Звенья одной цепи

Пролог

Легенда о семи дарах

...И только ветер подхватит и пронесёт слова те сквозь время, сквозь сердца и души тех, кто живёт и мыслит...

Его жизненный путь был окончен. И теперь он должен был идти здесь. Здесь и в тоже время нигде. Между небом и землёй, между явью и навью, между жизнью и смертью. Он не знал, где он. Сколь хватало взора в разные стороны расходился один пейзаж: светлое пространство над головой, без солнца, без луны и звезд, и белое, словно снегом занесённое, пространство под ногами. Но всё же то был не снег. В этом месте не было ни холода, ни жара. Здесь не было ничего. Здесь остановилось время.

Он должен был идти. Не имело значение выбранное направление, он придет туда, куда нужно. Чтобы держать ответ за свое земное странствие. Но прежде предстоит остаться наедине с собой и со своим прошлым. Нет, не прошлым. Говорят, прошлое существует для тех, у кого есть будущее. Но для него уже нет будущего, поэтому его прошлое — это всё, что у него есть.

Он приподнял руки. Взгляд соскользнул с пальцев, на которых больше не было дорогих украшений, на рукава простой, без искусной вышивки рубахи до самых ступней, не подпоясанную даже самой простой вязкой. Босые ноги. Вот теперь что он.

Не воин, познавший воинскую науку с малых лет, побежденный в битвах и победивший в войнах. Не муж, снискавший славу и зависть, нашедший смерть раньше старости. Он человек, пришедший в мир без всего и уходящий из него с грузом лишь воспоминаний, сожалений и страха. Воистину скудны оказались дела его, раз ничего с ним не осталось в безвременье.

Здесь нет ничего, ничего и не нужно теперь. Всё, что стяжал за годы жизни своей, - всё там и забудется. Но надо было бы завершить одно, и не так поступить в другом, и не то сказать в третьем... И исправить, не дать свершиться ошибке в четвертом... Если бы он знал!

Но он брёл дальше и дальше, где уже ничего не исправить и не завершить. Ни для себя, ни для других. И идти, пока не проживёшь каждое мгновение своих воспоминаний. Идти, пока не сотрутся сожаления, пока не останется лишь ответ на один вопрос.

Говорили, что каждого, кто уйдет за грань, ждёт Суд. Представляли его страшными картинами, с всполохами адского пламени, в котором сгорит грешник за нечестивую жизнь свою. И проведя наедине с собой много и много времени в безжизненном пространстве, он понял, что Суд, каков бы он ни был, его не страшит, он сам уже готов ответить за всё.

Пространство прямо перед ним подёрнулось лёгкой рябью, волны рассеялись как будто и не было их, и в том месте появился человек. В таком же белом, как и все вокруг, длинном одеянии. Со светлым ниспадающими на плечи волосами, с внимательным взглядом ясных глаз. От незнакомца исходила неведомая, но внутренне ощутимая сила.

Это ли и есть его Судия? Пришедший, не размыкая губ, спросил:

- Остался ли ты доволен своей жизнью?

А в голове прозвучал вопрос иначе: "Достойно ли ты прошел дарованный тебе жизненный путь?"

Ему не нужно было медлить с ответом, потому что он давно знал, что сказать.

- Нет, - слегка склонив голову, дал он оценку своим трем с небольшим десятилетиям.

- Что ж, - также не размыкая губ, продолжил незнакомец. - Однажды, ты пожалел дитя своего врага. Ты заплатил высокую цену за свое милосердие. Поэтому я могу дать тебе ещё время. И вместе с тем семь даров. Согласен ли ты вернуться обратно в мир живых?

Возможно ли сухой ветке дать зелёный лист снова? Сейчас он чувствовал себя сухой веткой, время которой уже пришло. Время растворится в истории. Но он был воином, и не мог отпустить возможность действовать.

- Да, я согласен.

В то же мгновение его окутали семь серебристых нитей, словно коконом, и незаметно растворились на его теле.

— Это мои дары тебе. Мудрость, Знания, Вера, Исцеление, Предвидение, Прозрение, Многоязычие. Теперь ты можешь вернуться.

Пока его отяжелевшие веки опускались, до него тихим шелестом доходили слова: "Да будут слова и поступки твои преисполнены мудрости и справедливости, и не оставит рука твоя нуждающегося в исцелении. Да никто не поколеблет веры твоей. Да будет зрение твое просветленное во благо мира. Да никто не заговорит с тобой, чтобы ты не разумел его и не мог ответить."

Спустя долгие, наполненные славными делами и воинскими подвигами, десятилетия, когда старость постучалась в двери его дома, он снова брёл по бескрайнему белому пространству, где нет больше времени. Он помнил это место и что было даровано ему здесь. И снова он должен был идти, проживая каждое мгновение прошедшей жизни, чтобы ответить на главный вопрос.

И он шёл и шёл, но ответ так и не давался ему. Да, он щедро пользовался дарами, у него теперь были наследники, кому он завещал слова завета. Но стал ли достойнее его путь?

- Я не знаю, - подтвердил он самому себе и незнакомцу.

- Я принимаю твой ответ. Дары, которые ты получил, перейдут твоим потомкам. Но только достойнейший из них сможет собрать их воедино. И тогда найдется ключ, и откроется сердце истины, и владеющему сердцем истины будет под силу изменить мир.

Серебристые нити появились вокруг него, истончились, и на вытянутую ладонь мягко опустилась россыпь сверкающих едва заметных камней. Семь камней. Мгновение, и они исчезли в пространстве.

- Дары получили хранители. Проводник поможет найти дары в мире живых. А твой путь окончен. Теперь ты свободен.

Рядом с телом старика нашли удивительной красоты и изящества медальон, по ободку которого искрилась серебристая нить с семью узелками. Замысловатый механизм медальона никто не смог разгадать. Не пришло его время. На земле, вблизи медальона, невидимой рукой были начертаны слова: "И только достойнейший из потомков сможет собрать у хранителей семь даров воедино, путь к которым укажет проводник. И тогда найдется ключ, и откроется сердце истины, и владеющему сердцем истины будет под силу изменить мир."

И ветер подхватил и понёс слова те сквозь время, сквозь сердца и души тех, кто живёт и мыслит…

Глава 1

Что пожнём, когда пыль рассеется...

ДДТ "Новое сердце"

Они бежали. Даже не так. Они неслись во весь дух, с хирургической точностью пытаясь лавировать между препятствиями. Прохожие в любом случае обратили бы внимание на бегущих: есть какая-то особенная притягательная сила в бесплатных представлениях, что не позволит не проследить взглядом за движением, если, конечно, вы не находитесь под более сильным воздействием своего, ну на крайний случай, соседнего, смартфона. Кто-то даже стал посматривать по сторонам в поисках скрытых камер или камер вообще, а вдруг и правда что-то снимают. Время такое, что только ногу за двери квартиры... ну ладно, подъезда, поставишь и всё! Запросто можешь попасть со своей ногой в кадр личной съёмки, а если так звёзды сойдутся, то к обеду ищи себя в каких-нибудь каналах о жизни местного общества, о ремонте дорог и прочих нуждах, с барахолкой района. В общем, выходя из дома, не забудьте смахнуть вчерашнюю пыль с носков обуви и заносите ногу на площадку за дверью красиво.

Они бежали, и только ленивый или слепой, а также те, кто зависал в своей реальности, не провожали их взглядом с легкой заинтересованностью.

Конец апреля выдался замечательным. Солнечно, умиротворенно. Город пестрил яркой палитрой. Никакого снега, тепло так, что уже с неделю все радовали себя и других свежими нарядами. Деревья и газоны - весенним и ирландским зелёным, дороги и тротуары - нейтрально серым слегка чистым, высотки - вполне себе агатовым серым с медным, а люди - тут вообще вся цветовая гамма. Это зимой тускло и монохромно, а весной, тем более такой приличной, внезапно теплой - хочется начинать жить. И желательно начинать жить именно как сейчас, в выходной день, почти в два часа по полудню, чтобы и список дел весь "в галочках", и чтобы вот прямо со следующей недели... да чего уж там! Прямо со следующего месяца кааак... сделать что-то со "звездочкой". Такое, чтобы тянуло как минимум на самое главное дело года. В целом, хорошее время, жизнеутверждающее. Но чтобы бежать?!

А вот им пришлось. И это "пришлось" приходилось ещё и на внешний вид. У одной черные кожаные шорты, которые едва-едва прикрывают стратегические места, ботильоны на толстом каблуке, у другой - черные обтягивающие брюки, как вторая кожа сидящие на стройных ногах, высокие сапоги. Черная футболка с завораживающим принтом, косуха, невообразимая комбинация браслетов, фенечек, кожаных ремешков. И, конечно же, высокий хвост, макияж, чтобы пугать особо впечатлительных, и нарисованная тату в виде змееподобного существа из драконьих потомков. Лёгкая атлетика в такой обуви явно не показана, поэтому уже некоторое время ботильоны казались изощрённым орудием пытки: ноги устали, лодыжки ныли и что-то было ещё, но времени оценить ущерб совершенно не хватало. Всё потом.

Впереди показалась цель забега: открытая веранда кафе, уютная и приятная, с плетёными диванчиками и креслами, со стеклянными столиками, с почти невесомыми светлыми занавесками. Девушки, не сговариваясь, затормозили у угла здания, к которому прилагалась веранда. Нужно было отдышаться.

- Если...я… - опираясь одной рукой на стену, другой на коленку, чуть ли не сложившись пополам, сипя, начала говорить одна из них.

- Когда-нибудь ещё, - продолжила за нее вторая, высокая девушка в брюках. Она уже дышала спокойнее и выпрямилась. Даже с сочувствием похлопывала по спине свою подругу.

- ...буду…участ…вовать…фуух, - она тоже выпрямилась, но даже в такой обуви была ниже на полголовы своей компаньонки.

- В твоих авантюрах, то? Ещё пять минут, мы вовремя, - небрежно вынув из кармана куртки телефон, провела пальчиком с черным ноготком по экрану, заставляя вспыхнуть его четырьмя цифрами с разделительным двоеточием.

- То планированием этого мероприятия буду я заниматься. Вот как в таком виде идти на встречу? - Дарьяна выразительно окинула себя взглядом.

- Ну вообще, ты отлично выглядишь. Да, не совсем твой стиль. Ну ладно, ладно. Совсем не твой. Но так и заказчик тебя не видел ни разу. Он будет…

- Потрясен до глубины души! Лан, ну как так надо было рассчитать время, чтобы не успеть хотя бы переодеться?

- Так, всё, три минуты. Вон кто-то уже сидит за дальним столиком.

Они поглядели на веранду, на их излюбленном месте действительно кто-то был. Обзору, правда, открывались только широченная спина в светлой рубашке и черные волосы. И в связи с наличием приличного количества свободных мест не подлежали сомнению два факта. Первый факт - это клиент, причем скорее всего её, а не только летнего ресторанчика, к которому они подошли. Второй факт - он пришел раньше. А! Ещё следствие - времени, чтобы что-то изменить уже нет.

Вот когда что-то идёт наперекосяк, Дарьяна сразу делала выводы, что дело гиблое. Взять, например, ее образ фанатки тяжёлого рока. Никогда до этого самого дня она так не одевалась, даже и не мыслила об этом. Родители Дари достаточно консервативны, чтобы позволить ребенку такие эксперименты. Более того, если бы они хотя бы узнали, не то, что увидели, как их единственная дочка, студентка четвертого курса -отличница, скромница (в обычное время можно даже посчитать ее нежной фиалкой, но это не совсем верно), почти что красавица (если быть точнее, то не красавица вообще-то, но, она надеялась, что со стороны на симпатичную должна же тянуть, ростом, конечно, не вышла, всего чуть больше полутора метра), почти что спортсменка (вот и бегом занимается в свободное время), воспитанная ими в строгих нравах, выглядит, то был бы всем инсульт, обширный инфаркт и отлучение от храма семьи на долгие годы. И это ещё в лучшем случае. Поэтому идея Русланы, однокурсницы Дари и по совместительству лучшей подруги, продумана во всех деталях и мелочах. Была. Кроме неучтенного человеческого фактора, который привел к трем фактам. Первое - эта высокая интриганка, которая по совместительству подруга называется, вынудила ее сниматься в ролике для очередного конкурса Русланы, нового увлечения. Второе - не быть ей Дарьяной, если эта высокая интриганка это не планировала заранее и теперь не довольна эффектом, как слон. И третье - разные эмоции, переполняющие ее с самого утра, настолько перемещались друг с другом посредством диффузии, что получившийся коктейль тянет на предвзрывной "мне-теперь-море-по-колено". И тут главное, что боязнь нового знакомства, общения и ошибок в работе, которую могут заказать, бесследно растворяются в чем-то нераспознанном, однозначно не идентифицируемом.

Глава 2

- Ты, главное, дыши, - со смешком тихо проговорила Руслана, слегка наклоняясь к Дари, пытаясь вернуть человека к жизни. К реальной.

- Да, ты только посмотри, - Дарьяна схватила телефон и повернула экраном к подруге. - Это глаголица! Видно буквы, конечно, не очень хорошо, но это определенно глаголица!

- Да ладно, - девушка заинтересованно вгляделась в фотографию. – Похоже, - с видом знатока, протянула она, кивая головой. – Кружочки там, треугольнички, крестики. Я в этом алфавите и ещё одном почти профессионал. Разбуди ночью, напишу половину букв сто процентов.

Почувствовав на себе взгляд напротив, Руслана улыбнулась и пояснила:

- Она, - указав на Дари, - когда сильно волнуется, ну или переживает из-за чего-то, начинает буквы глаголицы и кириллицы вычерчивать. Говорит, помогает быстрее успокоиться. Ну сами понимаете, красота линий, совершенство форм получше любого седативного средства.

Герман чуть отстранился назад, как будто давая себе больший обзор на собеседниц. Без стеснения рассматривая Дарьяну, он небрежно зацепился за слова Русланы:

- Необычное увлечение. Особенно для девушки. Давно интересуетесь языками?

Дари увеличила изображение и плавно передвигала его по экрану. Азарт захватывал. Не сразу вопрос дошел до ее сознания.

- Сколько себя помню, - подняла она глаза на мужчину. Его пристальное внимание смущало, заставляло чувствовать себя неловко, будто что-то не так сказала.

- Может быть какое-то событие предшествовало этому? – не давая опомниться, мгновенно последовал новый вопрос. – Или… найденный предмет… что-то старинное, с замысловатыми надписями, камнями…

Дари предположения Германа поставили в тупик. По всем правилам, которые может быть существовали только в ее голове, она должна расположить к себе заказчика. А то ведь сейчас заберет свой телефон обратно, и никакой тебе загадочной надписи. Она, конечно, уже запомнила первые символы, но надежнее записать бы их. И если она сейчас так и поступит, то выглядеть явно станет подозрительнее, чем ее затянувшееся молчание. Уже и Лана два раза качнулась в ее сторону, чтобы силой локтя побудить голосовые связки к произнесению хоть чего-нибудь. А чего? Ответ должен быть четким, правдивым, чтобы внушить доверие, поднять планку уровня мастерства в языкознании в глазах клиента. Ее же случай больше смахивает на сюжет к необъяснимому и невероятному.

- Сложно сказать, - начала она осторожно уходить от прямого ответа. – Как-то в детстве я с родителями осталась на несколько дней у родственников. Двоюродный брат готовился к уроку немецкого. Ихь хайсе Даниил. Ихь комме аус Руссланд. Ихь маг фусбаль.

Дари невольно улыбнулась, вспоминая мучения Даниила. Как спрашивала его, что за магия такая, эта «фусбаль», и почему он раньше не признавался, что он маг. Но потом, в мыслях одно слово за другим стали складываться иностранные звуки, переставая быть случайной белибердой, становясь осознанными фразами. Не маг он никакой фусбаль оказывается. Была бы она постарше чуть-чуть, а нет лет пяти, наверное, испугалась бы неожиданному озарению, а так… Раз не он маг, то она в эту самую секунду стала магом слова. Этого, как его… иностранного языка.

- Любопытно стало, появилось хобби, - сдержанно закончила она историю.

Синие глаза с зеленым кантом потемнели, превращаясь в грозовое небо. Кажется, выбранная тактика не совсем удачной вышла. Куда делось расположение заказчика? Что не так она сказала?

- Но у меня много исполненных заказов разного уровня сложности, - поспешно добавила она, крепче удерживая чужой телефон в руках.

Главное не уточнять, что в большинстве Дарьяниных заказов требовался перевод с иностранного языка, в основном, конечно, английского и немецкого, деловые переписки, договоры, и редко попадались тексты на других языках, но тем не менее все современные. Лишь однажды удалось поучаствовать в команде с учеными-языковедами и палеографами над переводом древней рукописи. Это был самый интересный опыт, оставивший не только яркие воспоминания, но и крайне полезное знакомство с профессором, знатоком древнерусской письменности.

Профессор, разумеется, очень удивился тому, что Дарюшечка, так он всё время по-свойски называл девушку, учится на инженера-программиста. Если не сказать, что его возмущению не было предела. Как же так! Такой талант к языкам, и на тебе, технический ВУЗ. Отгадка, к сожалению, оказалась прозаической. Родители. Нет, родитель. Отец настоял на выборе учебного заведения, оставив за дочерью выбор специализации. Дари не противилась воле отца, решила, что уступить его решению будет хорошей помощью в деле завоевания безграничного уважения и любви родителей, тем более, что выбранное направление не представляло сложностей в изучении. Однако, безграничности не вышло, а увлечение языками вылилось в свое русло. Так что и овцы, и волки. Ну кроме идеала дочери депутата заксобрания. Это недосягаемая пока высота.

- Ясно. Вы раздавите телефон, - Герман свернул допрос, вероятно, реагируя на нарастающее напряжение в разговоре. – Вернемся к надписи.

Дари растерянно посмотрела на деяние своих рук. Как-то этот человек на нее действовал странным образом. Вроде бы сидит через стол, никаких лишних движений не совершает, смотрит, конечно, страшновато, но может это у него просто наследственное, разговаривает вежливо, исключительно в рамках обсуждаемой темы. Но. Чувствуется какая-то опасность, что-то такое тяжелое. Нет, больше тревожное. Такое, как будто бы решается судьба Дари. И человеком, который ее решает, является этот мужчина. Дари повернулась к подруге и, поймав ее одобряющий, теплый взгляд, выдохнула. Какие глупости иногда лезут в голову!

Вернемся к надписи. К надписи, так к надписи. Получается, он не отказывается от заказа? Чем тогда недоволен был?

На фотографии сразу бросались в глаза два ряда символов, располагающиеся один над другим. Строго буква под буквой. В принципе, если говорить, допустим об уставном написании, которое применялось в древние времена, то в этом нет ничего удивительного. Но! Но эти, так скажем, письмена, явно начертаны на земле и судя по всему выведены в спешке. И ещё "но" - первый символ.

Глава 3

Вечер субботы подходил к концу. Из открытого окна ещё доносились звуки суеты уставшего, но довольного теплым днём города. Шелестели шины проезжающих мимо машин, перешептывались молодые листья деревьев, шуршали голоса парочек у подъезда. Но это не отвлекало. Своеобразная музыка для привыкших к вечному фоновому шуму ушей обывателя каменных многоквартирных джунглей.

Подобрав одну ногу на стул, Дари задумчиво смотрела на белый лист бумаги, на котором крупным шрифтом аккуратно, практически изящным каллиграфическим шрифтом были выведены символы предсмертной записки.

Надо же, погрузится в эту задачу поначалу было завораживающе интересно, а теперь… Одно слово, но отношение к происходящему кардинально поменяло. Слова, вообще, обладают страшной силой. Так иногда скажешь в пылу бушующих чувств что-то, а потом жалеешь. Потому как разрушить, проехаться катком по другим жизням, да просто нарушить покой, посеять сомнения можно запросто, без особых энергетических потерь и специальных средств, главное нужные слова подобрать.

Предсмертная. У всего, что хоть немного касается смерти, отдельная темная слава. Как будто стоит произнести вслух что-то о финале жизни, как появляется незримо жрец смерти, веет от него могильным холодом, окутывает всех вокруг, пробираясь до самых глубин души, замораживает, нагоняет тоску и уныние, заставляет вспомнить о кратковременности своего бытия. Даже вот так, опосредованно, всего лишь записка, не твоя, не твоих знакомых, чья-то, к кому должен быть равнодушен и безразличен. И все равно, цепляет. Нет, не страшно, скорее тревожно, и вместе с тем печально.

Что в этих буквах? Чьи-то последние мысли, капли чьей-то жизни, безвозвратно ушедшей. Был человек, нет человека, и теперь эти последние крохи его личности остались только здесь в копии, в фотографии на телефоне. То, во что он вложил часть себя, смыло водой уборочной машины, смело метлой дворника, а копия ныне стала источником исключительно профессионального, даже если не сказать, обычного рабочего интереса: расследование обстоятельств дела, дела о самоубийстве и заказа на перевод. Нет больше той живой души, только дело и память.

- Получается? - Руслана поставила рядом с Дари чашку с ароматным чаем и присела на соседний стул.

- Пока не очень, - чай согревал, тепло дружеского участия возвращало из печальных раздумий о миге человеческой жизни. - Если не считать несколько букв, которые плохо видны, их ставлю под вопросом, четкое, ну то есть, с большой долей вероятности, соответствие есть у согласных. Плюс некоторые гласные, будем считать, что они ударные, не беглые. И явные знаки на концах слов, хотя тут не точно. В общем, допустим это так. И при всем этом ни-че-го. Ни одного слова не вижу. Ни слева направо, ни справа налево, ни в столбик, ни по диагонали. Переводчик без навыков криптоаналитика.

Дарьяна слабо улыбнулась. Каждая новая попытка расшифровать текст только больше расстраивала, чем давала хоть каплю понимания.

- Нужно переключить внимание. Ты уже так три часа сидишь. Я вот все никак не могу понять.

- Что именно?

Лана развернулась к подруге и, отставив свой чай, начала рассуждать:

- Ну ты представь. Ты... нет, не ты. Некто собирается свести счёты с жизнью, для чего-то выбирает для этого окраину города, не собственное жилье, не трассу, не даже рельсы. Пишет, а точнее карябает палкой прощальную записку. И не абы какую, а на каком-то древнем алфавите. Его даже не всякий человек видел в глаза, в лучшем случае слышал что-то. То есть непростыми буквами, которые и на бумаге не сразу хорошо напишешь. Добавь к этому, что не прямым текстом всех прощает, а шифрует каким-то своим хитроумным шифром. После этого счастливо уходит в никуда.

- Тут нет ничего счастливого, - мрачно осекла ее Дарьяна.

- Ну не счастливо, тут мы знать достоверно не можем. В итоге, что выходит? Давай, как ты обычно, все раскладываешь. По фактам.

Дарьяна вздохнула. Но Лана права, надо собраться, иначе она опять погрузится в ненужные мысли.

- Факт первый: человек готовился к этому шагу, вряд ли всё случилось спонтанно. Факт второй: человек обладал кое-какими знаниями древних языков. И следствие: записка не для всех. Для кого-то избранного.

- О да, и в этом случае, я уверена, она не прощальная. А что-то типа "помяни мое слово". Или…

- Или?

- Или это ни разу не самоубийство. Твои факты не учитывают место действия.

В комнате повисла тишина. Не зная всех подробностей, можно было предположить что угодно. Герман ничего не сказал, кроме предупреждения о неразглашении информации. А собственно, кто он сам? И какое отношение имеет к делу?

- Герман... - проговорила Дари.

- Даа, вот ещё одна загадка. С ним ясно одно: не он писал записку. В противном случае, он бы не искал перевода. Может быть он и есть бенефициар сего послания? - поддержала ее Руслана.

- Или наоборот. У адресата должен быть код к шифру или что-то типа того. А для нежелательных глаз недоступная абракадабра.

- Или он не в курсе, что у него есть код, - Лана постучала пальцем по листу с символами.

- Нда… по-моему мы ушли в дебри вопросов без ответов.

- Надо переспать с этим. Говорят, во сне мозг выстроит правильные логические цепочки и утром либо новые мысли, либо решение.

- Где ты этого нахваталась? – воскликнула Дари, удивляясь легкости мыслей Русланы. Вот кого никак не тяготило слово «предсмертная», но воодушевила загадка. - Я тебя не первый год знаю, по твоему лицу ясно, что ты что-то задумала.

Руслана подмигнула и, не сказав ни слова, грациозно соскочила со стула и вышла из кухни. Дари окунулась в новый виток переживаний: завтра точно очередная авантюра ожидается. Завтра. И завтра еженедельный воскресный обед у родителей. Хотелось вздохнуть посильнее.

Поступив в один университет, подруги детства решили съехать от родителей и снять квартиру на двоих поближе к учебе. Если для Русланы этот вопрос был вопросом времени. Времени, которое необходимо на сбор вещей и непринужденного чая с семьёй и яблочным пирогом. То для Дарьяны, это был вопрос нервов, побитой самооценки и месяца холодной войны. Кипятился, естественно, отец. Он высказался достаточно красочно насчёт съемных квартир вдали от опеки дома в общем, и о проживании с Русланой, той ещё занозой, в частности. К недовольству родителей примешивалось неожиданное и неприятное осознание, что у их дочери тоже есть свое мнение, и оно отличается от родительского, и оно принципиальное.

Глава 4

Снова вечер, чай, две девушки и тайны. Традиции возникают из постоянства и восторженности. Вот сколько времени прошло с их знакомства с Германом, что положило начало вообще истории с запиской? На секундочку, это было вчера! Но Руслана уже чуть ли не с академическим интересом и в мельчайших подробностях разузнала историю автора той записки. Как ей это удалось? В эпоху онлайн, когда все и каждый практически весь световой день и немного ночи на связи в мессенджерах и в соцсетях, задача узнать что-то о ком-то перестает быть проблемой. Конечно, помогают ещё софтскилы: неземная коммуникабельность, "вижу-цель-не-вижу-препятствий", толерантность ко всему уровня удава Каа, память на зависть всем современным компьютерам. Капелька везения и мировые родители. Одним словом, Руслана может все, если отчаянно этого пожелает.

- Значит, это была девушка, - начала рассказ Лана. - Верникова Милослава Игоревна, двадцати четырех лет от роду, уроженка города Остробужа. Через папу узнала, что было в заключении. Ну ты же ещё помнишь, что он у меня завотделения хирургии в первой городской? В общем, следов насильственной смерти нет, сердечная недостаточность в следствии приема каких-то препаратов. Что-то там было обнаружено. Как будто самоубийство.

- Почему как будто? – отозвалась Дарьяна.

- Да все по тем же причинам, что мы вчера обсуждали. Вышла на ее друзей и бывшего парня. С парнем не особо получилось поговорить, друзья сказали, что для него случившееся - трагедия. Следят за ним, чтобы ничего не сотворил с собой.

- Ты сказала, что он бывший. Недавно расстались?

- Точно. Из разрозненных фактов и сплетен вырисовывается следующая картина. Мила приехала из соседнего города. Поступила на международные отношения. Училась сплошь отлично, несколько раз выступала на конференциях от университета, умница, красавица, даже сценки для местной команды КВН писала. На этой стезе и познакомилась с парнем Кириллом. Отношения, как я поняла, были серьезными, собирались пожениться после окончания универа. Встречались с родителями, перезнакомили их, все как положено порешали, вскоре сняли квартиру на двоих. Говорят, искрили и светились от счастья. На последнем курсе работала внештатным переводчиком в какой-то крупной компании, типа стажировки. Все хорошо было, но кто-то из родителей в родном городе попал в больницу. Мила отправилась домой, несколько дней ее не было. С родителем, кажется, все обошлось. Девушка вернулась в универ, спустя месяц рассталась с Кириллом. От этого расставания потряхивало всех. Никто не понял объективных причин тому, но страдали оба, плюс общие друзья. Закончила универ, собрала вещи, отказалась от перспективной должности в своей компании, укатила к родителям. Кирилл несколько раз ездил к ним, но ничего. В какую-то драку только влез, и чуть ли не депортировали из города. И вот она оказывается снова здесь, и не просто так, а с целью покончить с жизнью. Ещё и надпись эта.

История незнакомки оказалась печальной, но в какой-то степени прозаической, благодаря бесконечным историям подобного рода, транслируемых по телевизору. Думать так, казалось, Дари неправильно, потому что нельзя сравнивать выдуманные жизни и реальные. Если люди перестанут сопереживать другим, искать подвох и игру, отгораживаться от чужой судьбы, не замечать и не придавать значения изменениям в окружении, то в конечном итоге внешними силами, которые все для этого делают, нас раздавит и расплющит о жернова мировой истории. Мы будем роботами, способными на выполнение поставленных перед нами задач, в той части всеобщего механизма куда в силу своих начальных настроек, заложенных родителями, и усовершенствованных навыков в процессе обучения подошли, или были безжалостно впаяны.

- А еще она из Остробужа… - задумчиво протянула Дари.

- Да, оттуда.

Дарьяна слегка прищурилась и потерла двумя пальцами мочку правого уха. Она всегда так делала, когда хотела задать неприятный вопрос. В данном случае не то, чтобы неприятный, но скорее порочащий память о погибшей девушке.

- Она случайно не была беременна?

- С чего такие мысли? - Лана тоже была озадачена, но решила не вдаваться в детали, спеша поделиться новыми подробностям, продолжила, печально вздохнув и медленно произнося каждое слово. - Была, но вряд ли сама догадывалась об этом. Срок маленький.

- Это...ужасно.

Какая-то мысль мелькнула у Дари, но не успев сформироваться, растаяла, оставив после себя ощущение недосказанности, чувства упущения чего-то значимого. Лёгкое подозрение, но отчего? И не зацепившись ни за что, поглотилось сочувствием к девушке, ее не рождённому ребенку и… Кириллу.

- Может быть это ребенок Кирилла? Раз он ездил к ней? И поэтому так тяжело воспринял смерть Милы.

- Вот это сложно достоверно определить, - Лана убирала со стола, вечерний чай вышел со вкусом горечи. Спустя небольшую паузу, тихо добавила, – Расставание, если вы были до того момента безумно счастливы в паре, ни для кого бесследно не проходит. При том такое вот… без существенной причины, без шанса все исправить. Просто как отрезали, разорвали «вместе» на части с кровоточащими ранами. Я прекрасно понимаю его чувства.

Они немного помолчали, думая о своем. Лана закончила с посудой, резко выдохнула, как будто прогоняя с воздухом изнутри и свои воспоминания, и снова в ироничной манере подвела итог.

- Итак, всё это, конечно, такое себе, но я, скорее всего несильно помогла тебе в этой загадке. В конечном счёте твоя задача всего лишь перевести текст и закрыть заказ. Чтобы там ни было, для кого бы ни было и для чего бы то ни было.

- Да, все просто. Но интуиция подсказывает, что что-то здесь не случайно и твои поиски информации не бессмысленны. Согласна? - задавать вопрос не имело смысла, Руслану подруга знала хорошо.

- Нуу... - потянула девушка. - Я вижу много странностей. Самая главная: почему она вернулась сюда и именно здесь совершила самоубийство и почему вдруг глаголица? Что за чудаковатость?

- Допустим она встретила кого-то в Остробуже, когда приезжала к родителям в больницу. Отсюда разрыв с парнем. Но не сложилось, или не забылась старая любовь, возможно и про ребенка почувствовала…

Глава 5

Умиротворяющие объятья сновидений никак не хотели забирать в свой уютный покой Дарьяну. Сон не шел. Время давно перевалило за полночь. Город за окном давно погрузился в таинственную темноту, изредка посылая в комнату полосы света и приглушенные звуки ночной жизни. Но мысли все крутились вокруг странной записки, бедной девушки и слов Русланы, не позволяя расслабиться, отдохнуть. Как будто бы что-то удерживало Дари на границы сна и яви, а как только она была готова сдаться сну, это что-то подкидывало новые размышления, возвращая с новым витком вопросов к реальности. Где-то в подсознании этой ночью давал сбой, внезапно появившийся, триггер «Не спать. Думать». И отключить его было невозможно.

Как ни крути, а предположение Ланы невероятная глупость. Ну какие могут в наше время заговоры. Она бы поняла, если бы представляла из себя какую-то важную персону, занимала бы какую-то ключевую позицию где-то. Была бы действительно значимой фигурой. В этом случае всегда можно найти как минимум одного недовольного, готового на радикальные меры. Но она? Всего лишь студентка, всего лишь переводчик-любитель. Из достойного интереса разве что наличие известных в определенных кругах родителей. Все.

Поэтому записка – просто записка, девушка – просто девушка с нестандартным образом мыслей. Зашифрованное послание может быть предназначено для того, у кого написанное вызовет свои ассоциации, неразрывно связанные с адресантом, с той девушкой. Может быть частенько повторяемая ей фраза, слова, напоминающие о совместном эпизоде. Да что угодно. Само событие – просто трагическое обстоятельство, причин к которому, к сожалению, может быть масса. И по большому счету это не ее дело.

Но что-то цепляет, не дает забыть, отбросить, как постороннюю информацию. Тревожит, заставляя сомневаться в собственных выводах, в своей работе, раз за разом прокручивая в голове разговор с Германом, результаты расследования начинающего детектива Русланы, даже продолжая заменять одни символы другими, уже отчетливо запечатлевшиеся в памяти, выискивая новую систему в строках. А вдруг там что-то другое. Какой-то другой смысл. Иначе все.

И тут же новые мысли, накладываясь на не до конца обдуманные прежние. Зачем? Зачем она написала именно это? Что хотела этим сказать? Кому? А главное, почему это волнует саму Дари? Зачем ей это знать?

Но стоило ей в своем затуманенном усталостью и вихрем разнообразных мыслей сознании согласиться с тем, что это важно, необходимо выяснить, разобраться, дать какое-то внутреннее согласие, то тут же поток в голове остановился, возникло ощущение правильности, спокойствия, гармонии и внутреннего покоя. Дари перестала метаться в постели, затихла и провалилась, наконец, в сон. Необычный сон.

***

В горнице стало тихо. Мачеха с самой зари суетилась по дому, а напоследок всунула Богдане ворох рубах да указала на лавку. Ежели не с глаз долой, так хоть бы далече, абы под ногами не толклась, мелкая. А между делом, нет-нет, да и глянет в угол, где дочь неродная неумело, никудышно выводила узоры на рубахе.

Зло глянет, с подвохом. Нелюба была Богдана новой жене батюшки, потому как по хозяйству не подмога: за что ни возьмётся, всё не ладно. Да тем паче, что на покойную мать, прежнюю жену любую, больно похожа. А Богданка старалась, но строчки все равно ложились криво и косо, узелки вязались сами собой. Маялась, покуда нависала над ней мачеха коршуном, а как вышла та во двор, так даже на душе светло и спокойно стало.

Богдана отложила работу, радуясь передышке, уповая на то, что не скоро воротится Любомира. Раньше с сестрицей веселее всё было, и мачеха не так строжилась. Да только уж три седьмицы утекло, как справили сестрицин свадебный обряд, и весточки от нее не пришли ещё. Тосковала она по родимой кровушке своей.

Богдана вздохнула печально, а опосля прикипела взглядом к столу в углу насупротив, за которым батюшка обычно сидел. На месте были и береста, свернутая в трубочки, и церы - деревянные дощечки, заполненные тонким слоем воска, и писала - костяные палочки для письма. Имелись у батюшки и харатьи, тонкие выбеленные листы, на которых надобно было писать чернилами и пером, но хранились отдельно всегда, с бережливостью. Не мудрено то, батюшка много для писарей товаров возил, да у гостей сговаривал.

Рука невольно потянулась к мешочку на пояске, неприметного, сокрытого от всех в складках поневы. Развернула спешно вязки, вынула на свет гостинец батюшкин, любовно глядела на него, даже боясь дотронуться. Не украшения ей батюшка из дальнего града привез, что для девичьей души отрадно было бы, а тоненький костяной стерженек с ушком на конце. У основания ушка едва приметно переливался зелёным крохотный камушек. Писало. Гостинец так дорог Богдане был, что она и не пользовалась им ни единого раза. Берегла сокровище свое. Вот и сей миг все же погладила разок да и припрятала обратно.

Боялась она подняться с лавки, застанет мачеха, выпорет сразу и ещё до самой темноты заставит шить, но хотелось взять в руки резное писало, кусочек бересты и вычертить такие манящие, такие дивные закорючки.

Прислушавшись, догадалась, что мачеха на дворе ещё, что-то кричит на свою девку-помощницу. Тут же соскочила с места и подобралась к столу отца. Аккуратно, с невольным трепетом, развернула одну из грамот двумя тоненькими ручками. Провела пальчиком по буквицам, тихонько читая написанное. Все ещё медленно, но с каждым разом получалось все увереннее и увереннее.

Дверь хлопнула, девушка вздрогнула, живо вернула бересту на прежнее место и бросилась к шитью своему. А сердечко так и трепетало, руки мелко дрожали, держать иголку никак не хотели. Тяжелая поступь раздавалась все ближе и ближе, заставляя половицы издавать протяжный жалобный скрип. Не мачеха.

- Богдашка, подь сюды, - батюшка, склонившись, вошел в горницу. - Поручение для тебя есть.

Богдана споро подскочила к отцу, но глаз, не поднимая от подола поневы, рдея за свою шаль. Радимиру, батюшке ее, и гадать не надобно, отчего так. Усмехнулся, бороду пригладил.

Глава 6

Дарьяна распахнула глаза. Резко, словно от громкого звука, проснулась. Но мысли пугающе путались, свои и чужие. Кусочки из жизни Дари, кусочки из жизни Богданы. Как в притче о бабочке и Чжуан-цзы… «Но вдруг проснулся и очень удивился тому, что он Чжуан-цзы, и не мог понять: снилось ли Чжуан-цзы, что он бабочка, или бабочке снится, что она Чжуан-цзы…»

Вместе с остатками сна уходили, теряя четкость, поблекнув, воспоминания девушки из прошлого. Здесь и сейчас оставалась только Дари, а белый навесной потолок и изящная люстра с хрустальными лепестками недвусмысленно намекали на то, что она проснулась в своей собственной кровати, в современном городе, уже на все лады вопившего за окном о начале нового дня. Не менее важно, что очнулась она в настоящем времени. И она вроде бы не Богдана. Последняя мысль пугала. Можно не доверять окружающим, обстановке вокруг, но сомневаться в своей личности – путь к сумасшествию.

В дверь коротко постучались и, приоткрыв дверь, в спальню вошла Руслана. Та самая Руслана, что была и есть единственная ее подруга, а вот сестры нет никакой. Дари схватилась за голову, отголоски сна еще мешали трезво мыслить. Это сон. Всего лишь сон. Яркий, реалистичный. Но так ведь бывает иногда, она успокаивала себя.

- Дари, - Лана подошла ближе, голос ее звучал обеспокоено, - ты в порядке? Голова болит?

Дарьяна по привычке кивнула головой. Конечно, в порядке, у нее ничего не болит, душевные тревоги не терзают. Но… мотнула отрицательно головой, попробовала улыбнуться, сказать такое сейчас важное «доброе утро», и неожиданно для себя, и тем более для Ланы, заплакала.

Беззвучно, тихо, просто слезы покатились из глаз. Как прекратить быть той несчастной девушкой? Страх за сестру, все ли хорошо будет у нее после свадьбы, добрым ли к ней окажется муж, одиночество, жалость к себе, ожидание наказаний и тягот труда, которые ей едва-едва были по силам, грусть, что ей никогда не будет дозволено учиться читать, писать красивые и чудные буквы, тоска и ужас, что пройдет немного времени и ее тоже отдадут в чужую семью, тревога за Григория, для которого она погибель, непонимание, что это значит, неизвестное заставляло сердце замирать в предчувствии беды, перед которой бессильна будет человеческая воля и жизнь.

- Да что с тобой? - Руслана легонько встряхнула подругу за плечи. - Болит что-то?

- Нет. Сон, - выдавила из себя Аня, вытирая мокрые дорожки с щёк. - Просто сон.

- Ну, знаешь. Умеешь ты пугать! Будильник звонил два раза, сам отключился, не дождавшись твоего пробуждения. Я, думаю, не пойду будить, время есть немного. А ты все спишь и спишь. Через минут двадцать надо выходить, а то опоздаем на занятия. А сон… Сегодня понедельник, так, что не вещий, не переживай, - Лана широко улыбнулась, напитывая подругу душевным теплом и спокойствием.

Только сейчас Дари поняла, насколько напряжена была, как жесткая пружина сжалась, ожидая сильнейшей отдачи, взрыва. Будто стоит ей сделать хоть одно движение, и все вокруг рассеется, рассыплется на осколки: стены с обоями в геометрический узор, люстра, кровать, стол, - все исчезнет, возвращая ее в горницу, с деревенский старинный быт.

Лана отошла к двери и обернулась, внимательно вглядываясь в лицо Дари.

- Завтрак готов. Точно все хорошо? Сон сильно страшный?

- Он не страшный, - тихо отозвалась Дарьяна. – Скорее тревожный.

- Аа, так, конечно, стало понятнее, - съехидничала Лана.

- Сейчас я приведу себя в порядок и расскажу.

Лана кивнула и скрылась за дверью. На кухне зашипела кофемашина, наполняя воздух приятным ароматом. Привычным. И нет никакой холодной с утра избы, странных, неудобных одежд, всей той древности.

Дарьяна добрела до ванны, невольно дотрагиваясь до предметов по пути, проверяя на ощупь их реальность, существование. Настоящее. Просто сон. Дари глубоко вздохнула и, отбросив последние сомнения, громко выдохнула, включая кран с водой. Сложила ладони лодочкой и подставила под чуть теплые струи. И замерла, слепо глядя на отчетливые темные пятна на пальцах правой руки. Грязные. Как будто бы…

Осознание накрыло лавиной чувств, бушевавших внутри. Внешняя же оболочка Дари так и не пошевелилась, склонившись к крану, словно заблудшая душа в ожидании благодати. Прощения и благословения.

Такие пятна не могли быть у человека, только что понявшегося с постели, ведь накануне вечером руки этого самого человека были, если не тщательно, то вполне добросовестно, вымыты. У Дарьяны не могли. А вот у Богданы, что помогала с краской для письма… Но это же бред!

- Так что там во сне? - донеслось громкое, нетерпеливое, но бодрое с кухни. - Твои любимые буквицы скакали вокруг тебя, а ты не могла их прочитать? Или все же вспомнила про учебу: сдала все экзамены на пять с гигантским плюсом, грамотой и личным поклоном от декана, став, к своему ужасу, центром внимания всего универа?

- Лан, - призвал подругу жалобный голос Дари оторваться от завтрака.

- Так. Первая помощь на месте. Вызывали? – насмешливо произнесла Руслана, приближаясь к ванной комнате.

- Ты ЭТО видишь?

- Вижу, - мгновенно и уверенно ответила Лана. – Вода, руки… эмм… раковина?

- Нет! – взвизгнула Дари. – Пятна на пальцах!

Руслана наклонилась, захватывая правую ладошку в плен, внимательно рассматривая, пытаясь стереть неестественную темноту.

- Ну… вижу, - уже менее уверено, опасаясь неудачным словом еще больше растревожить Дари. – Что-то такое темноватое есть. Может освещение?

- Да какое освещение! Вот, смотри, - Дарьяна яростно намылила руки, растирая пену на каждом миллиметре кожи, чуть ли, не сдирая ее. Смыв все, показала чистейшие ладони.

- Чистые? – не веря себе, уточнила у подруги.

- Да, - кивнула та в ответ.

Дари молча прошла в кухню, аппетитные бутерброды и кофе уже ждали, но к ним даже не притронулась.

- Снилось мне какое-то древнее время, - начала она хрипло. - Я была там девушкой Богданой. Сначала шила что-то, потом отец… ну ее, Богданы, отправил в храм отнести пергамент священнику. Помогала ему и его… слуге, наверное. Закончилось тем, что этот священник учил писать нас на бересте слова кириллицей. Диктовал фразу: охотник ищет, и мышь не спасётся. Понимаешь?

Глава 7

За последний месяц здесь все стало знакомым, хотя лучше, наверное, сказать, узнаваемым. Но не родным. Она брела по тихой грязной улице, обнимая в руках теплую банку с утренним молоком, и думала. Погружаться глубоко в собственные мысли стало привычным, такой своеобразный естественный психотренинг. И особенно в воскресенье, после службы в сельском храме по дороге домой с краткой остановкой у двенадцатого дома за свежим молоком. Направленность мыслей тоже уже характерная, приправленная ретроспективным анализом: сначала невольное сравнение "сейчас" и "тогда", потом снова и снова прокрутить судьбоносный эпизод в "тогда", и от него вспышками-событиями вернуться в "сейчас", подвести итог. После "того" все остальное закономерно и... в каком-то смысле справедливо.

Кто бы знал, что она, двадцатипятилетняя девушка, бывшая два года назад звезда и солнце их элитного сборища, надежда и свет родительского дома, будет вставать утром в воскресенье с первыми петухами, управляться по дому и идти в храм на службу. В такой длине платья, что из него вполне можно было скроить не менее двух ее обычных нарядов. Нет, не обычных, а тех, из прошлого, в «тогда». И ещё эта банка с молоком. Трехлитровая. С пластиковой крышкой. Первое время у Мирьяны даже умений не хватало, чтобы снять крышку. После нескольких попыток с одной, с другой стороны, пальцы нещадно жгло, красными кривыми полосами крышка отмечала свою победу над непутевой горожанкой, а ногти… Даже лучше не вспоминать, какие они были «тогда», жертва судьбы. Отдельной задачей было налить из полной банки и разлить хотя бы только полкружки мимо. Да, это тебе не как раньше: спустился к завтраку к столу, где уже всё красиво накрыто, щедро налито и аппетитно разложено. Садись только и откушай, попутно обсуждая новости, планы и задачи, виды на урожай. Все такое удобное, доступное и определенное. До одного часа.

Удивительно, как в фильмах, книгах и даже рекламе часто используется один и тот же приём: разделить жизнь до и после какого особенного события или действия. Вот и Мирьяне пришлось испытать такое на себе. Жизнь "до" яркая, не сказать, что беззаботная, но вполне прилично обустроенная, подготовленная родителями и окружающей средой обитания. И она была в ней "своя". А вот жизни "после" могло и вовсе не быть. И началась она с храма. Кто бы поверил из ее прошлых многочисленных друзей и подруг!

Как-будто-то бы не она сама, а ее душа искала и искала решение, и привела ее к величественному зданию. Оно и кажется чем-то значительным и фундаментальным, как и воздух вокруг него, что и подходить страшно, но на поверку вышло совсем не так. Два года назад спустя несколько бессмысленных дней и ночей после «того» ноги сами остановились перед высокими черными коваными воротами. Впрочем, ворота и калитка тут всегда открыты, для всех. Наверное, в тот момент, выглядела она поинтереснее чем восставший из небытия призрак, потому что даже местные неимущие цыгане перед храмом шарахались от нее. Оно и не удивительно: взлохмаченные волосы, торчащие в разные стороны, бледная кожа, красные, воспалённые глаза, заметные дорожки пролитых слез на щеках, ничего не выражающий взгляд, помятая, не первой свежести, одежда. Она стояла перед раскрытыми воротами, перекрывая проезд, и смотрела прямо перед собой, вряд ли что-то различая при этом, и никто почему-то в тот миг не смел сказать ей и слова. Тихо прошуршали колеса машины за ее спиной, остановились. Сигнала не последовало. Шуршание отдалилось, машина встала на парковку рядом с храмом. Водитель аккуратно закрыл дверь машины и уверенно подошёл к девушке, словно давно приметил ее или с нетерпением ждал. Ему достаточно было взгляда, чтобы понять, чего ищет эта душа.

- Что-то ветрено с утра, пойдём внутрь, - не надеясь на ответ, он взял девушку под локоть и направился в сторону небольшого дома на территории храма.

С этого заботливого, произнесенного мягким, почти домашним, отдающим искренним дружеским участием голосом "что-то ветрено с утра" и началась ее жизнь после. Как будто тот самый ветер прибил ее потрепанную бурями ветхую лодку к твердой земле, что более одного столетия стоит, все замечает, и держится крепко. А она очнулась внезапно и осознала, что нет больше яркого и беззаботного, все сломано, не потонуть бы.

Они долго разговаривали за чашкой горячего чая, откуда-то батюшка принес целый термос, предчувствуя, что одной чашки явно мало будет согреться. Поначалу тяжело было выдавливать из себя слова, но добрый, отеческий взгляд серых глаз напротив, помогал собраться с мыслями. Она плакала, но продолжала изливать душу, все, что накопилось за последние дни, и все сомнения, и все терзания. Жить не хотелось, но тут батюшка оказался строг и непреклонен.

С тех пор этот человек стал первым, кому она звонила в затруднительной для себя ситуации, когда нужен был совет, поддержка или просто искреннее слово.

Как-то само собой пришло решение уехать из родного города, а вместе с тем и планы на будущее. Батюшка выслушал виды на второй шанс внимательно, немного призадумался, но благословил. Укрепило в выбранном пути новой жизни несоответствие. Мирьяна чувствовала, что нет ее прежней, нет "своей" в ее окружении, как будто выпала из своего места, и не может вернуться обратно. При этом для остальных, как только "эта история" перестала будоражить общественность, все возвращалось на круги своя. И от нее ждали снова роли звёзды и солнца. Ей не хотелось видеть разочарования в глазах тех, кто любил, несмотря ни на что, но не вопреки всему.

Конечно, никто бы не принял ее решение бросить все, в том числе и учебу, и уехать. Поэтому Мирьяна собрала самое необходимое, оставила записку и отправилась в путь. Ее собственный путь. К удивлению, погони не было, судя по всему батюшка может давать советы не только внезапно свалившимся на него почти призракам.

За два прошедших года только банковская карточка Мирьяны исправно пополнялась, но денег с нее себе она не брала. Жизнь в селе, в деревенской глуши в каком-то смысле давала свои преимущества. В простоте общения и быта.

Глава 8

Мирьяна. Два года назад

Если бы Мирьяна взялась сегодня искать цвет своего настроения на известном психологам цветастом колесе эмоций, то у нее вряд ли что вышло. Не потому, что не существует цвета на этом колесе для идентификации ее состояния, а потому что ее эмоции скачут как резвые кони. С самого утра она успела пронестись по доброй половине яркого круга. Причем не раз. Сплошные качели.

Что там имеется в желто-оранжевом цвете? Беспокойство, переживание, напряжение, удивление, восхищение? И то было, и это.

Утренний кофе с сердечком, выведенным аккуратными мамиными штрихами, с доставкой на дом. С надписью «Удачи» мелкими, совсем крошечными буквами (уж, не под лупой ли она их выводила) вместо подписи. Четко-четко к тому времени, как Мирьяна поднимется с постели и приведет себя в порядок… Чуткое материнское сердце видимо на расстоянии синхронизируется с распорядком дня любимого чада. Вы думаете только ее? Мирьяна приподняла бумажный стаканчик повыше, заглянула на донышко. И да. Там тоже «Удачи», кривенько, но по-мужски резко и отрывисто.

Идеальный костюм, идеальный мейкап, идеальная погода, дорога, идеальное время прибытия в конференц-зал. Внешне уверенная и спокойная Мирьяна, внутри себя увлеченно развлекалась на эмоциональных аттракционах.

Все ли с собой, откроется ли презентация, будет ли работать оборудование, не забудет ли она текст выступления, сможет ли ответить на вопросы, будут ли дрожать руки и еще много чего.

И ладно бы первый в ее жизни доклад. Но ведь даже не второй. Одного и того же материала, пусть разным аудиториям, но все проверено, путь проторен, если не сказать, натоптан.

Собственно, на свою же тропинку и ступила, как только поднялась к мягкого кресла в зале, чеканя шаг добралась до кафедры, развернулась к нескольким десяткам глаз, улыбнулась солнечной улыбкой с азартным блеском в собственных глазах и нырнула в свою стихию. Человек, что долго находился в изоляции от общества, наконец-то добрался до людей, получив бесценную возможность говорить и быть услышанным.

Поток слов, в качестве звукового сопровождения картинок на экране проектора из нее извергался самостоятельно, стоило ей бодро отрапортовать приветственную часть.

Какое волнение? Какие тревоги? Их смело волной жажды власти над людьми в зале, их временем и вниманием. Даже если им ни грамма не интересно, им придется сидеть, едва слышно подавая признаки жизни, и внимать каждому ее слову. А иначе как они смогу растерзать ее вопросами в конце, когда наступит их время "топить" одинокого воина у экрана. Но этот воин не так прост, хоть легион против него будет – выстоит.

- Таким образом, предлагаемые нами этапы модификации позволят не только существенно расширить как сам Единый федеральный информационный регистр за счет увеличения учитываемых показателей различных ведомств, так и сферу его применения, но и упростить механизм получения социальной помощи, обеспечения лекарственными средствами, усилить контроль и планирование над обеспечением, исключить ненадлежащее и несвоевременное исполнение задач по предоставлению лекарственной и медицинской помощи. Спасибо за внимание. Ваши вопросы, пожалуйста.

«Ваш выход, господа! Давайте, не подведите своими вопросами. И первый вопрос...»

- Позвольте уточнить, за счет чьих средств вы предлагаете провести эти работы по расширению единой базы?

«И первому вопросу присваиваю два балла по шкале из пяти. Никакого полета фантазии!»

Зал взорвался дебатами, будто каждый лично собирался уйти в надзор за социальным лекарственным обеспечением населения, удостовериться в соблюдении прав каждого гражданина на охрану одного из высшего блага человека, закреплённого в сорок первой статье Конституции, но более всего пересчитать каждую копеечку, потраченную на это дело из федерального бюджета, а кто-то уже пошел считать бюджет регионов.

К удивлению, и одновременно досаде Мирьяны, "мяч" обсуждения перепрыгнул с кафедры на сидячие места, да там и остался, распаляя бескровную битву "а кто здесь самый громкий".

***

Что там положено для зеленого сектора круга эмоций? Радость, восторженность, удовлетворение, головокружительное счастье? О, да. Пробираясь к аудитории на последнюю пару, Мирьяна без зазрения совести наслаждалась зеленым цветом настроения, своим триумфом, умиротворением и заслуженной гордостью. Всё закончилось, оппоненты повержены, грант в кармане, победитель в зените славы.

- Мир! Ну постой же, Мирьяна! - зовущий, устав посылать глас на вершину славы, преградил дорогу счастливому человеку. - Тебя не дозовешься! Где ты летаешь? Через весь холл бегу за тобой.

Перед Мирьяной оказалась ее однокурсница, яркая блондинка с всегда немного обиженным лицом. Скорее всего такой эффект создавали часто сдвинутые в недовольстве брови и изогнутые уголки губ. Лена внимательно сканировала девушку взглядом, пытаясь найти причину своего забега.

- Аа, прости, задумалась, - мгновенно возвращаясь к будничным делам, отозвалась Мирьяна. Не рассказывать же про внутренние треволнения полчаса назад одержавшего сокрушительную победу триумфатора.

- Судя по твоему состоянию, очередная конференция и пациент бесконечно доволен жизнью, - поддела с легким налетом зависти Лена. - Ладно, я вот, что хотела спросить...Ты же идёшь вечером с нами? Славик тоже будет, - подмигнула она.

Честно говоря, какой именно Славик не сразу пришло на ум Мирьяне и менее всего волновал в ее состоянии, но вот провести весело время после ударного труда последних несколько недель - это она да, всегда пожалуйста.

- Лен, конечно! Обязательно приду, - приняла молниеносное решение Мира.

- О, супер! - выдохнула Лена, подавляя лёгкую робость. Статус лидера группы, который сам по себе приклеился к Мирьяне, отдавал побочными эффектами при общении. Не было лёгкости в разговоре, но Мире некогда было придавать этому значения.

- Мирьяна! - окликнул на этот раз строгий профессорский голос.

Глава 9

В самом сердце города, уже почти во всех смыслах его города, возвышался над неприглядными административными и прочими офисными зданиями монументальный бизнес-центр. Выделялся, да, но не нарушал гармонию архитектурного ансамбля эдакого сити центральной части мегаполиса. Хоть и воздвигнут сравнительно недавно, даже десяти лет, или чуть больше может быть, не прошло, но занял главенствующее место среди подобных строений.

Иметь офис в "Цитадели" - лучшее, что может сделать владелец бизнеса в этом городе. Такая слава щедро приносила более состоятельных клиентов вместо менее удачных, немалый доход вместо посредственных заработков хозяевам центра.

Геометрия "Цитадели" со стороны казалась своеобразной парящей лестницей с основанием-в виде башни. Внушительный двадцати-пятиэтажный корпус цилиндрической формы с центральным входом, к которому присоединен корпус, каждый этаж которого меньше по площади и на несколько градусов смещен относительно предыдущего. Панорамное остекление подчеркивало футуристический характер здания. Внутри каждая деталь: от дверей холла до электрического оснащения - ненавязчиво указывало на богатство без пафоса. Оплот для элиты бизнеса.

Удобно расположившись в кресле, положив ногу на ногу и развернувшись от массивного рабочего стола, он задумчиво созерцал свои владения. В одной руке в бокале широкой формы играл на свету, украдкой пробивающегося сквозь панорамное окно, янтарный напиток. Затемненное стекло не хуже зеркала Гезелла позволяло ему наблюдать за жизнью его в каком-то смысле шедевра, с той лишь разницей, что с обратной стороны стекло во всю стену его кабинета, нависающего над пространством в три этажа, было не зеркалом, а витражом. Он наблюдал за всеми, а все - лишь яркой декоративной композицией.

Остальные стены "ложи" занимали шкафы, скрытые сейфы и картины, изображающие сцены охоты. Едва ли за все время существования кабинет встречал с десяток гостей. И то не удивительно, для сидящего сейчас в своем кресле это место хранило не мало тайн, и по праву могло бы именоваться святая святых. Здесь было всё! Здесь было начало нового мира. О чем не догадывалась и не осознавала ни одна душа за пределами кабинета. Они еще не знают, что их жизни и судьбы уже не принадлежат им, они всецело в его руках. Маховик запущен, избежать переустройства мира никто не сможет.

Помещение внизу занимали рабочие места, группами разделенные невысокими непрозрачными перегородками. Словно растревоженный улей, гудел воздух от разговоров, решений, действий. В центре пустовала круглая прозрачная комната с овальным столом, подпираемым по периметру кожаными стульями. «Зал троих», как шутку и между собой называли переговорную сотрудники. Ведь чаще всего зал занимали хозяин и два его гения.

Но более всего приковывала внимание стена, от пола до потолка трёхэтажной высоты, отображающая карту. Топографическая карта города. Его царство. Огромный экран, поделенный на квадратные сектора, не отличающиеся ни на секунду, с тысячами светящихся точек: несчётное количество мелких и тусклых, едва приметных, множество средней величины ярких и различающихся по цвету и не более двух сотен больших, имеющих собственный номер. На что они указывали? Что заменяли собой?

Знаниями о назначении точек обладали люди, что находились в пределах этого офиса. Но они обязаны были хранить коммерческую тайну. Бывали случаи… Редко. Крайне редко. И что стало с теми несчастными лучше не знать.

Поэтому не удивительно, что столь нетипичный элемент интерьера для присутствующих в офисе стал настолько обыденным, что без колебаний принимался за неотъемлемую часть работы, нечто вроде интерактивного документа. Большого размера, да. Но так содержание обязывает к объему.

Неотрывно глядя сейчас на карту с отметками, мужчина ждал. Телефон лежал на столе, готовый к приему предполагаемого звонка. В том, что звонок будет, сомнений не было. Время пришло.

Спустя несколько минут в тишине комнаты раздался звонок. Не спеша мужчина отставил бокал на стол и не поднимая в руки телефон, нажал на вызов и громкую связь. Нет необходимости в сохранении приватности разговора, дальше стен этой комнаты звуки не уходили.

- Слушаю, - вместо приветствия.

- Девушка перевела надпись, - сообщил бесстрастный голос.

Лёгкая улыбка, холодная и высокомерная, тронула губы хозяина кабинета.

- Вероятно, в точности, - не спросил, а скорее озвучил свои мысли. В этот раз он не ошибся с выбором человека, чьей задачей был поиск.

- Сначала была ошибка в переводе, но сегодня прислала исправление. Уточнила, что поняла во сне, - подтвердил собеседник.

- Во сне? Так это даже лучше, чем я мог ожидать. Отличная работа. Присмотри за ней. До поры.

Вызов был сброшен после согласования деталей.

Наконец-то! Неужели ему удастся! Именно ему, единственному из всего их древнего рода.

Глупцы, как же просто все оказалось. Проще, чем полвека назад. Но дед внес существенный вклад своими скрупулёзными заметками, перевернул вверх дном все доступные и недоступные архивы, чуть ли не исследовательскую научную работу провел.

Мужчина вытянул за серебряную цепочку из кармана антикварные круглые часы, брегет. Провел крупным пальцев по тоненьким выгравированным веточкам. Один, два, пять… Два. Всего два углубления зияли черной пустотой. Всего два шага, два человека. Чтобы перевернуть мироздание.

Как мало, но вместе с тем, как трудна была эта задача. Найти. Среди миллиардов людей. Это даже не иголка в стоге сена. Песчинка на дне мирового океана. Столетия ушли на поиски. Эпохи сменяли одну за другой. И вот он, близок к финалу.

Нет, не к финалу. К началу. Которое именно он запустит. Новый путь для всего сущего, двери в который откроет он!

Янтарная жидкость мягкими волнами легко окатила бокал изнутри. Прекрасные новости! Долгожданные! И скоро до цели останется лишь один шаг. Второй камень сам притянется, суть его такова. Спасая, попадет в ловушку.

Немного таинственно, но на то он и персонаж такой, чтобы быть какое-то время в тени. Не сразу же ему как выскочить, да как выпрыгнуть. Нет, он у нас товарищ совсем не такой.

Глава 10

Герман

Герман сбросил звонок, сжимая в руках телефон. Звуки с того конца сотового соединения уже давно прекратились, но влияние голоса, низкого, с какой-то возрастной хрипотцой, вместе с тем с нотками превосходства и надменности, продолжало будоражить сознание. Причины этому никак не подбирались, и это неимоверно раздражало.

Да, люди, которые в последнее время к нему обращались, уж точно не являлись простыми смертными. Однако, в силу "деликатных" особенностей их просьб, они не выказывали прямого пренебрежения, снобизма и прочего сопутствующего разговору между собеседниками разного положения. Чаще всего были спокойно-расслаблены и вежливы.

Здесь же, напротив. Каждое слово, каждый звук сквозил властью и снисходительностью. Будто паук плетет свои невидимые сети, из укрытия поджидая своих жертв и ни на секунду не сомневаясь в том, что они неизбежно попадут в них.

Не хотелось бы стать элементом чьей-то игры. Поэтому...

- Что он сказал? - бесцеремонно ворвались в мысли.

Герман развернулся, откладывая на время пока необоснованные подозрения, и, широким шагом преодолев расстояние от окна до рабочего стола, устроился в кресле напротив своего напарника.

- Сказал присмотреть за ней.

- Просто слежка? - недоверчиво прищурился Костя. В этом они с Костей были похожи. Чувствовать подвох там, где он совершенно точно есть, даже если тысяча и один факт указывают на обратное. - Зачем она ему?

Кто бы знал. С одной стороны, ему хотелось закрыть дело, чтобы избавиться от навязчивой, словно осы у сладкого, мнительности, которая возникает всякий раз при разговоре с неким Игнатом Валентиновичем. Кроме явно ненастоящего имени, номера телефона и урезанных реквизитов в поступающих переводах на этого человека у них не было ровным счётом ничего. Глухо по всем направлениям.

Обычно они, конечно, не копают под заказчика. Как-то это не уважительно что ли. Но тут, не сговариваясь, решили "просто поинтересоваться". И что? Да ничего. Как в такой ситуации не заподозрить неладное?!

С другой стороны... Эта девочка. Не сказать, что красивая, но миленькая. Сначала не поверил своим глазам, когда две рокерши подсели за столик, собирался отправить их в... В общем, туда, где самое место наглым девицам. Но не смог, язык не повернулся рявкнуть на такую мелочь. Если бы она встала с ним рядом, он наверняка бы был выше на голову точно. А глаза! Подчёркнутые косметикой, они казались бездонными. Заиграли солнечными бликами на синем море, как только девушка увидела надпись.

Всё время одергивал себя, чтобы не пялиться на нее, не рассматривать каждую деталь миловидного лица, смешного хвоста каштановых волос, при каждом ее движении подскакивающего или болтающегося из стороны в сторону. И прозрачное стекло столика ему тоже надолго запомнится.

Старался больше на ее бойкую подругу смотреть, держаться строго и отстранённо. Выдержка работала на максимуме.

Но самое главное, это не интерес к собственно хорошенькой девушке, а то, что как будто они знакомы давно, долгое время не виделись, но наконец снова встретились, и единственное желание - жадно разглядеть все-все черты, сравнить, удостовериться, обнаружить изменения, но тут же принять их и вынести вердикт: да, это она! Та самая!

Паранойя. Что за ерунда с этим делом?

Но нет, этого ему мало. Как только Костя заговорил о ней, ему, Герману, резко перехотелось делиться с ним мыслями. Словно он собственноручно отдает что-то очень ценное, что, вообще говоря, можно было бы и спрятать от чужих глаз. Особенно от паука Игната.

Полный привет.

Игнат Валентинович говорит "присмотри", а ему кажется, что надо скрыть ее от него.

Такого когнитивного диссонанса с ним ещё не приключалось.

- В этой истории одни углы. Ничего не складывается в стройную теорию. Начиная от самого Игната, вдруг свершившегося самоубийства с крайне сомнительной писаниной и заканчивая совершенно с первого взгляда неприметной девушкой, - про неприметную он, конечно, сильно лукавил, но не желал выдавать себя Косте. - И нам вообще-то должно быть все равно, что ему надо, но...

- Но нам не все равно, - закончил за Германа Костя. - Вернее, мы такие жуть какие любопытные парни, что просто не можем пройти мимо. И поэтому не...

- Не скрытое наблюдение, а что-то непосредственное надо. Как-то держать ее в постоянном поле зрения, но на законных основаниях. Параллельно заняться вплотную Игнатом. Есть идеи?

-Тааак, - протянул Костя. - Сейчас посмотрим, как она время проводит.

Он пощелкал по папкам и файлам на рабочем столе компьютера, выискивая нужное.

- Да, есть идея. Тебе понравится, - подмигнул он.

Глава 11

Дарьяна

Наваждение. Единственное слово, которое Дарьяна смогла применить к своему состоянию на протяжении всего дня. Исключая совсем маргинальные.

Нельзя сказать, что она вот прямо всегда тотально внимательна и сосредоточена. Нет, она, конечно, в первых рядах за красным дипломом, но это не значит, что она человек-учеба и потеряна для простых и понятных радостей жизни. Вопреки стереотипу.

Впрочем, сегодня она в ударе. Если бы красный диплом сам себе выбирал хозяина, то, взяв в расчет текущий день, ей бы он не дался в руки. Горделиво вздернув бордовой корочкой, отправился бы в архив.

А все почему? Потому что какое-то наваждение, а не день. Всюду чудится разное. Как будто Дарьяна до конца все же не проснулась, или каким-то неведомым образом, следом из сновидения вырвалась в настоящее древность и перемешалась, слилась с современностью.

Пробираясь через толпу спешащих людей, на ходу выхватывая обрывки слов и фраз, можно составить занимательную историю. Местами, безусловно, нелогичную и нескладную. Но это определенно будет некая сквозная хроника жизни общества на лету. Вот как есть. Без художественного вымысла и прикрас. Иногда даже полезно прислушаться к окружающему миру, прочувствовать, чем дышит человечество вокруг.

Приближаясь к университету, Дарьяна, конечно, менее всего задумывалась над потоком речи, что так и иначе доносилась до нее или пролетала мимо. Но слово "пергамент" нагло и по-хозяйски зацепилось за слух. От неожиданности Дарьяна вынуждена была резко остановиться, внося неразбериху на оживлённом тротуаре, не на шутку пугая Руслану. Оборачиваясь вокруг себя в поисках того, кто это мог с утра выдать подобное слово, Дарьяна чуть на полном серьёзе не поинтересовалась у прохожих "кто сказал мя..." то есть, пергамент.

Показалось. Ладно, допустим. Могло и такое быть. Но когда ваш слух до обеда успевает собрать мини-словарь слов с "двойным дном": "писало", "кожи", "Богдашка", "чернила" - то, это всё. Приехали. Как раз на ту самую "Богдашку", имея в виду просторечное название улицы... Ещё зачем-то выдергивался из контекста чужих разговоров "Кирилл", видимо по принципу созвучия с "кириллицей". В общем, слух и височная доля мозга развлекались, а контроль за ними, где бы он ни располагался до сего момента, ушел в отпуск. Не выдержал.

Дарьяна с силой вдавила кончики пальцев в виски, растирая по кругу. Закручивая в одну точку наваждение, словно спагетти на вилку, чтобы одним махом выкинуть его из головы. Получалось так себе.

- Ты как? - на страже душевного покоя и равновесия бессменно стоит Руслана. - Голова болит?

Дарьяна неопределенно пожала плечами. Ещё не хватало Лану грузить тем, что ей самой сложно оценить. Без контроля-то.

- Лан, как думаешь, мы сможем встретиться с Кириллом? - вот ещё один "Кирилл", не зря ей чудится полдня это имя.

- С кем? - не поняла Руслана.

- Ну с бывшим парнем девушки... С надписью.

- Аа, он вообще неконтактный. Ты меня знаешь, я могу с кем угодно поговорить, а тут вообще никак. Через посредника если только. Например, выйти на его друзей близкого круга.

Дверь в аудиторию была открыта, до начала занятий оставалось немного времени.

- Дарьяна! - в кабинет влетела староста группы. - Тебя в деканат вызывают. Прямо сейчас, - придавила она голосом.

- Через две минуты семинар, - Дарьяна пребывала в недоумении. И с занятия уйти она не могла, это вообще дикость пропускать, если ты не при смерти, а родители, узнав, провели очную ставку вне очереди. Но и проигнорировать требование из деканата - неправильно, невежливо и ни оправдывается пока ничем.

- Ну я не знаю, - развела руками девушка, не помогая принять решение. - Сказали позвать срочно.

- Иди, быстрее вернёшься, - у Русланы аж глаза заблестели от любопытства. Ее бы воля, она Дари за руку отвести была готова, лишь бы узнать в чем там дело.

Впрочем, Дарьяна в этом вопросе не уступала подруге, ей тоже было весьма интересно, что стряслось. Но природная (или точнее привитая воспитанием) стеснительность не позволяли явно демонстрировать неравнодушие. Оставалось только мысленно выдвигать предположения, в первую очередь выискивая свои промахи и ошибки.

До самого стола зав.кафедрой Дарьяна пытала сама себя, заставляя вспомнить всё самое возмутительное, совершённое ей за последнее время, не замечая как по мере приближения к пункту назначения и отсутствия чистосердечного шаги ее замедлялись.

- Дарьяна, вот и ты, - суетливо начал зав.кафедрой, поглядывая куда-то за спину девушки. - Очень хорошо, что сразу забежала. Анатолий Борисович, твой научный руководитель, отсутствует по семейным обстоятельствам, но к нам направили куратора для... В общем, это не важно, тут у нас своя кухня. Так вот. Тема твоей работы оказалась востребованой. И ее хотят взять в разработку в одном пилотном проекте. Детали тебе потом пояснят. Главное, что наш новый куратор нашел возможность заменить на время Анатолия Борисовича.

За спиной Дарьяна почувствовала какое-то движение и, обернувшись, натолкнулась на новое наваждение. Как он здесь оказался? Или ей кажется? Что за день!

Герман Романов. Он действительно высок. Сейчас, когда они практически вровень стоят друг другу, это особенно заметно. Дарьяне пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в синюю сталь глаз с необыкновенным зеленоватым ободком. Мельком. И тут же отвернуться.

Он не только высок, но и, надо признать, красив. Неформальная одежда: синие джинсы и белая рубашка, с небрежно отогнутым уголком с первой пуговицей у ворота - подчеркивали его подтянутую фигуру. Темно-русые пряди волос аккуратной волной закрывали часть лба. Внимательный и цепкий взгляд, уголок губ приподнят в лёгкой приветственной улыбке.

Зав.кафедрой резко подскочил на своем месте, тяжело оставаться спокойным, когда над тобой нависают с таким ростом, давят неприметно аурой власти.

-Да, - затараторил он. - Познакомьтесь. Герман Арсеньевич. Дарьяна. Так, сейчас. Анечка, ты ключик взяла от кабинета Анатолия Борисовича, я просил?

Глава 12

После дождя идти по дороге было совсем тяжко. Как развезнутся хляби небесные, так оно, почитай, всегда и бывает. Колесами телег и копытами лошадей ещё пуще развезло сырую землю. Вязкая грязь хлюпала под ногами, ступишь близ колеи неловко да утопнешь по лодыжки в трясине. Поди потом вытяни черевьи, обувку свою. Чрез кожу хоть и не просочится до холщовых онучей, намотанных на ногах, слякоть, дак ведь оборы, кожаные ремешки, крест-накрест навязанные поверх онучей, не сдюжат. И останешься посередь пути с обувкой в руках, изгвазданной и худой. Потому идёшь, всякий шаг выверяя, не топко ли, не скользко, по травке да по краюшку, по чужим следкам. И то черевьи, а про подол понёвы, юбки полотняной, и молвить нечего.

Но печалилась Богдана не об том, не видать ей ягодного калинника, что обещалась мачеха испечь батюшке сего дня. Попотчивает разве что хворостиной Любомира за то, что до ненастья в избу не явилась и всю грязь на себя налепила. Ох, не ласково глядеть будет, не ласково! Как и во всякое другое время...

Вздохнула Богдана горестно, крепче хватаясь обеими руками за корявую клюку. Нашла по пути себе прутик потолще, авось недаст пропасть ее черевьям в придорожном болоте, авось меньше хворостиной пригладит.

Токмо вот она ее и подвела бы. Воткнула клюку в темную землю, а она возьми и попади в какой-то камень, соскользнула, грозя Богдане падением в самую жирную слякоть. В последний миг успела вывернуться, прижаться к околице.

А камень-то и не камнем оказался. Сверкнуло блеском металла полоска, с которой сняло налипшую грязь концом клюки. Богдана нагнулась разворошить вокруг местечко, инно грибок под пожухлыми листьями сыскала.

От нежданного удара в бочину покачнулась, всплеснула руками, барахтая ими в воздухе, оступилась, ноги сами собой поехали в глинистое месиво. Взметнула своей палкой в сторону и с тихим хлопком пришибла кого-то мелкого, кого поначалу она и не приметила.

Скрипящее шипение и звуки чудного говора с нотками боли и обиды полились на нее. Мягкие тона перемежались с шипящими, придавая словам необычную напевность. Будто старче какой потянул хриплым голосом заутреню.

Но слушай-не слушай, а все же не удержалась Богдана, завалилась на одно колено, погружаясь ладонью в мокрую темную жижу. Куда тепереча спешить? Всё одно хворостина ее ждёт, а не калинник.

Неуклюже карабкаясь из зыбкой трясины, Богдана схлестнулась взглядом со светло-голубыми, широко распахнутыми, маленькими настороженными глазками. Отрок.

Пяти - семи лет от роду. Со взмокшими светлыми волосами, с которых каплями стекала вода. Темные разводы на светлой, почти белой коже. Одёжа вся в мутных пятнах, а кое-где оборванная. Однако, и рубаха и портки с кожаными сапожками добротные были, богатые. Не простой отрок.

Что-то буркнув себе под нос, он склонился над находкой Богданы и выловив ее из комьев грязи, любовно принялся чистить пальцами. Напоследок, подтянув полы висящего на левом плече корзно, темно-красного плаща, просушил, помял в ткани усердно.

Богдана не видала ещё подобных вещиц так близко. Полукруглая чеканная пряжка и толстая острая игла, замыкающая поперек полукруг металла. Такой иглой не пошьешь узор на рубахе. Тем временем отрок перекинул чрез другое плечо плащ и ловко скрепил уголки пряжкой. Выпрямился, приосанился и вскинул гордый взор на девушку. Правда, пришлось для того, сделать шаг назад и закинуть голову. Хоть годками мал ещё был, да росточком уже высок, но Богдана-то все равно повыше будет.

Худющий, потрёпанный, промокший, но, твердо смотрящий на Богдану, он похож был на нахохлившуюся мелкую птаху. Рука было потянулась погладить, приласкать, но вовремя одернула себя девушка, зацепившись глазами за пряжку. Дорогая, да и корзно абы кто носить не будет. Знатный отрок. Отчего ж один под дождем токмо?

- Чьих ты будешь? - Богдана улыбнулась ему.

Смерил взглядом Богдану, проговорил что-то напевно. Не сразу разобрала она, что он ответил. Вроде бы знакомо слышится слова, но в то же время не понятливо. Как вот давеча кто к батюшке захаживал, один дюже худо изъяснялся, скажет, будто далече сидит, а второй за ним следом молвит. А Богдана прислушивалась-прислушивалась из угла своего рукодельного, да и спустя время смекнула, что один говорит, а второй почитай тоже самое вторит. Странники.

Так и сей час. Замолк отрок, а она думала-думала над его речью, а она возьми да и сложись в разуме в привычное наречие. Дивные дела.

- Не ровня, чтобы знать, - поняла она его инакое обращение.

- Доброе слово для всякого найдется, - проговорила батюшкину любимую присказку, не ожидая ответа, а сама задумалась, как же его одного оставить? Темнеть уж скоро будет. Да и одёжа на нем без единой сухой нитки.

- Ты разумеешь, что я говорю? - удивлённо вскрикнул отрок.

Богдана кивнула, продолжая решать, как поступить по сердцу.

- Магнус, сын Олафа из рода Харальда, - спустя время гордо произнес отрок.

Богдана не ведала, кто таков этот Олаф. Но стало быть с гостями-иноземцами на торжище прибыл.

- Магнус, отчего ты один тут?

Магнус внезапно сник, от горделивой осанки и следа не осталось, опустил голову, мокрые пряди тут же упали на лицо, будто пряча его от Богданы. Как тут не взъерошить волосы, не погладить? Может горюет он по стороне своей родной, по дому? Вот как Богдана по сестре своей старшей. Не сдержалась, пригладила холодные влажные волосы. Всякому не только доброе слово надо, но и чуткое сердце рядом.

Издалека начала доносится ветром разноголосица. И нестройный топот копыт, и громкие крики, и нарастающий шум, и грубый говор. Магнус в миг нырнул за спину Богданы, ухватился ладошками за полотно юбки, крепко-накрепко впиваясь в него пальчиками. От надвигающейся ревущей волны она и сама готова была броситься наутёк, схорониться за каким-нибудь деревцем, но дрожащие маленькие ручки пригвождали ее к месту, а спрятаться поблизости негде было.