
В подводной пещере, под огромным воздушным пузырем сидел Он, прикованный к скалам. Железный ошейник окольцовывал Его шею, но так, чтобы Он мог дышать и глотать рыбу. Пищу эту сбрасывали Ему через отверстие, высоко синевшее на куполообразном потолке.
Он мог бы сорвать с себя оковы, но, тяжкие, они были заперты черным колдовством. Так Он сидел век, а может больше, - потерял счет времени, - обросший ракушками и мхом как камень.
Кто и за что Его лишил воли и солнца, - не помнил.
Бывало, снился ему храм из драгоценных и полудрагоценных камней на плато Харайти*; охранял Он то здание. Ослепительно сверкали его сердоликовые колонны, агатовые портики, аметистовые карнизы. Было здание высоким, формой как пирамида, однако без острой верхушки, вместо нее - три лепестка полу раскрытого бутона тюльпана. Лепестки излучали звездное сияние, спорившее своей яркостью с самым светлым днем, и над лепестками парили крылатые колесницы. Их атланты называли виманами.
Лишь во сне Он вспоминал время торжества Разума и Свободы, людей, кого называли талантами, их счастливые лица, их летательные аппараты, и Храм Мира, в котором клялись друг другу никогда не поднимать оружие на брата.
Просыпался, и всё забывал, туманным оком озирая свою вечную темницу.
Он был Бессмертным…
* * *
Второй месяц лета в Тавро-Скифии самый жаркий и ветреный. Видать, поэтому, близнецы, родившиеся в это время, такие горячие и беспокойные, - как, смеясь, заметила Элин…
*************
Вытянув морду, Золотой Колаис парил над морем, оставив позади обитель Караниу в зелени Горы Муш, и потемневшие остроги величественной Харайти*. Ветер с суши лохматил перья его распластанных крыльев. Не подвязанный хвост шелковистыми космами щекотал Арианта, - он сидел на спине Дивноголова последним, согнув колени на крыльях. К Арианту прижималась Глория, а к ней – Элин. Её он держал за стан, продев пальцы за поясок платья, а Глория была, как бы в ограждении протянутых рук Арианта, - и надёжно, и приятно.
Вначале братья не обратили внимание, что невест поменяли местами – ведь впереди хотел усесться Ариант. Потом увлеклись любованием морем и небесами. А темно-синяя рябь волн отражалась на небе в пылевой дымке. Над горизонтом кружевными лентами серебрились, окрашенные солнцем, облака, а со стороны западной, росли, клубились мрачные тучи. Приглушенно рокотал гром. Погода, с утра тихая, душистая, грозила измениться.
Но ничто на палитре природы не замечали «икары», - их охватила эйфория свободного парения. Уже привыкшие к высоте
полета птиц, они ликовали. Братья пребывали в ауре опьянения вином и праздником, сами себе казались владыками мира.
Антир крутил над собой жезлом,- его алмазные навершия-бутоны выписывали в воздухе крохотный звездный зодиак. Призрачными блестками звезды осыпали смеющихся седоков, и за хвостом Колаиса оставляли след, как Млечный путь.
Никакого значения не придавал Антир тому, что жезл очутился у него, хотя же отец передал Арианту. Да и сам Ариант не заметил, каким образом «ось с двумя бутонами» переместилась к Антиру? Наверное попросил брата подержать его, когда садился на Дивноголова?
Словом, молодые люди были очарованы прогулкой над морем, ни о чем не думая. Элин и Глория, вскинув руки, ловили прозрачные звезды, слетавшие с жезла: они, как солнечные зайчики, полыхнув в ладонях, - исчезали. Девушки заливались звонким смехом.
Волосы у братьев на макушке подвязаны «конским хвостом», реющим по ветру; были братья в лучшем положении, нежели девы, длинные их пряди ветер бросал им на лица. Наверное, поэтому Глория потеснее спиной прижималась к Арианту, но вела себя странно: ловя солнечные блики, норовила коснуться ладонями его лица и плеч, волновала вкрадчивым движением. И как пелена с глаз упала: не понял, почему Элин, хохочет, касаясь губами затылка Антира? Пусть обнимает его,- надо же держаться друг за друга, но целовать – это уже передержки праздника!
Неужели невесты перепутали женихов? У Антира на пальце блестит изумрудный жук-скарабей; этот перстень, подаренный братом, хорошо виден девам. Они забыли, что сапфировая застежка - на волосах у Арианта, а рубиновая – у его брата? К тому же – анаксириды* одинакового цвета имеют разное шитье, у Антира – узоры по бокам серебристые, у Арианта – золотистые.
Желая убедиться в своей лукавой догадке, Ариант шепотом
спросил Глорию, когда она приникла головой к его плечу:
- Ты любишь меня? – «ме ангелас» намеренно решил не добавлять, проверяя внимательность невесты брата.
Она, смеясь, стала выкрикивать слова сонета, - уже его слышал Ариант – сонета, сочиненного Антиром:
- «- Надежду дай! – а, что в ответ? Одно холодное сияние…
Моё жестокое создание – потухших звёзд озябший след.
Свет лампы, словно, заклинание..»* - Я люблю твоего брата, шутник…- был лаконичный ответ, подсказавший – невесты вовсе не перепутали женихов, просто озорничали, упиваясь романтикой своего розыгрыша.
«Да, ладно», - мурлыкнул под нос Ариант и хотел окликнуть близнеца, как тот сам, не оборачиваясь, выкрикнул:
- Где Змей? Хозяин Харайти?
Ответил Колаис:
- Так его заперли наги, чау, не помнишь, сир, предсказание богини Левкиппы? Освободить надо Змея, он же – моя настоящая суть, первая цепочка ДНК.
- Ты будешь нырять, скифская коза? – Антир рассмеялся, представив как Дивноголов, уподобившись утке, станет вниз рогами лететь в волны.
Ариант вперил взгляд в жезл: а, что, если мысленно, держа его в руке, приказать железным путам рассыпаться, и освободить Морского Змея? Где он там заточен, в какой подводной пещере? Если брату всё равно, что пророчила матушка, - Ариант готов был всё исполнить!

… Первые капли дождя упали на виноградную беседку Театра.
Неторопливо Дий сопровождал Публия Крейса в гостевые покои, на отдых. Позади слуги под руки вели не в меру пьяного Ларта Бофорса. Этруск спотыкался и отшучивался: де никогда так сильно не напивался. Видать, вино у тавров с опиумом!
Спешно жрицы скрывались во дворец, где, как сказал Дий, праздник ознаменуется неким интересным сообщением, вот только дождутся возвращения именинников с прогулки.
О чем пойдет речь знала жрица Фемиста, правая рука Дия: «о начале начал» как он пошутил. Суть этих начал двойственная –это, подготовка к строительству Храма Мира и подготовка к свадебным торжествам. Мероприятия значимые, одно из которых – свадьба – для души и сердца увеселение, другое – оё-ёй, какое загадочное, непостижимое для человеческого разума!
Со жрицами во дворец уходили жрецы и ратники-алауны удалялись на Арену. Там работники опускали за трибунами длинные шторы непромокаемой египетской ткани. Всегда так делали в период дождей и снегопада. Огромная над Ареной крыша крепкого стекла могла выдержать любую непогоду.
*************
Чтя славу Караниу, как гостеприимной обители, Вирджиния пригласила с собой Аулию Велиану; за ней, как привязанные, поторопились рабыни: Ламия и Меда. Меда постоянно блуждала в дворцовых покоях, никак не могла запомнить, где комнаты госпожи, а надо было кормить Дафну. Ещё хотелось увидеть Тореса, хоть глазком. Похоже, Торес избегает встреч с Медой.
Аретта, под руку с Марком Фабием, отстали. Оба дождя не боялись, да и сердца требовали пошептаться. Подруги-амазонки, верные своей царице, шли на почтительном расстоянии от влюбленных.
Савлий давно дрых в сторожевой башне, сбежав туда от возможного наказания. Калачиком свернулся на полу, под тумбой, на которой сидела Гаруда, кормившая птенца красными червячками. А Бипп дремал на балконе королевских покоев, дожидаясь любимого хозяина.
* * *
….Колаис сказал - дождь для него первый враг, - и, чтобы поскорее очутиться в Караниу, воспользовался таинственными магнитами. Оделся в кокон непробиваемой защиты, и в облаках густого тумана приземлился…перед Дием и Публием Крейсом, на террасе.
Увидев проявившегося сквозь сизую дымку Колаиса, - Дий сразу понял – беда случилось: двое на спине Дивноголова!
- Ме пати, отец! Это я виноват, я! – вскричал Ариант. Его Дий узнал, даже не взглянув на сапфировую застежку, - отчаяние пылало в синих очах сына. Движением крыльев Колаис сбросил Арианта в объятия отца, и Глорию стряхнул, хоть она и цеплялась в его гриву. Сам же, спасаясь от дождя, нырнул под своды первого этажа. Свою поспешность объяснил на бегу: ему-де требуется укрыться от небесной воды и наесться от пуза – магическая подпитка на нуле!
Попав сразу к жрицам, Глория не обратила внимание на попону, упавшую, когда сошла с коня; попону поднял Дий. Он и Публий Крейс заметили, широкий ремень был надрезан, лопнул, поэтому, бархатистый покров соскользнул со спины Дивноголова. На случайность не похоже, преднамеренно сделано. Кем? Решив после разобраться, Дий обнял сына.
Ливень обрушился внезапно, будто опрокинули с небес водоём.
******************
В парадном зале собралась вся обитель и ее гости, кроме тех, кто был пьян и спал. Почти не дыша, опустив глаза, люди прослушали короткое, но ужасное признание Ариант-сая о случившемся с его братом и жрицей Лейто.
Дию не сиделось, - да никто не присел. Меряли пространство, как заколдованные или стояли, как в воду опущенные, а Высочайший обменивался тихими словами с Публием Крейсом. Оба посматривали на окна, залитые обильными слезами непогоды. Понимали: не поможет Пространственный Порог, открывать его в бушующее море – утопия! Колаис не взлетит – разверзлись небесные хляби.
Нет той силы, что справится с Природой, когда она на пике возмущения. Когда непогода в равновесии, - а это точка вневременья, - стихию можно укротить, ударив магнетической молнией в «оконце» туч. Когда же весы перетянули в сторону взлета ненастья, с ней и Жезл с кристаллами звездной энергии не совладает. Земля могущественнее….Прилети Колаис на полчаса раньше – успели бы…
Напитки и легкое угощение, что разносили на серебряных подносах слуги, - в горло не лезли; разодетые в красивейшие наряды люди перешептывались, бросая взгляды на туманные окна, вдоль которых ходила царевна Орис. За витражными стеклами видно: сплошной ливень укрыл туманом Сад и море на горизонте.
Глория не стеснялась слёз, прижимая к щекам повлажневший платочек; шептала молитву – «О, всемогущая богиня Венера, покровительница моя, богиня Гера, юнона, матушка родная, ничего мне не надо, ни бальных платьев, ни танцев…спасите Антира!»
Среди нарядных людей прохаживалась Аулия Велиана, поглядывая на подругу, и от нечего делать подсчитывала, сколько мужчин ею любуются: кто исподтишка, как Винитар, тот еще тихоня, или кто открыто на нее пялится. Особенно, главный жрец, лысый Мануил, кто самой Аулии понравился.
Не металась невеста Антира, как тигрица в клетке, - слонялась, потерянная, уставшая от горьких дум и ожидания…чуда.
«Чуда от природы ждать –нет смысла, чудо надо делать самим», - подумала Фемиста, поглядывая на римлянку, и приказала жрицам , чтобы накинули на себя плащи цвета солнца, собрались в круг, взялись за руки.
Пока народ в зале выполнял приказание главной жрицы, Дий прикидывал магические варианты, как пробиться к сыну?
В голове Арианта не укладывалось: он – здесь, в парадном зале, украшенном цветами, гирляндами, золотыми лентами, рядом – Аретта, Фабий, да вся обитель, нарядная, ароматная здесь, а брат, Тири…в море, и там волны…бьют в лица ему и Элин…Элин… О, братик, если бы не ты…. Утонула бы Элин!