Зов зверя

Пролог

Возвращение Амелианы из мастерской растянулось в бесконечный вечер. Каменные улицы утонули в вязком полумраке, тьма сползала с крыш, загоняя свет по углам. Редкие фонари дрожали тусклым огнём, будто сами боялись угаснуть от дыхания ночи. Между домами тянулись узкие переулки, наполненные сыростью и шёпотом невидимых шагов.

В её руках — сумка с заготовками для посохов, пахнущая свежестью древесины и едва уловимым дымком магических трав. Каждый шаг ускорялся сам собой — в этом квартале задерживаться значило испытывать судьбу. Опасность была за каждый углом, но другого пути к дому Амелианы, не было.

Сквозь шум ветра донеслись крики.

Где-то у складов вспыхнула магия — резкий свет ударил в небо, осветив рваные тени стен. Несколько фигур сомкнули кольцо у ворот: банда грабителей-магов, чьё имя давно стало проклятьем для района. Воздух густел, пропитывался злостью, гарью и металлическим запахом крови, которая ещё не успела остыть.

И вдруг из одного из переулков вырвалась тень.

Движение было стремительным, как удар молнии. Из темноты вырвалась фигура, и серебро коротких волос вспыхнуло в тусклом свете фонарей. Голубые глаза полыхнули холодным, нечеловеческим светом. В тот миг улица превратилась в арену охоты.

Клинки и когти сверкали, словно продолжение его тела.

Первый маг рухнул с перерезанным горлом, даже не успев поднять руки для защиты. Второго полоснуло по груди — ткань и плоть разошлись, горячая кровь брызнула на камни, растекаясь по мостовой. Третий дернулся, пытаясь возвести щит, но когти разорвали заклинание, будто тонкую паутину, и тело с глухим стуком врезалось в стену. Последние двое успели лишь встретиться взглядами, прежде чем один был пригвождён клинком к воротам, а другой захрипел, зажимая рану в боку, падая на колени.

Амелиана застыла за углом, едва дыша.

Влажный камень стены холодил спину, но тело горело, будто каждый её нерв ощущал происходящее. Красные глаза не отрывались от сцены, пальцы сжимали ремень сумки, хотя та казалась нелепой защитой против подобной силы. Она видела, как смерть скользит по мостовой, и не могла оторвать взгляд.

Незнакомец замер среди тел, дыхание его стало рваным.

Ноздри дрогнули, втягивая воздух.

Запах — густой, вязкий, насыщенный магией, кровью и… чем-то иным. Чуждым, диким, притягательным.

Звериный зрачок резко сузился, мышцы под кожей напряглись, словно готовые сорваться в новый прыжок.

Кровь в его жилах вспыхнула, разгоняя по телу жар. Сердце билось с хищной яростью, будто каждая клетка требовала найти источник этого аромата. Не только кровь и магия — там была искра страсти, пряная, будоражащая, сводящая с ума.

Он повернул голову, взгляд метнулся в сторону переулка.

Голубые глаза вспыхнули, скользя по улицам, пока не зацепились за тень.

Их встретили два красных огня — глаза Амелианы. В отблесках пламени её чёрные волосы сверкнули, будто шёлк, темная кожа засияла влажным светом ночи. Стройное тело напряглось, готовое к бегству или атаке, но шаг так и не был сделан.

Девушка как заворонённая смотрела на него.

Воздух застыл.

Между ними натянулась невидимая тетива.

Страх слился с возбуждением, превращаясь в единый, хлещущий в висках ритм, будто сердце билось за двоих.

Воздух дрожал, густел, наполняясь запахами — горечь крови, острая магия и пряная, хищная страсть, от которой кружилась голова.

Незнакомец замер, втягивая снова аромат полной грудью, и в этот миг его зрачки сузились до тонких щелей, лицо напряглось.

В его жилах кровь вспыхнула жаром, разгоняя силу по каждому мускулу, пробуждая древние инстинкты: приблизиться, ощутить кожу добычи.

Их взгляды сцепились, крепко, без права на отступление.

Это не было случайным пересечением путей — в этих взглядах рождалась схватка. Опасность и искушение переплелись в узел, который нельзя разорвать.

Красные глаза Амелианы пылали вызовом или страхом, голубой хищный взгляд в ответ сверкал голодом.

Он двинулся вперёд.

Медленно, уверенно, словно ночь сама расступалась перед его шагами. Высокая, массивная фигура нависала, но в каждом его движении чувствовалась грация хищника. Широкие плечи, подчёркнутые тенью, атлетичное тело, словно созданное для боя и соблазна одновременно. Мускулы перекатывались под одеждой с упругой силой, каждая линия тела дышала отточенной мощью.

Серебристые волосы блеснули в тусклом свете фонаря, подчёркивая резкость скул и правильные, почти аристократические черты лица. Голубые глаза горели ледяным светом, но в их глубине вспыхивал жар, от которого перехватывало дыхание.

Он был притягателен до боли, до дрожи.

Красота дикого зверя, опасная и неотразимая, пленила сильнее любого заклинания. Каждое движение — упругое, выверенное, в нём сочетались угроза и соблазн. Казалось, сама ночь выбрала его своим воплощением — тёмным, прекрасным и смертельно опасным.

И вот, шаг за шагом, он достиг Амелианы, заполняя собой всё пространство, заставляя забыть о холоде улиц и крови на мостовой.

— Кто ты? — голос разорвал тишину низким рычанием, в котором звучал зверь.

Мир вокруг словно исчез.

Остался только холод камня под ногами, горький дым в воздухе и этот взгляд.

Хищный зов был пробуждён.

1 глава

Рука Амелианы дернулась к посоху, но он предугадал каждое движение. Сильная ладонь резко перехватила запястье и прижала к стене сырого склада. Холодный камень больно впился в спину, дыхание перехватило от внезапной близости.

Хищный взгляд прожигал лицо, шею, скользнул ниже — к ложбинке ключицы. Голубые глаза вспыхивали огнём, в них свирепствовала жажда. Сила чувствовалась во всём — в хватке, в каждом рывке, в том, как он нависал, будто мир перестал существовать.

— Такая хрупкая… — низкий, хриплый голос прорезал тишину, больше похожий на рычание, чем на слова. — А запах твой… сводит с ума.

Пальцы сжались крепче, давая понять, кто здесь хозяин. Тело предательски дёрнулось, но хватка только усилилась. Его плечо навалилось, дыхание коснулось уха — тёплое, тяжёлое, властное, как прикосновение зверя.

Внутри Амелианы всё восставало против подчинения. Горячая кровь пантеры требовала свободы, но именно эта неволя обжигала, заставляя сердце бешено колотиться.

Попытка вырваться лишь подтолкнула его навалиться плотнее. Массивное тело загнало её в угол, прижимая так, что холод камня обжигал лопатки, а от его жара кружилась голова.

— Не убегаешь? — рыкнул почти насмешливо, губы коснулись кожи. — Значит, чувствуешь то же самое.

Сердце гулко билось о рёбра, дыхание сбивалось, превращаясь в хрип. Страх переплетался с первобытным вожделением, пробуждая в ней зверя.

Пальцы скользнули по щеке, по линии шеи — словно оставляли обжигающий след. Запах его кожи, магии и звериного жара смешался в дурманящий коктейль, от которого тело отзывалось дрожью, а внизу живота разливался жар, уже не похожий на протест.

— Такая реакция… — его голос прозвучал низко, интимно, будто ласкающий шёпот. — Чувствуешь? Жажду?

Напряжение густело, превращалось в вязкий дурман. Каждый его вдох, каждый миллиметр приближения разжигал огонь под кожей. Казалось, сама ночь затаила дыхание, наблюдая за игрой хищника и добычи.

Разум Амелианы тонул в сладком тумане, мысли путались, кровь стучала в висках и пульсировала внизу живота. Хотелось одновременно бежать и… коснуться. Прижаться к этому самцу, вдохнуть его запах, ощутить силу на собственной коже.

Попытка вырваться была предсказуемой. Его тело мгновенно отреагировало — рука перехватилась, шаг был перекрыт, дыхание вновь оказалось слишком близко, щекоча ухо горячими волнами.

Красные глаза Амелианы вспыхнули злостью, но в глубине этой злости таился другой огонь, животное вожделение, которое хищник заметил первым. Его голубой взгляд сузился, губы дрогнули в усмешке, в которой жажда смешалась с властью.

— Пантерья кровь… — слова сорвались почти шёпотом, как откровение, обжигающее изнутри.

Сердце ухнуло вниз, грудь сжала судорога. Тайна, что хранилась годами, рухнула за одно мгновение. Страх разоблачения пронзил — и вместе с ним вспыхнуло острое возбуждение, жар, от которого сжались соски и задрожали колени.

Сильные пальцы скользнули по руке — медленно, уверенно — задержались на локте, скользнули выше к плечу. Прикосновение не было грубым, но в нём чувствовалась такая власть, что по коже побежали мурашки, а дыхание сорвалось с губ.

— Интересно, насколько глубоко прячется твой зверь, — произнёс это, почти касаясь губами её шеи.

— Древняя кровь течёт в тебе. Её мало… но достаточно, чтобы откликнуться на зов моего зверя.

Горячее дыхание коснулось кожи, и в животе рвануло острое, неприличное желание — будто её тело уже предало, готовое откликнуться на зов сильнее, чем разум позволял.

Попытка отстраниться обернулась ещё более тесным пленом.

Грудь упёрлась в грудь, горячее и тяжёлое тело вдавило в холодную стену, оставив между губами крошечный просвет — тонкую грань, которую обоим нестерпимо хотелось нарушить. Его взгляд вгрызался в душу, ловил каждую дрожь, каждый невольный вдох, словно выслеживая слабое место.

Запах магии стал гуще, смешался с металлом крови и влажным жаром желания, которое уже нельзя было спрятать. Он вдыхал глубоко, шевеля ноздрями, как зверь, унюхавший добычу, и каждый его вдох отзывался во всём теле Амелианы — дрожью, тянущейся от шеи до самых пальцев.

— Чувствуешь? — прорычал тихо, хрипло, почти в ухо. — Запах твоего страха, смешанный с желанием. Такая смесь сводит с ума.

Его пальцы медленно скользили по шее, оставляя после себя жар, будто прожигающий узор. Ладонь была тяжёлой и властной, и от её прикосновения по коже ползли электрические искры.

Красные глаза метнулись вверх — вызов, мольба, желание вырваться. Но ноги предательски подгибались, и колени становились мягче, как будто тело уже подчинялось инстинкту.

Между ними повисло напряжённое электричество: слышалось только их дыхание и приглушённый шум склада, будто весь мир сжался до этих двух сердец. Каждый вдох, каждое приближение были игрой на лезвии — слишком близко, чтобы отступить, слишком опасно, чтобы не ответить.

Магия и звериный порыв сливались, обнажая то, что ни один из них не хотел ещё произнести вслух. Его губы коснулись мочки уха так близко, что тепло перебежало по шее, и голос его стал шёпотом, пропитанным угрозой и обещанием:

— Ещё шаг — и твой зверь проснётся. И твоя похоть будет моей.

Слова упали тяжелым камнем, а в груди Амелианы вспыхнула буря: страх залеплял рот, а внизу, глубоко, разгорелось такое неприличное, дикое желание, что оно заглушало разум.

Сердце колотилось безумно, ладони вспыхнули потом, а губы знали — дышать рядом с ним смертельно опасно и в то же время единственно правильно.

Визуал Амелиана Ренх Фуарита