У века каждого на зверя страшного найдётся свой однажды волкодав
Мельница, «Волкодав»
Зверь пробуждается.
Он спал долго и теперь полон силы – она кипит в его теле, растекается по лапам и блестит в глазах. Зверь поднимается, легко прыгает и мчится вперёд – лапы мягко ударяются о землю, они несут сильное гибкое тело туда, где чувствуется запах добычи. Темно, но глаза Зверя видят и в темноте, кроме того, его ведёт нос. Множество запахов ударяет в него, но среди них выделяется один, сильнее и приятнее остальных – запах добычи.
В рассветных сумерках Зверь летит вперёд – ветер треплет его шерсть, донося и унося запахи. Луна, его верная спутница, уже скрылась, а солнце ещё не взошло, и небо сейчас туманно-серое. Ветер свистит меж деревьев, ветви бьют Зверя по бокам, но не могут причинить ему боли. Вперёд, вперёд, по только ему одному знакомой тропе, вслед за запахом – быстрее, пока никто другой не отнял добычу!
Вот деревья расступились, и впереди широко раскинулось поле – он не раз славно охотился здесь на овец и их пастухов... Но сейчас на поле пусто, лишь одинокая фигурка спешит, спотыкаясь и едва не падая в высокую траву. От неё пахнет мужчиной – Зверь чует этот запах, пряный и бьющий в ноздри. Молодая крестьянка бегала в соседнюю деревню на свидание с кузнецом, а теперь возвращается домой. Надо было тебе, девочка, подождать до рассвета и идти по дороге, вместе с людьми, но ты боишься, боишься, что узнает твой строгий отец... Через поле быстрее, это верно, только ты не подумала, что Зверь охотится не только ночью – он может появиться и днём, и в предрассветных сумерках...
Зверь бросается вперёд с новой силой. Она замечает его, и по полю разносится пронзительный крик. Она бежит, бежит так, как могут бегать только сильные молодые крестьянские девушки, увидевшие смертельную опасность, но сильны ноги Зверя, и ей не убежать. Она сильна и храбра, она пытается отбиться, бросает в него камень, но Зверю не могут повредить даже пули.
Один прыжок, глухое рычание – и крик обрывается, а жизнь вытекает вместе с кровью из разорванного горла. Не бегать больше ей на ночные свидания, не бояться сурового отца, и напрасно будет ждать её молодой кузнец. Зверь разрывает платье, бросает на землю промокшую от крови белую косынку. Хороши кружева на ней – девушка умела вышивать, была мастерицей...
Трава на поле потемнела от крови. Взметнувшиеся от крика птицы кружат в вышине, тревожно кричат. Зверь тащит за собой свою законную добычу в лес – там его владения, там его никто не может тронуть, даже охотники. Вскоре он исчезает из виду. Птицы постепенно утихают и возвращаются в свои гнёзда. Светает, и солнце бросает свои лучи на побуревшую траву и яркое пятно бело-красной косынки на ней – вот и всё, что осталось от утренней охоты Зверя.
Лето во Франции в тот год выдалось необычайно жарким, хоть и не скупым на дожди. В Бургундии местность отличалась какой-то особенной пышностью зелени – травы на берегах рек цвели и благоухали, деревья широко раскинули свои ветви, даря тень и кров усталым путникам. Небо, на котором в тот день не было ни облачка, поражало своей голубизной, слепя глаза так же, как и полуденное солнце. Природа щедро дарила свою красоту – вот только пятерым путникам, чьи кони взбивали копытами дорожную пыль, было совсем не до любования окрестностями.
Они возвращались в Париж после очередного успешно выполненного задания. Собственно, ни у кого из пятерых не было особых причин спешить – запас времени, отведённый им, ещё не иссяк, а дети мушкетёров уже справились со своей задачей и ехали домой. Домой... вот только мало для кого шумный и роскошный Париж был домом. Если Анри д’Эрбле и Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, более или менее свыклись с жизнью во дворце, полной хитростей, коварства и интриг, привыкли к никогда не умолкающему и не спящему городу, даже полюбили его, то для остальных дело обстояло иначе. Рауль де Ла Фер хотел бы поскорее вернуться в своё родовое гнездо, где он провёл столько счастливых лет с отцом. Анжелика дю Валлон тосковала по своему замку, сгоревшему несколько лет назад и лишь недавно восстановленному. Что касается её брата, Леона, то он везде чувствовал себя как дома, и в то же время не было места, которое он мог бы назвать своим домом.
Жаркий день утомил как путников, так и их лошадей, и они теперь шли шагом, изредка пофыркивая и подрагивая ушами. Дети мушкетёров не переговаривались, а уж о том, чтобы затянуть песню, не могло быть и речи. Жаклин сняла шляпу и то и дело откидывала с влажного лба светлые вьющиеся пряди, Анжелика, наоборот, прикрыла голову капюшоном накидки. В дорожном платье ей было не так жарко, как в рясе, но голову пекло. Внизу, в траве, неумолчно стрекотали кузнечики, небо изредка прорезали острые чёрные силуэты ласточек.
Неудивительно, что в такую погоду показавшийся за одним из поворотов дороги постоялый двор стал для детей мушкетёров тем же, что и одинокий островок в океане для потерпевших кораблекрушение, а оазис в пустыне – для утомлённых жаждой путников. Даже лошади приободрились и резвей застучали копытами, стремясь скорее уйти от жары в спасительную тень.
Вскоре они были вознаграждены за свою резвость – их расседлали и увели в конюшню, где их ждали вода и корм. Хозяева же проследовали внутрь, только Анжелика на миг замерла на пороге и торопливо перекрестилась. Годы, проведённые в монастыре, давали о себе знать, кроме того, дочь Портоса, несмотря на всю её храбрость, побаивалась гостиниц и постоялых дворов. Больше года назад в Англии её и её друзей чуть не сожгли заживо в подвале одного такого дома!
Внутри было прохладно и на удивление тихо – посетителей было немного, и переговаривались они негромко. На вошедших взглянули без особого интереса, разве что внешний вид Жаклин вызвал перешёптывания – нечасто встретишь даму, путешествующую в мужском костюме. Вскоре дети мушкетёров уже сидели за длинным столом, сколоченным из грубых, но крепких досок, и подкрепляли свои силы холодным овощным супом, бараниной и удивительно приличным вином.
– Какой жаркий день! – Анжелика с аппетитом уплетала суп. – Как вы думаете, в Париже так же жарко?
– Наверняка, и даже ещё жарче! – отозвался Анри. – Признаться, господа, мне не очень-то хочется возвращаться в Париж.
– Мы можем заехать в моё имение и провести там несколько дней, – предложил Рауль. – Я приглашаю вас, друзья.
Анжелика уже хотела высказать встречное предложение и пригласить всех в замок Портоса, но тут её взгляд упал на Жаклин, и она разом обо всём забыла. Дочь д’Артаньяна была необычно бледна, и вообще вид у неё был такой, как будто она вот-вот лишится чувств.
– Жаклин, что с тобой? – испуганно воскликнула Анжелика. Жаклин слабо улыбнулась и сделала несколько глотков из своей кружки.
– Должно быть, перегрелась на солнце, – проговорила она. – Голова так и кружится... Сама виновата – не надо было снимать шляпу.
– Тебе плохо? – встревожился Анри, глядя на жену. – Может, нам стоит остановиться здесь на ночь? Может, послать за лекарем?
– О, что за глупости! – раздражённо возразила Жаклин, и на её бледных щеках снова появился румянец. – Останавливаться и тратить время из-за пустячного недомогания! Час-другой отдыха – и мне станет гораздо лучше!
– А если ты лишишься чувств по дороге? – не уступал Анри. Жаклин метнула в него огненный взгляд.
– По-твоему, я из тех хрупких барышень, которые падают в обморок от слишком туго затянутого корсета или пробежавшей мимо мыши?
– Она злится, д’Эрбле, значит, она вполне здорова, – усмехаясь, заметил Леон. Анжелика уже собиралась отчитать его за неуместную шутку, но её внимание отвлёк взрыв хохота за соседним столом.
– ... клыки, как у кабана, говоришь? – один из сидящих за столом мужчин ткнул в своего собеседника пальцем. – А прыгает, как рысь, а сам размером с медведя! Да таких зверей и вовсе не бывает на свете!
– Мой брат рассказывал, что кузен Антуан видел своими глазами, а уж он врать не станет! – горячо возразил рассказчик. – Зверь утащил у него овцу и чуть не загрыз его самого! Он появился, словно из пустоты, сделал огромный прыжок и вцепился овце в глотку. А собаки разбежались в страхе перед ним...
Замок Себастьяна де Шане изнутри казался мрачным и неприветливым – то ли его сделали таким наступившие сумерки, то ли он был таким на самом деле. Невольно Анри подумал о молодых девушках, которые родились и выросли под сводами этого здания. Как должны были отразиться на их характерах тени, таящиеся в углах, холодный камень стен, строгие окна и высокие потолки? Впрочем, похоже, Инессу де Шане мрачность её дома не пугала – улыбки, посланные гостям, были приветливыми и солнечными, а присела она с грацией, какую увидишь не у всякой придворной дамы. Что касается старшей, Эжени, Анри её толком и не разглядел – запомнил только рыжие локоны, худое личико с большими глазами и тихий голос, прозвучавший перед тем, как она, точно призрак, исчезла из комнаты.
Анри переживал из-за состояния своей жены, но Жаклин, когда они все спустились к ужину, выглядела вполне здоровой, щёки её розовели, а зубы блестели – несколько часов отдыха явно пошли ей на пользу. Столовая была просторной, но столь же тёмной, как и другие комнаты, и даже пламя множества свечей не могло разогнать её мрачность. Себастьян де Шане сел во главе массивного дубового стола, Инесса, переодевшаяся по случаю приёма гостей в пышное платье винного цвета, по правую руку от него, Эжени, всё в том же голубоватом наряде, по левую. Рядом с Инессой сели Рауль, Анжелика и Леон, возле Эжени – Анри и Жаклин.
Стол, надо сказать, был отменный – лёгкий рыбный суп, говядина по-бургундски с вином и грибами, пирог с яблоками, прекрасное бургундское вино. Жаклин ела с аппетитом, что окончательно успокоило Анри, беспокоившегося по поводу её здоровья. Разговор за столом зашёл не о Звере, как этого следовало ожидать – Инесса, исполнявшая роль хозяйки, стала расспрашивать гостей о Париже и парижанах.
– Боюсь, мы здесь безнадёжно отстаём от моды, – вздохнула она. – В Париже сейчас все знатные дамы носят мужские костюмы и ездят по-мужски?
Анри не понял, был ли этот вопрос задан из чистого любопытства или имел какой-то подвох, но в голосе Инессы ему послышалась насмешка. Впрочем, прежде чем он успел что-либо сказать, заговорила Жаклин:
– Нет, мадемуазель де Шане. По-мужски одеваются только дочери мушкетёров, чей долг может в любую минуту потребовать погони или схватки с преступником.
– О, так вы и сражаетесь с мужчинами? – глаза Инессы заблестели, и Анри подумал, что её интерес, пожалуй, был неподдельным.
– Мой отец, – Жаклин расправила плечи, – учил меня всему, что умел сам – ездить верхом, фехтовать и стрелять.
«И браниться не хуже любого гвардейца», – едва не добавил Анри, но сдержался и склонил голову, чтобы скрыть усмешку.
– Фехтовать! О времена, о нравы! – проговорил Себастьян де Шане негромко, словно обращаясь к самому себе. – Пожалуй, я рад, что мои дочери живут далеко от Парижа с его интригами, и им не приходится заниматься мужскими делами.
– Но я хотела бы побывать в Париже! – Инесса засверкала глазами и подалась вперёд. – Правду ли рассказывают, что Лувр весь сияет золотом – снаружи и внутри?
– В ясную погоду так может показаться, – вступил в разговор Рауль. – Дворец и правда красив, но боюсь, слухи о его роскоши и великолепии, дошедшие до вас, несколько преувеличены.
– А Париж? – продолжала расспрашивать Инесса. – Он так велик, как про него говорят? А улицы так ветвисты и запутаны, что среди них можно заблудиться?
– В любом незнакомом месте можно заблудиться, – ответил Рауль, – и Париж не исключение.
– А звёзды? – лицо Инессы стало мечтательно-задумчивым. – Говорят, там звёзды светят ярче и видны лучше, чем у нас...
– За всю мою жизнь в Париже у меня было не так много возможностей любоваться звёздами, – вмешался Леон, – но одно я могу сказать точно. В Париже повсюду грязь и вонь, дороги после дождя превращаются в месиво, и вы, мадемуазель де Шане, окажись вы там, уже через день мечтали бы о возвращении домой.
Над столом повисла гнетущая тишина. Анри видел, как побледнела и поджала губы Инесса, как нахмурилась Жаклин, а Анжелика вспыхнула и послала брату гневный взгляд. «В этом весь Леон – непременно скажет что-нибудь едкое и язвительное», – подумал Анри, сам раздосадованный словами капитана. В самом деле, что плохого в мечтах Инессы о Париже, зачем так грубо рушить их и возвращать девушку с небес на землю?
Тягостное молчание нарушила Эжени.
– Каким бы ни был Париж, хорош он или плох, но вы, господа, пережили в нём много приключений, не так ли? – чуть дрожащим голосом спросила она. – Вы, мадам д’Эрбле, упомянули о схватках с преступниками...
– Называйте меня просто Жаклин, прошу вас, – Жаклин терпеть не могла, когда к ней обращались «мадам». Друзья всегда звали её по имени, и только Леон иногда, желая позлить дочь д’Артаньяна, обращался к ней преувеличенно галантно. Сейчас же он просто сидел, мрачно глядя на Инессу, которая всё ещё прожигала его взглядом, а Жаклин с радостью схватилась за возможность перевести разговор в новое русло.
– У нас и правда было много приключений – чего стоит одна история с королевскими сокровищами! – она бросила быстрый взгляд на Анри, и он тут же пришёл на помощь жене.
– О да, эта история и стала началом нашего знакомства! – с жаром подхватил он. – Это случилось чуть больше года назад. Ларец с сокровищами Франции был похищен кардиналом Мазарини и вывезен в Англию, а Жаклин поклялась её величеству, что вернёт их.