ш-ший, а что мы можем с-с-с-с этим с-с-с-сделать?
— Для начала мне необходимо провести нужные замеры. Взять анализы. Изучить радужку, — начинает степенно пересчислять лекарь, — и, желательно, без посторонних. Поэтому убедительно прошу вас выйти. Девушка в любой момент может очнуться. И испугаться. И кто мне будет новую аппаратуру закупать? Хотя, может, это и к лучшему… Наконец-то вы, господин Гронних, подпишете мое прошение о замене оборудования. И еще неплохо бы обновить некоторые препараты…
— Так, стоп, — торопливо и уже без шипения обрывает его господин Гронних…
«Ректор! — Вспыхивает в моем мозгу воспоминание, — ректор Гронних!»
— Ваше прошение пока еще в стадии проверки, а потому не будем торопиться. Да и девочка давно уже в сознании.
Все трое мужчин тут же разворачиваются и смотрят на меня. И взгляды их отличаются степенью и качеством интереса.
Лекарь смотрит заинтересованно, но очень нейтрально. Как на подопытную зверушку. Он делает ко мне шаг, бормоча что-то про бюрократию и про то, что ответа на прошение он только в следующие сто лет дождется, подхватывает со стола какой-то непонятный инструмент, садится рядом на кушетку.
Ректор Гронних смотрит любопытно и внимательно. Его взгляд уже не давит, но все равно ощущается не очень приятно. Мне неспокойно и странно. Такое ощущение, что он желает проникнуть ко мне под кожу, препарировать меня, как мой учитель биологии лягушку.
Я торопливо открываю глаза и сажусь на кушетке. И тут же встречаюсь взглядом с господином Ассандром.
И вспыхиваю.
Потому что он смотрит жадно. Настолько ощутимо по-собственнически, что буквально дрожью пробирает.
Его взгляд черен, как тогда, в пещере, когда он позволил себе делать со мной все, что могло прийти в его драконью извращенную башку.
Ассандр словно транслирует мне картинки наших трех дней, и они невозможно горячи. Настолько, что я вспыхиваю.
В буквальном смысле.
Ассандр тут же с рычанием срывается с места и, отшвырнув с пути моментально вскочившего от греха подальше лекаря, рвет на себе пиджак и прикрывает меня, туша огонь.
И опять норовит, гад такой, на руки прибрать!
Но я упираюсь в его плечи, сопротивляюсь, ректор командует:
— Спасибо, господин, Ассандр, ваша реакция, как всегда, на высоте. Будьте добры, отпустите студентку. Она больше не будет волноваться. Верно, дитя?
— Да-а-а-а… — хриплю я, старательно отворачиваясь от напряженного недовольного взгляда Ассандра.
Лекарь между тем, с огорчением убедившись, что мой очередной выплеск не принес сколько-нибудь значительного урона его лаборатории, как ни в чем не бывало, возвращается обратно. Тянет с моих плеч пиджак Ассандра, разглядывает поплавленную форму и пострадавшее покрытие кушетки.
Пока я превращаюсь в соляную статую от наглости некоторых чешуйчатых, ректор и лекарь смотрят на Ассандра с удивлением и вопросом.
Он в ответ лишь невозмутимо поясняет:
— Она опасна. Магический уровень шкалит. С ней никто не справится. Для обучения не пригодна. А я смогу сдержать. В любом случае, вопрос ее принадлежности будет скоро актуален. Вы думаете, вам удастся все держать в тайне до конца занятий? И все это время сдерживать ее… Никто не сможет. Кроме меня.
И смотрит, опять смотрит на меня, ящерица холоднокровная!!! И во взгляде его прямо читаются все те способы, которыми он меня сдерживать будет!!!
Это настолько жутко и настолько… Волнительно, что я захлебываюсь и начинаю кашлять. Долго и надсадно.
Лекарь , опомнившись от сверхнаглой заявки Ассандра, сует мне под нос невероятно вонючую ерунду, от которой я моментально прекращаю кашлять и начинаю чихать. С слезами, соплями и прочими физиологическими радостями.
Как ни странно, магией в этот момент не шарашит, видно, организм кидает все ресурсы на борьбу с неведомой дрянью и осмысление происходящего.
— Да дайте вы ей воды, наконец, — раздраженно шипит ректор, видно, устав наблюдать чихающее и сопливое до крайности существо, мне тут же суют стакан воды, и - о, чудо! – приступ прекращается.
— Неужели непонятно, что на драконью мяту у нее аллергия? — недовольно ворчит ректор Гронних, — проверьте еще дополнительно уровень резис-с-стентности. С-с-с чего у нее такая реакция? Это только чис-с-стокровным характерно.
— Для того, чтоб провести все исследования в полной мере, мне нужно пространство. И как можно меньше наблюдателей, — ворчливо отвечает лекарь.
— Давайте выйдем, гос-с-с-сподин Ас-с-с-сандр, — шипит ректор и жестом указывает на дверь раздраженному невниманием к своему хотению дракону, — заодно и обс-с-с-судим ваш-ш-ше щ-щ-щедрое предложение… И с-с-степень его адекватнос-с-сти.
Тон ректора такой, что сопротивляться, по-видимому, невозможно, потому что Ассандр, пыхнув дымом из ноздрей и наградив меня прощальным многообещающим взглядом, выходит прочь. Ректор, тоже осмотрев меня напоследок, торопится за ним.
Я с тревогой прислушиваюсь к разражённому рычанию, тут же раздавшемуся из-за двери, и шелестящему говору, даже через дерево неожиданно придавившему меня своей властностью, перевожу взгляд на лекаря, не реагирующего на ментальное давление матерых драконов вообще никак.
— Не волнуйся, девочка, — неожиданно спокойно и тихо говорит он и утешающе гладит меня по плечу, — Ассандр, конечно, тот еще… э-э-э… Но ректор потакать ему не будет, несмотря на его положение. И тебя никто никуда не отдаст. — Он прикладывает к моей голове какую-то странную штуку, тоже запищавшую тонко и пронзительно, качает головой, и, бормоча, — такая корова нужна самому, — отходит к своему столу.
— Ты только не волнуйся. Ну, или волнуйся в направлении шкафов, хорошо? — улыбается он настолько тепло и довольно, что мне уже не хочется волноваться. А хочется улыбнуться ему в ответ.
Что я и делаю. Слабо, конечно, вымученно, но это улыбка. По крайней мере, лекаря не перекашивает, когда он смотрит на меня, значит, лицевые мышцы помнят , как это делать правильно. Улыбаться, то есть.
— Сейчас я тебя кольну, хотя, в принципе, и так все ясно, — лекарь готовит неприятного вида иголку, а я зажимаюсь. Не люблю уколов, вообще. С детства.
— Зачем это?
— Спец-тест на наличие в тебе драконьей крови в процентном соотношении, — поясняет лекарь, коля меня в палец.
— А так можно легко выявить? — я шиплю от боли, потом сую палец в рот, но лекарь, ворча, отбирает и прикладывает ватку на место укола.
— Нет, в обычных условиях не выявляем, это крайне дорогое исследование. Всегда хватало магикометра. Но ты у нас, судя во всему, выдающаяся во всех отношениях девушка.
Лекарь отходит в сторону, производя непонятные манипуляции, что-то наклеивая, куда-то отставляя пробирку с моей кровью, бормочет себе под нос то одобрительно, то ворчливо, а я опять начинаю прислушиваться к происходящему за дверью.
Но голосов больше не слышно, судя по всему, ректор увел заносчивого наглого гада куда-то в другое место. И, очень сильно надеюсь, что вломил ему по первое число. Ему меня отдать! Ну надо же, сколько наглости!
И вообще, странное поведение, конечно…
Сначала мы вышвыриваем попользованную девушку, словно… Не буду говорить, кого. Потом кидаем ей золото, словно… Не буду говорить, кому.
А потом, видите ли, ему ее отдать!
И ни капли совести ведь! Ни в одном драконьем глазу!
Так что очень надеюсь, что господин Гронних прогнет этого наглеца до земли. Хотя, насколько я успела заметить, Ассандр не особо боится ректора. Кстати…
— А кто такой, этот господин Ассандр?
Лекарь замирает в ответ на невинный вопрос, потом продолжает заниматься делами.
— А у тебя разве нет регламента в комнате? Должен быть. Там есть перечисление всех преподавателей и сотрудников Академии с их регалиями. Ознакомься, уж не сочти за труд.
Мне странно, что он так напряжен, но я не собираюсь больше отвлекать его от работы.
Смиренно сижу и жду.
— Так, — лекарь разворачивается ко мне, азартно потирает руки, — приступим?
— А что, еще не все? — наивно интересуюсь я.
— Да ты что, девочка? Все только начинается!
Я только вздыхаю убито. Надежды вернуться к занятиям сегодня – нет. А это значит, четыре пропущенных дня. И меня, наверняка, все, кому не лень , будут тыкать носом в это.
Если, конечно, я вообще здесь останусь.
— И откуда ты?
Моя соседка, рыжеволосая ведьмочка с классическими зелеными глазами, разглядывает меня так внимательно, что становится понятно: я теперь – главная звезда Академии.
Столько счастья привалило, столько радости! Куда деваться от всего этого, непонятно.
Особенно от одной наглой огнедышащей ящерицы.
Я хмурюсь, поправляю неприметный браслетик, который лекарь запитал какой-то непонятной магией, обозвав это дело странным словом «аккумулятор». Нет, я в курсе, что такое аккумуляторы. Но они обычно в машинах бывают. Человеческих.
Последняя мысль меня настораживает и веселит одновременно. Как-то быстро я перестала себя человеком считать.
А не возгордилась ли ты, Катаржина Касси?
Раньше времени?
Ты еще ничего не умеешь. Ничего не знаешь. Впервые выбралась за пределы папашиной усадьбы и тут же нацепляла на хвост кучу проблем. Начиная от похотливого дракона, с какого-то перепугу решившего, что ты теперь – его собственность, и он может делать с тобой все, что его душе черной угодно: таскать, э-э-э… любить, выбрасывать потом на дорогу обратно, а затем опять хватать и еще и права предъявлять. Ух, гад!
И заканчивая непонятными и пугающе сильными выбросами силы. Насколько я могу судить, тоже нестандартными. Не такими, как здесь привыкли.
По крайней мере лекарь, наговаривая мне «аккумулятор», весь покрылся бисеринками пота, и вообще чувствовалось, что ему немного нехорошо.
И вот теперь, придя после мучительных четырех часов исследований моей нестандартной тушки, из которых один час, последний, я сидела неподвижно, что было особо неприятно, совершенно не хочется еще одному допросу подвергаться.
Но ссориться в первый же день с соседкой по комнате , по меньшей мере, неумно. А я и так миллион глупостей успела натворить. Надо, в конце концов, немного мозги подключить.
Для разнообразия.
А потому я улыбаюсь, непроизвольно оскаливаясь , и отвечаю:
— Что конкретно тебя интересует? Откуда я здесь? В этой комнате? Или откуда я родом? Или откуда я приехала? Или где я была за час до этого? Вопрос уточняй.
Соседка, которую от моего оскала слегка передернуло, смотрит на меня с легким ступором.
Явно переваривает мой ответ.
Я разглядываю ее вытаращенные глаза и думаю, что, пожалуй, переборщила я с дружелюбием.
— Ладно, — вздыхаю, сажусь на свою кровать, — меня зовут Катаржина Касси, ты уже в курсе наверняка. Я из Линна, это восточная провинция…
Тут я замолкаю, скептически разглядываю все еще не поменявшееся выражение хорошенькой мордашки.
— Вам тут географию преподают? Ты в курсе про то, где восточные провинции находятся?
— А? — отмирает соседка, — ну да… Просто я думала, что ты… Ну… Из столицы… Тебя , вон господин Зиррих знает…
Мамочка моя, меня еще кто-то тут знает?
— Кто этот Зиррих?
— Господин Ассандр Зиррих, ты что? — ведьмочка пугается и начинает почему-то шепотом говорить, — главный консультант Академии по вопросам безопасности и военной подготовке драконов. — Делает паузу, а затем добавляет, — названный брат Его Императорского Величества.
И вот тут настает момент мне бледнеть и глупо хлопать ресницами. И пытаться осознать сразу несколько вещей. Вернее, одну. Но вопиющую.
Мой похотливый дракон, оказывается, совсем не простой, а очень даже породистый. От острых бронированных ушей до кончика чешуйчатого хвоста.
Нет, то, что он – чистокровный, я знала давно. Сразу поняла.
У чистокровных, у которых – мама-дракон и папа-дракон, и бабушки-дедушки – драконы, всегда один цвет. Обычно яркий. Зеленый, там, или красный. У некоторых красивый оранжевый.
У их детей, умеющих перекидываться в летающих ящеров, уже больше оттенков. Например, зелень с желтизной, с красивыми переливами. У внуков, правнуков и седьмой воды на киселе – все еще пестрее.
Бабка Катаржина говорила, что ее дракон был одноцветным. Огненно-красным. Очень симпатично, говорила, на фоне неба голубого смотрелся. Ярко так.
Ну вот как тут не помахать?
Ну вот и помахала…
Вот так, одна маленькая слабость невоздержанной на эмоции женщины превращается в проблемы для всей семьи.
Усилием воли прекратив думать о печальной случайности, приведшей меня в Академию Драконов, я мотаю головой и нашариваю на столе стакан с водой.
Черный, абсолютно черный дракон-аристократ оказался особой, приближенной к Императору. Его названным братом.
А это звание – посерьезнее родственных связей.
Наш Император, тот еще, надо сказать, Император. Дворец ему – не дом родной. По крайней мере, раньше так было. Много чего в жизни повидал Наше Все Солнцеликое. Потому что Императором был далеко не всегда.
Буквально десять лет назад был он молодым, активным и веселым. И очень гулящим, слухи ходили.
Сейчас, конечно, о таком не принято, цензура и все такое, хоть и демократия у нас. Местами.
Но особо не скрывают, архивы не чистят.
И даже я помню, хоть совсем соплюшкой была, как наш принц, будущий Император, шороху на границах северных наводил.
По полной программе гулял. Со своей элитной, вышколенной армией, куда люди, драконы, полудраконы, колдуны и ведьмы шли только по контракту. И отбор там был… М-м-м… Драконовский.
И славился наш принц храбростью невероятной, а еще дерзостью запредельной. И дуростью , все эти качества перекрывающей.
Постоянно куда-то влипал.
Пару раз уж даже газеты печальные некрологи выпускали. Их потом за это, папа говорил, так к ногтю прижимали, что камня на камне не оставалось. И редакции пустели.
И вот, похоже, что мой черный похотливый любовник – один из тех безбашенных гуляк, что страховали Его Бедовое Высочество и вытаскивали высокородный зад из всяких передряг.
Папаша говорил, что их, таких ненормальных, пять или шесть всего было, личных телохранителей-друзей принца. А сколько потом возле него осталось, после того, как принц Императором стал, вообще неизвестно. Имена их не были на слуху, но кому надо , знали. И, естественно, все они были в шоколаде и при должностях.
— Итак, что мы знаем про происхождение человека в древние времена? И, самое главное, первые упоминания в письменном виде!
Преподаватель истории, господин Аррих, торжественно поднимает указательный палец, привлекая наше внимание. Я сижу на передней парте, в гордом одиночестве, чему даже и не удивляюсь. После произошедшего вчера понятно, что никто со мною рядом сидеть не стремится. По собственной воле, по крайней мере.
Ну, да и ладно. Мне же хорошо.
Студенты явно не в курсе, что у меня теперь есть чудесная вещь под названием «аккумулятор». И я вполне безопасна. По крайней мере, специально ничего не сделаю.
Ну, и не специально, надеюсь, тоже.
У аккумулятора должно хватить заряда до сегодняшнего вечера. А потому мне после занятий надлежит явиться к лекарю за новой порцией заговора. Или как это правильно называется?
Лечения?
Магической защиты?
Неважно.
Главное, что я безопасна.
Но, естественно, про это никому распространяться не тороплюсь. Пусть поволнуются.
А то все надменные такие, куда деваться! Вчера были.
Особенно дамочки столичные, которые на нас, провинциалок, смотрят так, словно мы – не благородная дворянская кровь, а грязь под ногтями, сопли рукавом вытираем и ежедневно у себя дома ванны из навоза принимаем.
У меня такое ощущение сложилось вчера, что двести лет прав за свободы человека, эмансипации, равенства и братства потерялись где-то по дороге, и я, приехав сюда, в эту дурацкую Академию, ухнула на века назад.
А, может, я в какую-то временную яму угодила?
Сначала гадский чешуйчатый монстр с его неприличными хотениями, затем дурацкий Привратник, а потом еще и это презрение со стороны столичных дам-с…
И кавалеров-с…
Короче говоря, я рада, что сижу одна, надеюсь, так и дальше пойдет. Я сюда учиться приехала, с такими сложностями добиралась, и вообще… Сколько еще всяких напряженых моментов предстоит…
Вчера, едва оправившись от приятной вести о своем бывшем любовнике ( Ой, развратная ты все же женщина, Катаржина, у тебя уже в Академии есть любовник! К тому же — бывший! А ведь и суток еще не прошло с момента моего появления здесь! Кошмар! Надеюсь, маменька не смотрит на меня с небес…), и немного успокоив нервы ударной дозой южного напитка, которым щедро поделилась со мной моя соседка, Раска, я долго и тщательно изучала список учителей, заучивая наизусть их звания, регалии и правильное произношение имен. Чтоб, не приведи боги, не опозориться еще больше.
В комнату периодически заглядывали какие-то непонятные девушки, делали моей соседке страшные глаза, выразительно поводили в мою сторону бровями. И манили ее всякими жестами, чтоб вышла из комнаты.
Она не выходила и не реагировала на них никак.
Рассматривала меня, пыталась еще о чем-то спрашивать. Особенно про мои отношения и степень родства с господином Ассандром Зиррихом. Но тут я была нема, как моя рыбка-пучеглазка. Разве что пузыри не пускала.
Потому Раска, немного тоже попучив глаза, в итоге просто улеглась спать.
А я зубрила.
Потом, уже поздно вечером, выглянула в окно, полюбоваться на звездное небо, здесь, на юго-востоке, невероятно низкое, с огромными бляшками звезд, и замерла.
Совсем не на звезды глядя.
Потому что узрела прямо на дорожке напротив нашего корпуса знакомую массивную черную фигуру. Лица я не видела, зато все остальное – в достатке.
Господин Зиррих, собственной драконьей персоной , прогуливался по аллейке и разглядывал окна жилого корпуса.
Я понимала, каким-то углом одеревеневшего мозга, что должна укрыться, спрятаться. И не могла.
Стояла, смотрела.
И он , как по заказу, повернулся именно в мою сторону. И уставился именно в мое окно, одно из сотни.
Словно вело его что-то, путь указывало.
Замер.
Только глаза в темноте поблескивали.
Спросите, откуда знаю?
А вот знаю.
Мы стояли, застыв в полной неподвижности, смотрели друг на друга.
А затем луна осветила его лицо, исказив черты, сделав их даже более жесткими, чем они были на самом деле, глаза блеснули опасно и зловеще. Маняще.
Меня качнуло так, что пришлось ухватиться за раму окна.
Сердце забилось сильно-сильно, я все же шатнулась вперед, прижимаясь лбом к стеклу и неотрывно глядя на дракона.
А он…
Он неожиданно усмехнулся и повелительно мотнул головой, приказывая мне спуститься и выйти к нему.
И , вот клянусь, я едва так и не сделала. Словно гипноз какой-то. Морок.
В голове билось лишь, что надо идти. Что мне срочно, просто срочно необходимо к нему. В его руки, самые сильные, самые желанные!
Дракон словно почувствовал свою власть надо мной, потому что усмешка его стала торжествующей.
И именно это меня спасло.
Моя злость. Моя ярость неожиданная.
То есть, этот гад, эта чешуйчатая ящерица, стоит тут, как ни в чем не бывало, и приказывает мне спуститься?
Да еще и , похоже, вообще не сомневается, что я именно так и сделаю?
А не много ли он на себя берет?
И не жирно ли ему будет?
Я заставила себя успокоиться, прислонилась к стеклу грудью, так, чтоб ему видно было хорошо снизу.
Провела рукой, нарочито медленно, по шее, спускаясь к горловине платья, с удовлетворением отметила, как взгляд дракона стал острым, настойчивым. Жадным. Расстегнула пуговку. Одну.
Улыбнулась. Надеюсь, завлекательно.
Ох, кровь бабки Катаржины мне в помощь!
Дракон внизу поймал мой взгляд и опять мотнул головой. Еще настойчивей, повелительней.
Я же, мягко проведя ладошкой по груди и озаботившись тем, чтоб гад это увидел, резко выставила вперед руку, сложив всем простолюдинам известную фигуру из трех пальцев, обозначающую вполне понятный посыл в одно определенное место.
Конечно, девица моего сословия не должна даже и знать о таком. Но я не все время в папашкином поместье , на верхних этажах жила. Приходилось и в гараж спускаться. И в конюшню тоже.
— Древнейшая история делится на несколько периодов и тесно переплетена с историей человека, обратите внимание на доску.
Господин Аррих делает паузу, оглядывает аудиторию, ожидая, когда мы спохватимся и начнем записывать периоды, на которые делится Древнейшая история. Спохватываюсь я одна, пишу, прикидывая, насколько эта информация отличается от той, что мне уже давали, в папашином поместье. Пока что разночтений не вижу. А они должны быть.
Дома мне преподавали человеческую историю, делали упор на ней. Здесь должно быть по-другому. По крайней мере, очень на это надеюсь.
Задние ряды сдержанно шумят, кто-то перебрасывается словечками, кто-то кокетничает. Кто-то откровенно спит.
Вообще, странное поведение, конечно, для первокурсников. Мне всегда казалось, что, наоборот, те, кто только начали учиться, с огромным удовольствием приобщаются к знаниям. Но ничего подобного. Может, все дело в том, что мои однокурсники уже третий день учатся? И немного подустали, в отличие от меня?
Я-то, наоборот, рада голову занять. Знаниями.
Но опять же, вопрос: почему нет драконовского деления. Оно же должно отличаться. Нет?
Господин Аррих, с удовлетворением посмотрев на меня и с неудовлетворением на остальных, продолжил:
— Итак, обращаю ваше внимание на границы первого периода. Видим, да? Условно принято считать начало первого периода Древнейшей истории от возникновения человека, как биологического вида…
Так, ну я это знаю же! Это все должны знать, мы же здесь не из леса вышли?
— Прошу прощения, господин Аррих, — я вежливо тяну руку, — я бы хотела уточнить, вы говорите только про периоды человеческой истории, но ведь драконья история появилась тогда же? Как ее периоды сочетаются с общеизвестными?
Господин Аррих смотрит на меня, прищурившись, а в аудитории наступает тишина. Гробовая. Мертвая.
Я неловко веду плечом, уже понимая, что, наверно, зря вылезла. Но тут ничего не поделаешь. Уже вылезла. Не получается у меня быть незаметной, хоть убейся.
— А откуда вы знаете про периодичность драконьей истории, милая леди? — спрашивает господин Аррих, — насколько я в курсе вашей ситуации, вы до недавнего времени не знали, что в вас есть кровь драконов? И считали себя человеком. Так же, как и ваши родные. А людям драконью историю не преподают. — Он медлит, сверля меня взглядом, потом добавляет, — нигде.
То есть, уже все преподаватели в курсе «моей ситуации»… Это прекрасно, я считаю. Мамочка, ты это видишь? Ты понимаешь, куда я вляпалась?
— У меня было домашнее обучение, — гордо вскидываю я нос, спиной чувствуя взгляды всех своих однокурсников. Ох, слишком много для меня!
— И вам историю преподавал дракон?
— Нет. Человек.
— Интересно. А как звали вашего преподавателя?
Ой…
— Я… Затрудняюсь ответить, — и плечиком так небрежно. Ну, в самом деле, не должна же аристократка помнить всех преподавателей? И продолжаю, — И вообще, информацию про корреляцию периодов человеческой истории и драконьей я узнала самостоятельно.
— Откуда?
— Из свободных источников.
— Хм-м-м…
Господин Аррих смотрит на меня изучающе, явно хочет что-то сказать, но затем возвращается к доске:
— Соразмерность и наложение периодов человеческой истории и драконьей истории мы будем изучать позднее, уже в следующем семестре. А пока вам необходимо выучить базу.
— А что делать тем, кто эту базу уже знает? — бормочу я, но, как выясняется, недостаточно тихо, потому что господин Аррих меня слышит.
И, похоже, мой бубнеж , вкупе с неудобными вопросами, переливает чашу терпения, потому что он отвечает резко и громко:
— А те, кто эту базу знают, могут быть свободны. И посетить меня только на экзамене, где я самым тщательным образом проверю, насколько их знания полные.
И, пока я с открытым ртом таращу на него глаза, добавляет , мстительно улыбнувшись:
— До свидания на экзамене, госпожа Касси.
После этого мне ничего не остается, как собраться и выйти. Аудитория провожает меня торжественным молчанием. Гробовым.
В коридоре я какое-то время стою, пытаясь прийти в себя, осознать произошедшее.
Меня. Выгнали. С занятия.
На второй день учебы.
За хамское поведение.
Ну что сказать?
Катаржина Касси, ты не посрамила фамилию. Вся в отца. Бабка рассказывала, что он тоже нигде долго не смог проучиться, вечно дрался, искал правду и отстаивал свои права. Короче говоря, был редкостным засранцем еще с малых лет.
С возрастом эти его основные особенности характера стали качественно прирастать, шириться и углубляться.
Я-то всегда думала, что в мамочку пошла, нежного невинного ангела, от одного прикосновения которой цветы распускались…
А нет.
Папина порода.
Бабкина, помноженная на драконью. Бр-р-р…
И как мне теперь с этим жить?
И почему меня в школу не отдавали? Почему домашнее обучение сделали?
Училась бы я в школе, может, и умела уже смирять свое любопытство, тягу к знаниям и нежелание молчать…
Так нет же.
В папашином поместье иногда тесно было от учителей, приглашаемых ко мне. Так что знания я получила неплохие для своего уровня и происхождения.
А вот социальных навыков и умения при необходимости отступать не отсыпали, как говорится…
Теперь вот, расхлёбываю последствия.
Уверена, что в конце семестра меня ждет интереснейший опыт с экзаменом по истории… Не то, чтоб боюсь, но все равно глупо как-то.
Аррих, судя по имени, тоже дракон, но не чистых кровей, помесь. И, наверно, его полудраконье величество задели мои вопросы, вполне невинные, кстати. А, может, они тут все каплями крови драконьей меряются? У кого гуще, у кого жиже… У кого процент больше… Вот и решил осадить зарвавшуюся девицу с большим, чем у него, процентом дракона в крови.
Если догадка верна, то это так глупо. Так мелко. Так… По-драконьи.