Звериный след

Глава 1. Посёлок на краю света

Морозный зимний воздух посёлка после значительно более тёплого, заполненного газами и выхлопами машин московского был таким свежим и пьянящим, что у Миши Лесникова закружилась голова. Он вдохнул полной грудью и тут же закашлялся, помотал головой, чтобы быстрее прийти в себя, и зашагал вперёд, оглядываясь по сторонам. Снег хрустел под ногами, небо было светло-серым и низким, сплошь затянутым облаками, по краям дороги чернели тонкие силуэты деревьев, где-то вверху тревожно перекликались невидимые птицы. Миша находился в посёлке минут десять – он только что вышел из междугородного автобуса, – но уже мог с уверенностью сказать, что главной здешней достопримечательностью является лес. Густой, чёрный и непроницаемый, он окружал посёлок со всех сторон, и, казалось, не было места, откуда не видны длинные, уходящие в небо стволы, разлапистые ели, присыпанные снегом, и высокие, едва ли не в человеческий рост, сугробы.

День был не самый морозный, но на контрасте с Москвой холод ощущался, и Лесников зашагал быстрее, плотнее запахнув кожаную куртку и крепче сжимая в руке небольшой чемодан. Да уж, в таком климате без шапки не походишь... Права была мать, когда настойчиво напоминала ему одеться потеплее и обязательно захватить шапку. Подумав о матери, Лесников невесело усмехнулся: а ведь это благодаря ей он оказался в этом Богом забытом месте! Кажется, была такая книга: «Посёлок на краю Галактики» [1]... Что ж, этот посёлок если и не на краю Галактики, то на краю света уж точно.

Мать у Миши Лесникова была женщина незаурядная, любила, чтобы всё было по её воле, и добивалась этого всеми возможными способами. Но её единственный сын при кажущейся мягкости характера оказался упрямцем, поступил вопреки воле родителей, и она так до конца не смогла смириться с его решением. При каждой встрече мать упрекала Мишу – порой жёстко и решительно, порой со сдержанной горечью, порой с насмешкой – за то, что он выбрал профессию тяжёлую, неблагодарную и совершенно не соответствующую его складу личности. Лесников уже давно понял, что переубедить мать бесполезно, поэтому всякий раз, когда речь заходила о работе в МУРе, плавно переводил беседу в другое русло.

Так было и на этот раз. Мать посетовала, что он рискует жизнью за сущие гроши, охотясь за всякими бандитами, вздохнула, что он в свои тридцать с лишним лет даже не думает о женитьбе, упрекнула за то, что он слишком много курит и вредит своему здоровью, и замолчала, с печальным видом отпивая чай с вареньем из изящной белой чашки. Миша бросил на неё самый проникновенный и виноватый взгляд, какой мог изобразить, но она лишь нахмурилась.

– Не надо смотреть на меня такими щенячьими глазами! На твоих подружек это, может, и действует, но не на меня, – она вздохнула и покрутила в руках чашку. – Единственный сын, и тот занимается не пойми чем... Я тут недавно вспоминала Олю, твою кузину, – она никогда не говорила «двоюродная сестра» или «двоюродный брат», заменяя громоздкие словосочетания французскими синонимами. – Какая была замечательная талантливая девочка!

– Очень жаль её, – кивнул Миша. Ольга Лесникова, его двоюродная сестра и племянница его отца, и впрямь была талантливой скрипачкой. Она рано вышла замуж и уехала с мужем (кажется, его звали Сергей Морозов) куда-то в Сибирь. У них родилась дочь, а через несколько лет Ольга и Сергей разбились в автокатастрофе. Следствие не обнаружило ничего криминального и постановило: несчастный случай. Скользкая зимняя дорога, неновая машина, возможно, слегка нетрезвый водитель – много ли нужно для аварии?

– У неё ведь осталась дочка, Полина, – всё с той же грустью продолжила мать. – Получается, твоя племянница. После гибели Оленьки и её мужа она осталась с дедушкой, отцом Сергея. Когда она была маленькой, дед хоть изредка звонил и писал, а теперь уехал в какую-то глушь, и от них ни слуху ни духу. Полине сейчас должно быть лет двенадцать-тринадцать... Ты бы хоть съездил, проведал её!

Предложение было столь неожиданным, что Лесников поперхнулся чаем, который он только что глотнул из чашки.

– Я??

– Ну не мне ведь ехать! У меня возраст, давление, у отца тоже куча проблем со здоровьем... По телевизору показывают, что в этих маленьких деревушках ужас что творится: пьют, грабят, убивают... Нельзя девочке расти во всём этом! А ты хоть узнаешь, как у неё дела, не нужна ли помощь...

Немного придя в себя после столь неожиданного предложения, Миша попытался предоставить матери все возможные аргументы: они и с Ольгой-то не были близки, лишь немного играли в детстве, а дочь Ольги его вовсе не знает и не будет доверять незнакомому мужчине; дедушку Полины появление двоюродного дяди, который двенадцать лет не интересовался племянницей, а теперь объявился, вряд ли обрадует; он даже не знает, в каком населённом пункте они живут; вообще-то он намеревался провести свой заслуженный отпуск иначе, чем в заснеженной сибирской глуши...

– Ой, знаю я, как ты намеревался провести свой отпуск! – махнула рукой мать. – Одни девушки на уме! Ты и в сибирской глуши кого-нибудь найдёшь, я тебя знаю!

– Найду, – попытался отшутиться Миша. – Непременно найду. Чернобровую сибирскую колдунью, вроде Олеси Куприна. Она меня приворожит, и я навсегда останусь с ней в тайге, и не будет больше у тебя сына!

– Олеся была родом из Полесья, а не из Сибири, – невозмутимо поправила его мать. – А насчёт посёлка, в котором Морозовы живут, я посмотрю, у меня письма должны были остаться. Но даже если не найду, попроси своих коллег поискать. Должна же быть какая-то польза от этой твоей ужасной службы!

Глава 2. Местный фольклор

Было ожидаемо, что на следующее утро Миша проснулся невыспавшимся, с тяжёлой головой и постукиваньем в висках. Наскоро выкурил сигарету, не получив от процесса особого удовольствия, ополоснул лицо холодной водой и выбрался на кухню, где Полина, тоже бледная и позёвывающая, уже дожёвывала бутерброд с сыром. Харитон, судя по всему, ещё спал.

– А я думала, у всех милиционеров короткие стрижки, – протянула она, наблюдая, как Лесников затягивает свои длинные чёрные волосы в хвост. – Как вам разрешили так ходить?

– С трудом, – признался он, но в подробности вдаваться не стал: к шуткам по поводу своей причёски он привык ещё с юности. – У вас в доме кофе есть?

– Есть, но немного: дедушке для сердца вредно, а мне, он говорит, ещё рано его пить. И он не лучшего качества, – Полина поднялась из-за стола, вытянула одну из множества жестяных банок, стоявших в шкафчике, вручила Мише и вернулась на место.

– Неважно, лишь бы чуть-чуть проснуться, а то я себя человеком не чувствую...

После кофе (не такого дрянного, как опасался Лесников) и пары бутербродов он и впрямь почувствовал себя лучше. Зоркая Полина, мельком заглянув в его комнату, заметила лежащую на подоконнике пачку сигарет и нахмурилась.

– Вы курите? Курить вредно для здоровья.

– Полин, ну хоть ты не начинай! – вздохнул Миша: интонации девочки очень напомнили ему его собственную мать. – Говоришь прямо как моя мама! Работа у нас нервная, без курения никак. И вообще, «если есть в кармане пачка сигарет, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день» [1], – процитировал он. – Знаешь такую песню?

– Знаю, – кивнула Полина. – У нас старшие ребята иногда Цоя на гитаре играют. Жалко его, он совсем молодой был, – она погрустнела, и из дома они вышли в молчании.

На улице было ещё совсем темно, слабый свет, исходивший от фонарей, почти не разгонял сгустившуюся тьму, в воздухе изредка пропархивали снежинки. Было холодно, лицо пощипывало, дышать приходилось носом, чтобы не наглотаться морозного воздуха. Часть дороги в школу проходила через лес, и Лесников невольно усмехнулся: «Вот так, по их рассказам, наши родители добирались до школы!». Шутки шутками, но на самом деле картина складывалась невесёлая: мало радости в том, что дети ранним зимним утром, в темноте и холоде, шагают через лес, в котором кто угодно может водиться, от хищных зверей до предполагаемого маньяка. И бедная Полина до недавних пор была вынуждена брести по заснеженной чаще одна, испуганно оглядываясь и готовясь в любой момент перейти на бег...

Видимо, лесная темнота и тишина подействовали на Полину не менее угнетающе, и она начала что-то бормотать себе под нос. Прислушавшись, Лесников разобрал что-то вроде считалочки: «Три – четыре – пять, время поиграть! Шесть да шесть, дыбом волчья шерсть!».

– Что это за стишок? – собственный голос казался охрипшим и незнакомым в морозном воздухе.

– А? – Полина вскинула голову: похоже, она о чём-то задумалась. – А, это наша считалочка, в смысле, наша поселковая.

И она протараторила считалочку полностью:

Раз – два, прилети, сова.

Три – четыре – пять, время поиграть.

Шесть да шесть, дыбом волчья шерсть.

Семь да семь, съем тебя, съем.

Восемь – восемь, бьём копытом оземь.

Для медведя, для лисы – зайчик, кушать принеси!

– Необычная считалочка, – заметил Лесников. – Жутковатая... хотя наши привычные считалки, вроде «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана», немногим лучше.

– Мне дедушка про неё одну легенду рассказывал, – глаза Полины заблестели: ей явно нравилось погружать новоявленного дядю в местный фольклор. – Давным-давно в наших краях жило одно племя. Они охотились, собирали грибы и ягоды, ловили рыбу и проводили всякие ритуалы. У них был шаман, который мог лечить болезни и разговаривать с духами. И у этого племени был обычай: когда юноше приходила пора становиться взрослым, он должен был отправиться в тайгу и три дня и три ночи охотиться там на зверей и птиц, чтобы показать, что он уже умелый охотник и сможет выжить в тайге. У этого есть какое-то название, мне дедушка говорил, – она потёрла рукавичкой лоб, – но я забыла. Иниа... инсциниа...

– Инициация, – подсказал Миша.

– Да, точно! И однажды один юноша ушёл в тайгу и пропал без вести. Племя искало его, но потом перестало – все решили, что он погиб. Но когда все уже потеряли всякую надежду, юноша этот вышел из леса – весь израненный, окровавленный, в снегу, в изорванной одежде... Вышел и упал недвижно на землю – только губы его шевелились, без конца повторяя ту самую считалочку. Люди отнесли его к шаману, и тот проводил над ним обряды, танцевал с бубном, призывал духов, но духи не помогли – юноша всё бился и корчился, повторяя считалочку, а к рассвету умер.

Полина глубоко вздохнула и сделала долгую паузу, обведя взглядом лес: за разговором они незаметно прошли самую чащу, и теперь деревья уже расступались, впереди виднелся просвет. Лесников терпеливо ждал, с интересом поглядывая на племянницу: талант рассказчицы у неё определённо был.

– Но шаман сказал, что юноша уже был мёртв, когда вышел из леса, – почти шёпотом проговорила Полина. – И считалочку он произносил мёртвыми губами. И всё племя вскоре собралось и покинуло эти места, отправившись на юг.